Текст книги "Всего лишь измена (СИ)"

Автор книги: Мари Соль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 31

Я бежал, пропуская ступени, наверх. Двери квартир сменяли друг друга. Найдя нужную, я встал, как вкопанный. И долго переводил дух, упёршись рукой в деревянную створку. Наладив дыхание, я позвонил. Дверь открыла Милана.

В коротеньких шортах и маечке в тон, она смотрелась совсем как девчонка. Начиналась весна. Третий курс института. Мой четвёртый кончался. Я хотел пригласить Виту в парк. Погулять и отметить начало весны.

Но она отшутилась! Мол:

– Буду у Милки. Будем пробовать новый рецепт пирога.

Запаха выпечки я не учуял. Спросил:

– Ты одна?

Милка, державшая пилочку, вяло вздохнула:

– Родоки укатили на днюху к друзьям, отмечать. А чего ты тут делаешь?

Я посмотрел ей за спину, стремясь различить шевеление, присутствие в недрах квартиры кого-то ещё.

– Где она? – выпалил жадно.

Милка насупилась:

– Кто?

– Подруга твоя! – почти прокричал.

Она издала недвусмысленный едкий смешок:

– Ясно, где.

Воздух вышел из лёгких. Я привалился спиной к малой створке, где было написано «Квартира Измайловых». Отец Милы был деревщик. Он работал на мебельной фабрике. И строгал на заказ.

– Проходи! А то соседка, небось, уже дырку протёрла в двери, – прошипела Милана. И буквально втащила меня в коридор.

Я неохотно разулся. Уж очень хотелось отлить! Я ведь почти что бежал. Я отчаянно верил, что встречу здесь Виту. Что они вместе с Милкой готовят пирог. И меня угостят! Для начала, конечно, слегка возмутятся, потом угостят. Я так хотел, чтобы произнесённое ею было правдой. А она… Она просто хотела избавиться!

Когда покинул пределы туалета, Милка на кухне ставила чай. Я собирался сказать, что уйду. Но она удержала меня за рукав, усадила за стол.

– Ты голодный, небось? У меня есть картошка тушёная. Будешь?

Я проглотил набежавшие слюни:

– Неа, спасибо.

– Ну, тогда хотя бы чаю попей! – почти с обидой сказала она.

Улыбнувшись, кивнул:

– Хорошо.

Пока чай закипал, я сидел, размышляя. Вдруг посмотрел на Милану.

Спросил:

– Почему она с ним? – будто Милка могла дать ответ.

А она и дала. Так печально вздохнула, словно знала такое, чего я не знал:

– Любовь, милый мой! Сердцу не прикажешь.

Взгляд, адресованный мне, был исполнен сочувствия. Мне стало жалко себя.

Милке тоже:

– Думаешь, я ей ничего не говорила? Она же подруга моя! Я волнуюсь.

Я молча внимал, глядя в тёмную прорезь стекла.

Милана продолжила:

– У Витки притуплённый инстинкт самосохранения! Знает, что будет больно потом. Но продолжает делать. Хотя, – она бросила взгляд на меня, – Ты такой же!

– Почему я такой? – вскинул брови.

Она разлила кипяток:

– Потому что! Вы с ней мазохисты. Она любит женатика, ты любишь её.

«Не люблю!», – собирался сказать. Но подобная фраза звучала бы жалко! Как попытка себя оправдать. Но зачем? Ведь все знают. И Мила, и Толик, и даже сама Виталина. Что больнее всего.

Как болезнь, это чувство никак не желало пройти. Словно сердце моё не хотело найти себе новый объект воздыханий. Вот же, сколько девчонок вокруг! Да хоть Милку взять? И фигура при ней, и лицо. И манеры. А толку то? Сердце молчит.

– Пряники! – поставила Мила корзину на стол. И примостилась сама, элегантно скрестив свои длинные ноги.

– Ничего, поматросит и бросит, – сказала, отпив.

– Кто? – я нахмурился. Чай оказался зелёным. А я не любил. И пряники тоже не очень. Имбирные!

– Да этот женатик, Витку нашу, – добавила Мила, – Такие, как он не разводятся. И придёт она плакаться в твою жилеточку. Так что готовь!

Я недоверчиво хмыкнул. Представил, как Витка ревёт от тоски. Стало даже приятно. Наверное, я не только мазохист, но ещё и садист?

Отругал себя, сделал глоток:

– А ты бы встречалась с женатым? – спросил.

Мила задумалась:

– С таким, как Богачёв? Наверное! Если бы он предложил. Но не влюблялась бы точно.

– А разве можно это контролировать? Ну, не влюбиться? – уточнил.

В этот миг Мила словно была для меня средоточием женских пороков. Как Богиня, которая знает ответ. И расскажет, как покорить сердце той, кто в тебя не влюблён?

– Можно! Ещё как можно, – она макнула кончик пряника в чай и продолжила, – Стоит подумать о том, как он приходит домой. Представить себе его жену и детей. Да я бы сразу за ним проследила, чтобы увидеть воочию, как он с ней. Как целует при встрече. Одно только это уже бы меня отвратило. Фу!

Милка поёжилась. И я даже как-то зауважал её в этот момент. И подумал с презрением о Витке. Ведь она же должна понимать эти вещи не меньше? Так почему же влюбилась, как полная дура? И ходит к нему на свиданки. И врёт!

– Ты хорошая, Мил, – узаконил мелькнувшую мысль.

Милка хмыкнула как-то печально. И пряник упал прямо в чай.

– Вот же чёрт! – простонала она, глядя в чашку.

Я тоже взглянул туда, вытянув шею.

– Я такую квашню пить не буду! – Милка поморщилась.

Я рассмеялся. И вот, через пару секунд, мы оба смеялись, как два идиота. И пили один на двоих тёплый чай.

Когда чай закончился, и темы иссякли, пришло время прощаться. Я встал и одёрнул пуловер.

– Спасибо, Милан, – взглянул на неё сверху вниз.

Мила поправила волосы. Мне! Потянулась рукой к моему чуть вспотевшему лбу. И коснулась так робко и нежно. Я поймал её руку. И пальцы сплелись! Я не помню, как это случилось. Кто кого целовал? Я её? Или мы целовали друг друга? Постепенно сдвигались к гостиной, скользили по стенам, пока не упали на мягкий диван.

Было здорово. Быстро и жарко! Я вспотел. Член стоял. Боль прошла. Когда кончил, она натянула обратно короткие шортики. Я застегнул ширинку на джинсах. Оргазм отпустил, и пришло осознание произошедшего…

– Мил… Ты это… Прости, – бросил как-то нелепо.

А она усмехнулась:

– За что?

– Ну, – я кивнул на диван, – Вот за это.

– Тебе не понравилось? – с грустью сказала она.

– Что ты! Очень понравилось! – постарался, чтоб голос звучал убедительно.

Мне действительно очень понравилось. Только стыд исказил послевкусие…

– Мне тоже, – она улыбнулась, опять прикоснулась ко мне.

Я сглотнул:

– Мил… Ты только Витке не рассказывай? Ну, что у нас с тобой было.

Она закатила глаза к потолку:

– Боже! Шумилов? Ты всё ещё тешишь себя надеждами?

Я поморщился, словно от боли. И представил, как Вита узнает об этом. Захотелось стереть этот миг. И забыть самому!

– Горбатого могила исправит, – расстроено хмыкнула Милка. Как будто я только что разочаровал её до глубины души…

В один из дней я решился. Пошёл прямиком в «логово зверя». В «Асторию», где обитал Богачёв. Его джип был припаркован на входе. Это значило, он до сих пор ещё там. Я не знал, что скажу! Но смысл моих слов был таков: «Если ты не оставишь её, то узнает жена. А уж дальше, сам думай!».

На последнем этапе я струсил. Наверно, увидев охранников? Двух. Один из них явно направил свой взгляд на меня. Сам «хозяин банкета» сидел за столом и обедал. В зале было ещё пару столиков занято. Время дневное. В меню бизнес-ланч.

Я решил не тянуть. Подошёл. Но амбал преградил мне дорогу.

– Куда? – рявкнул он.

– К Богачёву, – процедил я сквозь зубы.

Тот, подавшись вперёд и прервав свою трапезу, с интересом взглянул на меня:

– Что там, Витя? Пусти!

Тот сделал шаг в сторону. И я предстал перед взором соперника. Весь, в полный рост. Ощутил себя как-то неловко. Я стою, он сидит. Вроде сразу понятно, кто главный.

– Вы кто? – смерил взглядом. Таким, от которого бросило в дрожь.

Ничего в нём особого не было. Ну, красавец, наверно? Не сказать, чтобы писаный! Я в мужиках не разбирался. Но понял одно. Мы с ним были совсем непохожи. Он брюнет, а я – светловолосый. У него были жёсткие волосы, элегантно зачёсанные назад. А мои приходилось вытягивать утром, а иначе беда! Он не отращивал бороду. Но небольшая щетина была, и она ему шла. Мне же, казалось, совсем не шло быть бородатым. И бриться не шло. Я был в поиске образа! И постоянно собой недоволен.

– Я друг Виталины, – сказал, держа руки в карманах.

– Надеюсь, оружия нет? – хмыкнул он.

Я вынул ладони, демонстрируя, что безоружен.

– Садитесь, – кивнул он на стул.

Я присел. И в тот же момент ощутил себя лучше. Как бы с ним наравне.

– Ну, и? – продолжил он есть.

На тарелке лежал кусок мяса. И он монотонно пилил его ножиком. Звук этот сильно меня раздражал! Побежали мурашки.

Я взял себя в руки. Сказал то, что хотел:

– Вы должны отпустить её!

– Я не держу, – усмехнулся он так, словно речь шла о девочке с улицы.

Мне стало обидно за Витку!

– Она не нужна вам! Найдите другую игрушку! – злость выходила ноздрями. Я шумно дышал. Так хотелось вонзить ему в сердце хоть что-нибудь. Слово? Ведь нож не получится. Злобный охранник буравил меня недоверчивым взглядом…

– Молодой человек, – отложил он приборы, – Я так понимаю, у вас чувства к Вите? И вы хотите ей лучшего. Это похвально.

Я опустил глаза, словно пристыженный. Даже он подловил! Мои чувства… Святое! Что трогать нельзя.

– Но я действительно не держу Виталину. Наши отношения – это её выбор. А касаемо нужности, – он замолчал, подбирая слова, – Скажем так, я нуждаюсь в ней также, как и она во мне. Подобный ответ вас устроит?

Он глотнул из стакана. По всему видно, содовой. Пузырьки заиграли в прозрачной воде.

Я не знал, что сказать. И вспомнил свой основной аргумент:

– Если вы не оставите Виту, то обо всём узнает ваша жена. Я позабочусь об этом!

Прозвучало киношно. Он тоже заметил. Уголок его рта искривился в усмешке:

– Забавный ты парень, Шумилов.

Я вздрогнул. Он знал моё имя? Это Вита сказала ему? Она говорила ему обо мне? Под каким, интересно знать, соусом. Я так удивился, что чуть было не задал этот вопрос прямо в лоб. Но Богачёв озадачил меня ещё больше:

– Ада уже знает. Так что не трать время попусту. Ни моё, ни своё. Договорились?

Мой кадык снова дёрнулся. Вот теперь я конкретно не знал, что сказать. Захотелось плеснуть из стакана в лицо оппоненту. Как делают в фильмах, опять же! Но я понимал, что тогда буду выведен под руки, прямо из зала, у всех на виду.

Потому смерил взглядом его ещё раз:

– Если вы причините ей боль…

Богачёв перебил:

– Ты убьёшь меня?

Я не заметил, как он поменялся в лице. Рассмеялся беззлобно. Как будто я шутку сморозил.

– Отправляйся домой, Константин. Ты ещё молод! Однажды поймёшь, что жизнь – очень сложная штука. Сложная, но интересная, да?

Он сощурился. Радужка глаз была тёмной настолько, что не видно зрачков.

«Вот и ещё одно отличие», – подумал я. Мои глаза – синие. И вообще, я – полнейший его антипод!

Разговор завершился ничем. Аргументы закончились. Больше козырей не было. Витку он не отдаст. Потому, что она «не отдастся». А жена… Я боялся подумать, каково это? Знать, что твой муж спит с другой.

Витка, как юная бабочка, беззаботно порхала, жила, наслаждалась своим новым статусом. Шлюхи, любовницы, куклы богатого дяди.

– Ты понимаешь, что у него есть семья, есть дети? – я тщётно пытался её вразумить.

– О, Господи, Костя! Ты говоришь, как моя мама! – стонала она.

От апреля не жди снисхождений! Ветра задували, и я шёл, натянув капюшон. А Витка в повязке под цвет своих рыжих волос. Она закрывала её миниатюрные ушки. Но из-под вязаной ткани виднелись серёжки. Зелёные камушки шли к её лисьим глазам. Колдовские, лукавые, дерзкие! Они так сияли, что даже не знающий мог бы понять, что к чему.

– Тебя не волнует вообще этот факт? Что он чей-то муж и отец? Что это бесчестно? – пытался найти подходящее слово.

Она подцепила мой локоть, прижалась щекой.

– Костенька, я тебя очень люблю! Но не читай мне нотаций, не надо. Я сейчас очень и очень счастливая.

Я проглотил недосказанный рой красноречий. Не читай. Я люблю. Я счастливая. Если хочешь мне счастья, молчи.

Глава 32

Дом, в котором теперь обитают родители, принадлежал моим бабушке с дедом. По маминой линии. Они всю жизнь жили вне города, а мама решилась на этот побег. Сбежала во взрослую жизнь, в Петербург! А теперь вот обратно, в деревню. Правда, деревней это можно назвать с большой натяжкой. Скорее, посёлок, весьма комфортабельный, очень уютный. С недавних пор он включён в черту города. Так что папа и мама не перестали быть горожанами, даже теперь.

Дедушка умер раньше бабули. Однажды он просто не встал. Умер ночью, во сне. Наверное, это хорошая смерть? Без болезни, без боли. Взять и вот так не проснуться! Из сновидения сразу уйти в мир иной. Но каково было бабушке? Всю жизнь они с дедом бок обок, как попугаи-неразлучники. И вдруг вот такое! Бабуля слегла. Вставала ещё, но нечасто. Маме пришлось увольняться. Ехать в город бабуля никак не хотела. Всё лежала и плакала. Говорила:

– Закрываю глаза и вижу Валеру.

Даже ночью шептала ему: «Я иду». Но агония длилась недолго. Скоро бабуля и впрямь умерла! Мама выросла здесь, и продавать этот дом не хотела. Даже зная, что в нём, один за другим, умерли оба родителя. Она утверждает, что призраков бояться не стоит. Напротив! Они охраняют её и всех нас. И даже мне самому порой кажется, когда дом погружается в ночь, что кто-то баюкает нас, то шелестом трав за окном, то руладами громких сверчков, напевая нам светлые песни.

Раньше я думал, что в этот уютный приют однажды приедем мы с Витой. И будем стареть, взявшись за руки. Любоваться закатом, пить чай, нянчить внуков. Я не вижу себя в роли домовладельца. Но, чем чёрт не шутит? Когда добровольно уйду на покой от научных высот. Отдам в руки юных талантов возможность учить и учиться. А Витка наймёт управленца в кафе.

А теперь…

Мои мысли совсем не о том. Не о будущем счастье! Я никак не могу престать себя мучить. Не думать о нём! Если он снова здесь, если она с ним общается… То расскажет про Майю? Или уже рассказала.

По спине холодок от таких перспектив. Что будет со мной? С нами! Господи! Вита! Ведь я и не думал, боялся представить себе, что однажды он снова вернётся сюда. И теперь, спустя столько лет, ты всерьёз предпочтёшь его мне? Почему, Виталин? Почему?

– Ай! Кось, мне больно! – поводит плечом, когда я сжимаю его слишком сильно.

А мне? Мне разве не больно? Я так любил тебя. Вита, за что?

Убираю ладонь, что вцепилась в неё мёртвой хваткой. И целую оставленный след. Всё пройдёт. Я так думал. Теперь же боюсь отпустить её руку. Боюсь перестать ощущать её рядом с собой.

Сладкий дым шашлыка до сих пор затмевает собой остальные весенние запахи. Мне приятно вдыхать! Видеть нашу семью в полном сборе. Почти в полном сборе. Нет тёщи! Она редко ездит сюда. Вот уж кто точно совсем городской. Не заманишь.

Как будто прочтя мои мысли, мамуля решает узнать:

– Как Анфиса?

Виталина, спиной прислонившись ко мне, отвечает:

– Да как? Как всегда! На работе.

– Чего там, на личном? – слегка подмигнув, говорит моя мать.

Я наблюдаю, как папа, заметив, что мама не видит, накинул стопарик. И нюхает хлеб.

– Ой! – машет Вита ладошкой, – Чего там может быть? Как всегда! Всё молчком, как подростки.

– Ну, оно и хорошо, значит, есть чего прятать, – делает выводы мама.

Майка упорно печатает что-то, присев на ступеньку крыльца.

Вита кричит ей:

– Майюшь! Не сиди на холодном!

Та отвечает:

– Ага! – непонятно вообще, она слышала, что ей сказали?

Вита вздыхает, напрягшись. Набирает в грудь воздуха. Громче кричит:

– Майя!

Дочь, наконец, поднимает лицо от экрана смартфона. И смотрит на нас. У меня в горле ком! Неужели она уже знает, что я – не отец? Но молчит, потому, что боится обидеть. Вспоминаю её, совсем юной девчонкой. Рыжулей! Такой же, как мать. Как она заползала ко мне на колени и с таким умным видом смотрела в экран. Компьютер тогда ещё был очень старый, большой. И Майка понять не могла, почему в телевизоре мультики, а на компьютере мультиков нет…

– Подложи что-нибудь! Не сиди на холодном! – суровеет Витка.

– Да оставь ты её, пусть сидит, – говорю, – Она в джинсах, они у неё очень толстые, я проверял.

– Кость! Ну, хоть ты не мели ерунды! Какие джинсы? Камень холодный, придатки застудит. Потом будет сильно болеть, – недовольно бурчит Виталина.

– Всё правильно, – мама кивает, – В юности все мы беспечны. Проблемы приходят потом. Уж поверь!

Я хмурюсь. Болеть? Не хочу, чтобы Майка болела.

– Май! А ну встань со ступеньки! – повышаю я голос. Беззлобно. Всего лишь давая понять. Я делаю это достаточно редко и Майка, услышав, встаёт.

– Хорошо, хорошо, – причитает она недовольно, идя мимо нас.

– Тебе ещё деток рожать! – вспоминает бабуля.

– Ой, бабуль, да когда это будет? – отложив телефон, дочь собирает назад свои рыжие волосы.

Мама считает в уме:

– Как когда? Я вон отца твоего родила в двадцать два.

– Так, когда это было? Ещё в прошлом веке? – Майка смеётся. У неё на щеках уже проступают веснушки. Скоро их будет так много, что только лови!

Помню, в 16 она избавлялась от них. Она много чего натворила в шестнадцать! Перекрасила волосы, красилась ярко, одевалась чёрт знает во что. Вот же они с Витой ссорились! А я вечно был миротворцем. Только я мог унять этот женский конфликт. Объяснить и одной, и другой, что они очень любят друг друга.

– Ты права! В прошлом веке. А вот мамка твоя родила тебя в двадцать три. Правильно, Вит? – смотрит мать на мою Виталину.

Я чувствую, как под рукой её плечи становятся твёрже.

– Да, правильно, – отвечает она.

Вита сперва собиралась сказать моим папе и маме всю правду. Но я запретил! Не хотел даже думать о том, что родители будут считать меня вором, решившим присвоить чужое. Пусть лучше считают, что мы переспали до свадьбы! Задолго до свадьбы. Она согласилась, сжимая в руках нашу дочь…

– Значит, ты народишь мне правнучка в двадцать четыре, – констатирует мама, – Нормально! А что? Я буду не старая. Подумаешь, семьдесят лет!

– Бабуль, прекрати! Ты и в восемьдесят не будешь старой ещё, – хмыкает Майка. Заправив за ухо упавшую прядь.

– Здрасте! Это что же мне до восьмидесяти ждать? Тогда, глядишь, и Антоха поспеет, – смеётся мамуля.

А отец подзывает:

– Антох! Подь сюды!

Сын прибегает, держа в руках палку. Капустин, желая его обогнать, машет рыжим хвостом. Он у нас не бегун. Лапки слишком короткие. Зато как эти лапки умеют копать…

– Чё, деда? Звал? – сын хватает с тарелки кусок шашлыка. Откусив сам, бросает на землю Капустину.

– Антон! Не корми его мясом. Мы для него итак кости оставили, – напоминает Виталя.

Слегка захмелевший отец изрекает:

– Пойдём ремонтировать чайник?

– Сейчас? – удивляется мать.

– А когда же? – в недоумении смотрит мой папа.

– Ночь на дворе! Старый, ты совсем потерялся во времени? Чего ты сейчас там напаяешь? Ещё и ребёнка научишь чему? После семи выпитых стопок? – сыплет вопросами мама.

– Пяти! – возражает отец.

Она усмехается:

– А то я не видела? Можно подумать!

– А у тебя что, глаза на затылке? – взрывается он.

– С тобой жить, так появятся! – издевательски хмыкает мама.

– Не ругайтесь, бабуля, дедуля! – вступается Майка.

– Да мы не ругаемся, солнышко! Это мы так, – машет мама рукой.

«Милые бранятся, только тешатся», – это точно про них. Не бывает и дня, чтобы мама и папа не ссорились. Но у них ссоры быстрые, словно укус комара. Покусали друг друга, обнялись, всплакнули. И дальше идут рука об руку. Так бы и нам…

Когда детвора собирается спать. Папа, решив, что чинить лучше завтра, качается в такт старой песне по радио. Мама и Вита сгребают остатки еды. И в какой-то момент Виталина решает наведаться в дамскую комнату.

– Костяшь, у тебя всё нормально? – интересуется мама.

Я пожимаю плечами:

– Да вроде, а что?

– Какой-то смурной ты сегодня, – вздыхает она. Папа прав, что у мамы чутьё на людей! И особенно, близких.

– Ты же знаешь, настала пора. Скоро сессии, я устаю, вот и всё, – я пытаюсь прикрыть за улыбкой свою вновь обретённую горечь.

– Смотри мне! – смеётся она.

Я обнимаю её, бегло чмокаю в щёку:

– Всё нормально, мамуль, всё нормально.

Вдруг откуда-то сверху доносится крик:

– Ай! Антон! Убери! Убери! Перестань! Ты урод! Не сажай на меня!

Собачий лай, перекрыв Майкин голос, становится глуше.

– Чего там? – бросаю с волнением Витке, которая вышла из дома. Веранда ещё не погашена на ночь. Вдоль садовой дорожки горят огоньки батарей.

– Да Антошка жука притащил, посадил Майке на спину, – Витка смеётся.

– Вот жучара! – ловлю её руки в свои, – Ты устала?

– Немножко, – она прижимается носом. Раньше бы я пошутил, что холодный. А холодный нос – признак здоровья! А сейчас не до шуток. Боюсь, подведёт мой взволнованный тон.

– Идём спатки? – шепчу.

– Сейчас, – отвечает, – Иди, я сейчас.

Я поднимаюсь наверх, и в тишине пустой комнаты долго стою у окна. Что же мне делать? Как быть? Предъявить ей всё то, что я знаю? А что я, собственно знаю? Только то, что напел Комаров. Богачёв приезжал. Она виделась с ним. Но как долго? Как… тесно общалась? Узнать бы побольше. Для этого нужно за ней последить. Никогда не любил детективы! Но, пожалуй, придётся им стать.