Текст книги "Мгновения жизни"
Автор книги: Марика Коббольд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
– Балерина? Я? Ты шутишь.
– Ну, хорошо, может быть, сравнение с балериной не совсем подходящее, но, когда ты работаешь, то в самом деле становишься другой, и мне это нравится. Кстати, твое поведение зависит и от того, каким фотоаппаратом ты пользуешься. – Он выглядел чрезвычайно довольным собой и тем, что сумел сделать такое открытие. – С «Лейкой» в руках ты ведешь себя легко и непринужденно, как со старым приятелем. Ты все время держишь ее при себе. К «Хассельбладу» ты исполнена почтения и, как только снимок сделан, сразу же убираешь его.
Однажды утром, когда он чувствовал себя слишком слабым, чтобы хотя бы сесть в кровати, он поинтересовался у нее:
– Как выглядит моя душа сегодня?
– Прекрасно.
– А бренная оболочка?
Грейс поднесла камеру к глазам, чтобы скрыть слезы.
Он лежал на спине под тонкой простыней, вытянув руки ладонями вверх, в позе спящего младенца. Дыхание его было частым, как будто он бежал, но лицо оставалось спокойным. Кружевные занавески на окне смягчали и рассеивали жгучий свет послеполуденного солнца, не мешая ему отдыхать. Она не смогла защитить или вылечить его. Поэтому делала то, что в ее силах, и запечатлела его страдающую душу на фотопленке. Кровать служила обрамлением для его спящего тела, а окно отражалось на белой стене напротив. Она поднесла фотоаппарат к его лицу, но тут же снова опустила – ей показалось, что она больше не слышит дыхания. Но нет, вот она уловила его снова, быстрое и неглубокое: он пока еще оставался здесь, с ней. Еще на какое-то время он был с ней и принадлежал ей. Через секунду она ляжет рядом, обнимет его и скажет, как сильно она его любит. Будет умолять задержаться здесь, в этом мире, еще чуть-чуть. Она услышала слабый кашель. Он открыл глаза и взглянул прямо на нее: внимательный, чуткий, живой. Она подправила фокусное расстояние, выставила выдержку и диафрагму. Вдруг грудь его содрогнулась, на губах выступили пузырьки пены, и глаза широко открылись. Она не бросилась к нему, не сразу. Сначала она сделала свой снимок. К тому времени, когда она подбежала к кровати и взяла его за руку, он был уже мертв.
НЕЛЛ ГОРДОН: Как сказал Эл Альварес, «…Великое произведение искусства сродни самоубийству». Итак, можно ли считать искусством фотографии, сделанные Грейс Шилд и принесшие ей награду? И, если они являются таковым, не совершила ли она профессионального самоубийства?
Обратный полет в Лондон длился, казалось, целую вечность. Она сидела, пристегнутая ремнями к креслу, между двумя континентами, и деваться от тоски ей было некуда. Если бы она принадлежала к людям, способным сойти с ума, подумалось ей, то, вероятно, это случилось бы во время ее перелета из Бостона.
Оказавшись дома, она немедленно заперлась в фотолаборатории и проявила последнюю катушку пленки. Ни в тот день, ни в следующую ночь Грейс ни на секунду не сомкнула глаз. Она разложила последние снимки Джефферсона на кухонном столе и пристально всматривалась в них. Каждый из них по-своему напоминал ей, за что она любила его: за его улыбку, его глаза, теплые и полные интереса к жизни, даже после того, как он узнал, что его собственная жизнь утекает с каждым часом. То, как он пытался скрыть от нее свой страх, заставляя ее смеяться. Она сидела за кухонным столом долгими часами, без еды и сна, не сводя глаз с фотографий.
В гости заявилась Анжелика. У нее был свой ключ, посему она вошла без стука. Она бросила один-единственный взгляд на Грейс, покачала головой и принялась рассматривать фотоснимки.
– Прекрасная работа, – наконец заметила она. После чего дала Грейс две таблетки снотворного и уложила ее в постель.
Грейс проспала двадцать два часа. Проснувшись, она обнаружила, что Анжелика вернулась и снова сидит за кухонным столом, а перед ней разложены фотографии. Она подняла голову, когда в дверь нетвердой походкой вошла Грейс.
– Извини, я забыла: тебе следовало принять только одну таблетку. Хотя ты выспалась, по крайней мере.
– Угу. Теперь я хочу знать, проснусь ли я когда-нибудь снова.
– Держи. – Анжелика протянула ей кружку крепкого индийского чая. – Это твоя лучшая работа.
Грейс жадно прихлебывала чай, прислонившись к дверному косяку.
– Ты видишь его душу? – спросила она.
Через пару дней Анжелика позвонила, чтобы сказать:
– Все в восторге от твоих фотографий.
Грейс лихорадочно ждала подтверждения своей правоты.
– Они увидели ее, духовную сторону?..
– Конечно. Снимки просто великолепны. Душераздирающие. За них можно получить премию.
– Не думаю, что хочу этого. Они личные, настолько личные, насколько личным бывают рождение и смерть…
– Смерть, во всяком случае, считается общественным мероприятием: родственники, друзья, священники, прислуга, собаки… вот почему раньше не очень-то страшились умирать. – Должно быть, Анжелика звонила ей по мобильному телефону, поскольку уже через три минуты вошла в квартиру. Взяв Грейс за плечи, она притянула ее к себе. – Знаешь, что я вижу? Я вижу великолепные снимки и первоклассную работу. Выдающуюся работу. Разумеется, в них видна душа. Но ты знаешь, как это бывает. Люди видят то, что видят. В самом деле, Грейс, я понимаю, что тебе сейчас нелегко, ты в растерянности…
Грейс не могла не улыбнуться.
– Прекрати изображать из себя психиатра. Я тоже иногда смотрю телевизор.
– Послушай. – Анжелика отодвинула ее от себя, но взяла за руку и подвела к дивану. – Я знаю, что сейчас ты места себе не находишь и тебе чертовски тяжело. Ты только что потеряла мужчину, о котором думала, что любишь его.
– Мужчину, о котором я знала, что люблю его.
– Пусть так. Ты перенесла шок. Ты тоскуешь. Но ты сделала поистине великолепные снимки. Ты говорила мне, что это была его идея, что это он предложил тебе сделать их. Именно он предложил выставить их, устроить экспозицию. Ты выполнишь его желание. Я не вижу здесь никакой проблемы.
– Господи, Анжелика, какая же ты неугомонная. – Грейс тяжело опустилась на стул, она чувствовала себя так, словно состарилась за одну ночь. – Ему было легче умирать, когда он думал, что делает что-то для меня, для моей карьеры.
– Вот видишь. Честно говоря, не понимаю, какой смысл прятать их от людей? Кому это поможет? Я знаю, что ты буквально помешалась на нем. – Она заметила взгляд, которым наградила ее Грейс, и поправилась: – Хорошо, хорошо, ты любила его. – Она выдвинула стул. – Сядь сюда.
Грейс повиновалась. Потом она вытащила сигарету из пачки на столе.
– Но я сама хотела сделать их. Неужели ты не видишь, что в конце я сама хотела сделать эти снимки, сделать их для себя?
Анжелика протянула ей спички.
– Грейс, ты проделала потрясающую работу. Ты скомпоновала свои снимки, работала со светом и тенями, плоскостями и углами. Послушай, я не сомневаюсь в том, что ты любила его, но работа для тебя – все. К чему отрицать это? Зачем бездарно растрачивать свой талант?
Грейс глубоко затянулась сигаретой, потерла лоб, затем подняла глаза на Анжелику.
– Я снимала, даже когда он умер. Я направила на него объектив, думая о том, как падает свет и какие отбрасывает тени, я наводила резкость и, пока занималась всей этой рутиной, чтобы сделать свои великие снимки, он умер, а я этого даже не заметила. Так что можешь делать с ними все, что сочтешь нужным.
Грейс поднялась на подиум, и звук ее шагов заглушили аплодисменты. Она приняла чек на тридцать тысяч фунтов и произнесла благодарственную речь.
Она попросила водителя такси высадить ее у памятника Альберту[17]. Она прошла мимо пьяницы, сидящего на скамейке в парке, и отдала ему свою «Лейку». Вернувшись домой, она перевела чек благотворительному обществу помощи слепым.
Грейс сообщила миссис Шилд, что едет в Лондон только «на одну ночь». Миссис Шилд уже открыла было рот, чтобы возразить, но Грейс опередила ее.
– Я знаю, ты будешь нуждаться во мне еще какое-то время. И мне здесь очень нравится. Сельская жизнь вовсе не так плоха. Я вернусь завтра, обещаю.
Миссис Шилд прижала обе руки к своей огромной груди.
– Я выздоравливаю не так быстро, как надеялась, – пожаловалась она, бросив на Грейс хитрый взгляд из-под своих рыжеватых ресниц.
– Я знаю, Эви. – Грейс подавила улыбку. – Какой облом, не правда ли?
Миссис Шилд наклонила голову в знак согласия.
– Ты права, настоящий облом.
Интересно, сколько может быть магазинчиков, торгующих антиквариатом, на набережной Челси? Много, подумала Грейс, бесцельно фланируя по Ройял-Хоспитал-роуд и держа под мышкой завернутую в наволочку картину. Но никто из владельцев не признал картину своей, хотя кое-кто из них выказал желание приобрести ее.
Она чуть не пропустила небольшую лавчонку на углу Тайт-стрит. На ней не было вывески, а в витрине было выставлено так мало вещей, что заведение скорее походило на жилище, чем на магазин: вазу из красного хрусталя от Рене Лалика и канделябры в стиле «арт деко» было очень легко пропустить, равно как и табличку на двери с надписью «Антиквариат». Внутри она увидела прочие изделия «арт деко»: лампы, вазы, чаши, парочку ручных зеркалец, а также немногочисленные предметы мебели более раннего периода. С крюка на потолке свисала пустая позолоченная клетка для птиц. Здесь же находились несколько очень приличных акварельных пейзажей, а на дальней стене висела картина, написанная маслом. Сердце у Грейс учащенно забилось, когда она подошла к ней поближе. Из задней части магазинчика вышла женщина и спросила:
– Чем я могу вам помочь? – Грейс лишь молча показала на картину.
Женщина перевела взгляд на рисунок, потом взглянула на Грейс.
– Боюсь, она не продается.
– Это работа Форбса. – На картине был изображен маленький мальчик лет примерно шести, с льняными волосами, подстриженными кружком, одетый в золотисто-желтый матросский костюмчик. Он сидел боком на стуле, поджав под себя ногу, и держал в руке игрушечный локомотив. На лице его, маленьком треугольничке с огромными миндалевидными глазами цвета янтаря, была написана скука, которую может испытывать только ребенок, она была столь явственной, что причиняла боль. Красно-синяя обивка стула потускнела и выцвела, и на его спинку была небрежно наброшена белая узорчатая шаль. Маленькая девочка, на пару лет моложе, стояла на коленках на красно-зеленом коврике, оказывая первую помощь кукле с одной рукой. Она увлеченно укутывала куклу в кусок перламутрово-синего бархата, не обращая никакого внимания на мальчугана на стуле. Он тоже смотрел куда-то вниз, мимо нее, – они вели себя так, словно находились одни в комнате. Стены были выкрашены в дымчатый зеленый цвет. Картина лучилась светом.
– Я знаю, кто нарисовал картину, его зовут Форбс.
Женщина посмотрела на Грейс. Потом взглянула на картину, которую та принесла с собой.
– Прошу вас подождать одну минуту. – С этими словами она исчезла за шторкой, и Грейс услышала, как она обращается к кому-то: – Не могли бы вы подойти сюда, дорогая, у нас посетитель, с которым, по-моему, вам необходимо увидеться. – Грейс разобрала подпись в левом нижнем углу второй картины. Она гласила: Луиза Блэкстафф.
Ной помог своей бабушке выйти из автомобиля и поддерживал ее, пока они шли к магазину. Внутри их ждала Виола Гластонбери, опираясь на устройство в виде рамы для опоры при ходьбе. Увидев их, она оттолкнула раму и сделала шаг вперед, протянув левую руку. Луиза взяла ее обеими руками, и обе женщины замерли, молча глядя друг на друга. Наконец лицо Луизы, подобно верно взятой ноте, осветилось ласковой улыбкой.
– Виола, вот и ты. А я уж думала, что никогда не найду тебя.
– Твои картины ни разу не выставлялись на продажу, – рассказывала Луизе Виола. – Но потом появился этот молодой человек. О, он был очень настойчив, ему непременно хотелось приобрести картину. «Для близкого друга», – так он сказал. Он был красив и очарователен. – Она с улыбкой повернулась к Грейс. – И он отзывался о вас с такой любовью! Я не собиралась расставаться с картинами, с этой в особенности, но потом он сказал мне, что вы родом из Нортбурна, что вы знаете их всех, и ее тоже. – Она взглянула на Луизу. – Поэтому я позволила ему унести картину с собой, дорогая, и с тех пор я ждала тебя. – Она накрыла своей рукой руку Луизы.
Они пили чай в гостиной Виолы в задней части дома.
– Розовые лепестки, – проговорила Луиза, поднося к губам чашечку из китайского фарфора. Грейс обратила внимание на ее дрожащую руку, которая все еще оставалась красивой: темно-синие вены, просвечивающие сквозь пергаментную кожу, длинные сильные пальцы, – рука, которая нарисовала эту картину.
Ной стоял у окна, глядя в крошечный сад у задней стены дома. Когда он повернулся, на щеках его горел лихорадочный румянец, а глаза были полны слез.
– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, всех нас? Какой же семьей мы были для тебя, мы, которые должны были носить тебя на руках? И почему ты ничего не сказала мне? Почему не заставила меня обратить внимание на происходящее? – Он сделал шаг вперед и опустился перед ней на колени, взяв ее руку в свои. – Почему ты оставила последнее слово за ним?
– Ах, Ной, дорогой мой, временами ты так похож на него: сплошные громы и молнии. Объясни мне, пожалуйста, почему ты считаешь, будто в том, что со мной произошло, есть твоя вина?
– Я не видел тебя.
Луиза улыбнулась и медленно, с трудом покачала головой.
– Но, милый мой Ной, я видела тебя. Я потеряла твоего отца, моего Джорджи, но у меня оставался ты.
– Но ты отказалась от всего. От своей работы, – он взглянул на Виолу, – от своей подруги… Оказывается, из вас двоих с дедушкой именно ты была настоящим художником, тем не менее, ты позволила унизить и растоптать себя…
Луиза прервала его.
– В конце концов, это был мой выбор. Другое дело, правильным он оказался или нет. Я была рядом со своими детьми, когда они выросли. – Она обернулась к Виоле. – Но как же, дорогая моя, я скучала о тебе.
Грейс и Ной вышли в садик на заднем дворе, оставив женщин вдвоем, чтобы они могли поговорить.
– Обычная история, – заявила Грейс, отфутболив в пруд подвернувшийся под ногу камешек. – Растраченные впустую женские судьбы.
Ной взглянул на нее, и в глазах его притаилась улыбка.
– Ну вот, Грейс, ты сама сказала это.
Наступило воскресное утро. День обещал быть жарким, но пока погода оставалась терпимой и солнечные лучи с трудом пробивались сквозь утреннюю дымку. Грейс шагала через Кенсингтон-гарденз по направлению к Гайд-парку, и на шее у нее болталась «Лейка». Она направлялась в галерею, где помогала организовать ретроспективную выставку работ Луизы. А затем ей предстояла встреча с Ноем, который прилетал из Канады на открытие.
Она шла вдоль Роттен-роу, когда вдруг замерла на месте и принялась напряженно вглядываться во что-то на земле впереди себя. Она присела на корточки и поднесла камеру к глазам. Потом попятилась, по-прежнему сидя на корточках, в лучшем стиле казацкой плясовой, и нацелила объектив на кучку конских каштанов и на бабочку, золотисто-оранжевые крылышки которой трепетали в струе пара, исходившей от кучки. Мгновением спустя прозвучал автомобильный клаксон, и бабочка упорхнула, но Грейс уже успела сделать свой снимок.
Выпрямляясь, она улыбнулась про себя и подумала: «Знаешь, Нелл Гордон, а ведь ты никогда не сумела бы поймать бабочку».
Благодарности
Приношу свою искреннюю благодарность Джо Фрэнку, сотрудникам агентства А. П. Уатта, Александре Принг и Мартину Маккарти, а также всем сотрудникам издательства «Блумсбери», оказавшим мне замечательную помощь и поддержку.
Я чрезвычайно признательна Гарлинде Бербек, Питеру Клаэссону и Альфу Уэйхеду за наши содержательные беседы о фотографии. Джону Коббу с любовью – за помощь. Огромное спасибо Гарриет Коббольд, Джереми Коббольду, Ларсу Хьорну и Анни Хьорн, которые прочли мой труд, помогли советом и выслушали меня, а также Салли Монтемэйор за ее помощь абсолютно во всем.
«…И не спрашивай, что делает море в такой близости от дома – художественный ли это вымысел или каприз художника, – но мне почему-то думается, что фигура на самом краю картины и есть твое „привидение“.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
notes
Примечания
1
Популярная в 1920-е годы детская певица.
2
Гораций Рамполь, детектив и адвокат, персонаж знаменитого сериала писателя Джона Мортимера.
3
Знаменитое вино, на этикетке которого изображена летучая мышь, не пользуется для приготовления многих популярных коктейлей.
4
Известная компания по производству детской обуви.
5
Фирменное название легкой полушерстяной ткани для платьев и детской одежды; выпускается компанией «Вантона Вайелла».
6
Витаминизированный напиток из черной смородины.
7
Канапе – небольшой бутерброд с несколькими различными продуктами.
8
Популярный журнал «Дом, сад и дизайн».
9
Художественное училище при лондонском университете.
10
Фешенебельный универмаг в Лондоне в районе Найтсбриджа.
11
Знаменитая британская детская писательница и сказочница.
12
Один из самых известных персонажей Беатрисы Поттер.
13
Героиня комиксов (с 1941) художника У. Марстона, мультипликационных и игровых фильмов: амазонка с Бермудских островов, обладающая фантастическими способностями, неуязвимая для пуль и вооруженная волшебным лассо. Вместе с Бэтменом и Суперменом входит в Американскую лигу справедливости – союз непобедимых супергероев.
14
По-английски Grace – грация, изящество, плавность.
15
Игра слов: Ladybird – божья коровка и «Ледиберд» – фирменное название детской одежды.
16
Презрительное, данное феминистками прозвище женщины, не поддерживающей их взгляды.
17
Огромный мемориал в центре Лондона в честь принца Альберта (1819–1861), супруга королевы Виктории.
