Текст книги "Уродина (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Макхейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Мои плечи опускаются, и я чувствую себя грязью на подошве его ботинок, которую он не может соскоблить достаточно быстро.

– Да, папа, – бормочу я, падая на колени и начиная плакать.

Учебный год в школе почти закончен.

Что, черт возьми, я собираюсь делать? Я так напугана. Мне так страшно, я не уверена, что когда-нибудь смогу устроиться на работу. Кто захочет нанять кого-то столь же глупого, как я?

Глава 3

– Привет, – говорит Трент, когда я подхожу к автобусной остановке. – Прекрасно выглядишь, – добавляет он, оглядывая меня с головы до ног. На моих джинсах дыра, обувь старая, а блузку я нашла в магазине подержанных товаров этим утром. Она пахнет нафталиновыми шариками, но я купила дезодорант на сдачу с двадцатки и побрызгалась им, чтобы блузка пахла не так уж плохо.

– Спасибо, – говорю я, хотя и хочу рассмеяться над его словами. Я, должно быть, действительно глупа. Потому что на долю секунды, когда он улыбается мне, я верю ему, верю, что выгляжу красиво. Какая я, должно быть, дура, если думаю, что я нечто большее, чем есть на самом деле.

– Я тут подумал, возле кинотеатра есть хорошая пиццерия. Что скажешь? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами и киваю. Раньше я пробовала пиццу. Ее подавали в школе на обед. Однажды я нашла несколько монет за диваном – этого было достаточно, чтобы купить кусок пиццы в столовой. Боже, это было потрясающе вкусно. Мне кажется, что в детстве я тоже ее ела, но не уверена.

– Звучит замечательно, – отвечаю я Тренту, взволнованная походом в пиццерию.

– Тогда будет пицца. А какие фильмы ты любишь? Сейчас показывают несколько новых фильмов. Ты любишь фантастику, комедию или, может быть, драму?

– Я не уверена. Возможно, то, что заставит меня смеяться.

Мы вместе сидим и ждем автобус. Он придвигается ближе ко мне, и я автоматически реагирую, отшатываясь от него. Он улавливает мой резкий рывок, и я вижу периферийным зрением, как он хмурит брови.

– Я не собираюсь причинять тебе боль, Лили.

Я киваю, понимая его слова, хотя моя защитная реакция остается на высоком уровне, на случай, если вдруг он попытается мне навредить.

– Я учусь в частной школе для мальчиков на той стороне города. А ты в какой учишься?

– В общественной школе, – отвечаю я, наблюдая за приближением автобуса.

– А когда ты выпускаешься со школы? Я в этом году, и меня уже приняли в колледж, буду изучать бухгалтерский учет.

– Я тоже в этом году. Но не уверена, смогу ли учиться в колледже. Думаю, что должна буду найти работу. Завтра я собираюсь пойти в супермаркет и узнать, нужен ли им сотрудник.

Трент снова хмурит брови, и на его лице читается вопрос.

– Почему?

– Я должна буду скоро съехать, и мне нужны деньги.

– Ты должна съехать? – спрашивает он, его голос полон вопросов. – Я не понимаю, почему ты должна съехать. Твои родители переживают трудные времена?

– Моя мама умерла, – говорю я без эмоций в голосе. Или даже в теле.

– Разве ты не живешь с отцом?

– Можем мы просто не говорить о моем папе или о чем-нибудь в этом роде? Расскажи мне лучше о своей семье. У тебя есть братья или сестры?

Подъезжает автобус, и мы с Трентом собираемся сесть в него. Его рука на моей пояснице и он ведет меня к автобусу. Он такой джентльмен, что пропускает меня вперед.

– Два, пожалуйста, – говорит он, вручая водителю автобуса деньги за наш проезд. – Никаких братьев или сестер, но мой папа родом из большой семьи и говорит, что никогда не хотел больше, чем одного ребенка, потому что не желал, чтобы я с кем-нибудь дрался, – я смотрю на него и киваю, ожидая, когда он займет нам места.

Всю поездку в автобусе Трент сидит рядом со мной, а я смотрю в окно. Мы затихли, потому что в автобусе столько народу, что все попытки заговорить будут только заглушены веселой болтовней окружающих.

– Нам нужно выходить, – говорит Трент, мягко отрывая меня от созерцания зданий, мимо которых мы проезжаем.

– Хорошо, – поднимаясь, говорю я, и мы продвигаемся вперед, чтобы выйти из автобуса на нашей остановке.

– Лили, не возражаешь, если я возьму тебя за руку? – ласково спрашивает он. Меня никто еще не держал за руку. Не когда я бодрствую. Иногда, в моих снах, мама держит меня за руку, и мы идем через поле высоких ярко-желтых цветов. Папа держит мою другую руку, и они считают до трех и поднимают меня в воздух. Маленький мальчик всегда бежит впереди нас, оглядываясь назад и хихикая.

– Я бы хотела этого, – говорю я Тренту. Когда его пальцы переплетаются с моими, я чувствую себя по-другому. Он такой теплый. Его кожа касается моей, она посылает маленькие разряды в мой позвоночник, и я чувствую, как улыбка подрагивает на моих губах.

Это так дети чувствуют себя, когда родители дотрагиваются до них? Улыбаются ли они, потому что знают, что родители хотят подержать их, обнимать и защищать? Действительно ли это то чувство, которого я была лишена все эти годы?

– Мы пришли, – говорит Трент и открывает дверь небольшой пиццерии. Запахи, доносящиеся изнутри, изумительны. Я не думаю, что когда-нибудь ощущала настолько восхитительно пикантный аромат, как тот, что исходит из печей.

– Привет, столик на двоих, – говорит Трент официанту.

Место небольшое, четырнадцать кабинок и несколько столов в центре. Официант проводит нас к кабинке, и я сажусь, когда Трент проскальзывает на сидение напротив меня.

Я озираюсь вокруг: стены окрашены синими и красными цветами и на них развешаны фотографии Италии, одну из стен украшает огромный рисунок итальянского флага, и еще множество безделушек размещены на полках по всему помещению пиццерии.

– Я никогда не бывала здесь раньше, – говорю я, оценивая причудливое окружение.

– Никогда? Это место открылось уже давно. Раньше, когда я был ребенком, то приходил сюда с родителями. И моя мама приходила сюда, когда была моложе. Она говорит, что здесь ничего не изменилось. Все то же самое. Тут есть дама, которая делает соус для пиццы, мама сказала, ей около восьмидесяти лет. Она все еще готовит его, но теперь ее дети управляют бизнесом.

– Правда? – говорю я. Поставив локоть на стол и подперев ладонью голову, я гляжу на Трента.

– Если моя мама сказала, значит, это должно быть правдой, – смеется он, и я улыбаюсь в ответ.

Я беру меню и начинаю изучать его. Оно незнакомо мне и я не знаю, что мне понравится, а что нет.

Чувствую, что кто-то стоит рядом, но мое внимание сосредоточено на меню в руках.

– Почему бы вам не сделать копию получше – так оно прослужит дольше, – говорит Трент сердитым тоном.

Мои плечи тут же напрягаются, и я застываю. Холодное прикосновение испуга окутывает мою кожу, и я узнаю этот холодный, сердитый тон. Я откидываюсь на спинку стула и опускаю голову.

– Прошу прощения, – слышу, как кто-то говорит.

Украдкой, я выглядываю поверх меню, чтобы увидеть Трента, гневно смотрящего на официанта, который стоит рядом со мной.

– Да, ты и должен, засранец.

– Трент, – шепчу я слишком напуганная, чтобы посмотреть ему в глаза.

Боковым зрением я вижу, как лицо Трента расслабляется, его челюсть смягчается, а плечи опускаются, когда он делает глубокий вдох.

– Мы будем большую «Пепперони» и две «Кока-колы», – заказывает Трент, не спрашивая меня.

– Принесу через минуту, – говорит официант, а затем уходит.

Между нами образовывается неприятная тишина. Я не знаю, что сказать. Он разозлился на того официанта без причины, и затем сделал заказ за меня. Хорошо, что он сделал заказ, потому что я понятия не имею, что хочу.

– Ты злишься на меня? – наконец он прерывает гробовую тишину.

Я качаю головой. Мне хочется спросить, почему он сказал то, что сказал, но я решаю оставаться тихой и ничего не говорить.

– Он смотрел на тебя, – отвечает Трент на мой невысказанный вопрос. – И мне это не понравилось.

– Я сожалею, – немедленно отвечаю я.

– Не беспокойся об этом, давай просто съедим нашу пиццу и насладимся фильмом, – я киваю и смотрю на Трента. Внешне он спокоен и теперь похож на того милого парня, которого я встретила на остановке по дороге домой.

– Какое кино мы будем смотреть? – спрашиваю я, пытаясь завести разговор, чтобы отвлечь его внимание от официанта, смотрящего на меня. Я знаю, мы уже говорили о фильмах, и, к счастью, он знает, что идет в кинотеатрах, потому что я понятия не имею об этом.

– Это комедия. Я видел трейлер к фильму, и он был действительно забавен. Все нормально? – он протягивает ко мне руку, чтобы взять мою ладонь, и я медленно поднимаю ее, вкладывая в его ладонь. – Это чувствуется так хорошо, – добавляет он с улыбкой.

– Да? – украдкой смотрю на Трента из-под ресниц.

– Я испытываю приятные ощущения. Мне нравится держать тебя за руку. Разве тебе это не нравится?

Тот же самый официант возвращается и ставит перед нами два высоких стакана с «Кока-колой». Я потягиваю его через трубочку – игристый, шипучий напиток забавно ощущается на моем языке. Я хихикаю, когда делаю большой глоток, и Трент смотрит на меня, слегка наклонив голову.

– Щекотно, – говорю я и отпиваю еще немного содовой.

Он хмурит свои брови и спрашивает:

– Ты раньше никогда не пила содовой?

– Я думаю, что пила. Но не помню этого. Она необычна на вкус. Но щекотная.

– Щекотная? – спрашивает он, широко улыбаясь. Я киваю и делаю еще глоток. – Не пей слишком много, ты можешь почувствовать себя не очень хорошо, – большим пальцем он поглаживает вверх-вниз мою руку.

Это отличается. Не вкус напитка, мои вкусовые рецепторы привыкли к нему. А то, что кто-то говорит то, что заставляет чувствовать себя больше, чем просто глупым и уродливым человеком, которым я и являюсь.

– Это ощущается прекрасно. Мне нравится держать тебя за руку. А тебе нравится? – снова ласково спрашивает Трент.

Его улыбка вспыхивает, неудержимо освещая лицо. Я чувствую несвойственный мне вихрь эмоций, кружащийся внутри.

– Да, мне нравится, – спокойно говорю я.

Внезапно мое сердце начинает колотиться, и я чувствую, как тепло разливается по моим щекам. Улыбка в карих глазах Трента, как и теплота его прикосновений, достигает той части меня, о существовании которой я даже не подозревала.

– Ваша пицца, – говорит официант, когда ставит большой круглый поднос и две тарелки перед нами.

– Ничего себе, – говорю я и беру большой кусок. Он огромный. Я не помню, когда в последний раз видела так много еды на столе. Ну, не то чтобы меня приглашали за такой стол.

– Тут действительно очень вкусная еда, – говорит Трент и кладет кусок пиццы на мою тарелку.

Один только запах опьяняет. Я не могу дождаться, чтобы попробовать пиццу. Я беру кусок, и лишний сыр капает мне на руку. Тепло жжет кончики моих пальцев, но я не могу дождаться, чтобы полакомиться им.

Мой желудок издает тихий урчащий звук, и я молюсь, чтобы никто не услышал, насколько я голодна.

– Это здорово, правда? – спрашивает Трент с набитым ртом.

– Ммммм… очень, – я беру еще один кусок и по-настоящему наслаждаюсь вкусом пиццы.

Я не могу поверить, что съела целых три куска. Не думаю, что когда-либо столько ела. Мои джинсы натянулись на животе, и предполагаю, что придется расстегнуть верхнюю пуговицу.

– Готова к десерту? – спрашивает Трент.

– Десерт? Сомневаюсь, что смогу уместить еще что-то в своем животе.

Трент смеется и берет стакан, чтобы сделать глоток содовой.

– Хорошо, никакого десерта, но ты должна будешь съесть немного попкорна в кино.

Я улыбаюсь.

Не могу дождаться, чтобы попробовать его.

– Готова идти? – спрашивает Трент, вставая.

– Да, спасибо, – когда я встаю, Трент переплетает наши пальцы. Мы идем к кассе, где ожидает официант, который обслуживал нас.

– Как вам еда? – спрашивает он меня.

– Ты говоришь не с ней, ты спрашиваешь меня, – Трент почти кричит, делая шаг вперед, отталкивая меня к себе за спину.

– Как вам еда? – с сарказмом спрашивает Трента официант.

– Следи за своим чертовым ртом. Я – клиент, и если ты не будешь любезен со мной и моей девушкой, я заставлю их тебя уволить.

Его девушка? Я не его девушка. Я просто Лили. Глупая, уродливая Лили.

– С вас двадцать пять долларов, – говорит официант, теперь его тон кажется скучающим и презрительным.

Трент берет свой кошелек, и я вижу, что он достает точно нужную сумму.

– Я бы дал тебе чаевые, но ты трахал глазами не ту девушку.

Он поворачивается и почти выталкивает меня на улицу.

– Как скажешь, чувак, – слышу, как говорит официант вслед нашим удаляющимся спинам.

– Ублюдок. Я вернусь и преподам ему урок, – Трент сжимает мою руку, сдавливая ее до легкой боли.

– Давай просто пойдем в кино и насладимся нашим вечером, – успокаиваю я его, и делаю шаг в сторону кинотеатра, пытаясь увести его прочь.

– Да, хорошо, – он кивает, но оглядывается через плечо в сторону пиццерии.

Мы идем рука об руку к кинотеатру, и я чувствую, как Трент расслабляется. Он ослабляет хватку на моей руке, и его шаги замедляются.

– Спасибо, что пригласил меня, – говорю я.

– Ты мне нравишься, Лили. Я думаю, что ты очень симпатичная, действительно милая и с тобой легко говорить.

Я улыбаюсь, ведь я говорила не так много.

– Мы пришли, – говорит Трент и открывает для меня дверь, прежде чем войти самому.

Мы поднимаемся по эскалатору, чтобы купить билеты. Трент опять покупает две содовые и огромную коробку с попкорном. Когда мы проходим в зал и находим наши места, Трент поднимает подлокотник, разделяющий нас, и кладет свою руку на спинку моего сидения.

Я улыбаюсь сама себе, потому что впервые я на самом деле чувствую себя желанной.

Фильм был забавным, я съела слишком много попкорна и выпила всю содовую. Когда мы с Трентом выходим из кинотеатра, реальность очень быстро настигает на меня.

– Все хорошо? – спрашивает Трент, когда мы выходим из автобуса и идем к моему дому.

Я просто киваю, но Трент понимает, что что-то не так, потому что он молчит и каждые несколько минут поворачивается, чтобы посмотреть в мою сторону.

– Я знаю, ты не в порядке. В чем дело? Я могу помочь?

– Все в порядке, действительно, – не хочу говорить ему о моем папе, как я живу или что иду в темный и пустой дом. Не хочу говорить ему, что как только я переступаю порог своего дома, меня переполняет страх, потому что все, что меня окружает, чувствуется таким же безнадежным, как и моя душа. – Мы можем попрощаться, я буду в порядке. Не нужно провожать меня до самого дома.

– Уже темно, и это действительно не самый лучший район. Мне будет спокойнее, когда я буду знать, что ты добралась до дома в целости и сохранности.

– Нет ничего плохого в моем районе, – сердито протестую я.

– Я не говорю, что он плохой, просто не самый лучший.

– Все хорошо, честно. Я прожила тут всю свою жизнь и ничего плохого не случилось.

Трент отпускает мою руку и склоняет голову набок, приподнимая брови. Его взгляд заставляет меня смеяться.

– Я не принимаю этот ответ, – говорит он, даря мне ласковый взгляд.

Мои плечи опускаются. Я знаю, он не успокоится, пока не проводит меня домой.

– Хорошо, – наконец я сдаюсь. – Я имею в виду, что плохого может произойти?

Пока идем домой, мы разговариваем о фильме, и я говорю Тренту, что фильм мне действительно понравился. Для меня это был определенный опыт пребывания в неосвещенном помещении с таким количеством людей вокруг. Как только мы поворачиваем за угол и подходим ближе к моему дому, я вижу папину машину на подъездной дорожке.

Черт, он не должен был быть дома сегодня вечером. Почему он дома?

Ноги внезапно становятся свинцовыми, и мне трудно сделать оставшиеся шаги к дому. Мое сердцебиение учащается, и я чувствую, как бисеринки пота выступают на лбу.

Нет, нет, нет. Пожалуйста, спи. Пожалуйста, спи.

– Ты в порядке? Ты вся дрожишь, – говорит Трент, беря меня за руку.

Я только киваю, но мои глаза прикованы к двери дома. Когда мы с Трентом находимся в двух зданиях от моего дома, папа открывает входную дверь и выходит на маленькое крыльцо. Он смотрит вниз на улицу, а затем прямо в мою сторону.

Сначала его взгляд направлен далеко позади меня, он проводит рукой по лицу и волосам. Через секунду его взгляд резко возвращается ко мне и, наконец, он замечает, что я иду домой вместе с парнем. Я тут же отпускаю руку Трента и опускаю голову вниз.

– Что, черт возьми, происходит? – шепчет Трент, пытаясь не привлекать ко мне внимания.

– Ничего, просто уходи, – в панике умоляю я.

– Черта с два, Лили. Скажи мне, что происходит.

– Где ты была? – кричит мне отец.

– Просто уходи, – шепчу я Тренту. Я обхватываю себя руками, и, не оборачиваясь, подхожу к дому, оставляя Трента позади.

– Лили, – зовет он, но я игнорирую его.

Я захожу в дом и делаю первый дрожащий шаг, но папа преграждает мне дорогу.

– Представь мое удивление, когда я вернулся домой и увидел, что одной маленькой, уродливой суки нет, – говорит он, заплетающимся языком. Я знаю, он пил, а это значит, что я влипла.

– Извини, – бормочу я с опущенной головой, не смея посмотреть в его сердитые глаза.

– Зайди внутрь, – выплевывает он и кладет свои руки на бедра. Я все еще не могу посмотреть на него, но боковым зрением вижу, как он двигается. Одна только поза говорит мне о том, как он зол, а его слова подтверждают это.

Я буду наказана.

Глава 4

Уроки сегодня тянутся долго. Стрелки часов, кажется, не двигаются совсем. Каждый раз, когда я смотрю на них, стрелка застревает на пяти минутах третьего. Она не двигается вообще.

Я смотрю вниз в свой учебник по математике, и когда поднимаю глаза, то стрелка на пяти минутах третьего. Мистер Дэниелс, мой учитель математики, объясняет сложную задачу, как разобрать ее и решить, и когда я смотрю на часы в очередной раз, стрелка все еще на пяти минутах третьего.

Почему стрелка не двигается? Почему время остановилось?

Я стучу карандашом по книге и смотрю в окно. Лучи солнца падают на мой стол, и болтовня других студентов превращается в белый шум. Я действительно не могу дождаться, когда увижу Трента сегодня.

Все выходные я могла думать только о Тренте. Что он делал и, в основном, думал ли обо мне, как я надеялась. Я молилась, чтобы он не подумал, что я глупа и уродлива из-за того, как ушла от него.

Наконец я слышу последний на сегодня звонок и иду к автобусу так быстро, как только могу. Сидя впереди, я пытаюсь не выделяться, и меня никто не замечает. Никто никогда не замечает, но было время, когда хорошо одевающиеся, симпатичные девочки смотрели на меня и хихикали между собой.

Автобус быстро заполняется, а мне кажется, что я просидела тут три часа в ожидании водителя, но на самом деле прошло не больше пары минут.

Как только автобус выезжает на дорогу, что-то необычное происходит со мной. Я чувствую бабочек, безумно порхающих крыльями в моем животе. И я чувствую, как расцветает и расплывается улыбка на лице, ведь автобус с каждой остановкой приближает меня к моей.

Мой желудок делает сальто, предвидя, что через несколько минут я увижу Трента. Я встаю и подхожу к двери, когда автобус начинает замедляться, приближаясь к остановке.

Наконец, автобус подъезжает к остановке, и я вижу, что Трент стоит под навесом, его школьная сумка висит на плече, а руки скрещены на груди. Светло-каштановые волосы развеваются на ветру, должно быть, он ждет меня. Что ж, я надеюсь, он ждет меня.

– Привет, – говорит он, когда я выхожу из автобуса. – Как школа?

– Было скучновато сегодня, никак не могла сосредоточиться, – я смотрю вниз и улыбаюсь, пока мы идем к моему дому.

– Почему это? – дразнит меня Трент и подталкивает плечом.

– Я просто хорошо провела время в кино на выходных, и вроде как надеялась, что ты тоже.

– Я прекрасно провел время, – говорит он, и я улыбаюсь. – Позволь мне, – Трент берет мой рюкзак и продолжает идти. – Есть кое-что, что беспокоит меня, – о, черт, – что происходит между тобой и твоим отцом? Как только ты увидела его, все краски сошли с твоего лица, и я понял, что что-то не так.

Пожимая плечами, я избегаю его интенсивного и пристального взгляда.

– Ничего серьезного.

Трент останавливается и хватает меня за плечо.

– Он домогается тебя? – его голос переполнен гневом и глаза сверкают яростью.

– Нет, – отвечаю я, хотя это не полная правда. Но я знаю, о чем спрашивает Трент, и папа никогда не прикасался ко мне в сексуальном плане.

– Черт возьми, не ври мне, Лили. Если он только пытался…

– Нет, он не делал этого, – прерываю я его прежде, чем он скажет эти отвратительные слова. – Все совсем не так, – добавляю я и блокирую любые мысли о папе, делающим со мной «это».

– Тогда в чем дело? Скажи мне, чтобы я смог понять, что происходит с тобой.

– Ты не поймешь, никто не поймет. Просто так обстоят дела…

– Я могу помочь, Лили. Если все так плохо, я могу помочь.

– Ты можешь помочь мне? Никто не может мне помочь. Все в порядке, правда. Не волнуйся об этом, – я качаю головой и продолжаю идти к своему дому.

– Подожди, – выдыхает Трент и подбегает, чтобы догнать меня. – Вот, возьми это, – он кладет телефон в мою руку. – Мой номер уже вбит в контакты, и если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, просто позвони.

Останавливаюсь и смотрю на крошечный телефон в руке.

– Я даже не знаю, как им пользоваться, – говорю я, рассматривая его. – Спасибо за этот жест.

Я возвращаю ему телефон.

– Я не возьму его обратно, ни за что. Вот зарядное устройство, номер телефона написан на обратной стороне, – переворачиваю его, чтобы увидеть номер телефона, написанный там. – Он прост в использовании, вот, – он берет телефон и показывает, что я должна сделать, чтобы позвонить ему. – Я взял этот номер для тебя, поэтому только ты и я знаем его. Никто больше. И не давай его никому.

– Хорошо, – говорю я и кладу телефон в карман. Трент запихивает зарядник в мою сумку.

– Каждый раз, когда я буду нужен тебе, ты звонишь мне. Ты, возможно, недостаточно доверяешь мне, чтобы сказать, что происходит у тебя дома, но однажды, и я надеюсь очень скоро, ты скажешь мне, в чем дело.

Я опускаю глаза и продолжаю идти.

– Спасибо. Если ты будешь мне нужен, я позвоню.

– Отлично. В среду вечером я тренируюсь в хоккейной команде, и я бы действительно хотел, чтобы ты пришла посмотреть на это.

– Ты бы хотел?

– Да, определенно да.

Я улыбаюсь, и мы поворачиваем за угол, на мою улицу.

– Я посмотрю, смогу ли я, но не могу ничего обещать.

– Отлично, – Трент расслабляется и ведет меня к крыльцу дома. Папиной машины нет, и я знаю, что я в безопасности на некоторое время.

– Гм, это мой дом.

– Ааа… гм... гм… могу ли я поцеловать тебя, Лили? – застенчиво спрашивает Трент.

Я чувствую, как мое лицо становится ярко-красным, тепло немедленно приливает к моим щекам. Никто никогда не целовал меня прежде. Никогда. У меня никогда не было даже поцелуев от мамы и папы. У меня нет бабушек и дедушек, тетушек или дядей. Поэтому у меня нет никакого опыта в поцелуях. И теперь мальчик хочет поцеловать меня.

– Гм… – говорю я, не уверенная, действительно ли хочу, чтобы он поцеловал меня.

– Только в щеку, больше никуда.

Я считаю до десяти про себя, позволяя нервозности отступить, прежде чем киваю головой. Хорошо, в щеку, но я никак не готова к поцелую в губы. Это уже слишком. И я не хочу, чтобы он подумал, что я похожа на тех девочек в школе. Я слышала, какие вещи они делали, и с каким количеством парней это было. Я не похожа на них, я другая.

Трент подходит ближе, и я инстинктивно делаю шаг назад.

– Я не обижу тебя, Лили, – говорит он, когда его правая рука сверху донизу поглаживает мою левую руку.

– Все хорошо, – вроде как говорю я себе.

Трент подходит ближе, и на этот раз я не двигаюсь. Закрываю глаза и просто жду, когда смогу почувствовать его губы на своей щеке. Его прикосновение невероятно мягкое, легкое, теплое дыхание ощущается возле моей покрасневшей кожи. Его губы задерживаются на моей щеке не дольше, чем удар сердца.

– Спасибо, – шепчет он. Я выдыхаю и делаю глубокий вдох. – Это было не так уж и плохо, не так ли? – спрашивает он, усмехаясь.

– Нет, это было приятно.

Он держит меня за руку еще какое-то время, прежде чем отдать мой рюкзак.

– Увидимся завтра после школы? – спрашивает он.

– Конечно, – отвечаю я и направляюсь к дому. Трент остается стоять на тротуаре и наблюдает за мной, пока я иду к двери.

– Увидимся завтра, прекрасная Лили, – говорит он.

Я улыбаюсь, входя в дом, чтобы заняться домашней работой, но что я действительно буду делать, так это думать о том удивительном поцелуе и надеяться, что в следующий раз я буду достаточно смелой, чтобы поцеловать Трента в губы.

***

Лежа в кровати, я позволяю глазам, наконец, закрыться. Абсолютная, холодная тишина окутывает каждый уголок этого дома. Я поворачиваюсь и смотрю в окно сквозь изношенные шторы. Через них проникает яркое сияние луны.

Подложив руку под голову и прижав колени к животу, я наблюдаю ночь. Мои веки тяжелеют, и разум уплывает к счастью. В то место, где я красива, умна и могу каждый день прожить без асфиксии и страха. (Примеч. Асфиксия – резкое расстройство дыхания из-за недостатка кислорода и избытка углекислого газа в крови и тканях; удушье).

Меня будит громко хлопнувшая дверь и неясный вопль отца.

– Тебе лучше быть в своей комнате, ты, чертовски уродливая, безмозглая сука.

– Ктооо здееесь? – я слышу высокий женский голос. Ее речь так же невнятна, как и папина, и я понимаю, что они оба пьяны.

Папа никогда никого не приводил домой, и одна мысль о ком-то еще в доме пугает меня.

– Никто. Глупая, уродливая неудачница, которая живет со мной. Я хочу, чтобы она свалила.

– Давай, Стэнли. Не думай о ней, пойдем в твою кооомнату, – пьяно говорит она.

– Где ты, сука? – орет он громче.

Я накрываюсь одеялом и прячусь под ним. Я знаю, что это глупо, оно не спасет меня, но я не могу спрятаться в шкафу в прихожей, он увидит меня. Возможно, если я буду тихой, если буду молчать, он забудет обо мне.

– Где ты, блядь? – он кричит еще громче.

– Я здесь, – говорю я так тихо, как только могу. Надеюсь, он услышит меня, и этого будет достаточно, чтобы он оставил меня в покое.

Мое сердце бьется с такой скоростью, что я могу слышать его в своих ушах. Мое тело начинает дрожать, и я чувствую тяжелый комок ужаса, застрявший в моем желудке. Пожалуйста, папа, просто оставь меня в покое. Но я чувствую, что сегодня будет все по-другому.

– Сука! Где ты?!!!

Потихонечку я встаю с кровати. Мои ноги трясутся, и холод проходит сквозь тело. Медленно, на цыпочках, я иду к папе и его спутнице. Он сидит в своем кресле, а женщина расположилась на коленях перед ним.

Папа поворачивается, чтобы посмотреть на меня. В его лице проступает что-то дьявольское и глаза наполнены злобой.

– Видишь это? – говорит он и скользит пальцами по волосам брюнетки. – Это единственное, в чем ты будешь хороша. Лучше бы ты занялась этим в ближайшее время, чтобы заработать немного денег, потому что ты – безмозглая, уродливая сука.

От движений его бедер я сразу же чувствую, как тошнота подступает к горлу.

Поворачиваясь, я возвращаюсь в свою комнату; не хочу видеть то, что он делает с этой женщиной.

Как только я укрываюсь, слышу его тяжелые шаги, приближающиеся к моей спальне.

– Встать! – кричит он, врываясь в мою комнату.

Я натягиваю одеяло на голову и молюсь. Молюсь Богу, чтобы Он прекратил мои страдания сейчас, чтобы остановил мое дыхание. Я не выдержу больше. Это не то, для чего я родилась. Это не та жизнь, которая должна была быть. Правда?!!!

– Ты, маленькая, грязная шлюха, пойдешь туда и будешь смотреть, как это нужно делать! – он вырывает одеяло из моих рук и, хватая за волосы, вытаскивает из кровати. – Это ты должна была умереть!!! Это ты, блядь, виновата!!! – кричит он и продолжает тащить меня в гостиную.

– Ты делаешь мне больно, пожалуйста, остановись, – плачу я и хватаю его руки, пытаясь оттолкнуться от пола ногами, чтобы ослабить боль.

– Ты – глупая сука! Ты не заслуживаешь того, чтобы жить! Они – да, но не ты! – он бросает меня в стену.

– Папа, пожалуйста, остановись, – прошу я. Моя голова болит после удара о стену.

– Посмотри, что ты натворила, – он указывает на стену. Стоя на коленях, я поворачиваюсь и вижу небольшую вмятину в стене.

– Я сожалею, я так сожалею, – молю его, надеясь, что он не собирается продолжать бить меня.

– Ты пожалеешь.

Он расстегивает ремень и вырывает его из петель, удерживающих его в штанах.

Защищаясь, я сворачиваюсь в клубок и закрываю лицо. Первый удар мучительно болезнен. Он бьет с такой силой, что я чувствую, как горит кожа на моих руках. Второй удар хуже, чем первый. Он бьет в то же место, и я пытаюсь туже завернуться в маленький клубок. Третий и четвертый удары наполнены ничем иным, как ненавистью.

– Пожалуйста, – кричу я сквозь горькие слезы. Я задерживаю дыхание и желаю, чтобы это все закончилось. Чтобы, наконец, это закончилось.

После, как будто бы, прошедшей вечности удары прекращаются. Я осторожно убираю руки от головы и пытаюсь выглянуть, чтобы увидеть, где папа и что он делает.

Женщина, пришедшая с ним, теперь стоит около него, она хмурится и смотрит на меня. Папа тоже смотрит на меня, его лицо искажено в оскале.

– Она ничего не сделала, – говорит женщина.

– Заткнись! – отвечает папа, все еще глядя на меня.

Он проводит тыльной стороной руки по лбу, его озлобленные глаза все еще приклеены ко мне. Папа сплевывает на пол и выпрямляет спину.

– Ты навела чертов беспорядок. У тебя кровь, – говорит и указывает подбородком на меня.

Сквозь слезы я пытаюсь сфокусироваться на ранах на моих руках и ногах. Некоторые порезы кровоточат, некоторые – просто царапины, из других просачивается немного крови.

– Мне так жаль, – заикаюсь я, тяжело дыша.

– Тебе и должно быть жаль… – он подходит ближе ко мне и замахивается кулаком.

Это похоже на вечность. Мое лицо горит, когда удары продолжаются. Пожалуйста, Господи, забери мою жизнь.

Внезапно я перестаю чувствовать. Никакой боли, никакого давления, никакой печали. Просто красивая завеса черного, которая окутывает меня. Я падаю в нее и начинаю находить приют в покое, которым, наконец, наделена.

Так ощущается смерть? Мне нравится.