Текст книги "Всего лишь измена (СИ)"

Автор книги: Мари Соль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Глава 43

Возле работы кафе. Здесь обычно тусуются наши студенты. Но есть другой зал, мало им интересный. Он на втором этаже. Здесь я и спрятался! Ото всех. Но в первую очередь, от себя самого. И сижу уже пять часов кряду. Выпил столько чая, сколько едва ли мог вынести мой организм. Пи́сал раз десять, один раз покакал…

В общем! Домой идти стыдно. Можно, конечно, молчать. Притворяться, что по утрам я всё также хожу на работу. А можно сказать Витке правду. Что меня отстранили.

– За что? – она спросит.

А я? Я что ей отвечу? Совру! Тогда смысл признаваться? А если сказать ей, как есть… То поверит ли в это? В мою невиновность? Я соблазнял одну из своих студенток. Я – соблазнитель, изврат! Вот зачем я остался преподавать. Кошу под учителя. А сам… Только и думаю, как бы под юбку залезть.

Чёрт! Эти мысли буквально въедаются в мозг. Мне бы выпить чего-то покрепче. Но не могу. Заявиться домой подшофе ещё хуже. Снаружи темно, будто вечер достаточно поздний. Из-за туч. Дождь прошёл, пока я пил свой чай. Облепиховый, клюквенный, имбирный. Перепробовал все! После третьего чайника официантка перестала смотреть на меня как на сумасшедшего. Но попросила меня оплатить то, что я уже выпил. А не так уж и дорого вышло! Пока я ещё платежеспособен, могу позволить себе напузыриться вдоволь чаёв.

В какой-то момент звонит Вита. Я собираюсь с силами, думая, брать, или нет? Но не взять не могу. Всё равно ведь потом стану ей перезванивать. Лучше сразу отмучиться. Может, голос жены приведёт меня в чувство.

– Милый, ты дома? – щебечет она.

В самом деле, её щебетание заставляет меня улыбнуться.

– Почти, – говорю, – За рулём.

Понимаю, что глупо звучит! Ведь она должна слышать, какие-то звуки. К примеру, звук фоновой музыки. Прикрываю динамик рукой.

Но Витка, кажется, даже ничего не заподозрила.

– Ой, тогда не буду тебя отвлекать, – говорит торопливо, – Я слегка опоздаю.

Я напрягаюсь. Ещё потому, что только что выпитый чай уже просится выйти наружу.

– В честь чего это? – любопытствую в трубку.

Виталя вздыхает:

– Да, Милка просила заехать. Хочет по поводу бывшего мужа вопрос обсудить.

«Надо же», – думаю я, – «Неужели Кирюха вернулся?». Мила рассталась с ним лет пять тому назад, или больше. Он какой-то крутой бизнесмен, и в накладе её не оставил. Андрей, их сынуля, принял сторону матери. Но деньги отца тоже принял! Так что, все при делах, при деньгах и при планах. Один только я не у дел…

– Будет решать, какую форму казни выбрать? Через повешение, или расстрел, – решаю я пошутить.

Мила у нас – ещё та феминистка. Типа, женщины рулят! Ну, да. Ничего, что кафе они вместе с Виткой открыли на деньги её, от развода? А я написал бизнес-план. Да что бы вы делали без мужиков, дорогуши?

– Да, ну тебя! – хмыкает Вита, – Мила не такая уж и кровожадная. Он, между прочим, вернулся. На море зовёт.

«Ну, да! Ну, да», – думаю я, – «Это у вас, как у всяких подружек. Как там это у баб называется? Синхронизация циклов? И возвращение бывших тоже синхронизируется».

– Бывшие иногда возвращаются, – пытаюсь шутить, – Тут главное, двери держать закрытыми. А то, если откроешь, то дело труба!

Вита смеётся. Люблю, когда мне удаётся её рассмешить:

– Так вот! Съезжу к ней на чаёк. Ты не против? – ставит в известность.

«Ну, езжай, коли не шутишь», – мысленно я отпускаю её. Вдруг, и правда, к Милане?

– Против, конечно! – говорю вслух, – Но ведь женская дружба важнее семьи.

Вита, как я ожидал, убеждает в обратном:

– Это не правда! Там в холодильнике суп, вермишелька с мяском. На выбор. Проследи, чтобы Тоша поел, хорошо?

Вот за что я её обожаю, так это за то, что Виталя всегда начеку. Кто поел, кто устал, кто не выспался? Притом, что сама может вставать среди ночи, ходить по квартире и хрумкать за обе щеки.

– Есть, моя госпожа! – выдаю.

Вита вздыхает. Подобные шуточки свойственны мне и в постели. Люблю доставлять удовольствие ей, а потом уж себе. Правда, Виталя обычно спешит опрокинуть меня, оседлать. Но и тут я всегда поддаюсь. Мне всегда хорошо! Лишь бы ей было также.

– И Капустина выведи, не забудь! А ещё лучше Тошку отправь. Но только после ужина, – даёт инструктаж.

Как будто я могу забыть про Капустина. Да он первым напомнит! Будет ходить за мной следом, и подметать пол хвостом. Намекая, что дело не терпит отлагательств.

– Всё понял, моя госпожа, – напряжённо парирую я. Почему напряжённо? Просто меня уже жмёт изнутри так, что еле терплю.

Витка прощается. Я выдыхаю. Бегу в туалет, где за много часов мне знаком каждый угол. Напоследок решаю взять кофе. Нужно взбодриться немного! Официантка уже ничему не удивляется. И десерты не предлагает. Такие вещи я ем только в кафе «ВитаМила». В других местах пробовал есть, не идёт.

Когда выхожу на воздух, то чувствую ветер в лицо. Вот такой он, питерский июнь! Или июньский Питер. Как лучше? Непредсказуемый, хмурый. И канал Грибоедова, в этом месте широкий, манит приблизиться, глянуть на водную гладь. Из проулка, где было кафе, выбираюсь на набережную. Иду по ней вдоль небольшой, но глубокой реки.

Я всю жизнь прожил в Питере. Но так и не смог разгадать его тайну. Почему сюда едут со всех концов необъятной страны? Чем он так привлекает туристов? Наверное, то, что для них привлекательно, кажется будничным для меня. Все громады соборов. Один, кстати, виден отсюда! Казанский, он самый большой. Утончённая холодность улиц и ветхость старинных дворов. Для меня этот город обычен в своём превосходстве. Ничего в нём особого нет. Просто это – мой дом, и я буду в нём жить, до самого крайнего вздоха.

Когда я решаю вернуться к машине, то парковка уже опустела. «Институтская рать» отвалила домой. Я опускаюсь за руль и смотрю на большое, слегка закруглённое здание с жёлтым фасадом. В этом здании вся моя жизнь! Я пришёл сюда, будучи школьником. Помню, как сразу меня поразил его холл. И колонны, в которых читался дух времени. Я представил то, сколько учёных он выпустил. И понял, что стану одним из таких. А теперь…

Я – никто. Без своих степеней и регалий. Нет, я, конечно, могу и дальше учить. К примеру, уйти в безвозвратный онлайн. Быть репетитором. Преподавать на дому. Но всё это – не то! Как никотиновый пластырь для того, кто всю жизнь курил. Я не смогу без студентов, без этой пульсации жизненных сил. Я умру. Только Вита способна меня поддержать и понять. А уже если она не поддержит…

Вспоминаю о том, о чём даже успел подзабыть. Весь сегодняшний день был, как в ступоре. А что, если я потеряю не только работу? Семью. Что, если всё потеряю. Вот так, одним махом. От этой мысли мой лоб покрывает испарина. Она заявила, что едет к Милане. Допустим. А что, если я позвоню?

Достаю телефон, нахожу номер Милы. Набрать, не набрать? Ну, скорее всего, Вита ей объяснила, как нужно ответить, если я позвоню. Так что не стоит надеяться, что Милана мне скажет всю правду. А правду узнать можно только, поехав туда…

Пока я вливаюсь в поток торопливых машин, продолжаю себе представлять, что скажу, если я обнаружу там Виту? А! Была, не была! Расскажу ей всю правду. О том, почему меня выперли вон. И пускай распинают меня, пускай судят. В конце концов, правда всплывёт всё равно.

Встав в очередь на светофор, прибавляю звук радио. Там играет Кузьмин. Наша песня:

– В твоих глазах печать греха,

О, как она нас разделяет…

И скорби ты не разделяешь,

Любовь, как старая труха.

«Боже мой, как давно это было», – слегка опечаленно думаю я. Вспоминая тот давний случай, когда мы с Виталей оставили Майю родителям, а сами пошли на спектакль. В Большом драматическом ставили «Анну Каренину», и всю дорогу обратно мы спорили, что представляет собой её образ. Что интересно, Виталя её так ругала! Изменщица, шлюха, кукушка и прочее. Я защищал. Ну, не то, чтобы прямо я встал на защиту Карениной. Просто я говорил, что душа у неё просит ласки. А влюблённая женщина склонна к безумствам.

– Хорошо, что сейчас не выдают замуж насильно, – подвёл я итог.

– Да, интересно, – сказала она, – За кого бы меня тогда выдали?

Я не стал фантазировать. Почему-то в моей голове возникал образ взрослого дяди с густой седовласой бородкой. Несомненно, богатого, старше её… Ничего не напоминает?

– Кажется, дождь собирается, – выдал вердикт, глядя вдаль. И тут же раскатистый гром узаконил прогноз.

Дождь пошёл и нешуточный. Нам пришлось парковаться в ближайшем дворе, и сидеть, ожидая, пока он пройдёт. Вита была в белом платьице, на каблуках. Я – в костюме. Нарядились мы оба! Культурный «бомонд».

Я чуть прибавил звук радио, когда по нему заиграла знакомая песня. И стал подпевать еле слышно:

– Когда меняя ты позовёшь,

Боюсь, тебяя я не услышу,

Как громко дооождь стучит по крышее,

Всё тот же запевааала дождь,

Запевала дооождь,

Запевала дождь,

Мой дождь.

Повернувшись, поймал её взгляд. Чуть насмешливый.

– Что? Певец из меня никудышный? – усмехнулся.

– Кудышный, – сказала она и взяла меня за руку.

Я не выдержал, так захотелось прижаться губами к смеющимся алым губам. Мы целовались, пока дождь заливал лобовое стекло. Так, что свет фонаря в отдалении был просто мутным пятном, расплывался перед глазами.

Витка была ароматная, нежная. Роды ничуть не испортили тело, которое я так любил! Я уже много раз его брал, но не мог насладиться. Всё в ней, до мельчайших деталей было именно так, как я представлял. И каждый раз я испытывал кайф, словно в первый. Вот и тогда, устремился на поиски молнии. Вторая рука проникала под край тонкой юбки.

– Нет, Кось! Ты с ума сошёл? Нас же могу увидеть, – прошептала она в мои губы.

– Кто? – я повёл головой, – В такую погоду даже собаководы по домам сидят. Мы тут одни. Ты и я.

Я ощущал нерешимость с её стороны. Но желание было сильнее! И Витка сдалась. Позволяя себя приподнять и задрать свою юбку. Правда, это была юбка-клёш. Так что нам не пришлось даже вещи снимать. Я просто чуть сдвинул ей трусики. Расстегнул свои брюки и выпустил «змея» на волю. Тот молниеносно вонзился в неё. Витка ахнула и принялась чуть подпрыгивать в такт нашим вздохам.

Стёкла в машине покрылись таким конденсатом, что мы не заметили, как дождь прошёл. А снаружи нам в лобовое стекло светит не уличный мутный фонарь, а фонарик. Шпана, заприметив машину в кустах, изучала её содержимое.

– Блин! – вскрикнула Витка, поняв, что мы с ней не одни.

Я, прижимая к себе её тело, нащупал рукой на руле свой гудок. От внезапности звука шпана разлетелась, как воробьиная стая. Вита, смеясь, отстранилась:

– Ты кончил хоть?

Я выдохнул:

– Неа. А ты?

Вместо ответа она начала двигать бёдрами так монотонно и нежно, что тут же мой змей соизволил излить весь накопленный жар в глубину её недр.

Помню, как нёс на руках до подъезда, чтобы она не запачкала туфельки. В свои зачерпнул, не беда! А Кузьмин с этих пор стал нашей одой любви. И как только мы слышали первые ноты, как тут же на ум приходил наш спонтанный супружеский секс…

Я и сейчас подпеваю. А когда песня кончается, думаю: «Вита, Виточка, только будь там. Пожалуйста! Я умоляю тебя, просто будь. Всё прощу, всё забуду. Даже слова тебе не скажу. Я и сам, как ты видишь, далеко не подарок. Только ты меня можешь спасти».

Дом Миланы на фоне других однотипных домов остаётся почти незаметным. Двор-колодец внутри зарешёченной арки. Обычно калитка закрыта. Но сейчас из неё вышла женщина. И мне удаётся попасть внутрь двора. Впечатление я создаю человека культурного. Так что почти без труда проникаю везде.

В последний момент, уже возле подъезда, я думаю: «Может быть, зря я пришёл». Как дурак! Как ревнивый супруг. Но бежать уже поздно. И стыдно. Раз пришёл, то дойду до конца. Я звоню в домофон. Мила лениво интересуется:

– Кто там?

– Милан, это я! – опираюсь ладонью о двери парадной.

– Костя? – пугается Мила. Или мне просто кажется так?

– Впустишь? Я в тубзик хочу! – отвечаю. Последствия чаепития ещё дают о себе знать.

Пару мгновений мне слышится только молчание и треск домофонных помех. Но вот аппарат начинает пищать и двери подъезда впускают меня в свою благородную тишь.

Глава 44

Взбегаю по лестнице и ныряю в слегка приоткрытую дверь её тёмной квартиры.

– Вита! – кричу в темноту.

Свет включается. Мила стоит в удлинённом халатике нежного цвета. С пилочкой в правой руке. Как тогда… Вот только квартира другая, богаче и больше.

– Где она? – я пытаюсь увидеть на кухне знакомый Виталикин рыжик.

– Кто где? – Мила вздыхает. Дурочку строит!

– Подруга твоя, – нависаю над ней.

И с этого ракурса вижу, как тонкое кружево льётся вдоль пышной груди.

– Тебе правду сказать, или как? – поднимает глаза на меня.

Я думаю коротко. Мысль вырывается:

– Правду.

– Ну, идём, – усмехается Мила, и уходит на кухню, призывая пойти вслед за ней.

Оставляю ключи от машины, а также смартфон на комоде, в прихожей. Гашу верхний свет, но изящная лампа над ним продолжает гореть.

Стянув кеды, иду в направлении кухни, где Мила, судя по звукам, уже ставит чай.

– Пироженки будешь? – произносит она, выставляя на стол что-то нежно-воздушное.

В животе начинает урчать. Понимаю, что я не поел! А дома в кастрюле лежат макароны по-флотски. Любимые! Понимаю, что Тоха, пока нас не будет, не станет их греть, а сожрёт прямо так. Сегодня он дома. Июнь начался. Целый день был у школьного друга. Играли, наверное? Что же ещё.

Отлучаюсь в туалет. Там смотрю на себя в запотевшее зеркало. Мила, видимо, принимала ванну недавно. Приятные запахи веют внутри.

«Так, успокойся», – говорю я себе, – «И, что бы ты там не услышал, не делай резких движений. Будь сдержан. Окей?».

Выдыхаю всю злость. Возвращаюсь на кухню. Чай вскипел. И Милана наводит мне чёрный, с лимоном. Вспоминаю о выпитом чае в кафе, и как-то не хочется пить. Но придётся.

– По легенде, она у меня. И я должна взять с тебя слово, что ты не подставишь меня перед ней, если я расскажу.

Я молча киваю, сажусь:

– Говори, всё, что знаешь.

Милана берёт свою чашку, вздыхает. Становится прямо напротив меня, опираясь на тумбу.

– Богачёв вернулся, – бросает она.

– Это я знаю, – киваю в ответ.

– Знаешь?

– Я видел их несколько раз.

– Следил за женой? – Мила тихо смеётся.

Я машу головой:

– Ну, не то, чтоб следил! В первый раз совершенно случайно увидел. Второй проследил.

Мы молчим. Я решаю спросить:

– Как давно это длится?

Милана вздыхает:

– С тех пор, как он здесь. Я думаю, где-то полгода. А, может и больше. Это она мне сказала полгода назад…

– Полгода? – шепчу ошарашено.

Как же я мог не заметить? Так долго! Как много раз они виделись, спали. Как Вита могла так отчаянно лгать?

Увидев моё удивление, Мила пытается как-то утешить:

– Понимаешь, она не хотела тебя ранить, потому и молчала. Хотела сперва разобраться в себе.

– Разобралась? – бросаю я хмуро.

Милана в ответ усмехается:

– Думаю, да.

Я поднимаю глаза на неё. Жду, что последует дальше. Милана подходит к столу и садится.

– Такая страсть, как у них, не проходит бесследно, – произносит задумчиво, – Я ожидала чего-то подобного. А ты, разве нет?

Я не могу уложить в голове это слово – «полгода». Выходит, с зимы? Она врёт мне с зимы?

– И всё это время у них… отношения? – говорю, глядя перед собой.

Милана вздыхает:

– Ты пойми, я не знаю всего! Помню только, как Вита пришла ко мне как-то раз. Вся взбудораженная, взгляд сумасшедший. Говорит мне: «Он здесь! Мой Никита вернулся».

От боли меня аж корёжит:

– Прям так и сказала: «Мой Никита?».

– Ой, прости! – выдыхает Милана, – Не хотела задеть! Ну, ты же правду хотел? Я могу приукрасить.

– Не надо, – выставляю ладонь, призывая её продолжать.

– Ну, а потом эти прятки. Я вечно боялась, что ты узнаешь. Но как-то обман удавался! Но больше я врать не могу.

– И когда она собиралась сама обо всём рассказать? – говорю, подавляя почти нестерпимую злобу.

– Ой, Кость! – восклицает Миланка, – Она так запуталась! Говорит: «Я обоих люблю. С Шумиловым сын, с Богачёвым у нас общая дочка»…

– Подожди! – прерываю её, – А он в курсе про Майю?

Милана отводит глаза:

– В курсе, естественно. Но Майя не знает, пока.

«Пока», – это слово пощёчиной бьёт по лицу. Значит, пока не сказала? Но это всего лишь вопрос времени. Не пройдёт и полгода, узнает она, а потом…

– Она говорит, – усмехается Мила, – Меня тянет к нему! Ничего не могу с собой сделать.

Из груди вырывается стон. Я сжимаю ладонями голову:

– Ну, какой я дурак! Идиот!

– Не говори так, Костя, не надо, – пытается Мила утешить меня, – Ты не дурак. Ты просто любил её все эти годы. Любовь – это чувство такое. С ним трудно бороться.

– И что теперь будет? – задаю я вопрос, на который боюсь сам ответить.

– Кость! – окликает Милана, – Только, я умоляю тебя! Про меня ей ни слова. Она же убьёт меня, Кость?

Усмехаюсь:

– Да понял, Милан! Я ж не Иуда какой-нибудь.

Мы долго молчим. И Миланка встаёт, вынимает из шкафа бутылку початого виски.

– Не, мне нельзя! Я ж за рулём, – отрицаю.

– Ну, в таком состоянии, как ты сейчас, тебе за руль тоже нельзя, – она смотрит. И жалость в глазах убивает остатки воли.

Я – никто. Вот и всё. Мой мир окончательно рухнул сегодня. Сейчас. Ни семьи, ни работы. Я – ноль. И моя несравненная Вита сейчас зажигает с другим…

– Тогда у меня есть ещё кое-что, – заговорщически щурится Мила, выдвигает один из множества ящиков своего гарнитура.

Я вижу, что она держит в руках.

– Это еще, откуда? – усмехаюсь.

– У Андрюхи изъяла, прикинь? Молодёжь! – Мила садится, кладёт косячок между нами, – Ну, это лучше, чем всякие спайсы. Чем они там увлекаются?

– Ну, нам с тобой поздновато уже, – констатирую, глядя на «допинг».

– Почему это? Молодость вспомним, – смеётся она.

Да, уж! Молодость. Было в ней всякое. И вот это бывало! Но тогда этот плод назывался запретным и заставлял нас считать себя взрослыми. Помню, мы с Толиком так накурились однажды, что он заблевал весь туалет в той квартире, где Вита спала с Богачёвым. Где она до сих пор продолжает с ним спать…

Пока вспоминал, Милана уже раскурила:

– Ты как хочешь, а я затянусь. Хоть разок, – она делает это и тянет мне руку.

Искушение так велико. Да, плевать! Кто я сегодня? Обманутый муж? Извращенец, пристающий к студенткам? Разве мне есть, что терять?

Спустя минут десять мы также сидим на её чисто убранной кухне. Милана проветрила. Зажгла какие-то палочки. Вонь от них нестерпимая! То, что осталось, убрала в пакетик и в шкаф.

Не могу сказать, что я чувствую. Полегчало ли мне? Нет, едва ли! Скорее, даже наоборот. Теперь я вообще ощущаю себя абсолютным ничтожеством. А, судя по голосу Милы, и выгляжу также.

– Идём в зал! Тебе нужно прилечь, – поднимается, тянет меня за рукав.

Я послушно иду. Наплевать. Может, даже усну у неё. Пускай Витка ищет.

Её мягкий диван поглощает обоих. Мила садится с ногами:

– Ты так напряжён.

Я чувствую руки её у себя на плечах. Она начинает массировать. Это приятно. А внутри всё такой же провал. Пустота! Ни о чём не хочу сейчас думать. Ведь малейшая мысль причиняет мне боль.

Всё уходит. В какой-то момент, обнаружив себя горизонтально лежащим, я даже не удивляюсь. Вот так и буду лежать! А ещё лучше, здесь и умру. Хоть бы закрыть глаза и не просыпаться. Вот, как дедушка мой!

Вита плачет над гробом:

– Ой, дура я, дура! На кого ты покинул меня?

– Костя, Костенька, – шепчет мне на ухо голос. Не Виткин. А, может быть, Виткин? Мне уже всё равно. Я не вижу! В неведении сила. И зачем я пришёл в этот дом?

Чьи-то тёплые руки ласкают меня под одеждой, сжимают мою напряжённую плоть. Я пытаюсь стряхнуть их. Но сил не осталось! Наверно, зря на голодный желудок курил…

– Тихо, родной мой, любимый. Я сделаю всё для тебя. Я – твоя.

Когда вместо рук моя плоть погружается в нежное, липкое… То я не противлюсь! Прикрыв рукой лоб, продолжаю лежать. И вижу её. Свою рыжую девочку. Виту. И слышу слова Кузьмина:

– В твоих глазах опять упрёк,

Как ты меня не понимаешь,

И скорби ты не разделяешь,

Я, как и прежде, одинок.

Кузьмин ещё никогда не был так прав! Я чертовски одинок. Как и прежде.

А песня всё длится и длится в моей голове:

– И по прошествии сезона,

Не сохраню своей мечты,

Такой пустой и монотонной,

Чтоб поскорей очнулась ты…

«Очнись! Очнись!», – говорю я себе, – «Какого чёрта ты делаешь здесь?».

Но вопреки моему нежеланию, тело стремится к заветной свободе. Стремится излить весь накал напряжения, выплеснуть всё, что так долго копилось внутри…

– О, даааа! – слышу голос, не Виткин, чужой.

И неожиданно сам, на припеве, кончаю.

– О, боже! О, да! – восклицаю, впиваясь руками в подушки. И шепчу успокоено, – Боже, о боже! – когда сладкий спазм отпускает меня.