Текст книги "Год Черной Лошади"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 58 страниц)

Клиент поморщился:

– Вы мне, батенька, лапшу-то не вешайте. Энергетика – это ТЭЦ, ГРЭС и прочая фигня. Ментальный-монументальный – таких слов лучше не говорите. А скажите мне вот что: когда я к ним за задатком приду, это буду я или не я?

– Вы, конечно, – Калибан устал. Голова болела со вчерашнего дня, работа с Грошевой отняла слишком много сил. – С чего у вас вообще какие-то сомнения? Вы, натуральный вы, все вас узнают…

– Тогда на хрена мне ваша помощь нужна?

Калибану хотелось грохнуть по столу и послать зануду традиционным в таких случаях маршрутом. Вместо этого он вежливо улыбнулся:

– Вы же знаете наши расценки. Как вы думаете: стал бы кто-то платить такие деньги за ненужную помощь?

Клиент неожиданно расхохотался:

– А ведь правда… Ладно, расколюсь: я не сам к вам приду, я к вам зятя пришлю. Здоровенный вымахал, зараза, а стесняется, как девушка: то ему неловко, это неудобно… Гнилая интеллигенция, блин. Если все правда, что вы рассказываете, он должен и деньги забрать, и… дочка моя в последнее время на сторону бегает. А у них малой. На фига эти кризисы? Если она увидит, что он мужик как мужик, – думаю, семья укрепится. Так что два дела сделаем, одно очень нужное и еще одно – благое. А заплачу я, тут уж, как водится, тесть судит, тесть и платит…

Он посмеивался, благодушно болтал и смотрел на Калибана, и в глазах его не было ни смеха, ни благодушия. Калибан вертел в руках ручку с полустертым логотипом, улыбался и судорожно пытался найти дорогу для отступления. Под каким предлогом отказать?

Больничный взять, что ли?

– Прошу прощения, – он по-прежнему не отрывал глаз от ручки. – К сожалению, у нас существует правило: тот, кто обращается за помощью, тот ее и получает. Для того чтобы справиться с задачей, мне нужно как можно больше знать о вашем зяте. Мне нужно в деталях изучить его биографию, жизнь, привязанности… и главное: он сам должен хотеть себе помочь. Это необходимое условие. На человека, который не желает принимать помощь, или просто на равнодушного человека наша система не действует. Ничего не выйдет. Вы потеряете деньги, а мы – репутацию…

– А кто вам сказал, что он не хочет? – удивился клиент. – Пришлю его к вам… Хоть сегодня. Или завтра с утра. У него отгул. Вы с ним потолкуете, он вам все про себя расскажет…

– Мне нужно больше времени на подготовку, – тусклым голосом продолжал Калибан. – Дней десять. А лучше две недели. За это время эти ваши продавцы все деньги потратят, и отбирать будет нечего.

– Бросьте, – клиент нахмурился. – Недели вам хватит с головой. А продавцы новых покупателей найдут, новый аванс получат и нам наше отдадут. А я плачу наличными, – он шлепнул на стол перед Калибаном пачку зеленых купюр, перетянутых резинкой. – Или вам баблос не нужен?

– Сначала договор, – Калибан смотрел на деньги без радости. – Зять ваш должен подписать договор, где все пункты учтены. Потом провести платеж через банк… У нас все прозрачно. Мы налоги платим.

– А-а-а, – клиент иронично покивал. – Вы боитесь, что я из этих?

– Я ничего не боюсь, Константин Васильевич, – Калибан поднял глаза. – Я частный предприниматель, народный, можно сказать, целитель. Помогаю людям. Имею сертификат народного университета нетрадиционной медицины – гипноз безвреден и во многих случаях полезен для здоровья…

– Да иди ты со своим сертификатом! – клиент вдруг разозлился. – Развелось тут вас, мракобесов, тот воду заряжает, тот порчу снимает, тот на подсознание действует… Придет к тебе мой зять – с ним разбирайся. Договоритесь – хорошо. Не договоритесь – пусть сам выпутывается. Лялька его бросит, я с работы уволю на фиг. Вот так ему и передай, если станет ломаться… И договор тоже с ним заключай! Чао!

Клиент смел деньги со стола, возмущенно зыркнул на Калибана, хмыкнул, фыркнул и вышел вон, стукнув дверью чуть сильнее, чем требовалось.

Калибан в последний раз щелкнул кнопкой – ручка высунула стержень, как змея жало, и тут же втянула его обратно. За дверью защебетала Лиля, еще раз хлопнула дверь – внешняя, и воцарилась тишина.

Еще через несколько минут в кабинет вошла Тортила. Из кармана ее розовой кофточки свисал на длинном проводе круглый черный наушник.

– Ваше мнение, Коля? – Тортила уселась напротив, в кресло, только что освобожденное клиентом.

Калибан пожал плечами.

– А по-моему, крайне подозрительно, – сказала Тортила. – И знаете что? Нет информации. Вообще никакой. Это фальшивое имя. Как вы думаете, зачем клиенту называться фальшивым именем?

– Затем, что все наши клиенты поначалу темнят, – Калибан вздохнул. – Дойдет до подписания – расколем, никуда не денется… От кого он?

– От Лысенко. Двадцать третье апреля, отчет перед советом директоров…

– Да, – Калибан кивнул. – Лысенко потом повысили?

– После доклада? На две ступеньки, – Тортила ухмыльнулась. – Это был не отчет – это было нечто, Коля. Демосфен нервно курит на лестнице.

– Я помню, – Калибан улыбнулся.

Он в самом деле помнил всех клиентов и все их проблемы. Наверное, великий воспитатель Макаренко не помнил так своих беспризорников, да что Макаренко – редкая мать-героиня так знает и любит каждого своего ребенка, как Калибан знал (и любил, в самом деле любил) всех этих пузатых чиновников, взбалмошных девиц и дамочек, косноязычных политиков, менеджеров, желающих карьеры, тусклых уродцев, желающих личной жизни…

– А знаете, Коля, – задумчиво проговорила Тортила, – рано или поздно нас с вами убьют. Чует мое сердце.

– Что?!

Старушка рассмеялась. Блеснули перепачканные помадой зубы.

– Ладно, Коля, что вы как маленький мальчик… Я пошла. Мне еще сегодня на дачу съездить, листья сгрести… И вы отдыхайте. Придет его зять, не придет – нам пока дела нет. Там увидим.

Зять пришел.

Ростом зять был без малого два метра, привычно наклонял голову в дверных проемах. Лет ему было двадцать с небольшим; ни чрезмерно короткая стрижка, ни нос-пуговка, ни большой тонкогубый рот не могли навредить его потрясающему обаянию – когда парень сел в кресло для посетителей и смущенно улыбнулся, Калибан испытал к нему почти отцовскую симпатию.

Над парнем сгущались тучи. Конечно, раньше надо было думать, когда он, гол как сокол, без профессии и без жилья – нахальный дембель! – вперся в эту семью… А теперь у него жена руководительница и тесть начальник. И пикнуть не моги. И еще живут все вместе… Хорошо, тесть решил дом купить и им со Светкой квартиру оставить. Так поломал договор перед самым подписанием. Чего-то ему не понравилось или дорого показалось, хрен он дешевле где-то купит… И теперь зять, Саша, должен идти к этим людям, которые сами потеряли, можно сказать, в деньгах… Всем покупателям отказали… Идти и отбивать у них аванс! Они люди серьезные, не отдадут ни за что, а впутываться в криминал – он, Саша, не согласен, пусть тесть сам руки пачкает, ну их всех, надоело… Если бы не малой – давно бы уже поставил вопрос ребром…

Калибан попросил Лилю принести клиенту кофе; Лиля так нежно улыбнулась большеротому, что тот на секунду забыл все свои горести.

– А может, и правда плюнуть? – доверчиво спросил у Калибана. – Скажу Светке – или живем отдельно, или…

Он запнулся и помрачнел. Видно, вообразил себе ряд событий, которые за этим последуют.

Калибан ухмыльнулся.

Он не видел в происходящем проблемы. То есть, конечно, поставить вопрос ребром никогда не поздно… Но лучше сделать это с позиции победителя. Не спасовать перед заданием тестя – наоборот, выполнить это трудное и подловатое, прямо скажем, задание и дать всем понять, что давно уже силен и самостоятелен. Пусть жена увидит его таким – и тогда уж пусть решает…

Большеротый слушал его, как Шахерезаду. Потом вздохнул и признался, что, наверное, все равно не справится.

Калибан снова запел соловьем – на октаву выше. Дело зятя – подробно и по возможности откровенно рассказать все, что ему известно о продавцах злополучного дома и об их отношениях с тестем, а заодно – о себе, о своих особенностях и привычках. Потом сесть в кресло и погрузиться в гипнотический сон. А там сработает подсознание – волшебное подсознание, оно поднимет спящего, поведет на встречу с держателями отмененного аванса, подскажет нужные слова и действия, и никакого криминала в этих действиях наверняка не будет: человека высоких моральных принципов невозможно заставить пойти на преступление даже под гипнозом.

– …А потом вы откроете глаза – в кресле, – и аванс будет у вас в кармане. В прямом смысле – во внутреннем кармане куртки. Вот и все.

Большеротый смотрел с недоверием. А потом спросил, точно так же, как перед этим тесть:

– Как это – мое подсознание?

– Деньги нужны? – сухо поинтересовался Калибан, которого долгая беседа порядком утомила. – Работать будем?

Через десять минут в комнату вошла, покачивая бедрами, Юриспруда. Большеротый встал ей навстречу; их головы оказались почти на одном уровне. Калибан опустил глаза: сапожки Юриспруды упирались в пол двадцатисантиметровыми (не меньше!) каблуками.

– Это наш юрист, – сказал Калибан небрежно, но со скрытой гордостью. – Юлия Тихоновна. Познакомьтесь.

Клиент Саша улыбнулся во всю длину своего немалого рта. Юриспруда ответила церемонным кивком.

– А может, правда бросить все… – жалобно начал парень, но Калибан оборвал его:

– Потом. Все потом. Юля, оформляйте.

У клиента Саши были старые «Жигули». Усаживаясь за руль, Калибан недостаточно низко наклонился.

Бах!

Он заморгал, стряхивая слезы. Над ухом надувалась горячая шишка; как объяснить потом клиенту, что никто не бил его по голове палкой? Ощущение такое, что… Да как он живет-то с такими мослами, как он ноги помещает под сиденьем?!

Калибан с трудом угнездился в тесной машине. Колени почти касались руля. В зеркальце заднего обзора отражалось Сашино лицо – нос пуговкой, уголки большого рта брезгливо опущены.

Калибан полуприкрыл глаза.

Вчера он пересмотрел все три фильма о крестном отце. За каждым словом, за каждой паузой Марлона Брандо тянулся шлейф недосказанного. Скрытая мощь, глубочайшее самоотречение и железная хватка, печаль о судьбах мира и кровь, кровь – как же без нее?

Мир несовершенен.

Сегодня он сделает предложение, от которого не сумеют отказаться держатели аванса – торговец мебелью и его жена-дизайнер…

Рядом засигналила машина – чей-то джип не мог развернуться на асфальтовом пятачке, мешала жалкая Сашина машина. Опустилось тонированное стекло, в потоке брани вынырнул водитель; Калибан поднял разом набрякшие веки, чуть повернул голову, покосился на странного человека, мешающего сосредоточиться…

Тонированное стекло закрылось. Джип резко сдал назад, а потом, чудом извернувшись, проскользнул мимо – кажется, чиркнул противоположным боком по стене кирпичного дома…

Калибан посмотрел на себя в зеркало.

Простецкие черты клиента Саши странно преобразились духовной мощью дона Корлеоне. В отличие от крестного отца, он вовсе не был благообразен: большой рот перекосился, глаза-угольки ввалились под надбровные дуги. Страшный человек смотрел на Калибана из узкого автомобильного зеркала. Страшный и неприятный.

Калибан перевел дыхание, чуть расслабился и завел мотор.

Дом, предназначенный для продажи, располагался за городской чертой. Калибан намучился в пробках: шоссе было запружено, как Елисейские Поля. Чудом не пропустив поворот, он километров десять проехал по грунтовке и тогда уже, сверяясь с картой, отыскал среди циклопических недостроек ухоженный двухэтажный домик под черепичной крышей.

Припарковал машину. Подошел к воротам. Позвонил.

– Гав-гав-гав!

Калибан отметил, что хозяева не страдают комплексом неполноценности, не заводят людоеда на поводке, собака – ирландский сеттер – нужна им для жизни, а не для вечной борьбы с враждебным миром. Он испытал к этим людям нечто вроде симпатии. Тем лучше; он ведь явился сюда не как мясник. Он пришел уберечь хозяев дома от еще не осознанной ими опасности. А мир несовершенен, тут уж ничего не поделаешь…

На дорожке перед калиткой появилась женщина. Удивленно воззрилась на Калибана сквозь прозрачную решетку ворот:

– Вы к кому?

Он печально улыбнулся:

– Здравствуйте, Вера Владимировна. Я знаю, что и Виталий Васильевич дома.

Она прищурилась – узнала его:

– Э-э-э… Александр. Вы зря приехали. Вы отменили сделку – эта ваша инициатива… Нотариус, юрист – мы со всеми консультировались.

– Будьте добры, откройте, – Калибан смотрел на нее с высоты своего нового роста. – У меня к вам очень важный разговор.

Он говорил медленно, будто каждое слово стоило долгих раздумий, будто он знал куда больше, чем мог сказать. В нем не было угрозы, но была значительность; кажется, это понимал даже сеттер – скалил зубы, но близко не подходил.

Женщина поджала губы. Секунду колебалась; Калибан подумал было, что она позовет мужа – но она приняла решение самостоятельно.

Скрипнула калитка.

К дому вела кирпичная дорожка, порог тоже был сложен из кирпича. Хороший дом, отметил про себя Калибан, приличный участок, чего еще надо было этому склочному тестю?

В дверях он ударился лбом и едва удержал неприличный возглас. Вторая шишка готова была вскочить над левой бровью; Калибан, полностью слившийся со своим героем, никак не мог удержать в уме важнейшее обстоятельство: рост.

Сеттер остался снаружи. Следуя за женщиной, Калибан миновал прихожую и, опасливо пригнувшись в проеме, вошел в большую, скудно обставленную комнату.

Огляделся.

Дом, когда-то обжитой, терял теперь детали, как дерево листья. На обоях светлели прямоугольные пятна на месте полок, шкафа, еще какого-то продолговатого предмета – наверное, зеркала; вместо люстры с потолка свисали два черных проводка, будто жало дохлой змеи. В углу башней возвышались картонные коробки из-под бананов.

Из противоположной двери шагнул человек лет сорока, рыжеватый, с кустистыми светлыми бровями. Остановился посреди комнаты, вытирая руки ветхим пятнистым полотенцем; человека оторвали от работы. Торговец мебелью, вспомнил Калибан. Начинал с того, что сам реставрировал подобранный на свалке антиквариат. Основательный, довольно самоуверенный. Не лидер, но и не ведется на чужое влияние. Себе на уме. Семьянин. Привязчив. Жене, – Калибан мельком глянул на бледное лицо женщины, – жене, скорее всего, не изменяет… Разве что давно, в молодости…

И он вежливо наклонил увенчанную шишкой голову:

– Добрый день, Виталий Васильевич. Есть разговор.

– Александр, – хозяин вдруг заулыбался, как будто гость был его старым другом. – Присаживайтесь. Разговор так раз говор…

Он подхватил продавленное кресло, легко поднял на вытянутых руках и водрузил посреди комнаты. Сам уселся на низкую скамеечку, поднял бровь, демонстрируя несколько преувеличенное внимание. Циничный экзаменатор – вот на кого походил сейчас торговец мебелью. Насмешливый, прекрасно знающий, что студенту не выплыть, но не испытывающий по этому поводу сожаления. Говори, мол, говори, барахтайся – я помогать не стану…

Калибана чуть покоробило. Видно, чего-то в персоне торговца он не учел, не заметил – тот должен был разговаривать скупо, серьезно, смотреть исподлобья и ни в коем случае не фиглярничать.

Ну что же. И к весельчакам найдем подходы.

Калибан чуть прикрыл глаза. Едва заметно улыбнулся краешками большого рта. Дон Корлеоне, потерявшийся было за неудобством громоздкого тела и вечно бьющейся обо что-то головы, теперь вернулся и воцарился; улыбка на лице хозяина померкла, а потом и вовсе растворилась.

Калибан смотрел и молчал – его молчание стояло посреди комнаты, как патологоанатом.

Бежали секунды.

Хозяин заерзал на своей скамеечке, переменил позу – из вальяжно-созерцательной она сделалась напряженной. Хозяйка, присевшая на стул в углу, перевела взгляд с Калибана на мужа – и обратно.

– Что, собственно, случилось? – спросил хозяин совсем другим, собранным и жестким голосом.

Давно бы так, подумал Калибан.

– Пока ничего, – он сделал паузу. – Но… появились новые обстоятельства.

И снова многозначительно замолчал. Первоначальная тактика была – заставить хозяина вести разговор. Не наседать на него, не штурмовать крепость – пусть хозяин штурмует, пусть много говорит, теряет терпение, теряет уверенность…

Хозяин повелся на уловку – даже слишком легко, Калибан не ждал от него такой податливости:

– Какие, к черту, обстоятельства! Дело закончено. Аванс остался нам, потому что это расторжение – ваша инициатива. Аванс для того и нужен, чтобы страховать риски. Мы из-за вас понесли убытки! Отказали другим! Так что не тратьте времени…

Калибан смотрел на него печальными глазами Марлона Брандо. Под этим взглядом тушевались магнаты и политики, циники и головорезы – обладатель этого взгляда знал нечто, по силе своей не сравнимое с жалкими доводами оппонентов. Торговец мебелью трепыхался под этим взглядом, выметывал без оглядки все наличные козыри, нервничал и повышал голос, злился на себя и вот-вот должен был замолчать, перевести дыхание и потребовать, наконец, ответа…

Он был чрезмерно говорлив. Калибана снова покоробило: по его расчетам, торговец не должен сдаваться так легко! Опять ошибка?

Хозяин наконец-то замолчал. Прокашлялся:

– Так что за обстоятельства? Что вам надо, зачем вы пришли?

Калибан вытащил калькулятор. Нажал несколько раз на кнопочки. Повернул экранчик к хозяину, показал сумму – полный аванс, ни центом меньше.

Хозяин мельком глянул на жидкокристаллический экранчик. Потом снова на Калибана, и Калибана вдруг окатило будто кипятком. Это не ошибка! Это провал! Торговец мебелью, поначалу прозрачный и легко просчитываемый, вдруг повернулся, как избушка на курьих ножках, обратился к собеседнику глухой стеной, и Калибан потерял связь с партнером – полностью.

Если бы за происходящим наблюдал Борисыч, второй педагог и ломовая лошадь Калибанового курса, – закричал бы, наверное, «стоп». Закричал бы «брехня, подстава». Калибан проглотил слюну.

– Я вас понимаю, – сказал он медленно, стараясь вернуть себе равновесие, стараясь «вырулить» диалог и помочь партнеру, как это не раз бывало на сцене. – У вас семья, и вам нужны эти деньги… Но иногда, поверьте мне, деньги не решают проблем. Деньги, наоборот, их создают.

Он замолчал, держа паузу, значительно глядя собеседнику в кустистые брови; он ждал какого угодно ответного импульса: ярости, возмущения, страха…

Ответного импульса не было вообще, и это уже не лезло ни в какие ворота. Борисыч остановил бы диалог и прогнал обоих со сцены мокрой тряпкой.

Хозяин улыбнулся, за улыбкой была пустота:

– Какие же проблемы? Вы о чем?

Он смотрел и ждал чего-то, и совершенно ясно было, что его не волнуют ни деньги (такие-то деньжищи!), ни гость, ни его аргументы. Его интересовало что-то другое… что-то настолько не вяжущееся с происходящим, что Калибан понял: пора уходить.

Бывают такие моменты. Редко, но бывают. Бежать отсюда без оглядки, и хрен с ней, с репутацией.

Он осторожно поднялся – две шишки научили его беречь голову, даже если поблизости не было дверных косяков.

– Простите, – сказал он коротко. – Прошу прощения.

И шагнул к двери, согнувшись чуть ли не вдвое. Хозяйка отступила с дороги; он вышел в прихожую.

Перед входной дверью стояли плечом к плечу двое крепких круглоголовых бычков. Блиин, подумал Калибан; громоздкое тело клиента Саши вдруг потеряло вес. Ноги чуть согнулись в коленях, плечи расправились; а ведь он спортивный парень, успел подумать Калибан. Может, прорвемся?

Тело было в самом деле тренированным и мощным. Калибан поднырнул под чью-то руку и провел подсечку, но в этот момент на него навалились сзади.

Мелькнули перед глазами дверь, потолок, чей-то выпученный глаз. Калибан оказался лежащим на полу – на пузе, с локтями, завернутыми назад, с чужим ботинком на шее.

Новой болью отозвались две шишки на голове. Неизвестно, как поступил бы в такой ситуации дон Корлеоне; Калибан поборол приступ паники. Он сейчас не здесь, не здесь – он лежит в кресле, голый и в ниточках проводов…

– Уходим, – прошептал он в пол.

Ничего не произошло.

Может быть, «жучок», приколотый к воротнику с изнанки, не работает?

Уезжал – проверял – работал – все нормально…

Тортила могла отойти от компьютера – в туалет, например. Или вовсе сбегать в магазин, пока шеф на операции. Подозрительность старушки странно уживалась с беспечностью, и если клиента Сашу начнут сейчас бить – все актуальные ощущения достанутся Калибану…

Перед его лицом остановились чьи-то туфли. Калибан увидел край черных брюк – чистых, выглаженных. Видно, что человек аккуратен и у него есть машина.

– Смирнов. Скажи что-нибудь.

Калибан не сразу вспомнил, что Смирнов – это он.

– За что, – выдавил сквозь зубы. – Думаете – нет на вас управы?

Он ждал удара ногой по ребрам, но, по счастью, не дождался. Вместо этого ботинок с его шеи убрался, его потянули вверх и позволили наконец-то встать.

Комната преобразилась. Не было ни хозяина, ни его жены; имелось трое мордоворотов, а также невысокий плечистый человек с буравчиками-глазами.

Кто такие, растерянно подумал Калибан. На ментов вроде не похожи… Мафия? Дернула нелегкая вспомнить дона Корлеоне… И где эта чертова Тортила?!

Мобильник лежал глубоко во внутреннем кармане. Мобильник клиента Саши, разумеется. Можно позвонить Тортиле в самом крайнем случае, заорать благим матом: прерывай связь, беда, авария!

Но позвонить ему, конечно, не дадут.

Его снова водворили в кресло. Двое мордоворотов встали у стены, один навис сзади. Человек с глазами-буравчиками садиться не стал – прошелся по комнате, заложив руки за спину.

Он отлично держал паузу. Почти как дон Корлеоне. Калибан заставил себя молчать – пусть противник сделает первый ход.

– Имя?

Вопрос был как тычок в солнечное сплетение. Нет, он не вор, подумал Калибан. Замашки уж больно… характерные.

– Смирнов Александр Васильевич, – выдавил Калибан. – Восьмидесятого года рождения. Русский. Женат. Имею сына Виктора Александровича…

– А ну заткнись, – глаза плечистого сделались вдруг очень злыми.

Калибан мысленно застонал. Смирнов Александр Васильевич спал сейчас крепким сном и не видел своей погибели – засаду подстроил, скорее всего, тесть. И парня теперь посадят за вымогательство…

– Санек, – тихо сказал плечистый. – А меня-то как зовут?

Калибан мигнул. Новый поворот: это не подстава. Вернее, подстава, да не та. Перед ним знакомец большеротого Саши, кто-то из тех, о ком Смирнов не счел нужным рассказать Калибану. Служит, по-видимому, в компетентных органах. Каких органах? Компетентных. Тогда почему засада? Непонятно. Пора выбираться отсюда, что же эта бабка, так ее растак, не прерывает связь?!

– Я ударился головой, – сказал он жалобно.

– Не помнишь? Кто ты такой, не помнишь тоже?

– Смирнов Александр Васильевич, восьмидесятого года рож…

– Заткнись! – взревел плечистый.

Калибан от неожиданности подпрыгнул в кресле.

– Блин, – сказал плечистый, будто бы сам себе. – Ну ты подумай… Вот, значит, как…

И снова прошелся по комнате, бросая на Калибана странные, нехорошие взгляды. Потом остановился, будто приняв решение, махнул рукой, указывая куда-то себе за спину. Мордовороты без единого слова удалились. В комнате остались только Калибан и его собеседник.

– Вот, значит, как, – повторил плечистый с ухмылкой. – Как же вас величать… Давайте попробуем догадаться… Я начну, а вы подскажете… Николай… Антонович… Да? Николай Антонович, вот как вам надо было представиться с самого начала. А не ломать здесь комедию.

Калибан закрыл глаза. Больше всего ему хотелось открыть их – и оказаться в кабинете Тортилы, озябшим, с затекшими руками и ногами, но – не здесь…

– У вас в конторе в данный момент идет спецоперация, – сообщил плечистый, наблюдая за ним. – По борьбе с финансовыми преступлениями. Нашли директора фирмы в бессознательном состоянии, всего в проводах, как Киану Ривз… Вы не подскажете, что будет, если гражданина Колю Банова отрезать от компа и перевезти в тюремный госпиталь? Не приводя в сознание?

Калибан молчал. Тяжелая голова Саши Смирнова тяготила его. Как и слишком длинные ноги, огромные ступни, мосластые руки. И линия жизни на ладони казалась слишком уж короткой.

Блеф. Он блефует. Калибану ли не знать, как это делается…

Если бы хоть догадаться, как его зовут. Если бы обратиться сейчас по имени-отчеству…

– Я не понимаю, – сказал он, преодолевая болезненную сухость во рту, – не понимаю. Какая контора? Чего вы хотите?

– Правды, – мягко сказал плечистый. – Где Смирнов?

– Я Смирнов.

– Смирнов знает, как меня зовут. И его подсознание, мать его, тоже знает, как меня зовут!

Калибан смотрел, не мигая, в его карие глаза-буравчики. Во что бы то ни стало надо вернуть ситуацию под контроль. Во что бы то ни стало надо разыграть Смирнова – как вел бы себя загипнотизированный Саша Смирнов…

Который вовсе не был зятем вредного скупого тестя. Который был сотрудником вот этих плечистых компетентных органов и пришел к Калибану, провокатор, чтобы навлечь на контору неприятности.

А в конторе три бабы – одна старуха, одна юная дурочка и одна Юриспруда, которая, конечно, сутяга из сутяг и на бумажных полях кого хочешь одолеет, но если на нее прикрикнуть как следует – стушуется и потеряет кураж. А Калибан, хоть никогда и не говорил об этом и даже не думал, – отвечает за них, за каждую из трех, потому что он-то все и затеял, он учредил «Парусную птицу»…

– У меня головокружение, – сказал Калибан замогильным голосом. – Мне надо воды.

– Будет тебе вода, – нехорошим голосом пообещал плечистый. – Ну-ка вспомни, о чем мы сегодня утром толковали? Зачем ты сюда пришел?

– Помню, – Калибан прерывисто вздохнул. – Урывками. У меня крутили чем-то перед глазами. Вертушка. Я встал, вроде все помнил… голова была ясная… Приехал сюда. Я же помнил, что должен сюда ехать. Я дал Банову этот адрес, значит, он должен был мне внушить, что я еду сюда…

Он говорил, судорожно вспоминая большеротого Сашу – как тот впервые вошел к нему в кабинет. Как сел. Как, потянувшись, зачем-то вытер подбородок о левое плечо…

Калибан коснулся плеча подбородком. Глаза-буравчики мигнули; плечистый тоже помнил этот жест.

Калибан коснулся пальцами висков:

– Товарищ полковник… – по глазам плечистого он понял, что снова угадал. – Мне бы отдохнуть… В голове все перемешалось от этого чертового экстрасенса…

Плечистый вдруг усмехнулся:

– Артист… Большой артист вы, – Николай Антонович. Вот только, если оставить все как есть… вы же помрете. Обезвоживание, голод, общая интоксикация организма. Так и помрете на казенной коечке. Не страшно?

Калибан потер переносицу. Посмотрел в глаза-буравчики со всем недоумением, на которое был способен:

– Так… если я – это он, то где же я?

* * *

Его «пасли» давно и основательно. Как минимум двое из недавних клиентов оказались подсадными (когда Калибан понял это, ему сделалось нехорошо – как если бы обнаружил на дне тарелки с супом, который он только что выхлебал, чье-то ухо с сережкой). Некоторые операции были записаны на пленку – так Калибану дали просмотреть от начала и до конца всю сцену в аэропорту с Максимовым и Грошевой. Он молча похвалил себя за качественную работу: одухотворенная Ира с огромными небесными глазами была неотразима. Но, кроме гордости мастера за свое произведение, положительных эмоций Калибан не испытал.

Ему посчастливилось вычислить ребенка Смирнова на детсадовской групповой фотографии (тот был самым высоким в группе, и рот у него, обаяшки, был почти до ушей). Но с женой трюк не удался: Калибан не узнал ее на фото, и плечистый полковник в который раз – ласково – предложил ему признать очевидное. Он – не Смирнов. Даже не Смирнов под гипнозом. Он – Николай Банов, странным образом завладевший сознанием молодого оперативника.

– Вы же меня с ума сведете, – пожаловался Калибан, потирая уголок большого рта. – У меня… раздвоение. Я – это не я? Мне к доктору надо…

– Будет тебе и доктор, – пообещал полковник.

Калибан был близок к отчаянию, когда полковник изъявил желание навестить «Парусную птицу» в ее, так сказать, гнезде.

Офис был заперт, жалюзи на окнах опущены, на стоянке скучала в одиночестве «Хонда» Калибана. Казалось, все в мире спокойно и сотрудники «Птицы» разошлись по домам после трудового дня – однако не тут-то было. Изнутри офис полнился людьми в бронежилетах и без, а сотрудники – Тортила, Юриспруда и перепуганная Лиля – сидели в приемной на диванчике и хором грызли Тортилин валидол.

Появление Калибана произвело сенсацию. Бледная Юриспруда поперхнулась таблеткой, Тортила всплеснула руками и чуть не кинулась «клиенту Саше» в объятья, но, к счастью, вовремя спохватилась. Секретарша Лиля истерически разрыдалась. Ее тушь, и без того размытая, потекла по щекам черными струйками.

– Ну-ну, девушка, – благожелательно кивнул Калибан, – чего вы так, не волнуйтесь, разберемся…

Полковник взглянул на него с подозрением. Саша Смирнов в самом деле был незлым человеком, любящим красивых женщин. Не исключено, правда, что он обратился бы к Лиле с другими словами…

В сопровождении бронированных молодых людей Калибан прошел в кабинет Тортилы. Тело Коли Банова лежало в бывшем зубоврачебном кресле – синюшно-бледное лицо, наполовину прикрытые глаза, оскаленные зубы и круглые силиконовые нашлепки по всему телу, под каждой – маленький кровоподтек. Калибану было неприятно и стыдно, что посторонние люди видят его в таком состоянии.

Перед компьютером сидел молодой хлыщ, ковырялся в зубах и время от времени возил «мышкой». Поймав взгляд шефа, хлыщ без единого слова очистил помещение.

Плечистый полковник остановился над креслом, заглядывая лежащему в лицо.

– А ведь точно, – сказал будто сам себе. – «Оперативники», был такой сериал. Он там негодяя играл.

Полковник сказал «он», а не «ты», и это давало Калибану надежду на спасение.

Тортила бормотала что-то умиротворяющее и снимала датчики, Калибан видел это, но тела своего не ощущал.

Все обзорные мониторы – кабинет Калибана, комнатка для клиентов, приемная – темнели выключенными экранами. У двери стоял, расставив ноги, мужик в бронежилете.

– С возвращеньицем, Коленька, – крепкими, совсем не старушечьими пальцами Тортила взялась разминать его руки. – Я уж думала, честно говоря… ну да ладно, раскудахталась, старая паникерша, – она покосилась через плечо. – Неприятности у нас, Николай Антонович. Налетели тут, согнали в кучу, выдавайте, говорят, налоговую отчетность… Всю работу нарушили, сеанс затянули… Обыскали, – старушка всхлипнула. – Собаку приводили, искали, представляете, наркотики… Надо Юриспруду на них напустить. Она, как оклемается, встречный иск на них… Ведь правда?

– Ко…нечно, – выговорил Калибан. Собрался с силами и сел. Тортила искала его взгляда. – Мне бы в душ, – с тоской пробормотал Калибан.

– Времени нету, Коленька. Собственно… На вас вся надежда, да на Юриспруду, козу нашу. Давайте, возвращайтесь…