Текст книги "Уродина (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Макхейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Карьера Трента намного важнее, чем моя. Мы решили, что я буду работать, а он – учиться в медицинской школе.

– Что ж, когда он станет доктором, ты, наконец, вернешься в колледж?

– Гм. Мы не говорили об этом. Я счастлива в продуктовом магазине. Они повышали меня несколько раз.

Шейн искоса смотрит на меня, и я нервно провожу пальцами по волосам.

– Все, что ты когда-либо хотела делать – это читать и преподавать, почему ты не можешь сделать этого сейчас, когда он уже доктор? Они зарабатывают действительно хорошие деньги. Возможно, не сразу, но через несколько лет, когда он будет доктором, ты сможешь вернуться в колледж.

– Я не знаю, мне нужно спросить у Трента, что он хочет делать.

Шейн выпрямляется на своем месте, и на ее лице появляется вопросительное выражение.

– Что ты имеешь в виду, Лили? Я знаю, что вы женаты, и тебе нужно обсуждать такие вещи с мужем, но еще вы равноправны. Твой голос в том, что ты хочешь делать, должен учитываться.

– А, это, – говорю я слишком нетерпеливо. – Он заботится о наших финансах и говорит, что мы должны экономить, чтобы купить дом. И говорит, что намного важнее, чтобы он стал доктором, чем я учителем. Он думает о нас обоих.

– Ты видела, сколько денег находится на вашем банковском счете? Ты знаешь, что происходит с вашими финансами?

– Трент говорит, что мне этого не нужно знать.

– Ради всего святого, послушай себя. Прошло семь лет, Лили. Семь чертовых лет я не видела тебя, и теперь не узнаю человека, которым ты стала. Физически и эмоционально. Лили, которую я знала, боролась против демонов своего прошлого, но теперь, я думаю, что она живет с крупнейшим демоном из всех.

– Это не правда. Трент любит меня.

– Я говорю не о Тренте. Я говорю о том, что здесь, – она наклоняется и указывает пальцем на мой висок. – Ты борешься против себя. У тебя вообще нет чувства собственного достоинства. Ты – буквально тень той девушки, которую я когда-то знала.

Шейн пытается сказать мне то, что я уже знаю. Всю мою жизнь мне говорили, насколько я бесполезна и ничтожна. Это внушалось мне постепенно, когда я еще не достигла десятилетнего возраста. В то время, пока мой ум все еще формировался и рос, мне много раз говорили и показывали, насколько я глупа, насколько уродлива и бесполезна, и что никто и никогда не будет меня любить.

В моей жизни есть человек, который иногда говорит, что любит меня, и я уверена, что он – лучшее, что у меня может быть. Я ничего собой не представляю. И никогда не представляла. Если завтра я умру, никто не будет носить траур и не будет лежать на моей могиле, потому что будет скучать по мне. Скучать по моей улыбке, скучать по тому, что я просто рядом с ними. Никто никогда не будет горевать по мне, потому что я – ничтожество.

– Я пытаюсь, – тихо говорю я.

– Что конкретно ты пытаешься? Ты хотя бы читаешь «Суровое испытание»? – она помнит. Я не могу поверить, что она помнит. Я смотрю на нее и чувствую, как слезы собираются в уголках моих глаз. – Ты думала, что я забыла, не так ли? Я не забыла. Я помню день, когда ты купила ее в книжном магазине, и твой стеклянный взгляд, как будто тебе сказали, что ты выиграла миллион долларов. Всю неделю на работе ты болтала о том, что безумно счастлива, ведь у тебя есть что-то важное.

Я не могу больше сдерживать слез, и теперь они струятся по щекам. Я пытаюсь их вытереть, ведь я не из плаксивых.

– Я сожалею, не злись на меня, – говорю я и взрываюсь в рыданиях.

– Я не злюсь на тебя, – Шейн встает и садится рядом со мной. – Я люблю тебя, Лили. Я ненавижу то, что мы не могли поддерживать связь. Я хочу только лучшего для своей подруги. Видишь ли, в своей жизни она прошла через огромное количество дерьма и должна быть счастливой в своей взрослой жизни. Это все, что я хочу для нее… для тебя, – она обнимает меня и привлекает в свои теплые, любящие объятия. – Я хотела общаться с тобой каждый день, но потеряла бумажку с твоим адресом, которую ты давала мне. Лиам говорил мне поискать тебя в социальных сетях или позвонить тебе. И когда я действительно попыталась позвонить, твой номер больше не обслуживался. Лиам даже ездил в дом родителей Трента, а его отец отругал Лиама и сказал больше не приезжать туда или он будет стрелять в него. Потом попыталась я, даже видела кого-то возле окна, но они не открыли дверь.

– Ты пошла туда, чтобы найти меня? – кто-то заботится обо мне?

– Да, а затем я нашла адрес, который ты давала мне. Я послала тебе несколько писем, но так и не получила на них ответа, поэтому подумала, что ты переехала.

Я никогда не получала никаких писем, только одну открытку из Италии.

– Нет, мы все еще живем в той же квартире. Трент сказал, что мы не можем себе позволить переехать.

Шейн вздыхает, и ее плечи резко опадают, она притягивает меня для крепкого объятия.

– Почему бы нам просто не оставить все это позади и радоваться, что мы снова нашли друг друга? – она передвигается на противоположную сторону кабинки и улыбается.

Официантка приносит нам две огромные тарелки и аккуратно ставит их на стол.

– Дамы, могу я принести вам что-нибудь еще? – спрашивает она.

– Нет, спасибо, – отвечаю я ей и смотрю на самую большую тарелку с едой, которую я когда-либо видела. – Мне ни за что не съесть все это без того, чтобы не почувствовать себя плохо после этого.

Шейн уже начала есть свой бургер, попутно запихивая картошку фри в рот. Весь ее рот испачкан в горчице, и она похожа на ребенка. Я хихикаю над ней и ее измазанным соусом лицом.

– Что? – говорит она с набитыми бургером и картошкой щеками. – Я уббю свеу, – я хохочу, потому что понятия не имею, что она пытается сказать. Она жует, а затем проглатывает, берет салфетку и вытирает лицо. – Что? Во мне нет ничего неправильного. Я люблю свою еду, – она такая дикая, что я не могу не хохотать.

Я так рада, что настроение изменилось, и сейчас не так мрачно.

Мы сидим, едим и разговариваем. И прежде чем я понимаю, мне нужно возвращаться на работу.

– Мне пора идти, – говорю я. Но мой голос печален, внезапный мрак настигает меня, и я чувствую страх, потому что не хочу снова терять контакт с Шейн.

– Вот, запиши мой номер, – говорит она, когда роется в своей сумке в поисках ручки. – Аха, – гордо объявляет она, доставая ручку. Она пишет свой номер на салфетке и отдает ее мне. – Теперь твой, – она смотрит на меня и нетерпеливо ждет.

Я говорю свой номер, и она вбивает его в свой телефон. Мы встаем, чтобы уйти. Как только приду домой, то запишу ее номер в свой дневник, чтобы не потерять его.

Мы подходим к кассе, и я чувствую себя полностью униженной, потому что Шейн покупает мне обед.

– Мы были за тем столом, – говорит Шейн, когда поворачивается и указывает на стол, за которым мы сидели.

– Ох, о вашем чеке уже позаботились, – радостно говорит молодая девушка.

Лед сковывает мою кровь, волоски на руках встают дыбом, и я чувствую, что меня вот-вот стошнит. Трент узнал и оплатил счет, и это его способ сказать, что у меня большие неприятности. Мое сердце бьется так быстро, что я чувствую, как все сжимается в груди. Черт, черт, черт.

– Что? Кто заплатил? – спрашивает Шейн, но я уже знаю ответ. Сегодня у меня будут неприятности. Он будет злиться, обвинит в краже денег из его кошелька и накажет меня.

– Он не назвал своего имени, – отвечает девушка. Трент хочет, чтобы я поволновалась и ждала того, что получу дома. – Но я должна сказать, что он был довольно милым, – о, мой Бог, Трент убьет меня. Не фигурально выражаясь, а на самом деле убьет меня. – Я могу сказать, что он нервничал, когда говорил со мной, потому что заикался.

Подождите.

Трент не знает?

– Как любезно с его стороны заплатить за нас. Интересно, кто он, было бы здорово поблагодарить его, – говорит Шейн, когда сует двадцатку в банку для чаевых и подмигивает девушке.

И я остаюсь стоять возле нее, внезапно больше не нервничая. Огромный камень, сковывающий мой живот, исчезает так же, как и завеса внезапной паники.

– Парень сидел в том углу в одиночестве. Он встал, посмотрел на вас, дамы, и улыбнулся. Затем вручил мне пятьдесят долларов, заплатив за себя и за вас, и сказал мне оставить сдачу себе. А еще он очень привлекательный парень, – она немного краснеет.

– Ничего себе, – говорю я, опешив от чужой щедрости.

– Да, ничего себе. И круто, – добавляет Шейн. – Пошли, тебе пора на работу, – она идет к двери, а я подхожу к официантке.

– Вы сказали, что он заикался?

– Да, так и есть.

Я выхожу из кафе и пытаюсь понять, зачем кому-то делать что-то столь благородное и не просить ничего взамен.

– Как круто, никто никогда не покупал мне обед. Напитки да, все время, когда я иду в клуб, но никогда всю еду. Ничего такого, – Шейн через плечо указывает большим пальцем на кафе.

– Мне тоже, – честно отвечаю я.

– Хорошо, что ж, тебе нужно возвращаться к работе, а у меня есть муж, который должен быть дома через два часа. Позвони мне, Лили. И не жди, чтобы сделать это, позвони мне завтра, – она обнимает меня. – Я люблю тебя, – она целует меня в щеку и шепчет, – довольно круто все вышло с обедом. Хотела бы я знать, кто это был.

Я обнимаю ее в ответ и обещаю позвонить ей.

Я пребываю в изумлении всю оставшуюся часть смены. Мужчина. Прекрасный незнакомец заплатил за мою еду.

Но он не совсем незнакомец.

Он – Макс.

Глава 18

– Просыпайся! – орет Трент, и я чувствую, как что-то влажное выплескивается мне на лицо. – Вставай!

Я сажусь в постели, мое лицо и часть волос пропитаны водой, которую Трент только что вылил на меня:

– Я проснулась, – вытираю лицо и встаю с кровати.

– Мы должны выехать сейчас, иначе дорога будет загруженной.

Посмотрев на свои часы, вижу, что сейчас без трех минут четыре утра.

– Я уже встаю, Трент.

– Переодевайся и подготовь мою одежду, а я пока сделаю себе кофе, – он выходит из спальни, и я слышу, как он грохочет на кухне.

Зайдя в ванную, делаю свои обычные утренние дела и переодеваюсь. Я подготавливаю одежду Трента и после того, как все закончила, иду на нашу крохотную кухню. Трент сидит во главе стола и размешивает свой кофе.

– Иди сюда, детка, – говорит он, обхватывая меня вокруг талии и сажая к себе на колени. Он тянет вверх рукав моего свитера и начинает рисовать пальцем круги на моей голой коже. – У тебя прелестная кожа, – он наклоняется и утыкается носом в мою шею. – Действительно прекрасная, – он пощипывает кожу, а затем засасывает ее ртом. Это самое большое выражение привязанности, которое он выказывал мне за последнее время. Я закрываю глаза, расслабляясь в его объятиях, наслаждаясь небольшим количеством внимания, которым он одаривает меня.

Внезапно появляется жжение в том месте, где Трент закатил мой рукав. Он начинает смеяться мне в шею, а я пытаюсь вырвать свою руку. Крича, я открываю глаза, и сильнее пытаюсь отодвинуть руку подальше. Но Трент удерживает своей огромной лапой мою руку, прижимая ложку из своего кофе к моей коже.

– Трент! – воплю я, реально осознавая, что у нас есть соседи в квартирном комплексе, в котором мы живем. – Ты делаешь мне больно, пожалуйста, остановись, – прошу я.

Смех Трента, как зло, уничтожающее душу, будто он проникает в меня и убивает то небольшое количество жизни, что осталось во мне. Как растение, которое, наконец, умирает от недостатка солнечного света и воды. Он убивает одну из последних частей меня.

– Трент, – я, наконец, ломаюсь и начинаю плакать. Боль прошла, и я больше не чувствую тепла ложки, больше не могу ничего чувствовать.

– Это было забавно, – он отпускает меня и отталкивает ногой. Я падаю на задницу и вижу воспаленный красный след на моей руке. – Видела бы ты свое лицо, это одна из самых забавных вещей, которые я когда-либо видел. Ты, как уж, извивалась, рыдая. Честно, детка, я не видел ничего более забавного, – он встает и идет в спальню.

Я смотрю на свою рану и вижу, что мне потребуется медицинская помощь.

– Трент, мне больно.

– Ты справишься, детка. Это просто пятнышко. Подставь его под холодную воду, – говорит он громко из спальни. – А если ты, и правда, не можешь справиться с маленьким пятнышком, то нанеси на него немного мази.

Я встаю с места, где сидела, и подставляю ожог под воду. Затем беру аптечку и, отыскав маленький тюбик мази, наношу ее на рану.

– Трент, не думаю, что мне стоит сегодня ехать. Я все еще не закончила твое задание, – я пытаюсь остаться дома, чтобы не оказаться рядом с Джоном. – Я хочу сделать его идеально для тебя, – обрабатываю свою рану в том месте, где он надавил ложкой на мою руку, там осталась ужасная красная отметка. Кожа вокруг нее раздражена и горячая. Такая горячая, как кровь под моей чувствительной кожей.

– Нет, детка, ты должна поехать. Какая жена не хочет поехать к семье мужа в День Благодарения? У нас впереди долгая поездка, и ты знаешь, что долгая езда утомляет меня. Поспеши, чтобы мы могли уже выехать.

Мои плечи резко опускаются, и я беру свою сумку, хотя там нет ничего важного. Только немного салфеток и мой кошелек, в котором никогда нет денег больше, чем мне потребуется на проезд на автобусе, но я решаю оставить все это, потому что мне ничего не нужно.

К тому времени, когда мы выезжаем, время близится к пяти утра. Все время нашего пути Трент не разговаривает со мной. Мой ожог покалывает, но я пытаюсь оставить боль при себе, чтобы он не говорил мне, что я похожа на ноющего ребенка.

Когда мы в получасе езды от дома Джона, через блютуз машины раздается телефонный звонок. Трент смотрит на высветившийся номер и улыбается. Затем он берет телефон в руку и отвечает на звонок, отключая звук динамика.

– Я не могу говорить сейчас, я за рулем, – говорит Трент. Он слушает несколько секунд и улыбается. – Да, но сейчас я не могу, – он продолжает слушать и кивает головой. – Сегодня, когда высажу ее, – он подчеркивает «ее», и я знаю, что он говорит обо мне. – Хорошо, – мягко шепчет он и бросает на меня косой взгляд.

Я не реагирую на это, закрываю глаза и надеюсь, что оставшиеся полчаса пройдут в такой же тишине, как и первые несколько часов.

– Мама, можно мне мороженое? – спрашивает маму Уэйд, когда мы оба слышим звон грузовика с мороженым, который подъезжает к нашему дому.

– Нет. Это испортит аппетит перед ужином.

– Я хочу мороженое! – он кричит и топает ногой. – Я хочу мороженое! – снова кричит он.

– Я сказала нет, Уэйд.

– Эй, Лили, проснись, – говорит Трент, бьет меня по ноге и я открываю глаза.

Мы уже у дома Джона и я смотрю, как Трент выходит из машины. Я выхожу и иду следом за ним к парадной двери.

– Мне нужно было сделать тыквенный пирог, – шепчу я Тренту.

Он стучит в дверь, и Джон открывает ее. В руке он держит напиток, а его глаза-бусинки сразу же находят меня. Он смотрит на меня так, будто я кусок мяса, который он давно хотел попробовать. Он подносит напиток к губам и отходит, чтобы впустить нас.

– Посмотрите на этих двоих. Я уже очень давно не видел вас, – Трент проходит передо мной, и когда я вхожу, Джон хватает меня за задницу и сжимает ее.

Я хмурюсь и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

– Не надо, – тихо говорю я.

Он облизывает губы, а затем похотливо шевелит языком, глядя на меня. Это отвратительно, он омерзительный, и я не хочу находиться рядом с ним.

Когда мы заходим в заднюю комнату, которая украшена для домашней вечеринки, мистер и миссис Хэкли уже здесь.

– Как ты, дорогая? – говорит Лина, приобнимая меня. – Ты слишком худая. Тебе нужно набрать вес, – она обхватывает меня, сжимая в объятиях.

– Трент думает, что я слишком толстая.

– О, ну тогда… – она делает паузу и шепчет своим самым тихим голосом, – пожалуйста, ешь больше, – она делает шаг назад и целует меня в щеку. – Ты моя единственная невестка, и я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

– Я в порядке, – отвечаю я с улыбкой. Я всматриваюсь в нее и вижу темные круги под глазами, ее лицо выглядит осунувшимся, а щеки впалые. – Вы в порядке? – спрашиваю я, беспокоясь о том, что с ней что-то происходит.

Она улыбается и опять притягивает меня в объятия.

– Я буду в порядке, дорогая. Я буду в порядке, – она осторожно оборачивает руку вокруг моих плеч и ведет нас в зону для развлечений.

– Здравствуйте, мистер Хэкли, – говорю я, когда прохожу мимо него.

– Лили, – он едва прерывает разговор с Терри, чтобы поприветствовать меня.

Я тихонько сижу возле Лины и здороваюсь со всеми, кто посмотрит в мою сторону. Мартин – самый счастливый из братьев, и он пока еще не приехал. Я с удовольствием нахожусь рядом с ним, потому что тогда я не чувствую себя под пристальным наблюдением развратных и зорких глаз Джона.

Его пристальный взгляд всегда такой похабный, что я неловко себя чувствую. Он впивается в меня взглядом, как будто хочет поглотить меня и разорвать на кусочки.

– Как ты, сладкая Лили? – спрашивает Джон, когда входит в комнату.

– Прекрасно, спасибо, – холодно отвечаю я. Чувствую, как мои плечи напрягаются и мурашки окутывают меня – в не хорошем смысле этого слова.

– Скажешь мне кое-что, Трент? – спрашивает Джон, прерывая разговор Трента с отцом.

– Что ты хочешь знать? – спрашивает Трент.

– Хороший виски для тебя, – говорит Джон и протягивает Тренту на четверть наполненный стакан. – Я хочу узнать, Лили такая же сладкая на вкус, как я думаю? – он хихикает, а затем смотрит на меня. Трент, смеясь, отмахивается от него и возвращается к разговору с отцом. А я чувствую, что меня сейчас стошнит. Какое ужасное и плохое оправдание для человека. – Я просто шучу, дорогуша, – говорит он мне, когда я пытаюсь вжаться в стул.

Я терпеть не могу этого человека. Он так отвратителен с его неуместными сексуальными замечаниями и тем, как его глаза-бусинки всегда следуют за мной.

– Скажи мне, дорогая. Ты собираешься сделать меня бабушкой в ближайшее время? – спрашивает меня Лина почти беззвучно.

Я отвожу взгляд, видя просьбу в ее карих глазах. Я не хочу говорить ей обо всех выкидышах и об их причинах. Она выглядит хилой, едва напоминая женщину, которую я встретила много лет назад. Если скажу ей, она будет плакать, а я не хочу этого. Вместо этого я вру:

– Мы еще не готовы.

– Ты не можешь ждать с этим слишком долго. Я хочу счастливый дом, наполненный любовью и внуками, прежде чем мое время на этой земле подойдет к концу, – Лина отводит взгляд и вздыхает. Кажется, что в ее словах кроется больший смысл, чем она готова показать.

– Вы уверены, что все хорошо? – я потираю ее спину рукой вверх и вниз. Когда моя рука достигает ее поясницы, она вздрагивает и подается вперед. – Лина, скажите мне. Пожалуйста, – прошу я, и со скоростью молнии убираю свою руку от нее, на случай, если это причиняет ей боль.

– Нечего говорить, – она слабо мне улыбается и отводит взгляд в сторону, туда, где сидит мистер Хэкли. – Ничего вообще. Все замечательно. Ну, это было бы так, если бы у нас в семье появился ребенок, – радость в ее словах противоречит печали в глазах.

– Лили, не могла бы ты помочь мне на кухне?

Я заметно вздрагиваю, потому что эти слова говорит человек, из-за которого мне становится плохо. Электрический заряд страха проходит сквозь меня, и я не могу не трястись от мысли остаться с Джоном наедине.

– Я нехорошо себя чувствую, Джон. Лили сидит со мной, чтобы убедиться, что мне не станет плохо, – говорит Лина, сжимая мое бедро.

– Спасибо, – шепчу я так тихо, что уверена, Лина не расслышала меня. Но она услышала и незаметно кивает мне, давая понять, что все понимает.

– Раз уж мы об этом заговорили, расскажи мне, как продвигаются планы по рождению ребенка?

– Лили, мне действительно нужна твоя помощь, – снова кричит Джон, подходя к дверной арке.

– Мне жаль, я попыталась, – тихо и приглушенно говорит Лина.

– Дома она такая же ленивая. Я сказал ей сделать тыквенный пирог, но она не стала утруждать себя. Сказала, что у нее нет времени. Как будто та небольшая работа, которую я позволил ей иметь, требует так много времени, – Трент всегда дразнит меня и насмехается над моей работой. Я ненавижу, когда он говорит обо мне так плохо, но знаю, если я не промолчу, он станет еще злее и противнее. Иногда лучше просто заткнуться и не сопротивляться. – Вставай, Лили. Иди и помоги на кухне.

Когда я встаю, страх оказаться на кухне парализует мои колени, и они подгибаются, но, тем не менее, медленно начинаю двигаться. Терри сидит рядом с Трентом и мистером Хэкли, и кроме того, чтобы оглядеть меня сверху-вниз, когда я вошла, она не обращала на меня никакого внимания. Но сейчас на ее лице самодовольный взгляд. Как будто она знает, что меня растерзает изголодавшийся лев, точащий свои когти о деревянную палку, прежде чем погнаться за своей добычей.

Со скрученным в узел желудком я захожу на кухню, где, опираясь на столешницу, со скрещенными на груди руками стоит Джон.

– Вам нужна помощь? – тихо спрашиваю я.

Я в ужасе от всей этой ситуации. Все сидят менее чем в нескольких метрах от нас, и я знаю, что он собирается попытаться что-то сделать, я чувствую прохладу затхлого воздуха с того самого момента, как подошла к двери.

– Нужен соус к индейке, – он смотрит на духовку, а затем оглядывается на меня. Он стоит прямо напротив нее, и значит, что, когда я наклонюсь, чтобы достать индейку, он будет смотреть на мою задницу.

– Может, я порежу немного овощей, пока вы достаете ее? – предлагаю я свой вариант, надеясь, что он согласится. Но я знаю, зачем он позвал меня сюда, и это не для помощи на кухне.

– Достань индейку, Лили, – он распрямляет руки и кладет их на столешницу.

Я осматриваю кухню в поисках полотенца или перчаток, чтобы достать из духовки горячий противень. Джон начинает натянуто и надменно хихикать. Я смотрю на него и вижу два кухонных полотенца, по одному в каждой его руке.

– Могу я их взять, пожалуйста?

Он приподнимает бровь и ухмыляется мне.

– Конечно, подойди и возьми их, – говорит он в непристойной, отвратительной манере. Я медленно подхожу, и, приблизившись, протягиваю к нему руку. – Ближе, – его голос становится хриплым, а хитрый взгляд еще более отвратительным. Я делаю еще один шаг, и он быстро обвивает руку вокруг моей талии и прижимает ближе к своему телу.

– Пожалуйста, не надо, – прошу я, и паника завладевает всеми моими чувствами.

– Я люблю, когда шлюхи, вроде тебя, умоляют меня, – он облизывает часть моего лица. Я хныкаю и пытаюсь вырваться из его захвата, но он крепче прижимает меня к своему телу и омерзительной эрекции. – Не могу дождаться, когда попробую на вкус твою сладкую горошинку. Я собираюсь сделать тебе больно, а затем заставлю кровоточить.

Желчь поднимается к моему горлу, его слова пугают меня. Я попала в ситуацию, где нужно либо драться, либо бежать, и я на автомате начинаю кричать и резко поднимаю колено, чтобы ударить его в пах. Он отпускает меня, сгибаясь от боли, но так же быстро, как отпустил меня, он выпрямляется и бросается ко мне.

Хватая меня за горло, он поднимает другую руку и бьет меня. Я кричу от боли, когда его сильная рука касается моего лица, и еще раз, когда он бьет меня по другой щеке.

– Сука, – кричит он на меня.

В этот момент весь воздух болезненно покидает мои легкие. Моя грудь горит, и я не могу сделать вдох.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – я слышу, как кричит Трент.

Джон отпускает меня, и я прячусь за Трента. Защищая, он выставляет руку между мной и Джоном.

– Он… он… – я отчаянно пытаюсь сделать вдох. Я нагибаюсь и упираюсь руками в колени, чтобы не потерять сознание и не упасть в обморок.

– Маленькая стерва напала на меня, – спокойно говорит Джон, держась за свой пах. – Она пнула меня по яйцам без причины.

– Это неправда, – кричу я, – он схватил меня и сказал, что собирается сделать мне больно и заставить кровоточить, – хрипя, я все еще пытаюсь успокоить свое испуганное тело. – Он схватил меня, – я пытаюсь скрыться от зверя.

– Лживая сука. Я пригласил тебя в свой дом, и вот как ты отплатила мне?

– Вы жестокий садист. Я не трогала вас до тех пор, пока вы не схватили меня и не отпускали.

– Зачем ты врешь, Лили? Почему? Ты флиртовала со мной с того самого дня, когда встретила меня.

– Ты действительно флиртовала с ним, – говорит Трент, когда поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

– Нет. Он мне даже не нравится. Он мне противен, – кричу я.

– Ты будешь уважительно относиться к Джону, Лили. Ты в его доме, и ты чертов гость. Не позорь меня, – предупреждает Трент.

Не могу в это поверить. Теперь я должна благодарить его за то, что он на меня нападает.

– Нет, – выпрямляюсь я. – Я не буду уважать его. И не оставлю это. Он схватил меня.

Тогда Трент делает то, что и всегда. Он бьет меня туда же, куда меня ударил Джон.

– Ты неблагодарная тварь, – он оборачивает руку вокруг моего плеча и тащит через комнату, где все сидят и таращатся на нас.

Выражение лица Терри злое, смешанное с презрением, она самодовольно наблюдает за тем, как Трент тащит меня.

– Подождите, – протестует Лина и бежит ко мне. Она крепко-крепко обнимает меня и шепчет: – Мне так жаль, что тебя познакомили с этими монстрами, – она крепче обнимает меня, не желая отпускать.

Трент оттаскивает меня от нее, и она просто стоит, выглядя лишь оболочкой. Несчастная женщина, скорбящая по утрате того, что когда-то было для нее самым драгоценным подарком.

Трент тащит меня к машине, запихивая на пассажирское сидение, а сам садится на место водителя.

– Я не могу поверить, что ты устроила там такую сцену. Ты – чертово позорище, – он выезжает на дорогу как сумасшедший, сильно превышая скорость. – Клянусь Богом, Лили, я повидал достаточно твоего дерьма. С меня хватит, ты слышишь меня? – он хватает мою руку и сжимает ее так сильно, как только может.

Я молча плачу и смотрю на размытые пейзажи за окном.

– Иисус, Лили. Я думал, что сказал тебе не предлагать себя Джону. Почему каждый раз, когда вы рядом, ты флиртуешь с ним? – Трент затихает, и я не уверена, ждет ли он ответа. – Ради Бога, скажи мне, почему?! – кричит он и бьет меня по ноге.

– Он мне никогда не нравился, – кротко отвечаю я. – Я говорила тебе, что он пугает меня, и сегодня он сказал, что хочет…

– Перестань врать. Ты говоришь, как безнадежная шлюха. Он сказал, что ты предлагала ему себя.

– Я не предлагала, – смотрю, как сердится Трент, от ярости его лицо покраснело.

– Я должен верить какой-то шлюхе, которая, вероятно, спала неизвестно со сколькими еще до меня. Мой отец и Джон были правы насчет тебя, я хотел тебя, подобно собаке, которая всегда приводит домой бездомных животных. Я собираюсь стать врачом, Лили. Я не могу беспокоиться о том, что делает моя жена, пока вкалываю в больнице.

– Я не шлюха! И никогда не была ни с кем, кроме тебя.

Его правая рука медленно сжимается в кулак, ноздри раздуваются, а глаза широко открываются от ярости:

– Что, черт возьми, ты только что сказала? – его голос очень низкий и сдержанный. И это пугает меня даже больше, чем его действия. – Я спросил, что, черт возьми, ты только что сказала? – повторяет он еще более опаснее.

Моя кожа покрывается мурашками от его дикого и ужасного тона. Я хочу открыть дверь и выпрыгнуть из машины, независимо от того, что он превышает скорость.

– Я не шлюха, Трент. Ты знаешь это, потому что я ни с кем не была до тебя. И, конечно же, не была ни с кем во время нашего брака.

– Что это должно означать, Лили? Что я тебе изменяю?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь от него. Где-то, глубоко в душе, я подозреваю, что так и есть, но также знаю, что девушка, подобная мне, не заслуживает больше, чем он дает мне.

– Ты неблагодарная, эгоистичная сука, – говорит он. Я не поворачиваюсь к нему, потому что знаю, что он разозлится еще больше, если увидит мои слезы.

Поездка длится вечность, и я с трудом справляюсь с напряженностью, заполнившей машину. Много раз я замечаю, как Трент сжимает кулак, а через некоторое время разжимает его. Я остаюсь тихой, зная, что любые мои слова только разожгут напряженную обстановку между нами и создадут невыносимую ситуацию.

Когда мы, наконец, приезжаем, Трент останавливается у входа. Я расстегиваю свой ремень безопасности и выхожу.

– Вот, – говорит он и протягивает мне ключи от входной двери.

– Что это? – спрашиваю я, глядя на его протянутую руку.

– Я ухожу и не вернусь до завтра.

– Что? – спрашиваю я, озадаченная ситуацией.

– Мне нужно время вдали от тебя, Лили. Если я останусь здесь сегодня вечером, я боюсь, что могу причинить тебе боль, или еще хуже – убить тебя. Не жди меня.

– Но у меня нет денег, чтобы утром доехать на работу.

– Тебе нужно сбросить несколько килограммов. Тебе лучше пройтись, – он уезжает и оставляет меня стоять ошарашенной.

Поднявшись в квартиру по лестнице, я открываю дверь и делаю глубокий вдох. Сегодня День Благодарения, и я одна, застряла в квартире, которая не приносит мне никакого счастья или радости. Когда-то были дни, когда я улыбалась. Так вот, те дни ушли.

Я сажусь на старый диван, снимаю обувь и замечаю небольшую дырку в подошве правого ботинка. Это единственная обувь, которая у меня есть, и я хожу в ней везде, включая работу. Трент говорит, что мы не можем позволить себе новые вещи, и я должна носить их до тех пор, пока не сотрутся подошвы, тогда мы сможем их заменить.

Я достаю свой телефон и пишу Тренту сообщение:

«В моем ботинке дырка в подошве. Не мог бы ты привезти мне немного денег, чтобы я смогла пойти и купить себе новую пару завтра перед работой?»

Я жду ответа от Трента. Вижу, что он прочитал сообщение, но не отвечает. Включив телевизор, переключаю каналы, но меня ничего не заинтересовывает. Хотела бы я, чтобы у меня все еще был мой экземпляр «Сурового испытания», в нем я всегда могла затеряться, полностью погрузившись в жизнь героев. Но однажды Трент его выбросил, сказав, что книга отнимает слишком много моего времени.

Я встаю, иду в крошечную ванную комнату, решив, что принятие ванны поможет мне расслабиться. Пока вода набирается, я иду в нашу спальню и раздеваюсь. Когда заканчиваю, гудит сигнал о приходе сообщения.

«Подложи туда картон. Когда износится второй ботинок, я найду денег и куплю тебе другую пару обуви».

Он хочет, чтобы я пошла пешком на работу, и завтра наверняка будет дождь, а в моем ботинке дырка. Поэтому я отвечаю:

«Завтра будет дождь. У меня ноги промокнут к тому времени, когда я приду на работу».

Практически мгновенно он пишет:

«Тогда тебе нужно взять с собой дополнительную пару носков. Нет — значит, нет. Сейчас я выключаю свой телефон. Не беспокой меня больше».

Я кладу телефон и иду к единственному утешению, что у меня есть. Я погружаюсь в ванную, позволяя теплой воде окутать меня. Расслабляясь в ванной, я начинаю задумываться о многих вещах. Мне двадцать пять лет, и у меня нет личности. Я не знаю, кто я, и даже не знаю, что я должна делать. У меня нет любви. Нет любви к жизни или к Тренту, и даже к себе. Так Бог доказывает мне, что я бесполезна?