Текст книги "Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Размышляя над своим трагикомичным положением, я медленно вышел из собора. У меня не было никакой определённой цели. Я давно понял, что ставить цели было бессмысленно. Так я и плёлся наобум, глядя под ноги.

У моста я вдруг почувствовал лёгкий толчок в плечо.

– Учитель, – фыркнул мне в ухо Гренгуар, – нехорошо нарушать обещания.

– Вы меня искали, мэтр Пьер?

– Я жду Вас больше часа. Неужели Вы забыли наш договор? Или Вы передумали? Только не говорите мне, что смалодушничали.

Мне было очень интересно узнать, какой договор у нас был с Гренгуаром. Что я ему наобещал, в какой заговор втянулся во время очередного забвения?

– Что Вы, мэтр Пьер, – ответил я тихо и невозмутимо. – Разве я когда-нибудь отступался от своих замыслов?

– Прекрасно! – воскликнул он, потирая сухие ладони. – Значит, Вы обо всё позаботились? Лодку приготовили?

– Да, конечно. И лодку, и вёсла…

– Я знал, что на вас можно положиться, учитель! Простите, что сомневался в Вас. Вы не представляете, что значит для меня это невинное создание.

========== Глава 61. Флаг арготинцев ==========

Прошло некоторые время, пока я понял, что невинное создание, которое так рвался спасти Гренгур, было козой, а не цыганкой. Как я мог забыть его трепетную привязанность к Джали? Тем лучше для меня. Он бы помог мне выманить цыганку из убежища, а потом не стал бы возражать, если бы я забрал её у него с рук.

– Бродяги пойдут по Парижу молча, – нашёптывал он мне на ухо, хотя на мосту не было ни души. – Пароль – «Короткие клинки звенят!». Факелы зажгут лишь перед собором. Какое зрелище нам откроется, учитель! Клянусь Юпитером, жаль, что Вас не было во Дворе Чудес. Вы не видели, как Клопен строил отряды. Все бродяги – мужчины, женщины, дети – гурьбой повалили из таверны, грохоча оружием и старым железом. Косы, пики, резаки и копья! Воистину, этот малый достоин восхищения! Собрать такую армию в одночасье. Капитану королевских стрелков есть чему у него поучиться.

– Вот будет канонникам сюрприз, – пробормотал я, глядя в чёрные воды Сены. – Перепугаются как зайцы.

Я не лелеял иллюзий по поводу того, что сподвигло бродяг на подобную вылазку. Этот штурм затеяли не ради одной бедной цыганки. В часовне святого Фереоля и Ферюсьона находились две статуи, изображающие одна святого Иоанна Крестителя, а другая – святого Антония, обе из чистого золота, весом в семь золотых марок пятнадцать эстерлинов, а подножье у них из позолоченного серебра, весом в семнадцать марок и пять унций.

Решив, что я ускользнул мыслями, Гренгуар сжал мне локоть.

– Учитель! Среди повстанцев Ваш брат.

– Неужели?

– Я видел его собственными глазами. Он был мертвецки пьян и горланил в объятиях какой-то девицы. Пусть этот бездельник Нептун посадит меня на свои вилы, если я лгу.

– Я не обвинял Вас во лжи, мэтр Пьер. Я Вам охотно верю. Во время нашего последнего разговора я сам посоветовал Жеану стать бродягой, раз уж у него не получилось стать академиком. Идти против своей истинной природы – сущее преступление. Я лишь недавно пришёл к этому выводу.

Часы пробили полночь.

– Началось, – шепнул Гренгуар со смесью ужаса и восторга.

Пристально вглядываясь в ночной город, я заметил какое-то движение на набережной. Линия парапета колыхалась, подобно речной зыби или головам движущейся толпы. Движение шло в сторону Ситэ.

Точно завороженный, я следил за этим чёрным потоком, похожим на колонию муравьёв.

– Думаю, нам пора убраться с дороги, – сказал Гренгуар, дёргая меня за рукав.

Через несколько минут мы уже находились в моей башенной келье и смотрели вниз на соборную площадь через крошечное окно. Мне хотелось узнать, очнулись ли всадники ночного дозора. Гренгуар был прав. Я ничего подобного в своей жизни не видел.

Диковинная армия перестроилась, словно окружая собор. Какой-то нищий залез на тумбу, размахивая зажжённым факелом, по-видимому, намереваясь держать речь. Я узнал в нём Клопена Труйльфу, того самого попрошайку, который клянчил деньги у школяров во время мистерии. По правую руку от него стоял белобрысый мальчишка, закованный в доспехи, которые ему были явно не по размеру. Жеан! Впервые в жизни он последовал моему совету. Чужой нагрудник и коса шли ему больше, чем нелепый наряд школяра. Наконец-то он попал в свою стихию!

Тишину нарушил хриплый и грубый голос Клопена:

– Тебе, Луи де Бомон, епископ Парижский, я Клопен Труйльфу, король Алтынный, князь арготинцев, говорю: наша сестра, предательски осуждённая за колдовство, укрылась в твоём соборе, и ты обязан предоставить ей защиту. Но ты подло дал своё согласие суду извлечь её из убежища и повесить. Вот почему, собственно, мы и наведались к тебе в гости. Ежели ты дашь нашу сестру в обиду, мы разнесём твою церковь. Выдай девчонку добром, и мы не тронем твой храм. А не выдашь – мы её силой возьмём, и храм твой разграбим.

Признаюсь, меня впечатлили ораторские способности Клопена. Быть может, на него благотворно повлияло содружество с Гренгуаром. Недаром бродяги боготворили своего предводителя. И у отбросов общества своя иерархия.

Чтобы подтвердить серьёзность своих намерений, Клопен водрузил в расщелине между двумя плитами вилы, на зубьях которых висел окровавленный кусок падали. Это был флаг арготинцев.

Если бы Луи де Бомон услышал эту пылкую и грозную речь, он, несомненно, был бы впечатлён. Увы, ему не дали возможности ответить на вызов. Подождав с полминуты, Клопен приказал взломщикам приниматься за дело. Человек тридцать плечистых молодцов выступили из рядов с молоткам, клещами и железными ломами и направились к главному порталу.

– Интересно, сколько они будут возиться с дверью, – пробормотал Гренгуар, наблюдая за адом из лохмотьев и факелов. – Старушка добротная и упрямая.

Сам полководец не приложил усилий, чтобы выломать дверь. Он лишь размахивал факелом и поощрял своих подчинённых. «Веселее, приятели! Выбивайте чёртов замок и хватайте красавицу!».

Его вдохновляющую речь прервал оглушительный грохот, за которым последовал хор стонов и проклятий. Огромная балка, свалившаяся с крыши, придавила собой около дюжины взломщиков, столпившихся на паперти. Куда делась дерзость бродяг? В мгновение ока толпа рассеялась, расчистив пространство перед порталом.

Первые членораздельные слова, которые донеслись до моих ушей, были произнесены Жеаном.

– Ого! – воскликнул он с присущей ему весёлостью. – Похоже, пречистая Дева решила дать отпор королевству Арго.

Клопен не бросился проклинать своих подчинённых за трусость. Несколько секунд он пялился в небо, точно пытаясь понять, откуда упало это бревно. Мы с Гренгуаром уже нашли ответ на этот вопрос. Мой спутник озвучил наши общие мысли.

– Звонарь не дремлет.

========== Глава 62. Inferno ==========

Разумеется, первым служителем собора, который ответил на покушение бродяг, был Квазимодо. В этом не было ничего удивительного. Пока канонники мирно дрыхли, он охранял убежище своей возлюбленной. На фоне глухоты обострились другие чувства. Очевидно, в ту ночь он ощутил в душе какую-то необъяснимую тревогу. Увидав скопление бродяг у портала собора, он, должно быть, решил, что они затеяли какой-то заговор против несчастной затворницы. Он не знал, что они пришли с целью освободить её. Для него эта толпа не отличалась от той, которая глумилась над ним, когда он истекал кровью у позорного столба и которая собралась посмотреть на казнь цыганки. Разумеется, он не слышал речи Клопена, в которой король арготинцев вполне чётко обозначил свои намерения. Квазимодо ничего не оставалось, кроме как подключить всю свою нечеловеческую силу на защиту цыганки.

В соборе уже несколько недель проводились работы. Каменщики чинили стены и кровли южной башни. Наружные помещения её были завалены строительным материалом. Там лежали груды мелкого камня, скатанные в трубки свинцовые листы, связки дранки и массивные балки – словом, целый арсенал. За первой балкой, которую он спустил в бездну, последовали груды щебня, мелкого и крупного камня, даже мешки с инструментами каменщиков. Казалось, церковь чихнула от щекотки.

Ступор повстанцев длился недолго. Клопен не позволил бы своим людям отступать. Взломщики утроили свои усилия. Используя рухнувшую балку в качестве тарана, они заставили дверь, сделанную наполовину из метала, зазвенеть, точно огромный барабан.

Я настолько был зачарован инфернальной симфонией, что забыл на минуту о своей цели. Мне на самом деле хотелось узнать, какой ущерб бродяги успеют нанести собору, пока не прибудут солдаты.

Из забвения меня вывел Генгуар.

– Учитель, идёмте! Сейчас самый подходящий момент.

Действительно, если Квазимодо был поглощён обороной собора, значит никто не охранял келью-убежище. Мы могли проникнуть и изъять цыганку без особых препятствий. На фоне грохота никто бы не услышал её крики, даже если бы ей вздумалось сопротивляться.

Перед тем как войти в келью, я надвинул капюшон на глаза.

– Мэтр Пьер, прошу Вас, не называйте меня по имени. Вообще не говорите, кем я Вам прихожусь.

Моя просьба не показалась поэту причудливой.

– Как Вам угодно, учитель, – ответил он, пожав плечами. – Но поспешим!

***

Мы застали цыганку в прострации. Она стояла на коленях, уткнувшись лицом в постель и охватив голову руками, и что-то бормотала на ломанной латыни. Она молилась! Язычница, идолопоклонница молилась пречистой Деве! За два месяца в соборе она усвоила какие-то обрывки молитв.

Гренгуар первым перешагнул порог кельи.

– Ангел мой!

Это восторженное восклицание было предназначено для козы. Та принялась ласково тереться об его колени, осыпая поэта нежностями и белой шерстью, ибо она в ту пору линяла.

Цыганка приподняла голову и тут же испуганно сжалась.

– Не стыдно Вам? – шутливо пожурил её Гренгуар. – Так быстро забыть друга. А ведь Джали меня сразу узнала. Не пугайтесь. Всё позади – почти. Как только мы выберемся отсюда. Мне не очень приятно Вам об этом сообщать, но Вас опять хотят повесить. Увы, это правда. Однако мы этого не допустим. Следуйте за нами.

– Кто с Вами? – спросила она, подозрительно глядя на меня.

– Один из моих приятелей. Не тревожьтесь, прелестное дитя. Он на нашей стороне. Он всё устроил для нашего побега.

– Почему же он молчит?

– Он… подцепил простуду, купаясь в Сене, и потерял голос.

Выдав это нелепое объяснение, Гренгуар бросил на меня взгляд, полный раскаяния. Его творческого таланта не хватило на то чтобы придумать нечто более правдоподобное. Цыганке пришлось довольствоваться этим.

Скованная ужасом, она позволила Гренгуару взять её за руку и вывести из убежища. Подняв фонарь, я шёл впереди. Бесовская коза замыкала процессию.

Когда мы вышли через Красные врата на монастырский двор, я обнаружил, что монастырь опустел. Мои собратья-канонники, наконец, проснулись и переползли в епископский дворец. Могу представить, что творилось в душе Луи де Бомона, когда десятки монахов занесли грязь со двора в его палаты. Что будет с его запасами дорогого вина?

Мы направились к калитке, выходившей на Террен, обнесённый со стороны Ситэ оградой. На самой оконечности мыса росло единственное дерево, в тени которого был спрятан челнок. Должно быть, он был приготовлен моими руками, хотя я ровным счётом ничего не помнил. Гренгуар первым сошёл в него, подхватив на руки козочку. Цыганке он даже не протянул руки, чтобы помочь ей устроиться рядом. Неудачно наступив на пострадавшую ногу, девушка чуть не потеряла равновесие. Последним вошёл я. Перерезав верёвку, которой челнок был привязан, я оттолкнулся длинным багром от дерева, схватил вёсла и принялся грести к середине реки. Это упражнение было мне не по силам. Почти сразу же у меня свело плечо. Течение Сены было в том месте очень быстрое, и мне стоило немало труда отчалить от острова. Свет потайного фонаря я заботливо скрыл подолом плаща, чтобы с берегов никто не увидел плывущей по реке золотой точки.

Почувствовав, что лодка наконец поплыла, ничем не обременённый Гренгуар ласково дёрнул козу за бороду.

– Наконец, спасены!

Ликовать было рано, но у меня не было сил его одёргивать. Более того, я не хотел прежде времени подавать голос. Мне ничего не оставалось кроме как терпеть монолог этого пустомели.

– Учи… друг мой, обратите внимание на башни собора. Что за пламя там полыхает? Неужто Квазимодо развёл костёр? Что за вопли доносятся с соборной площади? Бродяги вопят, будто их кипятком облили. Неужели он решил побрызгать поданных Арго растопленным оловом? Один против такой ватаги. Ай да звонарь! Недаром он в детстве мечтал о карьере полководца. Изучения Азенкурской битвы не прошло бесследно. Находчивый юноша. Его не стоит недооценивать. Увы, нам придётся пропустить такое зрелище! Такое событие достойно быть увековеченным в поэме.

В это время к хору стонов и проклятий добавился цокот копыт. Цыганка, прижимавшаяся к Гренгуару, подняла голову и зашевелилась. На минуту мне показалось, что она хотела встать на ноги.

– Тише, милое дитя, – попытался успокоить её поэт. – Разберутся и без нашего участия. Видно, солдаты подоспели на место происшествия. Они помогут нашему глухарю разделаться с бродягами. Постарайтесь не делать лишних движений. Это мешает нашему другу грести.

Цыганка вновь замерла, прильнув к плечу поэта. С её губ сорвался привычный мне вздох, от которого я чуть не выпустил вёсла.

– О, мой Феб.

А через секунду добавила ещё более тихо:

– О, Жан-Мартин.

========== Глава 63. Amria ==========

К тому времени исчезновение осуждённой из собора было обнаружено. Солдаты носились с факелами по Ситэ и слышались крики: «Цыганка! Где она? Смерть ей! Смерть!» От этих криков девчонка притихла. Теперь она точно знала, что Гренгуар не лгал, когда сказал ей, что на неё объявили охоту. Возможно, она догадывалась, что среди этих оголтелых вояк был её обожаемый капитан. Если бы она попалась ему на глаза, он бы не стал её защищать и оправдывать, а наоборот поспешно передал бы в руки палача. Она не могла отгонять от себя эти мысли бесконечно.

Закрыв глаза и нахохлившись, точно больная птица, она сидела на корме, слегка покачиваясь.

Резкий толчок заставил заставил её содрогнуться. Лодка причалила к берегу. Я было протянул цыганке руку, чтобы помочь ей выйти, но она продолжала цепляться за Гренгуара.

– Куда теперь? – спросила она его, глядя снизу вверх. – Куда ты поведёшь меня?

Она готова была бежать за ним куда угодно. Однако, Гренгуар был явно не в восторге от мысли, что ему придётся взять ответственность за двух жертв, ухватившихся за него. Это был слишком тяжёлый груз для одного человека, который сам чудом ушёл от петли. Оторвав от себя цепкие смуглые ручки, поэт проговорил с глубоким раскаянием:

– Прелесть моя, Вы пойдёте с моим другом. Так было задумано. Неужели я забыл Вам об этом сказать?

Это сообщение привело девчонку в такое смятение, что мне показалось на минуту, будто она собирается прыгнуть в воду.

– Умоляю тебя, Пьер, не бросай меня! – воскликнула она. – Я сделаю, что ты захочешь. Убежим вдвоём. Ты будешь носить стулья в зубах, а я буду плясать и петь. Мы соберём бродячих актёров, и они будут играть в твоих комедиях. Я буду тебе настоящей женой. Только не оставляй меня с ним.

Похоже, Гренгуар был не на шутку шокирован таким отчаянным предложением. Ему не послышалось? Девчонка готова была расстаться со своим драгоценным целомудрием? Очевидно, она разочаровалась в своём амулете, который должен был помочь ей найти родителей. На этом этапе жизни они были ей не так уж нужны. Сиротская доля не так уж горька.

– О, поверьте мне, с ним вы будете в полной безопасности. Этот славный малый приготовил всё для вашего спасения. О Джали не тревожьтесь. Я позабочусь о ней. О, боги! Не смотрите на меня так, душа моя. Не могу же я спасти вас обеих.

Схватив козу, он выпрыгнул из лодки и поспешно растворился в ночи. Цоканье позолоченных копыт затихло. Несколько минут мы молча стояли на набережной, глядя в чёрную воду.

Цыганка заговорила первой. Голос её звучал устало и безучастно. В нём уже не было ни гнева, ни ужаса.

– Можешь не опускать капюшон. Я знаю, кто ты. Этот запах горелой смолы. Я помню его. Ещё в темнице… Гренгуар предал меня. Этого стоило ожидать.

– Не сердись на него. Он не знает всей истории. Он слишком поглощён своими фантазиями, чтобы вникать в чужие души. Он, несомненно, трус и себялюб, но не предатель. Ты знаешь, где мы?

– Куда меня не довёз палач в прошлый раз, – оглянувшись на виселицу, она кивнула. С искривленных в горькой усмешке губ сорвалось непонятное слово. Amria.

– Что ты сказала?

– Проклятие, судьба – на цыганском. Вот зачем меня сюда привёз герцог египетский. У Матиаса была мысль продать меня подороже епископу. Клопен отговорил его. И вот, как всё вышло. Видать, не избежать мне монашеского ложа. На руке написано. Чтобы изменить судьбу, нужно ножом порезать ладонь или прижечь калёным железом. Так говорила моя старая кормилица. У меня не хватилo смелости. Старуха была права. Она мне добра желала.

Звук её сонного голоса погружал меня в сонливое состояние. Возможно, это было очередной цыганской уловкой.

Мои домысли подтвердились, когда она перешла на какую-то языческую чушь:

– Ласку зовут Адуиной, лисицу – Синей ножкой или Лесным бродягой, волка – Сероногим или Золотоногим, медведя – Стариком или Дедушкой.

Стряхнув кольцо транса, которое сжималось вокруг моей головы, я резко шагнул к цыганке и сжал её в объятиях.

– У нас не так много времени. Я ещё могу спасти тебя, спасти навсегда. Я всё приготовил. Если ты пожелаешь… Если ты согласна.

Она не вырывалась и не била меня в грудь, как она в тот раз в келье.

– Зачем тебе моё согласие? С каких пор священнику нужно согласие бедной уличной девки? Я про ваши нравы наслышана. Органист рассказал мне. Ты всё равно возьмёшь своё. Только радости тебе от этого не будет. Ты прекрасно знаешь это. Феб…

Даже у подножья виселицы она вспоминала про капитана! Меня немного удивило то, что в её голосе не было былого обожания и восторга. Она будто выплюнуло его имя.

– Феб, – продолжала она, – меня не любит. Я давно это поняла. Это ничего не меняет. Есть другой человек, который спас мне жизнь. Я скорее отдамся ему, чем тебе.

– Хромому горбуну!

– Жан-Мартин силён и бесстрашен, – сказала она, оценивающе склонив голову, и её губы чуть заметно растянулись в улыбке, исполненной сдержанного восхищения. – Это чего-то стоит. Получеловек на вид, но дважды мужчина. А ты, священник, ты слаб и труслив. Ударил капитана со спины, да и то не насмерть. Каков бы ты был в честном поединке? Что ты без своей рясы? Только и умеешь, что нападать со спины да клеветать.

Я не мог с ней спорить. Её слова были справедливы. Тот, кто в детстве не дрался со сверстниками, не может рассчитывать на победу на дуэли. Мысль о схватке один на один даже не приходила мне в голову.

– Это правда, – сказал я, выпустив её из объятий. – Ничто не трогает нас в тех, кого мы ненавидим.

– Ты сам себя ненавидишь, – она в изнеможении плюхнулась на мостовую и осталась сидеть на холодных камнях, уронив руки на колени. Несмотря на то, что она сидела у меня в ногах, мне казалось, что она возвышалась надо мной. – Мне не нужно говорить тебе, за что. Ты знаешь, что думает твой Бог про всё это.

Опять я не мог с ней не согласиться.

– Я знаю, что не будет мне пощады на том свете. Я превратил требник в подушку для похотливых грёз. Я плюнул в лицо своему Богу. Всё для тебя, чаровница. Чтобы быть достойным твоего ада. А между тем ты пленительна и добра. В твоём сердце живёт жестокость лишь к одному мне. Как это по-цыгански? Amria? Одно единственное доброе слово. Скажи слово, только одно слово.

Набрав в лёгкие воздуха, она прищурилась. Будто не я ждал от неё ответа, а она от меня.

– Убийца, – сказала она наконец.

Её окончательный вердикт. А ведь она не сразу произнесла это слово. Очевидно, у неё были и другие слова на уме.

– Хорошо, – сказал я смиренно. – Значит, убийца. Пусть будет так. Но ты всё равно будешь принадлежать мне. Вставай, – вновь приблизившись к ней, я взял её за локоть и вздёрнул вверх, точно капризного ребёнка, которому вздумалось упрямиться посреди запруженной улицы. Мне приходилось удерживать её правой рукой, так как левую сковала судорога. – Идём. Ведь ты умереть не готова.

– Какая разница? Я всё равно умру. Ты убьёшь меня, когда поймёшь, что я никогда не полюблю тебя. Пусть уж это сделает палач. По крайней мере, он знает своё дело и выполнит его быстро. Оставь меня. Я даже имени твоего не знаю. Не знаю, кем ты раньше был, но стал убийцей. И умрёшь убийцей.

– Ты не убийца! – раздался чистым женский голос, который я не слышал больше двадцати лет.

Затрепетав, я отвёл взор от цыганки и увидел у неё за спиной создание столь дивной красоты, что Бог предпочёл бы её Святой Деве и избрал бы её матерью своей, Он бы пожелал быть рождённым ею, если бы она жила, когда он воплотился в человека.

Я узнал в девушке свою кузину Витторию.

– Ты не убийца, Клаудио, – повторила она по-итальянски. – Отпусти её пока не поздно.

Пальцы мои разомкнулись и соскользнули с белого платья цыганки. Перо не в состоянии описать то выражение изумления на её лице. Сомкнув руки за шеей, точно убеждаясь, что на ней не было верёвки, она отшатнулась от меня. В ту же секунду я почувствовал, как боль и тяжесть покинули мою грудь.

Глянув вниз, я увидел себя со стороны: костлявое существо, окутанное чёрной материей, лежало, скрючившись у подножья виселицы. В то же время, я чувствовал своё тело. Оно было лёгким, подвижным и полным сил. Когда я провёл руками по лицу, я обнаружил, что морщины исчезли. На лбу вились жёсткие, густые волосы.

– Невероятно, – пробормотал я, и мой голос показался мне юным и звучным. – Как… как такое возможно?

– Я всё расскажу тебе, – ответила Виттория. – Ведь в нашем распоряжении вся вечность.

– Вечность? Мне суждено провести её в том же месте, где и ты? После всех моих злодеяний?

– Твои злодеяния – обратная сторона твоей благодетели.

– О, это насмешка. Дьявол издевается надо мной.

– Уже не издевается. Всё кончено. Смотри.

Я видел, как цыганка склонилась над моим телом, сняла с него чёрный плащ и накинула себе на плечи, полностью скрыв своё белое одеяние. В таком виде она могла раствориться во тьме и покинуть Париж до рассвета.

Судорожно сжатые пальцы моей руки были опутаны каким-то шнурком, к которому был привязан маленький атласный мешочек. Это была ладанка, которую я сорвал с шеи девчонки.

========== Глава 64. Purgatorio ==========

Оставив позади виселицу, которой суждено было пустовать на этот раз, мы молча шли вдоль набережной. Все постройки вокруг нас стали полупрозрачными и призрачными. Весь мир походил на предрассветную игру теней. Дворцы и жилые дома казались угольными набросками на куске пергамента. Пустая Крысиная Нора зияла точно раскрытая пасть мёртвого животного. Из плотной материи были сделаны лишь мы с Витторией.

Всё ещё привыкая к своему новому телу, я то и дело дотрагивался до её руки или струящихся тёмных волос. Пришло время обратить внимание на наши одеяния. На ней было бледно-голубое платье, то самое, в котором я видел её в последний раз, а на мне флорентийский уличный костюм, которого у меня никогда не было при жизни. Я не спрашивал, кому пришло в голову меня так причудливо облачить, a лишь радовался, что сутана больше не обременяла меня. Когда у меня последний раз так чётко работал мозг?

– Как великодушно с твоей стороны навестить грешного кузена перед смертью, – сказал я наконец. – Долго тебе пришлось молить, чтобы тебя отпустили?

Не знаю, почему я говорил о Боге во множественном числе. Почему-то я не осмеливался произнести это слово. Быть может, мне всё ещё не верилось, что существо в облике Виттории было действительно послано Богом. Мне до сих пор казалось, что дьявол продолжал со мной играть, сменяя одно наваждение другим.

– Мне и не нужно вымаливать разрешение, – ответила она. – Там, откуда я пришла, нет ни стен, ни замков, ни запретов.

Мы говорили на итальянском, при чём говорили, не размыкая губ. У меня в голове возникала мысль, и Виттория схватывала её.

– Что же ты раньше меня не навестила?

– Я навещала тебя, Клаудио, и не раз, – ответила она с лёгкой грустью, но без упрёка. – Но ты был глух и слеп. Погрузился в свою работу. До тебя невозможно было достучаться. Открою тебе научную тайну: золото невозможно добыть из угля. И философского камня нет. Это всё выдумки.

– Фламель славно потешился.

– Не Фламель, а его ученики, вернее, те, которые называли себя его учениками. Сам философ вовсе не стремился оставить после себя столько загадок. Ты прекрасно знаешь, как легко развеять по миру небылицу, сплести легенду. Ты попался на тот же крючок, что и остальные. Сколько ночей ты провёл в его подвале, копая землю. Ты думаешь, ты один такой безумец в Париже?

– Каждому безумцу хочется верить, что он единственный. В глубине души я всегда знал, что посвятил себя никчемному труду. Я прятался за лженаукой, чтобы избегать лишних соприкосновения с человечеством. Там, куда ты меня ведёшь, тоже люди? Впрочем, какое мне дело до других людей? Там будешь ты. Как тогда всё нелепо вышло. Я о том, что случилось двадцать с лишним лет назад. Как бесцеремонно нас тогда разлучили. Твоему отцу не терпелось породниться с богатой купеческой семьёй. Что ещё делать бедным дворянам? Родословную на хлеб не намажешь. Я не позволил себе роптать и скорбеть. Ведь родители воспитали меня покорным, научили опускать глаза и говорить тихим голосом. Мысль об открытом бунте не посещала меня. Да и кто бы внял возражениям четырнадцатилетнего мальчишки, которого всё равно предназначили для духовного сана? Я подавил в себе злобу на взрослых, отнявших тебя у меня. А ведь это были зачатки любви, совсем не родственной. Ты слышишь меня, Виттория? Я наконец признался тебе в любви. Осмелюсь полагать, и ты не просто в шутку поцеловала меня. Разумеется, я был зол, когда мне сообщили о твоей помолвке. Уверен, что все безумства, содеянные мной за последний год, – отголоски той подавленной детской злобы. Но это уже не имеет значения. Я могу с уверенностью сказать, что ты моя.

– Я с тобой, но я не твоя, – поправила меня Виттория, участливо сжав мою руку. – Там, куда мы направляемся, люди не принадлежат друг другу. Там нет ни ревнивых супругов, ни алчных родителей, ни слуг, ни господ. Тебе это кажется диким? Привыкай. Тебе придётся расстаться с желанием обладать кем-то. Ты ещё не готов перейти в другой мир, бедный мой Клаудио. В тебе слишком много земных страхов и предрассудков. А ты ведь считал себя далёким от всего земного, не так ли? Пагубное заблуждение.

– Тебе известны все мои грехи, прекрасная кузина.

– Я уже сказала, что их источник в твоей добродетели. Сейчас ты говоришь со мной кротко, не отрицая своей вины, не оправдываясь. Это хороший знак. Первый шаг к освобождению. Тебе ещё предстоит скитаться по Парижу девять дней.

– Это моё наказание?

Виттория покачала прекрасной головой, от чего волна тёмный волос заколыхалась.

– Что мне делать с тобой, Клаудио? У тебя только кара на уме. Это тебе вбили в голову на факультете богословия. Спешу разочаровать тебя, милый мой кузен. Это не наказание, а исцеление. Личный апокалипсис. Разоблачение. Точно роза, разорванная по лепесткам. Не бойся, я буду с тобой. По крайней мере, теперь ты меня видишь и слышишь. Тебя радует твоё новое тело? Но ведь и оно скоро растает. Оно тебе не будет нужно. Сейчас ты видишь меня в таком виде, смотришь на меня земными глазами. Через девять дней, всё это исчезнет, и ты будешь действительно свободен. Идём. Мне нужно тебе кое-что показать.

========== Глава 65. Трон долго не пустует ==========

День только занимался. С противоположного берега всё яснее доносился конский топот. Когда мы пересекали мост, нам повстречались всадники дозора. Мимо нас проносились гротескные тёмные фигуры с светящимися глазами и зверскими оскалами. «Смерть цыганке!»

– Значит, её не поймали? – спросил я Витторию.

– И не поймают. Ты вовремя её отпустил.

– Она сама вырвалась.

– Нет, ты отпустил её. Я же сама всё видела. Умная девчонка. Додумалась взять твой плащ. Вот видишь, частичка тебя осталась с ней. Этот ненавистный чёрный плащ, пропахший ладаном. Ай да Агнесса…

– Как ты её назвала? Ведь её не так зовут. Ты что-то путаешь.

– Это правда, Клаудио. У девчонки есть христианское имя. Она вовсе не язычница, а крещёная католичка. И по крови она не цыганка, а француженка. Ты всё узнаешь – когда настанет время.

Удивительно, что это открытие не потрясло меня. Происхождение женщины, которая совсем недавно отождествляла все мои терзания, ради которой я готов был загубить свою душу, не имело особого значения. Мираж рассеялся. Колдунья оказалась обычной уличной девчонкой. Теперь меня тревожило лишь одно: чтобы она безопасно и незаметно выбралась за пределы Парижа. Похоже, Виттория знала, что Эсмеральде – или Агнессе – ничто не угрожало. Не задавая больше вопросов, я доверился своей проводнице.

Первым делом она провела меня на монастырское кладбище. Я заметил, что рядом с гробницей дез Юрсена возвышалась новая статуя ангела, которую я раньше не замечал. Во всяком случае, эта фигура показалась мне статуей. Но слеплена она была не руками земного скульптора. Даже самый искусный мастер не смог бы вылепить такие совершенные черты. Это был живой юноша, вернее, дух в человеческом облике. Блестящие огненные волосы, обрамлявшие тонкое лицо, чуть заметно шевелились на ветру.

– Узнаёшь своего подопечного? – спросила Виттория.

– Узнаю. Квазимодо трудно с кем-то спутать. Как он попал сюда, к нам?

– Он погиб во время осады собора. Стрела пронзила его плечо и задела лёгкое. Он издал свой последний вздох на галерее.

– Кто стрелял?

– Жеан.

– Мой брат?

Виттория не сразу ответила. Впрочем, её молчания было достаточно.

– Твои сомнения не были беспочвенны, Клаудио. Жеан не связан с тобой кровью. Он тоже это чувствовал. Мальчишка ленив и распущен, но не глуп. Не кори себя. Ты пытался воспитать его достойным фамилии Фролло. Иногда он старался тебе угодить. Это случалось крайне редко, и он сам смущался своих попыток заслужить твоё одобрение.

– А в конечном счёте, я сделал его убийцей, – ответил я бесстрастно. – Я толкнул его на путь бунта и преступлений. К чему привело моё воспитание? Мой приёмный брат убил моего приёмного сына. Что теперь ждёт Жеана? Он укроется во Дворе Чудес?

– Увы, королевство бродяг разгромили солдаты. Жеан там не найдёт приюта.

– Его не поймала стража?

– Среди военных был его друг, некий капитан Феб де Шатопер. Он отвёл глаза, когда увидел Жеана в толпе. Я заметила, этот офицер часто отводит глаза. Мальчишке удалось улизнуть. Жеан вернётся в коллеж как ни в чём не бывало и притворится, будто не принимал никакого участия в покушении на собор. В бродячую жизнь он наигрался. Всё-таки, Жеан – домашняя птичка, которая привыкла к своевременной подаче зерна. Только кто насыпет ему следующую горстку? Вот, в чём вопрос.