Текст книги "Отражение звезды"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
5
Объявилась Наталья. Не столько сама она, как всего лишь весть о ней, но и это тоже было не плохо.
Леночка позвонила ей на работу. Страшная мысль о том, что ее тоже уже нет в живых, настолько выбила Леночку из колеи, что она долго не могла правильно набрать нужный номер телефона. То попадала не на ту кнопку, то дважды нажимала на одну и ту же, то и вовсе стала набирать не тот номер. Наконец после третьей или четвертой попытки удалось это сделать.
– Ее нету.
– И не было? – пролепетала Леночка упавшим голосом. На сей раз она разговаривала с мужчиной. «Слесарь какой-нибудь», – подумала Леночка. Да знает ли вообще Натащу Дудко?
– Как не знать, знаю… – Он замолчал и через какое-то мгновение многозначительно хмыкнул. – И не было. Как уехала, так с тех пор на работе не было. Вчера, правда, мать звонила, сказала, что Наташечка болеет и на работу до понедельника вряд ли выйдет.
– Она что, в Днепропетровске? – Леночка перевела дыхание. – Интересно, это мать звонила?
– Да мать, мать, – заверил мужчина. – Я ее мать знаю, видел пару раз. Я ведь у Натальи мастер, и пока она была несовершеннолетней, хаживал к ней на дом, проверял, как она. Она же не жила в общежитии, снимала комнатку у старушки. Вот я и проверял, как там. На мне же ответственность была. А вы кто ей? – вдруг подозрительно спросил он, понизив голос. – Что вас так интересует?
– Я? – Леночка растерялась. – Я работаю в журнале, и Наталья принесла к нам в редакцию стихи. Вот звоню, чтобы обсудить кое-что…
– Стихи? Надо же! Я об этом и не слыхивал. Чтобы Наталья и стихи… – Он снова хмыкнул. – Нет, не в Днепропетровске она. Дома. Ведь я же, что ни говори, мастер. Все должен знать, – важно закончил он. И боясь, что мастер сейчас повесит трубку, Леночка торопливо спросила, есть ли у Натальи домашний телефон.
– Не могу дать. Не имею права. А что же она вам сама его не дала? Не хотела, значит?
– Ну что ж, не можете, так не можете… Я бы сказала, что это глупо, если бы имела дело не с таким важным лицом, как вы, а так… Ладно, придется не печатать. Если сейчас с ней не переговорить, то до конца квартала уже места в журнале не будет. А там праздники, потом Новый год… Ладно, – Леночка наигранно вздохнула: – Наверное, для нее неважно, как скоро ее стихи увидят свет.
– Хорошие хоть стихи-то? – Ага, зацепила! Леночка внутренне возликовала. Кому же не приятно показать раскрытый журнал, рассказывая, вот, мол, эту поэтессу я сам своими руками в люди вывел.
– Прекрасные! Самородок просто! Ну ладно, простите, у меня мало времени, позвоню как-нибудь на недельке.
– Алло, девушка, то бишь как вас…
– Елена Сергеевна, – важно произнесла Леночка, стараясь все же сохранять в голосе как можно больше почтительной любезности.
– Запишите, Елена Сергеевна, только там хозяйка глухая. Если она трубку поднимет, с ней говорить бесполезно.
– Не страшно, я это учту, – Леночка торопливо нащупала под разложенными на столе бумагами карандаш, – записываю.
Звонок к Наталье домой оказался менее удачным, но мама, хоть и была чем-то ужасно расстроена, все же подтвердила: Наталья действительно дома, действительно болеет и подойти к телефону не может.
– Хорошо, я не буду настаивать, хотя мне очень бы хотелось поговорить с ней. Вы ей, пожалуйста, передайте, что ее разыскивала Елена. Если она не вспомнит меня, скажите, что мы с ней встречались у «Макдональдса». Будьте любезны. Я позвоню завтра. Около десяти утра, не рано?
– Не рано, – подтвердила мама. Конечно же, это была мама. У кого еще мог бы быть такой приятный, такой милосердный и такой озабоченный голос.
Ну вот, в конце концов все становится на свои места. Леночка задумчиво смотрела на поверхность стола. У нее уже есть несколько выходов на Фиму, она знает телефон Натальи, Соловьев обещал позвонить по своим каналам и узнать адрес владельца джипа. Если не считать того, что Андрей за все это время так и не дал о себе знать, хотя Леночка, навестив Евгению Алексеевну, услышала от дежурной медсестры, что сюда-то он звонит чуть не по три раза в день, то все действительно становится на свои места…
– Тебе корзина цветов! Па-па-пам-пам-пара, – пропела Инесса из молодежной редакции и широко распахнула дверь. Следом за Инессой, расплывшейся в широчайшей, даже гораздо более широкой, чем это могло бы позволить ее узенькое личико, улыбке, вошел ее хмурый и вечно озабоченный жених Виктор с весьма своеобразной фамилией Добрый. Он и вправду, кряхтя и фыркая, как рассерженный уличный кот, тащил тяжеленную корзину цветов.
– Извини, ее на входе немножко растребушили, – пробубнил он и водрузил корзину прямо на стол. – Бомбу искали, что ли…
– Да ну вас, – Леночка отмахнулась, как будто перед нею положили нечто неприличное. – Что это с вами? Странный розыгрыш. Не свойственный, надо заметить, нашему… Постойте-постойте… – Леночка призадумалась. Не день рождения ли у нее сегодня? Да нет. Может, какой-нибудь юбилей? Например в честь двухлетия окончания школы. Смешно! Она недоуменно подняла глаза на Инессу. – Ну, раскалывайся, что за шутки? До первого апреля вроде бы далеко.
– Это ты раскалывайся! – потребовала Инесса и пошла в наступление. – Мы как раз мимо проходили. А там мужик с охраной ругается, требует, чтобы пропустили. Куда ему – не знает. Знает только фамилию и имя. Как ты думаешь, в нашем здании может быть еще одна Григорьева Лена?
– Вполне, – пробормотала Леночка. – Ты сама сосчитай, сколько здесь этажей. Сколько кабинетов на каждом этаже, сколько в каждом кабинете человек… Почему бы и нет?
Инесса едва сдерживала слезы умиления – того и гляди, ее смоет слезами. Даже Добрый, по кличке Злюк, улыбался, одними губами правда, но несомненно – улыбался.
– Ребята, вы, кажется, что-то напутали… Если не дурачите меня. – Она все еще не могла прийти в себя. Следом за ними, словно праздничная процессия, с шумом и смехом в кабинет стали собираться и остальные сотрудники. Они разглядывали переливающиеся, словно покрытые лаком, тугие и сочные бутоны роз, пересчитывали их в корзине, сбивались со счету и снова принимались пересчитывать.
– Да вы что, спятили все?! – Леночка вскочила, встряхнула головой и, схватив корзину, потащила ее к выходу. – И правда, там хорошо проверили, бомб нет? Что-то она неподъемная.
– Никто не спятил! – возразила Инесса и победно оглядела окружающих. – Может быть, где-нибудь и сидит еще одна Григорьева, не такая уж и редкая фамилия, надо признать. Но Григорьева, которая живет вот по этому адресу, а выглядит вот так… – Инесса поднесла к ее лицу конверт с прозрачным целлофановым окошечком в правом верхнем углу. На целлофане, непонятно каким способом, был отпечатан ее домашний адрес, а под адресом отчетливо – ни за что ни с кем спутаешь – Леночкино раскрасневшееся улыбающееся лицо.
– Гонец с цветами сообщил охране внизу, что тебя нет дома, но он точно знает – ты работаешь здесь, и у него важное поручение…
Где-то внутри Леночки зародилась догадка. Никто, кроме Марка, не мог устроить весь этот спектакль. Она схватила конверт, посмотрела на фото, где ее руку целует Валерий. Тот самый Валерий, чье лицо изъелозило все программы телевидения. Следующее фото запечатлело Леночку в объятиях модного модельера Ивашкина. Еще одно фото, где Штурм пожимает ей в приветствии руку, а Марк… О Боже, почему она тогда не заметила этого пристального взгляда.
– Ну что? Продолжим препирательства или честно выложим товарищам все как есть?
Злюк взял одну из фотографий.
– Ребята! Да вы только взгляните, в каком обществе вращается наша скромница! А! Видите, там на заднем плане нефтяной магнат! Это же он по всей Москве открыл новые бензоколонки «Оле Лукойе»! Нет, ну… У меня все слова повышибало из головы. Я уже почти год ищу с ним встречи, чтобы взять интервью…
– Да что там магнат! Анжелику узнаешь? Узнаешь? У нее же лицо перекошено от зависти, а смотрит она, между прочим, в сторону Григорьевой…
– Да ладно тебе…
– Ты сюда посмотри…
– А это кто?
И все же, несмотря на все огорчения, досады и обиды, несмотря на то, что иногда ей не хотелось жить – хоть головой об стену, и иногда ей казалось, что на целом свете она одна-одинешенька и не с кем даже парой слов перекинуться, – все же ей нравилось быть среди этих людей, в этих стенах.
Леночка посмотрела поверх голов и увидела прислонившегося к дверному косяку Каратаева. Он был спокоен и казался немного усталым, взгляд его был устремлен на цветы, и он улыбался. Леночке мучительно захотелось подойти к нему, она уже сделала шаг навстречу, но он кивнул ей и вышел.
– Григорьева, кто из них твой суженый?
– Ря-аженый мой, су-уженый, голос твой простуженный, – пропела Инесса, наклонилась к полу и подняла блестящую картонку с золотым вензелем по периметру.
– Вау! Он ждет тебя в девятнадцать ноль-ноль!
Леночка выхватила из рук Инессы картонку, разорвала ее на мелкие кусочки и с удовлетворением опустила клочки в пластиковое ведро для бумажных отходов.
– Концерт окончен, господа! – провозгласила Леночка и недвусмысленным жестом указала на дверь.
Это был прокол. Леночка смотрела в алое полыхание цветов и думала, что, кроме нее, фотографии мог увидеть и Фима. Он узнает ее, Леночка перевела взгляд на фотографии. Нигде, ни на одном снимке, рядом с ней не было Соловьева. Оно и понятно, Володя держался чуть позади и не попадал в объектив. Фотограф выбирал такой ракурс, чтобы заснять знаменитостей, а то, что рядом с ними в те минуты оказалась Леночка, – это чистая случайность.
Ну, узнает, и что? Должна ли она прятаться от него, или, может быть, ему нежелательно пересекаться с ней? Может ли случиться так, что Фима захочет убрать ее? Как чудовищны ее мысли, как глупы и наивны! Ну зачем ему пасти Леночку? Чем она может навредить ему, как может подмочить репутацию, если у него в руках все козыри против Леночки, и однажды он блестяще использовал их в своей гнусной игре. «Эх, – Леночка посмотрелась в круглое зеркальце пудреницы, – сколько ниточка ни вейся, все одно – конец будет».
Вечером позвонил Севка.
– Привет! – услышала она его радостный голос. – Докладывай, чем занималась все это время?
– Да ничем особенным, – Леночка сидела на кровати, скрестив под собой ноги. На электронном табло было без пяти семь пополудни. Наверняка Марк уже на месте встречи. Наверняка озирается по сторонам, ищет ее. Но ведь она даже не старалась пустить в ход свои чары, чтобы привлечь к себе ею внимание. Она никогда и предположить бы не смогла, что Марк предпочтет ее всем остальным длинноногим красоткам на вечеринке. Или, может быть, она показалась ему слишком легкой добычей? Леночка усмехнулась. С экрана телевизора вдруг полились громкие звуки попсовой песни. «Попсик-пупсик» – вспомнила она. «Как жаль, что не могу больше уделить вам внимание»! Карикатура, а не человек. Розовый след помады на руке. И вот он – олицетворение жизненного успеха.
– Ты чего там? У меня куча свободного времени, давай встретимся.
– Давай, – согласилась Леночка, вспомнив нагловато-насмешливый взгляд Выголева. Что же это он не дает ей покоя ни днем ни ночью? Кто дал ему право завладеть всеми ее мыслями и возникать перед глазами? Леночка провела рукой по глазам, словно желая отогнать внезапное воспоминание об их таком странном и таком идиотском свидании. Севка свой, Севка понятный и привычный. С ним можно болтать о всякой чепухе и перестать изводить себя дурными воспоминаниями и тяжелыми мыслями о Фиме. Где-то – она не помнит, где, – Леночка слышала, что нет на земле ни одной человеческой страсти, которая была бы так бесплодна и низменна, чем страсть мщения. От себя она может добавить, что никогда не встречала страсть, которая бы так мучительно изводила. Может быть, ее постоянные терзания и страхи вырабатывают в организме гормон старения? Леночка смотрела на себя в зеркало и воочию убедилась, что лоб ее испещрен мелкими морщинками. Стареть еще, однако, рановато.
– Давай в кафе на Таганке? – после некоторого раздумья предложил Севка.
– Давай, – Леночка улыбнулась. – Когда?
– Да хоть сейчас! – Севка был рад видеть ее в любое время, и это не могло не нравиться.
– Выхожу.
Ради Севки долго крутиться перед зеркалом не нужно. Для него она непонятно почему хороша в любом виде. Джинсы – неизменные голубые «резинки» в облипку, пуловер голубой шерсти, кроссовки – вот и весь ее неприхотливый и очень удобный наряд.
Последние приготовления перед выходом из квартиры были прерваны неожиданно громким звонком в дверь. Леночка на секунду замерла, провела еще раз щеткой по волосам, посмотрела в сторону «глазка», будто кто-то мог с той стороны заглянуть в квартиру, и осторожно пошла к двери.
– Кто там? – спросила она и тут же пожалела, что спросила, – голос обычно пьяненькой тети Клавы из квартиры напротив жалобно простонал:
– Ах, Ленусик, хорошо, что ты дома, открой, пожалуйста…
Ну, все, сейчас начнется долгий надрывный монолог о муже-изверге и сыне-пьянице, а Леночка будет стоять, кивать, соглашаться, давать советы обратиться в милицию или еще куда-нибудь. Но Клава не станет слушать ее, а по пятому кругу начнет свои жалобы и сетования на жизнь. Все это приведет к тому, что она попросит немножко денежек. Если бы она сразу начинала с этого – так ведь нет! Однажды Леночка попробовала без вступительной речи дать ей денег взаймы, так та начала причитать в голос, словно ей всадили нож в грудь. Обид было – вагон и маленькая тележка.
– Иду, – со вздохом сказала Леночка, нащупав предварительно в кармане мятую пятерку.
– Займи, Лен, денег… – Тетя Клава была трезва, и Леночка уже за одно это благодарила Бога, но денег у нее, кроме мятой пятерки, не было никаких. Деньги – дело наживное, сегодня нет, завтра будут. Сегодня есть, а завтра – шаром покати. Вот совсем недавно она собиралась в ресторане поужинать, так ведь вместо этого пришлось покормить в «Макдональдсе» Наташу, съездить в больницу к Евгении Алексеевне – с пустыми руками ведь не пойдешь; Злюк до аванса занял – немного взял, но лишних денег у Леночки никогда не водилось. Пришлось достать из кармана заветную бумажку, хорошо хоть есть проездной единый, на все вилы транспорта, а там перезаймет у Севки. У Севки можно.
– Возьми, – Леночка протянула пятерку.
– Ты извини меня, – тетя Клава была чем-то озабочена, она стояла, потупив глаза и растирая носком домашней тапки какую-то соринку на кафельном полу лестничной клетки. – Мне бы стольник…
– Но у меня нет… сейчас… Случилось что?
– Случилось? Да, случилось! – Тетя Клава вошла в квартиру и без спросу прошлепала в комнату, села на диван и принялась потирать грудь точно ее одолевал страшный кашель. Она потирала грудь, морщилась, хлопала ресницами и в конце концов все-таки завела долгий и полный эмоций монолог о сыне-пьянице, на которого пожаловалась какая-то соплячка! Так она и сказала, гневно подняв на Леночку глаза: «Соплячка! Пятнадцать всего! А туда же – изнасиловал, говорит! Ну какую же порядочную девушку можно… Если сама не захочет, а?» А стольник ей нужен – менту дать, чтоб дело прикрыл, чтоб, значит, сын-пьяница – какой ни на есть, а все же кровь от крови, плоть от плоти, – не в тюрьме сидел, а дома, при маменьке был…
Леночка почувствовала, как где-то внутри ее, глубоко-глубоко, на самом донышке, стал зарождаться гнев. Да как она может говорить таким тоном, как она может смотреть на нее и просить денег, когда каждое ее слово, как огненная игла, впивается в сердце Леночки!
– Так, быстро отсюда! – вдруг тихо произнесла Леночка В тихих словах ее было столько предгрозовой угрозы, что тетя Клава поднялась и медленно, бочком, попятилась к выходу. Она прижимала пятерку к груди и пятилась, пятилась, пятилась. Наконец она выскочила за дверь, и уже оттуда, чувствуя себя в некоторой безопасности, заверещала противным свинячьим голосом:
– Да знаю я тебя! Знаю-знаю! Сама вокруг себя толпы мужиков держишь! А чем держишь? Известное дело – чем! То в окна лазят, то в двери прут, то веники носят! Кому, скажи, веники носят? Известное дело – кому!
В другой раз Леночка бы плюнула на противный визг тети Клавы, может быть, даже и посмеялась бы над ним, но не сейчас. Сейчас настроение у нее упало, как стрелка барометра, ей стало до того неприятно, что идти на свидание с Севкой сразу же расхотелось.
Было бы чем укорять, думала она. Один Севка ходит, и то ее в это время зачастую дома не бывает. А про веники, так наверняка она сегодня посланца с цветами встретила…
Леночка набрала номер Севкиного телефона, чтобы отменить встречу, но дома его уже не было. Придется идти. Леночка ополоснула лицо холодной водой из-под крана, выпила таблеточку аспирина, предчувствуя надвигающуюся головную боль, и снова подошла к зеркалу.
Очередной звонок заставил ее вздрогнуть. «Не подойду к двери, – решила Леночка. – Пусть хоть вышибет ее с петель, пусть хоть сожжет квартиру, не подойду».
Звонок назойливо заливался трелью неизвестной птицы. Леночка сидела на галошнице и держала в руках злополучную щетку для волос. Как только она брала щетку в руки, так кто-то звонил в дверь. Она с удивлением посмотрела на этот предмет, как будто открыла в нем новые возможности. Предмет оказался обычным, ничем не отличающийся от других, предназначенных для расчесывания волос и массажа кожи головы, – продолговатая фигурная ручка, гвоздики в резиновой подушечке, дырочка посередине. Нажимаешь на нее – получается смешной шипящий звук. Леночка нажала на резиновую подушечку, провела ладонью по гвоздикам, повертела ручкой, лишь бы занять себя и не слышать этот противный теленькающий звук. Ну когда же она прекратит это безобразие?!
Леночка не вынесла пытки, вскочила, отшвырнула от себя расческу, подошла решительным шагом к двери и, не спрашивая, распахнула ее настежь.
– Черт бы вас побрал! – воскликнула, но растерялась, увидев перед собой Марка. – Что вы тут делаете?
Краем глаза Леночка увидела, что на площадке – между ее и нижним этажом – стоит тетя Клава. Вид у нее был победный, как будто ей удалось уличить Леночку в чем-то скверном и грязном.
Леночка вспыхнула. Да плевать ей на соседку! С какой это стати она контролирует поведение Леночки, пусть лучше сыном своим занимается!
– Я… ждал… подумал, что вы не…
– Проходите, – Леночка пропустила Марка в квартиру только потому, что ни в коем случае не хотела доставлять удовольствие этой любопытной тетере, готовой из-за своего сына сожрать с потрохами не только ту малолетнюю потерпевшую, но и всех, кто имеет неосторожность выразить сомнение по поводу невиновности ее сына.
– Уже без десяти восемь, – Марк улыбнулся. Нельзя сказать, что его улыбка была наглой и самодовольной, но что-то в ней не понравилось Леночке. Ей показалось, что он ведет себя слишком свободно и беззастенчиво. Марк поцеловал Леночку в щеку. – Я очень ждал. А потом понял: вы не получили моих цветов.
– Получила. И что теперь из этого следует? Я должна была поставить вас немедленно в известность, что теперь я вся целиком принадлежу вам?
– Ну что вы… – Повисло молчание. Леночка смотрела на дверь, но не приглашала Марка в комнату. Марк смотрел на нее. – Вы так хорошо выглядите. Так… по-домашнему…
Леночка хмыкнула: где уж там «хорошо», вот он – действительно хорошо. Мягкие складочки брюк из плотной неизвестной ей ткани. Рубашка теплого тона, твидовый кардиган. Так просто и так эффектно. Будь у нее деньги, может быть, этой эффектной простоты было бы несложно достичь. Ах, Боже мой, о чем она думает?.. Их взгляды пересеклись, и Леночка поняла: Марк прочел ее мысли. Она вспыхнула.
– Вы зачем пришли? Или у вас принято ходить в гости без приглашения? А может быть, я вам чем-нибудь обязана?
– Нет, не обязаны, – Марк пожал плечами. – Пойдем погуляем? Сегодня прекрасный вечер, – начал он.
– У меня встреча, – сказала Леночка, и они снова замолчали. За дверью послышался шорох, как будто там кто-то стоял, прислонившись к дерматиновой обивке, и вслушивался в беседу. – Соседка, – Леночка кивнула в сторону двери и уныло посмотрела на Марка. – Деньги пришла одалживать. Я ей не дала, она обиделась. Но у меня и нету… – Сказав это, Леночка почувствовала, как защемило у нее в груди. – Ладно, все! Разговор окончен! Вы уезжаете, а я пойду на встречу!
Часы показывали восемь, на встречу она уже опоздала, – вряд ли Севка станет долго дожидаться ее. Несколько раз Леночка обещала прийти и не приходила – дела задерживали или планы менялись. Севка ждал часами, но вскоре сообразил: если ее нет вовремя, то больше десяти минут ждать нет смысла. От Таганки по кольцу до ее метро не более четверти часа, потом пересадочка на автобус и три остановки – вон она, остановочка, из окна видна. Севка скоро будет здесь. Если такси не возьмет.
– До свидания, до свидания, Марк, – как можно любезнее произнесла Леночка и подошла к выходу.
Марк не обиделся, он вышел из квартиры, чуть не столкнувшись с тетей Клавой, и, стоя уже за порогом, пообещал:
– Я позвоню, и мы найдем удобное время. Вы любите театр?
– Люблю, – Леночка злобно взглянула на соседку и тут же захлопнула дверь.
– До свиданьица, – услышала она слащавый голос на лестничной клетке и представила себе отекшее от вечных пьянок и слез лицо тети Клавы, ее руки, не привыкшие к физическому труду, вязаный свитер с чужого плеча. Несчастный, опустившийся человек, вся в долгах, как в шелках… Так почему же и ей, абсолютно чужому человеку, который связан с Леночкой только долговыми обязательствами, так неймется? Какое удовольствие она в данный момент находит под ее дверью?
Неужели доказав себе, что Леночка безнравственная девица легкого поведения, тетя Клава найдет в этом некое успокоение? А это ее саркастическое «до свиданьица», в которое она вложила понятный любому смысл! Леночку огорчило не то, что она вынуждена слушать всю эту гадость и злиться на себя, на тетю Клаву, на ее сына, на весь белый свет, а то, что она сама дала повод так обращаться с собой. Она, всю жизнь привыкшая отгораживаться от людей, скрывающая свою боль и обиду на них, выбирающая друзей с особой скрупулезностью и тщательностью, вдруг раскрывалась, как неопытный боксер на ринге, и получала очередной удар под дых. «Ничего, жизнь научит», – говаривал порой папа Саша, но ее жизнь так ничему и не научила. Леночка твердо решила сегодня никому дверь не открывать, а чтобы ей не досаждали трелью звонка, она пододвинула табуретку, встала на нее и осторожно отвернула крышку электроприборчика, из которого доносились переливы. Отсоединив один из проводков, она снова привернула крышку на место. Теперь до нее никто не дозвонится.
По телевизору шел какой-то фильм. Она никак не могла сосредоточиться, пыталась вникнуть в смысл диалога, звучащего с экрана. Наконец, она выключила телевизор, поставила на конфорку чайник, – раз уж идти все равно некуда, будет пить кофе и ждать Севкиного звонка. Возможно, он приедет, и они засидятся за полночь. От крепкого – большая с верхом ложка – кофе будет стучать в висках, немного подташнивать, но с остальным миром у Леночки, оказывается, нет ничего общего.
– Григорьева, – Леночка услышала голос Соловьева на автоответчике. – Приветик! Наслышан, наслышан о твоих успехах! Почему ты оставила розы в конторе, они же завянут! Ну да ладно, записывай адрес Никитина Ефима. Хотя, если честно, он для тебя – не лучшая партия. Советую тебе по возможности избегать общения с ним. Ладно, не телефонный разговор…
Леночка уже стояла перед аппаратом и, нажав на кнопку, выключила автоответчик. Наверное, Соловьев даже не понял, что это Леночка оборвала связь. Ей захотелось крикнуть: «Да плевать я хотела на Никитина!» – но она устало опустилась в кресло, закрыла глаза и вдруг почувствовала, что действительно ей плевать на Ефима. Ушли страсти по прошлому, нужно жить будущим.
Когда раздался очередной телефонный звонок, Леночка сама подняла трубку.
– Плевать мне на Фиму, – произнесла она, так и не открыв глаза. – Все это в прошлом, а я не хочу теребить раны.
– А кто такой Фима?
Что за привычка – сначала говорить и делать, а потом уже думать! Леночка моментально очнулась. Милый, родной, долгожданный голос! С каждым днем этот низковатый тембр – такой же нереальный, как голос космического пришельца, все больше и больше въедался ей в душу, сводил с ума. Этот голос, от которого все тело Леночки покрылось мелкими мурашками озноба!
– Андрей… – прошептала Леночка.
Он помолчал. Леночке показалось, что связь оборвалась, что в трубке повисла долгая невыносимая пустота, иначе бы так не трещало в трубке.
– Андрей! – закричала Леночка, но тут же услышала его спокойный, чуть насмешливый тон:
– Наверное, я помешал? Вы ждали другого звонка? Фима – в прошлом, тот, чьего звонка вы ждали с таким нетерпением, ибо моментально схватили трубку, – в настоящем. А я… я просто поблагодарить, что не забываете Евгению Алексеевну…
Леночка слушала затаив дыхание – уже одно то, что она слышит его голос, доставляло ей несказанное удовольствие, поэтому она молчала, кивала головой в такт словам и улыбалась наиглупейшим образом. Ей неважно было, что он говорит. Пусть бы говорил и говорил бесконечно, она готова впитывать каждое его слово, каждый его вздох, каждую секунду молчания, лишь бы снова не возникла стена неизвестности: где он, что с ним, увидит ли она его когда-нибудь рядом с собой? У нее не хватит сил, чтобы самостоятельно пробить эту стену. Он ей нужен.
– Иными словами, Леночка, я очень рад, что не обидел вас настолько, чтобы вы…
О чем он говорит? Она вдруг услышала и поняла, о чем он говорит. Неужели он не придет? Неужели не назначит свидание? Неужели повесит трубку после того, как произнесет последнее слово? Внутри у Леночки все оборвалось.
– Позвоню как-нибудь. Пока!
– Андрей… – голос ее сорвался, во рту пересохло, мысли спутались. Как назло, она не могла придумать ни одного необходимого в данный момент слова, только его имя крутилось на языке. – Андрей… Андрей… – повторяла Леночка, глядя на свои коротко остриженные ногти и немного подрагивающие от волнения длинные пальцы.
Ее отчаяние, кажется, передалось Андрею. Он не повесил трубку, и снова Леночка услышала треск пустоты. Ей показалось, что пустота горит: так трещат ветки в камине, так трещит пламя свечи, такие же звуки издает мангал.
– Андрей… – Леночка вся пылала от волнения.
– Я видел ваше счастливое лицо на фото в газете. – Он кашлянул, и снова в тоне его Леночка услышала насмешку. – Мне приято быть знакомым с девушкой, которая вращается в таком обществе. – «В таком» было произнесено так, что Леночке вдруг показалось, что она вот-вот нахлебается воды и пойдет ко дну – даже легкие сжались от нехватки воздуха.
– Это неправда… – она осеклась, потерла виски.
– Что неправда? Я видел не ваше фото?
– Мое, – согласилась Леночка. Действительно: а что «неправда»? Она знала, что имела в виду, когда говорила «неправда», но не знала, как объяснить это Андрею. Трясина противоречий все больше и больше затягивала ее. Леночка поняла, что если он не даст ей возможности собраться с мыслями, то вскоре она вообще не сможет произнести ни слова. Она хочет видеть его, осязать, чувствовать его запах, его тепло!
– Я поставил вас в затруднительное положение? Вы так долго молчите…
– Приезжайте ко мне, – вдруг выпалила Леночка на одном дыхании, – сейчас приезжайте. У вас есть время?
– Как всегда, до половины шестого.
То, что происходило с Леночкой в последующий час, не поддается ни описанию, ни определению. Она не могла унять дрожь во всем теле, она не могла сладить с сердцебиением, она выгребала и снова беспорядочно засовывала вещи в гардероб и обратно. Она прикладывала к себе подряд все платья, брюки, юбки, жилетки, блузки, и каждый раз, прикидывая новую часть туалета, понимала, что еще немного, и она спятит от ненависти к себе.
В полном бессилии Леночка грохнулась в кресло. Все, ей пришел конец, она не в состоянии поднять руки, не в состоянии открыть глаза. Но стоило ей заметить тонкую дымку пыли на тумбочке под телевизором, как у нее словно открывалось второе дыхание.
Как же могла она до сих пор жить в таком беспорядке и хаосе? Неужто она не женщина? Неужто не в состоянии поддерживать в доме идеальную чистоту? Тем более что нарушать ее, кроме нее, некому. До сих пор она избегала всего, что вынуждало бы ее лишний раз дергаться по поводу домашних дел. Раз в неделю – генеральная уборка с мытьем полов и стиркой белья… А! Белье! Замоченное еще три дня назад! Леночка дотерла пыль, поставила на телевизор свой талисманчик – маленького плюшевого тигренка, который смотрел на хозяйку с большим недоумением и некоторой жалостью. На сей раз Леночка никак не отреагировала на его взгляд. «Стой себе», – бросила она на ходу этой рыжей мордочке и, откинув со лба челку, кинулась в ванную.
Так… Перестирать ей все это сейчас явно не под силу. Она быстренько вывалила белье в кастрюлю, которая предназначалась для кипячения, накрыла кастрюлю крышкой и засунула ее под умывальник. «Умывальников начальник и мочалок командир», – пробубнила она, услышала ответное бульканье где-то внутри водоснабдительной системы, сняла с полочки освежитель воздуха и пару раз пшикнула, подняв ароматную струю к потолку. Затихло лимоном.
Она уже доводила лоск на кухне до совершенства, как снова раздался телефонный звонок.
– Слушаю вас. – Леночка сорвала трубку, голос ее звенел от напряжения. Еще столько предстояло сделать, но оставить звонок на попечение автоответчика она не решилась: вдруг это снова Андрей.
– Привет, еще раз…
– Марк! – Леночка отчаянно всплеснула рукой. – Ах, Марк! Скажите мне, все итальянцы так же навязчивы?
– Позволю себе не обидеться. И дело не в том, что я готов сносить ваши оскорбления бесконечно, а дело в том, что я отдаю себе отчет: вам нужно свыкнуться с мыслью, что ваше счастье само плывет вам в руки. Вы столько пережи…
– Марк, я не знаю, что вы себе вообразили! – вскипела Леночка. – Мое счастье, возможно, и плывет ко мне в руки, но я твердо знаю, что с вами оно никак не связано, Марк!
– Я так и знал, что ни на какую встречу вы не идете…
– Я не пошла на нее в том числе и благодаря вам. Но, поверьте, нисколечко об этом не сожалею. – Леночка бросила трубку, подняла руки ладонями вверх и, увидев на них остатки мыльной пены, внезапно вспомнила, чем только что занималась.
Трубку она решила больше не поднимать, автоответчик отключила, и сразу же после того, как домыла кухонную плиту, погасила свет и зажгла бра над диваном. С улицы света не видно, Андрей знает, что она дома, а больше никто ей не нужен. Решительно никто, даже Севка. «Извини, дружочек», – Леночка улыбнулась при воспоминании о Севке. Однако ее кольнула мысль: почему до сих пор он никак не дал о себе знать. Неужели обиделся за то, что она не пришла?
