Текст книги "Отражение звезды"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
8
Все произошло так неожиданно и быстро, что Леночка ничего не успела сообразить. По перилам мимо нее пролетело что-то пушистое и мохнатое. Леночка с воплем отскочила, и спиной уперлась в свернутый бобиной жесткий толстый канат. На мгновение она закрыла глаза, но уже в следующее мгновение, усилием воли овладев собой, открыла их, потому что ей показалось, что она слышит шипение, чертовщина какая-то!
Сильный толчок в бок окончательно привел ее в чувство. За первым мохнатым существом, грохоча и завывая, промчалось второе. Широко открытыми глазами, немая от ужаса, Леночка наблюдала, как из-за бобины выскочил взлохмаченный ребенок и принялся догонять то, что пронеслось мимо Леночки.
– Лови Барса! Лови! – закричал ребенок и одним прыжком попытался преодолеть порожек перед лестницей, ведущей на нижнюю палубу.
Леночка вздохнула с облегчением и даже с некоторой долей разочарования – она догадалась, кто были эти твари, так напугавшие ее. По всей вероятности, юный охотник вообразил себе, что толстый, пушистый и добродушный кот по кличке Барс, почти весь день провалявшийся на коленях у чопорного старикашки, сидящего на корме, не иначе как тигр. Наверное, на судне была еще и кошка, которую Леночка до сих пор просто не замечала.
Стало смешно, но не надолго. Барс прыгнул через перила и завис на прикрепленном к щитку красно-белом пенопластовом спасательном круге. Туда же прыгнула и его спутница с привязанной к хвосту жестянкой из-под ваксы. Барс, вопящий от ужаса, оттолкнулся от круга и перелетел одним махом на прикрепленные по борту и стянутые в чехлы спасательные шлюпки. Обладательница гремящего приспособления тоже оттолкнулась от круга, но в отличие от Барса почему-то сменила в воздухе направление и, махнув ободранным тощим хвостиком, сиганула на грудь ребенку. Он завопил не своим голосом, согнулся пополам и, размахивая руками, точно цепляясь за воздух, вспрыгнул на какой-то ящик с кованой крышкой и тонкими реями по периметру. Отбиваясь от настырной кошки, никак не желающей отцепиться от его груди, мальчик встал одной ногой на перила, видимо, для лучшей устойчивости, – как раз на то место, куда секундой раньше перескочил Барс. Так что каблуком он придавил хвост обезумевшему и пришедшему в крайнее возбуждение котяре.
Раздумывать было некогда. Леночка не мигая и хватая ртом воздух, проследила за траекториями полета котов, но когда живой клубок слился в одно мечущееся и страшно вопящее существо, она кинулась к ящику.
– Держись! – крикнула она ребенку. Но, будучи не такой юркой, каким был мальчик, она не могла преодолеть расстояние так же стремительно, как это проделал он в пылу охотничьего азарта. Пока Леночка добежала до лесенки, пока обогнула ее, пока вдоль перил домчалась до ящика, ребенок, уже опасно накренившись в сторону моря, был на краю пропасти. Мгновение, и он, запнувшись о рею, широко раскинув руки, полетел вниз.
Сначала Барс, а затем и его подружка, отделавшаяся от консервной банки, резко оттолкнувшись от тела, летящего вниз тяжелым кулем, теперь не мигая смотрели в морскую пучину.
Раздался всплеск. Оглушительная тишина придавила Леночку своей тяжестью. Сквозь гулкое дыхание моря и стрекот моторов до ее уха донеслась музыка.
– Помогите! Помогите! Ребенок за бортом! – отчаянно колотя по дверям кают, заорала Леночка хриплым срывающимся голосом.
Неужели все веселятся? Неужели здесь никого нет? Что делать? Что же делать?? Она перегнулась через перила. Мальчишка все еще бултыхался в воле, постепенно отдаляясь от судна. Леночка пронеслась на верхнюю палубу, забарабанила кулаками по каюте Марка и, заметив, что там зажегся свет, еще раз завопила:
– Ребенок за бортом! Ну скорее же! Скорее!!
Стремглав добежав до круга, она сорвала его и метнула в воду, сожалея только том, что не сделала этого сразу. «Он погибнет», – как вспышка, пронзила ее мысль. Ничего не слыша и не видя вокруг, Леночка скинула туфли и куртку, встала на перила и, сильно оттолкнувшись, почувствовала, как сжалось сердце, грохнув где-то в низу живота.
Потом уже, приходя в себя в белой больничной палате, она вспоминала, как обожгла ее тело вода, показавшаяся в тот момент крутым кипятком, как вспыхнули в глазах мириады радужных бликов и одна-единственная мысль жила в ней: «Найти ребенка. Спасти! Спасти!» И эта мысль повела ее за собой в нужном направлении. Сначала Леночка наткнулась на круг. Он ударил ее по лбу жесткой поверхностью, и от неожиданности Леночка хлебнула воды. Но в следующий миг, моля судьбу, она ухватилась за веревку, опоясывающую круг, и, отчаянно гребя свободной рукой, поплыла туда, откуда доносился прерывистый хлюпающий стон. Очень медленно, смертельно медленно тащилась она по перекатывающимся волнам, то и дело отбрасывающим ее назад к борту корабля, который, как магнит, притягивал Леночку.
Когда ребенок был уже совсем рядом, казалось, – протяни руку и хватай, – она вдруг ощутила холод и безжизненную слабость своих ватных рук. Но нет, она должна преодолеть эту тяжесть! Она не имеет права позволить ему утонуть! К горлу подступила горечь. В висках зазвенело, на глаза опустилась пелена, но вместе с пеленою, закрывшей от Леночки ребенка, в сердце ее вдруг ворвалась слепая безудержная ярость. Наверное, так открывается второе дыхание – невесть откуда появляются утроенные силы. Она вынырнула на поверхность. Первое, что увидела Леночка, это звездное небо у горизонта. Какие крупные и яркие звезды! Такие же большие и насмешливые, как глаза Андрея. Ах, этот ужас, эта беспомощность, все горше подкатывающая к горлу тошнота… Где ты, Альдемарина? Ты нужна мне сейчас! В тебе вся сила и вся мощь человеческой любви, на какую только способна Леночка.
Задыхаясь и глотая воздух вместе с горькой холодной водой, Леночка нырнула. В глазах у нее темнело, руки в изнеможении шарили вокруг, волны швыряли во все стороны, но вдруг… Вдруг она нащупала что-то безжизненное и холодное. Что-то плавающее у нее в ногах и медленно погружающееся под воду.
Последний рывок: так, наверное, самоубийцы, продев в петлю шею, выталкивают из-под себя опору и погружаются в невозмутимую тьму. Последний рывок, и Леночка, словно в спутанные водоросли, погружает промерзшие пальцы в вихры ребенка. Круг. Куда же он запропастился? Свет! Слепящий, неестественно яркий! Смерть? Но откуда тогда голоса? Кто хватает ее? Кто тащит, кто выдирает из скрюченных пальцев волосы? Зачем? Последней мыслью Леночки была мысль о том, что это ОНА, старуха с косою на плече, пытается вырвать из ее рук жизнь мальчишки.
– Не отдам! – прохрипела Леночка. – Не отдам, не отдам… – повторяла она и вдруг услышала мерное потикивание над головой.
Тихий размеренный ритм ходиков. Тихий размеренный ритм капель. Тихий размеренный ритм сердца…
– Где я?
– В больнице. Отдыхай. Все уже позади. Все позади, – ласковый голос с сильным акцентом. Щемящее чувство жалости. К кому? К себе? Она прикрыта глаза, пытаясь вспомнить, что произошло.
– Он… жив?
– Жив. Он вообще легко отделался. Три дня носом похлюпал – и все. А ты…
– А я?
– Я даже не знаю, как сказать. – Женщина наклонилась, улыбка ее тоже была ласковой, и Леночка близко-близко увидела над собой смуглую кожу, черные смородины глаз, пучок гладких смоляных волос. – Ты… была беременна? – прошептала она и грустно покачала головой. – Врачи сделали тебе укол. Он все равно погиб бы. Поверь мне, в нашем госпитале хорошая аппаратура. Во всем Стамбуле такой не найдешь. К тому же… двусторонняя пневмония. Осложнения…
– Что это капает?
– Это? – женщина прислушалась. – А! Кран.
И снова беспамятство.
Когда Леночка окончательно пришла в себя, сквозь опущенные жалюзи золотым рассеянным светом в комнату пыталось пробраться жаркое стамбульское солнце. Тихо жужжал вентилятор. Пахло медицинскими препаратами, свежими плюшками. Как сладко пахло плюшками. Леночка почувствовала нестерпимый голод. Голова уже стала ясной, только чувствовалась слабость в раскинутых руках. «Вот тебе и круиз…» – усмехнулась Леночка. Интересно, сколько времени она провалялась в бреду?
Марк оказался неплохим гидом. Он водил ее по узким улочкам турецкой столицы от дворца Долмабахче к дворцу Топкапы. Показывал стамбульский университет, парк, маленькие мечети, библиотеку в районе Эминеню. Гулял с ней по пристани. И Леночка глядела на разноцветную толпу, вслушивалась в канареечную речь и вспоминала сказку о том, как купцы в Царьград ходили. Вот он какой, этот Царьград! Пальмы, ананасы, виноград, сочные дыни и груши. Базары, тюбетейки, смеющиеся черные глаза и белозубые улыбки. Пляжи, на которые местные жители приезжают поглядеть, как купаются в купальниках бесстыдно оголенные чужестранные женщины.
Прежде чем Леночка вернулась в Москву, прошло не менее трех с половиной недель. Две с половиной – на выздоровление и неделя – на осмотр достопримечательностей. Они с Марком помахали ручкой уплывающему к отеческим берегам теплоходу с синей ватерлинией и загорелыми пассажирами на борту. Все палубы были усеяны людьми, которые вышли поглядеть на героиню путешествия. Только о Леночке и шла речь за чашечкой кофе, за бутылочкой коньяка, за пулькой в тесном кругу, за бильярдным столом…
Сам капитан – отец незадачливого охотника – подарил Леночке огромного высушенного крокодила и маленький перстенек с аквамарином. А мать мальчика долго утирала слезы, уткнувшись в тонкое болезненно острое плечо Леночки.
– Ты можешь приехать к нам в любой день, в любой час, в любое мгновение, – говорила она и предлагала Леночке гарант их вечного родства – ключ от их дома. Леночка улыбалась, отказывалась, неумело гладила женщину по растрепавшимся волосам и глядела на виновато поникший затылок мальца.
– Ну что вы. Все уже позади, – произнесла она фразу, которую слышала не однажды, и с сомнением покачала головой. Пока человек жив, не дано ему знать, что позади и что впереди. До самой смерти – сплошная неизвестность.
* * *
Как-то воскресным утром, проснувшись от странного барабанного боя, Леночка вдруг почувствовала необъяснимое волнение. Легкая дрожь под тонким трикотажем сорочки пробежала по ее телу. Мусульмане спешили на молитву. Леночка подошла к окну, откинула тонкую занавеску, повернула ручку, приподнимая жалюзи, и вдохнула пыльный прогретый воздух.
В Москве уже весна… «При-хо-дит вре-мя, птицы с юга прилетают. Грозовые тучи та-ают. И не до сна», – промурлыкала она, все еще пытаясь унять дрожь и не понимая причины, породившей ее.
– Марк? – окликнула Леночка, услышав за дверью чьи-то осторожные шаги.
– Да, – Марк приоткрыл дверь и, точно птичка, одним черным блестящим глазом заглянул в комнату.
Леночка улыбнулась. Эти недели проявили то, что, может быть, никогда в жизни она не смогла бы распознать в Марке: его участливость, заботу, внимание. Было все, кроме той невообразимой близости. Кроме того мучительного счастья единения, которое мог ей подарить лишь один Андрей. – Марк, какое сегодня число?
– Число? – Он рассмеялся, хлопнул в ладоши, и, словно по мановению волшебной палочки, в комнату внесли огромную корзину цветов. – Восьмое марта.
– Восьмое? – Леночкино безмятежное существование мгновенно превратилось в ничто. – Восьмое?
Улицы опустели, затаились перед взрывом наводняющего их многолюдья.
– Господи! Марк… – Она умоляюще взглянула ему в лицо. – Мне нужно позвонить. В этом отеле есть телефон? Мне очень нужно позвонить…
Дрожащими пальцами Леночка набирала номер Натальи. Московский код не срабатывал. Она снова набирала и повторяла про себя: «Я не люблю его. Он мне не нужен. Я только спрошу у Наташи, искал ли…» Наконец-то получилось! Осторожно, боясь спугнуть удачу, Леночка прикасалась к бесшумным клавишам аппарата. «Три, восемь, один», – бормотала она и с ощущением тихой победы вслушалась в тонкое дребезжание вызова.
– Алло. – Голос Наташи был рядом – так близко, что Леночке показалось, это какая-то шутка. Она сейчас выглянет за дверь кабинки и увидит ее распахнутые светлые глазищи.
– Алло! Наташечка!
– Ленка! Ты в Москве?
– Нет, в Стамбуле… – Повисла пауза. Леночка пыталась справиться с сердцебиением, Наташа переваривала информацию.
Желтые стены здания, стоящего напротив, показались Леночке стенами из песка. Дунет ветерок, и они рассыплются. Песочный замок… Прошла еще одна секунда молчания и еще одна, и еще. Леночка забеспокоилась, что тишина какая-то неживая.
– Алло! – закричала она и тут же с другого конца отозвалось эхо:
– Алло-алло! Я слушаю! Только не говори, что ты все еще в больнице! Как чувствуешь себя?
– Уже не в больнице, – сказала она, надеясь, что Наталью не придется спрашивать об Андрее, – она сама догадается поведать ей последние новости.
Марк кивнул Леночке и отошел к стойке, за которой примостился хозяин отеля, выполнявший в своем небольшом заведении одновременно и роль администратора, и роль сантехника, и бухгалтера, и все остальные роли, кроме горничной.
Смуглолицый турок, отец большого семейства, маленький и горбоносый, меланхолично постукивал монеткой по пластиковой стойке. Марк о чем-то спросил его, тот поднял глаза, задумчиво почесал затылок и кивнул в сторону мечети.
– Звонил Андрей, – сказала Наталья.
– И что? – В груди у Леночки заныло, она оцепенела и превратилась в одно большое ухо, пытаясь не только услышать, но и увидеть все то, что говорила ей Наташа.
– А ничего, – отозвалась та. – Приглашал нас на день рождения… Леночка, извини, но я не удержалась! Я все ему сказала! Все-все! Пусть больше не показывается у нас.
– Что – все? Что ты ему сказала? – Леночка упала духом, представляя себе, чего могла наговорить в пылу гнева ее подруга. Сердце остановилось, бусинки пота выступили на переносице и покатились по носу. Леночка смахнула капельку пальцем.
– Сказала, что он бесчувственный болван. Сказала, что ты… Ну, что ты… беременна.
– Боже… – простонала Леночка и прислонилась спиной к дверце. Дверца открылась, и Леночка услышала смех Марка. Он уже бросил попытки побеседовать с неразговорчивым хозяином отеля и от души веселился с польским челноком, разговаривая на польском. Леночка обернулась, смех Марка показался ей неуместным, раздражающим. Она захлопнула дверцу и, сдерживая себя, чтобы не разреветься, спросила: – Зачем? Я уже не беременна…
И снова возникла пауза. Тяжелая, повергшая Леночку, ее мысли и чувства в хаотическое состояние, – будто что-то сломалось в ней и неожиданно вдруг открылась несправедливость всего происходящего.
Да хватит врать себе! Она любит Андрея бесконечно и беззаветно. Ведь даже тогда, когда жизнь ее болталась на смутной грани между бытием и небытием, – даже тогда только любовь дала ей силы выкарабкаться к свету.
– Леночка, да не расстраивайся ты так. Не мучай себя. Он и правда женат. Он даже к нам приходил со своей женой. Но все равно она уродина по сравнению с тобой. Такая вобла моченая. И все время улыбается, и лицо у нее застиранное и перекошенное. Мымра самая натуральная. И не постыдился!
– Но я люблю его… – прошептала она.
– Что? – Наталья чем-то громыхнула, – наверное, чайником.
– Я люблю его! Люблю!!! – заорала Леночка и треснула трубкой по злосчастному телефону. Она села в уголок кабины на маленький полукруглый стульчик, словно выросший из стены, уткнулась носом в дрожащие ладони и зарыдала.
Вечером они погрузились в Стамбульском аэропорту в самолет местной авиакомпании и чартерным рейсом полетели в Москву. Эта неделя, которую она, словно зомби, проходила за Марком по городу, ела, не чувствуя вкуса пищи, пила, не испытывая жажды, смотрела вдаль, не видя ничего, кроме лица любимого, показалась ей самой долгой и утомительной в ее жизни.
Московская квартирка встретила Леночку запахом плесневелого хлеба и звоном весенней капели. Еще лежали сугробы серого подтаявшего снега, висели сосульки, люди ходили в пальто и плащах, но самыми трогательными были стоящие в переходах метро улыбчивые бабульки, торгующие фиалками и желтыми веточками мимозы.
Леночка убеждала себя, что не должна вспоминать об Андрее, но сердце ее рвалось на части. На следующий же день она пришла к Евгении Алексеевне, неся в руках бережно укутанную в бумагу очередную вазу.
– Здравствуйте. – Перед нею стояла высокая и очень худая девушка примерно ее возраста.
– Здравствуйте, – Леночка отступила на шаг и посмотрела на номер квартиры, желая удостовериться, что не ошиблась адресом. – А мне…
– Тетю Женю? А… вы знаете… Мы похоронили ее.
– Как?.. – Леночка едва не выронила вазу. – Когда?
– Когда? Да вот около недели назад. У нее был, оказывается, абсцесс. Такой стремительный. И к тому же – возраст. Сами понимаете… Возраст, – повторила девушка, приглашая Леночку войти в пустую и гулкую от пустоты квартиру.
– А вы… – Леночка хотела спросить девушку, кем она доводилась хозяйке квартиры, но вдруг вспомнила, что как-то Евгения Алексеевна упоминала о племянниках, живущих где-то на Севере. Больше, правда, она говорила о племяннике, но иногда вспоминала и племянницу, которая была прописана в ее квартире, но проживала со старшим братом. – Зинаида?
Девушка похлопала жидкими бесцветными ресницами и от удивления совсем по-детски округлила глаза. Потом она улыбнулась собственной догадке и засуетилась.
– Проходите, проходите! Вероятно, вы та самая Леночка. Леночка Григорьева?! Та самая, о которой теть Женя не раз говорила в последние часы своей жизни. И не только теть Женя. Скажу вам по огромному секрету, что Андрей Евтеевич…
– О Боже… – выдохнула Леночка, и пальцы ее ослабли. Ваза все-таки выпала из рук и покатилась по полу, одновременно освобождаясь от бумаги. – Простите, – Леночка быстро наклонилась и, подняв ненужный уже сувенир, поставила его в угол. Высокая, с затейливым узором по горловине, неровными краями и пламенным переливом густого благородного оттенка, она неожиданно стала центральным пятном в пустом интерьере. – Где он? Как поживает? – Леночка изобразила полное равнодушие, но внимательный собеседник мог бы заметить ее неестественность.
– Он, как бы вам сказать… – Девушка не была внимательным собеседником, или же была достаточно хорошо воспитана, чтобы не заметить охватившее Леночку беспокойство. – Он пока в госпитале.
– Он болен? – Леночка гипнотизировала собеседницу взглядом, но та лишь успокаивающим жестом приподняла ладошку и, откидывая копну волос назад, подняла на Леночку глаза.
– Нет, что вы! У Андрея Евтеевича отменное здоровье.
– А госпиталь?
– Готовится к работе в Германии. Проходит диспансеризацию. Каждый год летчики проходят диспансеризацию, тем более летный состав такого уровня. Понимаете?
Леночка облегченно выдохнула. На столе стояла банка клубничного конфитюра, и из тостера с тихими щелчками выскакивали обжаренные пластинки французской булки.
– Извините, я здесь не живу. Пока делаем ремонт, я обитаю у подруги. Пришлось вывезти мебель на дачу, а новую еще не приобрели… Все в таком запустении. Не сад, сплошные джунгли. Домик там ничего, но короед сгрыз весь фундамент. Дача отписана брату, а квартира мне. – Зинаида хлопотала у стола, заимствованного из туристического набора, и бесконечно говорила. Темная родинка маленьким жучком застыла на ее подбородке, и, когда девушка говорила, казалось, жучок перемещается. Что там рассказывала Наталья про жену Андрея? Мымра с уродливой родинкой на подбородке и все время улыбается, будто лицо у нее перекошенное.
Леночка осторожно подняла придирчиво внимательный взгляд на лицо девушки. Действительно, все время улыбается, и улыбка немного асимметрична. Но в целом Зинаида производила приятное впечатление. Приятное, если не относиться к ней предвзято. Уж не ее ли Наталья приняла за жену Андрея? Но если так, то подруга ошиблась.
Леночка заерзала на стуле.
– Неудобно? – посочувствовала Зинаида. – Да, я знаю, стульчики очень маленькие, ну просто игрушечные. Колени упираются…
– Скажите… – начала Леночка, запинаясь и сдувая с поверхности налитого до краев, как говорил папа Саша – «с горкой», – чая тонкий парок. – Вы хорошо знакомы с Андреем?.. Евтеевичем, – добавила она, спохватившись.
– Хорошо ли? Да нет, пожалуй… Кроме того, что он учился и был близок с Игорем. И еще то, что последние годы после гибели Игоря он заменял тете Жене сына…
– А про семью? – не удержалась Леночка и тут же, залившись краской, опустила лицо, чтобы собеседница не увидела ее.
– И про семью тоже не очень-то много… Знаю, что жена его погибла в автокатастрофе. Остались дочь и отец, прикованный к постели.
– Не может быть! – Леночка медленно поставила чашку на стол и так же медленно поднялась. – Но это же… Это же замечательно! – воскликнула она и наткнулась на недоуменный взгляд Зинаиды.
– То есть?
– То есть… – стушевалась она, но все равно не сумела скрыть радостного возбуждения. – То есть… Понимаете… Я думала, он женат. Я столько наворотила! Столько всего наворотила, кто бы знал… – сказала она и замолчала.
Где-то за стенкой заиграла музыка. Леночка подняла глаза на притихшую Зинаиду, и вдруг ей стало неловко. Сверкая глазами, девушка в упор смотрела на Лену.
– Я беременна от него, – тихо сказала она и пошла в прихожую, давая понять Леночке, что разговор окончен. Леночка ощутила болезненную пустоту в низу живота, потянулась туда руками, но, едва прикоснувшись к платью, тут же отдернула ладони, точно обожглась. На сердце ее легла такая тяжесть, что она просто физически ощутила, как оно проваливается в пропасть.
Оглянувшись в дверях, она с содроганием поняла, что жизнь ее кончена.
– Здравствуй, – голос Марка был строго официальным. Леночка запахнула потуже халат и в шлепанцах на босу ногу вышла за порог. – Не впустишь?
– Зачем? – Она пожала плечами и грустно улыбнулась. Халат распахнулся, обнажая упругую, как мячики, грудь с крупными горошинами сосков. Она снова машинально запахнулась.
– Я не один.
– Вижу, – Леночка посмотрела в сторону стоящих на нижней площадке мужчин. – Тем более незачем.
– Лена… – Марк взял ее руки в свои горячие ладони и наклонился к ее лицу. – Я пришел сделать тебе предложение.
– Предложение? – Она усмехнулась. – Но…
– Тссс. – Он прижал палец к ее губам, точно так же, как делал это в саду у Штурмов. – Не говори ничего. Подумай. У тебя есть время. Я не тороплю. Я знаю, как тяжело принимать это решение. Поверь, я тоже проворочался не одну ночь, прежде чем решиться на этот шаг. Вот тебе залог моей любви. – Он вытянул Леночкин безымянный палец из сжатого кулачка и надел на него колечко. Леночка хотела отдернуть руку, но было уже поздно. Колечко сверкало цепью прозрачных камней, мешало сосредоточиться на словах Марка, не давало опомниться, заставив Леночкино сердце ласточкой взвиться к небесам.
– Но Марк… Ты же знаешь…
– Тссс! – Он снова приложил палец к ее губам. И взгляд его был так же упорен, как руки, притянувшие Леночку к себе. Она закрыла глаза, со стыдом сознавая, что даже в такой момент все равно думает об Андрее. Ах, если бы это был его поцелуй, то он бы вихрем вскружил ей голову. Если бы это его руки так обняли ее, то тело сделалось бы невесомым!
Марк почувствовал, как расслабилась Леночка, как задрожала и тихо застонала. Окрыленный, он поднял ее на руки, толкнул ногой дверь и внес в квартиру.
Искристый ореол волос рассыпался на его плече. Он никогда не видел ничего прекраснее, чем это юное непокорное тело. Наконец-то прорвалась плотина отчуждения, он смог сломать стену, победил ее, приручил. Вот она, доверчивая, легкая, чувственная до умопомрачения, – вот она – в его руках, и он властен делать с ней, что пожелает. А если у нее и был до него мужчина, – что ж, давно миновали те времена, когда жених ждет от невесты в двадцать с лишним лет девственности и целомудрия.
Конечно же, пока близость с другим еще свежа в ее памяти, он будет ревновать, но все равно никто не сможет полюбить ее с такой силой. Странно, а ведь всего несколько месяцев назад он хотел лишь одного – лечь с нею в постель. Теперь же ему нужно ответное чувство.
– Я ухожу, – Марк бережно опустил ее на старенький диван. Скоро она будет купаться в роскоши. Какая же женщина не стремится к тому, что может предложить своей невесте Марк?
Дверь тихонечко хлопнула, и только сейчас Леночка словно впервые увидела Марка не рассудочно-сдержанным, всегда осуждающим и отвергающим взглядом, а спокойным, внутренне раскованным и открытым к доброму восприятию всех его лучших черт.
Она посмотрела на кольцо. Пьянящая легкость пошла от сердца к голове, и Леночка рассмеялась.
– Наталья, я выхожу замуж! – сообщила она так, как будто наконец-то восторжествовала давно и безнадежно ожидаемая справедливость. – Я выхожу замуж, – повторила она, – и, наверное, уезжаю из страны!
– Неужели ты помирилась с Андреем? – охнула Наталья и тут же завизжала от радости. – Я так и знала! Я знала, знала, знала! Видела бы ты его лицо, когда я сказала, что ты беременна! А видела бы ты, как он чуть не сдох, когда я сказала, что ты уже не беременна! Он чуть с ума не сошел, узнав, что ты с Марком. Я так рада за тебя, так рада! Леночка, я ведь хотела тебе сказать, что он не женат, но ты же как приехала, засранка такая, даже не позвонила. Сразу к нему! А я, между прочим, могу и обидеться. – Она заливалась таким смехом, что Леночка невольно улыбнулась, мучительно ощущая, как по телу проходит судорога. – Я могла бы обидеться, но не стану этого делать. Потому что это я ввела тебя в заблуждение. А все почему? Все потому, что та мымра, о которой я тебе говорила, не спускала с него глаз. Ни на секунду не спускала. И я подумала, что она просто ревнует его ко мне. Леночка…
– Я выхожу замуж за Марка, – Леночка услышала, как Наталья чуть не задохнулась от ее холодного, бесстрастного голоса.
– Ты… сошла с ума, – пролепетала Наталья. – Он же любит тебя. Он нуждается в тебе…
– Любит, – согласилась Леночка бесцветным тоном.
– Идиотка! Не Марк! Андрей! Он плакал, понимаешь! Он ревел крокодиловыми слезами, когда узнал, что ты потеряла его ребенка!
– Оставь ты это. – Боль проникала все глубже и глубже, заполняя ее всю, и Леночка уже не могла говорить, почувствовав, как подступили к глазам слезы. – Зинаида… беременна, – произнесла она и сама испугалась своих же слов, потому что в следующую секунду ощутила, будто через каждую клеточку ее тела прошел электрический разряд.
Повисла пауза, и Леночка снова взглянула на палец, желая уничтожить сомнения, развеять их, испепелить прозрачным и чистым свечением бегущих узким лепестком бриллиантов. Как роса на осеннем золоте листьев.
– Ха… – совсем не веселым голосом сказала Наталья и тут же повторила: – Ха-ха-ха. Это бред! – рубанула она, и Леночке показалось, что она видит, как подруга рассекла воздух ножом. – Она не может быть беременна по той простой причине, что они и знакомы-то всего дней десять. Всего десять дней! Подумай, дубина ты стоеросовая! Ты не иначе как спятила!
– Я не спятила, – Леночке уже расхотелось плакать, осталось лишь ощущение растерянности и пустоты. Вся эта болтовня ни к чему не приведет. Бесполезный, никчемный треп. – Зинаида сама сказала мне об этом. Так сказала, что мне показалось, будто на меня ушат воды вылили. А я, как дура, распиналась там.
– Да она же его на «вы» называет. По имени-отчеству, – слабо возражала Наталья, медленно выговаривая слова, как будто силилась вспомнить аргументы, которые могли бы опровергнуть Леночкино утверждение. Но аргументы выглядели неубедительно, и обе они чувствовали их зыбкость и неловкую смехотворность.
– Десять дней, – проговорила Леночка, – это же целая вечность. А забеременеть можно в течение трех минут.
Она вновь оказалась в тисках ревности. Леночка представила, как ласкает Андрей чужое тело, как растворяется в бездумном блаженстве, как целует глупо улыбающееся лицо Зинаиды. И ей захотелось кричать на всю вселенную, что этого не должно быть, потому что… потому что просто – не должно! Потому что та, другая, не может любить его так же беззаветно, так же сумасшедше, безумно, бездумно, не может у нее болеть по ночам сердце и плавиться в груди, плавиться, плавиться, вытекая горячими слезами в предрассветную тишь.
«Но почему не может? – Леночка провела ладонью по лбу. Только что она сидела, тяжело откинувшись на спинку стула, и, прикрыв глаза, слушала, как пульсирует ее кровь. – С чего это я взяла, что мое чувство какое-то особенное? Ну не Леночка Григорьева, а просто клад, феерия, фиеста чувственности и опыта… Дура!»
– Ну знаешь… – обиделась Наталья. По всей вероятности, Леночка, сама того не заметив, последнее слово произнесла вслух.
– Это я дура. – Она глотнула холодный кофе, оставшийся на самом дне чашечки. Еще задолго до прихода Марка Леночка пила его. – А он… Он – мерзавец, – продолжала говорить она. – Но все равно я не могу его ненавидеть. – Леночка помолчала, слушая тяжелое дыхание взволнованной подруги, и легкая, почти безмятежная улыбка появилась на ее лице. – Ну, ты не хочешь меня поздравить? Или я так и должна слушать твое сопение в трубку? Представляешь: я буду жить в Италии, а ты будешь приезжать ко мне в гости. Может быть, мы сможем вместе путешествовать, я скажу Марку, что мне просто неприлично ездить без компаньонки… Да скажи ты хоть слово! – взорвалась Леночка. – Неужели мы с Марком совсем никудышная пара? – То, что подруга считает этот брак поражением, вывело Леночку из себя. – Невероятно, я ждала от тебя другой реакции!
Но, видимо, в ее голосе было что-то такое, что Наталья вместо того, чтобы обидеться, тяжело вздохнула и примирительно произнесла:
– Не унывай. Может, и правда Марк – твоя половинка…
«Не унывай, – повторила про себя Леночка, уже стоя у окна и сдерживая отчаяние и злость от собственного бессилия. – Легко сказать». Она усмехнулась, постучала костяшками пальцев по подоконнику, сжала до скрипа зубы и, бросившись лицом вниз на диван, протяжно и громко застонала.
* * *
Леночка дала согласие на свадьбу. Они стояли с Марком у златоглавой церкви «Нечаянная радость» и в пересечении теней, ажурным кружевом ниспадающих на их головы на влажный асфальт, на крышу автомобиля Марка, Леночка видела синее небо, отраженное темным зеркалом лужицы. Под их ногами кружили сизые стаи голубей – Леночке они показались стайками рыб, которые блестели под солнечными лучами, преломленными водой. Они то исчезали, то появлялись, завораживая гармонией своих обтекаемых и неуловимых форм.
– Мы сейчас же идем в загс подавать заявление. – Он поцеловал Леночку и прижал к себе.
– Сейчас? – испуганно переспросила она. – Так скоро?
– Конечно. Нам незачем ждать еще полгода. Считай: октябрь, ноябрь, февраль, март… Тьфу ты, еще январь! – Он загнул пять пальцев и посмеялся над своей бестолковостью. – Совсем ты меня запутала. Давай сначала: октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март. – Он улыбнулся, показывая Леночке шесть загнутых пальцев – кулак и один большой на правой руке. Леночка вдруг заметила, какая у него нежная кожа на руках, будто они принадлежат женщине, не привыкшей трудиться. – А ты говоришь – скоро. К тому же, пока подойдет время регистрации брака, будет уже май, – убеждал ее Марк.
