Текст книги "Всего лишь измена (СИ)"

Автор книги: Мари Соль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17

Семейное сборище в самом разгаре. Сегодня здесь самые близкие. Две бабушки. Дедушка только один. С моим отцом Майка почти не общается. Просто знает, что он где-то есть. Тоха порой отправляет ему свои фото. Он, кажется, даже подписан на деда, а тот на него.

Милка жужжит, как пчела и летает из кухни к столу, и обратно. Журит официанток и выглядит так, будто хозяйка здесь – это она…

Костик в момент, когда мы собирались, подошёл со спины. Я стояла у зеркала. И наши с ним физиономии смотрели друг другу в глаза. С утра он поздравил, как делал всегда.

– С днём рождения дочери! – повторил, глядя в зеркало.

Я, покачав головой, изумилась:

– Представить себе не могу! Ей уже двадцать один.

Наверное, он подумал о том же? Что её легкомысленной матери «посчастливилось» встретить женатого папу примерно в этом же возрасте. Или Костик забыл? Может быть, это я вспоминаю, на фоне последних событий, особенно часто?

– Наша взрослая девочка, – он улыбнулся.

Он всегда считал Майечку нашей. Ни единым словом за все эти годы не напомнил о том, что он ей не отец.

«Боже», – подумала я, в который раз представляя себе с лёгкой дрожью. Что, если Никита решит довести свой манёвр до конца?

– У тебя всё в порядке? – муж уложил свои тёплые руки на плечи и слегка помассировал, – Ничего не случилось?

Я постаралась не вздрогнуть, не выдать себя:

– Нет, а что?

В отражении зеркала Костик смотрел на меня испытующе:

– Просто в последнее время ты часто уходишь в себя.

Он заметил! Он всё замечает.

Я прикусила язык:

– Возрастное, наверное. Кризис среднего возраста, слышал? У женщин он тоже бывает.

Костик потёрся щекой о мою:

– Я слышал, что женщины после 45 начинают навёрстывать то, чего в своё время лишились.

Лукавые искорки, что излучал его взгляд, заставляли меня покраснеть:

– Тогда у тебя есть всего лишь три месяца, чтобы изготовить для меня пояс верности.

– Ммм, даже так? – он обхватил меня нежно, и руки коснулись груди, – Я знал, на что шёл! – прозвучало как-то уж чересчур обречённо.

– Косенька, я пошутила! С ума сошёл? – фыркнула я, – Я и в лучшие годы была тебе верной. А теперь и подавно!

– А что теперь? – он вскинул брови.

– Ну, теперь я уже далеко не юна и прекрасна, – вздохнула с тоской.

Он прижался губами к виску и пропел, тихо-тихо:

– Для меняя нет тебяяя прекрааасней…

«Господи, как же люблю его», – думаю я. Как боюсь потерять! И как изо дня в день благодарю судьбу, что Костик взял меня, дурочку, в жёны.

– Значит, хондропротекторы? – вырывает меня из раздумий деловой мамин тон.

Она под диктовку свекрови, печатает что-то в своём телефоне.

– Да, да! И непременно весь курс проколоть, – напутствует та.

Свёкор натужно вздыхает:

– Пропиться, проколоться! Ну, началось!

– Не нравится, старый, не слушай! – осаждает его Вероника Валерьевна.

Супруг усмехается:

– Женщины! Им только болячки свои обсуждать.

– И детей, – приникаю я к Косте.

Его родители встретились в юности. После учёбы Борис Антонович пошёл на завод. Он – механик от Бога! «Препарирует» технику, словно хирург. Починить может всё! На заводе чинил холодильники. Но был не оформлен. А Вероника Валерьевна как раз перешла из канцелярии в отдел подбирающий кадры. Вот она и взялась оформлять его в штат…

– Аська будет? – интересуется Мила.

– Звонила, сказала, в пути, – отвечаю. И подруга кивает официантке, чтобы та не убирала тарелку.

Тут, словно фея, в дверях появляется Ася. В ярком свитере, больше похожем на рыболовную сеть. В облегающих джинсах. С огромной корзиной цветов, мягких мишек и фруктов. Майечка к ней подлетает, они обнимаются.

– Не прошло и полгода, – вздыхает свекровь.

Между тем её дочь вынимает подарок. Рюкзачок из джерси, украшенный вышивкой. Сразу видно, хендмейд!

– Ух, ты, я тоже такой хочу! – восклицает Марина Крапивкина, вечная спутница Майки. Они дружат с детства. Точно как Мила и я.

– Так в чём проблема? – вдохновляется Ася, – Ты главное, выбери цвет и фасон. Я сошью!

Но Майка её осаждает:

– Ещё чего! Будем как две дуры, ходить с одинаковыми?

– Почему? – примирительно хмыкает Ася, – Ей можно сумочку через плечо.

– Только чтоб не такую красивую, – щурится дочка.

– Ну, ты и вредина! – Марина шутливо толкает её. Она – девочка крупная, с формами. По сравнению с ней, моя Майка – дитё дитём.

Девчонки, во главе с Асей, принимаются мерить обновку. До скольки-то лет главными темами женских умов остаются мальчишки, наряды, косметика. Но в какой-то момент всё меняется, и на первое место выходят лекарства и внуки. А я посерединке, пока.

Костик с папой вовсю обсуждают машины, и преимущества банковских вкладов. А Тоха снимает нас всех на смартфон. Машу ему и посылаю воздушный поцелуй.

«Моя семья», – как в рекламе. Про себя улыбаюсь. Обожаю их всех, и каждого по-отдельности! И до сих пор, когда мы вот так собираемся, думаю: «А заслужила ли я это всё?».

Где-то спустя час, тарелки уже опустели. У нас нет главных блюд. Ведь у нас же кафе «сладкой кухни». Потому заказали еду, а закуски готовили сами. Напитки и торт. Который ещё предстоит оценить!

– Дочь, ты кушай, давай! – я кладу ей корзиночку с красным лососем.

– Ма, да я наелась уже, – отвергает она.

– Ничего-ничего, растрясешь в своём клубе, – говорю ей, – Ведь вы же там будете пить алкоголь? Чтобы не на голодный желудок!

Девчонки оставят нас скоро и примкнут к своей дружеской братии. Я, как обычно, волнуюсь, чтобы все были сыты. Особенно, Майка! Наверняка, молодёжь будет пить.

– Так, мамзель, не гунди! – произносит Милана. И взглядом косит на входную. Пойдём, мол, покурим? И хотя я не курю, но иду вместе с ней, постоять.

Май, овеянный сладким теплом, на исходе. Скоро начнётся июнь. А там и день рождения Милки. Подруге уже сорок пять! И, хотя мы по факту ровесницы, она всё же старше меня на чуть-чуть.

– Ты прикинь, Кулик объявился? – зажигает она сигарету.

– Да что ты? Куликов? – повторяю фамилию бывшего мужа. Это что? Возвращение бывших? Сезонное, что ли? Или, как в фильмах про зомби?

– На море зовёт, – произносит подруга.

– Так съезди, – смотрю на неё.

– С какого перепуга? – я так и знала, что Мила так скажет.

Мне кажется, бывший её хоть немного любил. Раз не хотел отпускать! А вот Мила пошла за него ради денег и статуса.

– Может, он помириться хочет?

– Ага! Разбежалась! – нервно курит подруга, – Сколько лет с этой курицей жил. А теперь надоело?

– Ну, ты тоже времени зря не теряла, – напоминаю я ей, – Сколько у тебя после развода мужчин было?

– Эт не его ума дело! – взрывается Милка.

Её темперамент, как в юности, бьёт через край. Наверное, я не такая? Уж если влюбляюсь, надолго. Уж если люблю, то люблю.

Проезжую часть занимает фургон. «Красота по заказу», – возглашает нарядная надпись. Покинув его, одетый в спецовку курьер, направляется к нам, с огромным букетом. Коробка, размером с ведро! А в ней ассорти из цветов. Как будто даритель не знал, что понравится, и заказал сразу всё.

– Мне нужна Майя Шумилова, – говорит молодой человек.

– Я за неё! – улыбаюсь, беру из его рук коробку. Тяжёлая! – Мил, черкни! – говорю я подруге.

Та ставит подпись, мужчина уходит.

– От кого эта роскошь, как думаешь? – хмыкаю я.

Милка в ответ пожимает плечами:

– Так девочка взрослая, может, какой кавалер?

– Не из бедных, наверное, – я изучаю глазами букет.

– Эй, мамаша, тебе что ли завидно? – подруга в своём духе.

– Скажешь тоже! – кошусь на неё. И среди разноцветья вижу кончик открытки.

Милка тоже его замечает. Схватив, открывает. Ещё раньше, чем я успеваю что-либо сказать.

– «Ты прекрасна! Б.Н.», – говорит она вслух, – Это всё.

Я, качнувшись, едва не роняю коробку.

– Ты чего, Вит? – беспокойно лепечет подруга.

– Да что-то голова закружилась, – отдаю ей цветы.

В голове эти буквы Б.Н. обретают иное значение. Он не отступит! Он будет идти до конца. И этот его «щедрый жест» служит явным тому подтверждением.

– Наверное, от дыма табачного? Ну, ты и дохлячка! – Мила с тревогой глядит на меня, – Всех кормишь, а сама-то хоть ела? Ничего, щас торта навернёшь! Полегчает. Идём!

Открываю ей дверь, и мы входим в кафе «ВитаМила». А мне, как и в те разы, кажется, будто чьи-то глаза наблюдают за мной.

Обернувшись назад, вижу улицу. Майский вечер, вокруг тишина.

«Ну, спасибо тебе, Богачёв», – рассерженно думаю я. Даже этот особенный день умудрился испортить! Сначала хочу написать ему что-нибудь гневное. А после решаю: «Нет, много чести! Пусть думает, мне всё равно».

Глава 18

По настоянию Костика, окончив наш ВУЗ, я решила учиться и дальше. Он пошёл в аспиранты осознанно. Я – вслед за ним. Вероятно, ему не хотелось со мной расставаться? Он готов был и дальше тащить меня следом на трудном пути освоения точных наук. А мне… было всё равно! Я любила Никиту. И денег хватало. Он всегда их давал. И уезжая, оставил. С лихвой, про запас. Часть я истратила. А из оставшихся вынула сумму, которой должно было хватить на аборт в платной клинике.

Токсикоз донимал, меня жутко тошнило. И скрыть этот факт было трудно от той, кто меня родила.

– Какой месяц? – огорошила мама вопросом.

Я не стала юлить, честно ответила:

– Третий.

Последовал вздох, она не спешила давать наставлений. Мама была не из тех, кто бравирует фразами, вроде «А я же тебе говорила!». Ну, говорила! И что? Что теперь-то?

Я, покачав головой, посмотрела в окно.

– Не волнуйся, ребёнка не будет, – сказала как в фильме.

– С чего бы? – мать вскинула брови, – Пойдёшь на аборт?

– Да, я уже записалась, – кивнула, почти равнодушно.

Размышляла ли я о ребёнке, который, возможно, будет очень похож на отца? Представляла ли, кто это будет? Девчонка, пацан. Всё равно! Я хотела избавить себя от мучений. Изгнать эту боль изнутри. А как? Только методом чистки. Раз уж он умудрился меня «заклеймить». Быть одинокой мамашей, обречь себя вечно его вспоминать. Ну, уж нет! Лучше смерть, чем такое…

– Ну, конечно, – мама снова вздохнула, – Ты ведь уже всё решила? Ты никогда не советуешься со мной. Тебе безразлично, что я думаю, правда?

– Ой, мам! – я скривилась, – Только не начинай, ладно? Умоляю тебя, не сейчас.

– Да нет, мне-то что? Ради Бога! Жизнь твоя, и поступки твои, – заявила она, – Делай что хочешь.

Помню, как я удивилась. Взглянула на маму:

– Серьёзно? – даже стало немного обидно, – Это всё?

– Ну, а что ты хотела услышать? – спросила она, – Я работаю! И не смогу содержать нас троих. А ребёнок – это большая ответственность. И растить без отца, это хуже, чем вовсе остаться бездетной.

Во мне взыграла жажда противоречия. И я даже в какой-то момент передумала. Так захотелось ей доказать, что я на что-то способна! Но эта жажда быстро прошла, стоило телу опять подшутить надо мной. Я зажала ладонями рот. И только что выпитый чай попросился обратно.

Спустя несколько дней, во время которых мама ни словом единым не попрекнула меня. Лишь наблюдала в степенном молчании пытки, которые мне приходилось терпеть. От которых я собиралась избавить себя. Ведь дата аборта была так близка…

К нам нагрянул Шумилов. Он явился без приглашения. Впрочем, так часто бывало. Но в последнее время я избегала общения с ним. Я избегала общения в целом! Проводила дни дома, иногда выползала гулять. Убеждала себя, что всё это скоро закончится, и я опять заживу нормальной жизнью. И забуду всё это, как страшный сон.

В тот раз у Костика было такое лицо… Как будто он собирался сказать что-то важное.

– Ну, я вас оставлю, – многозначительно бросила мама, и торопливо ушла «в магазин».

Мы остались вдвоём. Я пожала плечами:

– Чай будешь?

Костик разулся, прошёл. Он выглядел очень неплохо. Чего нельзя было сказать обо мне.

– Ты хотя бы сказал, что придёшь, – бросила хмуро, – Я бы хоть голову помыла.

На голове у меня «чёрт копейку искал». Рыжие пряди, как змеи, укрощённые лентой, торчали хрен знает, куда. Футболка до самых колен, с парой видимых пятен. Я в ней ходила по дому, спала. В целом, мне было плевать в тот период, как я выгляжу! Перед кем красоваться?

– Да я…, – он помедлил, присел, – Шёл мимо, решил заскочить.

– Молодец, – отозвалась, совсем равнодушно.

– Вит, ты как? – его голос, такой озабоченный, вызвал желание плакать от жалости. Жалость к себе тяготила меня. Было больно повсюду! В груди, в животе, в голове.

– Я нормально, – мой односложный ответ прозвучал слишком резко.

Шумилов поник. Я налила ему чай и поставила рядом корзиночку с сушками.

– Извини, ничего больше нет. Мать, как всегда, на диете. А я…, – я запнулась.

– Так я же принёс тебе трюфельный торт, твой любимый! Сейчас, – спохватился он.

– Кость! – попыталась препятствовать этому бегству.

Но он уже смылся в прихожую. И вернулся оттуда с пакетом. Маленький трюфельный торт, извлечённым им, выглядел так вызывающе вкусно. Но я понимала, что съев, заработаю новый желудочный спазм.

– Я попозже, окей? – улыбнулась ему через силу, – А ты налегай! Тебе можно.

– Да я…, – он вздохнул, – Не хочу.

Мы помолчали. Какая-то тяжесть висела над старым кухонным столом. Словно туча. Из которой того и гляди ливанёт!

Костик шумно сглотнул. Произнёс:

– Вит, я хотел…

– А? – подняла я усталые веки. Ночами почти не спала! Одиночество болью струилось по венам. Лишь только закрою глаза, вижу сны.

Он сунул руку в пакет, что лежал у него на коленях. В котором был торт. Но кроме торта, оказалось, там было ещё кое-что.

– Выходи за меня? – протянул мне коробочку.

Я не стала брать. Он приоткрыл и поставил на стол. Изнутри на меня посмотрел милый перстень. Отточенный глаз уловил яркий всполох.

– Бриллиант? – усмехнулась.

– Он маленький, но настоящий, – Шумилов смутился, – Я заработаю, больше куплю.

Я понимала, на это кольцо он потратил стипендию. Как потом оказалось, не только её! Пару месяцев Костик работал. После учёбы шёл в цех. У отца на подхвате трудился механиком. Хотя это поприще было вообще не его.

– Зачем? – удивилась.

– Ну, как же? – пожал он плечами, убрал белокурую чёлку со лба, – Ребёнку нужен отец…

Я подскочила:

– Ребёнку? Так ты… Ты знаешь?

Он, пребывая в смятении, только и смог, что кивнуть.

– Это мама тебя позвала? Это она? – у меня не хватало слов, чтобы выразить, как же я ей «благодарна».

– Она просто сказала. Я сам! – упорствовал Костик.

– Да что ты? – всплеснула руками, – Захотелось прослыть благодетелем? Взять несчастную в жёны? Спасибо, не нужно! Я справлюсь сама.

Он покачал головой:

– Ну, зачем ты так, Вит? Ты же знаешь, что я к тебе чувствую?

– Господи, Костя! – схватилась за голову, и, погрузив пальцы в волосы, почти простонала, – Найди себе девушку! Нормальную девушку, без проблем! Женись на ней, детей заведи. Своих! Не нужно чужих. У тебя должны быть свои дети.

Но Шумилов упорно не шёл на контакт. Он покачал головой, по лицу было видно, что он не свернёт с этой узкой тропы:

– Я люблю тебя, Вита! Я буду ребёнка растить, как своего. Вот увидишь, я буду хорошим отцом.

– Да не будет ребёнка, – шепнула ему.

Повернулась к окну и взглянула на улицу. Мороз нацарапал узоры на стёклах. Зима была в самом разгаре. А я была, точно снежинка, которую ветер несёт неизвестно, куда…

– Почему? – он мучительно выдохнул это короткое слово. Как будто его жизнь, а не жизнь эмбриона, оборвётся спустя пару дней.

– Потому, что так надо, – сквозь зубы ответила я. Мать права! Я всегда поступаю по-своему. И опять поступлю. В тот момент я была абсолютно уверена в этом.

Глава 19

Костик часто приходит домой позже обычного. Особенно, в пору экзаменов. Поначалу я ревновала его, на полном серьёзе! Мало ли чем они там занимаются? Что, если он принимает зачёты у отдельных студенток в режиме тет-а-тет? Глупо, конечно! Я понимала, насколько. Женским чутьём ощущала, что он не способен вот так изменить. Всегда говорила ему: «Уж если полюбишь кого-то, приди и скажи».

Но сегодня он что-то особенно долго. Написал:

«У Зарецкого горе. Схожу, поддержу».

Анатолий Зарецкий – его давний друг. Они вместе прошли долгий путь от студента к профессору. Вернее, ещё продолжают идти! Тот тоже преподаёт, но только в другом ВУЗе. Уж если эти двое встречаются, то разговор превращается в лекцию. И у тех, кто далёк от понятия рыночной экономики, в голове начинается бум.

Я написала:

«Какое горе? Кто-то умер?».

На что муж ответил:

«Нет, я потом расскажу».

«Ну, потом, так потом», – решила я, и накормила себя и Антошку. Оставила папе на ужин, вдруг он голодный придёт?

Он заявился, когда я читала в постели. Тоха, как и обычно, играл за стеной. Я разрешаю ему поиграть перед сном, раз уж это – его основная забава. Но, если щелчки не смолкают до того, как ложусь спать сама, то посылаю к нему Константина. Чтобы тот сказал своё «папское слово» и топнул ногой.

– Рыжик, не спишь? – заползает он в комнату.

Не в прямом смысле слова. Но вижу, что выпил лишку!

– Жду, когда муж вернётся с работы, – отвечаю с иронией.

– Без него не уснёшь? – улыбается Костя.

– Без него? – говорю, вскинув брови.

Костик снимает штаны. Вместо брюк надевает домашние шорты.

– Сколько там времени? Тохе спать не пора? – прислушавшись, он различает возню за стеной.

– Времени много, аж десять часов, – я киваю с укором.

– Ну, ладно, Виталь! Задержался, был повод, – бросает устало. Вроде «я сам не хотел, меня заставили».

Я опускаю книженцию:

– Так что там за горе у Толика?

Но Костя расплывчато машет рукой:

– Щас, Антохе дам чертей и вернусь!

Он уходит, соседняя дверь открывается, и до меня доносится звук его голоса. Не злой, а скорее, просящий. Костя не может быть слишком суров. Даже с теми, кто это заслуживает.

Пока его нет, я гадаю по книге. У меня на коленях не сложный учебник. Любовный роман. Мой муж не читает такого! А я не могу без историй о жизни, любви. Когда погружаешься в них, то теряешь связь с миром. Иногда это очень полезно, её потерять…

– «Любить, значит – прощать», – написано в книге.

Какая банальная истина. Это о нас с Богачёвым, наверное? Так я же простила его!

Костя приходит не сразу. Сначала я слышу, как он наспех моется. Затем шлёпанье босых ног по полу затихает у двери. В комнату входит раздетый, с полотенцем на бёдрах, зевающий Костик. Свой маленький хвост распустил, и курчавые волосы делают голову больше, чем есть.

– Ну, говори, не томи! Я же жду, – напираю с обидой, – Что за повод напиться?

– Да мы не напились, – он машет рукой, – Так, чуток выпили. Правда, Зарецкий чуть больше меня.

– Ну, ну, ну? – тороплю.

Он садится, набросив на дверцу шкафа полотенце. И летом, и зимой, Костик любит спать голым. Одеяло скрывает его ниже пояса. Подоткнув под шею подушку, он приминает её своим телом.

– Зарецкому жена изменяет, – наконец говорит.

От изумления я теряю дар речи:

– Да ладно, – шепчу.

– Серьёзно, – парирует Костик.

– Кошмар! – у меня нет других слов. Обычно мужья изменяют, а тут…

– Вот и я говорю, что кошмар. Столько лет вместе и на тебе, – тяжко вздыхает Шумилов.

– И что Толик думает делать? – ворошу одеяло.

– Он ещё не решил, весь в сомнениях, – Костик смотрит наверх, по лицу и не скажешь, что он раздосадован. Скорее, задумчив. Будто это ему предстоит решить, как поступить с нерадивой женой.

Я же люблю мыслить здраво:

– Ну, а он так уверен? Может быть, это не правда ещё?

Мой аналитик вздыхает:

– Вероятность, процентов 85 %, – отвечает он так, будто всё, чем они занимались с Зарецким – выясняли, какова вероятность измены жены.

Усмехаюсь. Не вслух, про себя! Костик не любит, когда подвергаю сомнению серьёзность расчётов:

– Ну, 15 % – немало. Надо бы с ней обсудить, припереть её к стенке.

– Он боится, – вздыхает супруг. Будто эту идею озвучивал сам, и не раз.

– Чего боится? – недоумеваю я.

Костик кусает губу, а затем выпускает её:

– Что это окажется правдой. И тогда им придётся расстаться.

Я размышляю секунду:

– А проще молчать?

– Возможно, так проще, – кивает на полном серьёзе.

У меня по спине холодок. Представляю, что чувствует Толя Зарецкий. Знать, что жена изменяет тебе и молчать, не желая её потерять окончательно. Больно, наверное…

– Жалко его, – говорю, – Ведь у них же, насколько я помню, есть дети?

Костик елозит, пытаясь улечься.

– Да, тоже мальчик и девочка, – отзывается он, – Только наоборот! Мальчик старший.

Вспоминаю Зарецких. Вживую нечасто их видела вместе. С его супругой ходили на фитнес, встречались в кафе.

– Кошмар, – говорю еле слышно.

Шумилов глядит на меня. Отобрав мою книгу, кладёт на свою прикроватную тумбочку. А затем подползает поближе, обнять. Тело его до сих пор ещё тёплое, влажное. Мягкая шерсть на груди так приятно щекочет мне спину.

– Я люблю тебя, Рыжик, – произносит он тихо.

– И я тебя тоже люблю, – закрываю глаза, ощущая себя в безопасности. Наш домашний уют никому не под силу разрушить. И любовь наша с Костиком будет всегда.

Невольно опять возвращаюсь назад. В то время, где Костик ещё не был мужем. Но так отчаянно жаждал им стать! Я передумала делать аборт, но и выйти за него не решилась. Почему-то не верилось в Костины чувства. Ну, как можно любить беззаветно такую, как я? Содержанку. Любовницу. Шлюху.

В тот день я как раз забирала свои документы из ВУЗа. Решила, что быть аспиранткой – увы, не моё. Животик уже выпирал, но не сильно. УЗИ показало, что будет девчонка. И мне так хотелось ему сообщить…

– Дольская? Вита! – позвал меня кто-то.

Алиска, моя одногруппница, которая нынче работала там секретаршей, была искренне рада увидеть меня.

– Деканат на ушах! – известила она.

– А чего? Министерство? – спросила я вяло. Токсикоз прекратился на время. Но теперь меня мучили боли в спине.

– Неа! У нас тут такое случилось вчера! Шумилов, Дымцов и Зарецкий в обезьянник попали, – ввела меня в курс дела Алиса.

Услышав фамилию Костика, я замерла:

– Как? Почему?

Шумилов, как и его приятели, был на втором курсе аспирантуры, на следующий год защищал диссертацию и метил в кандидаты наук.

«Его же попрут из учебки», – подумала в ужасе. Ведь это же вся его жизнь! Все мечты и стремления. Только вот из-за чего?

– Да они втроём витрину разбили в ресторане «Астория». Ты прикинь? Осквернили фасад!

– Что? – я уставилась на неё во все глаза.

– Вот и я была в шоке! Трое наших отличников, почти профессура! Учудили такое, – Алиска вздохнула, – Там сам Змей Горыныч вписался, чтобы отмазать их от статьи. Но штраф, наверное, всё же заплатят.

Змеем Горынычем мы называли декана. Тот был суров, но всегда справедлив в отношении студентов.

В тот же день я пошла к ресторану «Астория». Заведению, которым владел Богачёв! Двери вполне ожидаемо были закрыты. А вместо витрины натянута плёнка. Но даже не это меня поразило! Стена. На которой «вандалы» в лице трёх студентов-ботаников изобразили блудливого пса. У нарисованной ими собаки были огромных размеров яички и член доставал до земли. И венчала творение надпись «Кобель». Только автографа недоставало.

Идя мимо, прохожие то и дело косились! Кто-то ругался, а кто-то бессовестно ржал. Даже я улыбнулась, представив, как Костик рисует баллончиком член между ног у собаки. А я и не знала, что он – хулиган!

Конечно же «трёх мушкетёров» отмазали. Но пятно на их репутации было достаточно жирным и тёмным. Любая провинность отныне могла стать фатальной и преградить им дорогу к мечте.

– Зачем? Ну, зачем? – изумлялась я после.

А Костик сидел, глядя в пол.

– Просто, чтобы он знал, – пробурчал, как упёртый баран.

– Он уехал! – развела я руками, – Ты в курсе?

– Ну и что, – отозвался Шумилов, – Ему ведь расскажут об этом?

Я впервые увидела Костю таким… несговорчивым, жёстким. Как будто не он это был, а другой Константин.

– Ты же не гопник какой-нибудь, Кость! Ты – учёный! Ну, о чём ты думал, скажи? – сокрушалась, не в силах понять его логику.

Костик поднял глаза, посмотрел долгим взглядом. В этом взгляде читалась мольба и надежда. И боль.

– О тебе, – бросил он и зарылся в ладони, как будто желая не видеть меня…

Лежу и пытаюсь представить, как поведёт себя Костя, когда расскажу ему всё. Что Богачёв, его давний соперник, вернулся и требует… просит, пока ещё просит, сказать ему правду о Майе. Что сделает Костя? Конечно же, мама права! Он уже не юнец. Он – взрослый, серьёзный мужчина. Профессор! Почти. Но где-то внутри у него, вероятно, сидит этот самый пацан? Которому горы по пояс и по колено любой океан. Что, если он снова проснётся?

Костик дышит в затылок. А меня настигают фантазии. Нет, он не станет бить окна витрин, рисовать неприличные граффити. Он сделает что-то похуже! У Кости есть связи. Один его друг – корреспондент, а другой – прокурор. Вдруг они раскопают такое, чего людям не следует знать? Наверняка, в биографии очень богатой четы есть огромное множество пятен.

Нет, меня не волнует Никита. Меньше всего я боюсь за него! Я опасаюсь за Костика. Богачёвские связи гораздо серьёзнее Костиных. Растереть в пух и прах он способен любого! Я не выдержу, если из-за моих неозвученных тайн пострадает мой муж.

Его сопение ровное, тихое. И я постепенно даю убаюкать себя. В полудрёме меня посещают видения…

Двое мужчин, одетых согласно дресс-коду времён Александра Сергеича Пушкина. В руках у обоих по револьверу. Они неспешно расходятся в разные стороны.

Заголовок в газете внедряется в сон:

«Современные дуэлянты! Какие они?».

Неожиданно слышится выстрел!

Я, вздрогнув всем телом, бужу крепко спавшего мужа и просыпаюсь сама.

– Рыжик, чё ты? – бурчит сонным голосом Костик.

– Сон плохой, – я мощусь, прижимаюсь спиной к его тёплому телу.

Ну, уж нет! Мужу скажу, в крайнем случае. А пока, я должна разобраться сама.