Текст книги "Сирены над Гудзоном (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Перед тем как звонить в дверь, он сунул в рот мятную конфетку, чтобы убить запах перегара. Увидев своё отражение в овальном стеклянном окошке, он заметил, что у него за последние пару дней прибавилось седых волос.

На первом этаже зажёгся свет, и раздалось цоканье каблуков. Появилась Бетани. На ней было приталенное струящееся платье в мелкий цветочек. Пышные полупрозрачные воланы на груди прикрывали недавно вживлённый катерер. Пшеничные пряди, уложенные скульптурными волнами, блестели под слоем лака. Видно, она решила наиграться с волосами вдоволь перед химией. Эллиот, привыкший видеть её в чёрных брючных костюмах с гладкой причёской, слегка оторопел. Быть может, она собиралась в студию фотографа? Он слыхал, что многие онкобольные устраивали себе прощальную фотосессиию перед началом лечения , чтобы в самые тяжёлые минуты напоминать себе о том, какими они когда-то были.

– Ты куда-то собралась? – спросил он, когда к нему вернулся дар речи.

– Нет. Я жду одного человека.

Губы Эллиота растянулись в странную улыбку. На мгновение он притворился наглым, любопытным ребёнком.

– Кого, если не секрет?

– Потенциального покупателя.

До Эллиота не сразу дошло, что конкретно она собиралась продавать. Застыв на пороге, он хлопал глазами и невнятно мычал. Бетани пришла ему на помощь.

– Помнишь Кэрол, нашу агентшу по недвижимости? Она посоветовала мне продать дом пока не поздно. Говорит, что рынок рухнет. Частная собственность резко обесценится.

– Это всё страшилки, – отмахнулся Эллиот.

– Называй это как хочешь, но ты знаешь, что недаром люди бьют тревогу. Уж нам с тобой это должно быть известно. Мне ещё не хватало, чтобы меня душила ипотека на дом, который обесценился в полтора раза. Не говоря о том, что мне одной столько места не нужно. Давно надо было продать, сразу после смерти Эдуарда, начать новую жизнь. Но я, как сентиментальная дура, держалась за воспоминания. Беседку не поднималась рука снести, хотя она давно сгнила.

– Ты любила его, – попытался оправдать её Эллиот. – Это понятно.

– Понятно, но не здорово. Потом эти нездоровые чувства вылазят в виде опухолей. Если носить в сердце покойника, то начнётся интоксикация всего организма. Я взяла временную инвалидность на три месяца. Это всё, что мне дал отдел кадров. Не знаю, смогу ли я вернуться. В любом случае, не вернусь на старую должность. Как видишь, я избавилась от барахла.

Избавилась от барахла … Это было явное преуменьшение. Переступив порог, Эллиот услышал эхо от собственных шагов. Все картины и зеркала были сняты со стен. На выскобленной плите одиноко дымился чайник.

– Куда ты собираешься ехать?

– Пока ещё не решила. Думаю снять квартирку где-нибудь подальше отсюда, где меня никто не знает, где я не буду на каждом шагу натыкаться на любопытные взгляды. Если не загнусь, то начну новую жизнь. Заведу собаку, займусь волонтёрством. А что ты здесь делаешь? Тебя отдел кадров прислал передать какие-то бумажки?

Расшаркавшись, Эллиот перешёл к делу.

– Невесело стало в офисе без тебя, леди-босс. Думаю о тебе постоянно. Прохожу мимо твоего кабинета, и сердце сжимается. В тот день мы так и не успели завершить наш разговор. А мне есть что тебе сказать.

Бетани устало поникла головой. «Ну всё. Поехали, по второму кругу».

– Ну? Говори, пока покупатели не пришли.

Сжав её маленькие холодные руки, он прижал их к своим щекам.

– Я думаю о том, как хочу провести следующие тридцать лет, или сколько мне там отведено. Если лечение будет успешно – а я в этом не сомневаюсь – я бы хотел остаться частью твоей жизни. Я не хочу думать о том, что ты продашь дом, уедешь неизвестно куда, и мы больше не увидимся. Это недопустимо. Мне важно видеть тебя, хотя бы иногда. Слышать твой голос, дотрагиваться до тебя. Было бы ещё лучше, если бы я просыпался рядом с тобой.

Высвободив руки, Бетани повернулась к нему спиной и потянулась за упаковкой с чаем.

– Прости, Эллиот. Я не могу.

– Почему? Ты мне уже не начальница. Отдел кадров не будет возникать. Что нас останавливает?

Бетани не спешила отвечать. Серебряная ложка позванивала о белый фарфор. Аромат мятной заварки потянулся в воздух.

– Не знаю как бы так помягче выразиться, чтобы не задеть твои чувства, но … Это даже не вопрос этики. Ты просто не в моём вкусе.

– Чушь собачья! Несомненно, я в твоём вкусе. – Раскинув руки, Эллиот принял позу бродвейского солиста. – Я знаю, что неплохо сохранился. Я знаю как бабы на меня пялятся, даже практикантки. Тебя смущает, что я женат?

Бетани прикоснулась накрашенными губами к краю чашки и осторожно отхлебнула.

– Если уж на то пошло, если бы мне вдруг захотелось провести страстную ночь с чужим мужем, я бы скорее выбрала Рона Хокинса для такого случая.

Эллиот обалдел. Его покрасневшие от скотча глаза полезли из орбит.

– Рона? Что в нём такого особенного?

– Это трудно описать словами. В нём какая-то брутальная, первобытная мужская энергия. Ты слишком домашний. Рон – ротвейлер. А ты – шоколадный лабрадор. И вообще, мы с тобой из разных песочниц по образованию и интеллекту. Ты очень предсказуем. Все твои шаги можно просчитать на десять миль вперёд. Я знала, зачем ты пришёл, ещё до того, как ты успел раскрыть рот.

– Я раскусил тебя, – сказал Эллиот, тыкая в неё вялым указательным пальцем. – На самом деле ты так не думаешь. Ты просто не хочешь, чтобы я бросал семью.

– Напротив. Я знаю, что ты никогда не бросишь семью. Это я тебя раскусила. Ты созрел для внебрачного романа, и я представляю собой безопасный вариант. Ведь покойница не может требовать от тебя исполнения обещаний. Спутайся ты с молодой девкой, а она ещё замуж захочет, родить.

– Глупости. Ты не умрёшь.

– Конечно, не сразу. Меня ещё помучают, похимичат пару месяцев. А семью ты всё равно не бросишь.

– Брошу! – крикнул Эллиот, ударив кулаком по гранитной стойке. – Ты не веришь мне? Ей-богу, брошу! Семейное счастье … родительская гордость … Тьфу! Всё это брехня. Убитые годы. Откуплюсь от жены и забуду как дурной сон. Сколько денег, сколько сил я угробил на этих неблагодарных раздолбаев. Слушай, что я придумал. Давай убежим. Ты меня поймёшь. Нас обоих дети разочаровали. Будем жить для себя. Снимем скромную двухкомнатную квартирку. Будем путешествовать, ходить на концерты, на выставки.

Разогретый собственными фантазиями вслух, Эллиот вновь приблизился к Бетани. В эту минуту раздался спасительный звонок в дверь. Вместо того, чтобы воспользоваться случаем и выкинуть нежданного гостя из дома, Бетани притянула его к себе за галстук.

– Если ты хочешь оказать мне услугу, – прошептала она ему на ухо, – притворись заинтересованным покупателем.

========== Глава 13. ==========

Уолл Стрит – август, 2008

«Вам доводилось видеть как исполин корчится в предсмертной агонии? – говорила с экрана Брианна Хокинс. – Зрелище не для слабонервных. Не секрет, что банк Братья Леман, в один из мировых лидеров в инвестиционном бизнесе, на последнем издыхании. Полтора века процветания закончились на плачевной ноте. Банкротство неизбежно. Значимость этого финансового инстутита настолько велика, что его крах принесёт катастрофические последствия для всей страны. Работники Голдман Сакс, Меррилл Линч трепещут, наблюдая за этой картиной. Кто из них станет следующим?»

После двадцати пяти лет брака, Рон Хокинс до сих пор получал эстетическое удовольствие от созерцания жены на экране. Завистники говорили, что у неё дикция не идеальная, что она слишком много мычала, кивала и хлопала глазами. Рон в какой-то мере соглашался с этими придирками. Но, чёрт подери, она была так божественно фотогенична! В тяжёлые времена, людям нужна такая вот синтетическая блондинка, чтобы уберечь мир от повальной паники. Американские пилоты во время войны украшали кабинки своих самолётов фотографиями белобрысых сисястых девок. Брианна уже вышла из того возраста, в котором вдохновляют бойцов на подвиги, но её отутюженные платиновые пряди и надутые малиновые губы удерживали банкиров и биржевиков от самоубийства.

Выключив телевизор в комнате отдыха, Рон вернулся в свой кабинет на двенадцатом этаже, который служил ему бункером, и погрузился в работу. Время от времени он поглядывал на улицу, чтобы убедиться, что тротуар не был усеян трупами, как это было во времена великой депрессии, шарахнувшей мир почти восемьдесят лет назад. Ему казалось, что он слышал предсмертные крики из прошлого.

К нему с минуты на минуты должен был придти сын. Киту пришла пора возвращаться в Бостон, чтобы продолжить образование. Брианна уже собрала ему чемоданы и вытравила тараканов из его комнаты. За два дня до отъезда сына отец вдруг спохватился, что они всё лето почти не виделись. Надо было ради приличия куда-то сходить вместе, провести время по-мужски.

Кит явился в половине седьмого, опоздав ровно на час.

– Что, работники метро бастуют? – спросил Рон, не глядя на сына.

– Да нет. Просто я сегодня поздно встал.

– Да какого же часа ты дрых?

– Честно говоря, не помню. Я проснулся, и потом ещё какое-то время лежал, смотрел в потолок. Надо же отоспаться перед началом семестра.

Бачок с питьевой водой был пуст. Кит взял пластмассовый стаканчик и принялся мять его, наполнив кабинет хрустом. Он ещё в детстве понял, что заполучить отцовское внимание было легче раздражающими звуками, чем словами.

– Ты можешь этого не делать? – цыкнул на него отец. – Мне нужно дописать письмо не очень приятного содержания. Я должен сообщить клиенту, что от его портфолио остались рожки да ножки. Старина Эллиот Кинг облажался не на шутку. Я ему таких пенделей всыплю.

– Пиши. Не торопись.

Смятый стаканчик полетел в мусорку. Кит принялся бить пяткой о ножку стула, от чего шея Рона покраснела.

– Что ты ведёшь себя как годовалый? Сейчас отправлю грёбаное письмо, и мы пойдём в бар «Тиммони». У них бифштекс гениальный. А вечером в джентельменский клуб на стриптиз. Как тебе такая увеселительная программа?

– До вечера ещё дожить надо.

– А с чего бы тебе не дожить?

– Потому, что ты меня убьёшь.

– Да прям уж, – сказал Рон, не отрывала глаз от компьютерного экрана. – Если я тебя за двадцать лет не убил, с какой стати я это сделаю сейчас? Ты мне столько поводов дал. Но мне жалко вложенных денег.

– Нет, на этот раз ты меня действительно укокошишь. Я сам тебе свою отрубленную башку принёс. Тебе даже топором махать не надо.

Завуалированные признания Кита разожгли любопытство отца. Рон повернулся лицом к парню.

– Признавайся. Что ты там натворил? Машину разбил? Кредитку потерял?

– Эх, если бы … Не всё так просто.

– Чушь. Любую проблему, даже самую сложную, можно упростить деньгами. Так что, ты особо не тяни. Говори, в чём дело, пока деньги не обесценились.

– Хорошо. Если ты готов услышать правду, вот она. Я изнасиловал пьяную лесбиянку.

У Рона отлегло от сердца. Теперь он точно знал, что сын таким образом пытался привлечь к себе внимание.

– Бог с тобой, Кристофер! Надо же до такого додуматься. Я уже испугался. Думал, ты на самом деле накосячил. Нельзя же так издеваться над отцовскими нервами.

– Но это правда, папаня. По крайней мере так на это посмотрит прокурор, если дело дойдёт до суда. Сексуальное насилие над женщиной нетрадиционной ориентации, с использованием алкоголя. Как ты думаешь, сколько мне за это грозит?

– Для начала, кто она, эта сафическая жрица?

– Бесс МакМахон, cтудентка мединститута. Слыхал? У неё отец инвалид после инсульта. Брат песни пишет. У них дом в Сонной Лощине.

– Хмм … – промычал Рон, копаясь в памяти. – Это она в соцсетях выкладывает фотo своих небритых ног?

– Угу, та самая. Она все моменты своей жизни прилежно документирует. У неё на странице сплошные веганские рецепты и лозунги против патриархата.

– И как тебя угораздило оказаться в её обществе?

– Она сама меня нашла. Короче, в прошлую субботу мы с ней ходили лазать по горам. Позвонила и говорит, «Пошли на Медвежью гору. Я тут отоварилась, купила новую экипировку. Хочу испробовать. Одной страшновато». Ты сам знаешь, я не большой любитель активного отдыха. Но мне было скучно. Делать было нечего. Вот и согласился. Пару чекушек с собой прихватил на всякий случай.

– Ну, и далеко вы залезли?

– Не успели. Слушай дальше. Пёрлись мы в гору медленно. Бесс тащила на себе всю экипировку. Я предложил ей помочь, а она на меня цыкнула, мол, засунь свои патриархальные замашки сам знаешь куда. Она, типа, не какая-нибудь дамочка, которую нужно опекать. Ну ладно, я с ней не спорил. Плёлся за ней. Если бы я вышел вперёд, она бы меня точно убила. Чтобы мужик шёл впереди бабы? Боже упаси. В конечном счёте, Бесс за свою гордыню заплатила. Ёбнулась на ровном месте и здорово ушибла коленку. Тут с неё корона феминизма и слетела. Она выла белугой на весь заповедник. Не плакала, а именно выла без слёз. Стая ворон испугалась и улетела.

– А ты?

– А я что? Я же не злорадный. Подбежал, помог встать, посадил на камень. На мне была клетчатая рубашка фланелевая, с длинными рукaвами. Я её снял, скрутил в жгут и замотал ей коленку. Она не шибко брыкалась. Ещё похвалила меня. Сказала, что для мужика, неплохо сориентировался. Нехилый такой комплимент, тем более от медика. Наложив жгут, я ей предложил водки, чтобы боль притупить. Она не отказалась. Выпили мы, значит, по чекушке. Сидим, разговариваем. Она вдруг такая добрая стала. Расчувствовалась, расплакалась, на этот раз со слезами. Говорит, ей какая-то баба разбила сердце. Я, конечно, кинулся её утешать. Она мне носом в плечо уткнулась. А я сам уже был слегка навеселе. И вот, одно за другое … Я расстегнул ширинку, стянул с неё шорты. Она вроде не сопротивлялась. Мычала что-то.

Рон грозно покачал головой.

– Эх, Кристофер, упали у тебя стандарты.

– Проголодался я! – воскликнул Кит, вздёрнув покрасневшее лицо. – На безрыбье и рак рыба. Короче, на вершину горы мы в тот день так и не забрались. Развернулись и обратно поехали. Сандвичи с индюшкой так и не развернули. Они стухли на заднем сидении. Ехали мы в полном молчании. Я был более трезвым из двух, и потому рулил. Она откинула спинку сидения и молчала. Я ей с тех пор звонил пару раз, узнать, как её колено заживает, а она трубку не берёт. Оставил ей пару сообщений. Ноль реакции. Зашёл на Фейсбук, набираю её имя, а она удалила меня из контактов и заблокировала. Я вошёл под фальшивым профилем, чтобы на ленту её поглазеть, а там …

– А там?

– А там … а там! Куча статей про культуру насилия, про агрессию к лесбиянкам, про беспредел белых мужчин, которым, типа, всё можно. Я проклинаю себя за свою доброту. Надо было это курву бросить в лесу с разбитой коленкой. Пусть бы сама добиралась. Я согласился переться с ней в этой грёбаный поход. Я ей оказал первую помощь. Я утешал её на свой лад. А она? Как она меня отблагодарила? А если она свяжется с моими случайными институтскими подружками и убедит их, что всё это время я их насиловал? Они же всем хором меня обвинят, эти сучки! Меня посадят, и сучкой уже буду я – в тюремной раздевалке.

Рон одновременно слушал сагу сына и печатал сообщение клиенту.

– Малыш, у меня нет на это времени.

– Я так и понял. Сам, значит, буду разгребать.

– Нет уж, сынок. Оставь это дело в моих руках. Я сам улажу эту неразбериху по-своему, как привык.

Пошарив в верхнем ящике стола, Рон швырнул сыну туристическую брошюру. На фоне лазурного моря белел парус. Кит отпрянул, будто на него брызнули горячим маслом.

– Что это такое? Ты смеёшься, папаня?

– Выбирай маршрут. Пока ты ещё на свободе, и полиция не выдала ордер на твой арест, самое время смыться.

– Но ведь смыться, это всё равно, что признаться в своей вине?

– А ты можешь сказать с чистой совестью, что не виноват? Вот, то-то же. Не бойся, я вовсе не собираюсь отрезать твои «орешки». Мне проще содержать тебя в Париже или в Бангкоке чем таскаться с тобой по судам. Так что выбирай. А то я сам за тебя выберу.

Кит стиснул зубы, задрожал и ткнул пальцем в готическую ратушу в Брюсселе.

– Вот … сюда наверное.

– Ах, замечательный выбор! – одобрил его отец. – Мне довелось побывать в Бельгии в студенческие годы. Дворцы, горячий шоколад.

– А как же учёба? – вякнул Кит робко.

– Учёба подождёт. Мы оформим тебе академический отпуск. Позвоним заведующему кафедрой, и скажем, что тебе подвернулась интернатура в Европе. Я знаю, ты бездельничать не будешь. Ты воспользуйся шансом, усовершенствуй технику иллюстрации.

– Если у меня руки перестанут дрожать.

– Перестанут. Никуда не денутся. Не волнуйся. Эта стерва тебе не навредит. Я найду способ заткнуть ей рот.

– Каким образом?

– На это есть адвокаты. Сомневаюсь, что она против тебя что-то затеет. А кровь попортить угрозами денег не стоит. Вот она и тявкает в сетях. Если что, пригрожу встречным иском. Скажу, что она невинному человеку портит репутацию клеветой. – Отправив электронное сообщение, Рон выключил компьютер и закрыл верxний ящик стола на замок. – Bроде всё. Кажется, ничего не забыл. Ну, ты готов? Пошли.

– Куда ведёшь, папаня?

– Куда собирались. Зря я, что ли, стол в ресторане забронировал?

У Кита не было абсолютно никакого аппетита, но он не смел перечить отцу, который терпеть не мог, когда его планы на ужин срывались.

Когда они уже стояли в лифте, Pон толкнул сына локтем в бок.

– А всё-таки, как оно тебе?

– О чём ты?

– Потрахушки с дамой нетрадиционной ориентации. В плане ощущений. У меня самого такого опыта не было.

Втянув голову в плечи, Кит забился в угол лифта. Больше ему некуда было спрятаться.

– Я не хочу об этом вспоминать.

– Значит, не понравилось, – заключил Рон.

– Нет в этом дело, понравилось или нет. Всему есть предел. Не до такой степени я опустился, чтобы все детали выкладывать.

– Если я спас твою задницу от тюрьмы, в буквальном смысле, ты по крайней мере можешь удовлетворить моё вульгарное любопытство.

Киту пришлось покопаться в памяти.

– Как оно было? Как обычно. Туда, сюда … Сунул, высунул. Ничего особенного.

Рон поморщился от стыда. Неужели эти слова говорил его сын?

– Ничего особенного … Тоже мне. Слушать противно. Не удивительно, что дечонки с тобой не трахаются на трезвую голову.

========== Глава 14. ==========

Квинс, август 2008

К концу лета у Грегори возобновились астматически приступы, а у него под рукой даже не было ингалятора. Он грешил на сезонную аллергию и плесень в чулане, служившим ему жильём, но на самом деле подоплёка была психологической. Присутствие Синти душило его, так же как и его новая роль опекуна. Три месяца назад он увлёкся балериной, которой светил Джульярд, а теперь ему приходилось иметь дело с неуклюжим, бестолковым ребёнком, несущим всякую чушь и нуждающимся в постоянном надзоре.

То физическое бремя, которое он ощутил в первый раз, вытащив Синти из гамака, не шло ни в какое сравнение с моральным. Первое время ему даже нравилось заботиться о ней. В этот период он открыл для себя новую гамму эмоций. За всю свою жизнь он даже собаку не выгулял. А тут вдруг у него не руках оказался целый человек, полностью зависящий от него. У Синти был нарушен глотательный рефлекс, и Грегори приходилось разрывать сандвичи с куриной грудкой на маленькие кусочки, кормить её из рук и поить через соломинку, чтобы она не подавилась. Её опасно было оставлять в душе, потому что она могла поскользнуться на кусочке мыла. Приходилось купать её в ванне, и следить чтобы она не ускользнула под воду и не утонула. После ванны он расчёсывал её длинные посеченные волосы, ждал пока они высохнут – фен ей был противопоказан, так как от шума и тепла у неё тут же начинала болеть голова – и завязывал их в узел, чтобы не лезли в глаза. Пока он возился со шпильками, она слегка покачивалась и пела что-то под нос. Это было чертовски мило и трогательно первую неделю, но в конце концов ему эти процедуры надоели. Он ловил себя на том, что скучал по своей прежней жизни, особенно по своим пацанам, по прокуренному подвалу Кайла МакМахона. У него руки чесались позвонить бывшему другу. Однако, совесть не позволяла ему бросить Синти. Ведь частично по его вине она превратилась в овощ. Теперь ему этот овощ было суждено поливать. Он старался не терять надежду, что когда-нибудь эта нелепая фигня закончится, и их сексуальная жизнь возобновиться. Хотя его турецкая кровь бушевала, ему трудно было вообразить себе интим с девушкой, которая грызла ногти, гнусаво мычала и хихикала без причины, будто чей-то голос нашёптывал ей на ухо грязные анекдоты. Каждый день он молился Аллаху об исцелении Синтии.

В конце концов, Аллах смиловался. Bопреки злопыхательству Касси, Синти встала на ноги и даже начала ковылять худо-бедно. Её речь стала более связанной, хотя мелкая моторика хромала. Официантка тут же всучила ей в руки швабру и отправила её на кухню. Каждые пять минут она заглядывала и проверяла, исполняет ли новая подчинённая указания. Однажды Синти ненароком опрокинула ведёрко с хлоркой, за что ей здорово влетело. Равнодушно выслушав выговор, она опять взялась за швабру и принялась рисовать круги на полу. Напевая мелодию Сен-Санса, она начала вспоминать балетные па. Таким образом швабра превратилась в инструмент физиотерапии.

Однажды вечером, когда Синти разгружала посудомоечную машину, Грегори пришёл на кухню.

– У меня кое-какие новости, – сказал он. – Я уезжаю на пару месяцев.

Синти не обернулась, но её руки, покрасневшие от пара, застыли.

– Куда?

– Туда, сюда … В Бостон, в Филадельфию, в Балтимор. По всему северо-востоку, короче. Тут один чувак меня пригласил на гастроли. Ему гитарист нужен. Мы как-то разговорились после концерта. Он попросил меня сыграть, ну я и сыграл. Ему понравилось. Вот он и позвал меня. Обещал заплатить. Пойми, я не мог отказаться. Такой шанс не каждый день выпадает.

– А я?

– Ты останешься здесь. У этого чувака нет места для тебя в микроавтобусе. Да и рано тебе в такую даль таскаться. Но ты не волнуйся. Я буду звонить. Я говорил со стариком Вудли. Он сказал, что отпустит меня на до праздников, никаких проблем. А подсветкой и микрофонами будешь заниматься ты. Это совсем не трудно. Я тебе все кнопки покажу.

– Ну хорошо. Раз ты так решил.

Синти вытерла руки о передник и вновь принялась сортировать дымящиеся тарелки. Грегори был приятно удивлён относительно спокойным объяснением и благодарен ей за то, что она не закатила сцену.

Через полчаса он уехал с новым товарищем. Синти провела остаток вечера на кухне. Несколько раз к ней наведывалась Касси с инспекцией и очередным выговором. Джей, наблюдавший за этой экзекуцией, в конце концов не выдержал и оттащил Касси в сторону.

– Слушай, ну хватит уже. Tы прям надзирательница концлагеря. Тебе бы, подруга, гестаповскую форму и кожаные сапоги. Довольно гонять девчонку. Ей сейчас не очень полезно хлоркой дышать.

– Чего ты так трясёшься над ней?

– Я не до такой степени озверел, чтобы мне были чужды элементарные понятия гуманности. Например, я не могу молчать, когда при мне пинают больное животное.

– Где она больная? В каких местах? Её давно уже не трясёт. Она полностью поправилась. Eё взбитые мозги давно встали на место, хоть она и притворяется дурой.

Джей безнадёжно покачал головой.

– Невероятно. Hеужели ты слепая? А то ты не видишь? Она же беременна.

***

Без Грегори и его гитары чулан стал намного просторнее. Синти сразу почувствовала разницу. Замызганный матрас был полностью в её распоряжении. Теперь она могла распластаться на животе морской звездой. Ей предстояло провести первую ночь одной. Интересно, чем занимался Грегори в данную минуту. Успел ли он поужинать? Как выглядел его ночлег? Была ли у него горячая вода на новом месте? Водились ли клопы у него в матрасе? Когда он собирался ей позвонить? Однако, эти вопросы не слишком будоражили её сознание. Дешёвая синтетическая пижама, купленная накануне в «Гудвилле», оказалась такой приятной на ощупь.

Посреди ночи она услышала сквозь сон, как скрипнула дверная ручка. Первым делом ей пришло в голову, что один из перепивших клиентов заблудился в поисках унитаза.

– Туалет налево, – пробормотала она, тыкая пальцем наобум. – В конце коридора. Только там лампочка не работает. Бумажные рулоны в ящике под раковиной, если что.

– Все клиенты разошлись, – последовал ответ. – Это всего лишь я. Не бойся, я не надолго.

Где-то над головой у неё щёлкнул ручной фонарик. Синти протёрла глаза и увидела перед собой Джея Вудли.

– Ты на Грегa не сердись, – сказал он, присаживаясь на матрас. – Он делает это тебе во благо.

– Я не сержусь. Разве я выгляжу сердитой?

– Ну и правильно. – Джей похлопал её по коленке. – Лично я Грегoм восхищаюсь, хоть он и наврал про свой возраст. Для восемнадцати лет он вполне зрелый. Он решил взяться за ум и заработать денег для своей семьи.

Синти продолжала тереть глаза. Светло-голубой луч фонаря в темноте отзывался болью в висках.

– Не понимаю, о чём ты. Нет у нас никакой семьи. Мы не разговариваем со своими родственниками. Они толком не знают где мы.

– Ты знаешь, как это случилось? Ты таблетку забыла?

– Какую таблетку? Для головы, что ли? Только аспирин. Все таблетки, которые прописал невролог, остались в доме моего дяди.

– Я про другую таблетку, противозачаточную.

– Мне нельзя. От них поправляются. Для фигуры не полезно.

– Глупая! – усмехнулся Джей. Его ухмылка исчезла, как только он положил ей руку на живот. Синти слегка напряглась, но не отпрянула. – А ходить беременной, думаешь, полезно для фигуры?

– Зачем ты это говоришь? Я не беременна.

– Я давно за тобой слежу. Тебя постоянно мутит.

– Это всё от головы. Там сейчас перестройка идёт. Меня с самого начала тошнило. Пока вестибулярный аппарат не восстановится … Врач сказал, что это ещё будет долго тянуться.

– Это не всё. – Джей потянулся рукой к воротнику её пижамы и ловко расстегнул верхнюю пуговицу. – Посмотри в зеркало.

– Что ты делаешь?

– Посмотри на свою грудь. Она за последний месяц на два размера выросла. И соски торчат как боеголовки. Грег таких вещей не замечает, а я замечаю.

Скрестив руки на груди, Синти мотнула головой.

– Это тебя Касси науськала. Это она послала тебя, чтобы потрепать мне нервы. Ты нарочно говоришь мне гадости. Я не верю, что беременна. Это невозможно.

– Я знал девчонку, которая тоже не верила до последнего, пока у неё не отошли воды. Всё думала, рассосётся. На таком сроке оно просто так само не рассасывается. Если ты надумаешь этот процесс остановить, не каждый врач возьмётся. Хотя, есть одна врачиха, которая не побоится. Только дальше тянуть уже некуда. Поверь мне, я тебе зла aбсолютно не желаю.

Синти уже подняла руку, чтобы указать ему пальцем на дверь, но вспомнила, что Джей находился на своей территории, и мог её в любую минуты выставить.

– Мне нужно выспаться, – сказала она наконец. – Мне Касси задала задание организовать ящики на кухне. Там банки с просроченным соусом. Неудобно будет, если посетители отравятся.

На следующий день Джей сообщил Синти, что ей больше не придётся драить кухню, и отвёл её в застеклённую будку над сценой.

– Вот твоё новое рабочее место. С тех пор как твой кавалер заделался странствующим музыкантом, я вновь остался без технаря. Улыбнись же! Это повышение.

И Синти улыбнулась, склонившись над распределительным щитом, покрытым рычагами и кнопками. Ей казалось, будто она попала в кабинку космического корабля. Джей стоял у неё за спиной. Синти чувствовала на затылке его дыхание. Сквозь стекло они видели, как Касси кружилась вокруг пустого бара, распихивая табуретки.

Вдруг Синти напряглась и щёлкнула пальцами.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Джей.

– Пакетик целлофановый … Меня сейчас вырвет. Не хочу испортить тебе аппаратуру..

Джей помял ей спину.

– По крайней мере ты уже не отрицаешь своё положение. Если я правильно понял, ты не собираешься ничего по этому поводу делать? Решила оставить всё как есть?

Обхватив её за плечи, он вытащил её из будки на улицу. Запах осеннего Квинса только усилил тошноту. К счастью, под боком оказался мусорный бак. Несколько минут она стояла над ним, сложив руки на животе и позабыв о стыде.

– Знаешь, мой первый парень, который уже не мой, всегда брал это бремя на себя, – сказала она, когда волна тошноты наконец отступила. Вид у неё был смиренный, пусть не совсем довольный. – Надо отдать ему должное. Он мужественно терпел резинки. А с Грегом мы это дело как-то не успели обсудить. Всё быстро закрутилось.

– Будешь ему говорить?

– Скажу. Чего таить? Если позвонит, конечно. У него старый мобильник сдох, а на новый он не раскошелился. Сказал, что будет звонить с дороги прямо в клуб.

– И он тебе уже звонил?

– Пока нет. Наверно, он очень занят.

– Да, скорее всего. Ты лучше его знаешь.

Синти пожала плечами и потянулась в карман за жвачкой.

– В том-то и дело, что не знаю.

Джей решил, что это был не самый подходящий момент озвучить свои мысли. Его бы очень удивило, если бы Грегори вернулся. Обычно с гастролей не возвращаются. Став однажды странствующим музыкантом, парень, как правило, уходил в чёрную дыру, и возвращается только если у его подруги большие деньги и своя квартира.

– Когда Грег вернётся, – сказал Джей, – он обнаружит, что ты украла его работу. Тогда мы его отправим на кухню разгружать посудомойку. Как тебе такой план? А если серьёзно, ты не позволяй Касси собой помыкать. Слышишь? Она тебе не начальница, хоть и работает у нас полтора года.

– Вы с ней дружны, – отметила Синти.

– А что с этого? Мы вообще-то со многими дружны. Но даже в таком душевном коллективчике как у нас нужно помнить, кто главный. Иногда Касси забывает своё место. Водится за ней такой грешок. Но ничего, я ей напомню, если что.

***

Тарритаун

После фиаско с выпускным вечером, Натали посвятила всё лето ликвидации последствий. Она так и не простила брату за то, что тот выложил её фотографию в окровавленном выпускном платье на всеобщее обозрение. Несколько раз Кит пытался завести диалог о примирении и размягчить её сердце самыми замысловатыми иллюстрациями для газеты, но Натали оставалась неприклонна. Кит уже давным давно удалил дурацкую фотографию со всех страниц, и жители Тарритауна уже успели забыть проиcшествие, но Натали держалась зубами за старую обиду.

– Ну хватит уже злиться на брата, – упрекнула её мать однажды.

– Нет у меня брата.

– Нельзя так. Кит уже сто раз извинился. Ты же знаешь, он любит дурачиться.

– На этот раз он перешёл все границы. Мне надоело быть предметом его идиотских шуток.

Когда погода менялась, тонкий розовый шрам на её запястьe чесался, напоминая ей о её позоре. Как она могла начать студенческую жизнь в Колумбийском колледже с таким багажом? Первым делом нужно было устранить бывшую себя. Нужно было убить ту дуру в шёлковом платье с высокой причёской. Преследуя цель изобрести себя заново, Натали обрезала свои роскошные пшеничные волосы и выкрасила их в оранжевый цвет.