Текст книги "Связанные садом (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Я совершенно не сержусь… Наталья Николаевна, мне неловко, что так нехорошо получилось… когда я упала в обморок, и дядя Павел меня принес… Он был излишне резок с Вами…

– Анна Викторовна, даже не думайте об этом. Это я не сдержалась. Князь был прав, что я вмешалась не в свое дело. Это Ваши семейные дела, Ливенов… Я просто очень беспокоилась за Вас. Женщина, особенно неопытная, может не всегда сразу понять, что она уже в положении. Думает, что это что-то другое, не бережется. А Вы в обморок два раза упали… Конечно, первое, что мне пришло в голову, что Вы в ожидании…

– Наталья Николаевна, Павел Александрович правильно сказал, что со мной бывает, что я теряю сознание, и это не связано с моей семейной жизнью…

– Сейчас я понимаю. Меня может извинить лишь то, что теперь мне остается беспокоиться только за других дам.

Анна не поняла, что хотела сказать графиня.

– Анна Викторовна, к сожалению, у меня самой уже больше не может быть детей. Вторые роды были очень тяжелые.

– Как жаль…

– В жизни такое бывает. В этом даже есть свои преимущества. Если б не это, мы бы вряд ли сошлись с князем. Жениться Его Сиятельство не собирается никогда, бастарды ему не нужны…

«Конечно, не нужны, у него один и так уже есть», – подумала Анна про Александра.

– Поэтому женщина, у которой не может быть детей – идеальный вариант для него. А для меня идеальный вариант – мужчина, который не будет ожидать от женщины появления наследника. Так что у нас связь, которая устраивает обоих. Да не смущайтесь Вы, Анна Викторовна. Я поначалу тоже смущалась таких тем, а потом просто привыкла.

– Я понимаю…

– Что касается детей, мы с графом думали, что у нас будет хотя бы двое, он, как и я, очень хотел дочь после сына. Константин часто говорил мне, что хотел бы, что у него была доченька, такая же красавица как и мама. А я шутила, а что если появится рыженькая с веснушками – вся в него. А он отвечал, что тогда бы будем называть ее Солнышко… Но появился Лис, Лисенок…

– Лис?

– Феликс, Лис. Когда он родился, уже был с рыженькими волосиками. Сережа увидел его и сказал: «На лисичку похож». А когда мы его крестили, на тот день выпало имя Феликс. Вот и стали называть его дома Лис и Лисенок… Хорошо, что у нас появился сын, наследник титула… А то после смерти Константина у нас была бы очень непростая ситуация. Титул бы унаследовал брат мужа, с которым у нас… не было понимания.

– Почему?

– Потому что в его глазах я им не ровня. Да, из потомственных дворян, но мелкопоместных, не из аристократов, да еще с ребенком от предыдущего брака.

– А что же сам граф?

– Ну мое происхождение его вообще не волновало. Как я уже Вам говорила, он был другом и сослуживцем моего первого мужа, Андрея. Когда мы поняли, что не можем друг без друга и обвенчались, он принял Сережу как своего… Сережа своего родного отца совсем не помнил, когда тот был убит на войне, он был совсем малышом. Он звал графа папенька, как и его родной сын. Граф любил обоих мальчиков, они его просто обожали. Он погиб, когда Сереже было десять, а Феликсу – шесть с половиной. Мы хотели определить Сережу в корпус, когда ему будет одиннадцать. Но смерть отца настолько потрясла его, что он не мог находиться дома и сам решил, что для него лучшим будет поступить в корпус в тот же год. Мы с младшим сыном уехали в имение и прожили там три года, пока он так же не был зачислен в корпус. С того времени я снова живу в Петербурге. Чтоб быть поближе к моим мальчикам.

– Скучаете по ним?

– Конечно, скучаю. Навещаю их в корпусе. Сейчас они гостят у друга Сережи в имении в Новгородской губернии.

– И Вы их отпустили?

– Отчего же не отпустить? Отец этого мальчика – офицер в отставке, человек добрый, но строгих правил. У него не забалуешь. Сережин одноклассник – его последний сын. Старшие уже взрослые, вышли в люди, дома только одна дочь, она заканчивает гимназию. Так что я за своих мальчиков спокойна, да и в их возрасте уже нужно своей жизнью начинать жить, а не возле материной юбки сидеть.

– А сколько им сейчас лет?

– Сереже пятнадцать, Феликсу одиннадцать.

– Такие взрослые сыновья? Сколько же Вам лет, Наталья Николаевна? Вы, верно, вышли первый раз замуж совсем молоденькой.

– Мне тридцать восемь.

– Сколько?? Тридцать восемь?? – не поверила Анна. – Вы выглядите намного моложе.

Графиня засмеялась.

– Да, лет на пять уж точно, а то и больше, чем есть на самом деле. Так что между мной и князем не такая большая разница, как это может показаться. Да и он тоже выглядит гораздо моложе. Так что у меня вполне молодой красивый кавалер.

– А у него красивая молодая дама. А Ваши сыновья на Вас похожи?

– Вы не поверите, в моих мальчиках от меня нет совершенно ничего, как будто я им не мать. Оба пошли в своих отцов. Старший – блондин с серыми глазами, очень симпатичный, думаю, через пару лет будет разбивать сердца барышням, младший, как я уже сказала, рыженький, с веснушками, с карими глазами… кроме цвета волос ничем внешне не примечательный. Но душа – как у его отца, добрая, светлая. Старшего брата любит безмерно, как и тот его.

– А их карточка у Вас есть?

– Есть. Я покажу Вам, как вернемся в дом. Давайте прямо сейчас и пойдем.

Дамы поднялись в комнаты, в которых остановилась графиня. Анне было интересно, отличались ли комнаты, куда Павел поселил свою, как он сказал, метрессу от тех комнат, что занимала она сама. Она думала, что, возможно, в этих комнатах была более изысканная мебель, чем у нее самой, но нет, она была такой же добротной, но довольно простой, как и в ее будуаре.

На столе стоял снимок, на котором были два мальчика в форме. Один был светловолосый высокий стройный юноша с приятными чертами лица, он был серьезен, у второго, поменьше, улыбка была чуть ли не до ушей, а лицо было все усыпано веснушками. Оба нисколько не походили на свою матушку, которая отличалась исключительной красотой. Сергей был симпатичным мальчиком, младший… как сказала графиня – у него было добрая душа… Но кто знает, может, Лис еще и похорошеет с возрастом… А если нет, так всегда может найтись барышня, для которой добрая душа важнее внешней красоты. Вот Наталья Николаевна же полюбила его отца, а он, по-видимому, тоже не был писаным красавцем – если судить по его сыну.

– Анна Викторовна… У меня есть карточка… где мы все вместе… еще всей семьей… Вы хотели бы взглянуть?

– Всей семьей?

– Да, я с мальчиками и мужем… Я эту карточку… мало кому показываю…

Анна поняла, что имела в виду графиня – что свой семейный снимок она не решилась выставить на обозрение… в доме князя…

– Да, конечно.

Наталья Николаевна достала снимок из одного из сундуков.

– Вот они, мои мужчины… Это за несколько дней до трагедии, в саду в нашем имении…

На карточке оба мальчика были, конечно, поменьше, чем на том снимке, что графиня только что показала, мальчики были одеты в костюмы-матроски. Мужчина был в офицерской форме, он улыбался. Да, красивым его не назовешь, но улыбка придавала его неброской внешности определенную привлекательность. Дама, что держала под руку офицера, была настолько хороша, что… с нее можно было писать портреты – как выразилась Наталья Николаевна про одну из бывших пассий князя.

– Анна Викторовна, если приглядеться, то между деревьями можно увидеть пруд, мы там тоже кормили уток, и с мальчиками, и с Константином… Но мальчикам больше нравилось кормить их в парке недалеко от того места в Петербурге, где мы жили, когда Константина перевели в столицу… Не знаю почему, но сейчас, когда я кормлю уток, я всегда вспоминаю, как мы кормили их именно всей семьей… неважно где – хоть в парке, хоть в нашем имении…

– Наталья Николаевна, а имение у Вас большое?

– Ну как сказать… Не огромное, но дохода с него хватает, чтоб жить вполне безбедно, не особо шикуя, конечно, но и не затянув пояс. В имении очень хороший управляющий – свое дело знает и человек честнейший. Не представляю, что бы я без него делала после того, как граф… нас покинул… Константин ему доверял во всем, и я сейчас тоже. Так что мне не нужно жить там постоянно, чтоб все держать под контролем, как это иногда бывает у других… Мне нравилось жить в имении с Лисом, но сейчас, когда я одна, я предпочитаю жизнь в столице.

– У Вас там свой дом?

– О нет, я снимаю квартиру. У графа не было дома в Петербурге, да даже если б он и был, зачем он сейчас мне одной? А на будущее – так мальчики, когда закончат обучение в корпусе, могут получить назначение куда угодно… Совсем не обязательно это будет столица и даже ее окрестности… Так что содержать дом в нашем положении было бы весьма неразумно. А для меня одной квартира достаточно большая. Есть, где принять гостей, сделать небольшой вечер… Анна Викторовна, когда Вы будете в Петербурге, я непременно хотела бы видеть Вас у себя. Конечно, не только на званом вечере, но и просто в любое время, на чашечку чая.

– Я бы тоже была рада видеть Вас у нас, Наталья Николаевна.

– Надеюсь, мы с Вами будем жить если не поблизости, то хотя бы не слишком далеко… Хотя об этом загадывать рано. Все зависит от того, где Вы с мужем сможете найти жилье…

– А это место далеко от того, где Вы сейчас живете? – Анна назвала адрес.

– Нет, всего в нескольких кварталах. А почему Вы спрашиваете?

– Там наша с мужем квартира.

– Ваша с мужем? Ваш муж там жил до того, как из столицы его перевели в Ваш городок?

– Я не знаю, где муж жил в Петербурге, – призналась Анна. – Он мне никогда об этом не говорил. Эту квартиру ему, точнее нам с ним, оставил Дмитрий Александрович…

– Дмитрий Александрович оставил Вам с мужем квартиру?? Мне князь об этом не говорил… Хотя почему он мне должен был об этом говорить? Это опять же Ваше, Ливенов, семейное дело… Но я за Вас очень рада, жилье в столице весьма недешево, и иметь свою квартиру -это большая удача.

– А дома у Павла Александровича Вы бывали? Как у него?

– Бывала пару раз, когда он приглашал еще двух-трех своих друзей с дамами… Он вообще-то не любит у себя дома чужих людей… такой уж он человек… Гостиная у него, конечно, производит очень приятное впечатление… думаю, и в других комнатах тоже не менее изысканно…

Графиня не была у Павла дальше гостиной? Вот так… номер…

– Анна Викторовна, да Вы сами скоро все увидите, Вы же его семья, не посторонние ему люди… Вас-то он часто к себе будет приглашать… Хотя бы на семейный ужин…

Заговорив об ужине у князя в Петербурге, обе дамы почувствовали, что приближалось время ужина здесь, в усадьбе. Когда они появились в столовой, то увидели, что стол был накрыт только на две персоны. Его Сиятельство не вышел из кабинета даже на ужин.

========== Часть 12 ==========

Анна снова проснулась рано, и следующей мыслью за той, как там в Затонске Яков, все ли с ним благополучно, была та, как Павел после вчерашнего, после того, какие новости она принесла ему, и как он был потрясен. Она не видела его с того момента, как вышла днем из комнаты Лизы… Спал ли он вообще или всю оставшуюся часть дня и ночь пил, хоть и обещал ей не напиваться… Она поспешила в сад, где по утрам бывал Павел, надеясь застать его там. Он как и в прошлый раз сидел на скамье. На их скамье, как он назвал ее. Снова грустный. Но он не выглядел с похмелья, как, бывало, ее дядюшка Петр. И пахло от него не перегаром, а тем же одеколоном что и накануне.

– Доброе утро, девочка моя, – Ливен привстал со скамьи и поцеловал ей ладонь. – Зачем же подниматься в такую рань? Это мне нужно на службу…

– Павел, я за тебя беспокоилась… как ты… вдруг тебе… нездоровится…

– Иными словами, не напился ли я вчера до потери рассудка и не мучаюсь ли с похмелья? – усмехнулся Ливен. Анна промолчала.

– Аня, я же тебе обещал, что не напьюсь, а свое слово я стараюсь держать. Кроме того, мне сегодня на службу, у меня с утра важная встреча. Вчера мне нужно было к ней подготовиться, изучить кучу документов. Больше, чем я предполагал. Так что как бы мне не было горько, я бы не позволил себе лишнего. Служба для меня превыше всего.

– Значит, ты правда вчера был занят бумагами до ночи?

– Ну не до ночи, но мне пришлось просидеть над ними гораздо дольше, чем хотелось бы… А потом я очень устал… от всего… и от бумаг… и от того, что произошло ранее…

– Ты… хоть ел что-нибудь? Ты ведь вчера не вышел ни к обеду, ни к ужину…

– Аня, когда у меня много дел, я, бывает, не выхожу из кабинета, Демьян или Матвей приносят мне что-нибудь прямо туда – как вчера. Я поел немного, ни настроения, ни аппетита не было… За весь вечер я выпил бутылку анжуйского вина, но для меня это… как для тебя пара стаканов компота… Если честно, сам я не люблю крепкие напитки, коньяк пью больше в компании или как вчера… чтоб немного затуманить разум… Виски, ром, водку и другие напитки я держу только для гостей. Не знаю, сколько бутылок вина мне нужно, чтоб напиться, никогда не пробовал, а того коньяка, что был у меня в кабинете, мне все равно бы не хватило… дойти до того состояния… чтоб вообще ни о чем не думать…

– Значит, думал? – осторожно спросила Анна.

– Конечно, думал…

– И что же ты надумал… я могу узнать?

– Попросить у тебя прощение за вчерашнее. Я вел себя неподобающе…

– Павел, я тебя уже простила. Да и прощать, собственно говоря, было нечего…

– Спасибо, Анюшка, для меня это очень важно… – взгляд зелено-синих глаза пронзил Анну, как это уже бывало.

– Павел, я не об этом…

– А я об этом. Аня, если б тебя не было, я не знаю, что бы было… Да, мог напиться до потери сознания… не вчера, так сегодня или в любой другой день… мог вообще пойти в разнос… Но не могу. Потому что ты рядом… Я не сделаю или по крайней мере попытаюсь не делать ничего… что могло бы причинить тебе боль, страдание или расстроить тебя… Постараюсь оградить тебя от подобного… И от неприятностей в целом…

– А как же твои боль и страдания?

– Мои? Постараюсь справиться… А если не смогу… Ты ведь мне поможешь?.. – грустно улыбнулся Ливен. – Но я очень надеюсь, что теперь смогу справиться сам… Поскольку ты уже помогла… Больше, чем ты это можешь себе представить… Спасибо тебе, девочка моя, – он снова поцеловал ей ладонь.

Анна подумала, что Павел попросил у нее прощения. Два раза – вчера и сегодня. За то, что, как он считал, он вел с ней себя неподобающе. А она сама – было ли это подобающе прийти к нему и рассказать такое, от чего можно сойти с ума, а не только захотеть напиться до беспамятства? Вчера она считала, что она должна была рассказать ему про обидчика Лизы… А потом, когда он видела Павла в его кабинете, а затем в комнате Лизы – человека в последней степени отчаяния… узнавшего, кем оказался шантажист, и кем мог оказаться в связи с этим его любимый брат… Она очень сомневалась, что сделала правильно, рассказав ему о своем видении… Кому от этого стало лучше? Уж точно не Павлу. И не ей самой. Но Павел ни в чем ее не обвинил, даже не разозлился на нее за такие ужасные новости. А еще и просил прощения за свое поведение. Нет, это ей нужно просить у него прощения. Хотя бы сейчас…

– Павел, и ты меня прости… Я не думала, что это принесет тебе столько боли. Я виновата перед тобой.

– Аня, ты ни в чем не виновата. Виноват лишь Гришка, больше никто. Я мог узнать о том, что было в твоем видении, например, из дневников Дмитрия, которых множество, и на которые мог бы наткнуться сам или, что намного хуже, Саша. Вот тогда без сомнения мне было бы намного тяжелее. Я никогда не пожелал бы, чтоб у Саши зародились те же подозрения про Дмитрия, что и у меня. Не думаю, чтоб в дневнике он написал что-то прямо. Но додумать суть произошедшего… Саша смог бы без труда.

– Думаешь, Дмитрий Александрович действительно мог написать о таком в дневнике?

– Кто его знает… Очень надеюсь, что нет… И что Саша об этом никогда не узнает… И прошу тебя, никогда не говори об этом Якову. Это ему знать совершенно не нужно. Обещаешь?

– Обещаю.

– И я хотел попросить тебя еще об одном. Пожалуйста, не вызывай духов ни Лизы, ни Дмитрия, ни Гришки. Я действительно очень за тебя переживаю. Не хочу, чтоб тебе снова было нехорошо… Кроме того, возможно, о некоторых вещах лучше догадываться, чем знать о них наверняка… Я очень стараюсь настроить себя на мысль, что Гришка все же умер своей смертью… Не очень пока получается… Но, думаю, со временем, я смогу себя в этом убедить, – немного приврал Ливен Анне. Он прекрасно знал, что эта мысль будет приходить к нему, как бы он не хотел от нее избавиться…

– Павел, я очень на это надеюсь… А насчет твоей просьбы, а что если их духи сами ко мне придут – как бывает…

– Ну тогда уж ничего не поделать… если сами придут… Единственное, на что я очень надеюсь, что тебе не станет снова плохо… Ну будет об этом… – Ливен решил закрыть неприятную тему. – Какие цветы ты бы хотела сегодня? Я срежу для тебя.

– Цветы? Зачем? Розы все еще очень хороши.

– Давай тогда я сорву букетик Анютиных глазок? Анютины глазки для Анюты. Можешь поставить их в спальне, если захочешь.

Они пошли к одной из клумб с Анютиными глазками, и Павел сорвал несколько нежно-голубых:

– Анюшка, эти цвета твоих глаз. В следующий раз я сделаю букетик из разноцветных – мне очень нравятся синие и фиолетовые с желтым. Они такие… радостные.

– Павел, а какой букет ты соберешь завтра для Натальи Николаевны?

– Для графини? – князь с недоумением посмотрел на Анну. – Аня, для того, чтоб делать букеты в комнаты гостей, у меня есть садовники.

Матвей нашел прелестную маленькую вазочку, куда поставили собранный князем букетик. Дворецкий разлил чай в любимый мейсен Его Сиятельства. Глядя на счастливую улыбку князя, ему хотелось улыбнуться самому. Такая улыбка у Его Сиятельства бывала только тогда, когда приезжал Александр Дмитриевич. Не дал Бог князю детей, а из него ведь получился бы замечательный отец. Александра Дмитриевича любит как своего сына, да и к девочке вон как сердцем прикипел. Стал бы он для какой-то дамы на коленках ползать и Анютины глазки собирать, то ли у него садовников нет, чтоб букет составить…

Его Сиятельство махнул дворецкому, чтоб тот оставил их с племянницей одних.

– Аня, меня снова не будет примерно до полудня, а графиня уедет на целый день и вернется завтра. Так что ты сегодня будешь полдня одна, и тебе придется занимать себя самой.

– Откуда ты знаешь, что Наталья Николаевна уедет?

– Она сказала Матвею, а он мне.

– Ты не против, что она, будучи у тебя в гостях, посещает других знакомых?

– Почему я должен быть против? Она – свободная женщина. Едет к своей давней приятельнице, с которой не виделась долгое время… И могу предотвратить твой вопрос, я ей верю на слово. Действительно ли она едет к этой даме или какому-то другому человеку, я не собираюсь проверять. Как говорится, чему быть, того не миновать.

– Павел, неужели ты не ревнуешь ее к другим мужчинам? Ведь Наталья Николаевна такая красивая женщина. Должно быть, многие мужчины оказывают ей знаки внимания…

– Да, Наталья Николаевна очень красивая женщина. И это естественно, что мужчины оказывают ей знаки внимания. Поверь мне, дальше банального флирта в свете вряд ли кто-то отважится зайти, зная, что она – моя любовница. А попытаться отбить ее у меня – что ж, пусть попробует… Но, как я уже сказал тебе, чему быть, того не миновать… Если ей встретится порядочный мужчина, который полюбит ее и будет готов связать с ней свою жизнь, а не взять на содержание или просто… посещать ее, и пробудит в ней ответные чувства, я отойду в сторону, ее возможному счастью я мешать не буду.

– Павел, ты альтруист? – улыбнулась Анна.

– Вовсе нет. Просто каждый человек заслуживает счастья. А насильно мил не будешь… Но если внимания графини будет искать ловелас, цель которого пополнить список своих побед еще одной привлекательной дамой, то такого я не потерплю. Но Наталья Николаевна достаточно проницательная и разумная женщина, чтоб не дать подобному кавалеру шанса в то время как у нее уже есть любовник, который ее устраивает… Так что, как ты видишь, о ревности здесь и речи быть не может…

«Интересная точка зрения у Его Сиятельства», – подумала Анна.

– Павел, ты, пожалуйста, извинись перед Натальей Николаевной. Вчера очень нехорошо получилось…

– Да, я был непростительно несдержан и резок. Просто я очень за тебя беспокоился… А когда увидел, как тебе было… неловко от расспросов графини, вспылил… Я извинюсь, как только увижу ее. Я сделал бы это сам, без твоей просьбы. Но мне приятно, что ты тоже думаешь о том, чтоб мои отношения с графиней не были омрачены вот такими… недоразумениями…

– Вы часто с ней ссоритесь?

– Ссоримся? Нет, разногласия у нас, конечно, бывают… Разные мнения, как было при обсуждении «Анны Карениной»… Но это нормально, у каждого человека свои взгляды, своя точка зрения… Но ссоры… Если часто ссориться, зачем вообще поддерживать отношения? «Анну Каренину», кстати, перечитать не желаешь?

– Перечитать?

– Аня, вот уж ни за что не поверю, что ты не читала этот роман. Ты же просто решила не встревать в мой спор с графиней.

– Ты… считаешь, что настолько хорошо меня знаешь? – усмехнулась Анна.

– Насколько я могу представить, ты никогда не была кокеткой и не стремилась кружить головы кавалерам, чем заняты многие барышни… А у… необычной… образованной барышни из небольшого городка не так уж много развлечений помимо чтения… И такой роман как «Анна Каренина» вряд ли прошел мимо нее.

– А ты действительно считаешь Анну Аркадьевну эгоисткой и истеричкой?

– Действительно. Иного мнения у меня о ней никогда не было… Я считаю, Вронского она не любила, любила только саму себя… Иначе бы жила с ним душа в душу и любила дочку от него…

Анна задала следующий вопрос очень тихо, почти шепотом – чтоб, не дай Бог, не услышал Матвей, который был в буфетной:

– Ты это… по своему личному опыту… судишь?

– Да, ты правильно поняла. По личному опыту. Как это было с Лизой… – так же тихо ответил Павел. – Очень разное… отношение женщин в похожей ситуации и к мужчине, и к ребенку… Лиза любила меня и Сашеньку, а мадам Каренина – только себя… Так что, дать тебе «Анну Каренину»? – уже громче спросил он.

– Нет, не стоит. Я бы что-нибудь другое почитала.

– У меня есть очень интересная история про сыщика Шерлока Холмса, но она на английском языке. Хочешь попробовать почитать ее? Мне она очень понравилась.

– А про что она?

– Прочитаешь и узнаешь. Обещаю тебе, ты не разочаруешься. Пойдем я дам тебе журнал.

Ливен нашел журнал Beeton’s Christmas Annual 1887 года, в котором была опубликован рассказ.

Рассказ, который посоветовал ей Павел, был очень увлекательным. Но все же, видимо, ей было читать на английском сложнее, чем Павлу, так как чтение продвигалось не так быстро. Кроме того, ей попадались слова, значение которых она не знала. Они не влияли на понимание содержания истории в целом, но было бы неплохо не упускать некоторых деталей. Наверное, у Павла есть где-нибудь английский словарь, тогда она перечитает рассказ снова. А если нет, придется спрашивать значение слов у него самого. Сыщик мистер Шерлок Холмс напомнил ей Штольмана, а его помощник доктор Ватсон – Коробейникова. Нужно будет потом рассказать Якову об этих героях. И можно спросить Павла, находит ли он какое-то сходство Штольмана и Коробейникова с литературными персонажами…

Павел, как у него проходит день? Хорошо, что у него есть служба, на которой у него, скорее всего, нет возможности думать о произошедшем вчера. Она не хотела, чтоб ему было больно… Она подумала о том, что Павел теперь стал занимать важное место в ее жизни, раз она так беспокоилась о нем. Раньше такое место в ее жизни занимал дядюшка Петр. Сейчас таким человеком для нее стал Павел… Тоже дядя, только по мужу, но без сомнения не только дядя… Она вытащила из кармана платья часы князя – время приближалось к полудню. Перед тем как пойти в дом и подождать Павла там, она решила прогуляться в глубине сада, точнее в его конце, куда собиралась, но так и не попала, упав в обморок, когда ей привиделась Лиза.

Со стороны фруктовых деревьев она услышала голоса, а затем и увидела в отдалении садовника, шедшего с каким-то мужчиной. Тот его спросил:

– А кто та мамзелька, что появилась в доме?

– Приживалка князя.

– Только приживалка? А не…?

– Ты его дамочку видел? У него все как над подбор писаные красавицы… как графиня… С такой как эта он не снизошел бы даже до того, чтоб ее так… мимоходом… оприходовать… не то что пустить ее в свою постель…

– Тогда кто она ему?

– Да, говорят, молодуха его племянника, ублюдка его братца… Из жалости, видно, привез…

О чем дальше говорили мужчины, Анна не слышала, ей с лихвой хватило и этого. За ними она не пошла, наоборот, развернулась и поплелась в сторону их с Павлом скамьи, откуда только что ушла. Села на нее полубоком, положила руки на спинку и уткнулась лицом, и только потом разрыдалась. В голос. Взахлеб… Сколько она плакала, она не знала. Слезы все не кончались и не кончались. Потом она почувствовала, как ее кто-то обнял – тихонько, осторожно… и спросил:

– И какое горе приключилось у моей девочки?

Анна подняла заплаканное лицо:

– Так, ничего особенного…

– От ничего особенного так не страдают. Что произошло? Не скрывай от меня.

– Я… случайно подслушала разговор садовника с другим мужчиной. Там было… много обидного…

– Аня, расскажи, что именно он сказал, слово в слово, – Павел сел рядом с ней, приобнял и взял ее руку, а другой рукой вытащил из кармана платок с вензелем и протянул ей – все как на лавке у них во дворе в Затонске. – Ну же.

– Мне стыдно…

– Анна!

Она тяжело вздохнула и пересказала то, что услышала. Такой ярости на лице Павла Анна не видела никогда. Даже тогда, когда он вообразил, что она украла ключи и вторглась в комнату Лизы… В сравнении с тем, как он выглядел сейчас, тогда он был просто очень рассержен…

Что сказал про себя Ливен, лучше было не слышать никому. Не должен так выражаться князь, да и офицер тоже… это был лексикон… портовых грузчиков? Ему хотелось пойти и избить этого скота до полусмерти, потом в прямом смысле заставить его своим поганым ртом жрать землю, которую он так любил обрабатывать, чтоб он ей подавился и сдох… Он отвернулся, посидел так несколько мгновений, стараясь унять свою ярость, чтоб не напугать Анну, и снова повернулся к ней – уже с более спокойным лицом.

– Анечка, девочка моя, посмотри на меня. Ты у меня красавица, самая красивая. Для любого мужчины была бы честь, чтоб ты стала не просто его возлюбленной, а супругой. Яков очень гордится, что у него такая красивая жена. Никого не слушай. И Яков – вовсе не такой, это тот недоносок, кто его так назвал, такой… И если уж он так в курсе моей личной жизни, с кем я и как, должен был знать, что женщин я в свою спальню не приглашаю… И уж тем более не веду себя с ними так, как он сказал… Это так, к слову…

Аня, этот помощник садовника – он очень хороший работник, как говорится, руки золотые, но… человек гнилой, язык у него грязный, я слышал, что он злословил по поводу других слуг… Но они сами между собой разбирались… Сейчас же он получит по полной. За все. Трофим поучит его хорошим манерам. От души. Я бы и сам с ним расправился, да не княжеское это дело, для этого слуги есть…

– Павел, не трогай его…

– Ну уж нет! Я этого так не оставлю! Извини, я должен немедленно идти. А ты постарайся успокоиться, – он погладил ее по плечу – совсем как она сама его когда-то и быстрыми шагами пошел к дому.

Анна вздохнула несколько раз и медленно пошла к дому сама. Ей хотелось подняться в комнату и побыть там одной. По дороге она задержалась у фонтана, умылась из него, смотреться в воду она не стала, она и так знала как выглядела – теперь уж точно так, что… ни один мужчина не посмотрит в ее сторону…

У дома Анна увидела, как трое слуг шли в одном направлении. Она пошла за ними, сама не понимая, зачем. И встала в сторонке от толпы. Теперь стало ясно, по какой причине всех созвали на двор у конюшни. Там голый по пояс, привязанный за руки к столбу стоял садовник. А возле него с розгами в руках Трофим. Князь стоял в паре шагов от них, спиной к ней. Он оглядел свою челядь, словно пересчитал, все ли явились по его приказу.

– Кузьма Сидоров будет наказан за то, что осмелился оскорбительно высказаться о Ее Милости Анне Викторовне и моем племяннике Якове Дмитриевиче. Трофим, приступай.

На голую спину посыпались удары розг – один, два, три… Ливен не был жестоким человеком. Он был жестким – когда этого требовали обстоятельства, но не жестоким. Сейчас же, смотря как Трофим со свистом опускает розгу на спину садовника, а она рассекает кожу до крови, он чувствовал нечто вроде… удовлетворения. Что подонок, который обидел Анну, чувствует ту же боль, что причинил ей… и ему самому… Какой же мерзкой скотиной надо быть, чтоб подобным образом отозваться о женщине… Любая женщина, красивая или нет, заслуживала мужского внимания… и уважения… Уважения хотя бы в том, чтоб не дать ей почувствовать, что мужчина использовал ее, даже если у него к ней не было ничего кроме плотского желания… И уважения в том, чтоб не только самому получить удовольствие, но и дать его ей… или хотя бы попытаться дать… По-видимому, такое отношение к женщинам садовнику было не ведомо. Да и были ли у него вообще женщины? Какая женщина в своем уме пойдет с таким скотом? Если только уж совсем от отчаяния, что не может заполучить мужчину получше, или за деньги… Ну теперь у него не будет денег и на женщин, пока не найдет новое место, где его снова возьмут без рекомендаций, как сделали в усадьбе князя, увидев его способности к садоводству и решив, что его умения для усадьбы важнее всего остального. Да, с деньгами у него будет туго, если, конечно, он не наворовал больше, чем знал Его Сиятельство… Князь приказал Трофиму дать десять ударов, но со всей силы, не щадя мерзавца. Девять… десять… Теперь пусть убирается из усадьбы, зализывает свои раны в другом месте…

Кузьма не проронил ни звука, пока продолжалась порка, но затем процедил сквозь зубы:

– Вы еще пожалеете, Ваше Сиятельство.

– Это ты будешь жалеть. В Уральских рудниках. Если, конечно, доедешь до них. А то ведь на этапе всякое случается. Думаешь, я не знаю, что ты из княжеского сада урожай на сторону сбывал? Или что садовый инструмент у тебя чересчур часто стал ломаться? На пару гривенных, даже целковых я глаза могу и закрыть, но того, что какая-то шваль оскорбляет членов моей семьи, семьи князя Ливена, никогда не потерплю! Убирайся, пока цел! Не то я не знаю, что с тобой сделаю!

Его Сиятельство обвел грозным взглядом свою челядь еще раз:

– Если я услышу, что еще кто-то сказал хоть одно дурное слово про мою племянницу Анну Викторовну или племянника Якова Дмитриевича, его ожидает то же самое – не взирая на возраст, пол и заслуги. Зарубите себе на носу!