Текст книги "Всего лишь измена (СИ)"
Автор книги: Мари Соль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Глава 6
Мой день рождения в конце сентября. Я – весы. Пускай все говорят, что весы – это двойственность. Но я выбираю баланс! Однако, в тот злополучный сентябрь, когда мне исполнилось двадцать, я балансировала на грани…
Ресторан был заказан заранее. Я пригласила сокурсниц, подруг. Во главе женской своры была, естественно, Милка. Костя хотел прийти, но я не велела! Всё-таки, это – девичник. Мне не хотелось знакомить его и подруг. Представлять его… как? Просто как друга? Как старшего брата? Наставника? Ну, не любовника точно! И не того, кто в принципе может им стать.
Слово взяла одноклассница Люба. Мы одно время дружили втроём: я, Любаня и Милка. Но потом у Любани и Милы случился конфликт. Они не могли решить, кто из них краше! И мне приходилось общаться с каждой из них по-отдельности. На мой день рождения выпили «мировую», забыли обиды и стали по-новой дружить.
– Витонька, солнышко! Ну, что я могу сказать! – обвела она взглядом толпу разномастных девиц. В прямом смысле слова, одна другой краше, – Ты в самом деле, всегда освещала мне путь, как настоящее солнце! Твоя красота, твоя доброта, твоя нежность и тонкость…
– Бла-бла-бла! – перебила уже опьяневшая Милка, – Журихина, вот ты любишь трепаться! Вот, хлебом тебя не корми!
– Дай сказать! – возмущённо ответила Люба.
– Мил, ну, правда! – слащаво пропела Танюша, наш студенческий «кот Леопольд». Она подняла свой бокал в знак согласия Любиной речи. И та с превосходством продолжила:
– Я желаю тебе быть счастливой, что бы это ни значило для тебя! Стать той, кем ты хочешь! И быть ею до конца своих дней.
– О, Боже! Человеку исполнилось двадцать, а ты её хоронишь уже! – не удержалась от комментария Мила.
– Измайлова! Когда ты тупила с бокалом в руке, я молчала? Вот и ты помолчи! – возмутилась Любаня.
– Закругляйся уже, говорун! – Мила встала, и под крик, – С днём рождения! – все радостно выпили.
Риточка, Таня и Нина пошли покурить. Милка с Любаней продолжали отчаянно спорить. Светуля с Маришей отправились в дамскую комнату. А ко мне подошёл официант! Он снял с подноса наполненный фруктами хрустальный вазон. Рядом с ним на столе примостилась бутылка вина.
– Простите, но мы не заказывали! – прокричала ему, опасаясь, что счёт наш сильно вырастет.
– Это подарок, – ответил галантно, и указал мне на барную стойку. За которой сидел человек.
Я сощурилась, со своего места едва ли сумев различить, кто даритель. Но отчётливо видя мужчину, махавшего мне в знак приветствия. Милка, тут же поймав направление взгляда, присела поближе ко мне:
– Это кто?
– Я не знаю, – пожала плечами.
– Дольская! Ну-ка колись! – подтолкнула она, – Ты уже подцепила кого-то?
– Да никого я не цепляла! – одёрнула Милку.
А та, подскочив, зашагала решительно в сторону бара.
– Мил, подожди! – прокричала ей в спину. И устремилась туда же, едва поспевая за ней.
Милка, с таким неподдельным изяществом облокотилась о барную стойку своим локотком. Я же, встав рядом, стыдливо держала сплетёнными руки. Будто те могли вырваться и натворить чего-нибудь!
– Это вы угостили наш столик вином? – поинтересовалась она.
Он кивнул, оглядев вертихвостку. Милка умела подать себя так, что у мужчин отвисала челюсть. Осанка, походка, уверенный взгляд. Словно тело ей шло, было в пору! А моё заставляло постоянно испытывать дискомфорт. Вот и тогда подмышки вспотели. И я подумала, что очень сильно нуждаюсь в салфетках. Но отлучиться никак не могла.
Мужчина был тот, из салона. Правда, с тех пор он оброс. Но выглядел также с иголочки! Одарил меня взглядом, мельком. Я решила тогда, что ему однозначно понравилась Милка. Немудрено! В нашей паре всегда было так. Она собирала верха, а я подбирала остатки.
– Да, это красное, – ленивым, слегка снисходительным тоном, ответил сидящий за стойкой магнат. Точнее, отец его был таковым! А вот он… вероятно, пока управлял только частью.
Я увидела рядом охранника. Почему я решила, что это – охранник? Наверное, взгляд, отстранённый, почти как у робота. И телосложение! От ширины его плеч меня настиг мышечный спазм.
– Мил, я пи́сать хочу, – прошептала подруге на ушко.
Но та отмахнулась:
– Иди!
– Если вам нравится белое, я попрошу поменять, – добавил он, и постучал по столу зажигалкой.
– Нет, что вы! – воскликнула Мила, – Я обожаю красное! Оно так похоже на кровь.
Он кончиком рта усмехнулся. Шепнул что-то парню, сидевшему рядом. Тот встал и пошёл сквозь толпу.
– У вас какой-то праздник? – поинтересовался у Милы.
– Да, – нехотя вскинула бровь, – У подруги моей день рождения!
Прозвучало так, словно подруги здесь нет. Богачёв перевёл взгляд с неё на меня. И меня окатило испариной.
– Поздравляю! – сказал.
Тут вместо быстрых мелодий, ди-джей объявил:
– А теперь медленный трек! Для прекрасных дам за дальним столиком.
Музыка резко сменилась. И голос солиста А'Студио начал куплет:
– Ты явилась нежданно,
Как из лунного сна,
О, если б знала ты, что мне нужна
Только ты одна…
Богачёв встал со стула. Демонстрируя Милке и мне свой значительный рост. Протянул руку, бросив в мой адрес:
– Тогда позвольте мне пригласить именинницу?
Я покраснела. Ещё сильнее вспотела! Кажется, пот просто лился ручьём из подмышек.
«Как же я буду танцевать с ним такая потная?», – в отчаянии думала я. Но отказать не посмела! Не глядя на Милку, дала ему руку. И, с лицом агнца, которого повели на заклание, пошла вместе с ним в центр танцпола. Там, кроме нас, было много других романтических пар, оценивших сей трек.
– Ливни долгие лили,
Были ночи без сна,
Но в стуже сердце озарила как весна
Только ты одна!
– продолжал исполнять мужской голос.
Я по велению сильных ладоней, прильнула к нему. И закрыла глаза, так как тело моё погрузилось в какую-то бездну. По нему сверху вниз побежали мурашки. И, несмотря на испарину, мне стало холодно! Только в местах, где ладони мужские касались меня сквозь тончайшую ткань, ощущалось тепло…
– Дай мне, дай мне
Долгим огнем пылать во мгле и в ненастье…
– вторил этим неведомым чувствам певец.
Мой партнёр наклонился, отвёл от лица мои волосы. И прошептал, щекоча:
– Я надеюсь, вам есть восемнадцать? – прозвучало так, словно он собирается сделать со мной нечто большее, чем просто прижать к себе в танце.
Я машинально кивнула:
– Мне двадцать сегодня.
– Чудный возраст, – шепнул, тронув ухо щетиной.
– С-па-сибо, – почти по слогам отчеканила я.
Ощущение было, что я не танцую, плыву! Я, поддавшись порыву, закрыла глаза. И совсем утонула в объятиях, в музыке, в чувствах, которые жаркой волной наполняли моё невесомое тело.
– Дай мне! Дай мне…
Ночью и днем сгорать в костре грешной страсти.
– словно читал мои мысли этот проклятый мотив. Не давал поднять глаз на него.
– Ты дрожишь, – его руки сомкнулись на талии. Я позабыла о потных подмышках, о потных ладонях, о том, что за столиком гости, и нужно вернуться туда…
Я хотела вот так танцевать целый вечер! Вдыхать его запах, и чувствовать силу и тяжесть настойчивых рук.
– Ты очень красивая. Знаешь об этом? – продолжил нашёптывать.
Я промолчала.
– Не бойся меня, – прошептал.
– Я тебя не боюсь, – перешла почему-то на «ты».
Испугалась! Хотела исправиться. Вас! Но уже было поздно. Он провёл по спине, вдоль замочка на платье. Почему моё тело ни с кем не вело себя так?
Песня кончилась быстро. Слишком быстро!
– Я вынужден тебя отпустить, – улыбнулся, прижал мою руку к губам.
Я сглотнула, с трудом умудрилась ему улыбнуться. И на ватных ногах потащилась к столу.
Девчонки, конечно, устроили жаркий допрос. Кто такой? И как звать? Я молчала. Не в силах скрыть то, что краснею как рак. Он больше не трогал меня. Позволяя другим приглашать. Но остался смотреть, беззастенчиво, властно! Будто знал, что никуда не денусь. Фантазировал, где и когда…
Я, заправившись красным вином, танцевала под музыку так, чтобы выразить в танце всю силу желания. То не я танцевала! А кто-то оживший внутри. Будто он управлял мною взглядом. Сидя там, и цедя свой коктейль, он смотрел и смотрел. На меня. Словно мы были только вдвоём в этом зале.
Как ни странно, тем вечером никаких предложений озвучено не было. Мы с подругами взяли такси. В последний раз я увидела его, стоящим у входа с сигаретой в зубах. Хотела махнуть. Но не стала.
Забылось? Едва ли! Он не позволил забыть о себе. Появился в салоне. Когда я, покидая его, оказалась в фойе, меж дверей. Я выходила, а он заходил. Охранник остался у входа.
Подняв глаза, робко кивнула.
– Виталина, – услышала голос.
Сперва удивилась, откуда он знает? Потом поняла. Я ведь – дочь директрисы. Нетрудно узнать обо мне всё, что нужно. Только что ему нужно?
– А? – обронила на выдохе.
Из кармана отглаженных брюк он достал что-то. Ладонь потянулась ко мне, как тогда, в ресторане. Но теперь на ней был коробок. Эмблема «ЗлатаРус» на белом фоне сияла изысканным кружевом.
«Даже буквы у них золотые», – подумала я. И взяла. Сама не знаю, зачем! Вдруг это акция? Что-нибудь, вроде бесплатных подвесок, которые их магазин раздаёт по значительным датам. Мой день рождения вряд ли возможно считать таковым. Ну, а вдруг?
– Что это? – подняла на него глаза.
Богачёв не ответил. Точнее, ответил! Улыбкой, загадочным взглядом. И скрылся за дверью, прежде чем я догадалась открыть. А открыв, обомлела…
Там была не подвеска, а две золотые серьги. Элегантные, очень простые. Я, кажется даже, видела их на витрине? Схваченный в жёлтое золото, цвет изумруда казался ещё зеленее. Я понадеялась, это искусная бижутерия. Не станет же он мне дарить золотые? Но проба заверила в том, что он стал! Он уже это сделал. А я? Малодушно взяла. Ну, не гнаться же следом за ним? Я ждала его долго, снаружи. Хотела вернуть! Только времени не было. Па́ры.
Потом почему-то никак не могла пересечься с ним. Он как будто нарочно перестал посещать свой салон! Не сумев удержать в себе эту агонию, я поделилась с подругой.
– Дольская, ты с дуба рухнула что ли? – постучала она по затылку костяшками пальцев.
Я нахмурилась:
– В смысле?
– Ну, кто принимает такие подарки от почти незнакомых мужчин?
Я пожала плечами:
– У него этих цацок вагон и маленькая тележка, – сказала в своё оправдание.
– Вагон не вагон, – подруга кивнула, словно знает, о чём говорит, – Думаешь, такие, как он, просто так их дарят?
– А как? – я насупилась.
– Отрабатывать будешь, – она усмехнулась.
– Ты, наверно, забыла? У него моя мама работает, – фыркнула я.
– Дольская, ну ты и чучундра, конечно! – вздохнула подруга.
– Я верну их! Как только увижу его, – посмотрела на серьги. Те лежали в коробочке. Я их, конечно, примерила! Не смогла устоять.
Сидели они, как влитые на мочках. И так подходили к глазам…
– Ага, – покивала Миланка. Знала, что я не верну. Почему-то в мужской психологии она разбиралась значительно лучше, чем я. Хотя мы и были – ровесницы.
Глава 7
Сегодня «проверочный день». Инспектор санэпидемстанции с регулярным визитом уже приходил и оставил очки. Человек он в ведомстве новый. Волновался, наверно, сильнее, чем я! Мне-то уже не впервой. Провела, показала.
– Да у вас образцовый порядок! – удивлённо заметил худой паренёк.
Я улыбнулась:
– Стараемся.
Заметила шмат паутины в углу, закусила губу:
– Кофейку не хотите?
– О, спасибо! Было бы здорово, – чуть расслабился он.
Я напоила его свежесваренным кофе, предложила хрустящий вишнёвый пирог. Он довольно урчал и наяривал! Так вдохновился, что даже забыл окуляры у нас на столе.
«Вот недотёпа», – подумала я и сложила очки рядом с кассой. Милка сегодня гундосит. Я велела лечиться! Пока не избавится от соплей, на работу не выйдет. Хотя, она будет работать из дома. Будет опять совершенствовать пункты меню. Наблюдать за процессом на кухне сквозь пытливый глазок установленных видеокамер.
Колокольчик на двери звенит. Я решаю, что это инспектор пришёл за своими очками. Хватаю, иду к нему, чтобы отдать. Но на середине пути застываю…
Пульс учащается! Биение сердца в висках нарастает, когда я смотрю на того, кто пришёл.
Высокий мужчина заходит, оставив порог позади. Двери за ним закрываются. Я отступаю на шаг и веду по нему недоверчивым взглядом. Свободный костюм и рубашка без галстука. Но стиль деловой. Конкурент? Потенциальный партнёр? Нет! Ни то, ни другое.
Стараюсь не выдать себя и дышу глубоко. Да уж, время его изменило! Окреп, возмужал, стал серьёзным мужчиной. С бородой, сединой на висках. Боже, сколько ему? Пятьдесят шесть. Двадцать лет мы не виделись. Как это долго…
– Виталина, – одно только слово и стон вырывается прочь из груди.
Я поправляю причёску. Когда-то и я была пышноволосой и огненно-рыжей. Но первые роды и стресс привели к алопеции. Помню, как волосы сыпались. Я рыдала! Боялась, совсем облысею. Процесс прекратился, а страх не исчез.
– Изменился? – роняет с усмешкой.
– А я? – говорю.
Неловко стоять, приглашаю войти, указав на незанятый столик. Официантка Лариса подходит.
– Что ты будешь? – смотрю на Никиту. На мужчину, который совсем не похож на него! Борода закрывает лицо, но глаза смотрят пристально.
Он произносит:
– То же, что и ты.
Усмехаюсь. Так всегда говорила я сама, когда мы бывали вдвоём в ресторане.
– Тогда, будь добра, облепиховый чай и творожный десерт, – обращаюсь к Ларисе.
Та уходит. И мы остаёмся вдвоём. Нет, в нашем зале есть несколько прочих гостей. Но даже звуки чужих голосов не способны меня успокоить.
– Никита, зачем ты пришёл? – говорю напрямую.
К чему имитировать радость от встречи? Я точно не рада! Скорее, напугана. Когда он звонил, я подумала – сон. Но вот он, реальный! Сидит и внимательно смотрит.
– Просто хотелось увидеть, – звучит отговорка. Ну-ну!
Лариса приносит заказ. Я улыбаюсь, киваю. Беру на себя роль гостеприимной хозяйки, плещу по глоточку полезного чая себе, и ему.
– Мм, очень вкусно, – одобряет Никита, сделав первый глоток.
– Лимон, апельсин, зелёный чай в качестве основы, пряные травы, облепиховый джем.
– Это твоё кафе? – интересуется он.
– Мы вместе открыли, с подругой.
– ВитаМила, – повторяет название, – Неужели та самая Мила?
– Та самая, да, – говорю.
Вспоминаю, как мы говорили о Милке. Лежа в постели, после долгих сеансов любви. Мы говорили о многом! О нём, обо мне. Темы для разговоров никогда не кончались. Как не кончалась и страсть…
– Выходит, мы с тобой теперь коллеги? – усмехается он.
Я собираюсь спросить, почему. Но вспоминаю о ресторане. Том самом, где я отмечала свои двадцать лет. Это – его ресторан! В этом городе многое было – его. Но, насколько я знаю, богатства семьи Богачёвых слегка поредели.
– Выходит, что так, – отвечаю я сдержанно. Отвожу недвусмысленный взгляд.
Никита, глотнув ещё чаю, подаётся вперёд. Плечи его пиджака собираются плотной гармошкой. Неосознанно я вспоминаю, каким было раньше его обнажённое тело. Подтянутым, сильным, родным…
– Ты изменился, – роняю.
– А ты всё такая же, – щурится он.
Я усмехаюсь:
– Пожалуйста, только не ври!
Этот обмен комплиментами словно разрушил заслон между нами.
Никита смеётся:
– Нет, правда. Я видел тебя в соцсетях.
– Даже так? – я берусь за десерт, – А за тобой не следила.
– Я не следил, я…
– Послеживал? – формулирую я.
Он, пододвинув к себе белоснежное блюдце, берёт с него ложечку. На фоне его загребущих ладоней, всё это кажется кукольным, детским.
– Ты надолго? – решаю спросить.
Он поднимает глаза:
– Навсегда.
Мой лоб покрывает испарина. Кусочек десерта уже растворился во рту, но я не могу проглотить. Запиваю его облепиховым чаем.
– Решили вернуться на родину, – говорю с лёгкой долей цинизма.
– Я приехал один, – отвечает Никита.
И опять для меня это, словно удар. Он, очевидно, так хочет услышать вопрос: «Почему?». Только я не доставлю ему удовольствия.
– Понятно, – киваю, и невольно смотрю ему на руку.
Там нет кольца. Никита, поймав этот взгляд, говорит:
– Я развёлся.
– Соболезную, – тихо вздыхаю. Отметив не без гордости, что эта новость ничуть не тревожит меня.
Я долго держала его в своём сердце! Так долго, что чувства уже превратились в туман. Будто всё это было не с нами…
– Ну, а ты? – он ведёт по моей окольцованной правой руке, – Замужем?
– Ты же следил за мной в соцсетях, – отвечаю ему, – Там есть вся информация.
Никита кивает:
– Я знаю. Просто хотел, чтобы ты подтвердила её.
– Подтверждаю, я замужем. И у меня двое прекрасных детей.
– Сколько им? – улыбается он.
Я, сглотнув, отвечаю:
– Дочь на четвёртом курсе, а сын в шестом классе.
– Большая разница между детьми? – намекает Никита. И мне в этой фразе мерещится тонкий намёк. Он не может узнать! Он не знал. Он уехал, не зная…
«Успокойся», – даю себе кроткий приказ. Усмехаюсь:
– Пожалуй, даже слишком. Но второй у нас долго не получался.
Вспоминаю, в каком состоянии я пребывала. И какой уязвимой была моя дочь! Она родилась раньше срока. Наверное, стресс был виной? Бессонные ночи, послеродовая депрессия, ощущение безнадёги, конца…
– Значит, теперь ты Шумилова, – констатирует он.
«А когда-то всерьёз примеряла фамилию Богачёва», – мелькает в уме. Только та оказалась не в пору. Как говорится, не по Сеньке шапка!
Киваю:
– Да, муж преподаёт в институте. Скоро защитит докторскую. А пока кандидат экономических наук.
– Неплохо, – одобряет Никита.
– Не жалуюсь, – с улыбкой парирую я.
– Я очень рад, что у тебя всё сложилось хорошо, – сквозь бороду трудно понять, улыбается он, или нет. Но глаза излучают тепло и такую усталость, что мне так охота спросить: «Ну а ты? У тебя самого как сложилось?».
– Спасибо, – роняю.
– Вит, – произносит он моё имя так, будто не было этого времени порознь. Будто он говорил его тысячу раз, без меня, обращаясь ко мне, и не слыша ответа…
Я поднимаю глаза. Молча жду, что он скажет.
– Я хочу, чтоб ты знала. Я никогда не переставал о тебе думать.
Сглотнув, ощущаю потребность ответить «Я тоже». Вот только зачем?
– Так вот, почему у меня уши горели?
Он улыбается. Тонкая сеточка мелких морщинок вокруг его глаз напоминает о возрасте. Но ему этот возраст идёт. Как идёт седина! Он тогда уже начал седеть. Я вспоминаю, как находила в его шевелюре коварные белые ниточки. И улыбалась, пытаясь представить его абсолютно седым. Сейчас тёмный цвет в меньшинстве. Превалирует белый. Я тоже седею, и крашусь, стараясь вернуть голове первозданный утраченный вид.
Смартфон начинает звонить. Вижу Майкино фото.
– Извини, – говорю я Никите. Беру.
Майка на том конце провода чем-то шуршит:
– Мамуль! Слушай, я принесу тебе вещи свои? Постираешь?
– Ну, конечно, неси, – соглашаюсь, – Во сколько ты будешь?
– Не знаю, часикам к шести, наверное, приду, – отвечает она.
– Хорошо.
– Мамуль, а возьми из кафешки вкусняшку! – тянет дочка, как в детстве.
– Какую?
– Ну, какую-нибудь! У тёть Милы всё вкусно.
– Конечно, возьму, – улыбаюсь.
Сегодня она обещала зайти и поужинать с нами. Рассказать об успехах. Надеюсь, о том, с кем встречается…
Прощаемся с Майкой до вечера. Кладу телефон вниз экраном на стол.
– Дочь? – вопрошает Никита.
– Угадал, – говорю, – Шумилова Майя Константиновна.
– Красиво звучит, – отвечает без тени сомнения.
«Пожалуй, что лучше, чем Майя Никитична», – думаю я. Никита. Я всегда обожала его имя. Оно ему шло! Вот только отчество из него получается так себе.
Глава 8
Пристыженная подругой, я честно пыталась вернуть ему эта серёжки. Но это оказалось не так уж и просто! Богачёв появлялся в салоне нечасто. Спрашивать девочек было чревато. Могли слухи пойти! А моя мама всё же работала там. Не хотелось бы портить её репутацию.
Так что я просто ждала. Приходила туда, сразу после занятий. И сидела. Порой, отвлекая девчонок примерками и болтовнёй. Но чаще всего, просто на лавочке, возле подъезда соседнего дома. И вот! Мне, наконец, повезло.
Богачёв подкатил на своей иномарке. Точнее, не он сам. Его привозил водитель. По совместительству тот же мужчина, который его охранял. Я проследила, как тот распахнул ему дверь и остался стоять, ожидая снаружи.
Подскочила, достала коробочку. Ещё раз посмотрела на них.
«Вот же, суки, красивые», – подумала с горестью. Погладила камушки пальцем. Защёлкнула «ящик Пандоры» и сделала вид, что гуляю неспешным шагом вдоль тротуара.
Когда Богачёв появился в дверях. Весь такой на понтах! В длиннополом пальто и ботинках, блестевших сильнее, чем надпись «Салон ЗлатаРус». Я ускорила шаг и окликнула:
– Стойте!
Он не расслышал. А, может быть, сделал вид? Машина была припаркована чуть в стороне от центрального входа. Под раскидистой ивой, в то время года уже растерявшей листву.
– Никита Григорьевич! – крикнула я, подбежав.
Он обернулся:
– Георгиевич, – взглянул на меня сверху вниз.
– Простите, – смутилась. Протянула коробочку, – Вот! Заберите, пожалуйста.
Он был, как будто расстроен. Возможно, не мой легкомысленный жест стал причиной тому. Но Никита Георгиевич хмыкнул досадливо:
– Что, не по вкусу?
– Почему? Очень даже по вкусу, – заверила я, – Просто… я не могу их принять!
Охранник стоял у машины. Точно робот, не глядя на нас. Он готов был открыть ему дверь. Но Богачёв не спешил. Он сунул руки в карманы пальто:
– Почему?
Я устала держать на весу свою руку, и ладонь задрожала:
– Это слишком.
– Слишком что? – уточнил, склонив голову.
«Да он издевается», – гневно подумала я. Захотелось оставить её и уйти. Но я подавила обиду.
– Это слишком дорогой подарок, – объяснила с нажимом.
Он шумно вздохнул, ноздри забавно раздулись:
– Наверное, это дарителю решать, а не вам.
Мы снова были на «вы». А я так не к месту припомнила, как он обращался ко мне, называл Виталиной. Когда мы качались под музыку там, в ресторане, у всех на виду…
Тогда я сама ему «тыкнула», кажется? А теперь было трудно сказать даже «вы».
– Ну, в любом случае, я не могу их принять! – покачав головой, я опять протянула ему коробок.
Досада читалась в глазах. Он до сих пор держал руки в карманах. Тогда я решительно сделала шаг в направлении авто. Выпирающий тёмный капот был начищен до блеска.
«Он, наверное, моет её каждый день», – удивлённо подумала я. Ведь на улице после дождя очень грязно.
Поставив коробочку, я ещё раз посмотрела. Простилась.
«Простите, красивые! Но мне вас никак не оставить себе», – и развернулась, чтобы гордо уйти…
Богачёв незаметно приблизившись, оказался почти тык впритык. Отступать было некуда! Сзади – капот. Сбоку стоит его хмурый охранник. До сих пор бессловесный, совсем равнодушный. Реши его босс затолкать меня внутрь, он и бровью не поведёт.
Я задохнулась от неожиданности, издала тихий вскрик.
– Изумруд – это символ любви. Это камень Богини Исиды. У древних народов она называлась богиней тысячи имён, – он стоял очень близко, и ставший знакомым уже, запах мужского парфюма, будоражил, пленил, вынуждал трепетать.
– П-почему? – уточнила я робко.
– Потому, что она олицетворяла собой очень многое, – он говорил не спеша, нараспев, как будто пытался затмить мою бдительность.
– Ч-то например? – я сделала шаг, ощутив задом твёрдый капот. Поняла, мне не вырваться! И потому, как могла, я старалась отсрочить момент.
Богачёв улыбнулся. Из кармана пальто вынул правую руку. Лёгким жестом отвёл от лица мои рыжие пряди. На мне была шапочка, вязаный контур которой почти доставал до бровей.
– Например, плодородие, жизнь, и домашний очаг, – продолжал он, как будто баюкал. А лицо становилось всё ближе и ближе…
В последний момент я успела вдохнуть. Словно мне предстояло нырнуть в глубину! С какой-то стороны, оно так и было. Я потеряла счёт времени, когда его губы коснулись моих. Я невольно закрыла глаза, не желая поверить. Всё моё естество состояло из губ. Вся чувствительность, на которую был способен мой организм, в тот момент оказалась в губах.
Только губы. Всего лишь они приоткрылись навстречу горячему, властному рту. Он захватил мою нижнюю, чуть помассировал и отпустил. Затем то же сделал и с верхней. Будто пробуя каждую. Я не ответила, я побоялась ответить ему. Но и отказать в тот момент не смогла! Он целовался не так, как целуют мальчишки. Он целовал как мужчина. Обычно ровесники сразу совали язык ко мне в рот и старались как можно сильней обслюнявить.
Никита всего лишь касался губами. Но как… Так, что ноги мои подгибались! А сердце почти перестало стучать…
Когда он отпустил, я качнулась. Оказалось, что всё это время я стояла на цыпочках, я всем своим телом стремилась к нему. Стало стыдно! Я опустилась на пятки. Откашлялась. Вытерла рот.
– Отрабатывать будешь, – припомнила Милкин «завет».
Ну, вот, началось! Я уже отработала? Или это всего лишь «тест-драйв»?
Глаза заслезились. Боясь, что расплачусь, я двинулась вбок. Почему эта мысль не настигла меня до того? Всего лишь один шаг влево, и я на свободе. И Богачёв, с его приторной речью, уже не довлеет, не властвует. Просто стоит, чуть склонив свою голову на бок, и смотрит внимательно.
– До свидания, – промямлила я и почти побежала куда-то. Лишь бы подальше.
– До встречи, Исида! – услышала в спину. И только ускорила шаг.
На следующий день, я усердно искала карманное зеркальце в сумке. Но в самом углу, среди прочей фигни, отыскала совсем не его. А коробочку. От удивления даже осела на лавку. С замиранием сердца открыла её…
«Бумеранг, он вернулся», – посмотрела на серьги. И те, будто ярче сияли, при виде меня. Мне захотелось плакать и смеяться одновременно! Я потрогала пальцами губы. Как будто на них до сих пор ощущался его поцелуй.
Надевать постеснялась. Казалось, надев, я уже не сниму! Это значит, принять не подарок, а факт его власти. Сделать его полноправным владельцем души. Бредни, конечно! Но эти серёжки казались мне чем-то мистическим.
– Вит, ты чего? – поинтересовался Шумилов.
Мы гуляли домой после ВУЗа. И он, как обычно, меня провожал. Оказалось, что всё это время он что-то рассказывал мне. Только вот я совсем не вникала.
– А? – я рассеянно сдвинула брови.
– Ты где-то летаешь, – насупился Костик.
Он тоже пытался казаться мужчиной. Носил нараспашку пальто. Отрастил нечто, вроде бородки.
– Проблема выбора, которую нам объясняли сегодня, – начала на его языке, – Она говорит о том, что альтернативные издержки – это упущенные возможности.
Костик задумался:
– Да.
– А оптимальным выбором может быть тот, где выгоды больше, или равны альтернативным издержкам, – продолжила я.
– О каком выборе ты говоришь? – посмотрел на меня.
Ветер играл с прошлогодней листвой. И у нас под ногами кружили, как в танце, ярчайшие всполохи цвета.
– А выгода – это…
– Потенциально возможный объём получаемых денежных средств от каких-то активов, процессов, предметов труда, – пояснил мой студент.
Я про себя усмехнулась. «Получаемых денежных средств». Нет, пожалуй, не в этом суть дела! Мне было не нужно ни денег, ни подарков. Всё, чего я хотела, ещё раз ощутить терпкий вкус его губ.
