Текст книги "Счастливое Никогда. Уютное Нигде (СИ)"
Автор книги: Марина Бреннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Но не это было странным и пугающим...
Другое. По самому низу ровных рядов "карандашей" тянулись длинные (насколько хватало взгляда) полосы ожогов. Угольно – черная широкая полоса шла несколько неровно, было ощущение, что кто – то, обладающий довольно высоким ростом и длинными руками прошел здесь с кистью.
– Во! – коротко резюмировал Грон, ткнув толстым пальцем в ближайший ствол – Черная и воняет гарью! Кратуров ход! Может, огнедышащих и перебили... не всех, шенн – зи.
Элиджар провел пальцами по стволу. Гарь была странной. Кратуры никогда не оставляли таких следов...
Ход кратура – горелая поверхность. Это да. Но их гарь так не мажется. Ожоги, оставленные этими змеями не настолько поверхностны. Один кратур, пребывающий в боевой форме, способен спалить прикосновением раскаленной чешуи несколько деревьев... Пройди их здесь армия, или даже несколько особей – от леса остались бы головешки, а ведь на земле даже снег не растаял.
Гарь, оставленная на раненных стволах дронгов, воняла страшно и липла к пальцам, как смола.
Полоса уходила вглубь просеки, в обратную от Брангдора сторону.
Оборотень поежился, как от холода.
Не кратуры это. Те, кто прошли здесь, хорошо были знакомы лимбрию. Очень хорошо знакомы и хорошо забыты, схоронены под толстой коркой памяти.
Вот ведь... он и не думал, что встретит их когда – нибудь еще! Хотя... Может, и не встретит. Даже скорее всего – нет.
Нет. Точно нет.
Во – первых. Их мало. Всего две – три особи, не больше.
Во – вторых. Земля, дорога по которой они шли, не сохранила следов, противных и слизистых, застывающих на открытом воздухе плотными, железными яркими каплями. Это значит – шли быстро, не останавливаясь. Может даже, и бежали от чего – то... или за кем – то...
И в – третьих. Ему уже не десять. И даже не четырнадцать.
А посему – хватит ссать.
Помощник внимательно смотрел на задумавшегося Хозяина, ожидая распоряжений.
– Если даже это и кратуры, – наконец изрек тот – Никакой опасности нет. Они ушли. Видишь – ход пошел от Брангдора в сторону?
Грон кивнул, подумав о том, что да – скорее всего, переполошились зря! Огнедышащих кратуров нет как нет, а те, что остались... Да что они могут сделать людям, когда люди под такой – то защитой!
Тем себя и успокоили оба. Но, если Грон успокоился искренне, уверовав в полную защищенность и всемогущество лимбрия, сам лимбрий же просто и где – то малодушно запихал опасения подальше, как ненужный хлам.
В том, что это как раз они – те, которых Элиджар совсем не хотел видеть, особенно теперь, в сегодняшней своей жизни, он и не сомневался. Да, это и были они. Ловцы. Поставщики живого товара для развлечения скучающих богатеев.
Их след кот не смог бы перепутать ни с чьим. Этот след четко делил жизнь лимбрия надвое:
На Сейчас и Тогда.
" Они прошли мимо, в обратную сторону... Зачем, для чего? Кому сейчас потребовались их услуги? Сейчас, после войны, когда тем, кто выжил, совсем и не до развлечений и веселья? Только не дать знать Меридит... только не знать ей..."
– Грон! – бухнул голосом, как колоколом, кидая плащ на руки помощнику – Скажешь всем, что опасности нет. Понял?
– Да, шенн – зи. – склонился тот.
Вот так. Со всем говном он справится сам. Не надо никого в это мешать. Это его дерьмо. Ему и разгребать. Только ему.
Домой Элиджар вернулся относительно спокойным. Хватило сил натянуть на морду всегдашнюю, уже привычную маску напускной веселости и беспечности.
– Шляесся вот, – начала было ворчать Марта, и тут вдруг заговорщически поманила его рукой – Слышишь, что скажу...
Когда Элиджар склонился в ответ на приглашающий жест старухи, она зашептала ему прямо в лицо, обдавая оборотня запахом кухни и почему – то сухой травы. Умиротворяющий аромат прожитой жизни, терпкий и одновременно горький. От него сжимается сердце и слезы подступают к горлу.
– Так вот, кот. – голос старухи стал крепким, потеряв внезапно все дребеззжащие нотки – Шляйся поменьше. А то знаешь... Лежит на столе пирог. Кто ближе, тот и съест. Понял?
Лимбрий распрямился. Согнав с лица добродушную ухмылку, сжал зубы.
– Где они?
– В залу пошли. На портрет глядеть. Только что в нем глядеть, не пойму...
Как оборотень оказался в зале – не помнил. Перед глазами плясали тысячи алых звезд и миллионы блесток. В виски с обеих сторон будто вкрутили по шилу. Руки жгло так, словно ему долго – долго пришлось растирать в ладонях битое стекло.
В себя Элиджар пришел лишь от удара по плечу чем – то твердым. Это не было больно, просто удар подействовал отрезвляюще...
...не слишком только...
– Элиджар!!! Ты что?! – резкий крик принцессы вошел в уши и звякнул в голове, тут же взорвавшись тысячей мелких осколков – Обалдел совсем!
Первое, что увидел лимбрий, пришедший в себя, были его руки, смявшие ткань рубашки Наследника. Когти, проткнувшие плотный шёлк. И руки дракона, в ответ сдавившие запястья Элиджара.
– Остынь, кот. – дракон выглядел абсолютно спокойным – Я еще ничего не сделал. Пока. Ей решать...
Меридит не выдержала:
– Так. – сказала она – А теперь закрыли рты. Оба. Вы мне дороги, каждый по своему, будем так считать. И перестаньте, наконец, сцепляться! Я просто вас прошу, очень. Ну, у нас ничего не выйдет, кроме вот этой постоянной грызни!
Элиджар убрал руки. В конце концов, навалять Наследнику можно и потом. Возможность еще предоставится.
А вот за конфеткой теперь глаз да глаз... Может, кого – то из прислуги приспособить для этого? Или Гроновых головорезов. Да, скорее всего он так и сделает. Это будет оптимальным решением.
Будь воля лимбрия – и Наследник бы отправился пешком в Вестрафскую помойку еще тогда, утром! Но – правила, горхатовы правила, на соблюдении которых настаивает Меридит.
И она права, что настаивает.
Правило о собственности. Замок и Брангдор принадлежат Гранитному. С этим не поспоришь. Также не поспоришь и с тем, что Наследник сейчас по вине Элиджара здесь. И опять же, лимбрий должен...
Но с этими – то правилами он и не спорил! И не собирался спорить! Да вот только принцесса...
Картина вырисовывалась совсем неприглядная: Меридит хочет Брангдор. А настоящий владелец Брангдора – тот, кто может предоставить вертихвостке право на Королевство – хочет ее.Теперь перед Наследником стоит цель сделать так, чтоб и она его захотела, а это дело плевое.
Как говорил старый Дракон: бабы существа слабые...
"Посмотрим еще." – подумал лимбрий – "Посмотрим."
Наследник ухмыльнулся. Холодно и зло. Его эта ситуация забавляла, но до определенного момента. После – включились уже инстинкт и природная вредность.
Теперь он настроен был поиграть, почему нет, если и сама девчонка не против? В конце концов, не убудет от нее... Да и от ее кота тоже.
Гранитный благороден. Он оставит им Брангдор. Но, конечно, не за просто так.
За простую забаву целое Королевство это очень хорошая плата! А если Меридит еще и понесет дитя это просто замечательно.
Но об этом позже. А пока....
– Он там, Наследник. За шкафами. – принцесса указала рукой в сторону окна – Мы оставили его там. Да, если честно, мы вообще здесь ничего не трогали. Так, прибрались немного.
Она взяла Элиджара за руку, сжала пальцы. Приняла сильное, горячее рукопожатие в ответ. Улыбнулась.
"Дурак ты, кот."
Лимбрий закусил губу, чтобы не заржать.
Рука Меридит лежала сейчас в его пальцах свернутой рыбкой и, казалось, нет ничего надежнее этого, и ничего лучше.
Теперь и ни о Гранитном не хотелось думать, ни о Ловцах.
Наследник просто издевается, такой характер. А Ловцы прошли мимо. Ведь так? Так.
Тем временем, дракон вытащил из – за шкафа портрет. Тот все так же был завернут в грубую ткань.
Развернув ее, Гранитный фыркнул. Меридит отвела глаза.
– Ну и что? – Элиджар обнял девушку за талию, грубо и крепко прижал к себе – Что скажешь? Знаешь его?
Наследник кивнул:
– Конечно, знаю. Говорили, что как раз из – за этой мрази и началась война... Это сводный брат и злейший враг Волшебника Тиннеса. Адион Шеридан.
Глава 18
Лимбрию пришлось обнять Меридит крепче. Даже сквозь плотную шерстяную ткань платья и шаль, наброшенную на плечи, лимбрий почувствовал напряжение и холод тела пары (Пусть уж пары, ладно? Пусть пока так...)
В ответ девушка благодарно прижалась к Элиджару и потерлась щекой о пахнущую снегом и почему – то кофе ткань рубашки.
– Спасибо, Элиджар. – шепот, улыбка – Я справлюсь.
Переведя дыхание, спросила, стараясь чтоб голос звучал потверже:
– Откуда тебе известно, Наследник? Тебя не было столько лет. Откуда тебе знать...
Дракон насмешливо хмыкнул:
– Я же не в пустоте жил... И читать умею, и со слухом у меня все в порядке, и со зрением. У Ящера в замке книги были. Там и портреты, и что угодно твоей душе. И слухи, и сплетни Ящер приносил. С Тинессом они общались же. Вот Ящер и говорил, что война началась из – за того, что Адион, будучи Королем, оборону не удержал. Сомт – Ирг слабое Королевство, одна надежда была на Окрехай. Но Адион...
– Обосрался твой Адион! – буркнул Элиджар – По уши обосрался. Вместо того, чтоб вино квасить и баб насиловать, надо было палец из жопы вынуть хоть раз и заняться обороной.
Наследник развел руками:
– А я – то что... И почему мой Адион? Я его и не видел ни разу, только на портретах. А этот портрет...
Он прервался. Потом вдруг начал говорить странно, как если бы в горло ему натолкали камней и сейчас заставляли их глотать.
– Я думаю, это отец его оставил. Понимаете, какое дело... Тиннес и Адион да – были побратимы. Сводные. А покойному Королю Брангдора Адион... родной. У них общий отец. Отсюда и схожесть внешности. С Тиннесом они потом братались, позже. По собственной воле. Вроде, чтобы Потенциал увеличить.
Лимбрий выругался. А Меридит внезапно расхохоталась: громко, делано и как – то нервно.
– Только путаницы наделали! – сказала она, хрустнув пальцами – Вот такие браки мне никогда не нравились. Муж и жена должны быть только вдвоем. У некоторых же Кланов обычаи такие, что в постелях бывает теснее, чем на постоялом дворе в праздник. И толку? Все равно все разругались... И закончили многолетней войной. Идиоты.
"Правильно мыслишь, конфетка!" – гыкнул лимбрий про себя – "Еще бы поступала правильно! Что ж, придется тебя учить... всему. И покладистости. И супружеской верности."
Некоторое время они молчали. Несмотря на мерные, привычные уже звуки дома и улицы, тишина стала такой осязаемой, что еще немного и – ее можно было бы зачерпнуть ложкой, как застывший жир.
Рраз – блестящее, слегка потертое железо входит в маслянистую матовую субстанцию.
Два – изгиб, и в суженном углублении мирно покоится белый плотный комок.
И два. И три. Палец хозяйки отделяет застывший жир от железа и уже шипит, шипит он на пока еще лениво отзывающейся сковороде. Ожидая, что ляжет на него сверху: тонкий слой блинного теста или кусок домашней колбасы.
– Заморочил ты мне голову своими родственными узами, Наследник! – проворчал наконец – то Элиджар – В ваших кровных связях без литра вина не разберешься, а в супружеских постелях сам Горхат заблудится. Ладно. Сейчас обедать. А потом поехали, мозги проветрим. Иначе они у меня из ушей потекут... Наследнички, вашу мать!
Пообедали плотно: тушенным козьим мясом, отдающим травами и специями, густо пересыпанном кольцами лука и мелким перцем. И ягодное вино переливалось, и красиво играло в кружках всеми оттенками крови. И пирог, туго набитый сладкой начинкой, томно вздыхал, как дева в первую брачную ночь, истекая соком и ожиданием. И травяной чай, поданный позже, взбодрил и успокоил. Мятущееся, темное дно залил ароматной, сияюще – ванильной влагой...
Вкусная еда всегда настраивает на благодушный лад и спокойный сон. Ну, либо на неспешную прогулку и нежные мысли о том, что все хорошо и прекрасно, и все получится!
Примиренные обедом и общими теперь заботами и тайнами, на прогулку собрались неспешно.
Брангдор выглядел празднично. Город был охвачен ожиданием – до Дня Холода оставалось менее недели. Горячая, радостная нервность чувствовалась во всем – в нарядных, расчищенных улицах, в улыбках случайных прохожих. В возгласах торгашей, доносящихся с главной площади...
– А вот кому яблочки моченые! Медяк кучка, в кучке одна штучка!
– Бери – бери, не прогадаешь С походом отдам!
– Табак! Табаааак! Курите на здоровье, шенны! Пусть глотка радуется!
Подхваченные всеобщей суетой, дружной троицей, в сопровождении няньки с крутящим головой Дениором на руках, подьехали к торговым рядам.
Слушая песни и крики, утонули, растворились во всеобщем, возрождающемся веселье.
– Торговля налаживается! – крикнула принцесса, принимая из рук почтительно склонившегося торговца кулек с леденцами – Это ж хорошо, Элиджар! Не представляешь, как это здорово! Посмотри, Наследник! Будет, как раньше. И даже лучше. Все вернется, дай время...
Они и смотрели. Оба – на нее одну. Веселая, раскрасневшаяся, с выбившимися из – под платка кудрями, принцесса была...
...прекрасна. Просто до боли, до невыразимой боли. Стройненькая, точеная, раздающая улыбки и благодарности направо и налево. Жующая раллайс и конфеты. Заговорившая о чем – то с продавцом пряников – высокой, худой женщиной с изможденным, изрытым оспинами лицом.
И Ничья. Все еще Ничья.
– Селина обещала пряников к Дню Холода. – сказала принцесса, взбираясь в экипаж – Много, целую корзину. Очень вкусные пряники. А она из беженок сама, с Востока откуда – то...
– Кто из беженок, корзина? – лимбрий растянулся напротив – Ты говоришь бессвязно.
Меридит шлепнула партнера по плечу:
– Селина! И говорю я связно! Ты не понимаешь? Твои трудности, кот.
Дениор залопотал, по своему обыкновению малопонятно. Потянулся к матери. Меридит взяла мальчика на руки и дала ему пряник, который тут же он принялся грызть.
– Плохо говорит он у вас! – сказал Наследник, разглядывая проплывающие мимо серые здания – Ничего не понять.
Элиджар огрызнулся:
– Так главное, чтоб ты хорошо говорил, змей! Тоже умник. Ты в его возрасте еще в штаны гадил, Дениор хотя бы этого не делает.
Дракон отмахнулся от лимбрия, как от надоедливой мухи:
– Да иди ты! Я к тому, что учить надо мальчишку. Маги сами учатся, а он полукровка. С ними возни больше.
Принцесса застонала и закатила глаза. Ее веселили эти перепалки, но и напрягали одновременно.
– Хватиииит! Ну хватит уже. Я и сама понимаю, что Дениора надо учить! Только таких учителей нет пока, а сама я не умею. Мы с ним все разговариваем, а он вот: ма, ня и все. Что я сделаю?!
Дракон улыбнулся. Эта улыбка сломала всегдашнюю надменность, отеплила черты лица, точеные и холодные.
– Я тебе помогу, Меридит. Я умею.
Девушка вопросительно посмотрела на него.
– Грэста плохо разговаривала. – обьяснил Наследник – Слова путала и буквы переставляла с места на место. Я помню, как учили ее. Помогло. Очень помогло. Потенциал, когда спит, выдает подобные штуки. Будить надо, если можно так выразиться.
Принцесса согласно кивнула головой, ну а что? Попробовать ведь можно. Все лучше, чем ничего. Очень не хотелось ей, чтоб ее сын, будущий Король Брангдора рос отсталым!
Со временем отстроят школу, найдут учителей и Дениор, конечно же, пойдет туда... Но это когда будет... Пока, хоть что – то.
Остановились у огромной снежной горы, с которой, весело крича, скатывались люди.
И не остановились бы, если б Дениор не потребовал. Оборотням было наплевать на катание с гор, Меридит же считала себя слишком взрослой для этого. Да и принцесса Брангдора, катящаяся вниз по кинжально – сияющей дороге, хохочущая и орущая это нонсенс.
Хотя – почему нонсенс... Разве есть такие правила, которые запрещают принцессам кататься с гор?! Есть? Ну так покажите их мне.
Вниз катались все вместе, обнявшись и прижимая к себе по очереди визжащего от удовольствия мальчишку. У подножья горки барахтались в снегу и хохотали, как одержимые.
Устроили бой снежками вместе с местными ребятишками.
А потом стояли, обнявшись Меридит и Элиджар, наблюдая, как катится вниз Наследник, посадивший себе на колени будущего Короля Брангдора вместе с другими, довольными человеческими детьми.
И как они похожи. Нет, не только Дениор и Наследник.
Все они. Возрождающиеся и объединенные.
Измученные, пропитавшиеся потом и кровью прошедшей войны. Пропахшие гарью, цветами и медом.
Родные.
Домой ехали молча, радостные и уставшие, перебрасываясь взглядами, улыбками и короткими фразами ни о чем.
Дениор, скрутившись калачиком спал на руках у Наследника, крепко сжав в кулачке подаренного кем – то из мальчишек деревянного солдатика.
Забегая вперед, скажу: в свое время эта топорно вырезанная и аляписто раскрашенная фигурка, уже рассохшаяся и потемневшая от времени, будет украшать собой полку камина в шикарной Королевской спальне.
Но до этого времени еще долго, очень долго ждать! Еще даже и не начал сыпаться песок в громадных часах Вселенной.
Пока же было, что было: подьехавший к воротам замка экипаж и выбежавшие встречать хозяев Марта и прислуга.
И позже, намного позже, когда уснули уже все, разморенные заботами дня и обильным ужином, в окно спальни Меридит и Элиджара заглянула любопытная Аления.
Принцесса обняла любовника за шею и прикрыла глаза, вдохнувши запах его кожи: как всегда терпкий, какой – то кофейно – коньячный, с ноткой горечи, ощутимой на языке.
– Что, конфетка? – прошептал лимбрий ей в волосы – Весь день маслила глазками дракона, а ластишься ко мне?
Меридит скользнула рукой по крепкому, поджарому мужскому животу вниз, под простынь.
– Никого я не маслила, не придумывай. – ванильный шепот обжег шею Элиджара – Глупый ты, как пробка...
Рука девушки нежно легла на напряженный член, горячий и пульсирующий. Оборотень выдохнул со стоном, повернул голову и нашел губы девушки, раскрытые как цветок, еще сладкие от конфет и вяленных фруктов.
Она приняла его, тронула языком его язык, ответила на поцелуй со всей нежностью, на какую была способна.
– Ты такой замечательный! – вырвалось у нее, тонкие пальцы переплелись с волосами лимбрия, губы его захватили сосок и принцесса застонала – Еще, мне так нравится...
Он подсунул руки под ее спину, под сложенные лопатки – крылья и осыпал круглые груди поцелуями, как мелкими цветами.
Девушка уперлась затылком в постель, сминая простыни. Разметав по ним волосы, она прикрыла глаза. Свела бедра, втянула живот, ощутив губы любовника, касающиеся горящей кожи. Рука оборотня легла на худенькое бедро, поглаживая и сжимая его.
– Разведи ноги, Меридит. – хриплый шепот и, вслед за ним легкий укус – Разведи, я хочу смотреть на тебя!
Принцесса выполнила его просьбу; упершись маленькой сильной, чуть шершавой ступней в жесткое плечо. Вторая ступня сдвинула покрывало.
Секунда – и горячие мужские пальцы развинули тугие пылающие губки и двинулись вглубь, в текущую влагой суть, подушечка большого пальца погладила комочек клитора. Девушка вздрогнула и сжала груди руками.
– Ты с ума меня сведешь...
– Ты тоже, конфетка. Какая же ты красивая!
Она застонала в ответ на слова, погладившие сердце и выгнулась в ответ на прикосновения руки, безумствовавшей между ног.
Меридит распахнула широко глаза, до этого прикрытые, но вокруг была лишь тьма, пересеченная тонкими сияющими нитями ночного света и пересыпанная блестками свечей и звезд.
Ночь вторглась в спальню, выбив дверь пинком ноги. Забросала блеском пол и постель, притушила огни настенных факелов, расцветила и перекрасила глаза лимбрия из кофейных в серебрянные.
А может, и не вторглась так грубо...
Может, просто вошла, как входил сейчас Элиджар в желанное тело: мягко, но требовательно одновременно. Лаская и подчиняя.
– Еще, – требовала Меридит то ли у него, то ли у ночи, оплетая поясницу любовника ногами и устремляясь навстречу – Еще, пожалуйста!
Это было потрясающе! То, что происходило сейчас – было просто потрясающе. С ним всегда было потрясающе, как и ему с ней, но сейчас... просто, как в первый раз!
В самый первый.
И этого потрясения никогда не понять тому, кто любит лишь тело и совокупляется только телом и с телом – бесполезно.
Он вышел из нее, но только лишь за тем, чтобы лечь на спину и привлечь к себе расплавленную лаской женщину.
Меридит выдохнула, когда оказалась сверху и почувствовала в себе раскаленную жгучую мощь.
Двинулась, сперва осторожно, затем осмелев. Уперевшись ступнями в стальные плечи, отклонилась слегка назад, облив волосами ноги любовника.
– Красота... какая... – оборванно и жарко прошептал он.
Пальцами разведя губки блестевшие от влаги, погладил клитор и вдруг, резко перевернувшись, прижал любовницу к постели.
Чуть сжав горло рукой, а поцелуем губы, вторгся языком в рот, а членом в суть, вошел до конца, резко и даже как – то хамски, словно стараясь слиться с парой полностью, отдать ей себя и забрать ее себе. Стать единым целым, переливаясь и вливаясь в нее.
– Кончай, – прошипел едва слышно, чувствуя уже близкие спазмы содрогающегося от невыносимой сладкой боли тела – Не жди меня, кончай...
Меридит взвыла раненым зверем, изливаясь мирриадами тонких струек и распадаясь на миллионы острых блесток, как всего лишь тысячи секунд назад распадалась ночь...
Вслед за этим взрывом немедленно последовал и другой, ударивший внутрь, в суть сильной струей и...
...взорвался Мейрд!!!
Больше не было ничего.
Ровно тысячу секунд.
...Когда тысяча секунд прошла, Меридит открыла глаза, почему – то боясь увидеть разорванное, разбитое ночное небо...
Но увидела только темный потолок со скользящими по нему сполохами каминного пламени.
– Где ты был раньше, Элиджар? – вопрос – выдох, одновременно с биением загнанного сердца – Где ты был раньше, где ты шлялся, когда я еще была глупой и умела любить?! Почему ты так опоздал?
Она разрыдалась. Грязно и отвратительно разрыдалась, как пьяная баба в дешевом кабаке. Меридит Брангдорская сейчас ревела коровой, не в силах унять слез.
Первый раз в жизни. Сердце плавилось и текло наружу сквозь глаза огненными каплями.
– ГДЕ? ТЫ? БЫЛ?
И, прижав к себе трясущееся, смятенное истерикой тело пары (теперь уже совершенно определенно – пары!), он ответил глухо и тяжело:
– В зверинце, Меридит. В Удаайпуре. Прости... я не хотел говорить.
Глава 19
Если вспоминать все до мельчайших подробностей, можно сойти с ума. И знаете, почему?
Нет, дело не в каких – то тайнах или ограниченных возможностях нашего разума, или в лени, или в страхе...
Дело в другом.
Воспоминания это не картинки, застрявшие в голове, как штопор в рассыхающейся винной пробке.
Воспоминания это стекло. Разбитые разноцветные части жизни, перемешанные между собой. А иногда перемолотые в труху... Иногда мы достаем их с полок и тщетно, долго, раня руки, пытаемся сопоставить в рисунок.
И выходит такой бред... Ну, или витраж.
Вот поэтому Элиджар, младший детеныш из последнего помета, один из выживших в тяжелую, засушливую пору, не любил воспоминаний.
Привыкший жить одним днем, рассчитывать только на себя и заботиться только о себе, теперь он искренне недоумевал, с чего это ему пришло в голову взять на себя ответственность за целое Королевство?
За женщину. За призраков этой женщины. За ребенка этой женщины.
С ума он спятил, что ли...
Какого то Горхатского сына он должен вытирать им всем сопли!
– Прости, Меридит. – шептал лимбрий, зарывшись лицом в теплые волосы – Прости. Прости меня.
Вот и не хотел он вспоминать ничего! Не хотел ни вспоминать, и даже пальцем бы не пошевелил ради кого – то другого, неблагодарное это занятие!
Меридит уже не рыдала. Закусив губы, зажав рукой рот, она зажмурила глаза и тряслась всем телом, как от студеного ветра. Если бы ей довелось стоять совсем голой в зимнем поле, она не дрожала бы так; просто ноги тонули б в снегу, да живот и грудь хлестал ветер.
– Хочу... кофе. – вдруг сказала она, сминая пальцами простынь – Большую кружку.
На "большой кружке" тон прозвучал ровнее, а дыхание перестало напоминать шторм.
– Хорошая идея. – кивнул оборотень – В самом деле! Давай кофе выпьем? Кофе с молоком и сахаром. И с булками. Пока кухарка спит, я сопру в кухне.
Он метнулся в кухню со скоростью ветра. Она хочет кофе. Значит, будет ей кофе! Горхатова задница, да он и из – под земли достал бы этот сраный кофе, если б его не было в доме!
Метнулся быстро и вернулся быстро. В спальню вошел, хихикая и скалясь. Поставив поднос прямо на смятую постель, потер ухо.
Меридит села, поджав под себя ноги и натянула покрывало по самые глаза.
– Что смеешься, кот?
Фыркнул в ответ:
– Кухарка не спала, оказывается... Прилепила полотенцем в ухо! Но я оправдался. Сказал, что это все для тебя.
Принцесса хихикнула и взяла тяжелую чашку. Запах кофе ударил в ноздри, вкус молока и ванили танцевал на языке и в горле, растопил, согрел душу.
– Что за зверинцы, Элиджар? – спросила она, откусывая от булки огромный кусок – Те шамые? Самые...
Лимбрий забрал у ней булку, разломил на мелкие куски и один из них закинул себе в рот.
– Те самые, да. Слышала о них?
Принцесса кивнула:
– Они же запрещены, вроде?
Лимбрий прожевал кусок мятного теста и растянулся на покрывале. Меридит, отставив кружку легла рядом и прижалась щекой к груди любовника. Девушке просто нравился стук его сердца – размеренный, живой и глухой.
– Запрещены, конфетка. Во всех частях Мейрда. Но на Востоке с этим попроще. Там на это иначе смотрят.
– Так ты с Востока?
– Не, – ответил он – Из Гортонских Лесов. С Юга.
...Он прикрыл глаза.
Потом разлепил губы, еще сладкие от сахара и шершавые от гари дыхания и принялся складывать витраж.
Младшему детенышу многодетной самки лимбрия исполнилось неполных десять лет, когда он ласковым пинком был выброшен из родного логова, дабы не досаждать матери нахлебничеством и своим присутствием.
Оно было, разумеется, правильно: нечего, нечего. Надо учиться охотиться, жить; а как ты научишься чему – то, если все время кто – то все делает за тебя и решает?
У особей Серебряных Лимбриев довольно долгий срок жизни и десять лет для самца – довольно мало, но так решила мать, которая до смерти не любила, когда кто – то плотно садился ей на шею.
Первые пару недель он почти голодал. Потом, сообразив что к чему, начал потихоньку приспосабливаться к окружающему его, недружелюбному миру.
В пищу шло все: дикие козы, домашний скот и (иногда, только иногда!) пастухи, его охраняющие.
Время от времени, юный хищник выходил на байраны (так называются села на Юге Мейрда), там пропитание было добыть труднее. Люди совершенно не были готовы делиться своей добычей со зверем.
Они не хотели делиться, а он не готов был голодать...
Когда его подранили первый раз, было больно. Даже не слишком больно. Обидно.
Спрятавшись далеко в лесу, в густых колючих кустах, лимбрий всхлипывал, терпеливо выжидая, когда слабый еще, просыпающийся Потенциал залечит раны, оставленные железными шариками, распадающимися под шкурой жгучей смесью.
Позже он сам над собой ржал, вспоминая те глупые, детские слезы.
Потому – что потом было весело: пули уже не проникали в тело. Отскакивая от шкуры, летели в траву, в землю, в преследователей. Элиджару было весело! Тогда он чувствовал себя неуязвимым! Мир склонялся перед ним, позволяя ходить по себе всеми четырьмя лапами.
Как прекрасно было проснуться на рассвете и, окунувшись в теплую воду озера, покатавшись на траве, отправиться на поиски очередного развлечения!
Охота зачастую и была таким развлечением – хищник умел совместить приятное с приятным.
Шло время, дни сменяли ночи, а ночи дни. Он жил для себя, жил от себя и сам по себе. С каждым днем, с каждой минутой все глубже и плотнее врастая в звериную шкуру; все прочнее забывая о том, что может быть не только зверем...
Так, в полной беспечности и спокойствии, прошло около четырех лет.
А потом пришли Ловцы.
Нет, вот как раз Ловцов Элиджар не винил абсолютно! Сам виноват – угодил по неосторожности в западню. Зазевавшись, не заметил почти прозрачной сети, переливающейся на ярком свете дня мирриадами разноцветных капел Потенциала.
Специальная смесь, ей пропитывают ловушки, годящиеся для поимки магических зверей.
Сеть облепила тело зверя и, мягко звякнув, ударили под шкуру и мышцы невесомые, болезненные разряды, прошли к сердцу и в мозг. Мир, так радушно раскрывавший прежде свои объятия, превратился в крошечную темную точку и свернулся мутной каплей.
После была клетка, потом еще клетка, потом еще и еще. Специальный ошейник, усыпляющий Потенциал и парализующий разум. Оковы на лапах – четыре светящихся металлических кольца, перехваченные между собой длинными цепями.
Хороший уход и корм. Вот это было как раз, очень обоснованно: ни один дурак не станет выкладывать крупную сумму за зверя, выглядящего кое – как. Никакому богатею не нужны торчащие ребра, парша или болезни.
О второй, человеческой форме Элиджара Ловцам было известно сразу. Лимбрии Мейрда не все оборотни, наоборот, "сдвоенных" очень мало и поэтому Элиджар являлся особо ценным экземпляром.
Настолько ценным, что одного из Ловцов, посмевшего огреть огрызающегося зверя плетью, убили свои же, свернув шею прямо там же, возле клетки.
Потом был долгий нудный путь через море, в корабле, в клетке, сияющей парализующими нитями и вычищенной до блеска. Морская качка вымотала лимбрию кишки, он выл от бессилия и чуть не плакал от тошноты.
Поэтому зверь даже обрадовался, когда почувствовал и услышал близость и звуки суши.
Вот рынок – зверинец в Удаайпуре он плохо помнил. Возможно потому, что это место ошеломило его множеством звуков и смесью запахов.
Зверь попросту обалдел, а очнулся уже в клетке в зверинце, в загородном поместье своего нового хозяина.
Им оказался Политик. Министр. Один из тех законодателей, которые придумывают законы, на которые сами же и плюют...
Вторым хозяином лимбрия стал Судья, которому Политик проиграл лимбрия в карты.
Третьим стал Целитель. У него зверь пробыл совсем недолго. Через недолгое время зверь был отнят за долги и передан четвертому Господину. Судебному Исполнителю.
И вот здесь лимбрий не выдержал. Непонятно почему... То ли он вспомнил о том, что отнюдь не домашний, хотя еще немного, и он стал бы таким... То ли он просто сошел с ума...
Я не знаю, что с ним случилось. Честно, не знаю. Не дал Бог мне таких способностей – объяснять чужие поступки. Я и не стану. Просто расскажу...
Однажды зверь исчез, оставив после себя сбитый замок, вывороченные ворота и яркую травяную лужайку, залитую дневным Мейрдом и кровью.
Кровью, да. Путь к свободе часто бывает полит кровью.
А потом...
Была герцогиня. Вместе со своей дочерью, тупой, капризной, избалованной красоткой, мигом заприметившей красивого парня, нанявшегося в работники.
К тому времени Элиджар начал уже понемногу осваивать человеческое тело. Ранее ему не приходилось использовать эту форму так часто, теперь же пришлось.
