Текст книги "Всем глупышкам посвящается (СИ)"

Автор книги: Мари Бенашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

И дома, как было сказано, привлекают внимание. Почему-то редко кто заметит блуждающий взгляд ребенка, который шагает в новое место с разинутым ртом. Всегда любопытно приехать в старое убежище по типу бабулиного дома, бывшей квартиры или города, где жил когда-то. Приезжаешь, а потом никак не узнаешь этот домик. Он вроде был выше, да и качели уходили прямо в небо, ого, а там, оказывается, и крышу видно! С тех пор, как в мои тринадцать мы переехали в новую квартиру, я больше не бывала в старой. Но она часто снилась мне в самых причудливых формах. Пока мы там жили, мама нещадно травила тараканов, нередко портивших мне весь день, и давалось ей это, поскольку она женщина усердная, хорошо. Думаю, после того, как мы съехали, их заметно прибавилось. В этом плане нам жутко повезло с новым жилищем – тут из насекомых только комары, и те летом. В прочем, я благодарна той квартире. В ней все начиналось. Кажется, кто-то сказал: «Мир начинается с комнаты», полностью согласна. Именно оттуда у меня появилась привычка все время лазить по закромам и искать интересные местечки. В той квартире это была моя комната и гостиная. Моя комната была крохотной и при этом заваленной вещами. Тут уда ни посмотри – всюду либо игрушки, либо мебель. Помню, как не хотелось покупать письменный стол перед первым классом. Мне казалось, он сильно испортит мне пространство. Так и случилось. В комнате он занял почетной место за окном, а сразу за ним стоял широкий шкаф, так что, поставив между ними еще и стул, нам совсем не оставалось прохода от двери до кровати. И кровать была приличных размеров, она находилась в конце комнаты. В начале же ее, сразу перед дверью стояла тумбочка, на ней телевизор и рядом – высокое зеркало. Вот вам и вся комната. Добавьте ко всему этому еще и тонны разбросанных плюшевых зверушек и в полной мере сможете представить себе то место, в котором я жила с шести до тринадцати лет. Ах, нет, вот еще что: была там еще кладовка, занятное местечко. Для меня она тогда казалась целой добавочной комнатой в два раза выше меня. Туда свободно помещался только один человек, а хлама хватило бы на семерых. Внизу стояло две громадных клетчатых сумки, набитых всеми моими старыми игрушками, за ними еще что-то, а выше уже хранилась всякая всячина. Чего я только не находила там со скуки: банки, склянки, старые журналы мод из 70-х, оставленные хозяевами, запыленные инструменты, носки, старое замусоленное зеркальце, картонки. А венцом всего служили елочные украшения. Они в большой оранжевой коробке лежали на самом верху. Чтобы добраться до них, нужно было буквально взбираться наверх, подставляя вниз все, что попадется под руку. Когда однажды Катя пришла ко мне в гости, точнее в один из тех многих разов, когда она была у меня, нам взбрел в голову достать и пересмотреть их. Всего лишь игрушки, а адреналин, будто мы взрывчатку хотели незаметно пронести. И таких моментов была тьма. Вполне реально написать однажды целый цикл книг: «Мари и ее друзья в поисках сокровищ кладовки» или «Мари, Катя и Моника вызывают духов во время ночевки» или «Как Мари и Катя уговаривали Свету им погадать», а можно еще «Влада и Мари в поисках попкорна под фильм». Нет, наоборот «В поисках фильма под попкорн». Ну вот и как в такой комнате не развиться детскому воображению до крайней степени?! Да, это было время, когда мне было мечтательно и весело практически каждый день. Вот только там же случилось и мое первое разочарование. Самыми грустными днями в той квартире были новогодние праздники. В особенности, первый Новый год, который мы отмечали уже без папы. Мне до сих пор очень стыдно за то, как я себя вела в тот период, когда он ушел. И ведь меньше любви не стало, но его стало меньше. Позже с Джеком стало то же самое. И мне было порядком тошно от этой тоски. С каждым годом после этого все рушилось. Мое маленькое королевство быстро развалилось, отправив всех королевичей на гильотину. Все происходило так неправильно, так подло и обидно, что во многом определило мой скепсис в отношениях. При разговоре я потом часто говорила: «Не вижу смысла выходить замуж, все равно придется разводиться. Ну, разве что, в крайнем случае». Это сейчас все кажется таким нормальным и обыденным. Куда более странным было бы, если бы они прожили всю жизнь долго и счастливо. Вот это настоящая сказка. А сказки, как известно, существуют только на книжных строфах. Так дом наполнялся чувством досады, с которой ты уже ничего не сделаешь. Вот уже и папа не твой бесконечный гарант безопасности и счастья, а кого-то другого. До сих пор для меня существует только он, без прошлого, без его дома и семьи. Всегда легче не думать, что что-то происходит в другой реальности и тебя совсем не касается, закрыть глаза и идти дальше по своей жизни. Ведь родители остаются твоими родителями навсегда, а вместе или порознь – не имеет значения. Я выучила два хороших выражения: «Хорошее дело браком не назовут» и «Еще ни один счастливый брак не кончился разводом». Как только отпускаешь ситуацию – все вдруг идет дальше с новыми поворотами. И наконец мы перебрались в новое место.

Наша третья квартира привнесла свои, совсем новые веяния. Мне понравилось впервые заходить туда. Отворять двери, прежде невиданные, застыть на миг в том трепетном ожидании перед ней и вдруг найти для себя совсем новую картинку, что-то непривычное. Признаться, не сразу привыкаешь к новому жилью, каким бы оно ни было. Кажется, первые недели было тяжело просыпаться в новом месте. Все время казалось, что откроешь глаза и встретишь книжную полку, знакомые обои. Разгружаться приходилось долго, и поначалу мы, по сути, жили на сумках и пакетах. Все, буквально, каждый метр, кроме кровати, был обложен вещами. Поэтому определить, как квартира выглядит на самом деле мог только зоркий глаз опытного выдумщика. И это помогло прижиться и продержаться долгое время. По размерам новое жилье не сильно превосходило старое, так что тут было уютно. Мне тут вскоре понравилось, потому что в каждой комнате – свой цвет. Кода утром просыпаешься – все розовое. В конце моей комнаты, перед балконом, весели длинные розовые занавески. И солнышко утром восходит по эту сторону. Солнце, упорно идя к цели разбудить меня, всякий раз преображало свои лучи в мягкий розовый оттенок, который и заливал собой небольшое, еще теплое, сонное, утреннее пространство. Как выходишь в гостиную, и сразу из теплых красных цветов попадаешь в зелено-желтое поле. Поле, потому что места четь больше и всегда немного прохладнее. Там были большие окна, возле которых на почетном месте стоял мольберт. Тут можно было удобно устроиться и, поджидая солнце, погрузиться в живопись. И тут же, рядом, два кресла, которым была отведена почетная роль читального места. И, признаться, то было одно из уютнейших мест. Днем попадало много света, а, приоткрыв окошко, можно было заслушиваться чириканием и уличным шумом. Как сейчас помню: возьмешь любимую книгу, усядешься, перекинешь ноги на соседнее кресло, сама садишься, непременно, в левое и читаешь, не замечая времени. Если отвести взгляд, сразу видишь покачивание растущего рядом дерева, небо и погружаешься в свои бесконечные мысли и мечты. Постою, бывало, и иду дальше мимо маминой комнаты. А там все оранжевое, светлое. Мамина комната была совсем маленькой, но симпатичной. Самым большим там было зеркало, а под ним тумба. Эдакая большая косметичка. Все ритуалы, что касались красоты, неизменно происходили там. И вот что я вам скажу: жить вдвоем с мамой оказалось куда спокойнее. Никаких тебе мужчин, их потребностей, боязни выйти нагишом из комнаты и прочее. Хочешь, убирайся, не хочешь – нет. Мой лучший друг как-то сказал мне, что мы с мамой больше похожи на подруг. По большей части, так и было, хотя ругались мы как самые настоящие родственники.

Со всеми плюсами и минусами, жизнь в той квартире я бы назвала временем деятельности. Там в моей жизни один за другим случились три значимых события: одно плохое, одно хорошее и одно вообще не попадающее в рамки общепринятых понятий положительного и отрицательного. Обо всем по порядку.

Программа международного обмена учениками

Дети, когда перед вами машут конфетой, будьте готовы к тому, что вам она может не достаться. И хорошо, если вам не очень-то и хотелось этот мятный леденец, но коль скоро у вас отняли шоколадку – плакать вам горючими слезами.

Когда я оживляю в памяти тот период, первое, что представляется мне – небольшой школьный коридор. Напрочь забитый детьми, шумный, огражденный от всего мира школьный центр переменок и драк, скандалов и сплетен, обсуждения новых нарядов и результатов контрольных. Мы просто проходили мимо и увидели в один из осенних дней объявление о том, что 3 октября будет проводиться конкурс, еще много всяких условий, перечня документов и т.д. Стали изучать подробности и обнаружили, что речь идет об отборе детей в программу обмена. Неизвестно, в какой момент я так прониклась идеей такой вот возможности путешествовать и узнать мир, но точно могу сказать, что это был тот первый раз, когда я стала просыпаться и засыпать с одной и той же мыслью. Начало паранойи, затянувшейся на жизнь, если угодно. Настала та самая суббота, день первого отборочного тура. Помню, как много людей тогда было, словно мы собирались на Ноев ковчег. По залу бродило много людей, и я вряд ли могла бы запомнить хоть одного из них. Тогда все прошло нормально, вечером уже были результаты. Страшно было подходить к окнам, на которых вывесили списки. Была ночь, очень холодно, хотя на улице было тепло… Уже даже не помню, сколько человек должно было пройти во второй тур. Сто? Пятьдесят? Но внезапно, совершенно случайно я увидела среди прочих имен и свое, одним из первых. На пустой улице раздался среди ночи мой несносный счастливый возглас. И это была уже другая минута, с которой что-то началось. С нее началось обманчивое чувство вседозволенности и непременного «все будет». И это ничем не обоснованное убеждение потом и метлой не прогонишь. Раз только даешь крупице хорошего произойти с тобой, как потом и в самые тяжелые, безвыходные моменты жизни эта надежда будет издевательски приходить и долго смеяться над твоим умирающим яством. И все это началось тогда. Все шесть месяцев абсолютной уверенности в своей победе. Никак не могу понять, почему я даже не думала над тем, что все может сложиться иначе.

За этим первым моментом потянулись долгие месяцы ожидания, терпения, планов. Особенно плохо шли дела зимой. Зимой в принципе все идет плохо, но куда хуже, когда зимой еще и ждешь чего-то. Придя уже на второй тур, нас было в разы меньше. Нам еще и что-то долго объясняли, растолковывали. А в конце дали кипу бумаг, которые нужно было заполнить и выслать им. Сколько же всего требовалось этим идиотам для их чертовой программы. Справки из школы, из больницы, обход у всех врачей, информация об оценках, подписанные договора, страхование, анкеты, рекомендательные письма – бред. Как много всего ненужного, ложного, пустого. Тебя вроде не учиться, а служить спец агентом высылают. На налаживание всех этих вопросов ушло еще около трех недель. Как я благодарна маме, что она все это время тогда была рядом. Сколько времени она этому отдала, бегала, выясняла, радовалась вместе со мной. Единственная, кому было не все равно. Даже папа настолько разразился этой идеей, что узнавал все новости с каждым звонком и приездом. Еще припоминаю, что тогда нам несколько вечеров подряд отключали свет. Не на долго, зато было время просто посидеть и поговорить. Сразу вижу это мамино лицо с широкой, немного ироничной улыбкой, пока я без остановки болтала о своих планах, страхах, целях и переживаниях. Сейчас уже я вспоминаю, что были и редкие разы, когда она ненавязчиво говорила мне:

–Ты только так далеко не намечай, мало ли что… Это же еще не окончательный результат.

А я послушно кивала и продолжала уноситься мыслями далеко отсюда. Вот ведь глупая.

И все равно это было приятно. Ни разу до и только однажды после я испытывала время совершенной радости, мечтательности, рассеянности и безразличия. Это когда у вас проблемы, на учебе, работе, еще где-то, но вы совсем не думаете о них, не зациклены, не расстраиваетесь. А все, потому что есть одна слащавая мысль, не дающая покоя. И не важно, чем ты сейчас занят, но голова забита только этим одним. Думается: «Эта мелочь вовсе не волнует меня, нет. Еще совсем немного и я уже буду не тут, все измениться». И вот эта плутовка делает нашу жизнь невероятно хорошей, только лишь одним своим видом. На уроках все шло замечательно, я не ругалась ни с один человеком из своего окружения, меня не волновало наличие или отсутствие финансов, погода за окном, здоровье. Ведь это все скоро сменится другим, уже не имеет значения. Моя жизнь меняется и течет новым руслом. От одного только этого уносящего меня в ирреальность дурмана, моя настоящая действительность преобразилась в прекрасную картину удовлетворенности, смеха, позитива. И, клянусь вам, если бы меня заставили ждать результатов вечность, вся эта вечность была бы такой. Как хорошо не знать правды иногда, как хорошо.

Однажды, это все еще была зима, на уроке географии мы сидели в совершенно темном классе, наблюдая настоящий ураган за окном и, дожидаясь учителя, говорили о делах насущных. Я улыбаюсь, вспоминая те минуты простых беззаботных разговоров, когда мы еще могли каждый день видеться, когда нас еще не разъединили учеба, отношения, работа, пока у нас еще была одна общая во многом жизнь, а не оторванная друг от друга, личная.

Мой телефон лежал рядом на парте, что было редко, и, как по знаку судьбы, именно в этот редкий раз он зазвонил. Высветился незнакомый номер, а уже через миг незнакомка на том конце провода поздравляла меня с выходом в последний тур. Он был решающим, и после него, если все пройдет хорошо, победители на год уезжают. Надо ли говорить, как тряслись мои руки, помутилось в голове и быстро, больно забилось сердце. Самые последние сомнения были отодвинуты в сторону. Наш последний тур был самым простым и самым немноголюдным. В нашей группе – всего шесть человек. В памяти оживают милые лица тех людей, каждый раз разных, что работали с нами. В последний раз это была молодая девушка и седой мужчина средних лет. Все в улыбочках да в разговорчиках, то на русском, то на английском – никогда не поймешь, что они о тебе думают и, что там записывают о тебе в свои блокнотики и листочки. Самым ярким воспоминанием того дня была женщина, встретившаяся мне возле школы – мама одного из конкурсантов. Она спросила меня о чем-то и ни с того ни с сего сказала: «не волнуйся, ты вон какая красивая, пройдешь, конечно». Она была не одной, кто вселял в меня такую веру ни с чего, и от этого было еще хуже потом. Пока я шла домой, на пустых утренних улицах повалил снег, мелкий, противный. Я впервые шла и думала о чем-то, не радостно, не самоуверенно, а просто спокойно. Становилось все холоднее, мелкие снежинки подмораживали серые улицы города, который, тогда, так и не суждено было покинуть.

Я узнала о том, что ничего не выйдет через три или четыре месяца. Представляете, уже весной. Говорят, все лучшее приходит весной, а, оказывается, весной приходит только разочарование, магия кроется в осени. Каждый раз все начинается осенью и умирает весной. Кажется, я только что установила рамки жизни ее величества мечты: от осени до весны, а летом восстанавливаемся, отходим.

В какой-то из обычных вечеров мне просто не позвонили, а в сети вдруг обрушались поздравления на двух человек, которым позвонили. Один не полученный звонок – и ты уже рыдаешь на полу своей ванной, мечтая умереть от осознания того, насколько ты глупа и безнадежна. Трудно сказать, почему это так задело меня. Наверное, это просто стало моей шоколадной конфетой. Мы с мамой никогда не разговаривали об этом, с папой тоже. Это так странно, удивительная черта моих, а может, и ваших родителей: они всегда рядом в минуты новых перспектив и новой жизни, активных действий и тогда, когда нам нужна их помощь, но стоит произойти чему-то плохому, как они теряются и в своей боязни задеть за живое, просто молча прячут ножи и таблетки. Другие, напротив, не упускали возможности расспрашивать о том, что же не так, и почему же ничего не вышло. Стоило больших усилий говорить об этом у улыбкой и с улыбкой выслушивать их неловкое сожаление. Такое вот настало время – дохлый май, а то ли апрель.

Что такое писательство

Как стать мастером слова? Вот вы знаете? Лично я – нет. Как уже стало понятно, через всю мою жизнь проходит жгучее желание чего-то без малейшего представления о том, как этого достичь.

Я думаю, успех приходит только к тем, кто занимается делом, которое любит. Банально, но смысл есть. Когда же дело касается писательства, то называйте успехом первых десять читателей. Десять человек прочло, хотя бы половине понравилось, вторая половина не плевалась при чтении – это успех! Кроме того, есть еще куча всего интересного, чему можно отдать свое время и силы. Главное – посвящать себя чему-то в меру. Это единственный вывод, к которому меня привело два десятка прожитых лет. Не так уж и много для полноценной философии, но первые итоги можно подводить смело.

На данный момент писать книги удается легко. Зарабатывать на этом практически нереально, но писать – проще простого. Самые мои первые попытки создать больше двух листов не закончились чем-то стоящим, но третья или четвертая вылились в полноценную повесть. Я начала ее писать в свои пятнадцать лет. Не было никакого вдохновения. По прошествии многих лет оно ни разу меня не посетило. Ни вдохновение, ни муза, ни просветление – ничего того, что по правилам приходит периодически к творческим людям. Я верю в идею, в идею и план. К завершению истории меня всегда вели идея книги и план ее сюжета. Больше ничего. В тот первый день, когда я села писать за компьютер одним сырым вечером (заметьте, снова осенью) со мной не было даже идеи. Я просто подумала, что неплохо бы было поговорить с кем-нибудь. Так появился маленький мальчик, с моими мыслями, внешностью и происхождением, которые я ему определила. С каждым днем у мальчика развивалась жизнь, какие-то убеждения, появлялись друзья и какие-то проблемы. Та первая книга закончилась у меня легко. Никто от нее ничего не ждал, она просто была, и мне нравилось погружаться в ее события. Мой первенец получился очень далеким от совершенства, хоть и остается весьма симпатичным малым.

А после этого началась активная деятельность начинающего писателя. Амбиции. Голые амбиции! И вот тогда уже я таскала всюду за собой папу. Кажется, в городе не осталось ни одного издательства, в которое мы бы не обратились. И, по правде сказать, шастанье по этим самым издательствам было самой лучшей частью, ибо стоило дойти до очередного, как нам всучивали ложку соли. Да, конечно, глупо было ожидать от этого результатов. Для меня тогда еще было странным, насколько равнодушным и безучастным может быть мир искусства. Все эти люди, неважно даже из какой сферы, которые, по идее, должны были бы помогать развивать культуру, искать неординарных людей, в конце концов, быть хоть немного заинтересованы в продвижении себя же, только лениво отмахивались от людей, которые обращались к ним за помощью. Жалкое зрелище. Такие мелкие неудачи ежесекундно отдавались эхом в моей голове, которое шептало: «На что ты только ТУТ надеялась. Не то место, деточка». Но я, взяв в шерстяные перчатки свои намерения, быть писателем с большой буквы «П», шла дальше, искать тех, кто, по крайней мере, захочет со мной разговаривать. И такие, точнее такая, нашлась.

Одно из самых унизительных воспоминаний. К этой женщине мы пришли по направлению от другого издательства. Там, мол, с радостью принимают всех начинающих, всем помогают и ищут авторов. Сложно даже назвать это издательством. Просто маленькое подобие библиотеки, сокрытое в старом здании во дворах, запыленное, богом забытое место, в соседней комнате которого деловито сидит маленькая женщина в очках за немолодым компьютером. Было приятно, как она с воодушевлением стала рассматривать мою рукопись, внимательно вчитываясь в нее. Мы немного поговорили, и она назначила нам встречу через несколько дней. В следующий раз, усадив меня рядом, она стала снова говорить со мной. Вот только то, что я по происхождению грузинка, заинтересовало ее, почему-то, куда больше того, что там у меня написано. В принципе, такое случалось через раз, и это не вызывало удивления. Мне просто хотелось, чтобы она скорее приступила к книге, а когда она это сделала. Мне захотелось, чтобы она скорее замолчала. Я увидела вновь свою же работу, всю исчерченную, выделенную, подчеркнутую.

–У меня тут есть кое-какие замечания…

И после этой фразы полилась полуторачасовая тирада. Мне казалось, что за двести пятьдесят страниц текста она не пропустила ни одной строчки. В каждой находились замечания, неточности. С большинством я была не согласна, но просто сидела, слушала и пыталась сдержаться. Каждое «неуместное» слово она поясняла мне, как маленькому ребенку, с таким насмешливым взглядом, и не думая остановиться. Ей казалось неправильным почти все, почти весь мой текст. Один раз я возразила ей, что «писатель на то и писатель, чтобы выражать свои мысли в той манере, в какой ему вздумается. А читателю либо понравится, либо нет. Если же это такой текст, который написан по правилам, одной вам известным, речь уже не о художественной литературе и самовыражении». Женщина мило рассмеялась мне в лицо. А потом она нашла абзац об описании погоды и очень долго, непомерно долго критиковала его. Я не выдержала на фразе: «Ты пишешь, будто не природу описываешь, а отчет синоптика даешь». Ручьи стыда и злобы прокатились по моим щекам, как всякий раз, когда сдержать себя не доставало сил. Есть очень сильные люди, они всегда держат спину, всегда улыбаются, и даже смерть не заденет их. А есть другие. Я сутулюсь, принимаю все близко к сердцу и рыдаю по поводу и без. Я слабая. Тогда просто выхватила свою рукопись, встала и, утирая слезу, выбежала оттуда. Лицо женщины скривило удивление и досада. Она даже бросилась утешать меня, явно не ожидая такой реакции. Я с силой оттолкнула ее. Бежала домой два квартала, ненавидя себя, ненавидя ее, свою мягкотелость, нерешительность и нетерпимость к любой критике. Откуда мне было тогда знать, что только так. И никак иначе и поступают с писателями, что не берут тебя на все готовое, что твой текст может быть неидеален?

После того раза по издательствам я больше не бегала. Зато явно оставила яркое воспоминание о себе у одного одесского издателя… или редактора… ну, или кем там она была. Стыдно немного, но вспоминаю все с улыбкой. Какие мы проблемные – подростки. И, опять-таки, в большой мир писательства в тот раз я не вырвалась. Зато родилась другая, совсем иного рода книга, которая стала моей любимицей. Завершила ее и отправила на пробу подруге, чуть ли не единственной, кто неизменно верил в мое большое будущее на этом поприще. А на следующий день рождения она преподнесла мне небольшой презент. Мои книги, с ее легкой руки, оказались в сети, откуда вы, вероятно, читаете и эту. Все-таки, как бы не порицали нас, любителей виртуальной жизни, а мы знаем, что мы тут ищем. Пожалуй, все слышали фразы о том, как люди стали общаться меньше и хуже, стали более закрытыми, закомплексоваными, злыми, перестали делать поступки и все эти ужасы из-за интернета. Чушь собачья. Хотела бы я посмотреть на, как сотню другую лет назад люди все так же ждали бы ответа на письма месяцами, будь у них ноутбук под рукой. Наверное, это лишь извечный человеческий страх перед неизвестным и новым. Хотя, да, конечно, разве ж старушку сеть можно назвать новинкой?

А я веду к тому, что спустя несколько месяцев после мне ответило одно из многих издательств, которым я обращалась в электронной форме. Им оказался один из издательских домов Киева, с радостью предложивший мне выкупить мою вторую рукопись, так как она заинтересовала их больше всего и, так как они могли себе это позволить. Естественно, со скромным процентом от продаж. Признаться, меня порядком удивило такое предложение. Все, что раньше отвечали мне издательства – это кругленькие счета или вежливые отказы. А тут вдруг такое. Так как терять было нечего, мы быстренько подписали договор. Вот и сиди теперь, пиши им книженции за такую щедрость. Так и выглядел мой первый настоящий успех. Я смотрю на это, как на что-то простое, что было, по большому счету, закономерным, учитывая, сколько раз я пыталась. Тем более, ничего похожего на славу или существенный заработок пока нет. Но меня читают, даже издали, я пишу, и, подумать только, так вот незаметно осуществилась моя мечта. Странно, как слепы мы иногда и как долго нам требуется времени, чтобы, оглянувшись, понять, что наши желания исполнились.

Да, и это все началось от одной простой идеи, посетившей меня вечером в очередной съемной квартире. Вот почему она принесла мне одну из величайших радостей жизни – умение обликать мысль в слово.

Подбираясь к третьему событию, имевшему начало здесь, нужно отметить, что его тяжело собрать в несколько страниц. Оно – вся суть этой истории, то, ради чего и расписывалось вступление. И это – знакомство с Джеком. С настоящим. Попрошу вас на время отложить в дальний угол своей памяти моего мужа, о ком вы узнали в самом начале, до лучших времен. И вот теперь можно прибегнуть к повествованию о настоящем Джеке.

Мне было семнадцать, когда в мою размеренную, заполненную своими заботами, радостями и горестями жизнь постучался парень с забавным именем Джек. Семнадцатый год в жизни каждого человека по-настоящему особенный год. Наверное, самый любимый и красивый год. Для меня он именно такой. Тот год, когда твое тело, пройдя все жутчайшие метаморфозы, наконец приобрело свой относительно постоянный вид, с которым ты будешь идти по жизни следующие лет пять до новых изменений. Вдруг тебе начинает нравиться собственное отражение, вещи становятся по фигуре. Более того, из неоткуда вдруг появляется та самая фигура. Неожиданно, ты начинаешь адекватно вести себя с противоположным полом (и не надо вот тут говорить, что у вас и в двенадцать все было с этим нормально, вы просто не видели себя со стороны). Как-то надоедают разом все праздники, деньги становятся нужнее подарков, на глазах седеют родители, а поездки к бабушке становятся дороже посиделок с друзьями. В семнадцать перестает заботить школа, а оценки там, тем не менее, становятся лучше. На тебя все меньше кричат взрослые, а ты сама кричишь все больше. Так подло все, кто младше десяти обращаются к тебе на вы. Интриги интересуют все меньше, сладкое начинает портить форму все быстрее. Как-то скучно становится смотреть мультики, зато находишь больше нового в политических передачах. Вдруг начинаешь отказывать большинству ухажеров, а на глупые вопросы из серии «Почему одна?» устало улыбаешься. И только близким можешь часами рассказывать о том, как больше стало проблем, какими заметными они стали, как над ними насмехаются родители: «В твои-то годы…». Только редким людям начинаешь звонить поздней ночью – поплакаться, только единицам будешь объяснять, что запуталась, что они слишком давят на тебя, что ты, в конце концов, только и ждешь возможности уехать отсюда, что ты не готова к этому, что ты боишься. В семнадцать надоедают шумные гуляния, а запоминаются случайные, тихие встречи в парке. Ты все чаще вспоминаешь детство, все реже дурачишься, все больше грустишь. Ты уже давно позволяешь себе лишнего, а глядя на свое фото, где еще малыш, думаешь, что становишься таким или такой, какой боялась стать, каких не понимала. Только в семнадцать лет начинаешь понимать, что времени может и не хватить, что мысленно, перебирая планы, начинаешь заикаться на «Когда вырасту». И только в этом возрасте вещи меняют свою форму. Моменты становятся дороже, а прошедшие дни уже кажутся слишком далекими. Радостей становится больше, потому что видеться они начинают в мелочах. Общественное мнение становится неважным, хоть это общество и ждет от тебя многого. Спать хочется все больше, а пробовать готовить все меньше. Такое оно, семнадцатилетние. И, безусловно, именно в этот год, в его начале, появляется некто. Некто, кто впервые испортит тебя, кто впервые сможет задеть за живое. Тот, за кем захочется бегать самой. Твоя первая любовь.

В какой-то период писательство не давалось мне очень легко. Я стала уделять этому меньше времени. Мысли разбегались, а невозможность составить предложение как надо, доводили меня до отчаяния. И вот, закончив домашнее задание вечером, включив компьютер, я поняла, что и сегодня не выдавлю из себя больше странички, в лучшем случае. И от нечего делать лазила по всяким соцсетям. В одной из них на глаза мне попалась реклама очередного новомодного сайта, на котором сидели, преимущественно, англо говорящие пользователи. Забавы ради там появился и мой профиль. В первые дни мне было не особо понятно, чем там можно себя развлечь. Но, не прошло и месяца, как у меня начали появляться приятели. Приятели эти задерживались в общении ненадолго, и, обычно, мы переставали общаться через несколько дней. Они были донельзя скучными собеседниками, но благодаря им, я неплохо подтянула свой английский. И я сейчас не о том «правильном», сухом языке, которому чат в школах. Ведь, пройдя много лет ежедневных уроков в школе с уклоном изучения языков, за свой уровень я не беспокоилась. А зря. В переписках с ними я часто сталкивалась с загадками из аббревиатур, неправильных сокращений, фразеологизмов, суть которых постигать приходилось годами. Бывало и так, что мне попадались люди, не умеющие писать слово больше пяти символов. Они сокращали все, что только можно было сократить. Некоторые сообщения, буквально, не отличались от египетских иероглифов, где значков и смайликов (картинок, если сравнивать) было куда больше, чем слов.

Да, было это время моих больших и малых открытий. И вскоре это порядком увлекло меня, забирая часть времени вечерами. Среди прочего, я узнала, как много мифов ходит о западных людях и, как грубы иногда они могут быть. Почему-то мне за все время не удалось завести знакомство ни с одной девочкой, а если такие и попадались, они не очень-то рвались со мной дружить. Зато в парнях недостатка не было. И мне действительно везло, когда попадался кто-то, с кем можно было поговорить по душам. Это было редко, но приносило больше радости, когда такого удавалось найти. Совсем скоро я свободно разбирала все сокращения и понятия, с которыми приходилось сталкиваться, обзавелась мессенджерами, пользовавшимися популярностью и, что самое приятное, у меня появился определенный круг друзей, которые остались со мной по сей день. Понятное дело, все варьировалось, менялось. Кто-то уходил, забывал меня, кто-то надоедал мне самой. А были и постоянные люди, которые, я знала точно, с определенной периодичностью всегда напишут мне. И это было приятно. Я интересовалась их жизнью, они моей. Мы договаривались о встречах и торжественно клялись приехать друг к другу в гости при первой возможности. Каждый мне по-своему дорог. У каждого были свои проблемы, свои особенности характера, и каждый мог спокойно все рассказать мне, а я ему. Парадокс мира, открывшийся мне тогда, заключался в том, что люди, никогда не видевшие тебя, не знающие твоего окружения и не знающие, как ты ведешь себя в реальной жизни, были куда больше открыты и расположены к тебе, чем те, кого ты видел каждый день. Если характеры сходились, то совсем скоро я участвовала в чужих жизнях полноправно: они доверяли мне, а я им.