412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мари Соль » Всего лишь измена (СИ) » Текст книги (страница 10)
Всего лишь измена (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 18:31

Текст книги "Всего лишь измена (СИ)"


Автор книги: Мари Соль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 23

Месяцем ранее…

Своей тягой к наукам я в деда. Папин отец, он работал в НИИ. Работа его была строго секретной. Мы и по сей день не знаем всего! Умер он рано. Видно, имел дело с родием? Но при жизни успел заработать квартиру. В те годы подобная роскошь давалась не всем.

Вот в эту квартиру отец и привёл Веронику, мою будущую мать. Мне говорили, бабуля была недовольна! Ведь сын был единственной радостью в жизни. Уж как она сильно его ревновала к невестке! А после – смирилась. Видать поняла, что любовь?

Когда я родился, то бабушка Нина с головой погрузилась в заботы о внуке. В памяти – запах её сладкой пудры, вкус свежих пышек. И слово «внучок», произносимое ею с такой нежностью. Увы, но до Аськи она не успела дожить! Так что мне посчастливилось.

В свою очередь, мама всегда говорила, что примет любую невестку в наш дом. Лишь бы только любил! Ну, а с Витой у них зародилась симпатия сразу. Аська мала́я была, и Витка любила её, как сестру. Сама она, ни братьев, ни сестёр не имеет. Их батя ушёл! Так что Витка тянулась к нам, в жажде восполнить пробелы.

– Хорошая девочка, – мама вздохнула, однажды её проводив.

– Я женюсь на ней, мам! Вот увидишь, женюсь, – заявил я решительно.

На что мама, смеясь, покивала:

– Ты вырасти сначала и школу закончи. А потом хоть женись, хоть любись!

Помню, как папа гордился, когда я назвал сына в честь нашего деда – Антоном. А Виточке было не важно. Она так болела! Её кесарили, ребёночек плохо лежал. Помню, как я чуть с ума не сошёл, пока ждал под дверями. И молился, и плакал. Хотя в бога не верю. Я верю в науку! И всё же тогда…

В нашей квартире генеральный ремонт проводили два раза. Когда умерла моя бабушка, папа решил обновить интерьер. И когда они съехали за город, оставив мне право жить здесь с женой. Я люблю этот дом, наше родовое гнездо Шумиловых. Ни на что не променяю квартиру в кирпичном! К тому же, она близко к центру. До ВУЗа рукою подать.

По хорошей погоде могу добираться сюда на своём двухколёсном, а когда время есть, то пешком. Коллеги смеются. Говорят, я – новатор, каких поискать! Их машины стоят на парковке. А мой велик крепко привязан к столбу.

В деканате светло. Женский пол обсуждает сериалы. У нас женщин много! Мужики в меньшинстве. Одно то, что наш ректор – женщина, придаёт ВУЗу особенный вид. А я что? Я не против! Наверное, карма такая? В моей жизни рулит женский пол. На работе – Инесса Васильевна, дома – жена.

Я же всецело себя посвятил экономике. Но всегда ощущаю какой-то подкорковый стыд, посвящая студентов в святая святых. Ну, кто я такой, чтоб учить? Адам Смит? Стэнли Джевонс? Мейнард Кейнс? Нет! Я – всего лишь, транслятор их знаний. Я – посредник, задачей которого является сделать науку доступной для юных умов. И на этом я строю свой день, свои лекции, свой скромный вклад в величайшую отрасль знаний.

Моложаев идёт покурить. Наш «Сократ», современный философ. Я не курю, но решаю пойти, вдохнуть свежего воздуха. Впереди ещё три сложных лекции, а потом – разбирать курсовые полдня.

У двери деканата меня поджидает Светлана. Студентка-отличница, метит на красный диплом.

– Константин Борисович! – окликает меня, прижимая к груди тёмно-синюю папку, – Я закончила свой реферат, не посмотрите?

– Да, Моисеева, с превеликим удовольствием я ознакомлюсь с твоими трудами, – мой тон официальный намеренно. Ведь глаза у студентки блестят, как январские звёзды.

Не так давно, в череде рефератных листков обнаружил записку. Где почерком юной Светланы моё имя склонялось по-всякому: «Костя, Костенька, Константин, Константюша». И так много раз! Плюс сердечко, которое тут же лишило иллюзий, что это «жжжж» неспроста.

«Только этого нам не хватало», – подумал тогда, изорвал сие дело. И решил сделать вид, что не видел! Навряд ли Светлана специально? Скорее, листок угодил по ошибке, а я прочитал…

Моложаев меня поторапливает:

– Борисыч, идёшь?

– Да, да! – говорю с облегчением. Беру тёмно-синюю папку из рук Моисеевой и торопливо иду вслед за ним.

– Что, влюбилась девчонка? – смеётся коллега.

– Да, брось! – я пытаюсь свернуть.

В коридоре, и тут, и там, кучки студентов. Из буфета доносятся запахи. Но я берегу аппетит! У меня в сумке свёрток. Где заботливой Виткиной ручкой уложены три бутерброда. После следующей пары согрею чаёк. Закушу…

– Вон, глазёнки сверкают! – продолжает Артур Вячеславович гнуть свою линию, – Я же не раз видел подобное. У них сейчас возраст! А девочки млеют от умных мужчин.

– Да уж, от скромности ты не умрёшь, – порицаю усмешкой.

– А чего? Принимай комплименты! Главное, дистант держи, – достаёт сигарету, когда мы выходим на улицу с заднего хода.

– Да, я и представить себя не могу с вот такой, типа Светы. Она ж моей дочери младше! Я что, педофил?

Свежий воздух пропитан весной. Сладкий май как предвестие лета.

– Хорошо, у меня сыновья, – говорит Моложаев, и на мой осуждающий взгляд, отвечает, – Я что? Я ни-ни!

Из троих моих лучших друзей только я прочно сел в нашем ВУЗе. Толик Зарецкий ушёл на коммерцию. Платят там лучше, само собой! Но я – однолюб. И не только в любви, но и даже в работе.

Он, к слову, женился на юной студентке. Сам был уже выпускник-аспирант. А она поступала. У них восемь лет разницы, двое детей, 7 и 10. Но общение парами как-то не вышло. Хотя я не особо пытался свести наших жён! Хватает общения с другом итак.

Третий, Мишка Дымцов, укатил за границу. Его поманили, и он укатил! Сперва по обмену, да так и застрял на чужбине. Ему там неплохо! Зовёт: «Приезжай!». Только как я приеду? У меня отпуск летом. А в летнее время кафе «ВитаМила» трещит от наплыва клиентов, по швам. Мало того, что студенты, вдохновлённые летней жарой. Так ещё и туристы, уставшие от долгих экскурсий, стремятся набить животы.

Согласился на эту интригу. Даже сам бизнес-план написал! Знал бы я, что кафе станет смыслом Виталькиной жизни? Ревную! Но что уж теперь…

Попивая чаёк между парами, набираю жену.

– Алло? – слышу в трубке.

– Приветик, родная! Ты как?

– Хорошо, – отвечает она, – Ничего не случилось?

– Нет, – говорю я, жуя бутерброд, – Просто хотелось твой голос услышать. Что делаешь?

– Цифры считаю, – вздыхает она.

– Ты обедала? – говорю. Так как знаю, что Вита, притом, что буквально живёт в своей «булочной», может забыть пообедать.

– Ага! – усмехается, – Дегустировали новые пункты меню вместе с Милой. Теперь у нас, кроме сладостей, есть треугольники с мясом, косички с картофелем и рыбный рулет.

– Расширяете ассортимент? Правильно. Так скоро, глядишь, и кафе превратится в большой ресторан, – не могу скрыть досады. Ведь, чем больше становится бизнес, тем больше времени он отнимает.

– Не волнуйся! Вот чем-чем, а рестораном мы точно не станем.

– Иначе твой муж будет зол! – я шучу.

Виткин смех вызывает такое тепло на душе.

– Мой муж слишком добрый, – говорит она.

– Думаешь, слишком?

– Для меня в самый раз.

Мы говорим о любви, не стесняясь того, что услышат. Обещаем друг друга обнять. И прощаемся.

Дожевав бутерброды, решаю взглянуть на оставленный мне реферат. Между белых страничек листок. По всему видно, попал он сюда не случайно. Совпадение? Нет! Продуманный ход. А иначе, зачем паковать реферат в папку с резиночкой?

Что ж, теорию выбора Света усвоила. В этом случае она ничего не теряет, признавшись в любви. И бремя решения ложится на плечи преподавателя.

«Константин Борисович, вы – мой кумир». И снова сердечко! Много раз обведённое ручкой. Отпечаток чернил остаётся на папке, когда собираю её реферат и кладу его внутрь. А записку решительно рву на куски! Как там было завещано богом? Не сотвори себе кумира? И хотя я не верю в него. Но в данном конкретном случае согласен на все сто процентов.

Глава 24

Я увидел её со спины. Сначала в глаза бросилось зарево огненно-рыжих волос. А потом перед жаждущим взором предстала вся хрупкая девичья стать. Я и сам был мальчишкой! Всего на год старше Антона. А Витка была ровесницей нашего сына тогда.

Рыжая девочка. Я не заметил подругу. Я был так поглощён, что едва держал руль! Проехался мимо на велике трижды. Пока не был замечен сидевшей по правую руку блондинкой. Та помахала мне. А Вита сидела, уставившись в книгу.

– Что читаете? – выдавил я из себя. Приземлился поблизости.

«Поющие в терновнике», – прочитал я название книги, которую рыжая снисходительно приподняла.

– И чего они там поют? – усмехнулся.

Витка вздохнула с таким сожалением, что мне стало совестно.

– Скукота, если честно! – сказала блондинка и потянулась, как будто спросонья, – Прокатишь на велике?

Рыжая, хмыкнув, уставилась в книгу. Вот уж кого бы я прокатил! Но отказать не посмел. Согласился. И полчаса наматывал круги по двору, с девчонкой в нагрузку. Ездил мимо их лавочки. Всё смотрел и смотрел…

– Я Милана, – слезла с сиденья моя пассажирка.

– Константин! – деловито представился я.

Вита желания не изъявила.

– А тебя как зовут? – уточнил.

– Виталина, – наконец прозвучал её голос. И он оказался таким, как я представлял!

Наверное, в тот день я влюбился? Глупой, по-детски беспечной любовью! Но, вопреки ожиданиям, чувство со временем не растерялось. Оно, вместе со мной, продолжало взрослеть и расти.

Оказалось, что мы в одной школе. И как это вышло, что я раньше её не встречал? Я был на класс впереди. Но таскал ей портфель. Доставлял, как принцессу, на велике летом. Мотивируя тем, что мы рядом живём. И всё – ничего! Вот только подруга её, прилипала. Не оставляла попыток меня «оседлать».

– Подбросишь? – просила.

– Но место одно, – показывал я на сидушку.

– Витку вчера катал, а меня сегодня! – напирала Милана.

Ей невдомёк было, что это не просто «прогулка на велике». Это – часть отношений. Наших с Виталиной. Не её!

Но Витка смешливо кивала:

– Валяй! Я устала сидеть на уроках, – и шла не спеша, пока мы с Милой катили на велике в сторону дома.

Я возвращался за ней, не желая стоять у подъезда и ждать. А потом весь остаток пути шёл пешком и катил с собой велик. Видел, как Витка плетёт из цветочков венок, наслаждался. А когда, завершив, она одевала его на мою кучерявую голову, стойко сносил её смех.

– Губы накрасить, и будешь похож на девчонку! – выносила вердикт.

– А тебя, если налысо сбрить, будешь точно пацан, – говорил на обиде.

Вита, задумавшись, хмурила бровки. Такие же рыжие, как и сама! Веснушки на нежных щеках возникали под солнцем, как звёзды с приходом ночной темноты. И я понимал, что никаких ухищрений не хватит, чтобы скрыть эту девичью прелесть. Для меня она была самой красивой тогда! И такой же осталась.

Помню, к десятому классу, когда все пацаны уже стали мужчинами, я до сих пор оставался «телком». Я усердно дрочил! Не представлял никого, кроме Виты в постели с собой. И мечтал об одном лишь… Стать первым!

Ей исполнялось пятнадцать в тот год. Я решил сделать подарок. Настоящий подарок! Поздравить по-взрослому. Всё же – первый на нашем счету юбилей.

На соседней с нами улице как раз открывался салон «ЗлатаРус». Там продавали красивое золото, не из дешёвых! Но не в ломбард же идти? Помню, как я выбирал, исходя из бюджета. Было стыдно, что я не могу ей купить это всё. Но бюджет мой был мал! На карманные деньги давали, а на большее нужно было отдельно просить. Я бы мог попросить, но ужасно стеснялся. Батя скажет: «Пойди заработай». А мать пожалеет и даст.

Помню, как думал. Кольцо? Я не знаю размера. Браслетик? Опять же, размер! На серёжки я даже смотреть отказался. Знал, что не хватит. Какие-то мелкие стыдно дарить. А красивые – дорого!

А потом я увидел его… Медальон. Золотое сердечко с таким белым камушком в центре.

– Вот это хочу! – указал.

Продавщица одобрила:

– Матери?

– Девушке, – я улыбнулся и взял его в руки. Подарю ей сердечко, как символ любви.

– А цепочка-то есть? На что вешать, – отвлекла продавщица.

Я задумался. Вспомнил, носила ли Витка хоть что-то на шее? И тут же представил сердечко на ней.

Тем временем девушка вынула тонкую ниточку золота и, отобрав у меня, нанизала подвеску. Та заплясала, запрыгала, словно живая.

Я выдохнул:

– Вау!

– Ну, как? Твоя девушка будет в восторге, – подбодрила она.

Вот только… Деньжат не хватило! Подвеску я выкупил сразу. А за цепочкой поклялся вернуться на днях. Юбилей был вот-вот. И где взять деньги?

Я видел и знал, где хранится «семейный общак». Никогда не залазил туда. А в тот раз убедил себя в том, что так надо. Я верну! Всё верну, до копейки.

Я взял, сколько нужно. Метнулся в салон. Мой заветный подарок теперь был в кармане.

Виталина сперва не поверила:

– Бижутерия?

– Золото, – хмыкнул надменно.

Она потрогала тонкий изгиб украшения, а потом разрешила помочь ей одеть. Я помог. Чуть не кончил, когда помогал! И опять машинально представил её обнажённое тело. И ничего, кроме этой подвески, на нём…

Когда я вернулся домой, возбуждённый, счастливый, то услышал, как мама кричит на отца:

– О том! Что у тебя появилась любовница! И ради неё ты обираешь семью!

– Ты в своём уме, Вероника?

– А куда делись деньги? – воскликнула мама, – Или ты думал, жена не заметит? У меня всё посчитано, ясно тебе!

– Ты, может, сама их потратила, просто не помнишь, – крепился отец. Его выдержке мог позавидовать слон, на которого лает свирепая Моська.

– Давай! Делай из меня идиотку!

– Да зачем? Ты и сама неплохо справляешься, – выдавил он.

Мать, зарыдав, убежала на кухню. Я понял, что должен признаться во всём.

– Мам, – произнёс я, войдя.

Она вздрогнула, но не обернулась. Так и продолжила молча стоять у окна. Аське тогда было шесть. И отец пропадал на работе. А мама по-женски считала, что он устаёт от семьи.

– Это я взял оттуда. Я всё верну! – объявил.

Мать обернулась. Но взгляд был устремлён не на меня, а куда-то мне за спину.

– Боря, не надо, – шепнула она умоляюще.

Но отец, взяв за шкирку, уже потянул меня в зал. Он всегда был высоким и крепким. Наверное, даже сейчас я ему уступлю. А тогда…

– Пап, отпусти! Я больше не буду! Прости меня, пап! – вырывался.

Едва успел встать, опрокинутый на пол. Как свернутый вдвое ремень угодил по плечу. Я присел, нервно сгорбился. И продолжил терпеть каждый новый удар.

Он снабжал их словами:

– Ворюга! Обманщик! Мой сын! Воспитал! На беду!

– Борис, перестань! – мать вбежала, вцепилась в него.

Папа кинул ремень. Сзади хныкала Аська. Ни до того, ни после, отец никогда не касался меня, даже пальцем. Не бил! Но тогда я не выдал ни слова. Я знал, что терплю ради нашей любви.

Как бы там ни было, эту провинность пришлось отработать. Папа устроил меня на завод. Я приходил туда после учёбы. Вникал, что к чему. Помогал. В основном, на подхвате. Держал что-нибудь, пачкал руки.

Отец то и дело вздыхал:

– Настоящий мужик должен гвоздь забивать, и отличать ключ разводной от рожкового! Шестигранку подай! – он кивал на развал инструментов.

Я пытался припомнить, что есть «шестигранка».

– Оооой, – не дождавшись, отец удручённо подсказывал, – Вон, серебристая трубочка с загнутым кверху концом.

– Молодёжь! – ухмылялись ребята.

Я был оправдан спустя две недели. К тому моменту прошли синяки.

Помню, мы с Виткой гуляли из школы. И я не увидел цепочки на шее.

Спросил:

– Ты не носишь сердечко? Не нравится?

Она прикусила губу. Я надеялся, скажет: «Храню его. Буду носить, но по праздникам».

А Витка ответила:

– Я потеряла его. Извини!

Я нахмурился:

– Как потеряла?

– Соскользнуло, наверно. Застёжка порвалась, – пожала плечами она.

Я сдержал внутри злобу, обиду и боль. Обратил их в себя! Нужно было купить ей серёжки. Вероятность того, что она потеряет их, как мне показалось тогда, была очень мала.

Глава 25

Сегодня погода не очень. Над городом туча, угроза дождя. Так что решил взять машину. По дороге с работы домой звонит Майя. И голос чтеца в гарнитуре прерывает её голосок:

– Папулечка, здравствуй!

– Привет, пчёлка! Как ты? – отвечаю, следя за дорогой.

– Я нормально. Что делаешь? – щебечет она.

На светофоре встаю, и, откинувшись на сидении, продолжаю беседовать с ней:

– Ну, что я могу делать? Домой направляюсь и слушаю всякую хрень. Как говорит твоя мама.

– Ага! Опять своих яйцеголовых? – звенит её голос.

Так Майка зовёт моих умников. Якобы мозг у них столь большой, что делает их похожими на гуманоидов. А мне «повезло»! Моя диспропорция удачно скрывается под шевелюрой волос.

– А то! Ты ж знаешь, что я не могу в тишине, – отвечаю.

Так и есть! Всегда норовлю, когда выпадает минутка, включить подкаст, или лекцию на телефоне. Когда в голове тихо, то ощущаю себя дискомфортно. Вроде как трачу время попусту!

– Музычку бы послушал! Мозгам же тоже нужен отдых, – беспокоится Майка.

– Они итак отдыхают, во сне. Целых восемь часов безделья! Более чем достаточно, – объясняю я дочери.

– Ой, ну, прости, что тебя отвлекаю! И вынуждаю твой мозг заниматься фигнёй, – начинает кокетливо.

– Ты же знаешь, что ради тебя я поставлю на паузу всё! Даже самую нужную лекцию, – тороплюсь убедить.

Майка смеётся:

– Папулечка, тут такое дело… Хотела тебя попросить. Брось на счёт! А то скоро днюха. Нужно обновку купить. А я уже клуб заказала, потратилась.

– Да не вопрос! – отвечаю я, словно Рокфеллер. Хотя, Майка знает, все деньги у нас на счету контролирует мать.

И, словно услышав мои размышления, торопится вставить:

– Только маме не говори, ок? А то ведь увяжется следом! Скажет, «давай вместе по магазинам прошвырнёмся»? А я терпеть не могу с ней ходить! Она всегда критикует мой вкус!

Усмехаюсь. У них с мамой вечные «тёрки», как называет семейные распри наш сын. Нет, Майка с матерью ладит. Уже ладит! Ведь по сравнению с тем, что творилось в её переходном возрасте, сейчас – просто тишь, да благодать. Но разногласия есть. Дело в том, что у Майки такой склад натуры. Летящий, мечтательный. Оттого они с Асей близки! Моя сестрица тоже парит над землёй.

А Вита всегда была рациональной. Даже чересчур! Её перфекционизм лишь усилился с возрастом. И желание всё упорядочить даже меня заставляет бледнеть. Всё же, генетика – дело такое. И кровь – не вода! Как бы она не противилась, но с годами всё больше походит на мать, мою тёщу.

Анфиса Павловна – женщина умная, не отнять. Но расчёт затмевает эмоции! Что не свойственно женщинам. Моя тёща, она не из тех, кто устроит скандал, или топнет ногой. Но её отрезвляющий тон иногда круче всяких истерик. А Вита не так принципиальна. На том и сошлись! Её отношения с матерью очень сложны. Стоит сказать, между ними особая связь, с кучей разных побочек.

Дело в том, что моя Виталина всегда была очень послушной, не хотела расстраивать маму. Которую итак в достаточной мере расстроил отец! Так длилось до тех пор, пока не случилась «любовь». Эта глупая страсть к богатею-женатику. Что разбила её жизнь на осколки! А я их собрал…

Я хочу объяснить Майе суть материнских претензий. Просто матери трудно смириться, что дочь уже выросла. И не нуждается в ней! Ведь нет ничего зазорного в том, чтобы видеться не только в стенах родового гнезда? Прошвырнуться по магазинам, купить что-то, следуя маминой логике. Чмокнуть в румяную щёку и просто сказать ей: «Спасибо за то, что ты есть».

Но в этот момент светофор зажигается ярко-зелёным. Я нажимаю на газ и включаюсь в движение.

– А сколько сбросить? – интересуюсь у дочери.

– Ну, сколько не жалко, – роняет она.

Вот же хитрая! Знает, что мне для неё ничего не жалко. Оставляет на откуп отцу право решать, насколько я сильно ценю наши чувства.

– Пару миллионов хватит? – шучу, совершая манёвр.

– Папочка, более чем! – оценив мою шутку, бросает она.

– Сейчас до дома доберусь, закроюсь в туалете, чтобы мама не видела, и совершу финансовую транзакцию, – обещаю.

Дочурка опять угорает:

– Ой! Только смартфон в унитаз не роняй!

– Постараюсь, – вздыхаю с улыбкой.

Было время. Однажды мой гаджет упал в унитаз. Ещё до появления беспроводной гарнитуры. Когда я бродил по квартире и слушал в наушниках лекции. Он выжил, но был уязвлён и морально подавлен! Ладно, в ведро, или в мойку. Но не в толчок же ронять?

Вечером с Виткой сидим на Кионе. Точнее, лежим на кровати и смотрим Кион. Ещё один новый сериал о проблемах в семье начинается тем, что жена узнаёт об измене. Она плачет, клянёт всех и вся! И размышляет о том, как бы вывалить правду на мужнину голову.

– Представить себе не могу, что могло бы заставить меня изменить, – вырываются вслух размышления.

Вита, чья голова утопает подмышкой, хмыкнув, таращится в стену. Припасённые в миске орешки от неловкого взмаха чуть-чуть не летят на постель.

– Ух, ты ж, чёрт! – собираю упавшие.

– То есть что-то могло бы заставить? – роняет она.

– Чего? – я уже и забыл о чём речь.

– Ну, ты сказал, – Виталина, увы, не забыла, – Что представить не можешь, что бы могло заставить тебя изменить.

– Угу, – отзываюсь, кладу в рот побольше, чтобы дать себе фору.

– Ну, так что-то бы всё же могло? – продолжает.

Рыжие волосы Витки лежат у меня на руке. Расплывчатый запах духов достигает ноздрей. Я вдыхаю:

– Представить себе не могу, – повторяю с такой убеждённостью, которая, стоит сказать, могла убедить и её.

Но не тут-то было!

– И всё же? – звучит настороженный голос.

– Что всё же? – тяну время. Предлагаю Витальке орешек, но она отвергает его.

– Не прикидывайся, Шумилов! Ты сказал, что представить не можешь. А ты возьми и представь!

– Не хочу представлять я такого, – встаю в оборону.

– Какого такого? – пытает она.

– Ооооо, – я вздыхаю, поняв, что уйти от ответа не выйдет.

– Дольская, ну до чего же ты въедлива, – ловлю её в обе руки.

Витка смеётся, боится щекотки. Но всё равно продолжает сквозь смех:

– Нет, скажи! Нет, скажи!

Сжалившись, я отпускаю её. Позволяю улечься удобнее. Она занимает местечко подмышкой и кусает мой голый сосок:

– Между прочим, я жду.

Я смотрю на экран, где сериал продолжается. Кажется, мы пропустили какую-то важную часть. На экране герой и любовница жарко целуют друг друга. Мог бы я изменить этой женщине? Всё равно, что предать себя самого! Ведь она – это я. Не иначе. Столько лет, сколько мы, знать друг друга. Столько лет беззаветно любить…

Да, любовь до какой-то поры оставалась моей. Витка поздно призналась. Но призналась же! Любит. Очень хочется верить, она не врала.

– Наверно, в отместку, – мой голос звучит отстранённо. Как будто не ей говорю, а себе.

– В смысле? – рыжий носик её задирается кверху.

Усмехнувшись, даю разъяснения:

– Если бы ты изменила мне первой, то и я бы тебе изменил. Отомстил, так сказать!

Витка досадливо цокает:

– Так и знала, Шумилов! Ты даже здесь сам не можешь решить ничего. Нет бы, взять и налево пойти от жены. А он разрешения просит.

– А ты? – говорю, убирая со лба её рыжие волосы.

– Что я? – отзывается Вита.

– Ты могла бы мне изменить? – даже просто сказав эту фразу, я чувствую боль в подреберье. Словно сердце сжимается в плотный комок. Изменить, переспать и отдаться другому. Чтобы кто-то другой её трогал, ласкал. Нет! Спустя столько лет нашей близости никому не позволю отнять.

Она, словно чувствуя этот порыв, мою жажду обнять посильнее, жмётся, дышит в подмышку, отвечает на выдохе:

– Нет, никогда.

Мы лежим, утомлённые этим признанием. И слушаем, как героиня клянётся подать на развод.

– Дурацкий сериал, – говорю, когда титры сменяют картинку.

– Согласна, – кивает Виталя.

Беру в руки пульт:

– Вторую серию будем смотреть?

– Да, давай, – с виду небрежно бросает она. Но самой-то охота узнать, что там будет. Подаст на развод, или нет?

Я включаю. Но не проходит и половины, как Витка уже начинает кунять. Её нос утыкается в складку на теле. И мне так щекотно! Но я напряжённо кусаю губу, не хочу шевелиться. Пускай посопит.

Помню, когда в первый раз засыпали вот так, я ещё был никем. Просто другом. Это было давно! И Виталя пришла ко мне в гости. Мама с папой, решив, что у нас намечается «нечто серьёзное», сплыли с ночёвкой на дачу. Я и сам думал, будет серьёзно! Помылся, побрился, нашёл подходящий фильмец. Ну, а Витка заснула. И я, как тупой истукан, сидел неподвижно до тех пор, пока голова её продолжала лежать у меня на плече. Я вдыхал её запах. Дышал ею! Чувствовал силу желания в чреслах. А Витка спала, как младенец.

Шептала во сне:

– Цом, цом, цом.

Сейчас я бужу её ласково, нежно. Когда завершается фильм.

– Виталюсь, сладкий мой, – глажу руку, которой она продолжает сжимать раздобытый орех.

– Ммм, Кося? – кряхтит, – Я уснула?

– Ага, как обычно, на самом интересном месте, – расправляю постель для неё.

Витка елозит, снимая трусы:

– А чем там закончилось?

– Я завтра тебе расскажу, – накрываю её одеялом, целую в горячую щёку, – Люблю тебя, спи.

– Я тебя тоже, – отвечает она сонным голосом, и добавляет, открыв один глаз, – Тошу проверь, небось, снова играет.

Уложив благоверную, я иду к сыну. Играет, как пить дать! Щелчки и бубнение слышно уже в коридоре. Смотрю на часы. Не ругаться. Быть жёстким, но любящим.

Открываю дверь. Вижу, Тоха сидит за компом. Как диспетчер, в наушниках. По экрану снуют человечки, какие-то цифры в углу. Он, как натянутый нерв. Тронь, взорвётся!

Стиснув мышку, пыхтит себе под нос:

– Ды… Кы… Мы…

Я стою за спиной, ожидая, пока кончится раунд и, дотянувшись, решительно жму на «энтер».

– Блин! – Тоха пугается. И колёсико стула совершает наезд на отца. Точнее, на отцовский мизинец.

– Ааааййй, – я сгибаюсь, хватаюсь за ногу.

– Чё, пап? – снимает наушники с рыжей башки.

– Тихо ты! Мать уже спит, – опускаюсь на обе ноги и хромаю к двери, – И ты тоже спать давай, быстро!

Тоха хмурится, чешет в затылке. Кажется, он до утра будет «бить виртуальных врагов», позабыв об учёбе, о сне и еде. Говорит, что в онлайн играх платят! Типа, это не просто игрушки. Стратегии, тактики, уровни. Не для тупых! Утешение так себе. Не хватало ещё, чтобы мой единственный сын стал игроком. Я прочу ему современный технический ВУЗ. Раз уж он тяготеет к прогрессу. То пускай прогрессирует, а не протирает свой тощий задок на компьютерном кресле.

– Па! – шепчет Тоха. В полутьме его спальни остаётся гореть только синий экран.

– Аусь? – стою у двери.

– А мне сёдня Виктор Степаныч сказал, что у меня прирождённый талант инженера, – сын со скрипом ложится. Скоро кровать ему будет мала! Растёт не по дням.

– Ну, кто я такой, чтобы спорить? – отвечаю с усмешкой.

– Па! – окликает.

– Ну, чё? – говорю, не успев закрыть дверь.

Антон, приподнявшись в постели, роняет вполголоса:

– Я, наверное, после девятого класса в технарь поступлю. На фига мне одиннадцать?

Подавляю желание спорить. Не сейчас! А на свежую голову.

– Ты сначала семь классов закончи без троек, а там поглядим.

Тоха тяжко вздыхает, как будто ему каждый год за одиннадцать.

– Па! – слышу снова.

– Ну, чё? – говорю, чуть повысив голос.

– Спокойной ночи, – желает мне сын.

Я смягчаюсь, на сердце теплеет.

– Спокойной, – бросаю ему, – Юный гений!

И, услышав смешок, прикрываю злосчастную дверь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю