Текст книги "Связанные садом (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Сашенька, чудище больше не придет. А если придет, я тебя защищу. Спи, мой родной.

Чувствуя теплоту, Саша довольно быстро заснул. Попинал, правда, его немного, ворчаясь во сне, но проспал до утра. И, к счастью, на утро и не вспомнил про чудище…

Что делать с Анной Павел не знал. В отличии от пятилетнего Саши его маленькой девочке было за двадцать, и она была замужем… Не мог же он забрать ее к себе спальню, положить рядом с собой и обнять:

– Анечка, дух больше не придет. А если придет, я тебя защищу. Спи, моя родная…

Он так и сидел, прижав Анну к себе и поглаживая ее по спине. Сколько прошло времени, пара минут или четверть часа, он не знал… Дрожь у Анны прошла совсем, дыхание стало спокойным, почти неощутимым. Ну слава тебе Господи, кажется, пришла в себя…

Анна проснулась от ужаса и собственного крика. Еще никогда она не сталкивалась с подобным зверством в своих видениях. Ее сердце колотилось, дышать было тяжело… Как ей был нужен в тот момент Яков… чтоб просто обнял ее и посидел с ней, пока ей не станет легче… Но его не было, он был далеко в Затонске… Был Павел… но он спал внизу в спаленке рядом с кабинетом и уж, конечно, не пришел бы к ней сейчас…

Нет, Павел не пришел, он прибежал… обнял ее крепко как Яков и стал гладить по спине… В его сильных и в то же время нежных объятьях ей стало гораздо лучше, его ласка вытягивала из нее чувство страха и тревоги и заполняла ощущением покоя и безопасности…

– Паули, что бы я делала сейчас без тебя?… Когда нет Якова…

Ливен отпустил ее:

– Ну вот, Анечка, кажется, все обошлось…

– Павел, я увидела…

– После расскажешь. Чего тебе принести, вина или чая, моя милая?

– Лучше, наверное, чая.

– Давай сначала вина. А потом я сделаю тебе чай.

– Сам? – удивилась Анна.

– Сам. Для слуг еще рано. Я быстрее сделаю сам, чем бегать за слугами.

Ливен принес из своей комнаты неполный бокал легкого вина – не хватало еще, чтоб Анна опьянена в таком-то потрясении.

– Аня, выпей и прилягь.

– Паули, не уходи…

– Я скоро приду. Сделаю чай и сразу вернусь. Это всего лишь несколько минут.

Он спустился в буфетную, всипятил воду в бульотке, которую Матвей оставлял ему там на ночь, заварил тот же чай, что подарил Марии Тимофеевне. Подумав, что в тонкой фарфоровой чашке он слишком быстро остынет, он достал штайн – большую кружку для пива, которую привез как-то из Германии с Октоберфеста. Пива он не любил, пошел на праздник только за компанию со своим приятелем, тоже Остзейским немцем. А кружку купил, потому что понравился на ней рисунок – Баварские Альпы с одним из тамошних замков. Он бывал в Германии не раз, больше всего ему нравилась долина Рейна между Кобленцем и Майнцем, где было множество замков и крепостей, и Альпы. Он видел недостроенный романтический замок Людвига II, который впечатлял своим великолепием уже в то время… Вот бы как-нибудь свозить туда Анну… Конечно, после Вены… А сейчас ему нужно идти наверх, Анна уже заждалась. Он перелил заварившийся чай в кружку, добавил сахар. Поставил на поднос тарелку с шоколадом и куском пирога – вдруг Анна захочет чего-нибудь сладкого.

Анна к тому времени накинула пеньюар – тот, что Яков купил для нее в Петербурге, и ждала Павла в будуаре.

– Аня, я же просил тебя оставаться в постели. Зачем ты встала? – спросил он, поставив поднос на стол, а затем протянув ей кружку.

– Мне уже лучше.

– Точно?

Анна кивнула. Ливен произнес, как бы размышляя вслух:

– Очень мило… и скромно… Хотя от Мадам Дезире лучше все же что-нибудь более… пикантное… Думаю, Якова это бы впечатлило больше… Для графини я бы такого покупать не стал…

Анна тут же попалась на его провокацию:

– Могу представить, что ты там покупаешь для графини!

Но спохватившись, что сказала лишнее, с досады пару раз ткнула Павла пальцем в грудь.

– Павел Саныч!! Вы!! Вы переходите границы!!

– Эк же Вас разобрало, Анна Викторовна! – ухмыльнулся Ливен. – Как мне кажется, границы мы с Вами перешли… уже давно… Представить ты, Аня, можешь что угодно… Но на самом деле я никогда сам ничего подобного дамам не покупал, не имею такой привычки, но счета оплачивал, такое бывало… Я просто решил тебя подначить, чтоб отвлечь от того ужасного видения, – признался он. – Ну раз сердишься, значит, тебе и правда лучше, – уже без ухмылки, с теплой улыбкой сказал он.

– Павел, ты что же нарочно решил меня… подначить?

– Да, нарочно. Если б ты все еще не отошла от своего кошмарного видения, ты бы вряд ли бы стала возмущаться моими… фривольными… замечаниями…

– Павел, твоя уловка не удалась… Мне все равно нужно тебе рассказать…

– Аня, ты сама пыталась вызвать дух перед сном? Скажи честно.

– Нет, честно, нет… Это пришло ко мне само, без моего желания… Я видела, как кто-то пытался отрезать Кузьме голову садовыми ножницами, которыми обрезают толстые ветки… Но я не видела, кто это был… Я видела только, как он это делал, как сжимал те большие ножницы у Кузьмы на шее, а тот пытался вырваться, сначала кричал, потом хрипел… а потом затих… и упал… И сколько было крови…

Бог мой! Бедная девочка! Да от такого не то что кричать будешь, а поседеешь или с ума сойдешь… Только бы она не увидела, что ему еще и язык вырезали…

– Аня, и это все? Больше ничего не видела?

– Нет, я проснулась… от этого ужаса…

Ну слава тебе Господи, хоть другого кошмара не привиделось… А то тут утешением в виде поглаживания по спине, бокалом вина и чаем не обойтись… Что бы он стал делать, если б Анна увидела ту жуть, что ему рассказал Мелентьев, он не знал… Его самого даже от разговора об этом чуть не вывернуло наружу, хотя в своей жизни он встречался с жестокостью всякого рода…

Что ж это такое?? Напасти просто преследуют Анну… То те треклятые адепты, то это кошмарное видение… Слишком много для такой… неискушенной в жизни девочки… Нет, надо что-то делать…

– Аня, ты пей чай, а то остынет. Я думаю, будет лучше, если в спальне рядом будет спать Марфа.

– Павел, пожалуйста, не надо… Я не хочу…

– Но почему?

– Я… не хочу, чтоб меня посчитали… припадочной или сумасшедшей…

– Припадочной или сумасшедшей? О чем ты говоришь?

– А как иначе люди это воспримут? В обморок я падаю, по ночам кричу… И это они еще не знают, что я вижу духов…

– Любого человека могут мучить кошмары, и он может упасть в обморок. Это не причина считать человека припадочным или ненормальным. Я говорил тебе, что меня долго мучил кошмар, когда я видел во сне, что Лиза умирала… Но назвать себя ненормальным из-за этого я не возьмусь.

– Но ведь ты не будил криком весь дом…

– Аня, я не будил весь дом… потому что кроме меня в нем по ночам никого не было… – признался Павел. – Это – одна из причин, почему слуги не ночуют в доме.

– Тебе было… стыдно?

– Нет, просто я не хотел лишней суеты вокруг себя. Налить рюмку или сделать чай я и сам себе мог, без их помощи. А что кроме этого они могли сделать? Демьян ведь не сидел бы со мной, меня за руку не держал и по голове не гладил как ты, – грустно улыбнулся Павел. – Что интересно, этих кошмаров у меня кроме этого дома не бывает нигде. Только здесь, где она умерла… Поэтому я почти здесь и не бывал… какое-то время. Я ведь даже хотел продавать эту усадьбу, да Дмитрий отговорил меня. Сказал, что раз я часто бываю по службе в Царском Селе, стоит оставить этот дом. Да и Сашу сюда можно будет привозить. Я его послушал.

– Павел, а эта усадьба – только дом, флигель и постройки?

Ливен обрадовался, что болтовней можно хоть немного отвлечь Анну от кошмара, что она увидела.

– Когда Дмитрий купил ее для нас с Лизой, примерно так и было. Вроде какой-то помещик решил обзавестись еще одной усадьбой, но то ли на ее переустройство потратил больше, чем рассчитывал, то ли вообще разорился, но земли вокруг дома почти не было, только сад. Но это было нам на руку – меньше земли, меньше людей. Дмитрий купил усадьбу почти что за гроши, скажем так, гораздо дешевле, чем она могла бы стоить. Подробностей я не знаю, то ли она ушла с молотка, то ли еще что… Так что несколько лет был только дом с постройками. А потом я стал прикупать землю сам, сейчас есть и поля, и угодья, роща, через которую мы ехали сюда, тоже моя. На другом краю владения домик управляющего. Он в моем доме бывает редко, меня без надобности не беспокоит… В общем, сейчас это небольшое имение, но я по-прежнему называю это место усадьбой. Да и то поместье в Лифляндии, что дает мне основной доход, действительно настоящее поместье, а это так – поместьице.

Слушая рассказ Павла, Анна допила горячий чай. Теперь она совсем успокоилась. Но ей не хотелось, чтоб Павел уходил.

– Ты посидишь со мной еще немного?

– Я бы очень хотел, но мне придется уйти. Скоро придут слуги… И, Анюшка, родная моя, ты должна меня понять, я не могу приходить к тебе каждый раз, когда тебя будут мучить кошмары из-за духов. Сегодня нет графини, мы с тобой одни… Давай я все же попрошу Марфу ночевать в вашем крыле.

– Нет, не нужно… Павел, я постараюсь… не кричать… и не пугать никого, – тихо попросила Анна.

Как это можно постараться не кричать, если кричишь во сне и просыпаешься от этого? Он знал по самому себе, что это не зависит от желаний человека. Это происходит, и все тут. И да, Анна права, не хотелось бы, чтоб при этом моменте присутствовали посторонние люди. Он старался справиться с этим сам. Анна в таком состоянии могла принять заботу, но только близкого человека – Якова… а если его не было с ней рядом… то его самого… Значит, Анне было без него не обойтись… Это было важнее всего. Важнее того, что могла бы подумать или сказать графиня… Подумать она, конечно, могла что угодно, но сказать или даже намекнуть – вряд ли, и то не для того, чтоб предъявить претензии, а для того, чтоб попытаться образумить его… И все же, если она хоть словом намекнет на нечто подобное… придется попросить ее уехать… А что после этого будет между ними в Петербурге – там будет видно… Хотя и так понятно, что ничего уже не будет… Разве ему будет нужна женщина, которая могла принять сострадание за… похоть… Однозначно – нет… Да, графиня была одной из лучших его любовниц и порядочнее многих других женщин – она точно не стала бы распускать о нем никаких слухов, даже если бы они и расстались… Но она была одной из многих… А Анна – одна-единственная…

– Хорошо, я не буду приглашать Марфу, раз ты не хочешь… И не беспокойся… я приду к тебе, если услышу, что тебе плохо… Но я очень надеюсь, что этого не произойдет… Не знаю, сможешь ли ты сейчас уснуть, но постарайся хотя бы отдохнуть.

– А ты?

– Мне нужно во дворец. У меня там дела по службе, кроме того, меня должен допрашивать Мелентьев. Так что меня скорее всего не будет целый день. Я вернусь к вечеру.

– Я за тебя так боюсь.

– Аня, пока переживать не о чем. Это только формальности. У Мелентьева кроме подозрений ничего на меня нет. Если в усадьбу приедут полицейские и решат просто поговорить, скажи, что видела меня в кабинете, но про то, что слышала разговор садовника, не говори. Если будут брать официальные показания под подпись, скажи, что будешь делать это только в пристуствии адвоката князя Ливена. И очень прошу тебя, не вздумай пытаться вызывать никаких духов. Этого совершенно не нужно. А кроме того, это опасно. Меня дома не будет, кто тебе поможет, если что? Аня, ты меня поняла?

Анна молча кивнула. Она поняла. Но слова-то с нее Павел не взял…

========== Часть 17 ==========

Ливен только успел зайти в свой кабинет и сесть за письменный стол, как появился Мелентьев.

– Павел Александрович, пересядьте на другой стул, мне нужно будет вести записи, – даже не поздоровавшись, распорядился помощник начальника Дворцовой полиции.

Как будто записи нельзя вести и сидя на том стуле, куда садятся посетители. Но Ливен прекрасно понял – Мелентьев хотел унизить его, занять его собственное место, чтоб у себя в кабинете он был не хозяином, а постороним. Ну что ж, если Мелентьеву кажется, что он этим самым выведет его из себя – то очень напрасно.

– Итак, Павел Александрович, что же такого сказал садовник, что Вы приказали его высечь да еще и выгнали?

– Оскорбительно высказался в отношении моего племянника и Анны Викторовны.

– А именно?

– Вы бы Все равно узнали, что Яков Платонович, муж Анны Викторовны – внебрачный сын князя Ливена, моего старшего брата Дмитрия Александровича. Так вот, внебрачный сын. Но не ублюдок. Особенно для слуг и работников. Для них он Ваша Милость или на худой конец барин. И Анна Викторовна – не молодуха ублюдка, а Ее Милость или барыня.

– Значит, Штольман – незаконный сын Вашего брата… А я, судя по его отчеству и фамилии, думал, что Вашей сестры.

– У меня нет сестер и никогда не было. А что, Вас смущает, что Штольман – незаконный Ливен? Меня так нисколько. Он для меня такой же племянник, как если бы был рожден в законном браке моего брата. И я никому не позволю оскорблять его достоинство.

– И все?

– А Вам этого мало? Задета честь членов моей семьи. Впрочем, о чем я. Вам, видимо, такое понятие, как честь семьи не знакомо.

– И какие у Вас отношения с госпожой Штольман?

– Родственные. Сколько еще можно повторять, Анна Викторовна – жена моего племянника.

– Только ли родственные? Госпожа Штольман – молодая красивая женщина…

– Мелентьев, Вы забываетесь!! Если бы Вы задали этот вопрос не в рамках расследования, я бы вызвал Вас на дуэль!

– Я не спросил у Вас ничего… предосудительного… Но по Вашей реакции сейчас я вижу, что Вы готовы на многое… на очень многое… Так Вы говорите, госпожа Штольман гостит у вас?

– Да, но не только она. У меня еще гостит графиня Потоцкая, она составляет компанию Анне Викторовне. Наталья Николаевна – моя любовница, и, к Вашему сведению, я этого не скрываю. Она – вдова, с чужими женами, в отличии от некоторых, я связей не имею.

Мелентьев аж побагровел. Он прекрасно понял, что имел в виду Ливен. Что у него кроме жены есть любовница, да не просто есть, а о ней знают среди Дворцовой полиции. И бывает он у своей пассии почти в любое время, так как ее муж служит управляющим в поместьи верстах в пятидесяти от Царского Села и приезжает домой не чаще одного-двух раз в месяц.

– Ну хорошо… Оставим Вашу личную жизнь в покое… пока… И кто Вам донес о том оскорблении? Может, приврали? И не так все было?

– Я сам случайно услышал. Если бы мне пересказали это, в первую очередь я бы проверил, не решили ли оговорить человека. Но это не тот случай. У Кузьмы всегда был поганый язык. Любил он гадости говорить про людей, как за глаза, так и в лицо. Говорят, мужики его за это не раз били. Так что обиженных на него – пруд пруди.

– Так что же держали такого?

– Садовник он был отменный. Мой садовник два года назад сломал руку, и этого взяли ему в помощь на время да так и оставили. Он много хорошего сделал в саду, например, кусты подстриг в форме разных фигур. Розы высадил новые, каких у меня до этого не было – розы крупные, очень ароматные и долго стоят. У него был дар зеленью заниматься и в земле ковыряться. Этого у него не отнять. Еще бы дегтем ему его поганый рот залить, и цены бы ему не было.

– Или язык отрезать. Тоже помогает.

Ливен вздохнул.

– Ну так что? Вы причастны к убийству Сидорова?

– Я же сказал, что я его не убивал.

– Ну, может, Вы сами и не убивали, а приказали слугам убить. Они ведь для Вас на все готовы.

– У меня дураки не служат. Даже если бы я и приказал убить, тела Вы бы не нашли так же, как если бы это сделал я сам… И не стали бы убивать в день ссоры да еще и возле Императорского парка…

– Как знать, как знать…

– Подполковник, Вы что себе позволяете?? – с криком ворвался в кабинет Ливена обычно любезный начальник Дворцовой полиции Ширинкин.

Оба подполковника вскочили и вытянулись по струнке при появлении полковника.

– Вы садитесь, садитесь, Ваше Сиятельство, – более спокойным голосом обратился к Ливену Ширинкин. – Подполковник, кто дал Вам право заниматься делом, которое находится вне вашей компетенции, и почему я узнаю о преступлениях последним?? – снова перешел он крик.

Мелентьев стал что-то лепетать про близость мест преступления к Императорским паркам и возможных подозреваемых.

– Извольте доложить по форме, а не мямлить!!

Мелентьев в несколько словах доложил о ситуации.

– Все документы, заметки, показания, что Вы собрали, мне лично в руки! Дело будет передано Никольскому, начальнику следственного отделения уездного полицейского управления. Вон!!

Мелентьев отдал Ширинкину папку и покинул кабинет.

– Значит, Вы у него единственный подозреваемый, Павел Александрович? – спросил полковник Ливена, бегло просматривая содержимое папки.

– Ну а кто еще? Это же самое очевидное, по его мнению. А других подозреваемых еще искать надо…

– Вот же послал Всевышний такого дурня в помощники! Как говорят, заставь дурака Богу молиться, а он себе лоб разобьет… Все выказать себя перед начальством из кожи вон лезет… Надеюсь, что после этой его выходки я наконец смогу от него избавиться. Вы, Ваше Сиятельство, не беспокойтесь, Никольский во всем разберется, я уверен, он, как Вы и сами знаете, профессионал высокого уровня. Вы побеседуете с ним? Он в коридоре дожидается.

– Конечно, побеседую.

– Я оставлю Вас с ним тет-а-тет.

Никольский – блондин с голубыми глазами, которому было чуть за сорок, высокого роста и прекрасной выправки, зашел сразу же, как полковник Ширинкин вышел. В его руках была папка.

– Хотелось бы сказать Вам, Ваше Сиятельство, доброе утро, да такое утро добрым не назовешь.

– Вот именно…

– Мне бы присесть куда…

– Так садитесь за стол.

– Ну не на Ваше же место. Вас что с него Мелентьев согнал?

– Ну зачем я буду на человека напраслину возводить, не согнал… скажем так, распорядился.

У Никольского полезли брови вверх:

– Да кем он себя возомнил??

– Ну, видимо, на тот момент – имеющим… очень большие полномочия…

– Те, которых ему никто не давал, в том числе и его непосредственный начальник полковник Ширинкин?

– Что, и в коридоре слышно было?

– А то…

Никольский раскрыл папку и посмотрел бумаги гораздо внимательнее, чем Ширинкин.

– Для помощника начальника охраны Императора работа слишком топорная, а для князя – слишком кровавая… – усмехнулся следователь. – Неужели, господин подполковник, Вас не учили, как человека по тихому убрать? Без рек крови… Можно ведь было просто… скажем, придушить, чем-нибудь тяжелым по голове стукнуть, пристрелить аккуратненько в конце концов… К чему вся эта театральщина, а, Ваше Сиятельство?

– Да будет Вам, Роман Дамианович, поерничали и хватит, – миролюбиво сказал Ливен своему давнему знакомому. – Давайте уже по существу, а то у меня скоро важная встреча, да и Вам время терять тоже ни к чему…

– Да уж, времени потеряно и так слишком много… Так что Вы можете сказать по существу, Павел Александрович?

Ливен кратко рассказал то, что уже рассказывал Мелентьеву. И про оскорбление Сидоровым его племянника и племянницы, и про наказание и изгнание садовника из усадьбы. И про угрозы. И про довольно хлипкое алиби.

– Ну Ваше алиби меня меньше всего интересует, так как если бы я Вас и стал подозревать, то в последнюю очередь… А вот Ваших слуг и работников – гораздо больше.

– Думаете, кто-то из них? – с сомнением спросил князь.

– Не исключаю такой возможности, – честно сказал Никольский. – Мне придется поехать в Вашу усадьбу. Думаю, сегодня чуть позже. Или в крайнем случая завтра. После Вас у меня встреча с доктором Антоновым. Он сейчас как раз телами занимается. Надеюсь, сможет увидеть больше, чем тот, кому Мелентьев это поручил.

– И я надеюсь…

– А Штольман действительно Ваш племянник?

– Да, это так.

– Он никогда не говорил, что в родстве с князьями…

– Вы его знаете? – удивился Ливен.

– Да, мы учились в одно время в Императорском училище правоведения. Но я много лет его не видел, случайно как-то встретились в Петербурге лет пять назад. Он тогда был чиновником по особым поручениям. Чего он с того времени достиг?

– Вашей должности в маленьком заштатном городишке… Но в чине коллежского советника.

– За какие-такие… заслуги?

– Да, думаю, это он Вам сам сможет рассказать, когда приедет ко мне в усадьбу в гости.

– А с какой стороны он Ваш племянник? Просто очень любопытно. Штольман никогда не хвастался этим как другие мальчишки…

– Как Вы своим дедом?

– Нет, я не…

– Wirklich, Ihre Gnaden?* – усмехнулся Его Сиятельство.

– Ну если только совсем чуть-чуть, – признался Никольский.

Дед Никольского со стороны матери был бароном Ралем, у него оставшийся без отца, погибшего на Крымской войне, Роман и проводил много времени до того, как его, болезненного мальчика, отдали не в кадетский корпус по стопам отца-военного офицера, а в Императорское училище правоведения. – Так что же Штольман?

– Он сын моего самого старшего брата Дмитрия Александровича, он и сам об этом узнал совсем недавно. Так что хвастаться ему в годы учебы в училище было нечем… Как, впрочем, и стыдиться тоже…

– Он САМ сын князя? Я-то подумал, что он не родной, а какой-нибудь двоюродный или троюродный племянник, что Вы в более отдаленном родстве…

– Нет более чем в близком…

– Простите, а что именно Ваш бывший садовник сказал, что Вы его розгами приказали высечь?

– Гадко высказался по поводу… его происхождения…

– Княжеским отродьем что ли назвал? – догадался Никольский.

– Если бы… ублюдком… – не стал скрывать князь. – А Мелентьев это достаточным поводом для наказания не посчитал…

– А что же тогда достаточный? Когда… княжеского племянника нецензурным словом бы обозвали?

– Не знаю. У нас с ним, видимо, понятия о чести очень разные… Не такие, как у нас с Вами…

– И подобные инсинуации он по отношению и к другим людям допускал?

– Ну какими выражениями он других слуг крыл, я могу только догадываться. Сам этого не слышал. Слышал только про своего племянника и его жену.

– А с кем он разговаривал?

– Я этого не видел, лишь слышал пару фраз, которые садовник произнес. Голос был его, это я точно могу сказать, у меня музыкальный слух очень хороший, я бы не ошибся.

– И что Вы сделали?

– Развернулся и пошел на конюшню, сказал Трофиму, кучеру своему, найти мерзавца и у столба привязать, а когда все соберутся, прилюдно высечь… Чтоб другим неповадно было…

– Какие там у Вас в усадьбе страсти, Ваше Сиятельство, – картинно покачал головой Никольский.

– Да вот такие, Ваше Высокоблагородие, – в тон ему ответил Ливен.

– Вы Штольману сообщили, что произошло?

– Зачем? У него и своих забот хватает… Я был бы рад, чтоб и его жена, Анна Викторовна, ничего не знала. Но так и уж получилось, что она в курсе всего…

– С ней стоит разговаривать?

– А смысл? Она садовника всего несколько раз мельком и видела… Что она может сказать? Как он теми ножницами кусты подрезал?

– А про второго убитого?

– Ну уж если я не знаю, кто это, так она и подавно… Меня можно все же с натяжкой назвать местным жителем, а она сюда всего пару дней назад приехала…

– Павел Александрович, если Вам покажется, что есть что-то, что могло бы пролить свет на эти преступления, дайте мне знать.

– Непременно, – пообещал Ливен… думая, что, возможно, ему придется нарушить обещание…

Комментарий к Часть 17

Полковник Ширинкин – историческая личность, остальные – вымышленные персонажи.

* Неужели, Ваша Милость? (немец.)

========== Часть 18 ==========

Павел просил Анну отдохнуть, она пыталась подремать, но больше ворочалась, чем лежала спокойно. Она думала о том, что произошло… И думала о ее Штольмане, которого ей очень не хватало, не только как любимого мужа, без которого на нее иногда находила грусть днем, а вчером перед сном в этой большой кровати, предназначавшейся для двоих – тем более, но и как следователя, который, как она была уверена, смог бы раскрыть эти преступлени и тем самым снять подозрения с Павла…

Анна позавтракала в буфетной и пошла в сад посидеть с «Тремя мушкетерами» на их с Павлом скамье. Попозже, когда вернется из гостей графиня, можно будет поболтать с ней… Прочитав несколько глав, она почувствовала, что сидеть на скамье стало неудобно, и решила пройтись по саду между клумб. Цветов было множество, самых разных… Но когда она посмотрела на Анютины глазки, про которые Павел сказал, что они «радостные», ей захотелось сорвать парочку именно их. Она наклонилась и между фиолетово-желтыми пятнами увидела на земле маленькие грабельки, которыми рыхлили землю и, видимо, оставили их… Про Анютины глазки она тут же забыла. Грабельки интересовали ее гораздо больше… ведь она могла кое-что сделать с помощью их – попытаться вызвать дух садовника. Она помнила, что слова Павлу она не давала, а значит, и нарушать было нечего… Поэтому она не могла не попробовать вызвать дух Кузьмы и спросить, кто его убил… Анна взяла в руку грабельки и сказала: «Дух Кузьмы Сидорова, покажи, кто его убил!»

Она увидела Кузьму… но не как убивали его, а… совсем другое… Это было как короткая вспышка, всего несколько мгновений…

Мужчина, который был рядом с Кузьмой, сказал:

– А если я тебя сдам?

– Не успеешь! – Кузьма воткнул нож своему знакомому куда-то в тело, выдернул его и посмотрел на свою пораненную левую руку… Подождал, пока тот упадет на землю и замрет… А потом покинул место преступления…

Об этом нужно срочно сообщить Павлу! Чтоб противный Мелентьев не подозревал его хотя бы в убийстве этого второго человека… Это не терпело отлагательства… Она побежала в дом, чтоб попросить Демьяна отвезти ее к Его Сиятельству, ведь его наверняка знали служащие во дворце и могли выслушать его просьбу вызвать подполковника Ливена на улицу, чтоб она могла с ним поговорить. Но, к ее разочарованию, Матвей сказал, что Его Сиятельство отправил Демьяна с каким-то поручением. Взяв со столика в фойе свою шляпку и перчатки, она подумала о том, кто еще мог помочь ей. Возможно, Трофим, ведь, даже если он и был только кучером, он все же был знаком хотя бы кому-то во дворце, кто мог бы передать ее просьбу Павлу. Она поспешила на конюшню и увидела, что от нее шла графиня. Как хорошо, Трофиму не нужно будет тратить время, чтоб заложить экипаж.

– Анна Викторовна, что с Вами?

– Наталья Николаевна, я Вам потом всю объясню… – не останавливаясь, сказала она.

– Трофим! Трофим!

– Да, Ваша Милость?

– Мне нужно срочно во дворец к Павлу Александровичу! Ты меня отвезешь?

– Конечно, отвезу… – кучер помог племяннице князя сесть в экипаж.

Всю дорогу она повторяла:

– Трофим, ну можно побыстрее??

– Ваша Милость, я и так гоню, как только могу… Я не хочу, чтоб двуколка перевернулась по дороге, и мы вообще не доехали…

Наконец Трофим подвез ее к одному из входов во дворец и попросил подождать его. Подошел к офицерам у двери и обменялся с одним парой фраз. Как она и предполагала, кучера Его Сиятельства здесь знали. Он вернулся к племяннице князя.

– Ваша Милость, Вы пойдёте с тем офицером, он проводит Вас к Его Сиятельству.

Анна последовала за своим проводником, они молча прошли через несколько помещений и оказались в коридоре.

– Вторая дверь справа, – наконец сказал офицер.

Анна поблагодарила его и пошла по коридору. Она хотела постучать в указанную офицером дверь, но дверь открылась, и она почти столкнулась с очень высоким крепким бородатым мужчиной, одетым весьма непрезентабельно – в простую рубашку с шитьем и далеко не новые брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Анне его внешность показалась знакомой, хотя она не представляла, где могла его видеть.

– Вы куда, барышня? – спросил великан.

– Я… я к Его Сиятельству, подполковнику Ливену. Я его племянница, Анна Викторовна Штольман. Мне очень нужно его увидеть. Это безотлагательное дело, особой важности, – сказала она.

– Ну раз безотлагательное, проходите, – мужчина придержал дверь.

– Анна Викторовна, это еще что такое?? Кто Вам позволил являться ко мне на службу?? – строго спросил стоявший у окна подполковник Ливен. Не Павел.

Мужчина, тихо зашедший за Анной в кабинет, сделал подполковнику едва заметный знак. Тот так же едва заметно кивнул.

– Я извиняюсь… Я не думала, что меня пропустят во дворец… Павел Александрович, я надеялась, что Вам передадут, что я хотела Вас видеть, и Вы сможете выйти и поговорить со мной. А меня провели внутрь… Это действительно срочно. Очень срочно. Я не могла ждать, пока Вы вернетесь домой. Я… видела, кто убил второго человека. Это был садовник. Этот человек угрожал его сдать, видимо, властям, и Кузьма пырнул его ножом, он был у него в левой руке, и сам поранился о него… Я это хорошо видела… Я не хочу, чтоб Мелентьев подозревал Вас в убийстве и этого второго… Но я не знаю, как доказать ему, что-то, что я видела, это правда…

– Весьма впечатляет… Но Мелентьеву уже ничего доказывать не нужно, – раздалось у Анны за спиной. – Дело передано в уездное управление полиции. И Ваш дядя уже не является подозреваемым… И как это у Вас получается – видеть подобное?

Анна обернулась:

– Я и сама не знаю. Эти видения ко мне приходят, и все.

– А Варфоломеев мне говорил, что Вы умеете с духами разговаривать…

– Раньше разговаривала… А потом у меня… способность видеть духов совсем пропала. И вот теперь понемногу возвращается. Но разговаривать с ними так, как раньше, я пока не могу. Я больше вижу что-то… Ну вроде бы как сны… – призналась она.

– Вы по этой причине отказались принять его предложение? – спросил мужчина.

– И по этой тоже, – не стала вдаваться в подробности Анна.

– А если бы Ваш дар полностью вернулся, Вы бы хотели использовать его на благо Отечества?

– Я… не знаю… Я даже не представляю, чем мой дар мог бы помочь Отечеству…

– Ну это бы мы потом с Вами обсудили… уже более обстоятельно… А Вы как считаете, Павел Александрович?

– Ваше Императорское Величество, у меня на этот счет пока нет определенного мнения… – уклончиво ответил Ливен.

Ваше Императорское Величество? Ваше Императорское Величество?? Сам Император???

У Анны подкосились ноги. Как она могла не узнать Императора, если видела его на портретах сотни раз?? Хотя на портретах он был другой – такой… величественный, как и положено быть Императору.

– Вы все же подумайте, Анна Викторовна.

– Я подумаю, Ваше Императорское Величество, – пообещала Анна.

– Павел Александрович, Вы на сегодня можете быть свободны. Отвлекитесь немного от забот, сходите с племянницей на прогулку, вон какая погода хорошая…

Император вышел.

– Павел, дай мне воды…

– Аня! Аня! – Ливен помог Анне сесть на стул и налил стакан воды из графина на подоконнике.

Анна торопливыми глотками выпила воду.

– Я не узнала Императора… какой позор… какой ужас…

– Аня, не ты первая и не ты последняя, – засмеялся помощник заместителя охраны Государя.

– Как думаешь, он понял это?

– Если и понял, то не подал вида.

Ливен припомнил пару курьезных случаев, связанных с такими же ситуациями, в которой оказалась Анна. Но зачем ей знать о них?