Текст книги "Солнечный ветер (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
А в четверг Данила вдруг выдал во время ужина: «Ма, а давай на выходных за город поедем. В Чудо-парк! Лето заканчивается, а мы вдвоем и не были нигде!»
Это ее и подкупило. Ну вот это «вдвоем». Ей и самой хотелось. А зная непоседливость сына, отлично понимала, что на одном месте, пусть и вынужденно из-за ранения, – для него мучительно. Потому вечером субботы, после очередного съемочного дня, они и правда выбрались на трассу и рванули загород, на север, в заповедную зону, где Данила накануне забронировал глемп на берегу озера. И по приезду, после ужина Милана весь вечер снимала – цветы, воду, закат, Даню. А тот… почему-то был задумчив и сосредоточен. И весь вечер не выпускал из рук телефона. То, что он переписывается с отцом, у него было написано на лице, но в это она не лезла, не приставала. Хотя нет-нет да и мелькала мысль, что не совсем они и «вдвоем».
А на следующий день Данька провернул аферу века.
Вот так просто – взял и провернул.
Они позавтракали, пошли на аттракционы, хотя куда больше Милане хотелось в контактный зооуголок, который здесь имелся тоже. И пока она стояла в очереди в кассу, чтобы купить билеты на очередную карусельку, Данька убежал за мороженым на соседнюю аллейку, а вернулся через добрых пятнадцать минут, с довольной моськой и двумя вафельными стаканчиками по три шарика. Милане – фисташковое, дорблю и соленая карамель. А себе – все три шоколадные.
Вручив же матери десерт, Даня объявил:
– А теперь можно и в зоопарк, а то уже голова немного кружится.
– Ну молодец, – констатировала Милана, – значит, больше никаких аттракционов.
Прихватив несколько наборов корма, они принялись бродить вдоль ограждений и редких вольеров. Данька почти все скормил молодой альпаке Варваре, как гласила табличка на ее домике, а Милана зависла у многочисленного семейства сурикатов. Встретились они у кроликов, которым достались остатки моркови и яблок.
– Вот и ты сегодня будешь на здоровом питании, а не на бургерах, чтобы не тошнило, – смеялась Милана, фотографируя ставшую недовольной мордочку сына.
А потом у него зазвонил телефон, прерывая их идиллию. Даня спохватился, засуетился, глазища его забегали, когда он увидел имя звонившего на экране. А вслух он проговорил:
– Ма, ты только не убивай меня, ладно? – и принял вызов, моментально преобразившись из переполошенного зайца в уверенного в себе юношу тринадцати лет: – Привет снова! Ты приехал… Класс! Быстро получилось…. а где? Ну я… я в зоопарке. Ага, тут есть зоопарк… ну типа, он маленький… ну и что? Мы тоже первый раз. Ты подходи, в общем. Мы тебя ждем… ну да, конечно, с мамой. Она ж меня здесь одного не оставит…
И Данька жалобно посмотрел на Милану, убирая трубку от уха.
– За что именно я не должна тебя убивать? – уточнила Милана самым будничным тоном.
– Сейчас придет папа. Я его позвал.
– Позвал, – повторила за ним Милана. – Ты понимаешь, что это нехорошо… нехорошо по отношению к другим?
Даня кивнул и осторожно ответил:
– Я хотел, чтоб мы вместе погуляли. Ну как семья. Чтобы и ты, и папа… Ты его только не ругай, я ему это… информацию преподнес не совсем достоверную…
– Хорошо, я никого не буду ругать. Но ты мне пообещаешь, что в следующий раз будешь думать не только о себе, – Милана подняла глаза и заметила оглядывающегося во все стороны Назара. – Вон твой отец…
– Обещаю. Ма, ты же не уедешь? – успел шепнуть Данька прежде, чем Шамрай наткнулся на них обоих взглядом, а сам своего от него теперь не отрывал, наблюдая, как он подходит.
– Да уж не оставлю тебя здесь одного, – рассмеялась Милана и легонько толкнула его в плечо. – Но из своих придумок выпутывайся сам. Я тебе помогать не стану.
– Ай, у меня рабочая заготовка есть, – усмехнулся мелкий и наконец помахал Назару рукой. Тот тоже махнул ему и еще через несколько мгновений оказался рядом, чтобы быстро пожать Даньке руку – так они здоровались уже несколько дней. А потом бодро сказать Милане:
– Ну все. Пост сдал – пост принял! Только расскажи, что делали и что еще хотели.
– А мама уже никуда не едет! – звонко, еще не начавшим ломаться голосом сообщил Даня отцу. – У нее там все отменилось, потому мы остаемся.
Шамрай хмыкнул и потер лоб, из-под которого глянул на Милану. И выглядел сейчас глупо, немного по-медвежьи, боясь оступиться, но отчаянно косолапя. Так и пробурчал, по-дурацки невпопад:
– Ну… ладно… тогда я поехал, раз больше подмена не нужна…
Милана, в свою очередь, многозначительно посмотрела на сына и прошептала, кивнув на Назара:
– Давай…
– Не надо никуда ехать! – заявил Даня. – Все вместе погуляем, а? Давайте? Там бассейн есть, озеро с плотами, можно переправиться. Я никогда на плоту не плавал.
– Да я тоже, я и на яхте не… плавал, – пробормотал Назар и осторожно спросил Милану: – Ты не против?
– Не против, – сказала она, – но никакого бассейна.
– Дань, и правда, давно помирал, что ли? Мало ли, какая там зараза в той воде, а у тебя только затянулось.
– Ну и ладно, – совсем не расстроился Данила.
Ему незачем было расстраиваться. Он знал, что этот день все равно останется с ним навсегда и будет вспоминаться еще долго. Потому что случилось в первый раз и неизвестно, повторится ли. Каждую минуту он боялся, что Назару позвонят из той его, главной семьи, и что он спешно соберется и уйдет. Ну, потому что та семья – главная. И спешил, хватал внимание горстями, впитывал его, не мог насытиться. И Назар, не зная причины, очень чувствовал эту Данину жадность. И сам ощущал ее, не зная, что будет завтра. Но прямо сейчас ощутить ненадолго, каково это – быть одной семьей с ними – стало критически важно. Жизненно необходимо.
Они докармливали зверей, познакомились с парой молодых непоседливых носух, потом сами обедали, устроив пикник в тени деревьев, возле глемпа Дани и Миланы. А после, оставив ее загорать, отправились узнавать про переправу – потому что и правда загорелись поплыть на плоту на другой берег. А Милана лежала на шезлонге под зонтиком и внимательно наблюдала за ними. Тоже откладывая в голове воспоминания и пытаясь понять, как же так вышло, что они в эту минуту – все здесь. И почему так болезненно и сладко наблюдать за этими двумя – большим и маленьким. Очень непохожими и одновременно с тем – одинаковыми. Ей казалось, что Назар и сам такой был в детстве – худой и длинный, с острыми коленками и звонким голосом. Вот только шансов узнать собственного отца ему не дали. Это ей врезалось в память и пусть было выброшено – Назар воскресил последним разговором, когда зачем-то решил сказать спасибо.
Когда они сошли на воду на плоту вместе с инструктором, она взяла камеру и подошла ближе к берегу. Теперь снимала видео. Этих брызг воды и счастливых голосов не заменит ни одна фотография. Ей тоже хотелось забрать с собой этот день, хотя она ждала, что он пойдет совсем иначе, пока Данила не провернул свою хитроумную интригу. Ну и пусть провернул. Когда бы она еще посмотрела на такое невероятное зрелище – эти двое вместе. И Дане так нужен Назар… никто не заменит…
Глаза защипало, но это от солнца. Она продолжала снимать. Теперь Назара. Высокого, большого, чернявого… красивого до невозможности – оказывается, у него волосы вьются, когда отрастают, а глаза все такие же – всё в них, так и не научился скрывать. Плечи сделались еще шире, грудная клетка натягивает серую футболку с броским рисунком. Руки эти жилистые, по-мужски крепкие, мускулистые, с плетеными фенечками на запястьях, неизменной соколиной головой на пальце и татуировками на смуглой коже, волоски на которой за лето от солнца выгорели, став золотистыми. Она давно уже обратила внимание на новые рисунки на предплечьях. На левом – птичьи крылья. На правом – что-то с компасом. Внимание обратила давно, в памяти отложила и запрещала себе думать о том, что значения этих символов в его жизни сегодня совсем не знает. И спрашивать нельзя. Нельзя ни в коем случае. И потому, чем дальше они отплывали, тем легче она отговаривалась от себя, теперь снимая уже не Шамрая, а все отдаляющийся плот. И лишь когда ребята оказались на том берегу и помахали оттуда ей, она махнула в ответ, выключила камеру и вернулась на шезлонг, дожидаться их. И изучать свои чувства, которые пугали ее – слишком их было много. И слишком они были противоречивы.
Подвел всему черту Назар. Уже к вечеру, когда они начинали собираться назад, в Кловск. Даня ушел в глемп паковать свои вещи. Миланкины были уже собраны и отнесены Назаром в ее машину. А сам нарушитель ее спокойствия неожиданно оказался рядом, как раз когда она снова фотографировала закат над озером. Свет был потрясающий. Будто бы жидкий огонь льется по небу и воде.
Она втянула носом воздух, щелкнула затвором. И услышала за спиной тихий голос Назара:
– Прости меня, пожалуйста. За все.
Милана сделала еще несколько снимков и, не оборачиваясь, негромко проговорила:
– Хорошо.
– Я сегодня подумал, что у нас могло быть все это время. Я забрал его у Данилы и у тебя. Но больше я его не подведу, я тебе обещаю. Знаю, что ты этого боишься.
– Нет, Назар, я не боюсь, – Милана повернулась к нему и встретилась с ним взглядом, – и я не позволю этого сделать ни тебе, ни кому-либо еще. Много лет назад я была одна, а Данька – не один. И никогда не останется один.
– Я с отцом помирился, – чуть охрипнув, ответил Назар. – Мы с ним случайно встретились, я к нему на курс попал. Помнишь, ты говорила, что нужно найти его? Ты была права. Жить, зная, что он есть, легче, чем знать, что его нет. Даже когда ты не один.
– А я со своим не общалась четырнадцать лет.
Назар медленно кивнул. Шагнул чуть ближе и мягко улыбнулся, будто бы зачарованный ее чертами, на которые спокойно и нежно ложились красноватые солнечные лучи.
– Ты справилась. Ты самый сильный человек, кого я знаю.
– Это самый ужасный комплимент, который я когда-либо слышала, – усмехнулась она. – Идем, пока Данька не начал совершать очередные подвиги.
– Ага, со словами я никогда не дружил, – шепнул он в ответ. Несколько секунд они не двигались с места, глядя друг другу в лица – впервые вот так открыто и спокойно. А потом, будто бы по команде, повернулись к глемпу, где продолжал хозяйничать Данила, как раз вытягивая из домика свою дорожную сумку.
– Даня, стой, я сам! – крикнул ему Назар и рванул вперед, в несколько скачков преодолев расстояние между ними, а Милана снова смотрела и думала о том, что это хорошо, что они на разных машинах и каждый в свою сторону. Потому что ехать с ним сейчас до дома – придется прощаться там. Или звать на чай – Данька же первый и предложит. А какой у них может быть чай?
Впрочем, как выяснилось, и чай с ним оказался вкусным и ароматным. На следующий день, когда Назар заехал после работы к Даниле – такой уставший, что было видно невооруженным взглядом, она не нашла ничего умнее, чем пригласить поужинать со всеми. Ну не изверг же она, ей-богу. А после ужина они переместились в гостиную, играть в аэрохоккей, потому что Данька очень просил – он шалел от возможности делать что-то вместе с отцом. Кажется, даже шахматные фигуры по доске бы двигал часами, несмотря на собственную неугомонность. А тут столько эмоций, которые постепенно передавались и Милане, наблюдавшей за ними с дивана. Уйти она не могла. Сторониться Шамрая – это одно. А сторониться в эти моменты Даньки – совсем другое. Допустить, чтобы подобные встречи разъединяли их, Милана не хотела, потому приходилось присутствовать и шумно болеть в обнимку с Грыцем. Но вот как так вышло, что и сама спустя какие-то минут сорок оказалась по другую сторону хоккейного поля от Назара, она так и не поняла. И откуда в ней столько азарта его одолеть – тоже.
14
Сентябрь был по-летнему теплым. Только ночи напоминали о том, что уже наступила осень. Ночи остужали разомлевшие за день улицы, делая вечера, тронутые их прохладным дыханием, как-то по-особому элегичными, а утра зачарованно тихими. Даже здесь, в кловском дворике в самом гудящем центре, тем не менее, будто бы огороженном раскидистыми каштанами и скрытом ото всех. По утрам на подоконнике потягивалась довольная Марта, немного жмурилась и иногда ворчливо фыркала на голубей, шастающих с внешней стороны окна. Потом она спрыгивала на пол и почтенной матроной шествовала к своему хозяину, пока еще спавшему беспробудным сном. Этот сон перед началом дня у него самый крепкий. В давнюю пору работы на клондайке, да и после – сторожевания во время учебы, сделали из него человека, не спящего сутками и встающего задолго до света. И даже когда необходимость в бодрствовании отпала, Назар еще долго спал всего по несколько часов за ночь. И лишь недавно, года четыре как, организм и природа начали брать свое. И особое удовольствие он стал находить в том, чтобы поваляться подольше. Часов до семи. Потому что в это время Марта начинала его энергично будить, взбудораженная голубями и голодом.
Назар сладко потягивался, трепал Марту по загривку, получал свои заслуженные укусы, иногда весьма ощутимые. И все-таки вставал и топал на кухню. Кормить этого домашнего тирана. Тираншу. Ну, поскольку уж других баб возле себя он не терпел, а единственная, которую хотелось, хоть и прекратила шарахаться, но и видимого желания к общению не проявляла. Потому приходилось ходить по струнке и завтракать с кошкой, хотя куда с большей радостью он кормил бы завтраками Милану и Данилу.
Мальчик удивительный. Непоседливый, смекалистый, неугомонный, упрямый и очень самостоятельный, чем так похож на него самого в том же возрасте. И вместе с тем, в отличие от него, – открытый и общительный, веселый и очень… светлый. И откуда в нем этот свет Назар знал наверняка. Это Милана дала ему разжечься. И она же не давала погаснуть. Вокруг Назара были пары с детьми. И на работе, и у Дарины. И у самого ведь рос сын, всего-то на пару месяцев старше Даньки. Но такого света и такой открытости он нигде не видал… может, потому что не присматривался к детям вообще? Его мало интересовали дети. Пусть Морис – собственный сын, плоть от плоти, но ведь по чесноку – они совершенно далеки друг от друга. Все общение ограничивается тем, что Назар покупает подарки и дает деньги. Иногда Аня позволяет ему приехать на Морискин день рождения. Морис не знает его совсем и точно так же не интересуется. А в те дни, когда Аня запрещала им видеться и Назар отступал, в итоге оказывалось, что надо было все-таки настаивать. Устав от этих метаний, Шамрай самоустранился, что тоже пришлось ей не по душе. Ни черта у него не получалось в личном, слишком много наворотил, чтобы в итоге получилось. Да и начинать уже поздно, наверное. Но все-таки он пытался.
Он действительно пытался. Потому что видел от Дани ответное движение.
Сейчас он вернулся к учебе и такого раздолья им не было, как летом. Но Назар все равно выкраивал время, чтобы видеться. И первого сентября отвез его в школу – первый раз в жизни. И по-дурацки гордился тем, что у него есть такой взрослый и замечательный сын, хотя никакого отношения к его замечательности не имел. Он и потом его возил – они с Миланой к осени дошли до этапа принятия совместного решения. Пока единственного, но важного: раз Стах все еще на свободе, Даниле не стоит по своему обыкновению одному бывать на улице, даже если это просто дорога в учебное заведение. Милана не возражала. Они стали возить его по очереди. И даже иной раз она просила Назара подменить ее, потому что у нее какие-то свои планы. Дане в радость, ему – за счастье. Морису все равно, он попросил подарить ему новый навороченный телефон и больше ничем не выразил желания общаться. И только Аня закатила скандал.
Об этом Назар и рассказывал Даринке за совместным завтраком по пути на работу все тем же сентябрьским утром, когда она наконец встряхнула его за грудки и прижала к стенке своими вопросами, от которых он ранее успешно бегал.
– Короче, ему тринадцать, он потрясающий парень, и я сам от него отказался когда-то, – резюмировал он мрачно и потянулся за своим кофе, прикончив омлет.
– Лихо ты, конечно, умудрился детей настрогать, – булькнула Дарина, выслушав его рассказ. Мориса с его матерью она однажды видела много лет тому назад. Во взаимоотношения Назара и Ани не вмешивалась, хотя и не понимала до конца того, что между ними происходит. Теперь же Дарина задумчиво выдала: – Я только не поняла, а она-то знает?
– Про то, что наши родичи нам устроили? Нет, конечно.
– И когда ты собираешься об этом сказать?
– Никогда.
– В смысле? – непонимающе переспросила Дарина. И Назар тяжело вздохнул в ответ, после чего терпеливо произнес:
– Никогда – это значит никогда. Ее мать просила этого не делать, потому что они только недавно общаться начали. Боится, что не простит.
– И где здесь ты? – возмутилась сестра. – Или тебе не надо? Не, ну если не надо – то оно понятно…
– Перестань, – поморщился он. – Мне четвертый десяток, я в сказки не верю. Каковы шансы, что она меня подпустит через такую прорву времени? Колеблются от нуля до трех процентов, да? А так хоть с матерью наладилось. Единственный родной человек. Нахрена ей снова больно делать?
– Благородно, – развела руками Дарина. – Нифига не поиметь для себя и разгребать. Ане твоей уже небось донесли?
Назара перекосило. Он нервно хохотнул и быстро пригубил свой кофе. После чего торжественно кивнул и поведал:
– Еще бы. Добрыми людьми мир полнится. Звонит теперь регулярно, мозг выносит. Придумала, что переезжает в Кловск, собралась Мориса переводить сюда в школу. Дурдом какой-то.
– Так учебный год уже начался. Зачем срывать ребенка?
– Это Аня, – ответил он так, будто бы это все объясняло. – Великий педагог, даже диплом был… когда-то. Я устал в это лезть. Пусть как знает. Сказал ей, что помогу финансово, но трогать меня не надо. Закатила скандал, что я на своих шлюх больше трачу, чем на сына. Господи, хоть бы она уже нашла себе мужика, а…
– Зачем? У нее ты есть, – констатировала Дарина. – Ей норм.
– Нет у нас ничего. Да и не было никогда. Только Морис.
– А Милана твоя про него знает?
Назар замолчал и уставился снова на свою чашку, на некоторое время залипнув на ней. Этот взгляд Дарина узнавала. Так он глядел, когда неожиданно оказывался внутри своей черепушки и совсем один, даже если рядом с ними. Ей этот взгляд не нравился, Назар в такие секунды неизменно напоминал ей загнанного звереныша в силках. Наверное, точно так же он глядел, когда чуть не покалечил отца. А теперь, уже взрослым – когда чувствовал себя растерянным. Дарина протянула руку и быстро коснулась его пальцев. Он вскинул на нее глаза и тихо, глухо проговорил:
– Не понимаю, как ей сказать… Надо ведь, да? А как скажешь, если у них с Данилой возраст почти одинаковый. Это же значит, что я…
– Перестань. Это еще ничего не значит. В жизни чего только ни бывает.
– В нашей, походу, слишком много всего произошло… небывалого.
– Вот я и говорю. Наклепал по несознанке детей – а теперь расхлебываешь, – рассмеялась сестра.
– Если бы, – мрачно брякнул он. – За Даню Милана расхлебала, я даже подступиться толком не могу.
– А ты пытался?
– Да я каждый день там, Дарин. Я не хочу, чтоб Данька чувствовал то же, что когда-то я. Ты же понимаешь? Ну… что не нужен, что брошен. Я до сих пор не знаю, как Милану благодарить… чтобы оно стоило всего этого… я бы что угодно сделал ради нее, только от меня ей ничего не надо. Мы только месяц как начали говорить нормально.
– У нее кто-то есть? – спросила Дарина.
– Есть… ну, вроде, бы… видел с ней одного хмыря. Первый раз я у него картину на аукционе увел… помнишь? Этот… как его… Кривинский?
– Коржицкий. И как тебя угораздило, – она вздохнула, кивнув, и неожиданно выдала: – Познакомишь?
Шамрай уныло глянул на часы, прикидывая что-то в уме. Потом не менее уныло сообщил:
– Я не в том статусе, чтобы она согласилась на семейный ужин. А тебе что? Интересно на них глянуть?
– Там, вроде как, мой племянник. Еще один.
– Угу, – буркнул Назар и на некоторое время задумался, после чего улыбнулся и выдал: – А вообще-то я тоже тебя им показать хочу. Она никогда не видела, что у меня нормальная семья есть… ну вернее… что у меня вообще что-то нормальное может быть. Мы же когда познакомились, я у Стаха мужиков на копальнях гонял, с ментами воевал… Черт… а что если вас случайно где-то столкнуть, а?
– Вот прям случайно, – хмыкнула Дарина. – Она, вроде, не дикая.
– Она потрясающая. Но приобретением новой родни явно не горит. Знаешь, чего сделаем… Они с Данилой меня на выставку пригласили, ну… Миланкину. Она увлекается гончарством, вернее, наверное, уже профи в этом. Ну, если судить по тому, что я про нее читал и что у нее дома видел. Попрошу еще пару пригласительных для вас с Владом. И достаточно официально, и с пользой, да?
– Конспиратор! – рассмеялась сестра. – Ладно, уговорил. Сходим посмотрим на твою мастерицу дел гончарных.
– Ну там еще мастера будут. И Даня тоже будет, он сказал, что первую материну выставку не пропустит. Представляешь? Он же к этому совсем равнодушно относится, а тут… мы с ним на выходных костюм ему покупали для мероприятия, прикинь.
– Сам же говоришь, что он непоседа. Вот ему и развлечение, – Дарина отпила чаю и снова рассмеялась. – Да уж… Никогда бы не подумала, что тебя на моделей потянет.
– Меня, Даринка, к ней тянет что тогда, что сейчас. Она снова начала мне улыбаться. Редко, правда, но начала ведь. Может, хотя бы друзьями станем.
Дарина внимательно посмотрела на него и задумчиво проговорила:
– Не уверена, что у тебя получится с ней дружить, если тебя к ней тянет. Тебе виднее, конечно, но не навороти глупостей.
– Я канатоходец, – усмехнулся Шамрай. – Пока держусь. Но и вариантов у меня нет совсем, кроме как держаться. Мне так хреново, Дарин… и счастливым я таким никогда не был, разве что тогда, когда с ней познакомился. Дичь, конечно.
– Ты – балбес! – констатировала сестра.
– Угу, лесной человек, – рассеянно согласился он с ней.
Точно так же рассеянно прямо сейчас врывались в витражное окно ресторана солнечные лучи. И ветер на улице подхватывал листья каштанов, уже начинавших понемногу буреть и опадать. Ветер вообще теперь был повсюду. Скрадывал тепло, нес второе дыхание, распахивал двери и окна тогда, когда не ждешь. С ветром им теперь часто бывало по пути. Тот не знал, куда движется, он был лишь природным явлением, и Назар тоже не знал – куда, потому что есть вещи гораздо сильнее человека.
Например, сила притяжения.
Он соблюдал условия Миланы неукоснительно: предупреждал о своих визитах, старался лишний раз не мозолить ей глаза, хотя сам буквально пожирал ее взглядом, жадно хватая каждую минуту, которую они виделись, радовался ее редким просьбам, вроде того, чтобы свозить Даню в какую-то очередную студию, где он занимался очередным хобби, или купить ему костюм. И позволял себе все так же каждое утро присылать ей цветы. Это была единственная нить, протянутая в их прошлое и в их лето, которую, он надеялся, она тоже держит в руках, пусть ей оно давно уже и не надо. Не выбрасывает – и ладно. Квартира превратилась в оранжерею. Милана стала с ним разговаривать, а когда забывалась, то даже улыбалась ему, неожиданно согревая куда сильнее, чем теплое сентябрьское солнце. И ничего он не хотел сильнее, чем забрать ее себе, всю, без остатка, без возможности отпустить. Вот только именно об этом приходилось разве что мечтать – слишком далеко они ушли от точки невозврата. Слишком разную жили жизнь и в слишком разное будущее шли. Теперь-то уж что… ей ведь плевать, как у него все нутро скручивает, когда она оказывается рядом, когда он запах ее слышит, когда может рассмотреть родинку на ее удивительно тонкой, самой изящной шее. Он эту родинку тоже помнил, там у нее чувствительное местечко под ей. И мучился – изменилось это или по-прежнему.
Собственно, всю эту выставку и промучился, еле-еле отводя взгляд от ее декольте, довольно, кстати, скромного, и то лишь тогда, когда она этот его взгляд ловила. Или если Даня на что-нибудь отвлекал. Сегодня был первый день, открытие. И Назар даже не представлял, что в галерее настолько будет людно, хотя, зная, что у Миланы есть немалый опыт проведения статусных мероприятий, мог бы и догадаться. Это тоже было статусным. Какие-то экспонаты можно было приобрести, а средства, насколько он помнил, планировалось передать в фонд сохранения культурного наследия. Все бы выкупил, лишь бы только она на него посмотрела теплее, но знал, что этим едва ли заслужит признательности, скорее уж взбесит. Но зато присутствие Данилы позволяло ему постоянно находиться поблизости от Миланы – почти как члену семьи наряду с Натальей Викторовной, околачивавшейся рядом. И еще он гадал, будет этот ее Давид здесь или не почтит их присутствием? И где он вообще, куда подевался? Назар слишком давно про него не слыхал, но это не мешало ему отчаянно ревновать даже к возможному, вероятному, но совсем не обязательному появлению Коржицкого на выставке Миланы.
Но тот все не являлся, зато пришли Дарина и Влад, пунктуальные, как всегда. В это самое время Шамрай с Данилой как раз изучали меню фуршета, организованного устроителями, уплетая закуски, а Милана общалась с очередными гостями под приятный инструментальный аккомпанемент в народном стиле, звучащий сегодня в этих стенах. Дарина заметила его, махнула ему рукой, Влад, кажется, еще более жизнерадостный, чем обычно, широко улыбался, глядя по сторонам. А Назар быстро глянул на Даню и проговорил:
– Так, за ананасами потом охотиться будешь. Пойдем я тебя познакомлю со своей семьей, а?
Данькины глаза стали удивленными, и он быстро оглядел зал, пытаясь понять, кто из присутствующих может оказаться той самой семьей. Но детей вообще не наблюдалось, да и подходящих по Данькиному авторитетному мнению женщин – тоже. Он был уверен, что Назар здесь один, а оказывается – с семьей.
– Ну давай, – смиренно вздохнул отрок.
Шамрай подбадривающе положил руку ему на плечо. Ну, это Даньке показалось, что подбадривающе, даже захотелось тут же расправить плечи. На самом деле, Назар и сам, бог знает отчего, волновался. Может, потому что в эту минуту впервые по-настоящему понимал: это он сейчас самое сокровенное напоказ выставляет. Дарину – семье. Семью – Дарине.
Он развернул мальчишку к приблизившейся паре родственников и торжественно сказал:
– Вот. Это Дарина – твоя тетя. Влад – ее муж. Наверное, дядя, да? А это Данила, мой сын.
– Привет, – улыбнулась Даринка, разглядывая незнакомого мальчишку. – Какой ты рослый, почти как Назар.
– Здрасьте, – проговорил Даня и, слегка смутившись, добавил: – Мама тоже высокая.
Дарина ему кивнула, дескать, наслышаны мы про вашу маму. А Влад протянул парнишке руку для мужского приветствия.
– У вас в семейке все как на подбор, один я подкидыш, – хохотнул этот перекормленный лев с седоватой гривой. – Это чего? Твоя мать все делала? А сам – не?
– Не все, – мотнул головой Данька, – тут и чужое есть. Оно ж подписано, где чье.
– Ага, понял.
– Приедешь к нам как-нибудь в гости? – невпопад спросила Дарина, продолжавшая его разглядывать. – Мы тебя познакомим еще и с твоей двоюродной сестрой Марыськой, ей правда только девять месяцев, но мне кажется, хорошо бы было, чтобы вы друг друга знали, а? И еще у нас есть дед Иван. Но он в Левандове живет, а к нам приезжает на новый год.
Данила кивнул, несколько озадачившись, что на такое ответить. Да и растерянность от того, что отец представил его лишь своей сестре и ее мужу, брала свое. Он глянул на Назара. Но взгляда его не поймал. Тот сосредоточенно выискивал Милану в толпе до тех пор, пока не заметил. Она стояла в кругу кого-то из своих гостей, видимо, хороших знакомых, и излучала гармонию с миром и с собой. И выглядела настолько сногсшибательно, что впору слюной давиться. Шамрай рассеянно ответил Дарине:
– Может, в этом году мы к нему? Только подготовить надо, что я буду с Даней. Если, конечно, Милана позволит.
– Можно и так. Но можно и с ней тоже. Где она, кстати?
– Вон, – Назар махнул рукой. Милана как раз повернула голову, очевидно, стремясь держать под контролем, где находится сын. И наткнулась на них всех четверых сразу.
– Офигеть она у тебя, конечно, вживую… я еще на аукционе в шоке был, когда ты к ней подошел, – наглым образом присвистнул Влад, за что был удостоен тычка в бок от супруги, после мило проворковавшей:
– Ну и что застыли? Знакомить – значит, знакомить.
И первой двинулась к хозяйке выставки, не замечая на пути преград в виде многочисленных фотографов, посетителей мероприятия и пары маститых журналистов, которые и их с Владом тоже приметили как особ довольно публичных.
– Здравствуйте! Вы Милана! Я о вас столько слышала от Назара! – весело воскликнула она, оказавшись перед госпожой Брагинец и не дожидаясь мужчин – больших, маленьких и с брюшком.
«Охренеть», – успела внятно подумать Милана, прежде чем мысли стали прыгать со скоростью блох.
Кто это такая вообще и какое отношение имеет к Назару в частности? Если его баба, то зачем он ей рассказывал про нее, а если не баба – то кто? Она казалась ей смутно знакомой, но где ее видела – не имела ни малейшего представления.
Милана извинилась перед давешними собеседниками и поздоровалась с Дариной, которая без лишних церемоний разглядывала ее. Дарина вообще не привыкла церемониться, имея при этом практически идеальные манеры.
– Этот остолоп, должно быть, когда просил еще два пригласительных на выставку, толком ничего не объяснил. Представляете, он даже хотел подстроить что-то вроде случайности, – продолжала щебетать дражайшая Назарова сестрица, пока тот наконец не подоспел и не перехватил ее атаку.
– Прекрати сейчас же меня позорить, – проворчал он, оказавшись между женщинами, и повернулся к Милане: – Это моя сестра и с ней лучше в разведку не ходить.
– Это еще почему? – выдал Влад, возникший рядом. – Дарина лучший в мире разведчик, все про всех знает и рот раскрывает только в самом крайнем случае. А я – Влад. Занимаюсь теплоэнергетикой, сорок восемь лет, холост… ну был, пока Дарина Ивановна меня не окольцевала.
– У меня мирная профессия, слишком далекая от любых видов разведки, – улыбнулась Милана всем сразу, наблюдая, как Данька вклинивается между ней и Назаром.
– О профессии я тоже наслышана. И каково это в ангелах ходить? – полюбопытствовала Дарина.
– Интересно.
– А вы с Робертом Дауни-младшим знакомы? – влез Влад.
– Владик просто фанат Марвела. А так-то мы нормальные.
– Да уж нормальнее некуда, – рыкнул Назар, но вышло беззлобно. – Милан, прости. Я просто хотел тебе своих показать. Вот, показал. Еще отец есть, но он в Левандове.
