Текст книги "Связанные садом (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

========== Часть 1 ==========

Карета Его Сиятельства ехала по сельской местности. Анна пыталась отвлечься от мыслей о Якове, смотря из окна на поля, рощи и деревни, которые они проезжали. Князь Ливен явно скучал.

– Дядя Павел, Вам не интересно?

– Не особо. По большей части пейзажи за окном везде одни и те же.

– Вы часто бываете в дороге?

– Чаще, чем этого бы хотелось. Но такова моя служба…

– И чем Вы занимаетесь в пути?

– Или работаю с документами… или читаю какую-нибудь книгу… или сплю…

– Как можно спать, когда карету трясет, и она подпрыгивает на ухабах?

– О, карета отнюдь на самый худший вариант… Можно дремать и верхом на лошади, если очень устал…

– Вы, должно быть, шутите? Разыгрываете меня?

– Да какие шутки? Аня, я – человек военный, на службе бывает всякое, кроме того, я ведь не всегда был подполковником… который по возможности путешествует с удобством. Конечно, не как Его Сиятельство, но все же вполне комфортно…

– Павел Александрович, Яков говорил, что когда он был чиновником по особым поручениям, ему тоже приходилось часто быть в разъездах. Это что же… он тоже спал в экипаже… и на лошади?

– Аня, ну кареты ему явно не подавали, – засмеялся Ливен. – У него была подорожная, а уж что ему могли предоставить на месте – это только он может тебе сказать. По своему собственному опыту знаю, что бывают ситуации, когда экипаж не получается раздобыть, как и верховую лошадь. Хорошо, если кто-то может одолжить тяжеловоза и телегу.

– Телегу и тяжеловоза? – тут уже засмеялась Анна. – Вот уж ни за что не поверю… Князь на телеге…

– Аня, не князь, а офицер, который на службе. На службе я не князь, ко мне только обращаются Ваше Сиятельство. Так принято. Князь я в обществе… и в своих владениях… Там, конечно, на телеге, запряженной тяжеловозом, меня увидеть вряд ли возможно… Поскольку у меня есть конюшни, в них и верховые лошади, и упряжные. Так, как в усадьбе в Царском селе.

А вот на службе бывает по-всякому. Про тяжеловоза и телегу была отнюдь не шутка. Как-то я был в пути по служебной надобности, погода была очень скверная, несколько дней лил дождь, дороги все развезло, а ехать было нужно, причем срочно. Я был с одним обер-офицером, он правил коляской, мы медленно взбирались по дороге, точнее тому, что от нее осталось, на холм среди леса, и тут с этого холма хлынул поток воды и грязи и просто снес коляску, перевернул ее, у нее сломалась ось. Я из коляски просто выпал, а мой офицер запутался в упряжи и сломал ногу, лошади тоже досталось так, что даже стоять не могла, не то что идти… И вот я один изо всех более или менее в целости и сохранности, грязный с головы до ног, промокший до нитки, но отделавшийся парой ушибов и царапин… Офицера своего перевязал как мог, чтоб хоть кровь ручьем не лилась. Посмотрел карту – на ней где-то в версте поселение числится, думаю, ну версту-то я беднягу дотащить смогу, не оставлять же его там в грязи и под дождем, да и лошадь у людей, скорее всего, имеется. Ну и поковылял с ним туда… главное было не подскользнуться и не упасть вместе с ним, а то вряд ли бы поднялись…

– И что, подполковник нес на себе младшего по чину офицера? И в каком он чине был? – полюбопытствовала Анна.

– Аня, какая разница в каком? Важно, что человек нуждался в помощи, а не то, в каком чине он был… Я оставил его в том поселении, а позже о нем позаботился местный доктор. Поселение оказалось хутором на три дома, все между собой родственники, причем бедные, никаких верховых лошадей, только пара тяжеловозов. Вот и пришлось одолжить у них одного тяжеловоза и хлипкую телегу и так добираться до ближайшей крупной деревни, что была верстах в пятнадцати, а там уж помещик, у которого усадьба рядом, распорядился доставить меня в город на своей коляске… Так что в той деревне и в усадьбе господина подполковника видели на телеге…

Анну не оставляла мысль о том, что Павел – князь, штаб-офицер тащил на себе младшего по чину офицера, не бросил его, не роптал, и беспокоился не о себе, а о нем… Она подумала, что случись подобное со Штольманом и его помощником или околоточным, Штольман бы тоже не бросил Коробейникова или Ульяшина где-нибудь в лесу в грязи под проливным дождем, а как-нибудь доволок его до места, где тому могли бы оказать помощь. Не такой был Яков Платонович человек, чтоб кинуть другого в беспомощном состоянии на произвол судьбы…

– Девочка моя, мне бы хотелось поговорить с тобой о том, как будет в моей усадьбе, – прервал Ливен размышления Анны. – Слуги будут обращаться к тебе Ваша Милость и по имени отчеству. Так же, как бы обращались к Якову.

– Не нужно этого, – смутились она, памятуя свой опыт в доме Разумовского, где для слуг князя она тоже была Ваша Милость.

– Нет, нужно. Для них ты жена моего племянника, сына князя. В моем доме, кстати, Якова они будут называть Яков Дмитриевич. Сын Его Сиятельства Дмитрия Александровича, которого большинство из слуг знали, для них Дмитриевич, каким бы у него ни было отчество «в миру», тем более, что Яков так похож на Его Сиятельство, что они, видя Якова, все равно бы иногда сбивались и называли его по отчеству князя. Я это уже сам испытал. Сказал Демьяну, что мы едем в Затонск к сыну Дмитрия Александровича. А он спросил, надолго ли мы к Якову Дмитриевичу собираемся, так как надо знать, что с собой брать, хоть и прекрасно знал, что он Яков Платонович… Но это только для слуг. Для всех остальных он, естественно, останется Яковом Платоновичем. Понимаю, что немного путано. Но в этом есть свой резон. У Якова должно быть… прочное положение даже в глазах слуг. Называя его по отчеству князя, они непроизвольно будут воспринимать его именно как его сына, а не как бастарда. Относиться к нему с почтением и уважением, настоящим, а не показным. Ты понимаешь разницу?

Анна задумалась:

– То есть Яков Дмитриевич для них это как сын князя через много лет наконец приехавший к родным, как если бы он просто все время жил где-то далеко, например, за границей, и они его просто раньше не видели? А Яков Платонович – незаконный отпрыск князя, привеченный, возможно, из жалости и милости?

– Да, можно сказать и так. А как ты сама знаешь, подобное отношение к Якову нанесет урон его гордости.

Теперь я хочу рассказать тебе про уклад жизни в моем доме. Он может показаться тебе странным. Слуги в доме бывают только в дневное время, часов с шести утра и где-то до девяти-десяти вечера, это в обычные дни, если нет никаких приемов или поздних встреч. На ночь они уходят к себе во флигель. Я человек подобный сове, более активный в поздние часы, чем рано утром. Хотя на службе я готов ко всему, если есть возможность, я предпочитаю следовать своему внутреннему распорядку, поэтому часто работаю с бумагами поздно вечером и даже ночью. И я люблю работать в полном одиночестве и тишине, поэтому слуг в доме в ночное время не бывает вообще, даже Демьяна. Я привык к этому укладу за долгие годы и не меняю его даже если у меня живут гости, что случается крайне редко. Кроме того, я считаю, что слуги так же имеют право на отдых как и хозяева. Я не из тех хозяев, кто ждет от прислуги бодрствовать всю ночь, чтоб услужить барину – то подать ему воды, то открыть или закрыть окно. Если мне что-то нужно, я обслуживаю себя сам. Этого же я ожидаю и от гостей. Если тебе вдруг захочется чаю посреди ночи, изволь спуститься в буфетную и вскипятить воду сама или жди, когда утром придет прислуга.

Поскольку в усадьбе я живу один, да и кроме того не постоянно, я не считаю нужным содержать штат прислуги, полагающийся княжескому дому, точнее семье князя. У меня нет отдельно дворецкого, экономки и лакея, с этими обязанностями прекрасно справляется Матвей. Дворецкого, двух горничных и Демьяна на мой дом достаточно. Демьян прислуживает исключительно мне, дворецкий и горничные еще и моим гостям. У меня правило, что я не принимаю гостей с их личными слугами. Или вам прислуживают мои люди, или найдите себе другой дом, где будут не так привередливы насчет гостей. Поэтому графиня приедет без служанки. Ей и тебе будет прислуживать моя горничная, которая также выполняет обязанности камеристки. Как вы будете делить ее, договаривайтесь с графиней сами. Аня, я не самодур и не сумасшедший. Я одинокий служивый человек, привыкший жить по своим правилам и не меняющий их в своем доме в угоду другим.

Ты меня можешь спросить, зачем я тебя пригласил, если как кажется, я совсем не рад гостям. Нет, я рад, но в своем доме хозяин я. Я не приемлю ситуации, когда гости «ходят со своим уставом в мой монастырь», начинают вести себя как хозяева, причем нагло до такой степени, что хозяева сами начинают чувствовать себя гостями. Такие люди, к сожалению, бывают, я их встречал не раз. Я имею ввиду посторонних людей, а не членов моей семьи. Мои родные могут распоряжаться моим домом и слугами как я сам. Но ни Дмитрий, ни Александр никогда не злоупотребляли своим положением. И, конечно, они могли привозить своих слуг, ведь это проверенные люди, и я знал, чего от них ожидать.

И еще, это уже так для сведения, знаю, что ты себя никогда не поведешь подобным образом, но все же скажу. Я никому не позволю с моими слугами вести себя пренебрежительно. «Глашка, дура, неси сюда платье, чего ты вылупилась как корова?» Такого обращения я не потерплю. Как хозяева обращаются со своей собственной прислугой, меня не касается, но с моей извольте быть вежливы и уважительны. Если Глаша служит горничной в моем доме, она точно не дура, а если и смотрит странно, так, может, потому, что впервые увидела, что дама ведет себя как баба на базаре.

Анна хихикнула.

– Значит, подобное было, если Вы об этом говорите?

– Было однажды. Одна дама уехала в тот же день, что и приехала. Неуважение к моим людям я считаю неуважением к себе. В обществе она никогда не позволяла ничего подобного, поэтому я и предположить не мог, что слуг она за людей не считала. Но, как оказалось, она из тех, про кого говорят «из грязи в князи». Некоторые люди, поднявшись высоко в обществе, считают чуть не своим долгом унизить тех, кто стоит ниже их, а уж слуг и вовсе третируют по полной… просто чтоб чувствовать свою значимость в своих собственных глазах. К сожалению, «медные трубы» могут пройти не все.

– Дядя Павел, Вы ведь не опасаетесь, что Яков станет таким?

– Нет, конечно. Яков не из тех людей, кто жаждет возвыситься любым способом, а потом смотреть на других сверху вниз, а то и ноги о них вытирать. Если б он был таким, это уже давно можно было видеть по его отношению к подчиненным на службе. Да, он может быть резким, может вспылить, но намеренно унизить, чтоб почувствовать свою власть, это не в его характере. И сейчас он другим не станет. Его Милость не превратится в сволочь, это определенно… Хотя с другими людьми такое бывает.

Княжеская карета подъехала к станции, Демьян сходил в здание станции и уладил вопрос с билетом для Ее Милости Анны Викторовны, которая должна была ехать в откупленном Его Сиятельством купе, билетом для себя в другой вагон и перроными билетами для всех. Демьян и Трофим сняли с кареты один из сундуков князя. Анна видела, каким тяжелым был сундук – слугам пришлось поднатужиться, чтоб не уронить его. Его Сиятельство вытащил из сейфа кареты ее шкатулку с украшениями и, поколдовав над замками сундука, поместил ее внутрь него, а затем достал небольшой чемоданчик и сакваяж. Сундуки у князя были весьма примечательные – с вензелями, окованые ажурным железом, с замками, каких Анна раньше не видела… Павел увидел любопытство Анны.

– Да, такие трудно украсть – Демьян и Трофим с трудом поднимают их даже пустыми, а они мужчины сильные, и вскрыть их почти невозможно, так что за свой багаж в дороге я спокоен – что в карете, что в поезде.

Прибыл поезд, из синего вагона, соседнего с тем, где им предстояло ехать, на перрон вышел богато одетый господин и, увидев князя, поприветствовал его, приподняв шляпу, Ливен сделал в ответ то же самое. Поезд стоял на станции всего на несколько минут, и Павел с Анной поспешили в свой вагон. Вагон, в котором князь Ливен занимал целое купе, был явно для богатых пассажиров. Князь поставил чемоданчик на свой диван, а саквояж с дорогой тростью взял с собой.

– Дядя Павел, Вы оставляете чемоданчик без присмотра?

– Аня, за чемоданчиком, думаю, присмотрят, кроме того, там ничего ценного, о пропаже чего я мог бы пожалеть. А сейчас мы с тобой должны пойти в ресторан. Я увидел, что в поезде едет один мой знакомый, и мне хотелось бы встретиться с ним. Позволь мне представить тебя ему. Но прошу тебя, не вмешивайся в то, как я это сделаю.

Господин, которого они видели на перроне, уже ожидал их в ресторане.

– Граф Мусин Василий Львович, – привстал Его Сиятельство и улыбнулся, почему-то он напомнил Анне кота.

– Анна Викторовна, – коротко представил Анну Ливен своему знакомому.

– Анна Викторовна, очарован, очарован, – граф поцеловал Анне руку. При виде ее перстня, улыбка на его лице сменилась выражением удивления.

– Князь, Вас можно поздравить?

– Можно, – улыбнулся в свою очередь Ливен.

– Не ожидал…

– Сам не ожидал.

– И когда же?

– Пару месяцев назад.

– И держали в тайне?

– Просто не распространялся.

– Анна Викторовна, Павел Александрович был не в праве прятать такую прелестную супругу от общества.

– Супругу?? – зарделась Анна.

– Граф, Анна Викторовна – супруга моего племянника, – разъяснил Ливен, еле сдерживавшийся, чтоб не рассмеяться.

– Супруга племянника? – озадаченно посмотрел граф на Ливена, а затем на Анну Викторовну.

– Да, сына моего брата, Дмитрия Александровича.

– Александр женился? Ему же, как мне кажется, всего лет восемнадцать… Анна Викторовна, извините, что этот разговор мы затеяли при Вас… Но не слишком ли юн Александр для женитьбы?

– Я не говорил, что это Александр. Это старший сын Дмитрия Александровича, ему под сорок, так что он точно не был юным женихом, Анна Викторовна – его жена. Меня можно поздравить с тем, что у меня появилась такая замечательная племянница…

– Жена сына Дмитрия Александровича… которому сорок? – казалось, что до графа Мусина медленно начала доходить суть разговора. – Но как такое возможно? – его взгляд был обращен на перстень Анны Викторовны.

– Мой брат благословил этот брак перед своей кончиной, – пояснил Ливен. – Для него было очень важно, что его сын женится по любви. Поэтому Анна Викторовна получила от князя перстень Ливенов.

– Теперь я понимаю… Анна Викторовна, я очень рад за Вас. К сожалению, не многие из нас женятся по любви… То, что князь одобрил Ваш брак по любви, говорит об очень многом… По-видимому, для него счастье сына в браке было превыше… других обстоятельств… – граф очень тактично выразил свою мысль о том, что радость князя от того, что его сын женится по любви, превалировала над тем фактом, что этот сын – побочный, иначе он не подарил бы снохе перстень Ливенов.

– Именно.

– Это нужно отметить! Вы позволите мне заказать для Вас шампанское, Анна Викторовна? Или Вы предпочтете вино?

Анна не знала, что ответить.

– Анна Викторовна предпочтет легкое вино, – ответил за нее князь.

– Любезный, подай винную карту, – сделал он знак рукой. Он просмотрел список предлагавшихся вин, мысленно скривился – хотя чего изысканного можно ожидать от ресторана в поезде, даже рассчитанном на состоятельных пассажиров? Это ведь не его собственный винный погреб… Он заказал по бокалу вина для Анны и себя и закуски, Мусин предпочел коньяк.

– Едете с Анной Викторовной в Петербург?

– Нет, на этот раз в мою усадьбу в Царское Село. Племянник, к сожалению, поехать не смог – он тоже на службе, коллежский советник. Так что везу только Анну Викторовну.

– Значит, племянник Ваш тоже при чинах, как и Вы?

– Да, в чинах он даже обогнал меня. Так что мог бы смотреть на своего дядьку сверху вниз, но он не таков. Для него главное – служба, а не чины.

– А Александр? Стезю себе еще не выбрал?

– Теперь его стезя – куча поместий.

– Да, рано на него свалилась такая ноша.

– Что ж поделать, если обстоятельства таковы… Хорошо хоть серьезный молодой человек, а не ветер в голове гуляет. Оба сына Дмитрия Александровича к своим обязанностям относятся со всей ответственностью. Ливены – люди долга и чести, и эти двое, к счастью, не исключение.

Далее разговор пошел об общих столичных знакомых графа и князя, чьи имена Анне не говорили совершенно ничего.

После того как граф откланялся, они вернулись в свое купе, и Анна не смогла сдержаться.

– Павел Александрович, зачем Вы… разыграли этот спектакль? Зачем в начале позволили графу составить впечатление, что… я – Ваша жена?

– Позволил? – Ливен сделал вид, что удивлен. – Он пришел к этому выводу сам, увидев твой перстень, я не делал никаких намеков, чтобы он мог так подумать.

– Но Вы его не переубедили.

– Нет. А что, быть принятой за княгиню, жену Его Сиятельства князя Ливена – это такое большое… унижение? Вот уж никогда бы не подумал… – Павел упомянул только про жену князя, опустив про его любовницу, о чем граф без сомнения подумал в первую очередь, издали увидев Анну вместе с ним. – Ты на меня обижена?

– Нет… Я просто не понимаю, зачем все это было нужно…

– Анна, если я что-то делаю, на это всегда есть причина. Ну, в абсолютном большинстве случаев. Граф – известный светский сплетник. Если бы я сразу представил ему тебя как жену незаконного сына моего брата, он услышал бы только то, что у Дмитрия есть байстрюк, и растрепал об этом по всему Петербургу именно в таком ключе. Поверь, это было бы не то, чего я добивался. А мы медленно подходили к этому. Мы начали с того, что это якобы я женился, затем перешли к женитьбе одного сына Дмитрия, законного, а затем к женитьбе другого его сына – побочного, но, как понял граф, признанного им, иначе бы он не оставил его жене фамильный перстень… Мы говорили про одного князя Ливена, про другого князя Ливена, сына брата первого… и затем еще про одного сына князя Ливена… Сына! Не ублюдка, не бастарда, не байстрюка, а сына! Ливен, Ливен и… возможный Ливен. Сейчас граф будет сплетничать именно о том, что он узнал, что в семье Ливенов появился еще один член… даже двое, включая тебя. Родственник Ливенов – признанный его отцом-князем, человек при чине и положении, следовательно, уважаемый, а не какое-то отродье. Я знаю графа довольно хорошо и могу предугадать, как он может себя повести, и какие слухи он теперь может распространить по столице… Я сделал все, чтоб направить его мысли в то русло, что нужно мне самому…

– Дядя Павел, Вы… интриган…

– Я слышу это второй раз за последние пару дней. Надеюсь, на этот раз это комплимент? – усмехнулся Павел.

– Аня, если тебе… неловко ночевать со мной в одном купе, скажи мне об этом. Я могу просидеть всю ночь в ресторане, мне не привыкать. Я могу подремать в любом месте и в любом положении. Хоть сидя, хоть на лошади, как я тебе сказал, хоть стоя, за годы службы я приноровился ко всему.

– Павел Александрович, о чем Вы говорите? Это Ваше купе…

– Анна, это наше купе. И сейчас я еду с дамой. Если я ее стесняю, значит, я должен найти себе другое место, в поезде ресторан – это самое подходящее место в такой ситуации.

– Нет, пожалуйста, не уходите… Я не хочу оставаться одна… – Анна подумала о том, что Павла она знает, и он – порядочный мужчина…

– Да, что-то я сказал глупость. Если я оставлю тебя одну, мало ли кто может сюда забрести. Лучше чувствовать неловкость со знакомым человеком, чем попасть… в нехорошую ситуацию с незнакомым… Ты этого боишься?

– Да, – кивнула Анна. – Когда мы ездили в Петербург с Яковом, мне было с ним спокойно, хотя вокруг были и… подозрительные люди.

– Аня, в вагоне первого класса не столько подозрительных людей, как в других вагонах. Однако, ты права, и здесь может попасться какой-нибудь господин, с которым нужно быть настороже. Извини, я об этом не подумал… Я не ездил раньше в поезде вместе с дамой… с которой меня бы не связывали отношения… определенного толка… да еще на длительное расстояние… Поэтому и подумал только о том, что тебе может быть неловко ехать вместе со мной. Хотя в первую очередь должен был думать о твоей безопасности… А еще заместитель начальника охраны… Позор Вам, господин подполковник, позор! Не пора ли Вам в отставку по причине профессиональной непригодности? – Ливен сказал это так эмоционально, что Анна рассмеялась.

– Да будет Вам корить себя…

– Нет, девочка моя, если прежде твоей безопасности меня беспокоят какие-то… глупости, это непростительно.

Анна подумала, что собираясь в спешке, она забыла взять с собой несессер. Да и даже если бы и взяла, то он сейчас был бы в сундуке в багажном вагоне… У нее в ридикюле хотя бы был гребень и зеркальце – то самое, которое вернул ей Штольман в самом начале их знакомства. Зеркальце было на месте, а вот гребень – нет. Должно быть, она оставила его в другой сумочке… Вот ведь раззява!

– Аня, о чем ты задумалась?

– У меня с собой нет даже расчески… Я все оставила дома… Я думала только про платья… – призналась она.

– Было бы о чем переживать. У меня дома и расчесок и другого добра хватит. Пока можешь воспользоваться тем, что есть у меня с собой, – Павел вынул из саквояжа полотенце и кожаный несессер. – Щетка там моя, а гребешок новый, я им не пользовался. Если сможешь расчесать им свои волосы. Щетку, конечно, тоже можешь взять – если не побрезгуешь. И бери, что хочешь – мыло хорошее, французское…

Анне были нужны только расческа, мыло и зубной порошок. Когда она открыла несессер в туалетной комнате, она была поражена, что у мужчины может быть столько приспособлений, а также коробочек, баночек, бутылочек, чтоб следить за собой, и это в дорожном несессере. Что же было у него дома? Сколько времени Павел отводил на это? И когда же нужно вставать, чтоб всем этим воспользоваться и затем вовремя поспеть на службу? Это не бритва, расческа и бутылка одеколона как у Штольмана… Футляры в несессере были из серебра, все с вензелями, бутылочки явно хрустальные… Ей очень хотелось открыть флакончики с одеколонами – Его Сиятельство пользовался парфюмерией несомненно из Франции, но сдержала свое любопытство. Павел дал ей свои дорожные принадлежности явно не за тем, чтоб она прошлась по всему содержимому несессера. В одной из коробочек было мыло – с очень приятным свежим запахом, ничуть не хуже, какой бывает у духов. Зубной порошок был из дорогой аптеки, с легким мятным вкусом… Расческа и гребешок были костяными с перламутровыми вставками, как и рукояти бритвенных и других приборов. Что ж, придется попытаться расчесать ее длинные волосы гребнем, щетку Павла она взять не посмела. Анна разобрала прическу, без труда расчесала волосы и заплела их в косу.

Пока Анна ушла приводить себя в порядок, Ливен вытащил из чемоданчика простынь, подушку-думочку с вышитой монограммой Ливенов и очень тонкое одеяло, которое занимало совсем мало места, когда его сворачивали, и приготовил спальное место. Не мог же он позволить Анне прилечь на диван, на котором до этого сидел неизвестно кто. Сам он обойдется и без таких изысков, поспит сидя, как множество раз до этого. Хоть и барин, но… служивый барин… не неженка какая… В первую дорогу он ехал в купе с Демьяном, у того тоже были спальные принадлежности, чтоб отдохнуть по-человечески, иначе зачем откупать целое купе? Он ведь мог взять их сейчас для себя, Демьяну в вагоне второго класса они все равно бы не понадобились. Но, как говорится, умная мысля приходит опосля… Демьян не всегда был одет и вел себя как слуга. Когда он сопровождал Его Сиятельство в поездках, он, в зависимости от обстоятельств, мог выглядеть как человек с небольшими, но средствами – помощник какого-нибудь делового человека или служащий. В таком виде, сменив сюртук, он и ехал сейчас через пару вагонов от князя.

Анна вернулась в купе, Ливен взял у нее свой несессер с полотенцем – теперь была его очередь готовиться ко сну. Большинство пассажиров уже угомонились и не ходили по поезду туда-сюда… Анна посмотрела на застеленный диван и села на другой, где раньше сидел Павел. Она и не подумала, что в поезд с собой нужно что-то взять. Когда они с Яковом ездили в Петербург, они ехали вторым классом, ночью она дремала на плече мужа, который ее обнимал. Сейчас ей придется довольствоваться маминой шалью. Хорошо, что маменька ей ее дала.

Из соседнего вагона появился молодой человек, которого пошатывало отнюдь не из-за хода поезда. Увидев Анну, он остановился:

– Мадам, я смотрю, Вы скучаете в одиночестве… Можно Вам составить компанию?

Анна ничего не ответила. Ей стало не по себе. И почему Павел отлучился именно в этот момент?

Ливен издали увидел, что у их купе кто-то стоял. Стараясь удержаться за стенку вагона. Анну нельзя оставить одну и на несколько минут! Что было бы, если бы по своей глупости он ушел ночевать в ресторан? Сколько бы таких… искателей приключений, у которых чувство такта и приличия… утонуло на дне бутылки?

– Георг, прежде чем выпустить Вас в общество, разве Ваш папенька не научил Вас, что навязывать свою компанию даме по крайней мере неприлично? Тем более в том градусе, что Вы находитесь?

Молодой человек повернулся на голос.

– Князь Ливен?? Это Ваша дама?

– Да, это моя дама, и даже если б не была моей, я бы не прошел мимо… Вам следует пойти на свое место и проспаться. Я Вас провожу.

– Я не хочу на свое место… мне там… одиноко… Я шел в ресторан.

– Вы пойдете! Или сами, или я Вас туда доставлю!

Молодой человек сказал что-то на немецком на повышенных тонах. Ливен ответил ему тоже на немецком, в его интонации была… угроза.

– Простите, мадам… Был не прав, – попытался отвесить поклон Георг, но чуть не упал. Ливен схватил его под локоть. И повел в соседний вагон. Через несколько минут он вернулся. Анна так и сидела на его диване.

– Анечка, он тебя сильно напугал?

– Нет. Просто я не знала, что делать… Вы ведь его знаете, кто это?

– Это младший сын одного Остзейского барона, мальчишка, который выпорхнул из-под папашиного крыла и… решил не в меру попробовать взрослой жизни… Аня, он бы не причинил тебе зла… но отделаться от него было бы нелегко…

– Что Вы ему сказали?

– Что если он не пойдет по-хорошему, я скину его с поезда…

– Но ведь не скинули бы?

– Конечно, нет… Но припугнуть его стоило…

– Дядя Павел, а Вы говорили, что в первом классе меньше… подозрительных людей… – вздохнула Анна.

– Ну, слава тебе Господи, здесь был только один. А сколько их во втором, не говоря уж о третьем… Там нам с Демьяном пришлось бы сесть с двух сторон от тебя, чтоб вот такие Георги не искали твоего общества… Аня, ты не хочешь прилечь? Уже поздно.

– Маминой шали не хватит, чтоб прикрыться, если я лягу, – тихо сказала Анна.

– Маминой шали? А одеяло на что? Аня, это твое место. Я его приготовил для тебя.

– Вы приготовили его для меня? – удивилась она.

– Для тебя. Не думала же ты, что я разлягусь здесь с комфортом, а ты всю ночь будешь сидеть?

– Вы – князь, Павел Александрович… Вам положено с комфортом.

– Аня, я – военный, мужчина, а ты дама. Из нас двоих с комфортом должна отдыхать ты. И не вздумай мне перечить.

– Ну хорошо. Но тогда Вы хоть свою подушку возьмите, я положу под голову шаль, мне этого хватит…

Ливен сел в угол дивана, пристроил под голову подушку, прислонился к стенке купе, скрестив руки на груди. Через несколько минут Анна услышала размеренное дыхание – как Павел и говорил, он мог спать в любом месте в любом положении… Не то что она. Ей мешало все – стук колес, раскачивание поезда, запах дыма… неприятный осадок от встречи с тем молодым человеком… Все это, кроме навязчивого юноши, было и в тот раз, когда они с Яковом ездили в Петербург. Но тогда это ее так не беспокоило. Она тогда задремала только потому, что Яков обнимал ее, и ей было от этого хорошо и уютно – даже если вокруг было столько людей… Сейчас она занимала целый диван в купе первого класса, а сна не было ни в одном глазу… Она думала о Якове, как он там, что будет завтра, когда он пойдет на службу в управление… Какие перемены ждут его после отъезда князя Ливена из Затонска… И очень надеялась, что эти перемены не принесут Якову неприятностей…

========== Часть 2 ==========

На станции их встретил экипаж, Демьян с Климом – как звали кучера, загрузили на него багаж. Клим напомнил Анне Трофима, наверное, во время поездок князя он исполнял обязанности не только кучера, но еще и охранника, как Демьян и Трофим – как она могла догадаться по тому, что они постоянно осмативались вокруг – отнюдь не из любопытства.

Анна заметила, что один большой сундук, который она раньше был на задке у княжеской кареты, отсутствовал. Неужели его забыли в поезде?

– Дядя Павел, нет одного Вашего сундука…

– Аня, спасибо тебе за беспокойство. Но слуги у меня не такие разини, чтоб терять целые сундуки с добром Его Сиятельства. Трофим повез его в Петербург. Такие шикарные костюмы, как те, в которых я был, когда мы в Затонске ходили в ресторан и делали снимки, я ношу обычно только в столице, когда появляюсь в свете. Когда я на службе и в своей усадьбе, я предпочитаю костюмы попроще и попрактичней, и цилиндр точно не ношу.

– Это было специально для Затонска? Чтоб произвести впечатление?

– Именно. Чтоб произвести впечатление. И это, насколько я могу судить, удалось.

– Да, несомненно, – согласилась Анна.

Князь умел произвести впечатление, если не во всем, то во многом. Когда экипаж подъехал к белому двухэтажному зданию с портиком и колоннами, у крыльца Его Сиятельство и его гостью ожидало несколько слуг. Экипаж остановился прямо напротив крыльца. Демьян помог выйти Его Сиятельству, а тот в свою очередь – даме.

– Это Анна Викторовна, супруга Якова Дмитриевича, моего племянника, сына почившего Его Сиятельства Дмитрия Александровича.

Слуги почтительно поклонились князю и его гостье. Затем Его Сиятельство представил слуг Анне.

– Матвей – дворецкий, Глаша и Марфа – горничные. Марфа будет Вашей горничной, Анна Викторовна. Харитон – повар, Авдей – конюх, Фрол и Кузьма – садовники.

Анна заметила, что все слуги были настроены доброжелательно, некоторые даже улыбались ей как Матвей и Марфа. Лишь тот, кого князь называл Кузьмой, посмотрел на нее каким-то недобрым взглядом. Но, может, он был просто угрюмым человеком.

Все слуги были не моложе тридцати и не старше лет сорока пяти-пятидесяти. Самыми молодыми казались Авдей и Глаша, а самым возрастными из тех слуг, что она только что увидела – лет сорока пяти-сорока семи дворецкий Матвей и повар Харитон. Самым старшим по возрасту был Демьян, ему, как и князю, должно быть, около пятидесяти. Но князь выглядел гораздо моложе своих лет, а Демьян примерно на свой возраст. Слуги-мужчины были все как на подбор высокими и сильным на вид, кроме повара, тот был среднего роста и довольно упитанный – видимо, ему сытно жилось у княжеской кухни.