Текст книги "Призрачный мир: сборник фантастики"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Соавторы: Генри Лайон Олди,Элеонора Раткевич,Святослав Логинов,Александр Зорич,Олег Дивов,Евгений Лукин,Александр Громов,Андрей Валентинов,Леонид Каганов,Владимир Свержин
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)
Майк Гелприн
Пешечное мясо
В запасниках нашего музея хранится множество работ женевского мастера Иоганна Майера.
Говорят, что ночных прохожих издавна пугают доносящиеся из подвалов голоса, а то и звуки сражения – лязг мечей, посвист стрел и треск, словно раскалываются боевые щиты.
А еще говорят, что шахматные фигуры, вырезанные Майером, и игральные карты, им расписанные, – особенные. Даже шашки его работы обладают индивидуальностью и отличаются от прочих. И якобы это потому, что в изделия мастеру удалось вдохнуть жизнь. В буквальном смысле. Так что, даже оказавшись не у дел, они живут себе как привыкли – атакуют, защищаются, осаждают крепости…
Впрочем, средневековые легенды красивы, но, как вы знаете, далеко не всегда достоверны.
Выдержка из речи экскурсовода. Музей настольных игр, Монтре, Швейцария
Беда случилась на жатву. Она ворвалась в селение на закате, едва жнецы, отбатрачив, потянулись с полей.
– Рыцари, – ахнул старый Цейтнот, проводив взглядом клубы пыли, поднятые промчавшимися по главной улице всадниками. – Быть войне.
Рослый, плечистый Гамбит, уперев в бок рукоятку серпа, застыл. О войне поговаривали в селении давно, матери пугали ею детей, а молодухи молились вечерами, чтоб пронесло.
– Один, два, три, – шептал, считая рыцарей, плюгавый лопоухий недотепа Зевок. – Четыре. Куда ж это они?
– Куда-куда… – передразнил старый Цейтнот и сплюнул в жнивье. – Ясно куда – к ферзю.
Рыцари и вправду повернули коней и пылили теперь по извилистой дороге к замку ферзя.
– Интересно, на нас напали или наоборот? – ни к кому особо не обращаясь, спросил хитроватый пройдоха Этюд.
– А какая разница? – проворчал старый Цейтнот. – Наше дело маленькое. «Пешки, в атаку!» – а там кому повезет. Или не повезет. В шашечном походе половины не досчитались.
Цейтнот возвращался живым уже трижды и о походах мог рассказывать дни и ночи напролет. Гамбит смерил старика взглядом. Кряжистый, бородатый, тот и на шестом десятке мог дать фору молодняку по части силы и выносливости. И, наверное, даст: опыт один чего стоит. Гамбит нахмурился – у него опыта не было. Он и боялся войны, и ждал ее. Шанс – война дает пешке шанс. Ничтожный, никакой. Как говорят в запредельных странах – мизерный. Но другого нет и не будет.
– Гамби-и-и-ит!
Гамбит обернулся. Рокада, босая, простоволосая, бежала по полю к нему. Сходу бросилась на грудь, прижалась, запричитала истово.
– Ничего. – Гамбит неуклюже обнял жену за плечи, уперся подбородком в макушку. – Ничего. Не плачь, нас пока еще не побили.
– Не побили, так побьют, – подал голос старый Цейтнот. – Не бывает так, чтобы пешек да не побили. Что, сдрейфил? – обернулся старик к Зевку. – Тоже мне вояка. С такими пешками мы навоюем! – Цейтнот презрительно хмыкнул. – То ли дело при прежнем короле. Взять хотя бы ладейный блицкриг. Какие тогда были пешки, не чета нынешним! Один Темп, дружок мой покойный, двух офицеров стоил. А Форпост-покойник?! Вот, помню, сидим мы втроем в засаде. Смотрим…
– Да заткнись ты уже! – оборвал старика Гамбит. Его хищное, дерзкое лицо исказилось от гнева. – Заладил: тот покойник, этот покойник. Накаркаешь.
– Эх ты, – поморщился Цейтнот, – молодо-зелено. Я, считай, уже накаркал, что тут каркать-то? Это вы на кулачках молодцы да с бабами. Посмотрим, как заголосите во фланговом прорыве или в пешечной баталии.
– Да ты никак доволен, старик? – удивился Этюд.
Цейтнот не ответил. Он и вправду был доволен. В походах старика слушали: молодежь уважительно замолкала, стоило ветерану открыть рот. Не то что дома, где слова сказать не дают, а Вилка, сварливая карга, вечно шипит да бранится.
* * *
Ферзь появился в селении к полудню. Выстроившись полумесяцем, его сопровождала свита из легких фигур: пешие офицеры по центру, конные рыцари на флангах.
Был ферзь сухощав, морщинист и желт лицом. В окружающих замок селениях его недолюбливали, в шашечной баталии пожертвовал ферзь половиной материала: и пешек угробил немерено, и легких фигур с дюжину разменял. Даже две тяжелые туры остались в поле, спаленные шашечной ордой.
– Слава королю, пешки! – гаркнул ферзь, едва сельчане собрались на площади.
– Слава, – нестройно откликнулись ставшие в одночасье пешками крестьяне.
– Чтоб он сгорел, твой король, – проворчал себе под нос пройдоха Этюд.
Зевок шарахнулся в сторону. Крамольных речей он боялся – мало ли что. Впрочем, он всего боялся, и поговаривали, что жена, дородная крикливая Доминация, учит муженька кулаком.
– Пресветлый ферзь, милостивец наш!
Гамбит обернулся на крик. Доминация, толстая, расхристанная, продралась через толпу и рухнула ферзю в ноги.
– Отпусти его, пресветлый! – подвывая, заголосила Доминация. – Посмотри на него, на Зевка моего несчастного. Какая из него пешка, из малахольного? Отпусти, пресветлый! Умоляю тебя, заклинаю – опусти-и-и-и!
Ферзь презрительно скривил губы, кивнул свите. Два рыцаря разом спешились, подхватили Доминацию под руки, поволокли с площади прочь.
– Глупая баба, – фыркнул ферзь. – Пожертвовать собою за короля – что может быть почетнее для пешки? Ладно. – Ферзь откашлялся, выдержал паузу и продолжил торжественно: – Итак, Его Величество в союзе с королями сопредельных клеток объявляет крестовый поход! Сутки всем на сборы!
Толпа ахнула. Крестами или крестями называлась народность, живущая за последней горизонталью, на полях у самого обрыва мира, и тревожащая крайние клетки грабительскими набегами. Говорили, что крести жестоки, беспощадны и невежественны. Мир они полагали не квадратным, а круглым и называли столом. Молились злому богу Азарту, короля почитали меньше, чем богатея-туза, а пешки нумеровали и различали по достоинству – от двойки до десятки.
– Это через сколько же клеток шагать? – привычно ворчал старый Цейтнот. – Ноги собьем, пока доберемся. А потом обратно столько же.
– Обратно, – хлопая глазами, повторил Зевок. – Мне обратно не придется – я еще на пути туда загнусь.
* * *
На окраине селения Гамбит обернулся. Рокада на коленях стояла в придорожной пыли и тянула к нему руки. Гамбит судорожно сглотнул. С женой ему повезло, не то что старому Цейтноту с Вилкой или Зевку с Доминацией. Была Рокада ладной, работящей и робкой. Любила, души в нем не чаяла. А вот сам он… Гамбит вздохнул – он не знал. Махнул рукой на прощание и заспешил прочь.
– Запевай! – гаркнул шагающий впереди пешечной фаланги офицер, долговязый, наголо бритый Фианкет. – А ну маршевую!
– Эх мы, крепкие орешки, – хором затянули запевалы, братья Цуг и Цванг. – Мы корону привезем! Спать ложусь я вроде пе-е-е-шки…
– …Просыпаюся – ферзем! – дружно рявкнула фаланга.
Гамбит расправил плечи. Ферзем или становились по рождению, или в него превращались. Из пешки. Для этого надо было совершить подвиг – невероятный, немыслимый. Пленить вражеского короля или спасти своего. За всю историю таких случаев были единицы, о них ходили легенды.
– Мечтаешь? – ехидно спросил Этюд, стоило песне закончиться.
– Плоха та пешка, которая не мечтает стать ферзем, – пословицей ответил Гамбит.
– Ну-ну. – Этюд поежился. – Тут бы живым остаться.
По проселочным дорогам маршировали до вечера. Тянулись дороги параллельно вертикалям мира – с северного его обрыва до южного. Другие, горизонтальные, пересекали их под прямым углом, образуя квадраты мирового порядка. Говорили, что у диких народностей порядка нет – собственно, и дикие они во многом поэтому. Кровожадные бубны, что селились по западному обрыву мира, выше королей и тузов ставили глупых шутов – джокеров. Обитающими у восточного побережья червами правили неведомые козыри, и якобы таким козырем мог стать всякий – от двойки до туза. Кочевники-шашки вообще не признавали никакой власти, и лишь изредка появлялась среди них особая шашка – дамка, которой повиновались остальные.
Едва стало смеркаться, Фианкет крикнул: «Привал!» Пешки натаскали хворосту, запалили костры на обочинах и расселись вокруг.
– Помню, дело было, – начал старый Цейтнот, – при деде нынешнего короля, я тогда еще был парнишкой. Навалилась на нас черная клетка, что на три поля к востоку. На границе схлестнулись, пошла баталия. И вот…
– Какие они из себя, черные? – прервал Гамбит.
– Кожа у них темная. Офицеров слонами кличут, рыцарей – конями. А ферзи так вообще бабы и путаются с самим королем.
– Да ну?! – не поверил Гамбит. – Как ферзь может быть бабой?
– Запросто. – Старик подкрутил ус. – Зовутся королевами, ну, чужеземки, что с них взять. Зато простой народ, как у нас. Пешечное мясо, только черное. Ты вот думаешь, кто войны выигрывает?
– Ясно кто, – пожал плечами Гамбит. – Короли.
– Дурак ты, – скривил губы старик. – Войны выигрывают пешки. Мы – сила, потому что нас много и мы никому не нужны. Пожертвовал ферзь сотней пешек – не беда, у него в запасе в десять раз больше. А этими пожертвует – бабы новых нарожают.
– А почему, – задумчиво произнес Зевок, – войны выигрывают или проигрывают? Какая же это игра, если люди гибнут?
С минуту пешки молчали, ответа не знал никто.
– Однажды, – старый Цейтнот сплюнул в костер, – взяли мы в плен одного черномазого. С дальней клетки, что у южного обрыва. Офицерил он у них, а званием был – епископ. Такое этот епископ нес, братцы… Будто вся наша жизнь – игра, как вам это? И играем, дескать, в нее не мы, а нами.
– Как это «нами»? – недоверчиво заломил бровь Гамбит.
– Откуда мне знать. – Старик, кряхтя, поднялся. – Дикари, что с них возьмешь.
* * *
До шестой горизонтали добрались, когда год уже пошел на излом. Зарядили дожди, затем похолодало, и выпал снег. Догнавший войско король велел разойтись на зимние квартиры. Фаланге Фианкета досталось селение на самой границе с нейтральной черной клеткой. Местные пешки из селения давно ушли и зимовали теперь горизонталью севернее. Остались лишь бабы, злые и до мужской ласки голодные.
– Ничего, твоя не узнает, – прильнув к Гамбиту, шептала молодая горячая Рокировка. – Как ее звать, Рокада? У нас и имена похожи. А узнает – простит. Мой-то тоже невесть где сейчас и с кем. Война. Уходил, говорил – ферзем вернусь. Каким там ферзем, – Рокировка махнула рукой, – живым бы вернулся, что ли. Ты, поди, тоже метишь в ферзи?
Гамбит не ответил, только крепче прижал девушку к себе. «Играем не мы, а нами» – в который раз вспомнился рассказ старика Цейтнота про пленного. Странные слова тот сказал, завораживающие, запавшие почему-то в душу. Почему именно, Гамбит понять не мог.
Ветреным и снежным утром в фаланге не досчитались Этюда. Цепочка следов, петляя, убегала к границе с черной клеткой.
– Трус! – бранился Фианкет. – Предатель, подлец!
– Беги и ты, – тем же вечером шепнул Гамбит Зевку. – Лучше, чем на верную гибель.
Зевок, понурившись, долго молчал. Гамбит сочувственно глядел на него, тщедушного, слабосильного, вечно страдающего от простуд и лихорадок, чудом добравшегося до шестой горизонтали живым.
– Не побегу, – сказал наконец Зевок. – Пускай побьют, я устал трусить. Помнишь, ферзь сказал: «Пожертвовать собою за короля – что может быть почетнее для пешки?» Так вот – я согласен.
Гамбит пожал плечами и пошел прочь. Сам он особого почтения к королю не испытывал.
* * *
В дорогу стали собираться, едва сошел снег.
– Прикипела я к тебе, – призналась, тоскливо глядя на Гамбита, Рокировка. – Может… – Она замолчала.
– Что «может»? – Гамбит затянул тесемки походного рюкзака.
– Может, уйдем? За этим, твоим земляком, вслед? Осядем у черных. Они на лица только страшные, а так не злые совсем. Уйдем? Я тебе детей нарожаю. А хочешь, Рокаду твою заберем? Отсидимся у черных, пока воюют, и назад. Доберемся до твоей клетки, а дальше втроем – на юг или на восток. Прибьемся к шашкам, у них по многу жен можно, кочевать с ними будем.
Гамбит, глядя на девушку, застыл. С минуту молчал, обдумывал.
– Прости, – сказал наконец. – Не для меня это. Прощай.
Плечом отворил входную дверь и, не оглядываясь, пошел прочь. Позже Гамбит не раз задумывался, почему отказался. И гнал от себя мысль, что не из гордости или чувства долга, а из-за ничтожного, мизерного шанса превратиться в ферзя.
* * *
– Вот они, – выдохнул у Гамбита над ухом старый Цейтнот. – Ох и силища!
Крестовое войско черной лентой опоясало северную границу поля, разделяющего крайнюю клетку и обрыв мира. Было войско числом несметно и застило горизонт.
– Не трусить! – каркал, объезжая фаланги, ферзь. – Не удирать! Кто побежит без команды – тому смерть! Слава Его Величеству королю!
Скорей бы уже, отчаянно думал Гамбит, грудиной ловя удары взбесившегося сердца. Нет сил никаких ждать. Только бы…
Тревожная, пронзительная трель рожка не дала додумать.
– Фаланга! – взревел Фианкет и вскинул руку с зажатым в кулаке кривым клинком. – В атаку, марш!
Пешечные цепи на мгновение застыли, затем дрогнули и покатились вперед, на бегу наращивая темп. И одновременно заструилась, полилась навстречу ощетинившаяся оружием сплошная черная лента.
Сражение в памяти у Гамбита не сохранилось. Остались лишь фрагменты, куски. Мечущиеся фигуры с нашитыми на кафтаны крестами. Падающие, зарубленные пешки. Заколотый офицер. Грянувшийся с коня и покатившийся по полю всадник. Гамбит наносил и отражал удары, уворачивался и ставил блоки, защищался, атаковал… Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем протрубили отбой и уцелевшие с обеих сторон стали откатываться на исходные позиции.
Царили на позициях сумятица и неразбериха. Орали офицеры, суетились потерявшие свою фалангу пешки, конями расталкивая толпу, пробирались в тыл рыцари.
– Живой?! – удивился Гамбит, наткнувшись в пешечном водовороте на Зевка. Его тощая нескладная фигура, казалось, еще более истончилась и стала совсем несуразной.
– Сам не знаю, как уцелел, – развел руками Зевок. – Ох же и жутко было!
К вечеру неразбериха наконец улеглась. Поступила команда выставить охранение и встать лагерем. Насупленный, с перевязанной рукой Фианкет принялся считать потери. Вскоре выяснилось, что фаланге повезло: с поля не вернулись лишь трое.
– То не бой был, – устало проворчал старый Цейтнот. – То так, разведка боем.
* * *
Настоящий бой завязался на третьи сутки и тянулся с полудня до вечера. Назад на позиции не вернулись братья Цуг и Цванг. На следующий день снова было сражение, за ним еще одно, в котором зарубили Фианкета и в грудь ранили Зевка.
Гамбит вынес его на руках. Надрывая жилы, дотащил до лагеря и, не останавливаясь, попер в тылы – в лазарет. Возвращаясь, он думал о том, что стал настоящей пешкой, привычной ко всему, с боевой алебардой, присохшей к руке.
Зарядили дожди, и баталии временно прекратились. Уцелевшие пешки зализывали раны и набирались сил. Затем подоспело пополнение – древние, старше Цейтнота, старики и юнцы с едва пробившимися усами. Заменивший Фианкета офицер сказал, что назавтра ожидается генеральная битва.
Она завязалась на рассвете и к полудню превратилась в побоище.
«Не уцелеть, – думал Гамбит, нанося удары и прикрываясь щитом. – Ни за что не уцелеть».
– Ферзь убит! – раздался за спиной пронзительный голос. – Мат нам теперь, братцы!
Оскальзываясь в раскисшей, размолотой сапогами грязи, редкие пешечные цепи начали отступать. На флангах рванулись в прорыв рыцари, но были смяты и отброшены принявшими коней на пики шестерочными каре.
– Король! – услышал внезапно Гамбит и обернулся на голос. – С нами король!
– Да пропади он, – Гамбит выругался и в следующее мгновение увидал несущегося на него коня с пригнувшимся в седле крестовым валетом.
Удар боевой палицы пробил щит, сокрушил Гамбиту плечо и, вышибив сознание, швырнул его на землю.
* * *
Пришел в себя Гамбит в повозке, трясущейся на колдобистой дороге. Рядом сидел, ссутулившись, старый Цейтнот.
– Профукали войну-то, – вместо приветствия сообщил Цейтнот. – Еле ноги унесли.
– Где мы? – Гамбит приподнялся на локте и принялся озираться. Голова болела нещадно, и перед глазами расплывались цветастые круги.
– Да на седьмой горизонтали еще, – успокоил старик. – Дня через три до шестой доберемся. Ты, раз очухался, подумай пока. Или прикажешь мне с твоими бабами разбираться?
– С какими бабами? – изумленно переспросил Гамбит и в следующее мгновение вспомнил. Рокада и Рокировка. Жена и… Стало вдруг тоскливо – предстояло выбирать.
– Эх, молодо-зелено, – ворчал между тем Цейтнот. – Вот в мои времена были пешки. Темп-покойник, Форпост-покойник. Они бы шанса не упустили, как этот наш недоумок.
– Какого шанса? – не понял Гамбит. – Какой недоумок?
– Да Зевок, какой еще-то, – скривился старик. – Как они нас погнали, до самого лазарета докатились. Королевскую свиту перебили всю, а тут выползает невесть откуда этот задохлик. И что ты думаешь? Топором валета ихнего с коня снял, ухватил короля подмышки и дал с ним деру.
– Т-так ч-что же, – запинаясь, спросил ошеломленный Гамбит, – З-Зевок у нас т-теперь ферзем?
– Куда там! – отмахнулся Цейтнот. – Представь, отказался, болван. Хорошо, старый указ нашли, еще прадедом нынешнего короля писаный. Оказывается, пешка может не только в ферзя, а в любую фигуру превратиться, по желанию. Так что недоумок наш теперь офицерит. Тоже мне офицер, доской его по голове. Вот в мое время были офицеры!
Гамбит улегся на спину и закрыл глаза.
«Ох мы, крепкие орешки, – донеслось с марша. – Мы корону привезем! Спать ложусь я вроде пе-е-е-ешки. Просыпаюся – ферзем!»[2]2
В тексте использованы слова из песни В. С. Высоцкого «Честь шахматной короны».
[Закрыть]
Гамбит криво усмехнулся. Зевок… Кто бы мог подумать? Ладно, пускай. Гамбит мотнул головой, отгоняя мысли о мировой несправедливости. Рокада или Рокировка, вот что предстоит решить. А может, действительно забрать обеих? Прибиться к шашкам, кочевать из клетки в клетку, двоеженствовать… Ко всему, у шашки есть шанс прыгнуть в дамки.
Гамбит улыбнулся, ему вдруг стало весело. И в ферзи, и в дамки расхотелось: и то и другое неожиданно показалось ненужным и даже нелепым. «Играем не мы, играют нами» – вновь ни с того ни с сего вспомнил он.
СТРАННЫЕ СТРАНЫ
Владимир Васильев
Силуминовая соната
– Да хороший смартфон, зря сомневаетесь, – доверительно сказал Митяй клиенту. – Лучше только новый айфон будет. А тут и состояние приличное, и не старый еще, меньше года юзан. Я бы взял.
– То-то я смотрю, у вас-то у самого и вовсе не смартфон, а мобильник древний, – скептически заметил клиент, усатый дядька лет примерно пятидесяти.
Что правда, то правда, смартфонами Митяй торговал, но сам пользовался старенькой Нокией 65-классик, еще венгерской сборки. Три клавиатуры уже стер, четвертая стояла.
– Так под мои-то задачи мне и простого мобильника много, – пожал плечами Митяй. – А вам, сами сказали – почта, доступ к сайту, база… Были бы у меня такие задачи, давно бы уже сменил. А я-то даже эс-эм-эс не пишу, звоню только, да будильник иногда пользую. Для остального у меня ноут.
Дядьке, похоже, больше хотелось поговорить, чем купить смартфон. Митяй, в принципе, любил пообщаться, однако считал, что навязываться клиенту – это уже лишнее, поэтому старался изъясняться сдержанно и ненавязчиво.
– Пойду еще похожу, – задумчиво протянул дядька и побрел вдоль ряда в сторону кафе.
Когда он удалился шагов на двадцать, из-за смежной левой перегородки выглянул Дуст – сосед по точке. Дуст торговал ноутбуками и сопутствующей комплектухой. Митяй, говоря начистоту, лучше бы перешел к нему. Но с обязанностями продавца и ремонтника Дуст прекрасно справлялся и сам, а расширения торговли, увы, не предвиделось, и так еле концы с концами сводили, что Дуст со своими ноутбуками, что Степаныч, хозяин точки, где торговал Митяй.
Смартфоны Митяй действительно не любил и полагал дорогой и ненужной нормальному человеку блажью. Нет, головой он, конечно, понимал, что некоторым людям реально бывает нужно сию секунду прочесть срочный мейл или влезть в сеть и поглядеть чего-нибудь. Однако нутром прочувствовать подобные потребности был не в состоянии, поскольку сам обычно никуда не спешил – почта прекрасно могла потерпеть и до вечера, до возвращения домой, а в сеть он, бывало, сутками не вылезал, благо с экрана читать не любил, а вместе с дядькиной квартирой ему в наследство досталась огроменная бумажная библиотека, из которой Митяй успел прочесть хорошо если полсотни томов. По этой же причине Митяй не спешил обзаводиться и электронной читалкой, хотя ими торговал тоже. Правда, не новыми – пользованными. На новые хозяин почему-то жался, скупал где-то бэ-ушные за бесценок. А потом пилил Митяя за то, что весь этот юзаный хлам плохо продается. Конечно, хлам будет плохо продаваться, если напротив такие же новые смартфоны и ридеры лишь самую малость дороже!
– Че, не купил? – участливо поинтересовался Дуст.
– Не-а, – уныло подтвердил Митяй.
– Выгонит тебя Степаныч, – напророчил Дуст с неожиданной уверенностью.
– Да и хрен с ним, – отмахнулся Митяй, совершенно не расстраиваясь. – Мне и самому надоело уже. Честно. Вроде в Эм-Видео персонал опять набирают, схожу, авось возьмут. Хоть не этим дерьмом бэ-ушным торговать.
– Ага, – хмыкнул Дуст язвительно. – Будешь весь такой гламурный, в красной маечке. И чуть что – какой-нибудь старший менеджер на пять лет тебя моложе и весь в угрях станет регулярно сношать за всякие мелочи. Я знаю, я проходил.
Митяй вяло отмахнулся, но даже этого не особенно энергичного движения хватило, чтобы сшибить с полочки один из смартфонов, который не замедлил с размаху грянуться о бетонный пол. У Митяя округлились глаза.
– Твою жеж мать! – процедил он сквозь зубы.
«Только бы экран не убился, – подумал Митяй с отчаянием. – Корпус, хрен с ним, куплю, если что, новый, у Юрки Денежкина, он точно скинет хоть сколько-нибудь…»
Однако надежды его были напрасны.
В принципе, Митяй ожидал, что у смартфона отвалится задняя крышка и вывалится батарея, однако, к немалому удивлению, смартфон просто переломился пополам. Как раз посередке экрана.
Митяй мрачно подобрал обе половинки и поглядел на слом.
Тут глаза его округлились еще сильнее.
Внутри смартфона не было ни батареи, ни платы с чипами, ни даже экрана. Такое впечатление, что пополам раскололся не настоящий гаджет, а кусок силумина, продолговатый и плоский, сверху окрашенный как гаджет. Слом был сплошной, не слоистый; он тускло отблескивал и оттого, что состоял словно бы из слипшихся мелких крупинок металла или блестящего пластика, еще сильнее напоминал силумин.
Митяй озадаченно разглядывал две половинки «смартфона». Дуст с интересом наблюдал за ним.
– Муляж, что ли? – протянул Дуст не очень уверенно. – Специально на витрину?
– Да вроде никогда у Степаныча муляжей не было, – озадаченно произнес Митяй. – По крайней мере я об этом ничего не знаю.
Он зачем-то составил половинки сломанного смартфона вместе – они идеально подошли друг к другу, а значит, смартфон просто переломился надвое, больше кусочков от него не откалывалось.
– Склей, – внезапно посоветовал Дуст, приглушив голос. – У меня тюбик китайщины есть, клеит все ко всему. Пару часов как распечатал. Только пальцы береги, если склеятся – отдерешь вместе с кожей, реально.
Митяй воровато оглянулся – к счастью, у его прилавка не было ни посетителей, ни знакомых продавцов, а кто торчал за своими прилавками, на Митяя с Дустом внимания не обращал.
«Может, и правда? – подумал Митяй с легким замешательством. – Пусть Степаныч сам со своими муляжами разбирается!»
– Давай свою китайщину, – тихо попросил Митяй, присаживаясь на низкий табурет у такого же низкого столика, практически незаметного с наружной стороны прилавка.
Голова Дуста на несколько мгновений исчезла, а потом возникла снова.
– Держи. – Из-за перегородки протянулась рука Дуста с желтоватым тюбиком клея. Тюбик Дуст держал словно опасное насекомое – двумя пальцами.
Митяй привстал, потянулся, принял тюбик и сел снова. Смартфон как ни в чем не бывало лежал на столешнице; он даже казался целым, потому что Митяй клал его очень аккуратно, даже зачем-то прижал обе половинки друг к другу. Потом Митяй отвинтил черный колпачок, убедился, что сумеет одной рукой выдавить немного клея, а носиком дозатора вполне удобно будет нанести клей на место слома. После этого второй рукой Митяй взял половинку гаджета.
Вернее, ожидал взять одну, но взял обе, так уж вышло.
Обе половинки словно слиплись – смартфон в руке Митяя выглядел целым, хотя держал его Митяй совершенно точно только за одну половинку, нижнюю, с кнопкой. Однако верхняя половина отваливаться и не думала.
Близоруко щурясь, Митяй внимательно оглядел злополучный гаджет. Линии недавнего разлома он не увидел, сколько не вглядывался. Смартфон выглядел совершенно целым, словно Митяй и не держал только что одну из его половин в правой руке, а вторую – в левой.
– Что за чертовщина? – растерянно пробормотал Митяй, вернул внезапно восстановившийся смартфон на столешницу, тщательно завинтил тюбик с клеем, отложил его в сторону и снова взялся за смартфон.
Выглядел тот как обычный выключенный гаджет, с той лишь разницей, что в Самсунгах этой модели полагалось быть задней крышке, под ней – месту для карты памяти и сим-карты, а также батарее. Но сейчас смартфон выглядел неразборным, монолитным – никакого намека на заднюю крышку, как у айфонов.
Ничего особенного не ожидая, Митяй утопил кнопку включения.
Экран мигнул, смартфон пискнул, а потом начал загружаться Андроид.
Митяй оторопело глядел на экран. Когда гаджет пришел в рабочее состояние он, чувствуя себя полным идиотом, набрал собственный номер. Спустя пару секунд в кармане тихо загудела и завибрировала верная Нокия. Митяй вынул ее из кармана и мельком глянул на экран.
«Номер засекречен» – значилось там.
– Фигассе, – прошептал Митяй и дал на смартфоне отбой.
В тот же миг на точке Митяя погас свет. И у соседей тоже. Единственное, что продолжало светиться, – это экранчики Нокии и злополучного Самсунга. Впрочем, Нокию Митяй даже не снимал с блокировки, поэтому ее экран очень быстро погас.
Митяй присел, поднырнул под прилавок и выглянул наружу, вдоль ряда. В одну сторону, в другую. Света не было нигде – похоже, обесточили весь рынок.
– Во радость-то! – послышалось слева и из-за перегородки в который уже раз за сегодня выглянул Дуст. – Опять, что ли, веерное отключение?
– Фиг его знает… – отозвался из-под прилавка Митяй.
Он вернулся назад, на точку и вернул смартфон на витрину, а свой мобильник в карман. И почти в тот же момент мобильник зазвонил – пришлось по новой его вытаскивать.
Звонил Степаныч.
– Да, шеф! – бодро ответил Митяй.
– Здорово, лодырь, – буркнул Степаныч. – Там у вас ща свет отключат, будь готов.
– Уже отключили, – отрапортовал Митяй. – Буквально вот только что, минуты не прошло.
– Понятно. Тогда сворачивайся, запирай лавочку и гуляй до понедельника, света не будет, там чего-то монтируют эти дни. Зарплату потом получишь.
– Есть сворачиваться и гулять, – покорно вздохнул Митяй.
Шеф сбросил соединение. Митяй несколько секунд держал трубку у уха, потом отнял и с ненавистью поглядел на экранчик.
– Потом получишь, – пробормотал он негромко. – Коз-зел! А жрать мне, типа, не надо! И за хату платить тоже!
Сердито воткнув ни в чем не повинную Нокию в карман, Митяй запер кассу, снова поднырнул под прилавок и принялся опускать ролеты.
– Шабашишь? – поинтересовался Дуст из-за своего прилавка.
– Ага. Степаныч позвонил, сказал аж до понедельника света не будет. И зарплату зажал, скотина!
– Тогда и я закрываюсь на хрен, – решил Дуст.
Через пару минут и Митяй, и Дуст закончили – торговые точки были надежно заперты. Многие из соседей тоже шабашили, видимо, о грядущем монтаже только Митяй с Дустом не были осведомлены. Покупатели, чертыхаясь сквозь зубы, брели на свет – к выходу.
– Ну что, по пивку? – предложил Дуст воодушевленно. – Раз уж выпали каникулы, надо время проводить с пользой.
Митяй прикинул собственную платежеспособность и решил, что пивко не нанесет совсем уж невосполнимых потерь его бюджету.
– Можно и по пивку, – вздохнул он, пряча ключи от точки в другой карман джинсов, где не было Нокии. – А можно и по чему покрепче…
* * *
Неожиданный мини-отпуск, несомненно, поспособствовал тому, что странности со сломанным и затем внезапно ожившим смартфоном-обманкой основательно затерлись в памяти. Нет, Митяй о сюрпризах того четверга, конечно же, помнил, но из сиюминутных воспоминаний они оказались вытеснены более свежими событиями – и посиделками в «Кварце» с Дустом и девчонками, и субботним футбольным матчем, куда Митяй ходил с дружками-соседями по старому двору («Спартак» в кои-то веки не продул, а выиграл, причем крупно и всухую, три-ноль), и воскресной премьерой «Лабиринта отражений» по первому каналу, и вечерним свиданием с Анжелой, подругой дустовой Натахи, с которой Митяй познакомился в четверг в «Кварце». В общем, явившись на работу в понедельник и застав точку уже открытой, – с ранней рани изволил заявиться Степаныч – Митяй на злополучный смартфон с витрины даже и не глянул. Вопреки опасениям Степаныч сразу же отстегнул Митяю законную сумму – ввиду нерабочей пятницы несколько меньшую, нежели обычно, но к этому Митяй был морально готов, поэтому особо и не расстроился.
– Я там забрал кое-что с витрины на «Овощ», – предупредил Степаныч. – Все, работай!
«Овощем» называлась вторая точка Степаныча, у самого метро, помещавшаяся в уголке напротив входа в овощной отдел «Пятерочки».
– Ага, – кивнул Митяй и принялся рассовывать в ящики под прилавком свежепривезенные шефом коробки с гаджетами и комплектухой. К открытию рынка для покупателей Митяй как раз успел все рассовать и выставить новинки на витрину. Того самого смартфона на виду не оказалось, видимо, его забрал Степаныч. Митяй этот факт мельком отметил, но поскольку как раз подоспел мелкий оптовик из Владимира, отвлекся и в этот день ни о каких странностях не вспоминал вовсе.
Не вспомнил и на следующий день, и в среду – покупатель ринулся косяком и Митяй вертелся как белка в колесе, то и дело телефонируя Степанычу о грядущих подвозах. Торговля, как говорят рыночные аборигены, пошла, иногда такое бывает, чаще всего – перед праздниками, но случается, что и на ровном месте, как сейчас. Митяй ничуть не возражал, поскольку за хорошие продажи ему полагалась премия, а кто ж будет возражать против премии?
В общем, день за днем, неделя за неделей новые события и впечатления пластовались в памяти Митяя поверх того случая, и о необычном смартфоне он и сам не думал, и никому не рассказывал. Митяй не забыл, нет – просто сами мысли к нему не возвращались, а напомнить было некому.
Однако ближе к зиме все-таки вспомнил. И опять все произошло у него на точке и снова в конце рабочей недели, правда, на этот раз в штатную пятницу, а не днем раньше. Продав очередной китаефон счастливому юнцу лет двенадцати, Митяй полез записывать уход товара в специальную тетрадочку, которую заставлял вести Степаныч. Касса кассой, говорил шеф, а бумага надежнее. Митяй так не считал и гораздо охотнее вел бы учет продаж на компе, но с начальством особо не поспоришь. Вот и приходилось упражняться в постепенно отмирающем искусстве писания от руки.