Текст книги "Всем глупышкам посвящается (СИ)"
Автор книги: Мари Бенашвили
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Из коридора послышался щелк двери, я молчала. В комнату вошел Джек, он сел рядышком со мной, уперся носиком в плечо, грелся. Да, совсем как она тогда. Эта мысль выдавила из меня слезу, которую я быстро стерла до того, как он бы заметил. Джек пошел переодеваться, выключил телефон. За все это время мы и не поздоровались. Такие тихие у нас были вечера. Пока он копошился, я принесла из кухни чай. И тут пришлось заговорить:
– Кушать будешь?
– Я поел по дороге.
– Жалко. Я же ужин приготовила.
– Да? – он покосился на меня.
– Да. Приготовила и съела.
– Ох, женщины, – он залез ко мне под одеяло с кружкой чая, – бездушные создания.
– Мы не такие.
– А какие вы?
Я чуть отвернула его голову от себя, чтобы шепнуть на ухо:
– Мы хорошие, точно тебе говорю.
Он так же шепнул в ответ:
– Не хорошие, а хорошая. Одна.
– Я?
– Моника Беллуччи.
Он чуть приобнял меня, и я почувствовала, как неровно он дышит.
– Уж не Моника ли заставила тебя так нервничать?
Чуть поглаживала его по голове, пока он продолжал говорить:
– Когда мы переедем отсюда?
Этот вопрос застал меня врасплох, потому что я ждала его с того самого момента, как Джек купил нам домик в деревне.
– Не знаю, – понизила я голос.
– Это твой любимый ответ на все мои вопросы.
– И не только на твои.
– Я люблю в тебе эту детскость, но иногда ты перебарщиваешь с безответственностью.
Я больно прищемила ему клок волос на макушке:
– Ты обижаешь меня второй раз за вечер.
– Прости, – он убрал мою руку и сел повыше. – Я правда хочу уехать. Хоть немного дальше.
– Я думала, ты не очень-то хочешь расставаться с городом.
– Не хотел. Раньше. Сейчас я думаю, вдалеке вместе с тобой мне было бы не одиноко.
– Было бы. Ты бы остался в одиночестве от других людей, от звуков, от шума, от событий.
– Кто сказал тебе, что мне они нужны?
– Тут учеба, у тебя – работа, наши друзья, родители.
– Твои, не мои. При этом ты и не общаешься с ними.
–Неправда.
– Интернет не в счет. Он будет у тебя и там.
– Если там есть цивилизация.
Он повернул голову от меня:
– Иногда я тебя не понимаю.
Разговор не задался, и мы стали вновь молча просиживать время, если так можно сказать. Перед сном я рассказала ему о разговоре с одноклассницей, которая уехала путешествовать. Джек улыбался, слушая меня, и, перед тем, как мы разошлись каждый по разным комнатам, он заключил:
– Прекрасная штука – молодость, дурманит здравый смысл. Посмотрим, как скоро эта девочка заползет, разочарованная, обратно в наш социальный кокон.
Джек, что он понимал! А может...может, он знал нечто большее? Некоторые загадки, скрывающиеся в Джеке не суждено было разгадать. Вот мы жили с ним, жили, а порой мысли в его голове оставались полнейшей тайной, насколько откровенным бы он со мной ни был. Это не только у нас так, у всех. Что можно ожидать от совместной жизни, когда зовешь его чужим именем и не удосужишься узнать, какие сны ему снились в детстве? Ничего.
Тем не менее, иногда муж оставался единственным, на кого я надеялась. Так как человек я далеко не самостоятельный, часто приходилось просить о помощи. А с ним не было страшно, что он откажет или посмеется. Джек выручал меня с учебой, на кухне, когда нужно было добраться по городу, а я не знала, как. Один звонок, и он был тут. Тогда я ласково брала его за руку, целовала в щечку и шептала: "Ты мой супергерой!". Было очаровательно наблюдать, как взрослый парень розовеет и млеет, улыбается смущенно. Ему было так приятно. Мне же было радостно, что он так тешится своему счастью быть нужным, таким безусловно и постоянно нужным. Идеальный союз, неправда ли?
Он меня кормил. Много, часто. А потом мы вместе садились на диеты, бегали по утрам (правда, недолго), переходили на правильное питание. Но большого смысла в этом не было. Стоило только увидеть фаст-фуд или ресторанчик, или интересные вкусности в магазине, как кто-нибудь из нас срывался. Должно быть, в этом браке суждено было зародиться двум толстякам, благо, провидение спасало нас. Один раз Джек принес домой два пакета продуктов с радостным предвкушением на лице. Я отложила учебники с тетрадками и разыскала пару-тройку рецептов. В тот день на нашей кухне разразилась война. Джек разбивал яйца, я роняла специи, в конце концов, мы остались вымазанными в муке и сахаре, запачкали все, испекли торт, еще и курицу пожарили. Ни он ни я не знали истинного значения слова "аккуратность", поэтому и ели без меры, и готовили отчаянно. Стало жарко и душно в маленькой кухне, мы опустились на грязный пол. Вокруг нас была еда и не было стеснения. Он наливал нам соков и газировки, мы смеялись, кушая, говорили. Макс поставил играть Моцарта, это значило, настроение у него сегодня наилучшее. Двое погрузились в безумную сладкую негу. Знаете ли вы, как преображается вкус мяса, когда ешь под нестихаемые тона скрипки, как крепчает привкус сахара под громыхание, как заливает глаза в возбужденной игре маэстро? А мы знали. Мы ощутили это каждой мурашкой на каждом миллиметре кожи, каждым волоском. Он закурил зачем-то, зачем-то откинул голову назад, держа в руке свежеиспеченный торт, зачем-то затушил сигарету тут же.
– Нет, не пошла, – засмеялся он. – Только запах яств испортила.
– Ничего, – я подсела ближе, – не страшно, мы еще испечем.
– Нет, хватит. Тебе хорошо, у тебя из того, что растет, только грудь, а ты на это посмотри, – Джек пощупал живот.
– А я люблю твой животик, – погладила я его. – Он мягенький и теплый.
Он невольно расхохотался во весь голос и приобнял меня:
– Глупая.
– Да ну тебя. Может я в любви так признаюсь.
– Правда?
– Нет, но ведь могла бы.
Он замолчал на миг, полез целоваться ко мне, но я отпрянула:
– Ты слишком измазанный.
Джек сделал грустные глазки, прижимаясь подобно коту:
– Люби меня. Ну, пожалуйста, люби.
Мы съели все, а потом прикрыли двери с зеркалом на обороте и разглядывали себя, лежащих на полу.
Я подняла ноги повыше:
– Фу, сколько жира.
– Где?
– Тут, – провела рукой по голени, – тут, – поднялась выше к бедру, – тут, – спустилась к ягодицам.
Он трогал меня там же, только медленно, пока я вытирала волосами пол.
– Ты красивая. Хватит. Не греши на ноги, посмотри – они совершенные.
– А руки? – я посмотрела на свое отражение, поднимала руки и щупала плечо.
– И руки тоже.
– А как же живот? – сняла с себя кофту. – Посмотри, какой он стал большой и обвислый.
Джек все так же лежал и смотрел вверх на меня и на мое отражение:
– Не вижу.
Я повернулась к нему. Он сел на корточки:
– Не вижу.
Я заставила его встать за собой у зеркала. Мы разделись. В кухне становилось еще жарче. Пол был измазан, мы были измазаны. Повсюду крошки, еда, грязь. А мы все смотрели на двоих впереди. Макс обнимал меня за талию, его плечи выпячивались над моими, он расставил широко ноги и целовал меня в шею.
– Смотри, мы стали такие похожие, – шепнула ему.
Он не поднял глаз, продолжал гладить меня, дышал громко. В душной комнате было темно, мы и впрямь были, как одно целое. Мои черные волосы окутывали его рыжие, мы стояли нога к ноге, наши руки имели одинаковую форму, кожа имела один тон, совсем как одно целое, мы не расплетались. Я видела неидеальные черты, у нас их хватало. Но мы были такими красивыми. Мы не стеснялись друг друга, не боялись. Он видел все мои недостатки и любил каждый. Я знала все его минусы, а видела одни плюсы. Мне нравилось, как ласково он обращался со мной. Макс принадлежал к тем мужчинам, которые не осуждают. Все, что он видел – прекрасное во мне. От него нельзя было услышать и одного замечания по поводу фигуры, лица. Он говорил лишь о том, что внутри. Встреть я его раньше Джека, влюбилась бы до самой смерти. Но жизнь так не устроена. Она устроена так, что влюбись я в него, он бы меня и не заметил. Вечные весы. Перевес всегда на одной, неправильной, стороне. Ты всегда в проигрыше.
Но не тогда. Тогда нам было вкусно, и мы были счастливыми. Одни, вдвоем, любили друг друга. Можно было все ему позволить и радоваться, какой он нежный. Перед нами зеркало, над нами Бог. Такая вот, наверное, судьба идти нам вброд. Все плывет, ломается, и мне жмет в груди. До чего мне нравится, ты не стой, иди. Хорошо, очень хорошо. Хотелось обнимать его вечность. Прижимала его сильнее, под нами холодный пол, но с нас течет пот. Мы такие отвратные для всего мира и такие прекрасные друг для друга. Он исцеловывал все тело и у губ моих тихо шептал, запинаясь от отдышки:
– Скажи, скажи, что я хочу услышать от тебя.
– Что Макс? Что ты хочешь слышать, – я тяжело глотала свое же дыхание.
– Я хочу слышать это имя. Говори, говори.
– Максим. Макс. Макс, – мы сплелись в одно, – я тут, с тобой. И я...
– Всегда, скажи всегда.
– Всегда буду с тобой.
Он все проговаривал "всегда" да смотрел мне в глаза, как будто не верил, что это я, что я тут.
Моцарт аплодировал нам, не стихая. Стало совсем жарко.
– Макс, – я обнимала его, – я люблю...
– Сладкие пирожные? – он с отдышкой прижался к моей груди, блуждая по ней руками.
– Да, – засмеялась я, – люблю тебя, сладкое пирожное.
Макс и я. Мы были парой. Я не знаю при чем тут любовь, обстоятельства, общественное мнение, отношение друг к другу, но мы были парой. За время брака с ним я поняла, что парой можно быть и без всего того, что предполагает эту самую пару. И можно даже не хотеть быть парой, но быть ею. Мы хотели.
Мы перестали общаться с другими людьми. Перестали выходить в сеть, все меньше заботились о работе и учебе, не думали о прошлом. О будущем тем более. Просто наслаждались компанией друг друга. Макс часто рисовал мои маленькие портреты. Они были ужасны, но, все равно, это было мило. Он любил писать рассказы или статьи про меня. Просто лежал рядом и часами смотрел на меня, молча, не двигаясь, редко моргая. Я всегда внимательно слушала его, приглаживала за рыжую щетину, когда речь заходила о грустном. Мы могли обсуждать все на свете и никогда не ссориться. Макс старше меня и умнее. Он не раз помогал мне, стоило делу дойти до – о, ужас! – математики. При этом ему нравилось искусство, и, особенно, литература. Для него все было понятно в этом мире, и он наконец нашел человека, с которым мог делиться своими знаниями. Иногда было обидно, что Макс во всем разбирается лучше меня. Однако, в таких вещах, как еда, мода, люди мы были одинаково беспомощными и глупыми. И тогда мир приходилось познавать вдвоем. Как-то раз в шкафу я нашла горстку старых журналов. Уже собралась выбросить, но Макс, увидевший это, остановил меня. Он только дотронулся до моей руки, как свет погас. Мы зажгли свечи, укутались в одно одеяло, и принялись читать каждый. Я была в восторге, подобно ребенку, наблюдавшему чудо, ведь он знал все о каждом из них. Вплоть до биографии некоторых журналистов, работающих в разное время в этих издательствах. Настолько хорош он был в своем деле. Мы вместе рассматривали старые фото и запыленные страницы, на которых отобразились даты нашей истории. Все это при свете свечей под молчание ночи. "Он настоящий волшебник" – думала я, засыпая в сильных руках. На следующий день мы оба никуда не пошли, и продолжили разбирать журналы, разговаривать и радоваться одиночеству вдвоем. Сущие отшельники, вот кем мы стали.
Мы до такой степени поринули друг в друга, что взяли в привычку улыбаться утром, бродить по улицам с улыбкой, с ней засыпать и видеть друг друга во сне. В то время я была благодарна Джеку, что он подарил мне Макса. Что он сам меня оставил. Что дал мне понять, каково это, когда тебя любят. Но я ненавидела его за то, какой бездушной лгуньей он заставлял меня быть. Я все еще злилась, что не могу переиначить себя, что часто вижу его тело и его лицо, лежа с другим, с тем, кто заслуживал меня больше. И одной ночью Джек вдруг вновь постучался ко мне, разбирая на кирпичики нашу идиллию.
Vlll
Мне снился страшный сон. Я чувствовала свое быстрое сердцебиение и свой испуг. Они сплелись в червоточинах подсознания, создавая жуткий сюжет. Я вижу Макса, мы стоим, держась за руки на пустой улице. И вдруг меня силой тянет от него. Макс хватает меня за руки, кричит, но что-то все время уносит меня во тьму. Мне страшно, слезы текут по моим щекам, я прошу его держать меня, но нет – он исчезает в миг. Мне кажется, что я просыпаюсь под крик, но мои уста сомкнуты. Это только сон. Он спит рядом, тихо свернувшись клубочком. Я все еще взволнована, легла обратно, повернулась на другую сторону и схватила зачем-то телефон. Посмотрела на время, оно отпечаталось у меня в памяти – 2.53 утра...вернее, ночи. И рядом с часами – иконка сообщения. Мне не писали уже давно. Быстро открыла и едва не подпрыгнула на кровати: это фото, это имя, – черт, что ему нужно. "Пожалуйста, пусть ты сейчас не спишь" – писал Джек. Я тихонько завернулась с головой в одеяло, чтобы от яркого света экрана милое ничего не подозревающее создание, сопящее рядом, не проснулось. На самом деле, я не знала, стоит ли ответить. Если отвечу – назад дороги нет, если просто проигнорирую, могу окончательно от него спастись. Да, это правильный вариант. Но, стоп, что это? Пока я думала, пальцы сами собой ответили ему! Нет! Что ж вы делаете, глупцы! Ничего, – размышляла я, задыхаясь от духоты и боли в груди от стука сердца, – он еще может не ответить.
– Я скучаю по тебе, – высветилось в ту же секунду на экране.
Все, это мрак. Мы пропали.
– Я тоже.
Что?! Какого сизого барашка ты это пишешь, дура?!
– Как же я рад, что ты ответила. Малышка, все еще не спишь по ночам?
– Не зови меня больше так.
– Ох, – растянулось на весь ряд. – Прости.
– Зачем ты пишешь?
А зачем я спрашиваю?
– Мне стало плохо.
– Ничем не могу помочь.
Да! Да! Все правильно говоришь.
– Мне стало плохо без тебя.
Соберись, тряпка! Не поддавайся на это.
– Что ж тебя подружка не утешила?
Супер, теперь ты показала свою ревность во всей красе.
– Нет никого, глупенькая. Я давно уже один. Сам на всей Земле.
– Что, прижало, и решил вспомнить ту дурочку, которая бегала за тобой?
Так-так, продолжай.
– Зачем же ты так...
Снова на жалость давит.
– Джек, ты сделал мне очень больно. И вот опять.
– Я знаю. Я знаю, что я омерзительный. Я столько времени боялся написать опять. Не отшивай меня, позволь остаться.
Не позволяй.
– Хорошо...
Дура!
– Спасибо тебе. Можно считать, что ты простила мне эту глупость?
Нееееееет!!!!
– Да...
– Я исправлюсь, обещаю.
– Тут вряд ли что-то можно исправить, если честно.
– Я тебя больше не брошу, маленькая. Как же я без тебя, я не справлюсь, не переживу еще хоть одно утро без твоего фото, не смогу перетерпеть день без мысли о твоем, не усну без твоего "Спокойной ночи", не могу, понимаешь?
– А как, ты думал, я должна была с этим справляться.
– Я не думал. Я просто хотел быстрее справиться с этим, не хотел, чтобы долго болело, хотел отпустить это.
– Не вышло?
– Нет. Она – не ты. Они все не ты.
Что делать, чтобы не верить ему? Что?
– Почему ты приносишь с собой лишь слезы?
– Я хочу увидеть тебя.
– Джек.
– Что?
– Я больше не одна.
Не ответил.
– Слышишь?
– Я боялся спрашивать. Знал, наверное.
– Я замуж вышла недавно.
– Нет.
– Да.
– Я так опоздал?
– Больше, чем мог себе позволить.
– Скажи, что любишь его, как меня.
– Молчи.
– Какой он?
– Молчи!
– Скажи мне, насколько он лучше меня?
– Хватит.
– Он любит тебя?
– Да.
– Как сильно?
– Настолько сильно, что не побоялся приехать и стать моим мужем.
– Хватит...
– Неприятно, правда?
– Покажи его.
Да, да, как давно я этого ждала! Самая откровенная фотография из всех, что у нас с Максом есть. Мы вместе, лежа, растрепанные, полуголые, такие счастливые. Самое лучшее фото, смотри.
– Ты жестока.
Не ответила. Пусть насладится видом.
– Он же так похож на меня.
– Только лучше.
– Ты сейчас с ним?
– Да.
– Он видит, что ты делаешь?
– Он спит.
– Расскажи ему про меня завтра.
– Он знает. Он был рядом, когда я только и делала, что плакалась о тебе ему в плечо.
– Ты его не любишь, правда ведь?
– Джек, ты ничего не знаешь о любви.
– Может быть, – написал он и добавил, – зато я все знаю о тебе.
Мы общались еще час, пока руки не схватила судорога. Что я делаю, что делает он. Почему сейчас, так внезапно? Самое страшное, что пришлось признаться себе в том, что я, в самом деле, ждала этого момента. До того мне казалось, что все, связанное с ним – сон о грезах, который никогда не повторится. А тут вдруг он оказался все еще реальной частью вселенной. Так странно. Это будет мучить меня еще долго, эта его игра. Как же объяснить...Подумайте о своем Джеке. Это такой человек, окутанный тайной. Весь его облик – надуманное и желанное с каплей того самого настоящего, что потерялось в ваших иллюзиях о нем. Этот человек всегда с вами, кажется, он уже часть вас, вы знаете о нем все и испытываете необъяснимое влечение к нему. Вы любите в нем все и думаете, что это взаимно. Он привлек вас с первой секунды и всегда был вашей стенкой в трудные моменты, тем, которым утешаешь себя и к кому рвешься. Вдруг он пропадает, вы едва ли не в петлю лезете от горя, но чувствуете – такая важная часть вас не может просто взять и уйти, это было бы неправильно и глупо, во что тогда верить? Какие законы мироздания тогда учитывать? И, да, конечно, в самый неожиданный момент он вновь появится, и тогда уже друг без друга существовать вы не сможете. Он не отстанет от вас. Больно ли, хорошо ли отразится его присутствие на вашей судьбе, но без него она – уже не ваша. Такой человек, которому суждено пройти с вами до конца с какого-то момента времени. В качестве кого угодно. Он может даже ни разу не дотронуться до вас и не иметь представления о том, как пахнет ваш парфюм, но он будет. Все ваши приходящие и постоянные друзья, все ваше окружение хоть раз да услышит о нем от вас. Он как хронический гайморит, который вовремя не вылечили. Тот, к кому всегда можно обратиться, ваша тень. И, при всем этом, вы временами задаетесь вопросом: "Да кто он для меня на самом деле?". Я назову это "синдром виртуального Джека".
Так и не удалось поспать той ночью. Я боялась, что его появление – плод моего воображения. Великие люди всегда сходят с ума. Значит ли это, что все сумасшедшие – великие? Вряд ли. Все великие – непременно умалишенные? Пожалуй. Значит ли это, что и я великая? Не думаю. Значит ли это, что я теряю рассудок? Вполне вероятно.
Он открыл глаза под яркий свет восходящего солнца. Милый. Милый Джек. Его рыжие волосы. Его сонный блуждающий взгляд.
– Я соскучилась по тебе за ночь, – прошептала я.
Он молча протянул мне смятую бумажку. Сегодня это было "Твои волосы пахнут летом".
– И что же это значит?
Он пожал плечами, вытянув нижнюю губу и подняв брови:
– Я редактор. Я так вижу.
– А я тогда художник?
– Может быть.
– Тебе еще не надоело придумывать эти причины любви?
– Не может надоесть то, что ты чувствуешь каждый день.
– Даже если это боль?
– Только если это не боль.
Он обнял меня, и мы распластались на теплой кровати без малейшего желания шевелиться. В моей руке был телефон, а в мыслях – судорожное ожидание его сообщения. Джек забрал его, ухмыляясь:
– Хватит уже. Только утро, а ты вся в интернете.
Я покорно отдала ему телефон, кому он нужен. Интересно, он уже заметил, как я взволнована?
– Тебе сегодня ко второй?
– Ага, – протянула я. – Можно еще полежать.
Я размышляла, когда же нужно сказать ему, что кое-кто вернулся. Нужно ли вообще? Я бы так хотела услышать, что бы вы сделали тогда, но есть ли толк? И я молчала. Все уже в прошлом. Иногда за короткий промежуток времени успевает перемениться не одна судьба.
– Что тебе снилось? – спросил он.
– Ничего. Сегодня я плохо спала.
– Можешь иногда дергать меня, если я храплю.
– Нет, – потрепала его по голове, – ты очень тихо спишь. Еще и теплый.
– Так и знал, что ты вышла за меня только потому, что надоело мерзнуть.
Мы сплели пальцы, смотрели друг другу в глаза.
– Ты, как всегда, чертовски прав.
Я увидела, как засветился экран и вздрогнула, словно Джек был не человеком, а призраком, преследующим меня. Нужно было рассказать обо всем Максу, но было страшно. А вдруг он не поймет? Вот я бы поняла себя? Нет. Так что я всего-навсего стала целоваться с ним, обнимая и прижимаясь крепче. Только бы не думать о сообщении. Не сейчас. Потом, все потом.
Рука заботливо укрыла меня одеялом. Он с улыбкой разглядывал меня, зарывался лицом в запутанные локоны, у него вновь сбилось дыхание. Он говорил что-то, подсмеивался сам себе. Уже и не помню. Мы просто укрылись от мира в лоскутах простыней. Но на этот раз толку от этого не было. Мыслями я была где-то далеко. Он спрашивал меня, не беспокоит ли меня что-нибудь.
– Да, – тихонько говорила ему на ушко, закрываясь от света. – Мне снился дурной сон.
– Что же в нем было?
– Тебя съел страшный дракон. А я потом от горя спрыгнула с моста.
– Детка, – хмыкнул, – так тебе же приснился новый вариант "Ромео и Джульетты".
– А тебе что-то снилось?
– Нет.
Мы опустили глаза, сползли чуть ниже и подумали, что хватит с нас разговоров. Не говорите по утрам с мужем. Есть куча других, более полезных и приятных занятий. Завтрак, например. За него мы и принялись. После.
Я сделала овсянку с фруктами, вареньем и творогом. День полезного завтрака никто не отменял.
Перед уходом я с силой обняла Макса. Прямо как во сне. Он улыбался. Мне хотелось реветь. Я прошептала про себя "Господи, не дай мне потерять теперь его".
– Малышка, мне ведь идти надо. Один очень важный человечек из городского еженедельника ждет меня. Хочешь, я пошлю его? Останусь с тобой.
Отсаньсяостаньсяостанься.
– Нет, сладкое пирожное, надо так надо. Я вон тоже учиться отправлюсь. Вечером встретимся.
Без слова он ушел. Взял и ушел. А я упала на колени, заставив все свое нутро почувствовать себя на вершине одиночества.
Собралась. Я же не тряпка. Не тряпка, но все утро боялась посмотреть на телефон. Поэтому просто положила его в дальний кармашек, закрыла на замок и забыла. Потянулся день в университете: холодно идти, поболтала с одногруппниками, забрали ручку, через пару попросили еще одну, чуть не умерла на высшей математике, ели, опять ели, собрали деньги на благотворительность, напомнили, что на следующей неделе скидываемся, забыли сказать на что, скорее домой. И так каждый день. Увлекательная, полная событиями, студенческая жизнь.
По дороге домой я все крутила в руке телефон. Так и не глянула на него за весь день. Проблемы с модулями, раздражающие предметы, все так же в новом, чуждом тебе, социуме, а я только и думаю, что об этом новом сообщение, которое может оказаться самым банальным смайликом. А вдруг за ночь он передумал и возьмет свои слова обратно? Или просто хотел поговорить, а я его проигнорировала? Ну, это уже ненормально. Набралась решительности и глянула. Там одно предложение: "Не могу без тебя уснуть". Вот черт! Я была нужна ему! Все еще хуже, чем я думала.
– Прости, я была занята сегодня. Надеюсь, ты все же уснул.
Стало еще хуже. Я пришла домой. В пустую квартиру и набрала Джека.
– Возьми домой чего-нибудь выпить, ладно?
Он спросил:
– Чай подойдет?
Я ответила:
– Подойдет. Но только для утра. На ночь надо что-то с градусом повыше.
Низкой голос на другом конце провода снова пошел интонацией вверх:
– Кефир?
– Сам ты кефир, – буркнула я.
– Тебе восемнадцать только, а ты уже в отрыв хочешь уйти.
– А тебе со мной разве не хочется?
Секундное молчание.
– Убедила.
Отлично. Через пару часов займусь ужином. Решила сходить в магазин. Ох, где была эта мысль раньше, когда я еще не пришла домой? Пошла в ближайший супермаркет. Пока выбирала мясо, пришло уведомление. "Чем ты была так занята утром, что не могла мне ответить?". Чуть яйца из корзинки не выронила. "Замужние женщины с утра посвящают себя мужу. Понимаешь?". Он прочитал и некоторое время не отвечал. А я стояла, как дура, посреди мясного отдела с телефоном в одной руке, куриным филе в другой и с испуганным взглядом. Наконец он ответил мне.
– Может я и американец, но я не идиот.
– Я не имела это в виду.
– Скажи, а, когда ты спишь с ним, ты представляешь меня?
Яйца таки выпали и распластались по полу.
– Зачем ты столько спрашиваешь? Это что, мужское извращение такое? Женщины, когда им находят замену, хотят навсегда вычеркнуть это из своей памяти, вы же только и делаете, что узнаете об этом факте все больше и больше деталей.
– А ты не думала, что это защитная реакция такая? Мне нужно говорить с тобой, хоть о чем-то. Большее количество деталей сдерживает меня, чтобы не пробить стенку от злости. Плюс помогает поверить, что это правда, а не мой ночной кошмар.
Пока сбежались убирать и обсчитывать меня за разбитые яйца, я успела ответить:
– Ты не понимаешь. Правда и есть твой ночной кошмар.
Вернулась домой, стала готовить. Получалось с переменным успехом. У меня осталось немного времени до прихода Макса, когда он снова написал. Освободившись от готовки, я залегла под одеяло. Джек оказался свободен и вдруг попросил увидеть меня. Вау. Давно он не просил поговорить вживую. Я согласилась, и все время, пока ждала звонка, едва не умерла от волнения и страха. Все разом вспомнилось. Прошлое комком упало на меня, как снег в августе – нереально. Снова эта жуткая дрожь по телу и ожидание, томительное ожидание. Волнительно увидеть его, услышать. Волнительно посмотреть в глаза человека, чье мнение для тебя важнее вообще всего, волнительно говорить с ним после долгой паузы, которая, казалось, была навсегда. Противно. Противно смотреть на него, бывшего с другой. Вот так мне было.
Раздался звонок. Я подняла. Там темно. Что там? Утро? Все еще ночь? И вдруг – свет, его лицо, эта улыбка, взгляд прямо в глаза.
– Привет.
Он выглядел таким уставшим, таким взъерошенным и сонным, часто зевал.
– Тебе бы еще спать.
– Я не могу. Сон ушел.
– Куда же он направился?
– В Украину, к одной принцессе, заключенной драконом.
Я улыбнулась, опуская взгляд. Боже, ты издеваешься, он стал еще прекраснее, еще милее, еще роднее.
– Я тебя смутил? Прости.
– Да, все в порядке. Я просто...
– Просто что?
– Я просто скучала по тебе.
Джек смял подушку, подложил руку под щеку:
– А я все еще скучаю.
Мы молчали, попеременно опуская и подымая глаза. Еще бы грустную музыку кто-нибудь включил, и я бы расплакалась.
– Покажи кольцо, – сказал он.
Я показала. Он ничего не ответил. Послышался только монотонный вздох.
– Твоя комната изменилась, – сказала я.
– Мы переехали. Да и твоя тоже уже не твоя. Нет всего того, что я помнил и любил. Куда делись все игрушки, заваленная одеялами кровать, на которой было сделано 90% твоих фото? Где маленький телик на тумбочке? А балкон сзади?
– Я, видишь, тоже переехала.
– К дракону своему в башню?
– К мужу.
– А есть разница?
Снова это неловкое молчание.
– Хватит, Джек. Расскажи лучше, как там твоя принцесса? Думала, ты уже и сам стал драконом.
– У меня есть только одна принцесса, и она слишком далеко, даже для такого дракона, как я. Но я что-нибудь придумаю.
– Только не убивай моего дракона, я уже привыкла к нему. Он меня любит.
– Глупенькая, он просто хочет тебя съесть.
– Не съел пока, как видишь.
– Откармливает.
– Это такой элегантный способ сказать, что я поправилась?
– Ты не поправилась. Зато у тебя выросла грудь.
– Это девчачья магия такая. Хочешь, покажу?
– Хочу, – он привстал на кровати.
– Потише, дружище, притормози. Юмора что ли не понимаешь?
Он рассмеялся, утирая глаза ладонями:
– Прости, на меня порой находит.
Я деловито поправила кофту и поглядывала на дверь – вдруг Макс сейчас вернется.
– Знаешь, – продолжал Джек, – он тебя не заслуживает.
– Она тебя тоже.
– Ее нет. Забудь о ней. Это вообще случайность.
– Ну, теперь я уже не устрою истерики, если у тебя кто-то появится. Может, я даже приеду на крестины твоих детей. Ты же разрешишь мне быть кресной? А потом мы будем дружить семьями, я тоже рожу своему рыжику парочку ребятишек, и мы...
– Заткнись.
– Фу, как грубо. Что с тобой, Джек?
Он смотрел в другую сторону. Улыбка исчезла с его гладко выбритого лица, руки напряглись.
– Даже то, что ты замужем не делает тебя не моей.
– Кажется, ты не понимаешь сути брака.
– Мне плевать.
– Тебе на все плевать.
– Я же знаю, что это все еще прежняя ты. Не оставляй меня.
В темном мерцании комнаты, мы вновь одни, как в старые добрые времена, вот только ничего старого и доброго не осталось.
– Не оставлю, дружок. Когда такое было, чтоб я тебя оставила? Ты всегда сам уходишь.
Он некоторое время просто сидел и смотрел в экран. Я думала, куда же подевались все его рассказы о новых друзьях, о покупках, о том, какое крутое кафе он сегодня обнаружил по дороге на работу? Куда делась его привычная болтовня о жизни? Он просто молчал. Слишком долго и непохоже на него, привычного. Да, и я не проронила ни слова. Мне просто хотелось, как в тот первый раз, полностью погрузиться в его мир, нырнуть к нему, не думать ни о чем.
– Джек, не молчи. Я тебя таким раньше не видела.
– Это просто я, – неожиданно заулыбался он. – Я, только сонный и уставший.
– Обычно, ты всегда веселый.
– Обычно ты была моей.
– Никогда этого не было, – заправила волосы за уши.
– А ты не думала, что это единственное, что было по-настоящему. Недавно я задумался об этом. Подумал, что так и не удалил твои фото, что когда где-то слышу твое имя, меня слегка передергивает, и, что мама с папой все реже спрашивают о тебе. Я подумал, что и от твоего отца ничего не слышу уже давно, что в девушках все чаще ищу твою манеру говорить с этим легким акцентом и ломотой в голосе на некоторых словах. Я задумался о том, что ты уходишь из моей жизни и испугался.
Я сжала губы так сильно, как только могла, чтобы не сказать и не сделать лишнего, потому что такое мы уже проходили. Снова расплываться лужицей перед ним. Меня спасли шаги в коридоре. Джек тоже услышал. Я махнула ему рукой на прощание и без единого слова выключила чат. Вот так легко избавиться от присутствия человека в наше время.
Не знаю, что я чувствовала, но побежала и встретила Макса я радостно.
– Макс! Макс! Наконец-то ты пришел! – кричала я и лезла в его объятия. – Ты представляешь, я...
Остановила себя. Представляете, я едва не рассказала ему о том, что Джек написал, что мы проговорили столько времени и, как все чудно с ним, как он меня окрыляет. Чуть не сказала мужу, как рада другому мужчине. Класс. Умная девушка, ничего не скажешь.
А он, тем временем, застыл в ожидании конца этого взволнованного предложения.
–...я ужин приготовила!
Его личико сразу подобрело, приободрилось, и я подумала: "Вау. Вот любишь одного человека, а кажется, что любишь весь мир, и даже мужа".
– Прекрасно, девочка моя. А я купил выпивку. Напьемся?
– Да, конечно, пойдем только покушаем сначала. Пойдем?
– Пойдем.