Текст книги "Счастливое Никогда. Уютное Нигде (СИ)"
Автор книги: Марина Бреннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Он с готовностью кивнул:
– Хорошо, конфетка! Как скажешь!
Домой шли в полном молчании, принцесса лежала ничком, крепко держась за пушистую шкуру Элиджара и, прищурив глаза, наблюдала за падающим снегом. Он падал и падал крупными сияющими хлопьями, чертящими черный воздух так, как белые шелковые нити чертят черный бархат – в Окрехае, помнится, когда – то была в моде вышивка в таких тонах – белым шелком по черной ткани.
– Элиджар, а где сейчас дракон?
"Не имею понятия, конфетка. Я его не видел. Да и мне по барабану, честное слово, где он болтается! Я шел за тобой, эта косомордая тварь меня не волнует."
Она шлепнула по пушистой спине:
– Прекрати называть меня "конфетка", я же просила! Ты невыносим, иногда хочется тебе врезать...
"А мне хочется тебя трахнуть. Причем не иногда, а постоянно. Как думаешь, отчего это? Ты ведь не красавица, принцесса. И не умница. Но если последнее можно простить, и с легкостью – в женщине ум совсем не главное, то первое... Вот не знаю, что в тебе привлекло выродка Гранитных?"
Меридит зажмурила глаза и дернулась. Ей стало не по себе. И не от боли – как раз боли уже почти не было, она ушла, уступив место небольшим покалываниям и легкой щекотке в области повреждений.
Не по себе было от другого. Последний. Гранитный дракон – последний. И она – одна из последних. Последних магов. Да еще и женщина.
Самка. Возрождение Семьи. Дракон, конечно, может поискать и другую носительницу Силы, но оно ему надо – так уж озадачиваться? Где – то искать кого – то... Неизвестно еще – найдешь или нет, а тут – самка с детенышем, готовые и беззащитные. Детеныша можно выкормить, вырастить своим послушным рабом (разве Элиджар не поэтому с ней?), а самка это клад. Особенно по нынешним, послевоенным, пустым временам.
– Элиджар, но ты – то не Последний из Семьи?
"Нет." – отозвался кот – "Родственнички где – то есть. Так что нет, не последний. А почему ты спрашиваешь?"
Она промолчала.
"Не последний, но и не лучший. Не лидер, Меридит. Мне смысла нет размножаться, если ты об этом... Да, у нас с тобой могут быть дети, я уже говорил. Да только зачем? Ты не хочешь. У тебя есть Дениор. А я... не собираюсь тебя заставлять. Принуждение не мой конёк. Меня это не заводит, об этом тебе тоже известно. Вот если ты сама попросишь..."
– Жди, лимбрий. – буркнула девушка – Может, и попрошу. А может, и нет...
И внезапно ее озарило! Она ведь может спасти город! Ее город, ее дом, ее Королевство! Так просто! Ну да, как ей не пришло это в голову сразу?!
Меридит села, все еще придерживаясь за шерсть.
– Элиджар, поворачивай назад! – крикнула она, давясь морозным воздухом и восторгом.
"Зачем?"
Он остановился, мотнул хвостами и повернул голову вбок. Нехорошо прищурился.
– Я все придумала! С ним можно договориться! С драконом! Представляешь, КАКУЮ защиту получит Брангдор, если я...
И тут произошло что – то странное. Яростное, сравнимое с порывом ветра, либо с потоком вырвавшейся воды. Принцесса и сама не поняла, что вышло, но миг и...
...она лежала на снегу, разметав руки и волосы, перемешавшись с белыми хлопьями, прижатая к твердой земле широкой звериной лапой.
Когти, выдвинувшиеся из мягких пушистых чехольчиков скребнули слегка по груди, возле горла, грозя пропороть нежную кожу, выпустить наружу рубиновый поток крови.
Рубиновый мед с запахом и вкусом мокрого железа мог бы окропить снег и расцвести розами, нежными и прекрасными.
– Ты чего? – удивленно выдохнула Меридит, положив руку на лапу, подбирающуюся к ее горлу – Элиджар, ты сдурел?
Глаза, металлические, яркие, ледяные, заглянули прямо вглубь, замораживая душу.
В висках стукнуло. Но не как всегда – мягко и неназойливо, а резко и больно.
"Я вот думаю, принцесса..." – в голове зашипело так, как будто из черепной коробки вынули мозг и наполнили ее фруктовым перебродившим сидром – "Сейчас или потом открутить тебе башку? Наверное, лучше сейчас, пока ты не раздвинула ноги перед драконом? Или еще перед кем – нибудь, якобы во имя спасения Брангдора. Ты же ЭТО придумала? Славная мысль! И главное – потрясающе оправданное блядство. Принцесса Брангдора не шлюха. Вся ее ебля – во имя спасения? Так? Ведь так?"
– Пошёл ты! – она крутнулась в снегу, тщетно пытаясь вырваться – Ты мне не указ, я сделаю, что посчитаю нужным! Это единственный выход! Да послушай же ты!!!!!!!!!!
Лапа надавила сильнее, в груди что – то мелко хрустнуло. Меридит разозлилась окончательно.
– ПУСТИ, СВОЛОЧЬ! Ты мне... НИКТО! Никто и звать тебя никак! Хоть тысячу меток поставь, все равно! Пусти, я сказала!
Он выпустил ее. Выпустил резко и внезапно, будто потеряв интерес. Всякий интерес.
...Дома они молчали, не поднимая больше скользкой темы, но каждый из них думал и думал об этом.
То, что предлагала принцесса, было выгодно всем. И невыгодно никому. Ей же самой в первую очередь.
И поэтому ли, а может и по какой другой причине, а только сейчас она молчала, уткнувшись в грудь Элиджара лбом, коротко вздыхая и встряхиваясь всем телом. Оборотень думал, что девушка будет плакать или еще хуже – хныкать, щуря глаза, хитро и лицемерно.
Однако принцесса молчала и он всем существом своим осознал, НАСКОЛЬКО ей сейчас больно и неуютно самой. Когда сильно больно – плакать не тянет, слезы замерзают и застревают внутри колючими иглами и колят, колят, колят сердце...
– Меридит, иди сюда. – он приподнял девушку подмышки – Все, хватит. Перестань. Не беспокойся и не придумывай ерунды. Хорошо?
Она вздохнула, нервно и рвано, так дышат звери с перерванным горлом, когда пытаются глотнуть побольше воздуха и продлить хоть на миг затухающую в них жизнь.
– Я не шлюха, Элиджар.
– Я знаю.
– И ты мне НЕ НИКТО.
– И это знаю. Ты мне тоже.
Лимбрий поднял на руки хрупкое, худенькое тело. Невероятно, сколько боли смогло оно в себя вместить! Всему есть предел, даже сверхпрочный сосуд когда – нибудь не выдержит и лопнет. То, что находится в нем, хлынет наружу стремительным потоком и уж тогда берегитесь все, кто окажется на его пути.
– Давай не будем мучить друг друга? – он коснулся губами ее волос, скользнул к виску и щеке – И успокойся, хорошо? Не неси ерунды, принцесса. Разреши мне заботиться о тебе. Просто разреши.
– Он вернется, Элиджар. Я даже не понимаю, почему его до сих пор нет еще... Если все наши предположе...
Оборотень закрыл рот Меридит поцелуем просто, чтоб не слышать той ереси, которую болтал ее язык. Ему вдруг стало мерзко и горько от тех слов, которые грязной массой текли из ее рта. Как будто и не принцесса стояла сейчас здесь, и не молодая мать, и не девчонка – трогательная, напуганная, но все – таки кинувшаяся на выручку зверю, попавшему в капкан, а дешевая городская шлюха, решающая свои вопросы с сутенером: хрипящая, наглая и спорящая из – за каждой монеты.
Словно они шли назад.
По сожженному то ли кратурами, то ли драконом мосту.
Шаг. И еще шаг. И еще...
Назад он не хотел. И она тоже не хотела, Элиджар знал точно – иначе почему сейчас, переплетя пальцы с его волосами, отвечала на поцелуй? Иначе почему пошла с ним, ввязавшись в аферу, в сомнительное предприятие, в разруху, в никуда?
Но пошла же, а значит – его теперь обязанность – оберегать и охранять, чтобы не дать ей ни малейшего повода усомниться, выбить из – под ног плоские, удобные ступени обратного пути.
– Все хорошо будет, Меридит. – выдохнул он ей в щёку – Веришь? Если твой чешуйчатый приятель вернется, я его встречу. Поняла?
Меридит хихикнула и кивнула, увлекая любовника за собой, на покрытую тонкими одеялами постель.
Там он и настиг ее, взял – голую, хихикающую и ойкающую от осторожных прикосновений к заживающим ранам. Взял быстро, будто торопясь, что передумает верить и пойдет назад, сминая ногами сгоревшую траву, ступени, обрывки дороги и разговоров.
Согнув в коленях худенькие, почти девчачьи, смуглые ноги, вошел глубоко, резко и жарко, глядя прямо в серо – голубую марь глаз расплывающимися серебристыми зрачками. Подложив руку под выгнутую спину, долго – долго ласкал собой юркое тело, ставшее внезапно невероятно податливым.
Меридит была сейчас невероятно возбужденной и возбуждающей: влажной, закусившей нижнюю губу, чтоб не стонать громко – это был только ЕЕ жест, как и все здесь было ее... разметанные по подушкам волосы, раскинутые руки, пальцы с короткими ногтями.
Элиджар тронул языком соски, один и другой. Девушка вдохнула как – то внутрь, глухо и глубоко.
– Еще, – попросила она – Мне нравится! Очень...
Ей нравилось все, что он творил с ней. Как – то девчонка обмолвилась, что не против постельных игр в любое время, только чтоб...
– Чтоб не больно, Элиджар. И без этих всяких...
Лимбрий как – то сразу понял, что она понимает под "этими всякими". Нет уж... Делать больно своей паре, пусть взятой им супротив закона и вопреки всему, поэтому и парой – то его она считаться вряд – ли могла теперь; он не хотел. И не делал.
Незачем было разматывать перед ногами принцессы ленту обратного пути.
Пусть и любви между ними не было, и быть не могло, только вот что же это было?
Что – то другое.
...Позже, когда задавила она карамельный крик узкой ладонью, прижатая к простыням массивным мужским горячим телом, лежала, прижавшись лбом к плечу оборотня, все еще чувствуя в себе тугую мужскую мощь, оборванно выдохнула и спросила:
– Отчего ты пошел – то за мной? И один...
Лимбрий фыркнул и, осторожно выйдя из желанного тела, лег рядом.
– А с кем мне надо было идти, с оркестром? Горожане не сунутся в Вестрафский лес, сама знаешь. Боятся они. Да и кого брать? Прана с его кривыми ногами? Как раз бы и пришли, когда б уже дракон тебя оттрахал. Ну или сожрал. Я не знаю, что он там хотел...
Лимбрий уже задремал, а принцесса все еще лежала без сна, вглядываясь зачем – то в потолок, щуря глаза, наблюдала, как ползут по темной лепнине тени прыгающего в камине огня и падающего за окном снега.
И, как навязчивая мелодия из тех, которые прилипают к памяти намертво, крутилось сейчас в памяти не то, постоянное: "На колени, тварь грязнокровая!", а новые слова...
Новая музыка, фраза, которую обронил любовник ее перед тем, как отдаться во власть сна.
– Все – таки ты мне нравишься, Меридит...
Повернув голову, она протянула руку и, намотав на палец горько – шоколадный локон его волос, прошептала, чувствуя, как язык легонько бьет в зубы и касается губ:
– Все – таки и ты мне, наверное, тоже...
________________________________________________________________
*День Холода – праздник в начале зимы.
Глава 13
Несмотря на неприятные события: дракон, сгоревшая деревня, распухшие колени старика Прана, эпидемия заразной болезни, жизнь начала приходить в более – менее стабильное, нудное русло.
Болезнь усилиями горожан, Марты и пары замшелых целителей не получила распространения. Не найдя пищи, она стала угасать, угасать, угасать, пока совсем не сошла на нет.
Площади и улицы города теперь расчистили от остатков пожарищ, завалов и, приведя в божеский вид, теперь чистили регулярно. Брангдор преобразился. Немного, но преобразился – теперь он, хотя бы, не напоминал собой помойку, безысходность больше не смотрела из его глаз.
На месте сгоревших строений решено было строить новые здания но, конечно, летом. Сейчас же уцелевшие семьи в спешном порядке были заселены в пустующие каменные дома.
Вопрос с топливом тоже был решен, хотя и наполовину – группа самых сильных мужчин отправлена была в ближайший лес. Рубщики сперва посопротивлялись – а что, если дракон вернется, а что, если мороз, а что, если...
– Дракон вернется? – притворно удивился Элиджар – Конечно, вернется. Думаю, тварь не раз еще навестит Брангдор.Только вам – то что? Не вам с ним говорить. За топливом пойду с вами. Если что, так... сам.
На эту фразу люди ответили уважительными согласными кивками. Горожане почувствовали себя хоть под небольшой, а защитой и таково было сейчас их положение, что защиту эту теперь они готовы были принять хоть от кого.
Даже от этих двоих, пришлых и мутных. Тем более, пришлые до сих пор никакого зла не сделали никому.
Тот памятный день, когда Меридит чуть не погибла в когтях неведомого чудовища, врезался в память, постепенно обрастая сплетнями и фантастическими подробностями.
Языками чесали так усердно, что принцессу чуть ли не избранной в жертву объявили – вроде как за своим добром дракон прилетал.
Услышав о себе такое, Меридит покатилась со смеху:
– Нашли Невесту*, – вытерла она слезы, выступившие от смеха – в Невесты девчонок берут, красивых и невинных. Как придумают что...
Прошлые беды постепенно забывались, отходили на второй план, давая место бедам нынешним, одна из которых носила название Беженцы.
Их было много, очень много. Люди стекались отовсюду – разрушенных земель предостаточно, а слава о разрастающемся и оживающем Брангдорском Королевстве пошла далеко.
Каждый думал:
– Принцесса – магичка, трахарь ее – лимбрий, оборотень. Один оборотень тысячи человек стоит и ста магов. Не возьмут ли и нас под свою защиту? Поехали, однако! Ведь пропадем совсем...
– Так дракон там! – возражали ему – Давно его, говорят, не было, но может вернуться.
Смельчак хорохорился:
– Ты видел того дракона, нет? И я нет. Врут все, сказки это! Да и лучше дракон, чем голодная смерть. Поехали, говорю!
Вот и ехали. Черными, длинными ручьями стекались в Брангдорское Королевство и начинали потихонечку обустраиваться.
Одна зима кончилась, лето сгорело в одночасье, осень уже махала на прощанье красным платком. Близилась другая зима – ветренная, злая, ледяная. Предыдущие помягче были, видимо согреты войной и пожарами, как одинокая баба страстью.
Эта же, что наступала – разъяренная, как брошенная любовница.
Радовало то, что весной, летом и осенью хорошо поработали и горожане, и крестьяне. Если впереди зима, то в новых домах будет если не жарко, то тепло. Если не ярко, то светло. И если не сытно, то с голоду никто не умрет. Все собрано, посчитано, распределено по складам, погребам и подвалам.
Даже и в запас кое – что отложено, а запас известно – в жопу целует и душу греет.
– Еще торговлю наладим! – растекался в довольной улыбке Пран – Как раньше, шенна – зи Меридит! Как думаете, сможем?
Вот принцессе казалось, что да. Смогут. Все смогут – и торговлю, и безопасные дороги, без которых эта самая торговля невозможна, и прочее, прочее, прочее.
Поэтому правительница согласно кивала, радуясь спокойствию души и последним, пока еще теплым дням.
Общими усилиями восстановили Ткацкий Дом. Вытащили громадные станки, посадив за них умелиц из беженок. Ткани пока было мало, но она была. Это дало еще одну надежду... Получив в руки первую полосу этой ткани – грубую, грязно – серого цвета, Меридит разрыдалась. Смятая в руках тряпка согрела сердце похлеще палящего Мейрда.
Вообще, многие беженцы хватались за любую работу, даже за грязную и тяжелую – людям не хотелось быть обузой, да и порядки, установленные теперь в Брангдоре, совсем не располагали к праздношатанию.
Порядки, надо сказать, довольно жесткие, установил Элиджар, с некоторых пор объявивший себя Первым Поверенным принцессы и окружившийся толпой подлиз и холуев.
– Зачем тебе это? – недоумевала Меридит, вспоминая Шеридана. Отчим вечно окружен был толпами наушников и головорезов, один из которых в итоге и предал его. – Для какой цели?
На все вопросы оборотень щурился и самодовольно фыркал. Один раз как – то взорвался. Несильно, быстро успокоившись, выдал:
– Не лезь в это. Не. Лезь. Это люди, Меридит. А люди...
Он не договорил, но у девушки появилось вдруг стойкое желание узнать, как же ее мужчина жил раньше... Где, с кем? Ведь не все же время шлялся он по лесам в звериной шкуре? Принцессе теперь и самой было странно, что она до сих пор не озаботилась этим.
Должен быть и другой отрезок его жизни.
Его Нигде.
Элиджар никогда не рассказывал Меридит о себе, при этом нечестными какими – то уловками выпытав правду о ее прошлой жизни. Пусть много девушка и умолчала, но много и рассказала...
Да, осталась у Окрехайской принцессы еще половина скелетов в шкафу, другая же половина была благополучно извлечена из темных недр и предана огню.
Лимбрий же так трясся над своими скелетами, что при любом упоминании о них заводился и темнел лицом, хотя был, в принципе, покладистым и добрым парнем.
Вот из – за этого партнеры как – то и поссорились.
День тот выдался ясным, светлым, необычайно светлым! Снегопад прекратился, разбежались тучи и лучи Мейрда ударили в землю, в окна, в дома узкими яркими полосами. Зимний свет дня бывает особенно ярок – его цепкий взгляд подмечает все, что скрывают ночь, полумрак сумерек и непогоды: трещины, неотмытую грязь, спрятанные по углам клубки пыли. Белый свет раскрывает все секреты, выставляет напоказ то, что прячется за дверями и занавесями, он открывает все.
– Как ты жил раньше, Элиджар? – спросила Меридит, как только они закончили завтрак – Не хочешь рассказать?
Так задавать вопросы – это было в ее стиле, принцесса могла начать выяснять какие – нибудь подробности посреди разговора совсем на иную тему.
Вот и сейчас произошло тоже самое.
Накормив Дениора, она опустила его на пол. Мальчик несколько минут постоял на еще слабых ножках, уцепившись запачканной в варенье рукой за юбку матери, потом бухнулся на пол задницей – так было безопаснее.
Надо сказать, что рос и развивался мальчик слабо, плохо. Ходить начал только – только, а говорить еще даже и не пытался. Особо удивляться не приходилось – послевоенные дети крепким здоровьем не отличаются. Дениор был жив, он родился быстро, без видимых пороков тела и внешности, чем изобиловали теперь многие новорожденные.
Будущий преемник был хорошеньким, с первого взгляда на него становилось ясно, что в будущем с женским полом проблем у такого красавчика не возникнет. Если, конечно...
...выживет потомок Адиона. Если выживет. Такой разговор подслушал однажды оборотень от няньки с горничной.
Толстая краснолицая бабища, уперев руки в боки, вещала, нависая на низкорослой, остроносой девушкой:
– Дохлый он. Жизни нет в мальчишке. Болеет все... Хнычет. Да и понятно – матери не сдался, отец сбоку припеку! И не спорь, таким, как Дениор, наказания полезны.
Нянька схватила было за руку заплакавшего мальчишку, как тяжелый звериный выдох заставил ее разжать пальцы.
– Что здесь? – металл зрачков полоснул, будто надвое распорол испугавшуюся бабу – Что, блять, происходит?!
Нянька выпустила тощую детскую ручонку и присела, чуть ли не прижалась к полу. Дыхание ее стало коротким, как свист.
– Да бьет она его. – тут же наябедничала горничная, пользуясь случаем выслужиться перед хозяином – Со всей руки шлепает.
Лимбрий начал говорить мееедлеенно, сейчас он походил даже не на громадного кота, а на змею или, хуже того – на совершенно неведомого этому миру зверя.
По темной коже пробежали полосы, повторяющие направление кровеносных сосудов, рваные тире, пунктирные линии.
Подушечки пальцев выбросили когти, щелчок если и был слышен – то слегка. Горничная взвизгнула и опрометью бросилась вон из зала, сузившегося вдруг до минимальных размеров и ставшего холодным.
Плотный воздух взрезало тяжелое, тугое шипение:
– Не бью баб. Тем более, таких калеченных на голову дур, как ты... А вот убить могу, это не запрещено. Пошла вон. Из города – вон. И не прячься, не вздумай. Найду... ведь.
Надо ли пояснять, что толстуха пропала и из замка, и из Брангдора в миллимомент?
На смену ей в спешном порядке была найдена другая нянька, невысокая, круглолицая, глуповатая девчонка из беженок. Альмира оказалась покладистой, добродушной и чистоплотной – ничего другого и не требовалось. Дениор тянулся к ней, полюбил ласковые руки и незатейливые песенки, которые девушка пела ему почти постоянно.
Тянулся ребенок и к Элиджару, безошибочным каким – то чутьем определив в нем родственную душу.
Оба были ничьи. Оба были рождены ни для чего.
В Нигде.
Мать мальчик воспринимал просто на каком – то природном, животном уровне: звук голоса, запах, инстинкт. Он был доволен уже тем, что Меридит никогда не обижала его: не кричала, не ругала, не шлепала. Но и других вещей она тоже не делала с ним.
Не играла. Не пела песен. Не целовала. И на руки брала только, чтоб покормить. Ну, или когда нянька была занята другими делами.
Дениор получал от отчима – защиту, от матери – питание, от няньки – заботу. На маленькому ростку этого было недостаточно. Любви он не видел. Может, поэтому и болел, и хныкал.
А может, и не поэтому. Послевоенные дети такая морока! Возрождение всегда длительно и болезненно.
– Альмира!
Нянька прибежала сразу, что – то жуя на ходу. Поклонилась, подхватила мальчишку с пола, унеслась прочь, оставив запах самоваренного мыла и подгорелого сала.
Меридит положила руки на стол.
– Ты не ответил, Элиджар.
– Это допрос?
Девушка усмехнулась краешком рта.
– Просто спросила, что такого? Ты – то все обо мне знаешь, а я...
Оборотень проводил взглядом ушедшую Альмиру. Потом перевел его на Меридит.
– Ты не любишь своего сына. – резюмировал он – Это не плохо и не хорошо, всё можно понять. Но все – таки... Будь к нему потеплей, хорошо? Он не при чем.
Принцесса вздрогнула так, как будто ее застали внезапно за каким – нибудь мерзким делом: воровством, например. Ощущения у ней сейчас и были такие же, как у глупого, неудачливого вора, схваченного за руку и припертого к стенке.
Нервно побарабанив пальцами по столу, опустила глаза, стараясь сдержаться. Выдохнула. Вдохнула несколько раз. Опять выдохнула. В зале стало тихо, как в могиле, несмотря на смешанные звуки, доносящиеся с улицы. Несмотря на мерное тиканье старинных громадных старинных часов в углу. Часы эти то спешили, то отставали, показывая горхат знает какое время. С кухни доносилось мерное звякание – там мыли посуду, терли ее золой, песком, окуная в вонючую пену из самодельного мыла. Потом – в теплую, мягкую воду – нежную и ласковую, как первые поцелуи или кошачья шерсть...
– Я люблю Дениора. – Меридит произнесла это тихо и хрипло – Но... я... Ты не ответил на вопрос.
Элиджар посмотрел исподлобья, холодно.
Принцесса поднялась с места. Ей до горхатовых костей надоели уже все эти тайны, недомолвки, холод, лед. С чего – то внезапно вспомнилось детство – радужное и яркое, но быстро исчезнувшее, укатившееся и затерявшееся в траве сияющей бусиной.
– Не хочу я отвечать на твои вопросы, принцесса.
– Почему?
Шорох часов, тик – так, тик – так. Скрип снега под ногами прохожих, звяканье посуды.
Дыхание. Дыхание двоих, тяжелое и тугое, пахнущее горечью и гарью.
– Потому – что я тебе не верю, Меридит Окрехайская.
Вот и в самом деле – с чего бы ему ей верить? Слова его сначала остро кольнули в самое сердце и тут же боль успокоилась, растворилась без следа. Меридит было как – то даже и не обидно.
Ее мужчина сказал правду – какое доверие может быть к ней? К ней, которая его просто не заслужила. Но, с другой стороны...
– Это плохо, Элиджар. Очень плохо. Я то ведь тебе все рассказала... честно. Чтобы ты не обольщался, не обманывался на мой счет
Тяжелые руки, ставшие уже родными до пронзительности, легли ей на плечи. Лимбрий развернул к себе тело девушки с легкостью, каблуки туфель скрипнули по каменному полу, натертому до блеска заботливыми руками прислуги.
Вот же горхатский потрох! Когда она уже успела обсопливиться? Слез здесь только не хватало.
Королева Маргарет была тысячу раз права, когда называла дочь "бесхарактерной слюнтяйкой".
" – Стыдитесь, Меридит. Ваше поведение отвратительно. Немедленно утрите слезы и ступайте прочь."
Прочь. Прочь. Прочь.
Вон из моего дома, из жизни, из мира...
– Эй, конфетка, ну ты чего? – сильные, неуклюжие руки. Чуть шершавые пальцы грубовато утерли слезы.
У оборотней (у всех, не только лимбриев) грубая кожа на руках и ногах, грубее, чем на всем теле. Покров хранит когти. Ну... или крылья. Это нужно для метаморфозы, человеческая кожа бы просто порвалась при обращении.
– Ты чего ревешь, принцесса? На кой хер тебе знать, что я, да откуда? Не реви... Да не реви ты! Иди сюда...
Прижав к себе хрупкое, разодрано вздыхающее от еле сдерживаемых всхлипов тело, прошептал в волосы – жесткие от воды и плохого мыла:
– Просто ты меня пойми, Меридит. Я жил плохой жизнью. И пока не готов тебя разочаровывать. То, что делала ты – это одно. То, что делал я – совсем другое. Ты девочка, вам многое простительно. Понимаешь? С меня спрос строже. И пока я не слишком верю тебе, чтоб "вывернуть карманы".* Позже, ладно?
Она закивала головой так остервенело, что растрепала прическу. Сейчас вот такая – со всклокоченными волосами, блестящими глазами (не такими, как обычно – серыми, гранитно – тусклыми) и веками, начавшими уже припухать, принцесса сошла бы даже за хорошенькую.
Она нравилась лимбрию. Очень сильно. И все еще непонятно, почему...
Чем – то цепляла его эта странная девочка.
– Слушай, Меридит. Может, пройдемся? Ну а что? Пошли, пошляемся по городу? Дениора Альмира займет чем – нибудь. Что скажешь?
Предложение имело смысл. Надо было развеяться. Да, просто пройтись по городу, как обычным людям. Пройтись, держась за руки, глазея по сторонам и, возможно, жуя какую – нибудь дрянь, типа дешевых пряников, сушеных фруктов или леденцов на палочке – приторных, круглых, слегка смятых с боков неаккуратными пальцами варщицы.
До города добрались быстро, на улицах царила суета, подготовка к Дню Холода была в полном разгаре – несмотря на постоянно сыплющиеся неприятности и невзгоды, праздник все же решено было отметить.
– Не разумнее ли поэкономить? – сопротивлялся было Пран, но Меридит скоро осекла старого скрягу.
– Мы все итак долгое время были лишены всего этого. – сказала она – Поэкономить, Пран? На чем вы хотите экономить? На маленьких радостях несчастных людей? На пирожках и леденцах, которых недополучат ребятишки? Погреба забиты провизией. Казна полупуста, да. Но на фейерверк, зимние забавы, музыку много и не надо. Займитесь этим... Праздник, которого не было столько лет – состоится.
С этим праздником... Меридит уперлась, просто уперлась. И ей самой было понятно, откуда явилась эта упертость.
В детстве у маленькой несуразной девочки было мало праздников. Про основные, государственные торжества еще помнили, а вот о ее Дне Рождения часто забывали. Нет, наследница Окрехая не винила мать...
Она вообще ни за что не винила Маргарет, находя ей оправдания: мама всегда пила много и часто, а последнее время стала пить больше и чаще, видимо, справляя поминки по ушедшей от нее любви и надежде. Маленькой Меридит было искренне непонятно, за что Адион так не любит маму? Как вообще маму можно не любить?!
Да, мама часто кричала и плакала. И ругалась нехорошими словами. И забывала о Дне Рождения дочери.
Ну так это ведь не мама виновата, а она, Меридит. Раз мама ругается, значит так и надо? Меридит и в самом деле нехорошая и некрасивая девочка. Глупая и безответственная. Зачем таким Дни Рождения?
И поэтому в этом году День Холода должен был состояться, даже если б пришлось принцессе Брангдора идти с протянутой рукой по уцелевшим Королевствам и попрошайничать там.
Горхатский потрох! Да она и к кратурам бы пошла на поклон, но зато ни у одной Брангдорской девочки и ни у одного Брангдорского мальчика не возникло бы в будущем желания разыскивать недополученную в детстве любовь странными и страшными способами.
Например, спать с тем, кто просто добр к тебе. Или принимать за нее... уж совершенно неизвестно что.
Поболтавшись по городу и понаблюдав за предпраздничными приготовлениями, Меридит и Элиджар оказались на одной из его окраин.
Здесь было пустынно – дома, ранее стоявшие здесь стройным рядом, давно сгорели, остова разнесло ветром и размыло дождями. Сейчас место это напоминало собой странный могильник, заметенный снегом.
Чуть поодаль от могильника торчали остатки довольно большого строения. Серый камень стен, пропитанный сыростью и влагой, потемнел до черноты и теперь здание напоминало собой неряшливо вырезанный из черной бумаги орнамент, приложенный на белый фон.
Здание городской библиотеки. Склеп культуры. Когда – то здесь было довольно шумно и многолюдно – студенты, пансионеры и просто скучающие забредали сюда большими веселыми толпами, стремясь напитать разум; шелестели страницы, а в разноцветные стекла окон бил свет...
Здесь пахло бумагой, духами и сургучом; воздух был пропитан шепотом и смешками. Здесь рождались споры и оживали новые миры.
Теперь же библиотека напоминала скелет – темные провалы глазниц – окон, сухие ребра стен.
– Вот еще тоже головная боль... – невнятно пробурчала Меридит, прожевывая кусок ореховой пастилы, слишком большой, мешающий теперь говорить – Вошштанавливать надо...
Элиджар покачал хлипкие остатки ограждения.
– Ты, конфетка, говоришь, как беззубая. Прожуй или выплюнь эту дрянь, а то у меня ощущение, что говорю сейчас с Мартой, а не с тобой. Сильно много времени на восстановление не уйдет – целы и стены, и крыша. Окна вставить и можно открыть здесь харчевню. Или бордель. Что скажешь?
Внутри здания царил полумрак. Серые стены, казалось, питались светом, пробивающимся сюда, поглощали его.
Меридит встала недалеко от входа, подняла голову вверх.
– Тебе, лимбрий, лишь бы пожрать и потрахаться. – занудно начала она – Либо бордель, либо харчевня. А учиться им где? Один единственный пансион для детей в городе. Один единственный приют. Библиотек нет вообще. То, что в замке – не в счет, бОльшая половин книг ушла на растопку. Таким образом, мы рискуем получить в будущем необразованное, малограмотное поколение. Понимаешь, как это страшно? А ты – бордель... Есть бордели в Брангдоре, хватит и их. Не переживай, будет тебе, где оттянуться...
Девушка спиной и всем телом вдруг почуяла, как напрягся ее партнер. Тяжелая рука, лежащая на ее талии, стала просто камнем. Пальцы скребнули по ткани чуть выступившими когтями.
– Глупая шутка, принцесса. – тугой шепот ударил в ухо и обжег щеку – Глупая и неуместная. Благодари Богов, что родилась женщиной, Меридит. Иначе я бы просто открутил тебе башку за такую грязь.
Она усмехнулась.
– Все вы... – шепот, сорвавшийся с вытянувшихся в противную узкую полосочку губ, не уступал звериному – Одинаковы. Только и надо вам...
Взгляды – серебряный и дымный – скрестились. Еще бы немножко и...
Распаленные тихой ссорой, они не заметили отделившуюся от стены темную фигуру, почти слившуюся с полумраком. Меридит сделала шаг назад, непроизвольно сжав кулаки – ей показалось, что Элиджар хочет ударить ее.
Но резче, чем от воображаемого удара, девушка вздрогнула от шипящего звука, рассекшего тишину надвое:
– Добрый день, шенны самозванцы. Добрый день...
