Текст книги "Ты даешь мне крылья (СИ)"
Автор книги: Марианна Красовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 37. Странная дружба
Смущенные, растерянные и злые, люди спешились с безразличных ящеров и поплелись за грифонами в поселение. Эрхан то и дело бросал гневные взгляды на Талану, а Талана вызывающе не отводила глаз. Грифоны, столпившиеся вокруг, куда больше интересовались Лиэль. Она чувствовала исходящую от них волну любопытства и нежности.
– Наконец-то дом! – сказал внутренний голос. – Помнишь, здесь прошли лучшие годы твоей жизни?
– Не помню, – ответила голосу Лиэль. – Я здесь ни разу не была.
Гостей провели к солнечно-желтому шатру и предложили немного отдохнуть. Эрхан отправился на переговоры с вождями, Горхель помчался домой к родителям, а девушки оглядывали новое жилище. Потолок у шатра был невысок, его легко можно было достать рукой. Часть шатра была отделена занавесями, за ней лежали груды покрывал и разноцветных подушек, стоял небольшой столик с серебряным кувшином и тазиком для умывания. Тут же было блюдо с апельсинами, персиками и виноградом. В передней части шатра лежал толстый ковер, также были разбросаны подушки.
У стены стояли несколько сундуков, посередине широкий квадратный стол с короткими ножками. Лиэль и Талана не удержались и, заглянув в сундуки, обнаружили несколько рубашек и брюк Корта и ворох женской одежды. Обеим девушкам найденные платья были широки, а Талане еще и коротки, но она все же выбрала себе легкое и тонкое одеяние, затянув его кушаком. Вряд ли Коранна Молния была бы против. Лиэль пришлось удовольствоваться своими белыми платьями со шнуровкой на спине. Талана плохо переносила жару, да еще наряды её были все плотные и тяжелые. Лиэль, напротив, с удовольствием подставляла лицо полуденному солнцу. Волосы её стали совсем белые, а кожа – золотистой. Девушки умылись, переоделись, заплели друг другу косы, закрепив их вокруг головы – чтобы не потела шея, поели сочных фруктов, после чего снова пришлось мыться, и развалились на подушках.
– Что ты будешь делать? – наконец спросила Лиэль.
– А что я могу сделать? – помрачнела Талана. – Вряд ли этот чертов кошкоптиц ошибся. Буду носить дитя.
– А отец?
– Чей отец? Мой отец? Он будет в шоке. А уж как сказать Эрин я и вовсе не знаю.
– Отец ребенка, – сухо поправила Лиэль. – У ребенка же есть отец?
– Думаю, нет, – сказала Талана. – Это только моя ошибка, он тут ни при чем.
– Серьезно? – подняла брови Лиэль. – Ты сама все сделала?
– Нууу… это я его соблазнила, – покраснела Талана. – Хотя он не слишком сопротивлялся. Знаешь, Тира, я хотела доказать себе, что я… по-прежнему привлекательна… этот мужлан… он вывел меня из себя! Хам, ничтожество, глупец! Я хотела поставить его на колени…
– Поставила? – улыбнулась Тира.
– Угу… Это было весьма познавательно. А потом я не смогла остановиться… Я могла бы сказать, что выпила много вина, что он был сильнее, но это неправда. Правда в том, что я потеряла голову. Сама виновата.
– Это так увлекательно?
– Более чем, – вздохнула девушка. – Я бы не отказалась это повторить. Не один раз…
– Ух ты! А… только с ним… или это не имеет значения?
– Сложный вопрос, – грустно улыбнулась Талана. – Мне уже давно не шестнадцать. Мне двадцать четыре. Я старая дева. Меня много раз пытались соблазнить, подкупить, выдать замуж, но я всегда считала себя выше этого. Самые блистательные мужчины готовы были целовать подол моего платья, стрелялись из-за моего равнодушия. Думаешь, я шучу? Не-е-е-ет. И целовали, и стрелялись. В университете меня измучили. Всем лестно завоевать падчерицу королевы. Знаешь, какое у меня было прозвище? Льдышка. Я всем отказывала, смеялась в лицо. Несколько раз я встречалась с по-настоящему хорошими парнями, но… с ними скучно. Их объятья не трогали меня. А этот мужлан, грубиян, животное! Только взял меня на руки и я растаяла…
– Наверное, это потому, что раньше ты была дочерью мужа королевы, а тогда – просто женщиной, – тихо сказала Лиэль.
– Зато теперь я могу жить своей жизнью, – кивнула Талана. – Нет больше Таланы при дворе, есть Талана свободная… А ты как? С дядей Эрханом?
– Также. Для меня было очень странно узнать, что Эрхан и Лекс одно лицо.
– Да? А что в этом такого? – удивилась Талана. – Конечно, в семье не особо распространяются о странствиях дядюшки, но и не скрывают этого. Я всегда знала, что в молодости он чудил. В конце концов, он у папы в гарнизоне был лейтенантом.
– А для меня это все меняет! – горячо воскликнула Лиэль. – Подумать только, Лекс! Я была с ним так дружна! Он провел на нашем корабле два месяца, и мне казалось, что у меня нет друга дороже! Мы были с ним не разлей вода! Долгое время он присылал мне потом маленькие безделушки и записочки. Да я столько ночей провела в мечтах о нашей дальнейшей дружбе! Я-то воображала себе, что когда-нибудь я встречу его вновь, он влюбится в меня, мы поженимся и нарожаем кучу детишек! Я думала, что он – моя судьба, что сама богиня свела нас двоих вместе!
– Да ты шутишь?! – вытаращила глаза Талана. – Как же ты не узнала его?
– Понимаешь, Лекс – он был чудо! Он шутил и смеялся, он был милосерден и всегда готов был помочь, он был добр, отважен и искренен. А Эрхан – да ты посмотри на него! Он же сухарь! Пустышка! То есть, конечно, он очень умен, обходителен и вежлив, но до чего равнодушен и безжалостен ко всем вокруг! Лекс бросался на помощь старушкам и детям, а Эрхан, я убеждена, даже не увидит нуждающегося! Он просто… просто…
– Сноб, не так ли? – раздался холодный голос Эрхана. – Или просто подлец? Ничтожество в ваших глазах, юная леди?
Лиэль ахнула и залилась краской. Эрхан, одетый в белое просторное одеяние, стоял на пороге шатра. Лицо его было темно от гнева, глаза холодны, как бушующее море.
– Мне очень лестно, что Вы столь высокого мнения обо мне, – процедил сквозь зубы он.
– Я… Вы подслушивали!
– О да! Порой это занятие бывает очень полезно! Однако в этом не было нужды. Вы достаточно громко выражали свое мнение! – издевательски заметил Эрхан.
– Я сравнивала вас с моим другом Лексом, – смело посмотрела ему в глаза Лиэль. – Сравнение, как видите, не в вашу пользу.
– Наш, как вы изволили выразиться, общий друг Лекс, безвременно почил. Однако я уверен, что он тоже был бы не в восторге от того, что его юная подружка, умная и искренняя девочка Лиэль превратилась в лживую и глупую особу, готовую к тому же на самые низменные поступки! – Эрхан тряхнул волосами и повернулся к ней спиной. – Кстати, грифоны ждут вас на обед.
Эрхан вышел. Была бы у шатра дверь, он бы с радостью хлопнул ею, так он был зол. Равнодушен! Безжалостен! Его трясло от гнева. Маленькая лживая дрянь!
Лиэль широко раскрытыми глазами уставилась на колыхающийся полог. Она краснела, бледнела и наконец, разразилась рыданиями.
– За что? – всхлипывала она. – За что он со мной так? Какие низменные поступки? Кому я причинила зло?
Талана, которая в принципе нашла все обвинения Эрхана справедливыми, хоть и грубо неуместными, попыталась её утешить, уверяя подругу, что её дядя просто разозлился, да и кто бы не разозлился на его месте? Однако столь бурное и искреннее проявление эмоций у жизнерадостной и мягкой девушки показалось ей странным. Похоже, Тира была не столь равнодушна к Эрхану, как она хотела бы.
Тира, конечно, казалось порой резкой и противоречивой, то улыбалась и смеялась, то резко мрачнела, но Талана понимала, что это объясняется её положением. В самом деле, если бы сама Талана была одержима, то ударилась бы в самую черную меланхолию, озлобилась на весь свет и замкнулась в мрачном одиночестве. Нет, ни за что она не стала бы, как крылатая девушка, веселится, заключать пари и заводить новые знакомства. По натуре Талана была склонна к внутренним переживаниям. Ей куда больше по душе была библиотека и сложная, заумная книга, чем бал или шумная вечеринка.
Рано лишившись матери и маленького брата, к которому она в силу возраста не была особенно привязана, девочка долгое время была предоставлена самой себе и своим страхам. Молодой опекун не вызывал у неё каких-то чувств, в поместье почти все пережили потерю близких и никому особо не было дело до ребенка, плачущего в подушку по ночам. Конечно, Талана была сыта, одета, не имела недостатка в книгах и игрушках, но друзей у неё не было. Да и сама она в своем горе чуралась всякой ласки, резко отстраняясь от дружественных объятий прислуги. Она, конечно, и хотела бы, чтобы кто-то проявил к ней чуть больше терпения и добился её привязанности, но не умела этого показать.
Эрин, жалея её, прилагала немало усилий, чтобы растопить маленькое сердечко, и даже была удивлена, сколь быстро она добилась результата. Талана привязалась к ней, как щенок, слепо обожала и боготворила её. Отец, неожиданно оказавшийся живым, был почти чужой ей. Когда жива была мать, он немного времени уделял детям, предпочитая все внимание дарить возлюбленной жене, и хоть был с девочкой нежен, не вникал в её мысли и переживания. Он мог пожалеть её, утешить, но не умел быть милостив, когда она шалила, и строг, когда она нуждалась в отцовском совете. Позднее, повзрослев, она уже куда проще находила общий язык с родителем, любила побеседовать с ним на разные темы, любила слушать длинными зимними вечерами его рассуждения о политике и государстве, порой давая ценные советы.
Она поняла, что отец такой же, как и она, закрытый человек, несмотря на свой когда-то живой и веселый нрав. Конечно, под влиянием молодой жены он оттаял душой, но не стал таким как прежде. До отца так же нелегко было поделиться своими чувствами с другими, как и для дочери, зато малейшая обида могла лелеяться в сердце много дней. И всё же он был мужчина, и смотрел на вещи проще, чем Талана, и в тех случаях, когда она болезненно переживала укор или недобрый взгляд, мог отмахнуться или потребовать объяснений. Талана же замыкалась в себе, отчаянно страдала и комплексовала.
Усугубляло проблему отсутствие подруг. Из родни рядом были только мальчишки Эммы-Ли, однако, они быстро раскрыли новоявленную кузину и с радостью таскали её за собой. Они были старше Таланы почти на три года, и в их буйных забавах она порой бывала первой заводилой. Талана знала, что Эмма-Ли и Эрин втайне мечтают о романтической истории, но относилась к ним как к братьям, вовсе не видя в них женихов. К сожалению, мальчики не проявили ни таланта, ни желания заниматься магией, зато отлично считали деньги и управлялись с земельными наделами, и отец отправил их в лучшую школу на побережье. Однако каникулы по-прежнему были их временем, и она всегда приезжала в поместье Эммы-Ли весной и осенью, вначале блуждая с кузенами по лесам и исследуя речные берега, а потом общаясь с их подружками и вынося свое суждение. Молодые люди слушались Талану в этом вопросе безоговорочно, и хотя она никогда не злоупотребляла своей властью, все же это не добавляло ей любви женского пола.
Талана обладала острым умом и наблюдательностью – при её блестящем отце это было неудивительно, злым язычком и полным отсутствием жалости к другим. То, что её отец женился на королеве, впоследствии сняло с неё всякое ограничение. Эрин и Эмма-Ли, всячески оберегая ранимую и чувствительную девочку, много говорили ей о её достоинствах и никогда – о недостатках, а когда спохватились, было уже поздно. Талана стала резкой и язвительной с обидчиками, не прощала ошибок, высоко ценила себя и в то же время по-прежнему комплексовала. Любое неосторожное слово воспринималось ею как смертельная обида, невнимание как неуважение и нелюбовь, холодность – как презрение. Она так и не научилась общаться со своим полом, хотя и хотела бы иметь подруг, но её неуклюжие попытки подружиться хотя бы с кузинами были восприняты ими как милостыня и не нашли отклика. Мужчин она, благодаря близнецам Эммы-Ли и наблюдениям за отцом, знала куда лучше и с легкостью поддерживала разговор о политике, о лошадях, о зерновых культурах, о театре, о финансах… Лучше всех её понимал, пожалуй, муж Эммы-Ли, молчаливый, замкнутый и очень умный человек. Он был так же скуп на проявление чувств и так же безмерно любил свою семью. Он с радостью давал ей советы, когда она просила, и никогда – когда не просила. Открытая и порывистая Эрин не понимала, как может её чудесная мать терпеть и любить такого угрюмца, когда её отец – вечный странник и искатель чудес – был полной противоположностью, но Талана готова была бы в любой момент забрать его себе, впрочем, твердо зная о его любви к супруге и бессмысленности союза столь похожих людей.
Талана не обладала какой-либо яркой внешностью и, хотя ей льстили в полной мере, была достаточно умна, чтобы не преувеличивать свои достоинства. Высокая, даже долговязая, худая и длинноногая, тогда как в моде всегда были невысоки пышечки, она обладала красивыми прямыми светлыми волосами и серыми глазами, но рядом с темноволосой яркой приемной матерью теряла все свое обаяние, выглядя серой мышью. Рот у неё был слишком крупным, нос – прямым и длинным, глаза не большими и не маленькими, ресницы не могли сравниться с темными опахалами у Эрин. Эрин была признанной красавицей, хотя и не соответствовала канонам красоты. Итак, Талану любили и уважали мужчины и ненавидели женщины, за то, что с ними она не умела быть такой же простой и доброй, как с молодыми людьми. Её сдержанность принимали за высокомерие, замкнутость и любовь к уединению – за гордыню, а равнодушие к мужскому полу вопреки логике вызывало лишь попреки. Возможно, потеряй она голову от любви, поведи себя не столь идеально, хоть немного нарушь приличия – и её поддержали бы.
Она прекрасно сознавала, что не имеет способности вызывать любовь, но и жалость вызывать не хотела и оставалась «льдышкой» даже в университете, где пользовалась заслуженным почетом за усердие в учебе и происхождение. Лиэль оказалась первым человеком, который попросту не заметил недостатков Таланы и открыто предложил ей свою дружбу. С грифоном же у Таланы сложились вполне приятельские и открытые отношения, поскольку он по характеру был близок к её кузенам и никоим образом не претендовал на её руку и сердце. Так получилось, что почти в самом начале обучения их ставили в пару преподаватели, когда требовалось выполнять какие-либо совместные действия, и Горхель запросто общался с девушкой, не обращая никакого внимания на её происхождение и дурную славу. Так и Лиэль, как когда-то Горхель, абсолютно естественно, не жеманясь и не церемонясь, завертела и закружила Талану в водовороте своих идей, фантазий и чувств, и Талана только диву давалась, как это, оказывается, просто и чудесно – иметь подругу!
Талана искренне восхищалась столь непохожей на неё, открытой и жизнерадостной девушкой, которая зачем-то строила из себя вначале недотрогу и глупышку. Впрочем, стремление скрыть свои истинные способности были ей понятны… Безумное увлечение крылатой девушки Эрханом хоть и вызвало недоумение Таланы, которая привыкла видеть в дядюшке скорее предмет обстановки, чем живого человека, все же было принято её как должное, ибо необычность этого существа была столь же очевидна, как и заурядность самой Таланы. Наличие демона не отпугнуло, а еще больше расположило её сердце к Тире, вынужденно прерванная учеба хоть и давалась легко, но все же была тягостью и разочарованием, потому что Талана осознавала в себе отсутствие выдающегося таланта и пошла в университет лишь по совету приемного деда, а путешествие и вовсе вернуло её в счастливые дни отрочества, когда она целые дни проводила со своими кузенами в лесах и полях.
Обычно щебечущая как пташка Лиэль не плакала так сильно даже когда узнала о демоне. Она мужественно и даже с некоторым удовольствием переносила периоды страшной боли, первый из которых застал её на чердаке, и еще два – в дороге. Она не плакала, лишь хмурилась, когда Корт сказал, что она не сможет летать. А тут – потоки слез из-за слов разгневанного мужчины! Ерунда какая-то!
Как могла, Талана успокаивала подругу, и прошло немного времени и судорожные рыдания стихли. Лиэль подняла голову, грубо выругалась и привела себя в порядок. Талана с завистью наблюдала, что пережитая буря не оставила следов на лице Тиры, только глаза заблестели ярче. Сама Талана после любых слез была опухшей, красной и некрасивой.
Глава 38. Застольные беседы
Однако не стоило заставлять грифонов ждать, и девушки вышли на площадку у озера.
Талана и Тира замерли в растерянности. Грифоны черные и белые, коричневые, серые, рыжие, желтые, полосатые, пятнистые, с хохолками, с меховыми воротниками и без, мохнатые и гладкошерстные, из было так много и все разные! Горхель, однако, был виден сразу – так и светился золотым светом. Он и в самом деле был меньше своих сородичей. Самые большие грифоны были в человеческий рост и даже чуть выше – когда стояли на четырех лапах. Вежливый полосатый грифончик, стройность и изящность которого выдавали его возраст (он был еще котенком-подростком), приветствовал девушек и провел их к столу. Несколько столов, составленных вместе, образовывали очень длинную линию. На столе преобладали мясные блюда, но было и много фруктов и овощей. Высились горы пирогов. Для людей поставили стулья, легкие и изящные, с позолоченными ножками. Откуда грифоны добыли такие стулья, было непонятно. После кратких переговоров стул Эрхана поставили рядом с Богуром. Черный птиц, как называли насмешливо друг друга грифоны, явно решил подружиться с дерзким человечком. Сами грифоны расселись на цветных подушках. Горхель пристроился рядом с Лиэль и вполголоса давал комментарии.
– Это мясо тушкана, оно очень нежное.
– Эти фрукты вывел волшебник Корт. Они как апельсины, только кожура нежная.
– Во-о-от! Видишь этого толстого черно-белого грифона на зеленой подушке? Это чемпион по дальности полетов. А вон там, на белой подушке – мой брат.
– Видишь, не все грифоны поместились за стол. На самом деле у нас старшие обычно сидят, а молодые прислуживают. Я бы тоже сейчас бегал с подносами, если бы не вы. Мне разрешили развлекать вас беседой.
– Всего у нас не больше пяти сотен грифонов. Молодых куда меньше, чем стариков. Детей всего около двух десятков. Поэтому те, кто вывел больше птенцов, в большем почете. К сожалению, многие молодые пары предпочитают жить для себя, не заводя деток.
– Пустое место за столом – это место Старейшины. Сейчас это Белоглазая – младшая дочь Зары. Она вряд ли выйдет, да это и понятно.
– А кто будет следующим старейшиной? – поинтересовалась Талана. – Ребенок Белоглазой?
– Правильно говорить – птенец, – поправила её Лиэль.
– У Белоглазой нет детей. Она слепая от рождения. А грифоны с какими-то телесными или умственными недостатками не должны заводить птенцов. Врожденными, конечно. Если грифон в бою потеряет глаз – никто не воспретит ему продолжить род. А вот если он потеряет его по глупости – тут уж сами понимаете, если птиц дурак – это не лечится.
– Как же вы выбираете Старейшину? – удивилась Талана. – Если не по наследству, то как? Самый умный? Самый быстрый? Какое-то испытание? Пророчество?
– Ну… – смущенно заерзал грифон. – По цвету. Когда птенец вылупляется, смотрят на его цвет…
– И что это за цвет?
– Золотой, – сказала Лиэль, прекратив жевать. – Точно говорю, золотой.
Талана удивленно уставилась на Горхеля. Тот уткнулся в свою тарелку.
– Ты что же, следующий старейшина? – удивилась она. – Типа наследного принца?
– Пока Белоглазая живет, я как все, – хмуро ответил грифон. – Она еще не совсем старая, то есть старая, конечно, но еще помирать не собирается.
– Поэтому ты отправился в университет?
– Да нет, просто я помельче остальных, – неопределенно махнул лапой Горхель. – Ну и достаточно сообразительный. А вообще хорошо, что эта крылатая родилась не золотой, а пестренькой. Иначе бы наши с ума посходили от неопределенности.
– Ну да, – хмыкнула Лиэль. – Зато теперь проблема решится сама собой. С моей смертью.
– Звучит вполне оптимистично, – фыркнул грифон. – Не боись, подруга, ты еще нас всех переживешь. Кучу детишек нарожаешь… Ой! Прости, пожалуйста, Талана!
– Как думаешь, – задумчиво спросила Талана у подруги, вертя в руках вилку. – Если я выткну ему глаз, ему позволят иметь птенцов или скажут, что это не лечится?
– Знаешь, – улыбнулась Лиэль. – Я думаю, ему и с двумя глазами не разрешат.
– Это намек на мою неземную красоту или ум? – прищурил маленькие глазки Горхель. – Знаешь, вполне возможно, что если таких красавцев, как я, будет больше одного, девочки передерутся.
Сидящие рядом грифоны, прислушивающиеся к разговору, так оглушительно захохотали, что остальные замолчали и недовольно поглядели в их сторону.
– А вы считаете, что Горхель не проявил должных способностей в университете? – мягким баритоном спросил сидящий напротив Таланы крупный коричневый грифон.
– Способности у него выдающиеся, – склонив голову набок, невольно подражая собеседнику, ответила девушка. – Однако и дурости хоть отбавляй. Горхель – мастак выдумывать разные каверзы.
– Это у них семейное, – каркнул серый грифон в черную полоску. – Зара тоже по молодости чудила. А ты, духовное дитя Зары, что из себя представляешь?
Два десятка грифонов уставились на Лиэль, не скрывая любопытства. Если раньше они старательно делали вид, что им не интересно, то теперь они в упор разглядывали её.
– Я, увы, лишь человек с крыльями, – просто ответила Лиэль. – Летать мне не дано.
– Почему? – полюбопытствовал кто-то. – Если есть крылья, отчего ты не можешь летать?
– Какие-то связки неправильно развивались, – ответила девушка. – Корт… Отец сказал, что крылья атрофировались. Они рудиментарны.
Никто из грифонов не спросил, что это означает. Они лишь сочувственно покачали головой.
– Мы помним, как ты вылупилась из яйца, маленькая пташка, – певуче сказала светло-желтая грифонша. – Ты была такой пестрой тогда. Где ты провела годы? Почему не вернулась домой? Мы все были бы рады тебе.
Лиэль моргнула, насупившись, а потом посветлела лицом.
– Я плавала с самым чудесным капитаном по самому чудесному морю, – мечтательно сказала она. – Я видела дальние страны, жуткие бури и полный штиль, руины древних городов и молодые, юные племена.
– Дитя Зары! Ты действительно дитя Зары! – вздохнула грифонша. – Много-много лет назад Зара оставила свое племя ради дальних берегов. Стоило ли оно того, маленький человеко-птиц?
– А если я скажу, что моему капитану и приемному отцу имя Тариэль Искатель, Тариэль Мудрец, Тариэль Безумец, Тариэль Проклятый? – лукаво улыбнулась крылатая девушка. – Тогда стоило?
– Тариэль Искатель… – задумчиво протянул коричневый грифон. – Кто знает, кто знает… Увы, наше племя обязано ему жизнью. До его экспериментов мы были животными. Шутки ради он дал нам разум. Наш предок был его рабом. Мы спасли ему жизнь, вынеся из смерти. Мы ничего друг другу не должны. Почему мы должны думать о Тариэле Искателе? Для чего искать с ним встречи? Мы не рады видеть его, но и не прогоним. Он не Бог для нас, но и не просто человек… Кто он?
– Я полагаю, отец? – холодно сказала Лиэль. – Что бы он не сделал, прошлого не изменишь. Он дал вам жизнь. Пусть недобрый, нелюбящий, нещедрый – но отец. И долг жизни вы будете выплачивать до самого его конца, а потом оплакивать его.
– Отец… – эхом повторил грифон. – Отец… Нелюбящий и нелюбимый!
– Сделал ли он что-нибудь, за что вы можете стыдиться его? – спросила Лиэль.
– Нет, – немного подумав, сказал грифон. – Он не злодей, не преступник. Он убивал в бою, но и мы убиваем в бою, защищая свою жизнь. Сложно самцу прожить длинную жизнь, не испачкав лап. Он делал добро. Это хорошо. Он ищет знания. Это хорошо. Пожалуй, единственное, что мы можем поставить ему в укор – отсутствие птенцов.
– У него есть дочь, – грустно сказала Лиэль. – И у дочери есть дочь. Род продолжен. Ну и я. Он меня удочерил.
– Достойная дочь? – по-птичьи склонил голову на бок грифон. – Является ли она образцом для подражания, нет ли за ней преступлений, пороков?
– Её добродетель может подтвердить не один человек, – вздохнула Лиэль. – Свидетелем является Эрхан, за неё могут поручиться волшебник Корт и его жена.
– Эта добрая весть для нас, крылатое дитя, – торжественно провозгласил грифон. – То, что ты поведала нам, безмерно ценящим новую жизнь, безусловно, важно для нас. Передай же Тариэлю Скитальцу, Тариэлю Безумцу, Тариэлю Проклятому, что племя грифонов прощает ему свою обиду и отныне будет молиться за его птенцов.
– Обязательно передам, – пробормотала Лиэль. – Если увижу еще когда-нибудь.
– Ты не рада, птенец? Что тревожит тебя? – весь вид грифона выражал беспокойство, перья на голове встопорщились, хвост нервно хлестнул по боку. – Я обидел тебя?
– Она скучает по своему родителю, отец, – вмешался Горхель. – И боится не увидеть его более.
– Отчего же?
– Лиэль смертельно больна, – ответил золотой грифон тихо. – И последние дни свои она решила провести здесь, в месте, где родилась.
Грифон взмахнул крыльями и встопорщил перья. Шерсть его встала дыбом, отчего он увеличился едва ли не вдвое. Сидящие рядом грифоны предусмотрительно отошли в сторонку.
– Что ты мелешь, сын? – взревел он. – Разве смерть осенила её своим крылом? Разве в костях её поселилась слабость?
Все грифоны повернули головы в их сторону. Черный вождь, прервав свою беседу с Эрханом, изящным прыжком очутился рядом.
– Брат мой, ты оказываешь неуважение к нашим гостям, – покачал головой он. – Что подумают о твоем громогласьи люди?
– Мой сын и твой племянник утверждает… – возмущенно начал коричневый, но тут у Лиэль случился образцово-показательный приступ.
Тело её выгнулось дугой, все мышцы пронзила острая боль (не такая, впрочем, острая, как в предыдущие разы), сердце закололо, в животе завертелась карусель, дыхание прервалось, и она без чувств рухнула на землю. Грифоны заметались, а уже видевшая подобные приступы Талана и подскочивший Эрхан быстро подхватили девушку и крепко её держали до тех пор, пока не стало понятно, что демон оставил попытку завладеть её телом. Тело Лиэль извивалось, било крыльями, пыталось размахивать руками и ногами, но Эрхан крепко прижал её к земле, навалившись всем телом, а Талана сидела на ногах.
