Текст книги "Рефорсажъ (СИ)"

Автор книги: Марамак Квотчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Подъезд 2, – тупо прочитал табличку на двери Сурик, – У меня такое чувство, что выковыряли дом откуда-то из новых посёлков, и сюда вкорячили.

– Так, это впень, – тявкнула Фелиса, и выдернула провода из электрозамка двери, – Вон трубой подопри.

Жилые помещение действительно напоминали дом, потому как все перегородки были не просто металлические, а заложенные толстым слоем изоляции. По подоконникам выходило, что толщина стены достигает чуть не метра. Многолисие располагалось компактно, заняв едва ли четверть из наличных помещений рядом друг с другом, чтобы в случае чего бегать недалеко. Небольшие комнаты, не имевшие в окнах стёкол, отдавали некоторой затхлостью ввиду долгого неиспользования – в основном из-за куч старых листьев, нападавших с растущих в ящиках лиственников. Ящики, как и зелень во дворе, поливалась и удобрялась автоматически, а вот убирать мусорок предстояло лично. Кроме того, лисо разместились все в одной стороне двора, так чтобы звук из одной комнаты не попадал в другую, а на противоположной оставляли место под всякое. Фелиса было схватилась искать совок и веник, но Сурик поцокал языком и мягко, но твёрдо усадил её за комп.

– Тебе пока что есть чем заняться, так что не выматывай.

– Как раз прямо сейчас мне таки нечем заняться, – поправила она.

– Тогда подрыхни, – безаппеляционно показал на койку трёххвостый, – Позже покажешь как чего, так что может и я буду ковыряться, а пока будь добра, коли назвалась.

Фелиса поняла, что спорить бесполезно, так что лизнула большеухого лиса в нос, пошла в санузел вымыть мордочку и завалилась вздремнуть. Надо заметить, что койки тут стояли далеко не такие, как в постоялых дворах – а гораздо менее удобные. Если ещё и лежак будет располагать дрыхнуть круглые сутки, то будет явный перебор. Лиса постелила на койку покрывало, прихваченное из дома, и положила под голову такое же, свёрнутое валиком, чего ей хватало выше ушей. Пушнина само собой позволяла дрыхнуть и при куда более низких температурах, а в отсеке держалось семнадцать градусов. Она ожидала постоянно слышать скрежет совка и звук веника, так что не услышав оных, быстро отключилась и проспала часок.

Включившись, Фелиса обнаружила, что безнадёжно опоздала – растительное фуфло было убрано, всякие подлапные вещи типа посуды и залежей сушёного мяса трясошагов – разложены по полочкам в прямом смысле, а на столе стояла сковородка с тефтелями. Сурик при этом далеко не в убитом виде ковырялся в замке двери, который подклинивало. Лиса слегка прижала уши, но делать было нечего – пришлось переползать за стол и кормиться.

– Я тебе это припомню! – пробубнила она с набитым ртом в адрес Сурика.

– Испугался аж жуть, – фыркнул тот.

На самом-то деле испугаться этого он ещё как мог. Впрочем, Фелиса быстро забыла об этом, увидав основной прибор – эвм. Собственно точнее было тявкнуть, что это пульт от ЭВМ, так как сами вычислители находились по всему кораблю, составляя единую систему. Как бы то ни было, на столе имелся экран, второй экран поменьше, третий совсем маленький, три клавиатурные доски и курсорный манипулятор, или курсыш – обычный расширенный набор. Дома правда таким никто не пользовался, но привыкнуть несложно, так как дело в количественном расширении каналов информации. Кроме того, тут же, между двумя местами для операторов, стоял так называемый самовар – он мог как кипятить чай, так и работать в качестве синтезатора кислородного компота, взбивая впенистую массу буквально из ничего. Под столешницей были полки для бумаги – потому как несмотря ни на что, делать выкладки и рисовать схемы все предпочитали на бумажках, а также пульт лапного переключения каналов связи с дубовым пакетным переключателем вместо тонкой электроники. Чтобы такой проглючил, требовалось ударить его топором, причём сильно и много раз.

– Ну как тут вообще? – осведомилась Фелиса, не в силах оторваться от экрана.

– Да нормально, – пожал плечами Сурик, – Только вот в подвале... ну на том этаже, который ниже двора, там воды по колено.

– Да ну?

– Это уж как-нибудь мы осилим, – заверил трёххвостый.

– Ну, может быть и осилите.

Помимо него, в жилблоке было ещё четыре "лишних" носа, так что было кому подсобить при надобности. Фелиса же провалилась в тактик-экран, как медведь в прорубь, и мало что слышала вокруг. Две "иголки" третьей группы вернулись от солнца и маневрировали для стыковки с остальными. Все пять "иголок" четвёртой группы были состыкованы между собой и с базкором, так что связка выглядела как целый букет игловидных кораблей. Мукрот занимался приёмом ресов в модуль автофабрики ложных целей, так как ресурсер тоже успел вернуться и выгрузиться. При помощи тэ лиса могла всё это видеть как будто из окна и с любого расстояния и ракурса, которые отрисовывались ЭВМ по запросу. При этом многое приукрашивалось, чтобы быть вообще видимым, типа следов выхлопа за кораблями и бликов света на корпусах – на самом деле глаз этого не воспринимал; также машина не рисовала абсолютно чёрных космических теней, чтобы не искажать картину.

– Во, Фелла! – тявкнул Нен, увидев что Фелла на линии, – Тут лисо никак не могут забросить топлива кусок в модульный слот. Покажешь класс?

– Попробую, – честно тявкнула лиса.

Топлива кусок был заморожен и весил около трёхсот тысяч тонн. Сдвигать его было возможно только гравитационным полем, потому как слишком хрупок для зацепления. Создавать же поле предстояло силовыми установками "иголок", на что они и рассчитывались изначально. При этом куски следовало запихать в пустые модульные слоты иголок четвёртой группы – сделать сие без опыта было нельзя, да и с опытом непросто. Рам и Офла, которые пытались выполнить этот иллюзион, столкнулись с возникновением крутящего момента, в результате чего кусок оказался раскручен вокруг хитро поставленной оси и теперь поблёскивал ледяными боками, как огромная мороженка.

Хотя куда проще было схватиться за управление самой, Фелиса знала, что теперь её главная задача – натаскивать других лисо. Так что она только дала несколько подсказок, чтобы те справились сами. Само собой, никакой мозг не мог на ходу просчитать физику движения такого тела, потому как это выходило за рамки естественных задач – на планете нет невесомости и вакуума. Задача сводилась к тому, чтобы годно воспользоваться программами управления гравиполем – или тявкая иначе, объяснить автоматике задачу. Когда это случилось и машина нарисовала правильную траекторию движения, оставалось только нажать "пуск", и громадная льдышка пошла по назначению. Сверху этот запас был прикрыт крышкой, на всякий случай.

В жилблоке этого физически не ощущалось никак, как впрочем и всего остального – даже если корабль воткнулся бы носом в планету, внутри это не проявилось бы. Зато ощущалось мысленно, Фелиса была очень удивлена тому, как разнятся впечатления от одних и тех же операций за компом дома и здесь; у умной лисы это вызвало подозрение в наличии какого-нибудь излучателя эмоций или чего-нибудь в этом роде, но на самом деле так происходило само собой. Пока она зарылась с ушами в тэ – а учитывая размер её ушей, это глубоко – Сурик уже шарился по всему блоку, таскал куски труб и инструмент, чтобы слить болото из "подвала".

– Эй намоточные, гуся вам в ухо!! – тявкал Бублец со двора, – Шланг вон там!

Этот был типичным дворником из новых посёлков, чаще всего тявкал именно так, с кучей усиливающих междометий и восклицательными знаками после слов, зато брался за любую намотень, и что характерно, делал качественно. Ещё две лисы, мотавшиеся балластом, старались шастать мимо него побыстрее, а выслушивая, поджимали лапки и вытаращивали глаза, потому как обе были достаточно дикие. Фелиса впрочем тоже не забывала про дичь, даром что последний раз видела оную часов десять назад; она втихоря вышла из подъезда, сныкалась за угол и подождала, пока лисы подойдут поближе, после чего резко выпрыгнула. Те вжались в стенку, распушив уши и хвосты.

– Лисо, – ласково тявкнула Фелла, – Что вы такие шуганные?

– Мы не шуганные, – соврала серо-синяя, которую кажется звали Аилой.

Однако же они таращились на Фелису совсем не так, как полагается одной лисе на другую. Ясное дело, что те лисо, которые взяли их с собой в поход, тявкнули им, что красноухая – координатор группы. И сделали ошибку, не пояснив толком, что это значит, а без этого заявление могло быть воспринято превратно.

– Ну вообще-то, – тявкнула Каса, поводя ухом, – Этот Буб слишком громко тявкает.

– А наплюйте, – резонно ответила Фелиса, – Хотите, покажу?

Она поозиралась и нашла консервную банку, валявшуюся у стены; хихикая, трёххвостая высунулась из-за угла и запустила банку в Бублеца, попав по хвосту.

– Долбанное ничего!! – завыл тот, – Что это за намотнец?!

Каса и Аила опять поджались, а Фелиса только улыбалась и хихикала. Само собой, увидев это, лис хмыкнул и пошёл дальше раскладывать на площадке трубы.

– Видите? Он же так, по привычке.

На мордочках проявилась работа мысли, а потом и улыбки.

– Благодарим, – учтиво повиляли хвостами лисы.

Сколько ещё подобного придётся сделать, подумала Фелиса, нить моя нить.

В то время как все что-нибудь да делали, хотя бы просто находились или существовали, огромная игольная связка начала движение по рассчитанному курсу, для начала просто разгоняясь в пространстве... на самом деле это было не тоже самое, что набирающая скорость ракета. Корабль менял своё состояние относительно четырёхмерности, и в общем если смотреть с Пролесья, мог стоять на месте до того момента, как перейдёт на сверхсвет. Но обычно разгонялись именно с движением, чтобы отойти подальше от источников тяготения – да и побочные эффекты не такой уж сахар, чтобы стартовать с близкой орбиты. Если имевшие большую тяговооружённость аппараты выходили на сверхсвет за микросекунды, то тяжёлому игольнику для этого требовалось двадцать минут.

Фелиса и Сурик сели на койку, обернувшись со всех сторон хвостами, и глазели на повёрнутый вбок экран, показывавший внешний вид на игольник. Внизу в рамочке отсчитывалось время до перехода на сверхскорость. Лисичка не поленилась найти трёххвостого среди подсобок, чтобы вместе встретить этот момент, и теперь прижималась к пушной тушке, думая о том что без неё это было бы куда как волнительнее. В помещениях теперь стоял низкий, нарастающий гул – на самом деле он создавался специально, просто чтобы не забыть о событии.

– А что, чревато? – хихикнул Сурик.

– Нет, – ответила Фелиса, – Просто при переходе лучше сесть и по крайней мере, не держать на весу открытых банок с нитроглицерином.

– А по... – хотел было уточнить лис, но индикатор показал нуль-нуль.

Само событие происходило мгновенно, так что фиксировались только последствия. Трёххвостым показалось, что по тушкам прошла волна перегрузки – причём сначала по ушам, а потом ниже до самых лап. На секунду в глазах притух свет и пропали звуки, слегка кольнуло в мозгу. На столе подпрыгнули ложки и тарелки, отчётливо звякнув. Фелиса погладила по ушам Сурика и довольно притявкнула. На индикаторе обычной скорости теперь стоял прочерк, а сверхсветовая продолжала увеличиваться от единицы.

И пошёл зябь пахать, молотить ячмень,

Будет долгим долгим долгим твой рабочий день

Но зато ты знаешь каждый винтик в тракторе внутри

Получаешь за работу в месяц тыщи три.

– из песни

– Трясущие белки

Под утро Разбрыляку приснилось, что у него под лапами пух, а в окно тянет сырой прохладцой с хвойным запахом. Проснувшись, грызь обнаружил, что у него под лапами пух, а в окно тянет сырой прохладцой с хвойным запахом. Пух был беличий, от тушки Ельки, и собственно на оной тушке и находился; грызуниха спокойно сурковала, обернувшись огромным хвостом и слегка привалившись к грызю. Сырой воздух был следствием того, что за окном произошла осень, причём довольно поздняя, а хвойный запах принадлежал ёлкам и соснам, постукивавшим ветками по крыше домика. Небо было затянуто серой облачностью, из которой сыпало водяной пылью, так что иногда слышались удары капель. Тускловатый свет не сильно освещал даже помещение, открытое настижь, потому как в большом окне отсутствовали рамы со стёклами, как это всегда бывает в тёплый сезон.

Точно в пух, подумал Разбрыляк, что приснилось то и есть. Он скосил один глаз на белку и порадовался, какая она пушная и рыженькая, хоть ушами мотай, а другим глазом вспырился на песочные часы, перевёрнутые вечером. Часы показывали не особо раннее утро – а на более точное время никто не заморачивался. Собственно что, цокнул себе грызь, почём сегодня перья?... Под ушами забегали трёхэтажные формулы, слыханные вчера в учебнике по ядерной физике. А идите вы пока под пух, хихикнул Раз, разгоняя формулы – с самого утра негоже ибо. Вообще он уже давнище как успел усвоить, что совсем с самого утра негоже что угодно, если только не совсем горит. Чтобы как следует разбрыльнуть мыслью, она должна отстояться, принять форму, и уж потом – рраз!

Где-то вдалеке орала ворона, как оно обычно и бывает в пасмурные осенние дни. Возле самой избы вороны не орали, потому как грызь в этом случае швырялся в них чем под лапу попало и главное убирал кормушку, так что условный рефлекс был выработан. Взять и слопать корм, подумал Разбрыляк, вылезая из сурковательного ящика и стряхивая с пушнины куски мха, коим ящик и был набит. Грызь слегка потёр нос опушёнными лапами, потому как тот подмерзал – возможно, ночью были и заморозки, скоро придётся вставлять рамы в окна. По полу с топотанием пробежала стайка ежей – благо, пол покрывали брёвна со стёсанным верхом, так что он не гремел. В ящике на внешней стене возилась белочь, а в сарае, судя по звуку шлёпающих губ, лось.

Всё ещё сонный Разбрыляк прошёл через тёмную комнату в сени, убрал от двери толщенного кота, обошёл избу и замочил морду в корыте с водой. Тут же словно включился свет – грызь вспушился, отряхнул уши и вспушился контрольно, а затем чуть не бегом закрутился по хузяйству. Сегодня без излишеств, решил он, так что не стал искать моркови лосю, орехов белочи, зерна вороне и так далее – он просто достал мешок комбикорма, насыпал в ведро и распределил всем по мере надобности – сойдёт как для рыбы, так и для птицы.

– Тебе корм! И тебе корм! – только и доносилось поцокивание из разных углов, – Всем корм!

Подумав, грызь поставил на печку вариться репу, помыв оные овощи и поместив их в чугунок, а себе насыпал в миску из того же мешка и схрумал с немалым удовольствием пару горстей. Название было довольно точное, потому как комбикорм был комбинирован и подходил для любого, кто мог его прожевать. Там так и указывалось на упаковке – "для проглатывания". Это вплане того, что был ещё "для растворения".

После того, как организмы были накормлены, Разбрыляк сунулся в окно и убедился, что белушка пока дрыхнет – само собой, поднимать её не было никакой надобности и тем более желания. Грызь вынул из-под решета тот самый учебник, вздохнул и снова произвёл самовынос мозга. Впрочем, это вынос не приносил особой хвостоболи, а вот удовлетворение результатом было настолько наморду, что сомневаться не приходилось – это в пух. Дело в том, что ни от Раза, ни от Ельки никто не требовал этих самых знаний – никто, кроме них самих. А с бумажной книжкой да, более в пух, чем с экрана, подумал в очередной раз грызь, шурша страницами. У грызей давнище как обилие информации в цифровом виде и бумажные книги совмещались просто – в любом мало-мальском посёлке имелся киоск "ЛюбПечать", что означало не иначе как "любая печать". Автомат за пару минут пухячил книжку из файла на бумагу и приклеивал обложку, на всякий случай.

К удаче, сжечь пареную репу не так-то просто, поэтому Елька проснулась раньше, чем это свершилось. Грызуниха вспушилась, вылезла из сурящика и снова вспушилась, после чего пошла умываться в то же самое корыто, что и согрызун. Корыто было основательное, выдолбленное лично из большого бревна и оттого довольно кривое и неподъёмного веса – зато. Сняв с печки чугунок, белка вывалила варёные овощи на стол и пошарила по закромам в поисках орехов. Среднего размера – "тридцать вторые" – были в наличии, так что скоро попали под резцы. Елька делала точно также, как и любая белочь – лапой вставляла орех на место и хрумала с оглушительным треском.

– О, впух, – оторвался от пинания ума Разбрыляк, – Бельчона.

– Да уж пухову тучу лет, как бельчона, – улыбнулась она, гладя уши грызя, – Сразу схватился?

– Не совсем сразу, – показал на репу грызь, – Тебе цокнуть?

– Цокни.

Разбрыляк цокнул, вкратце, про поляризацию нейтринных волн, проходящих определённые типы кристаллической решётки вещества... в общем уже можно было завялить уши, а дальше к тому же начиналось количественное описание этой погрызени формулами. Сдесь главным было не пытаться представлять себе нейтринное излучение наглядно, потому как это невозможно, а напирать именно на математику. В общем, если постараться, понять суть процесса оказывалось не так уж и сложно. Пугало только то, что этот процесс, о котором писались многотомные доклады, являлся лишь маленьким ньюансом в одной из технологических операций, и хуже того, похоже что на всё остальное не имел никакого заметного влияния.

Елька и Разбрыляк на две пуши трясли в операторах Ёлки, и не просто какой-нибудь там, стоящей в лесу, а "Цоола", огромного корабля с пристыкованным к нему заводом. В задачи конкретной Ёлки входила сборка завода из поставленных комплектующих и отладка оного. Поскольку белки уважали вникать в те процессы, что происходили у них на ушах, они и закопались с изучением самых различных дисциплин, дабы шарить. Просто операторов, которые могли управлять процессами в рамках всех запрограммированных выходов из нормы, было хоть отбавляй, но мало кто мог цокнуть про нейтрино и кристальную решётку. Ну и собственно ещё меньше тех, кто мог цокнуть понятно.

Следует отметить – и оно отмечалось неоднократно! – что ядерная физика и плывущий в пространстве "Цоол" размером с хороший полуостров никак не шли в разрез со старой избой, в которой обитали белки, и уж тем более с окружающим её Лесом. Это звучало несколько аморфно, но на самом деле именно Лес, посредством своих разумных белок, и создал могучие Ёлки и прочие штучки, которым недолго и порадоваться. Любейший грызь всегда чувствовал свою неразрывную, как кусок кварк-глюонной плазмы, связь с Лесом – в широком смысле конечно, потому как грызям были в пух и поля, и реки, и горы, и моря. Если когда-то им было проблематично пройти собственными лапами всю планету, то теперь грызи знали её всю, от суровых полярных льдов до кишащих цветастой жизнью экваториальных джунглей – где бывали лично, а что видели на экранах и в описаниях на страницах.

Низкая серая облачность не вызывала у белок никаких отрицательных эмоций – напротив, они порадовались, увидеть оную, как впрочем порадуются и тому, что она исчезнет. Облака напоминали овечью шерсть – из таких если только еле-еле сыпала пыль или снежок, а когда они становились похожи на волчий бок – тут уже жди конкретного дождя. Летом грызи мокли без зазрения совести, но поздней осенью это могло быть мимо пуха, так что за этим смотрели.

Неслушая на похолодание в атмосфере, грызи пользовались для утепления всё той же пушниной, что и всю жизнь, а из одежды эксплуатировали только шорты, равные во все стороны, большей частью по причине наличия на них карманов, совсем без коих не в пух. Благодаря межзвёздному сообщению они знали, что есть и такие разумные, у которых есть карманы в собственном организме – сумчатые, и также хомякообразные с их защёчными мешками, заменяющими два баула. У грызей таких бонусов не имелось, да и кроме того, они привыкли немного прикрывать пух – в частности, как цокали, чтобы не путать с белочью.

Как обычно, согрызуны сели лопать репу на мощное крыльцо, пырючись на затянутый туманной дымкой лес, нынче тёмный и сонный, а из комнаты бубнило радио, пущенное через ЭВМ, потому как кроме компа, в доме вообще никакой электроники не существовало.

– ...ЦокСовет южного округа Крыжина голосовал, голосовал, да не выголосовал, – сообщал диктор, – По поводу строительства на ближней орбите второй хроногенераторной станции. Главным аргументом скептиков по прежнему остаются весьма мутные и неоднозначные результаты работы первой станции. Эту погрызень вынуждены признать сами авторы предложений, которые после цоцо обещались провести прочищение вопроса и составить чёткий рапорт собранию пушей...

Елька хихикнула, потом хихикнул Разбрыляк, а через пол-минуты оба прокатились по смеху. Они не понаслышке знали о "хроносфере", которая уже лет двадцать как была смонтирована в системе Крыжин. Таковая представляла из себя сферический планетоид диаметром сорок килошагов, полностью погружаемый в поле ускорения времени. Как правило, прорва именно времени требовалась для того, что как следует издумать мысли и проделать всякие научные мероприятия с объектом изучения – станция времени давала такую возможность выше ушей. В то, пардон за каламбур, время, как для наружней Вселенной проходило десять дней, внутри хроносферы проходил год. И не потому что там рвали весь отрывной календарь за десять дней, естественно, а потому что могучие механизмы станции меняли течение времени, ускоряя его в тридцать два раза.

Согрызуны же знали об этом вслуху того, что на хроностанции работала их дочь Фира с её согрызуном Бултышем и ещё целой компанией менее знакомых грызей. Можно было даже цокнуть больше, из-за того что она работала там не первый раз, её разница в возрасте с родителями составляла уже пять лет и продолжала сокращаться. Рано или поздно разница начала бы и увеличиваться, только теперь дочь будет старше их... Это напрягало голову, привыкшую к неизменности течения времени, но так как никакейших косяков сие не доставляло, а бельчона была очень рада своей возне, то и проблем никаких в этом не слышалось.

Покормив все наличные организмы в радиусе досягаемости, в том числе свои собственные, грызи уселись за утренний сеанс бдения, включив ЭВМ. На тактик-экране можно было осмотреть "Цоол" подробно – да собственно, никак по другому его и не осмотришь. Пятикилошаговая Ёлка из семи секций, каждая шире предыдущей, венчала разлапистое сооружение из отдельных блоков и повторяющихся конструкций – тот самый завод, выпускавший так называемые "дроссели" для силовых установок. Внешние поверхности всего объекта освещались далёким солнцем и сигнальными огнями, а в углублениях стояла темень, хоть ухо выколи; сходство с ёлкой усугублялось тем, что вокруг хвойного дерева, как насекомые, сновали десятки ботов и кораблей самых различных размеров. Это были как транспортники, осуществлявшие внешние перевозки, так и перемещение из отсека в отсек через вакуум, если так удобнее. Вдоль всех бортов с обеих сторон тянулись жидкие, но заметные облака газового конденсата, каковой образовывался от работы моторов на одном месте.

– Вторая линия – сбой! Отсек калибровки – сбой! Логистика – сбой! – не скрывая удовлетворения, цокнул Разбрыляк.

Елька только катнулась по смеху. Она знала, что согрызун терпеть не может проверять то, что и так работает, и с удовольствием исправляет косяки, если они имеются – а тут их вылезло достаточно, хотя и не больше среднего показателя. Не сбоили только системы основной Ёлки, давно выверенные и поставленные в автоматический режим "так держать", каковой был самым стабильным из возможных. Зато недавно собранный завод Разбрыляка радовал, если так можно выцокнуться, с завидной регулярностью. По обычному графику, с этой погрызенью возились до двухсот суток – вместе с временем, затраченным на непосредственно сборку. Можно было раз в пять быстрее, но грызи не спешили.

– Ахъ, какая погодка, – потянулась Елька, щёлкая курсышем, – Забиться бы в мох и сурячить, как пух знает кто.

– Да ладно, – цокнул Раз, – Вчера что было?

– День, – припомнила белка, поводя ушами, – Ну да, дрыхла почти постоянно.

– Постояннейше! – уточнил Разбрыляк.

– Ну, зато аудио выслушала, – хихикнула она, – Дор Кушаша, взял там нацокал про то, как наши в ядро галактики летали запиливать косяки.

– Нацокал? – хмыкнул грызь, – Мне казалосиха, Кушаша это вообще не грызь.

– Это мриф. Но так как в мрифлячьем йа не сильна, пришлосиха выслушивать в переводе на беличий.

– Ну и как там?

– Да вполне в пух, – заверила Елька.

– А про Пэ, которое производство, было?

– Ещё как было, там же развернули миростройку – ну так, небольшую, зато подлапными средствами, и затеяли кой-какую оригинальную возню с этим самым Пэ.

– О, тогда это в пух, – церемонно цокнул Разбрыляк, – Наверняка потом выслушаю.

У них обоих была эта привычка, всё время быть в том же самом песке, что и согрызун. Следует прицокнуть, что это было не особенно удивительно, если учесть, что грызи познакомились в нулевом классе школы, и с тех пор никакое прогрызище не могло их растянуть в разные стороны. Пожалуй самое длинное, когда они расставались – это во время прохождения службы в Армии, каковая им не показалась мёдом в основном именно из-за этого. В остальном Разбрыляк и Елька были настолько дружны и похожи, что грызи удивлялись, узнав что они не родные брат и сестра.

Само собой похожесть лежала глубоко под пухом, но и снаружи не скрывалась – оба грызя были рыжие с переходом в серое на лапах и хвостах, а к самому брюху шерсть становилась белой, темнея к загривку. У обоих имелись большущие пуховые кисти на раковинах ушей, которыми они без зазрения совести мотали и трясли. Ну и само собой, если цокать о белках, то каждая таковая оснащалась хвостом, в распушённом состоянии каковой по объёму равнялся остальной тушке.

Произведя же утреннее перецокивание, грызи углубились в возню, щёлкая курсерами и кнопками на клавиатурах. Их не смущал ни начавшийся дождь, отчего струйки воды стали стучать в подставленные под капель вёдра, ни шарахавшийся по комнате гусак, ни с того ни с сего объявивший своё тело в густом лесу. Они зачастую даже не заделывали дырок в покрытии из камышовой соломы, потому как капель придавала жилищу большую естественность – к зиме правда лучше забить их, потому как морозы в этих краях зачастую довольно лютые. Впринципе, грызи со своей пуховой шкурой могли потерпеть, но тогда всё время уходило на то, чтобы согреваться, а это было мимо пуха, потому как грызи хотели разбрыливать мыслями.

Возни, вопреки предвкушениям Раза, оказалосиха не так уж много; шли всё те же самые давнище известные "Р-ситуации", или "ретродоксы". Этим вычурным термином обозначались такие процессы, при попытке просчёта которых математическими средствами получалось бесконечное увеличение количества необходимых операций. Вычислители, которыми оснащались Ёлки и "Цоол" в частности, были весьма недурной производительности, но ясное дело, что бесконечное количество операций неподъёмно для любого вычислителя в полной независимости от его параметров. При этом на обычный слух эти волшебные примеры казались мало того что ничем не отличающимися от других, так ещё и простыми до смеха.

– Ну вот, выслушай ушами! – цокал Разбрыляк, – Прозвонка силовых линий в блоке уплотнения, надо вычислить поправки на неоднородность материала по полученным данным. Громоздко, но при желании хоть на счётах можно посчитать. И что? Четыре минуты полёта в бесконечность, потом сброс задачи по признакам ретродокса.

– Эт пухня, – хмыкнула Елька, задумчиво кусавшая карандаш, – Ты попробуй заново запусти.

– Пробовал, этот не исчезает. Сейчас спишу все параметры для истории и переделаю задачу влапную.

– Это в пух, курсант, – хихикнула белка.

– Сто пухов, что в пух, курсантиха, – ответно хихикнул грызь.

– Да, а что там вчера Ратыш цокал, этот грызун-хвост? – вспомнила Елька, – Он обещал кинуть ссылку на эт-самое.

– Потом послушаю, – отмахнулся Раз.

Ратыш, с которым в частности грызи постоянно играли в симулятор боевых действий, давеча ввалил в базу данных новые единицы, каковые многими были восприняты как плоды фантазии. Грызь же уцокивался, что писал модели не сам, а получил из базы оборонщиков, а те в свою очередь утверждали, что модель выполнена по реальным образцам. Цоканье шло о снаряде противокосмической обороны с достаточным экранированием, чтобы его было практически невозможно засечь при сканировании планеты. Следует уцокнуть, что наземная ПКО была средством самым последним, потому как головным вариантом обороны являлось не пропускать врага не то что к планете, а в звёздную систему на расстояние в пару миллиардов килошагов. Любая грызунячья планета сначала получала звёздные защитные станции, а только потом становилась обитаемой – ибо, как известно, бережёного хвост бережёт.

Наличие ПКО предполагало, что противник не настолько отморожен, чтобы уничтожать планеты целиком, и оттого будет проводить операцию по захвату оной. Это подразумевало, что его основные силы, пробившие космическую защиту, тут же уйдут дальше, оставив ковырять планету специализированные силы с небольшим флотом прикрытия. Как правило, никаких наземных войск, кроме инженерных и вспомогательных, не использовалось, потому как сканеры кораблей просвечивали планету насквозь, а лучи – простреливали. Наличие невидимой "ракеты" сильно изменяло ситуацию: после ухода основных сил врага можно ударить по его слабому флоту и выпилить все огневые средства и десантные посудины.

Вообще же, тезис о бережливости и хвосте настолько крепко сидел под беличьими ушами, что военные игры проводились с завидной регулярностью, а многое из того, что делали грызи, имело вторую сторону в плане ликвидации внешней угрозы. "Цоол", как и всякая Ёлка, имел на вооружении собственные силовые установки, каковые могли быть использованы как оружие, и имел приписанный к нему москитный флот для целеуказания и прочих задач. Разбрыляк иногда занимался и тренировками по этой теме, а у Ельки просто времени не хватало, настолько белка трепала прикладные науки – всмысле, науки, прикладные к конкретному производству.

Не меньше внимания грызи уделяли и тому, что происходит вокруг них, и это уже относилось к каждой конкретной особи. Стоило хоть чему-нибудь выйти за пределы пуха и пойти против шерсти, как начиналась лютая тряска вопроса до полного приведения обратно в пух. Основная трудовая деятельность грызей – их тряска в качестве операторов – давала широченные возможности для свободы лап, потому как разбрыливать мыслями можно буквально везде и всегда, да и в случае чего таскать с собой ЭВМ с очками виртуального экрана – не большая хитрость. Вслуху этого, Елька и Раз знали в округе все муравейники, лисьи и барсучьи норы, гнёзда белочи и прочие знаменательные объекты; и не просто знали, но и прислушивали за тем, чтобы там всё было в пух.