Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

Глава 2
Под звуки аккордеона

26 декабря 1945 года 

Мари перетирала вымытую после ужина посуду. Из радиоприемника, который стоял возле печки, лилась мелодия – играл аккордеон. Обычно, услышав виртуозную игру Жана Сегюреля, а это был именно он, хозяйка дома начинала пританцовывать. Но сегодня веселой музыке не удалось рассеять ее грусть. Мари вздохнула и сама удивилась тому, как легко по щеке покатилась слезинка.

– Какая я глупая! – прошептала она. – После этого ужасного сна я так легко расстраиваюсь и плачу…

Она поставила салатник на полку в буфете и нашла в кармашке кофты носовой платок.

Волна меланхолии, накрывшая ее, никак не хотела уходить. Мари продолжала плакать, когда в кухню вошла старушка в черном платье и с традиционным лимузенским чепцом на седых волосах. Ее домашние туфли почти неслышно скользили по красной плитке пола. Мари, которая стояла закрыв лицо руками, не заметила, как та вошла.

– Курочка моя, что с тобой? – спросила старушка с сильным лимузенским акцентом. – Что-то я не припомню за тобой привычки рыдать, как кающаяся Магдалина, наедине с мойкой!

– Сама не знаю, что со мной, Нанетт! Я думала о войне… о прошлом… о моем детстве… Дом теперь кажется мне таким пустым, ведь Поль и Феликс уехали! Мне было так радостно в эти праздники, когда они были с нами! Я пыталась уговорить их остаться до первого января, но безуспешно. Феликсу нужно было вернуться в Париж, Поль захотел поехать с ним. Этот замечательный юноша уезжает домой, в Канаду, на корабле, который отплывает из Гавра. Думаю, я бы не решилась пересечь на корабле Атлантику – океан такой огромный! И все же мне придется, если я решусь когда-нибудь побывать в Квебеке…

– Ну и ну! Ехать в такую даль, в страну дикарей, да еще в твоем возрасте!

– Нан, дорогая, канадцы совсем не дикари! И доказательством тому служит то, что они почитают Пресвятую Деву после чуда Сагенея.

– А кто такой этот Сагеней?

– Нанетт, это не человек, это название реки и фьорда.

– Вот еще понапридумывали слов – Сегеней, фийорд… Думаешь, если стала учительницей, то все вокруг полные олухи?

Мари улыбнулась. На секунду она представила, как колоритная Нанетт сходит по трапу корабля на берег в Квебеке, и ей стало еще веселее.

– Ну как тебе объяснить, ты ведь даже не видела океан! Попробуй представить огромную реку с обрывистыми берегами или озеро с морской водой. Вот так и выглядит фьорд. Феликс рассказывал нам красивую легенду об этом месте. В XIX веке один торговец чуть было не погиб, пересекая Сагеней на повозке, в которую была впряжена лошадь…

Нанетт хлопнула себя по бедрам и насмешливо посмотрела на Мари.

– Ну конечно, расскажи мне, что твой торговец всерьез думал перебраться через озеро на повозке с лошадью!

– Ты сначала послушай, а потом говори! Нан, в Квебеке бывает так холодно, что термометры показывают минус сорок и даже больше. И зима у них длиннее, чем у нас. Поэтому в зимние месяцы ручьи, реки и озера покрываются коркой льда. Вот этот человек, некий Шарль-Наполеон Робитай, и решил переправиться через Сагеней, но лед под тяжестью упряжки проломился. Это была верная смерть! Наш славный торговец был человеком верующим, поэтому он стал просить Пресвятую Деву его спасти.

– Ну да, что ему, недотепе, оставалось, кроме как молиться? – высказала свое мнение старушка.

– Нан! Он считал, что опасности нет, ведь лед был уже очень толстым. Так вот, несчастному удалось выбраться из ледяной воды и…

– И помогла ему в этом Дева Мария или, может, собственные сильные руки? Да, уж это чудо так чудо!

– Подожди конца рассказа, а потом будешь насмехаться! Ну как мне рассказывать, если ты все время перебиваешь? Так вот, история на этом не заканчивается. Робитай после своего спасения тяжело заболел и снова взмолился Пресвятой Деве, чтобы она позволила ему пожить еще немного – ведь ему надо было воспитать своих детей. Он просил только десять лет, но ему было даровано намного больше. В благодарность он решил возвести в честь Богородицы памятник.

– Часовню?

– Нет. По его заказу изготовили статую, такую высокую, что на нее ушло три сосны и целый год работы. С тех пор над заливом Вечности стоит Пресвятая Дева Сагенейская…

– Что ж, пускай так! И все-таки ты не убедишь меня, что это подходящая страна для таких, как мы!

– Ну что ты знаешь о Канаде, моя Нан? Я, например, очень хотела бы там побывать. В мае мне исполнится пятьдесят три, это правда. Но ведь я же еще совсем не старуха! Я бы вполне могла совершить кругосветное плавание. А пока я не знаю ничего, кроме Прессиньяка, лимузенской Шаранты, Руайяна, где мы проводим неделю каждое лето, и, конечно, Обазина – городка, где я родилась и где наверняка буду похоронена…

– Уж если ты жалуешься, что не видела мира, то что тогда говорить мне? Вы не берете меня с собой даже в Руайян! Я никогда не видела море! Крошка Жаннетт Канар заботится обо мне, пока вы плещетесь в соленой воде.

– Нан! Ты ведь сама отказываешься от поездки с нами! Говоришь, что придется слишком долго ехать в машине. А из поезда, как ты говоришь, ты живой не выйдешь. Так что же мне, по-твоему, делать? Ты у нас упрямая, как ослик!

Старушка, которая с годами стала довольно-таки тучной, громко хмыкнула и уселась на свое любимое место у печки. Там она не только согревала ноги, но и имела возможность видеть всю кухню.

– Мне ли жаловаться, в мои-то восемьдесят с лишним? Я просто очень устала![3]3
  Эти слова Нанетт говорит на лимузенском патуа.


[Закрыть]

– Ну вот, снова ты за свое! Я прекрасно поняла твою хитрость, Нанетт! Ты замечательно говоришь по-французски, когда хочешь, но стоит тебе рассердиться или начать себя жалеть, как ты тут же переходишь на свой деревенский диалект! Какой пример ты подаешь Камилле?

– Разве нельзя уже сказать, что я устала? А на каком языке мне говорить, я решу сама. Девчонкой ты прекрасно понимала, когда я говорила на патуа! Поэтому не делай большие глаза, ведь ты выросла в Прессиньяке, в Шаранте… А мне осталось не так и много. Скоро уж я лягу на кладбище рядом с моим славным Жаком. Мне не терпится с ним встретиться пред очами Господа нашего…

Мари воздела руки к небу. Вот уже много лет она слушала одну и ту же песню. Однако Нанетт еще не устала ворчать.

– Вытри нос, а то ты похожа на девчонку, которой дали подзатыльник, – пробурчала она. – Я хотела с тобой поговорить с глазу на глаз. Не нравится мне видеть тебя расстроенной.

– Прости меня, моя Нан! Мне не стоило бы думать о плохом, а тем более жаловаться, ты права! Война закончилась. Не будет больше убийств и арестов. Франция снова свободна, и этого должно хватать нам для счастья!

– Думай лучше о своих старших детях, у которых, как по мне, все благополучно, и о своей младшей, которая все еще с нами! – воскликнула Нанетт. – Кстати, легка на помине… А ты, небось, решила, что она уже в кровати?

Мари обернулась и с удивлением увидела свою младшую дочь, стоящую в дверном проеме. На милом личике Камиллы играла лукавая улыбка, на щеках появились ямочки, глаза смеялись. Девочка с любопытством слушала разговор матери и бабушки.

– Мам, ты из-за чего-то расстроилась, я вижу! А бабушка тебя ругает, и правильно! У нас было такое прекрасное Рождество! Феликс такой милый! Жаль, что он уезжает обратно в Канаду. Прошло бы несколько лет, и я бы вышла за него замуж!

– Камилла! – воскликнула Мари. – Не слишком ли ты юная, чтобы думать о свадьбе? Я-то была уверена, что ты пошла спать одновременно с отцом. И давно ты за нами шпионишь, вместо того чтобы лежать в кровати?

– Мамочка, мне совсем не хочется спать! И я только что спустилась, честное слово!

В свои двенадцать с половиной Камилла была девочкой невысокой, в очертаниях ее тела и повадках еще оставалось что-то от свойственной детям грации, однако давала о себе знать подростковая неуклюжесть. Темно-каштановые волосы струились по плечам. Жители Обазина сходились во мнении, что девочка унаследовала тонкие гармоничные черты своей матери, Мари Меснье, одной из самых уважаемых учительниц кантона.

Жизнерадостная и ласковая, Камилла танцующей походкой приблизилась к матери и прижалась щекой к вскормившей ее округлой груди.

– Мамочка, не ругай меня! Я услышала громкий голос Нанетт и прибежала! И потом, в моей комнате стало прохладно, а здесь, в кухне, есть печка, от которой тепло!

– Тогда ты правильно сделала, что спустилась. – Мари вздохнула. – На улице идет снег, представляешь? Я увидела первые снежинки, когда закрывала ставни. Если не потеплеет, скоро площадь станет совсем белой. Помнишь, пять лет назад снег шел почти всю неделю! И вы с Полем целый день лепили в саду снеговика. Щеки у вас раскраснелись, и вы были так заняты, что даже забыли про полдник!

– А утром мы играли у фонтана вместе с другими детьми! Мамочка, пойдем завтра гулять вдвоем, хорошо?

– Обещаю, дорогая!

Камилла захлопала в ладоши от радости. Теперь-то ей точно еще долго не удастся заснуть. Она закружилась по кухне и, подскочив к Нанетт, порывисто расцеловала ее в обе щеки.

– Ты слышишь, бабушка Нан! У меня лучшая мама на свете!

– Чистая правда! – негромко ответила на это Нанетт и поправила свой чепец.

Камилла просто обожала мать. Она с любовью посмотрела на излучающее ласку лицо Мари. Сияющие золотисто-карие глаза, розовые, пухлые, красиво очерченные губы, овал лица, как у мадонн на полотнах итальянских мастеров, густая копна каштановых кудрей… В глубине души девочка всегда мечтала когда-нибудь стать такой же красивой. Но сегодня Мари выглядела обеспокоенной, и Камилла это заметила.

– Мамочка, ты грустная! Это потому, что папа ушел спать так рано сегодня? Ему, бедному, пришлось ехать в каменоломню, а там так холодно! Он даже клевал носом за столом.

– Я все это знаю, дорогая, – сказала Мари. – Адриан много ездит, поэтому очень устает, но он занят благим делом. Не беспокойся обо мне. У меня появилась идея: что, если мы поджарим каштанов? У нас их еще немного осталось. Что скажешь, Нанетт?

Старушка как раз ворошила угли в печи. Она прищурила свои серые глаза, как если бы мысленно прикидывала, сколько еще каштанов осталось у них в запасе. По правде говоря, ей очень нравилось, когда невестка, которую она воспитывала как родную дочь, интересовалась ее мнением или спрашивала у нее совета. В такие моменты Нанетт словно бы возвращалась в те времена, когда жизнь в «Бори» текла по установленному ею порядку. В одно мгновение забывались прожитые годы с их горестями, потерями, расставание с землей, на которой она так долго жила… После продолжительной паузы, необходимой для придания ответу требуемой значительности, она сказала одобрительно:

– Почему бы и не поджарить? Наша Камилла любит жареные каштаны. Да и я тоже не откажусь.

Мари с улыбкой посмотрела на своенравную старушку. В сопровождении дочери она направилась к кладовой. В четыре руки они выгребли из песка несколько пригоршней каштанов. Это был наилучший способ их хранения. В Коррезе каждую осень молодежь собирала каштаны, стараясь не пораниться о колючую кожуру. Этот «сбор урожая» становился для них веселой игрой: кто наберет больше всех? Поэтому каштанов обычно хватало до следующего урожая.

Потом они втроем устроились у печки и стали надрезать каштаны один за другим, чтобы они не лопнули на огне.

– Какое у нас будет угощение! – шепотом восхитилась Камилла. – У меня уже слюнки текут!

– А мне это напоминает о «Бори», – сказала Мари. – Мы часто ели каштаны в те годы…

Голос Мари дрогнул. Столько ярких воспоминаний было связано с этим знакомым словом – «Бори»! Она закрыла глаза, и дом предстал перед ее мысленным взором так же отчетливо, как если бы она на него смотрела. Он возвышался на холме, окруженный большим парком, в глубине которого росла громадная ель. Чуть ниже, у Волчьего леса, располагалась ферма, где жила Нанетт… Там, в лимузенской Шаранте… Перед ее домом однажды зимним вечером мадам Кюзенак оставила Мари, промокшую насквозь и дрожащую от холода после долгой поездки, часть которой девочке пришлось проделать на запятках экипажа…

Теперь в «Бори» жила ее дочь Лизон с мужем Венсаном и двумя детьми, Жаном и Бертий. Оба они преподавали в школе близлежащего поселка Прессиньяк.

Глава 3
Нежданные гости

– Вы слышите? – вдруг спросила Камилла. – По-моему, в дверь стучат!

В ту же секунду в кухне воцарилась тишина. Все замерли и посмотрели в сторону входной двери. Мари, удивленная столь поздним визитом (было уже около девяти вечера), прислушалась. И правда: кто-то стучал, вернее, колотил во входную двустворчатую дверь, выходившую на главную площадь городка.

– Пойду открою, мам, – сказала Камилла. – Интересно посмотреть, кто пришел!

Малейшая неожиданность вносила свежую струю в их размеренную жизнь. Заинтригованная Мари последовала за дочкой, и слава Богу, потому что в вестибюль вошли сразу несколько человек. Но времени рассматривать их у нее не было. Внимание хозяйки дома сразу же привлекла очень бледная молодая женщина с лицом, искаженным гримасой боли. По ее выпирающему животу было ясно, что она уже на последнем месяце беременности. Перепуганный мужчина поддерживал ее за талию.

– У моей жены пошла кровь! Помогите, прошу вас! Эти девушки сказали, что здесь живет доктор Меснье. Он дома?

– Да, конечно, – ответила Мари.

Только сейчас она узнала еще трех поздних гостий. Это были местные девушки – Амели, Мари-Эллен и Жаннетт. В белых от снега пальто и шапочках они были похожи на снеговиков.

Жаннетт поспешила объяснить:

– Этот господин вез свою жену в больницу в Брив, и, когда они проезжали через Обазин, он заметил, что у нее началось кровотечение. Мы сразу пришли к вам, подумали, что ваш супруг сможет ей помочь.

Мари кивнула: она знала, каким опасным может быть кровотечение. Она шепнула Камилле:

– Пойди разбуди отца. Скажи, что ему срочно нужно спуститься!

Мари-Эллен Дрюлиоль, дочь мясника, подхватила, отряхивая снег с шарфика:

– Дело и правда срочное – в машине эта бедная дама так кричала! Я сразу поняла, что ей очень плохо. А на улице такой снегопад! Амели чуть не шлепнулась у фонтана, это нужно было видеть!

Мари слушала ее вполуха. Она помогла супружеской чете устроиться в смотровой комнате, где день и ночь в чугунной печи поддерживался огонь.

– Прилягте, мадам, – предложила она будущей матери. – Доктор сейчас придет. И не бойтесь, он вам поможет!

– Мне так больно! Очень больно! – пожаловалась та. – И до сих пор идет кровь!

Ее вконец перепуганный муж порывисто обнял супругу.

– Делай то, что советует тебе мадам, прошу, дорогая! – прошептал он.

Нанетт неторопливо прошла по коридору и заглянула в смотровую. По пути она поздоровалась с девушками, каждая из которых нежно ее поцеловала.

– Ох уж эта молодежь! – воскликнула старушка. – Щечки нежные, пахучие! Прямо как розовые лепестки! Ну, рассказывайте, что случилось на ночь глядя? Вот оно что: еще один маленький Иисус решил родиться с небольшим опозданием!

– Да, бабуль! – отозвалась спускавшаяся по лестнице Камилла. – Я еле-еле разбудила папу! Но он уже идет…

Мари, услышав слова дочери, вздохнула с облегчением. Состояние бедной женщины ее очень беспокоило: та уже была почти без сознания, ее лоб и щеки горели.

«Господи, – взмолилась Мари, – помоги ей!»

В этот момент в смотровую вошел доктор Адриан Меснье. Его русые с проблесками седины волосы были слегка растрепаны. Окинув встревоженным взглядом супружескую чету, он надел белый халат и вымыл руки над раковиной. Только теперь Мари заметила, что дочь с любопытством наблюдает за происходящим.

– Выйди, Камилла! – велела она. – Проводи наших гостий в кухню, и Нан тоже. Если мне понадобится помощь, я позову. Там есть каштаны и сидр, так что угощайтесь!

И с этими словами она закрыла дверь.

***

– Мы гуляли по городу, – пояснила Жаннетт Камилле, как только они уселись в кухне поближе к печке.

– Снег – это всегда праздник! – добавила Мари-Эллен. – Нужно успеть порадоваться ему, пока не растаял. И в снегопад на улице так красиво! Мы тут принесли вам пирог с яблоками. Недавно испекла. Жаль, правда, что он уже успел остыть.

Амели поставила на стол круглое блюдо, аккуратно завернутое в снежно-белое кухонное полотенце.

– Как вкусно пахнет! – воскликнула Нанетт, облизывая потрескавшиеся губы. – Если он остыл, я это быстро поправлю! Пару минут на краю печи – и ваш пирог будет как свежеиспеченный!

Камилла, которая в душе радовалась такому суматошному вечеру, помогла девушкам снять пальто.

– Я так рада, что вы пришли! Поль и его друг Феликс уехали, и нам всем стало скучно! Дом слишком большой для нас четверых… Расскажите, где вы встретили эту пару? Ой! Вы слышали? Как эта бедная дама кричит! Я не хочу ребенка, если это так больно!

– Думаю, ей очень плохо, – заметила Жаннетт. – Я сразу так подумала, когда они остановили машину напротив нас. Муж перепуганный, жена стонет от боли…

– А я увидела кровь на сиденье! – тихо добавила Амели.

– Чш! – Жаннетт кивком указала на Камиллу. – Не будем об этом. Мадам Мари это не понравилось бы.

Жаннетт было уже двадцать, и она понимала, что некоторых вещей детям знать не следует. Ее мать, Катрин, умерла пять лет назад. Девушка свято чтила ее память. Сколько раз у нее на глазах мать набирала воду в фонтане и несла домой на своих хрупких плечах коромысло с двумя полными ведрами! После ее смерти Жаннетт, такая же энергичная и работящая, как и мать, вела хозяйство в родительском доме и растила братьев, работая при этом в доме судебного исполнителя в соседнем городке Бейнá. Ее отец, Жан-Батист Канар, каменотес и бригадир в каменоломне Даниэль, расположенной в холмистой местности недалеко от Обазина, рассказывал всем, кто хотел его слушать, какое редкое сокровище его дочь.

***

Адриан осмотрел молодую женщину и выпрямился. Руки его были в крови, выглядел он озабоченным. Мари вопросительно посмотрела на него. Молодой супруг в это время беззвучно плакал и время от времени повторял жалобным голосом:

– Дениза, пожалуйста, будь молодцом! Я отвезу тебя в больницу, как только доктор тебя осмотрит!

– Но я еще не закончил свою работу, мсье! – возразил Адриан. – И вы не успеете доехать до Брива. Ребенок родится здесь, причем через несколько минут. Мари, прошу, согрей воду, принеси мне чистые пеленки и позвони в больницу, чтобы сюда прислали машину «скорой помощи»!

Испуганная Мари затаила дыхание. Она не могла поверить, что очень скоро в ее доме придет в мир новый человечек. Это был первый такой случай, если не считать рождения ее собственной дочери, Камиллы. Она поторопилась выполнить распоряжения мужа.

Нанетт сразу поняла, что происходит, стоило ей увидеть Мари, которая, вбежав в кухню, тут же бросилась к раскаленной печи.

– Готова держать пари, тебе нужна горячая вода! Эта незнакомка кричит, словно ее режут. Я сразу поняла, что ее время подошло. Хотя, скажу я вам, я вела себя сдержаннее, когда рожала на свет своих детишек. Увы, Господь оставил мне только моего Пьера.

– Нан, дорогая, ты напугаешь наших юных гостий и Камиллу заодно. Адриан будет принимать роды у этой дамы. Я иду за бельем. Кто бы мог подумать, что сегодня вечером мне предстоит поработать медсестрой!

– Если надо, я могу помочь! – предложила Жаннетт. – У меня есть опыт!

– Спасибо, не нужно, – отозвалась Мари. – Я справлюсь. Вы ведь пришли поболтать, поэтому не обращайте на нас внимания. Моя Нанетт так рада, когда вы ее навещаете!

Мари стала подниматься на второй этаж. Разговор в кухне возобновился. И все же все чувствовали себя немного неловко – из смотрового кабинета, расположенного по другую сторону вестибюля, то и дело доносились жалобные стоны и крики.

– Амели, когда ты собираешься под венец со своим красавцем Леоном? – лукаво щурясь, спросила Нанетт.

Этого вопроса оказалось достаточно, чтобы щеки Амели Лажуани стали пурпурными. Она устроилась поудобнее на стуле и с улыбкой стала смотреть на танцующие язычки пламени. Весь город знал, что она влюблена в этого очень красивого молодого солдата.

– Мы поженимся в июне, бабушка Нанетт, – тихо ответила она. – Мама уже купила мне отрез на платье. Ткань такая красивая! Лучше не придумаешь!

Камилла во все глаза смотрела на Амели. Она немного ей завидовала – от той исходила такая уверенность! Было ли дело в ее каштановых, довольно-таки коротко стриженных волосах, или в волнующем голосе, или в смеющихся голубых глазах? Взгляд девочки переместился на Жаннетт – подстриженную «под Жанну д’Арк», среднего роста девушку, у которой тоже были каштановые волосы. Она любила ее больше других – Жаннетт всегда была веселой, жизнерадостной, а еще – работящей и такой грациозной! Что до Мари-Эллен, миловидной черноглазой брюнетки девятнадцати лет, то Камилла всегда мечтала увидеть ее невестой своего брата Поля, такой красивой ей она казалась. Поль и Мари-Эллен были добрыми приятелями, поэтому ее желание вполне могло исполниться…

– Что ж, тебе повезло, Амели! – воскликнула Нанетт. – Жених – красивый парень, и свадьба у вас будет красивая! Вот нашей Мари не так повезло! Когда она попала на ферму в «Бори», ей было столько, сколько нашей Камилле. В дырявых галошах, мокром пальтишке, она смотрела на меня такими умоляющими глазами… Ее привезли прямиком из приюта. Ее единственным сокровищем было изображение Пресвятой Девы Обазинской, и она прижимала его к сердцу. Да, у нашей Мари не было доброй матери, которая могла бы о ней позаботиться! Обазинские монахини воспитывали ее до тринадцати лет…

Ее слова произвели на девушек сильное впечатление, и они стали удивленно перешептываться. Мари была заметной фигурой в городке. Они знали ее с детства как учительницу коммунальной школы, уважаемую супругу доктора Меснье. В семейном кругу такие темы не обсуждались, поэтому девушки ничего не знали о прошлом Мари.

– А я об этом знала! – звонко воскликнула Камилла. – Бабушка, пожалуйста, расскажи, как вы встречали Рождество там, в «Бори»!

***

Вернувшись в смотровую, Мари чуть было не вскрикнула от испуга. Адриан склонился над раздвинутыми ногами пациентки, которая, это было очевидно, мучилась от жестокой боли. Будущий отец в это время поддерживал супругу в положении полусидя.

– Тужьтесь, мадам! – повторял доктор Меснье. – Ребенок лежит неправильно, поэтому вы теряете столько крови!

Мари торопливо перекрестилась. Она хорошо знала супруга и в его голосе услышала подлинную тревогу. И неудивительно – смотровая кровать и плиточный пол были сплошь покрыты темно-красными пятнами. Адриан был больше похож на мясника, чем на доктора. Он сказал серьезным тоном:

– Нужно тужиться еще сильнее! Не бойтесь, это скоро закончится… Если вы постараетесь, Дениза!

Молодая женщина испустила протяжный крик боли. Ее супруг отозвался всхлипом, потом пробормотал:

– Она умрет, ведь так? Скажите мне, доктор! Моя жена умирает?

– Замолчите! – оборвала его Мари. – Она в надежных руках. И я уже позвонила в больницу.

Она не стала уточнять, что «скорая» приедет не раньше чем через час. Выпало много снега, и дорога была очень скользкой.

– Хлороформ, Мари! – потребовал Адриан. – Ребенок идет попкой! Ей будет слишком больно, если ее хоть немного не усыпить!

Они поняли друг друга в одну секунду. Положение было очень серьезным. Мари вдруг подумала, что несколькими часами ранее зря жаловалась на свою судьбу.

«Как ужасно, если эта молодая женщина умрет, – подумала она. – Боже милосердный, спаси ее! И я больше никогда не буду жаловаться!»

***

В кухне Нанетт потряхивала глубокую сковороду с дырочками, в которой жарились каштаны. Это была уже вторая порция, как она не преминула заметить. По ее мнению, вечер удался на славу.

– Я правду говорю, мои деточки! – продолжала она свой рассказ. – Наша Мари, которая сейчас хлопочет возле бедной дамочки, – подкидыш, которого вырастили монахини в обазинском приюте. Но в конце концов ее нашел отец и забрал к себе. Это был муссюр Жан Кюзенак, золотое у него было сердце… Это запутанная история, и слишком долго ее рассказывать!

Мари-Эллен, Амели и Жаннетт слушали ее навострив ушки.

– В тот вечер мой Жак ссадил ее с запяток прямо у нашей двери. Эта мегера, мадам Кюзенак, не захотела брать девочку в дом. Мари научилась доить коров, стричь овец и даже чесать шерсть! А больше всего ей нравилось кормить кур и собирать яички. О нет, несчастной она точно не была!

Нанетт улыбалась своим воспоминаниям, позабыв о каштанах. Вдруг ее голова поникла.

– А мой сын Пьер с первого вечера смотрел на нее во все глаза! Как будто не девочка, а сама Богородица была перед ним! Ему тогда было столько же, сколько и Мари, – тринадцать. Настоящий сорванец, школу не любил, зато был сильный и ладный и с удовольствием косил сено, жал пшеницу… Видели бы вы, как он управлялся с косой! Целый луг скашивал за два дня!

Камилла с задумчивым видом покусывала губы, пытаясь вспомнить, что еще она слышала о Пьере. Конечно же, она знала, что речь идет об отце ее старших сестер и брата Поля, который погиб в аварии где-то за городом. Мать редко вспоминала о нем в разговоре, да и то ограничивалась несколькими словами. Девочка мысленно порадовалась тому, что она – единственный ребенок Адриана, второго супруга Мари.

Нанетт словно бы очнулась:

– Кажется, каштаны наши готовы! Посторонитесь-ка, красавицы! Сковорода горячая!

В кухню вошла Мари. На ее блузке и фартуке краснели пятна крови. Она плакала и смеялась.

– Малыш родился! Мальчик, живой, но весит едва ли пять фунтов… Адриану пришлось его переворачивать, он шел попкой… Господи, как мы переживали! Мне нужен теплый кирпич, согреть роженицу. Ей очень плохо…

Нанетт озабоченно потерла подбородок. Эти неожиданные роды напомнили ей о многих вечерах, проведенных у изголовья мучившихся в родах соседок.

– Несчастье – родиться женщиной, – пробормотала она. – Столько мук приходится перенести! Мари, на печи два кирпича, оберни их в чистое полотенце, бедняжка согреется, и ей станет легче…

– Сейчас, Нан, все сделаю!

Мари казалась раздраженной. Камилла встала и обняла мать за талию.

– Мамочка, дорогая, а нам можно посмотреть на ребеночка?

– Не сейчас! Мне нужно его обмыть. Мадам Дениза не взяла с собой никакого белья. Она думала, что еще не пора, что это ложная тревога.

На этот раз Амели встала с твердым намерением помочь хозяйке дома.

– Мадам Мари, я могу сходить к матери и принести вещи для новорожденного, мы храним их чистыми в бельевом шкафу. Я вернусь через пять минут!

– Спасибо, Амели, это будет замечательно! Осторожнее на улице, не поскользнись! Снег все идет, и машина «скорой помощи» приедет еще не скоро…

Жаннетт и Мари-Эллен не осмеливались притронуться к каштанам, поскольку вид у Мари был встревоженный. Они предпочли бы сделать что-то полезное.

– Вы точно уверены, что мы ничем не можем помочь? – спросила Жаннетт.

– Можете! – вдруг воскликнула Мари. – Я отправлю к вам в кухню супруга мадам Денизы. Он белый как простыня. Я хотела отнести ему кофе, но пусть лучше он выпьет его здесь, в вашей компании. Это его подбодрит. Он счастлив, что у них родился сын, но боится радоваться, потому что жене до сих пор очень плохо…

Камилла торопливо вынула из буфета чашку, блюдце, сахарницу и кулек с печеньем.

– Пускай этот парень идет к нам! – Нанетт закивала, радуясь, что слушателей у нее прибавится.

Мари бесшумно вышла и через пару минут вернулась в сопровождении молодого отца.

Атмосфера, царившая в кухне семьи Меснье, всегда способствовала расслаблению и улучшала настроение. Нанетт так радушно кивнула гостю в знак приветствия, что чуть не уронила свой чепец. Она сердечно улыбалась, щеки ее раскраснелись от жара печки.

– Подсаживайтесь поближе к теплу, мсье! – с живостью воскликнула Жаннетт. – Хотите горячих каштанов?

– Спасибо, мадемуазель. Разрешите представиться: Бастиен Деклид, каменщик, живу возле Бейна. Это мой первый ребенок. И я никогда не забуду день его рождения! Он должен был появиться на свет через две недели. Мы и подумать не могли…

– Господь сам решает, когда кому родиться, – отозвалась Нанетт. – Счастье, что этот карапуз не вздумал родиться в вашей машине, между Обазином и Бривом! В такой-то холод!

Камилла подала молодому отцу чашку с кофе, и тот поблагодарил ее улыбкой. Девочка с таким очевидным удовольствием исполняла роль хозяйки дома, что Мари-Эллен поддержала игру:

– Я тоже с удовольствием выпью кофе, Камилла!

– Сейчас я тебе налью!

Бастиен Деклид немного расслабился. Эти милые девушки, мирно потрескивающий огонь в печи, дружеские подмигивания колоритной старушки – все это действовало на него успокаивающе.

– Не терзайтесь вы так, – посоветовала Нанетт, которой было лестно внимание неожиданного гостя. – С супругой и с малышом все будет хорошо. В Обазине чудеса случаются часто, спасибо святому Этьену! Вы только послушайте…

***

Новорожденный покрикивал тоненьким голоском. Мари завернула его в теплое шерстяное одеяло и уложила в большую корзину, принесенную из бельевой. Адриан задвинул заслонку, чтобы тяга в печи уменьшилась и в комнате стало теплее. Он прекрасно знал, что температура не должна опускаться ниже восемнадцати градусов.

Мари сидела у изголовья роженицы и поглаживала ей руку, пока доктор ее осматривал.

– Не понимаю, что происходит! – пробормотал Адриан, выпрямляясь. – Сейчас самое время выйти плаценте! Но она не выходит! Мари, нужно позвонить в больницу! Не понимаю, почему до сих пор нет «скорой»! Часы пробили половину одиннадцатого!

– Это из-за снега! – ответила ему жена. – У меня есть немного куриного бульона. Давай я его разогрею? Это лучшее средство для тех, кто потерял много крови…

Доктор Меснье с озабоченным видом ощупывал живот роженицы, который если и стал меньше, то ненамного. Вдруг он выругался:

– Ну что я за осел! Там остался еще один!

– Кто еще один? – со стоном спросила молодая мать.

– Еще один ребенок! У вас двойня, мадам! И нужно снова тужиться! – безапелляционным тоном заявил Адриан.

– Двойня! – повторила Мари. – Дениза, это чудесно! Я могу называть вас так, правда? Еще немного усилий, и я смогу опять обрадовать вашего супруга!

– Я так устала! Я уже не могу, – прошептала молодая женщина.

– Осталось совсем немного, – успокоил ее доктор Меснье. – Я чувствую головку!

Из растянувшегося лона роженицы хлынул поток крови. Бледный Адриан про себя молился, чтобы его пациентка выжила. Мгновение – и он подхватил на раскрытые ладони розовое липкое тельце. Послышался звук, похожий на сердитое мяуканье. Его издавало крохотное существо, явившееся в мир в эту морозную декабрьскую ночь.

– У вас красивая девочка! – воскликнула Мари с непередаваемым облегчением. – Королевская парочка – мальчик и девочка!

В то же мгновение в дверь постучали. Это были Камилла и Амели. Девушка прижимала к груди большой сверток.