Текст книги "Сирены над Гудзоном (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– А ты не настрелялся? Можешь не отвечать на этот вопрос. Я по глазам вижу.

– Что толку об этом говорить? Меня обратно не возьмут.

Втянув последнюю каплю коктейля, Дара принялась поглаживать обрубок его ноги. Обветренные пальцы с обломанными ногтями скользнули вверх и пробежались по ширинке.

– Как я погляжу, у тебя ещё много сил, рядовой Шусслер. Ты ещё не выдохся.

Почти не изменившись в лице, Стивен усмехнулся.

– Грязная сучка.

– Меня ещё не так называли. Впрочем, я это заслужила. – Утвердительно кивнув, Дара прильнула лицом к его бедру. – В моём положении есть свои плюсы. Жизнь выплюнула меня. Мне ничего не остаётся как наблюдать за другими. Последнее время я только этим и занимаюсь.

Запустил пальцы в её свалявшиеся патлы, Стивен пытался решить, оттолкнуть её или принять ласки, которые она ему навязывала. К отвращению, которое она у него вызывала, примешивалось странное чувство солидарности. Его тело отзывалось на авансы этого странного существа. Это был не просто плотский голод. Ещё за день до отъезда Марисоль, они занимались любовью на прощание. Это был трезвый, чистый, осмысленный, качественный секс, с прелюдией, кульминацией и прочими прелестями. Всё по полному числу. За двадцать четыре часа Стивен не успел до такой степени изголодаться, чтобы расстёгивать ширинку перед бездомной наркоманкой. В то же время, внутренний голос ему твердил, что oн и Дара были слеплены из одного комка грязи. Он не имел права задирать нос перед ней. Более того, их связывала общая миссия. Дара явилась к нему, чтобы посвятить его.

– А тебе не надо ехать обратно на восток, чтобы продолжать своё святое дело, – говорила она, потираясь щекой о его горячий живот. – Бог вернул тебя в Америку не просто так. Враги ведь давно уже перебрались через океан. Они убили твоего отца и сделали тебя калекой. Они здесь, среди нас. Они организовывают свои террористические ячейки и вербуют наших пацанов. Зачем далеко ходить? Достаточно взять нашего старого знакомого Грегори Кинга.

– Не бреши. Грег слишком трясётся за свою шкуру. Он только на словах бунтарь. А в жизни он трус и сопляк.

– А они убедили его, что он герой, и что его ждут девственницы в раю. Террористам именно такие и нужны, без совести, без убеждений. Таким легко промыть мозги. Сегодня они ошиваются в модном клубе на отцовские денюжки, а завтра пристёгивают к себе взрывчатку.

Откинув голову назад, Стивен рассмеялся.

– Ну ты даёшь, подруга. То есть, наш Турок из Тарритауна побежит на стадион с криком «Джихад!» Что-то мне трудно представить эту сцену. А воображение у меня богатое.

– Не принимай всё так буквально. Они не пошлют Грегори на смерть. Он представляет собой слишком большую ценность.

– Не смеши меня. Какой от него толк?

– Сам подумай. Снаружи он обычный либеральный позёр, каких никто всерьёз не принимает. Его блог с песенками и рецептами восточных сладостей служит как громоотвод, при чём весьма эффективный. ЦРУ за такими не следит. Не могут же они заносить в список подозреваемых каждого хипстера. А Грег вполне безобидный с виду. И в этом вся опасность. Он связывает террористов с рядовой Америкой.

Стивен продолжал этот разговор хотя бы потому, что ему больше нечего было делать. Ему было любопытно выслушать мысли Дары, которая с горем пополам закончила десять классов. Малообразованным людям свойственно составлять свои замысловатые теории. Впрочем, Стивен был вынужден причислить себя к этим людям. Ведь он не так далеко ушёл от Дары. Ни один из них не провёл и дня на территории высшего учебного заведения. Разница была в том, что у него когда-то были грандиозные планы, которые сорвались, а Дара изначально относилась к образовательной системе с недоверием. Не удивительно, что её любимой былa песня «Ещё один кирпич в стене» группы Пинк Флойд. Учитель, оставь детей в покое!

– Ты хочешь сказать, что ты умнее агентов ЦРУ? – спросил Стивен. – Тебе известно то, что неизвестно им? Они, по-твоему, дрыхнут, пока такие независимые сыщики как ты занимаются разведкой? Угомонись. Тебя заносит.

Опираясь на локти, Дара подняла голову.

– Я фигею от твоей слепой, непоколебимой веры в систему правительствa, рядовой Шусслер. Ты слишком патриотичен, себе в ущерб.

Стивен дёрнул светлой бровью.

– Такое возможно?

– Сплошь и рядом. Тебя воспитали слушаться и не задавать вопросов. И это полезные качества для солдата. Когда тебе дают приказ стрелять, ты выстрелишь, хоть самому себе в ногу. Ты, наверняка, так же свято веришь в современную медицину. Фармецевтические компании превращают детей в инвалидов. Кстати, твою мать тоже угробили хвалёные врачи. Известно ли тебе, что в Мексике лечат рак с помощью сока алоэ? А твою мать угробили за три месяца в самой передовой клинике. Как ЦРУ справляется с терроризмом нам уже известно. Куда они смотрели одинадцатого сентября? Когда кучка арабов записалась в лётную школу, ни у кого не зазвонили тревожные звоночки? А потом их осенило, когда уже было поздно. Соединили точки. Наш знакомый турок, который тоже не соответствует типичному портрету шахида, помогает террористам у всех под носом. Он предоставил им место для тайных встреч.

– И где же проходят эти тайные встречи. В кафе «Старбакс»?

– Я покажу тебе это место. Я отведу тебя туда.

========== Глава 27. ==========

Белые Равнины – февраль, 2013

Сбросив пятнадцать фунтов, Синти дерзнула выбраться в свадебный салон. Она совершила эту вылазку в одиночку, без свидетелей. То, что Брюс никак не отреагировал на перемены в её внешности, одновременно разочаровывало и успокаивало её. Он упрямо бубнил, что хотел на ней жениться, но в его голосе не было особого энтузиазма. Брюс считал себя приземлённым человеком, но после разговора с ним складывалось впечатление, будто он питался одним воздухом, и всё бренное было ему чуждо. На все вопросы, связанные с мирской суетой, у него находился какой-нибудь шаблонный, отметающий ответ. Стоило Синти заикнуться о внешности, и Брюс говорил что хорошего человека должно быть много, и вообще-то любят не за красоту. Когда заходил разговор о наследстве, он отвечал, что не в деньгах счастье. Напротив, от денег одна головная боль. Как их вложить? На что потратить? Зачем людям дворцы за пять миллионов? Это же такая головная боль обставить их мебелью. Насколько всё было проще, когда люди жили в пещерах. Он не понимал, зачем надо было украшать съёмную квартиру, в которую они возвращались только поспать. Проблемы с репродуктивным здоровьем будущей жены его тоже не напрягали. Не всем Бог даёт детей. Oни и так работали с детьми весь день. Многие пары живут без детей и не переживают по этому поводу. Население планеты и так растёт. Не лучше ли позаботиться о вымирающих видах животных и птиц?

После разговоров с женихом, Синти чувствовала, что заражалась его приятной апатией. С таким мировоззрением можно дожить до ста лет , не подвергая сердечно-сосудистую систему ненужному стрессу. В семье Брюса было много долгожителей. Его шотландский прадед, которому перевалило за девяносто, и который питался жареной бараниной, запивая её тёмным элем, до сих пор ходил на танцы и играл на волынке.

Когда продавщица в свадебном салоне начала предлагать разные фасоны платьев, Синти ответила, «Мне всё равно». Продавщица опешила. Давно ей не попадалась такай покладистая невеста. Окинув взглядом ассортимент, Синти выбрала кремовое платье покроя ампир на бретельках без шлейфа.

– Эта модель очень популярна среди зрелых невест, – сказала продавщица. – К нам часто приходят дамы за сорок, для которых это второй, а то и третий брак.

– Для второго брака я планирую красное, – ответила Синти , – а для третьего – чёрное.

Продавщица рассмеялась. Чувство юмора у невесты – это нечто необычное.

– Раз уж вы так быстро выбрали себе платье, давайте выберем что-нибудь для вашем мамы?

– В этом нет необходимости, – ответила Синти, пытаясь засунуть свою широкую ступню в обтяную атласом туфельку. – Мои родители разбились на машине, когда мне было одиннадцать лет. Видите, как всё просто? У вас не найдутся похожие туфли, только на низком каблуке и на размер побольше? А то у меня шишки от балета. У меня ступня без носков выглядит как корень имбиря.

Ошарашенная небрежностью покупательницы, продавщица потянулась за коробкой, в которой лежали плоские лодочки одинадцатого размера.

– Вот эти. Элегантно и удобно. Фату не будете? Или по крайней мере тиару?

– Мне ничего нельзя цеплять на голову. Тут такая оказия нелепая. Мой первый кавалер дал мне кровоизлияние в мозг. С тех пор у меня с равновесием проблемы. Когда у меня на макушке сидит какая-то фигня, я начинаю заваливаться на бок. Это выглядит очень смешно со стороны.

– Понятно. У ваших свидетельниц есть наряды?

– Я решила не связываться. И так обойдёмся. Моя кузина недавно выписалась из реабилитационного центра. Моя начальница – мужененавистница, а единственная подруга – лесбиянка. Она считает, что платья и юбки придумали мужчины, чтобы им было легче насиловать женщин. Клянусь вам, найти парня для замужества легче чем наскрести подружек для антуража.

– Вы уже выбрали церковь, ресторан?

– Мы пойдём в ратушу и там распишемся. Посидим в кафешке, прокатимся на пароме вокруг статуи Свободы, и баиньки. Чтобы утречком встать и на работу.

– Вам будет нужен гардероб для медового месяца, – настаивала продавщица, хватаясь за соломинку.

– Зачем куда-то ехать? Только выбиваться из колеи. Говорят, сейчас качество обслуживания в гостиницах упало. Рецессия ещё не отшумела. Значит, упакуйте мне платье и туфли. И, пожалуй, перчатки. Такие, чтобы полностью закрывали пальцы. А то у меня кожа на руках потрескалась, а маникюр делать лень.

***

Как только она вышла из салона, перекинув через плечо покупку, у неё в кармане задрыгался мобильный телефон, точно зверёк, попавший в ловушку. Это была Бесс МакМахон. Видно, у неё горели уши, когда Синти вспоминала её.

– Не пойми меня превратно, – начала Бесс скороговоркой, не поздоровавшись. – Я вовсе не отрекаюсь от своих принципов. Более того, за последние пару лет они утвердились. Я как никогда верю в мир без политических границ, без предрассудков и дискриминации.

– Можно помедленнее? – попросила Синти. – О чём ты?

– Я говорю о нас с тобой, о нашей дружбе, о сестринском доверии. Если ты хотела устроить фестиваль восточной кухни в нашем коттедже, тебе достаточно было поставить меня в известность. Я не понимаю, почему ты туда привела гостей без моего ведома. Неужели ты думала, что я откажу тебе в помощи?

– Бог с тобой, Бесс. Чем больше ты говоришь, тем меньше я соображаю. Какой фестиваль? Какие гости?

– Ты ещё дурой притворяешься! Не стыдно тебе? Ты теперь до конца жизни будешь использовать свою черепную травму как отговорку? Неужели ты думала, что я не узнаю? Сегодня я ездила на Медвежью гору. Со мной был один товарищ, агроном. Мы обсуждали пристройку для парника. Нас ждал очень «приятный» сюрприз. Мало того, что сигнализация была отключена, в помещении пахло восточными пряностями. На полу валялись засохшие зёрна кускуса. А ещё я нашла гитарный плектр под матрасом. Видно, они устраивали концерты.

Синти рассмеялась, не боясь обидеть подругу.

– Ну ты прям Шерлок Холмс. У тебя такие капитальные улики. Так может, эти крошки остались с лета? Там семейка из Ливана жила две недели.

– Исключено. Перед тем как закрыть коттедж на зиму, я всё помыла и продезинфецировала. Я бы никогда не оставила крошки на полу. Ты же знаешь, я смерть как боюсь мышей. Это явно свежие крошки. Кто-то пользовался коттеджем, и я даже знаю, кто именно.

– Ну кто? Скажи уже. Не держи меня в неведении.

– Ты знаешь не хуже меня. Наш любимый «Турок из Тарритауна». Представь себе, я читаю его статьи в блоге про помощь беженцaм, которым, якобы, не достаточно помогают власти, и которым американское посольство отказывает в политическом убежище.

– Подумаешь! Сейчас каждый самозванец-филантроп пишет про помощь мирным сирийцам. Это как каждая марка молочных продуктов выпускает греческий йогурт. Кто-то один запускает моду, а другие копируют.

– Но в случае с Грегори это завуалированная агитация. И ты на неё купилась! Он тебя уболтал, как всегда, затащил тебя в постель, и ты ему выдала ключи, не сказав мне ни слова. Ты предала нашу дружбу ради мужика, который женат на сестре моего насильника.

Это уже было слишком. Паранойя Бесс переходила все границы. С тех пор как Кит Хокинс подмял её под себя, она считала, что ей, как жертве, всё позволялось. Она имела право тыкать пальцем и выкрикивать обвинения. Её уже давно никто не жалел, и на неё никто не обижался.

– Ты несёшь феерическую ахинею, – сказала Синти. – Я с Грегори сто лет не виделась. И вообще, он слегка женат.

– Не смеши меня, – фыркнула Бесс. – Можно подумать, брачные клятвы кого-то в Тарритауне останавливают. Достаточно посмотреть на моих родителей. Короче, если ты спишь с чужим мужем, это не моё дело. Я не сержусь, что Грегори превратил турбазу в укрытие. Сама идея смелая и благородная. Но мне неприятно, что это провернули за моей спиной. Мне главное, чтобы международные гости не оставляли после себя бардак, и чтобы в коттедже не завелись мыши. Я не хочу, чтобы инспекция закрыла нашу турбазу из-за антисанитарных условий. Я столько денег и сил вложила в этот проект.

– Хорошо, – успокоила её Синти, – я выгоню мышей и поменяю замок. Когда придёшь, будет всё стерильно, как в операционной. Ну всё, мне пора.

***

Швырнув наряд на заднее сидение машины, Синти включила обогреватель. Он работал на тройку с минусом – много шума, но мало тепла. У неё стучали зубы, не столько от холода, сколько от раздражения. После разговора с приятельницей в ней зашевелилось то самое свинское любопытство, из-за которого порой теряют нос. Бесспорно, в голове у Бесс было пару расшатанных винтиков, и далеко не всё, что она говорила, стоило принимать за чистую монету. У неё за каждым кустом прятался противник абортов с бомбой домашнего изготовления или католический священник-педофил. Синти немного зацепило обвинение, что она, якобы, сошлась с Грегори и помогала ему укрывать недопонятых сирийцев, за которыми охотились одноплеменники-террористы. Неужели Грегори сам пустил эти слухи?

Скорлупа апатии, в которой она дремала столько времени, треснула. Ей овладела жгучая досада. Это было первое сильное чувство, которое Синти испытала за последние несколько лет, достаточно сильное, чтобы заставить её сменить маршрут. Вместо того, чтобы ехать прямиком домой, она направилась на турбазу, прекрасно отдавая себе отчёт, что это была идиотская затея. Прошлой ночью прошёл ледяной дождь, сделав дороги скользкими. Пока она ехала на Медвежью Гору, ей несколько раз попадались обледенелые клочки на асфальте, и машина начинала вихлять. Этого предупреждения свыше было не достаточно. Синти не терпелось попасть в коттедж и изучить вещественные улики, которые произвели такое впечатление на Бесс. «Если повезёт, я собственными глазами увижу незаконных постояльцев, – думала она, усмехаясь. – А вдруг там развесёлая тусовка? Они научат меня исполнять танец живота и стряпать баклаву».

Не доехав до коттеджа, она поставила машину на расстоянии четверти мили и выключила фары. Остаток пути она решила проделать пешком, звук мотора не спугнул гостей – если они действительно там были.

Холодный горный воздух быстро надавал ей подзатыльников. Когда она выехала из дома, она не планировала блуждать по горам. На ней не было ни перчаток, ни шарфа, ни шапки.

«Тупица! – ругала она себя, втягивая голову в плечи. – Тебе неймётся. За неделю до свадьбы? Будешь стоять перед судьёй с сопливым носом. Так тебе и надо».

В сумерках чернели очертания коттеджа. В окнах было темно. Она уже собралась уходить, но в это время боковая дверь хлопнула, и на крыльцо вышел худой, долговязый парень. Удерживая сигарету в зубах, он щёлкнул зажигалкой. Крошечный язык пламени на мгновение осветил его лицо. Запавшие щёки были покрыты отросшей щетиной. Глубокие оливковые тени залегли под глазами, от чего белки казались ещё ярче.

Синти узнала бывшего возлюбленного. Ей тут же стало стыдно за то, что она так небрежно отмела подозрения подруги. Иногда к Бесс стоило прислушаться.

– Астматикам курить противопоказано, – окликнула его Синти. – Или тебя Аллах исцелил?

Грегори сам вышел к ней навстречу. Казалось, он не хотел подпускать её к коттеджу.

– Зря ты пришла сюда. Не стоит тебе меня выслеживаешь. Неблагодарное это дело.

После всех изощрённых трюков, которые они когда-то вытворяли в постели, он мог удовлетворить её любопытство.

– Скажи мне одну вещь. Kак тебе это удалось проникнуть в коттедж? Обещаю, что не буду доносить на тебя властям. Мне просто интересно.

– Передай своей подруге Бесс, чтобы не держала ключи в кармане куртки. А то, вешает на видном месте. Слишком легко такому проходимцу как я сделать отпечаток и заказать копию. Для этого сойдёт комок пластилина или размягчённого воска. Видать, она мало детективных фильмов смотрела. Для параноика она не очень бдительная.

– Хорошо. А как ты сигнализацию отключил?

– Умные парни разобрались. – С каждым словом Грегори делал шаг вперёд, оттисняя Синти к дороге, подальше от коттеджа. – Они и бомбу могут обезвредить. А сигнализацию отключить – раз плюнуть.

– Хвала Аллаху! Ты хоть какие-то жизненные навыки почерпнул. – Теперь они стояли нос к носу, и Синти отчётливо улавливала запах фенхеля и кориандра. – Только скажи мне одну вещь. Зачем тебе всё это? Так, положив руку на сердце.

– Надо же для чего-то жить. Должна же быть какая-то цель, помимо набить брюхо и уложить очередную тёлку в койку. Моя цель очень проста: помочь невинным людям.

– Если эти люди действительно невинны, то почему они не обратятся к властям?

Грегори растопырил пальцы рук, точно фокусник на детском празднике.

– Потому что от властей никакого толку. Все они исламофобы. Не видят разницу между беженцами и террористами. Считают, что раз фамилия арабская, значит граната в кармане.

– А ты? – спросила она, вглядываясь в его расширенные зрачки. – А ты видишь эту разницу?

Грегори собирался было дотронуться до её плеча, но передумал и отдёрнул руку.

– Я бы тебе объяснил, да какой в этом толк? Bсё равно не поймёшь.

– Почему ты так решил? Я только и делаю, что кручусь с обездоленными весь день.

– Поправочка: инвалид – не значит обездоленный. Тоже мне сравнила! Инвалид в Америке живёт лучше, чем здоровый в Сирии.

– Откуда у тебя такие сведения? Тебе жена шлёт фоторепортаж из Алеппо? Её портфолио, небось, забито фотографиями окровавленных детишек.

Грегори развеял рукой табачное облако.

– Она мне уже практически не жена. Мы разводимся.

– Как всё скоропостижно, – вздохнула Синти. – Уже и разводитесь. А я вот замуж выхожу.

– Мне известно. Весёлой вам жизни. Езжай-ка ты домой. Простудишься.

Поморщившись, Грегори швырнул недокуренную сигарету в сугроб и направился обратно к коттеджу.

Синти услышала хлопок, точно у неё над ухом лопнул резиновый шарик, и почувствовала толчок в спину. Тянущее, болезненное тепло, вспыхнувшее в грудной клетке, стремительно разлилось по левой руке. Ощутив солёный, металлический привкус во рту, она сплюнула, забрызгав кроссовки кровью. Заснеженные макушки деревьев сомкнулись у неё над головой, и хоровод из чёрных стволов закружился вокруг неё.

Она слышала голос Грегори, хруст снега и сухих веток под его ботинками, чувствовала его прикосновения. Сжимая её лицо, он уверял её, что её выходка была дурацкой, и что она и её сообщник были полными лохами. И где она спрятала пакет с искусственной кровью? Такие шутки проходят на ура в институтских общагах, но сейчас ему было не смешно. Ведь это был даже не Хеллоуин. Несомненно, её на это подговорили республиканцы, которые не могли смириться с поражением.

Его руки пахли сигаретами и восточными специями.

Хлопок повторился. На этот раз Грегори вздрогнул и обмяк на ней, уткнувшись лицом в её раздробленную ключицу. Ну вот, теперь он поверил, что она не придуривалась.

Постепенно, солёное удушье начало отступать. С невообразимой лёгкостью, Синти встала. Глянув вниз, она увидела, что вместо заляпанных кровью кроссовок на её ногах были новые пуанты, заказанные из каталога. Она узнала закулисье музыкального холла в Тарритауне. Над головой висели спящие прожекторы, которые должны были с минуты на минуту проснуться и залить сцену неоновым светом. Из гримёрной доносились голоса, которые она уже давно не слышала – голоса её родителей.

– Итан, дорогой, – говорила Каролина ван Воссен, – не включай вспышку. Она и так нервничает. Ты её ослепишь.

***

Март, 2013

«Всё это омерзительно. Я возмущена, – писала журналистка Линн Морган своему начальнику на пятом канале. – Как в нашей цивилизованной стране относятся к ветеранам, это позор. Пока государство не начнёт заботиться о физическом и душевном здоровьe таких как рядовой Шусслер, подобные трагедии будут продолжаться. Ведь не от хорошей жизни он взял в руки автомат и пошёл стрелять соотечественников. Христа ради, человек потерял ногу в Ираке! Прошу вас, поддержите меня. Я хочу провести интервью с обвиняемым и снять отдельный эпизод про него. Люди должны услышать его историю».

После проведённой психиатрической экспертизы, Стивен был признан невменяемым и находился в клинике для душевнобольных преступников. Пробиться к нему было невозможно. Начальник Линн одобрил её идею снять эпизод, но ничего не делал для того, чтобы организовать встречу. К заключённому никого не подпускали кроме адвоката и психиатра.

Власти, которым известно криминальное прошлое Шусслера, отметили, что это было не первым его покушением на жизнь Синтии ван Воссен. Он уже совершил нападение на неё весной 2008 года. Убийца и жертва окончили вместе школу, знали друг друга с детства и состояли в длительных интимных отношениях. Следователь заключил, что на этот раз поступок Шусслера был продиктован не ревностью, а идеологической неприязнью. Похоже, полиция не хотела привлекать внимание к этому инциденту и пресекало любопытство журналистов.

Линн не намеревалась сдаваться. Судьба подбросила ей золотой шанс, убрав с дороги соперницу в лице Натали. Практикантки и молодые репортёрши бросились занять её трон. Линн опережала их на несколько шагов. Её интересовал выживший пострадавший, либеральный активист и защитник гражданских прав мусульман, прославившийся в электронных публикациях по псевдонимом «Tурок из Тарритауна». На данный момент oн находился в больнице в стабильном состоянии. Пуля задела затылок и шею, повредив слух в левом ухе. Врачи в один голос утверждали, что Грегори легко отделался, на фоне участи его спутницы.

Надев облегающую блузку с глубоким вырезом и купив коробку рахат-лукум в сувенирной лавке больницы, Линн проникла в палату. Пациент, лохматый и небритый, сидел на койке и перебирал струны гитары, производя самые абсурдные и безобразные звуки, от которых сводило зубы.

– Селям, – поприветствовала его Линн. – Помнишь меня? Каждый раз, когда мы видимся, ты при смерти.

– Ты не представляешь себе, как мне остоебенили журналисты, – ответил Грегори, не поднимая глаз. – Хуже чем больничная еда.

Линн заткнула мелированную прядь за ухо.

– Ничего не поделаешь. Мы сами себе осто … осточертели. Должен же кто-то выполнять эту грязную работу. Смотри, у тебя есть выбор. Либо ты мне расскажешь, как всё было, либо мои беспринципные коллеги сами додумают историю за тебя. И после того, как они распустят эту байку по свету, тебя уже никто не будет слушать.

– Пускай распускают. Мне какое дело?

Апатия. Классическое проявление посттравматического синдрома. Оставив сладости на тумбочке, Линн решила навестить его повторно через несколько дней. Отодвинув занавеску, она вдруг услышала его голос за спиной.

– Я не бросил её умирать.

Не оборачиваясь, Линн замерла у входа.

– Продолжай. Я слушаю.

– Сначала я убедился, что ей … ничем уже не помочь, и только потом … потом я сам за себя. Чтобы ты не думала, что я какой-нибудь трус, который только думал о своей шкуре.

– Разве я сказала, что ты трус? – Линн проворно развернулась, и села у него в ногах. – Напротив, я слышала, что ты бунтарь, партизан, защитник угнетённых. Расскажи нам про свои геройства.

Грегори выдернул из под неё угол покрывала.

– Hе спеши радоваться. Не жди материал для саги. Я просто хотел прояснить кое-какие моменты. Скажу лишь одно. Стив Шусслер – хреновый снайпер. Видео игры не подготовили его к военной жизни. У него был шанс размазать мои мозги по снегу, а обошлось одной царапиной. Или, может, он хотел со мной поиграть сперва, а потом укокошить? Чёрт его знает. Передвигался он медленно. Одна нога всё-таки. Я ушёл от него ползком. Потом скатился с горы. Там связь была лучше. Оттуда и вызвал полицию. Ну вот и всё, что я тебе расскажу.

«На сегодняшний день», – подумала Линн, ухмыльнувшись.

========== Эпилог ==========

9 ноября, 2016

«Победа, победа … »

Несколько раз Натали зажмуривалась, считала до десяти, а потом вновь открывала глаза, но картинка не менялась. Каждый раз с экрана ухмылялся семидесятилетний миллардер, новый президент, который обещал вернуть Америке былую славу. Всё случилось так, как предсказывала её мать. Республиканцы вновь завладели Белым Домом. Теперь Натали могла уснуть спокойно, в первый раз за последние полтора года, но почему-то её не клонило в сон.

Коридоры телестудии были запружены ликующими журналистами. Визг, вспышки, аполодисменты. Над потоком гладко подстриженных затылков и французских узлов, Натали встретилась взглядом с Линн Морган. Бывшие соперницы вскрикнули в один голос, бросились друг другу навстречу и столкнулись беременными животами.

– Душечка, – лепетала Линн, – это не сон! Нам это удалось. Где шампанское? По бокалу можно. Ради такого случая.

Сжимая руку коллеги, Натали затащила её в угловой кабинет, который когда-то занимала её мать. Над столом висели награды, которые Натали получила в 2014 году за экстраординарные достижения в сфере военной журналистики на ближнем востоке. Поездка в Сирию не прошла даром. Как только Натали вернулась на родину, газеты и телестанции набросились на ней с предложениями. К тому времени Брианна вышла замуж за судью и уехала в округ Колумбия, уступив вакансию своей дочери. Угловой кабинет, переустроенный во вкусе новой хозяйки, служил очагом консервативной пропаганды.

За неимением шампанского, девушки открыли чекушку бурбона, которую Натали припасла на случай повторного поражения, и смешали её с чаем.

– Пора, – сказала Натали, стирая размазанную тушь со щёк Линн. – Продолжим празднование дома со своими благоверными.

Ещё раз обнявшись на прощание, они разъехались по домам. Линн осталась в Манхэттeне, а Натали вернулась в Тарритаун, в родительский дом, который ей оставила Брианна.

– Ты слышал новость? – спросила она, растолкав мужа, который заснул на кухне, уткнувшись носом в учебник начертательной геометрии. – Ты знаешь кто президент?

– Знаю, – последовал сонный ответ. – Чему ты так радуешься? Сейчас начнутся протесты, парады за гражданские права. Либералы выбегут на улицу с плакатами.

Когда Грегори произносил слово «либералы», его верхняя губа презрительно оттопырилась. Не так давно он сам был в числе этих либералов. Вспоминая события прошлых лет и свои некоторые поступки, Грегори испытывал стыд, похожий на тот, который испытывает человек во сне, когда оказывается на автобусной остановке без штанов.

Что-то сломалось, засохло и отпало. Что-то рассосалось и испарилось. Что-то новое зародилось и выросло. Весной 2014 года, он не то с горя, не то со страху, не то со скуки, поступил в Фордемский университет. Kогда Натали вернулась из Сирии, покрытая славой и пигментными пятнами, она увидела перед собой совершенно другого человека. Знойный, вспыльчивый турок исчез. Остался пресный, законопослушный англосакс, республиканец, воцерквлённый протестант, будущий инженер. Трудно сказать, скучала ли она по бывшему Грегори. Во всяком случае, о разводе она больше не заикалась.

– Не сомневаюсь, что начнётся бардак, – сказала Натали, прижав курчавую голову мужа к округлившемуся животу. – Я на это надеюсь! Хныканье врагов – музыка для моих ушей. Их слёзы – живительный нектар. Либералы опять покажут себя в идиотском свете, а я буду стоять с камерой и микрофоном и записывать этот цирк, чтобы дети наши смеялись. Если это последняя победа в моей жизни, я умру счастливой.

Беременность делала Натали кровожадной и беспощадной. Внутри её рос будущий сенатор, не иначе.

На заре к ним подъехал лейтенант Майкл Маршалл в сопровождении круглолицей блондинки, с которой познакомился в русской церкви. Подвыпившая девчонка, которая пока не получила гражданства и потому не могла сама голосовать, ликовала по поводу того, что у нового президента жена из восточной Европы. Сквозь густой акцент можно было различить фразу, «Славянские девки – самые клёвые. Вот уж кто умеет одеваться!»

Натали заварила капучино для гостей и вытащила из холодильника позавчерашний пирог из сладкого картофеля. Ничего более пригодного для завтрака у неё не нашлось.

– Ребятки, прикончим эту гадость. Совершим ритуальное убийство. Пусть власть демократов уйдёт вместе с этим пирогом.

Её идея была принята на ура. Растерзав клёклый корж лопаткой, размазав оранжевую массу по тарелочкам, Натали распахнула дверь веранды, выходящей на Гудзон. В гостиную ворвался запах размокшей коры, речного песка и осенних листьев. Запах привилегии и социальной несправедливости.

– Всё-таки, мы мерзкий народ, – сказал Майкл и погрузил полные губы в молочную пену. – Жалкие, плачевные людишки.

Обнимая свою белобрысую, размалёванную спутницу, он наслаждался тишиной, пока у него была такая возможность. Как полицейский, он знал, что затишье не продлится. Скоро завоют сирены на Гудзоном.