Текст книги "Две грани нейробука (СИ)"

Автор книги: Максим Парамохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

   – Ладно, перестань.

   Айрин уже пожалела, что спросила. Мало ей биоробота, он, оказывается, еще и мутант. Совершенный человек, чтоб его. Весь такой сильный, ловкий, умный. Красивый.

   Они вышли на берег ручья у самой границе владений Пирсонов.

   – Ты не устал?

   – Нет, конечно. Запас сил у меня большой, просто я иду медленно, потому что резкие движения могут вызвать внутреннее кровотечение.

   Айрин вздохнула. Зачем постоянно вываливать на нее ворох ненужной информации?

   – Давай просто посидим.

   Они устроились под невысоким дубом, какое-то время Айрин глядела на поле колышущейся на ветру пшеницы, синеющие вдали холмы, пару медленно плывущих по небу облаков.

   Ей вдруг захотелось свою ферму. Жить спокойно и неторопливо далеко от всех. От киберов. Интересно, Джантор согласится? Она искоса глянула – он сидел, тоже глядя в голубую даль.

   – О чем ты думаешь?

   – О деньгах.

   Даже вылей он на Айрин ведро ледяной воды, она бы меньше удивилась.

   – Деньгах?!

   – Да, – спокойно кивнул Джантор. – Я тут размышлял о том, что делал вместе с Вэем. Вообще о сути преступности. Смотри, деньги являются свидетельством того, что человек работает, внес вклад в общее благосостояние, а потому имеет приоритетное право на получение материальных благ. Но, если другой человек эти деньги отберет или украдет, он сможет что-то на них купить, хотя сам ничего полезного не сделал. То есть результат прямо противоположный тому, какой требуется. По-моему, деньги очень несовершенный инструмент, и вам надо придумать что-то другое. Ты как считаешь?

   – Не знаю, – Айрин отвернулась, чтобы не видеть его лицо.

   – В чем дело? – Джантор попытался заглянуть ей в глаза, и Айрин еще больше отвернулась. – Ты как будто недовольна или расстроена.

   – Может быть, и расстроена, – она обернулась так резко, что он отпрянул. – У вас же нет денег, они для тебя ничто. Почему ты все время о них думаешь? Почему нельзя думать о чем-то другом?

   На секунду Джантор опешил.

   – Я думаю не только о деньгах. Еще я хочу понять причины столь сильного культа насилия, жестокости, попыток доминирования наряду с...

   – Да, да, я поняла, ты много о чем думаешь. Обо всем, кроме меня, – она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.

   – Почему, я и о тебе думаю.

   Айрин замерла.

   – Да? И что же ты думаешь?

   – Ты замечательная и добрая девушка. Гораздо лучше, чем ваше общество в целом. Знаешь, – Джантор секунду помедлил, – я хочу взять тебя с собой. В ФИОМС. Уверен, тебе там понравится. И у тебя тоже будет нейробук.

   Она почти обрадовалась, но последняя фраза все перечеркнула.

   – Что ты заладил со своим нейробуком. Куда не ткнись, везде твой проклятый компьютер. Неужели ты совсем не можешь без него жить. Хоть на пять минут отключить?

   – Ну, вообще-то отключение нейробука действительно не предусмотрено. Наоборот, его разрабатывали с расчетом на гарантированную пожизненную работу в любых условиях. Да и зачем? Он дает тысячи разнообразных возможностей.

   – Разумеется, нам до вас далеко, – она снова отвернулась. Внутри бурлили злость и горечь.

   Зачем постоянно тыкать Айрин носом в их убогость?

   Да, он крутой. Боксирует лучше любого парня из школы дяди Майкла. Хранит в голове больше книг, чем все библиотеки Оклахомы. Не пошевелив и пальцем, умеет взломать управление любой техникой, взять под контроль компьютер, автомобиль, здание. Не чувствует боли и усталости.

   Рядом с ним Айрин казалась бесконечно маленькой, слабой и глупой. Никчемной пустышкой. Наверное, именно так и воспринимают людей другие киберы. И внутри жило ощущение, что она видела лишь малую часть способностей нейробука. Сколько еще возможностей скрыто в проклятой машине?

   Она поднялась.

   – Идем, скоро обед.

   – Айрин, извини, если я тебя расстроил, – заговорил Джантор по дороге обратно. – Я не хотел тебя обижать. Просто я не до конца понимаю ваши отношения. К деньгам, между людьми, вот и пытаюсь осмыслить. Ты очень мне дорога.

   От последних слов внутри потеплело.

   – Насколько я тебе дорога?

   Мысленно Айрин тут же обругала себя за дурацкий вопрос. Сейчас, чего доброго, назовет ее цену в долларах. Хотя, у них же в ФИОМСе денег нет. Стало даже интересно, как он ее оценит. В каких единицах. Искоса взглянула, но Джантор шагал молча. Опять думает. Рассчитывает на проклятом нейробуке ее стоимость.

   – Трудно выразить словами, – наконец ответил он. – Но когда Дуглас похитил тебя, угрожал... На мгновение захотелось его убить.

   Айрин не знала, что сказать. Здесь жизнь человека стоит недорого. Но Джантор. Для него убийство как табу. Распространяющееся даже на тех, кто пытается убить его.

   Видимо, она и впрямь что-то для него значит. Айрин коснулась его ладони, и он с готовностью взял ее руку в свою. В его пальцах ощущалась сила, и в то же время нежность. Предназначенная ей. Сжимавшая сердце боль испарилась, идти стало легче. Она ему небезразлична, а это главное.

   С каждым днем он двигался все быстрее, увереннее. Дядя, до сих пор большую часть времени проводивший с Пирсонами, стал вечерами беседовать с Джантором. При появлении Айрин оба замолкали, но из услышанных обрывков она поняла, что Майкл расспрашивает о киберах. Их способностях, технике.

   Может, дядя решил, что пора дать им отпор?

   Для себя Айрин твердо решила вступить в Сопротивление. Да, Генри сказал, что пользы от нее мало. Но Джантор круче любого кибера или хакера, и если Айрин его приведет, уже за одно это они обязаны ее взять.

   Наконец Майкл сказал, что пора возвращаться. Джип оставили у Пирсонов, киберы могли узнать про машину и искать ее. Фермер довез их до Блеквела, где, как сказал дядя, поможет другой знакомый.

   Им оказался Пауль, молодой парень среднего роста, обладатель зеленого "Доджа".

   – Как обстановка в городе? – спросил Майкл.

   – Переполох был колоссальный. По всему Эдмонту тотальная облава, другие районы тоже прошерстили. Киберы ищут тебя, племянницу. Хватали всех, как-то с вами связанных. Но в основном ищут вашего друга. Говорят, он фиомсянин, – Пауль в очередной раз с интересом оглядел Джантора.

   – Фиомсянин? – дядя усмехнулся. – И ты веришь в подобные байки?

   – Не знаю, – Пауль пожал плечами. – Помню, пацаном мой приятель Тони утверждал, что у них в доме живет настоящий фиомсянин. Один раз даже водил нас показывать.

   – И?

   – И ничего. Привел, а там какой-то грязный заросший старик.

   – А что он говорил? Или делал? – в голосе Майкла звучала такая скука, будто ему совсем безразлично. Айрин и не догадывалась, что дядя настолько хороший актер.

   – Ничего. Лежал на кровати с балдеющей рожей. Тони сказал, он всегда такой. Уж не знаю, как выглядят настоящие фиомсяне, – Пауль снова оглянулся на Джантора, – но Оденлин больше смахивал на обычного обдолбанного наркомана.

   – Оденлин? – Джантор подался вперед. – Его звали Оденлин?

   – Тони так сказал. Сам старик молчал, он вообще нас не заметил. Я же говорю – обычный нарик под кайфом.

   – А где он жил? – не успокаивался Джантор.

   – На углу 128-й и Саттон-Хилл. А зачем он тебе? Ты правда думаешь, что он фиомсянин?

   – Джантор очень ими интересуется, – вмешался Майкл. – Собирает любую информацию, даже слухи.

   Пауль покачал головой.

   – Лучше забыть. И фиомсян, и собственное имя. Я не помню, чтобы киберы так суетились. Никто не помнит. Не знаю, что вы им сделали, но в Оклахоме давно не было столь масштабных облав.

   Парень довез их почти до города.

   – Мы тут немного подождем, и вечером нас заберут, – объяснил Майкл.

   Айрин удивляли его знакомые, готовые помочь, рискуя собой. Дядю интересовало другое. Едва Пауль уехал, он повернулся к Джантору:

   – Ты знаешь Оденлина?

   – Лично – нет. Но слышал, как одна девушка в банде называла это имя. И тоже говорила, что он фиомсянин.

   – И ты думаешь...

   – Если два незнакомых человека говорят одно и то же, это может оказаться правдой. Я должен найти Оденлина.

   * * *

   Весть о появлении в городе фиомсянина вызвала легкий шок.

   Хаймены из других штатов сюда приезжали. Тот, кто желал вести с Оклахомой бизнес, обязан заранее предупредить о своем появлении и целях, передвигаться в сопровождении кого-то из местных. Тайно прибывали только вражеские агенты, ими занималась контрразведка.

   Но Джантор назвался хайменом из ФИОМСа – территории, отколовшейся от США много лет назад, и прекратившей все контакты с остальным миром.

   Вообще никто не знал, действительно ли он фиомсянин, возможно, это лишь легенда прикрытия. Однако он умел взламывать пароли на доступ к технике, и уже поэтому опасен.

   На поиски Джантора бросили большую часть полиции Оклахома-Сити. Дело контролировал сам губернатор Стилер, и обещал за поимку фиомсянина беспрецедентную награду – повышение на одно звание и 50 часов нейрокайфа. Уже за само выявление чужака Винсент получил целый час фантастического, непревзойденного наслаждения.

   Забыв прежние дела, сотрудники полиции искали фиомсянина. Прочесали весь район, где тот пересел на другой автомобиль, но тщетно.

   Стали отрабатывать связи чужака. Личность мужчины, помогавшего Джантору, установили быстро – Майкл Глейзер, владелец спортзала, школы самообороны и бокса. Девушка оказалась его племянницей, Айрин.

   Но по зарегистрированным адресам их, разумеется, не оказалось. Жена Глейзера тоже успела скрыться. Глава городской полиции генерал Вольфсон приказал арестовать и допросить людей, с Глейзерами контактировавших.

   Хватали всех. Соседей, парней, занимавшихся боксом, персонал автосервиса, где работала девушка. Допрашивали максимально жестко. По выбитым адресам и фамилиям тотчас выезжали боевые группы.

   Стали вырисовываться детали пребывания Джантора в Оклахоме. Он вступил в контакт с одной городской бандой, где состоял еще один Глейзер, Том, ликвидировал прежнего главаря и организовал похищение груза принадлежавших хайменам фур. Один из задержанных бандитов подтвердил, что он зовет себя фиомсянином и умеет взламывать автопилоты.

   Губернатор приказал сменить все коды, увеличил награду за поимку до 60-ти часов нейрокайфа, еще больше подстегнув энтузиазм. За каждого из Глейзеров обещали по пять.

   Никогда прежде полиция не искала столь интенсивно.

   Если раньше Винсент работал по 12 часов в сутки, то теперь все 18. Не высыпался, но воодушевляли мысли об огромной награде. Они рыскали по улицам в составе четверки, возглавляемой лейтенантом Риверсом. Среднего роста, коренастый, отслуживший в полиции более 20-ти лет, он отличался презрением и абсолютной безжалостностью к пустам. Сперва наносил три-четыре удара, потом уже задавал вопрос. Если ответ не нравился – снова бил. Обычно допрос заканчивался, лишь когда человек терял сознание. Тогда Риверс высматривал другого, кто, по его мнению, что-то знал.

   Параллельно полиция отрабатывала другие фиомсянские следы. Уже в первые два дня арестовали всех создателей и активных посетителей сайтов, посвященных ФИОМСу, и поначалу казалась, что детективы напали на след. В последние дни на трех зарегистрировался человек по имени Джантор, писавший, как он сам утверждал, истинную правду о ФИОМСе.

   Но где его найти – авторы сайтов не знали. Не выдерживая жестких допросов, они называли адреса и фамилии, но никаких следов Джантора или других фиомсян там не оказалось. После трех суток избиений на них махнули рукой.

   А по городу расползлись слухи, быстро породив настоящую фиомсоманию. Каждый день в полицию поступало до десятка звонков о виденных в Оклахоме фиомсянах. По таким сообщениям сразу выезжали штурмовые группы.

   На один захват попал и Винсент. Позвонивший в полицию мужчина утверждал, что по соседству с ним живет настоящий фиомсянин. Отряд выехал солидный – два десятка полицейских, плюс два вертолета. Возглавлял лично Траун – капитан не хотел упускать огромную награду.

   Десять хайменов окружили дом, остальные ринулись наверх. Выбили дверь, заняли квартиру. Единственным жителем оказался худой растрепанный мужчина лет пятидесяти.

   – Ты фиомсянин?! – заорал Траун, хватая его за горло. – Признавайся! Говори, где Джантор.

   Задержанный что-то бормотал, мотая головой.

   – Врешь, ублюдок, – капитан ударил его. – Говори, сволочь. Я выбью из тебя правду, – Траун стал бить мужика.

   Винсенту стало неуютно. За последнее время он видел множество таких вот зверских и бессмысленных избиений.

   – Капитан, – окликнул он начальника. – Капитан Траун.

   На секунду тело пронзила жуткая боль. Начальник злился, когда его прерывали.

   – Чего тебе?

   – Он не фиомсянин.

   – Откуда ты знаешь?

   – Я встречался с Джантором, помните?

   – И?

   Винсент на секунду замялся, не зная, что ответить. Внешне Джантор похож на остальных людей, и в то же время совсем другой. Винсент не мог точно сформулировать, чем конкретно. Какая-то особая, непонятная сила и уверенность. Даже в окружении шести полицейских он держался так, словно был хозяином положения. Как оказалось, он действительно все контролировал.

   А этот мужик. Жалкий, трясущийся, зажмуривший глаза в ожидании нового удара. Винсент понял, что надо сказать.

   – Вы сами посмотрите на него, капитан. Какой из него хаймен? Обычный пуст.

   Секунд пять Траун рассматривал свою жертву, затем отшвырнул к стене, и с криком "Никчемные ублюдки" выбежал из квартиры. Выломал дверь в соседнюю, откуда и поступило сообщение о лжефиомсянине.

   Раздались вопли и звуки ударов, перемежаемые руганью.

   Винсент последовал за начальником. Траун бил полного лысого мужика, который безуспешно закрывался, плакал и клялся, что его сосед действительно фиомсянин.

   – Врешь, скотина. Дурить нас вздумал. Грязный ублюдок, – с каждой фразой Траун обрушивал на голову жертвы новый удар.

   – Капитан, – снова окликнул его Винсент, – не стоит тратить времени. Нам надо искать Джантора. За него дают 60 часов нейрокайфа, а этот и пяти минут не стоит.

   На минуту Траун замер, потом взревел, как сирена, отшвырнул мужика и пнул стул с такой силой, что тот разлетелся на куски.

   – Ублюдки. Тупые никчемные ублюдки. Всех бы перестрелял.

   На мгновение Винсент испугался, что капитан незамедлительно исполнит угрозу, но Траун стремительным шагом вышел из квартиры. Остальные последовали за ним. Всю дорогу обратно начальник сыпал ругательства.

   Вернувшись в управление, а одном из углов холла Винсент заметил Лору. Выглядела девушка плохо – растрепанные волосы, осунувшееся лицо, круги под глазами. Впрочем, сейчас все полицейские выглядят аналогично. Он подошел.

   – Как дела?

   – Ужасно. Просто ужасно. Винсент, когда все это кончится? Я так больше не могу, – голос ее дрожал. – Просто не могу.

   – Что не можешь?

   – Работать, – Лора затравлено оглянулась. – Меня поставили на дознание, и мы... – не договорив, девушка опустила глаза. – Ты же знаешь, как проводят дознание.

   Конечно он знал. Предельно жестко. А Лора добрая. Наверное, ей особенно тяжело. Винсент взял ее за руку.

   – Это не твоя вина. Но мы должны найти фиомсянина. Он опасен.

   – Но как мы его найдем? – воскликнула она. – У нас нет никаких нитей. Чем дольше мы ищем, тем дальше уходим. Знаешь, – Лора на какое-то время замолчала, потом снова заговорила: – Сегодня мне поручили допросить девушку. Только потому, что она переписывалась с подружкой парня, чей брат когда-то занимался боксом в школе Глейзера. Эта Сара, она ведь никогда не видела Джантора. Не слышала о Глейзерах. Но я должна была полчаса мучить ее током лишь потому, что так предписывает протокол. Но ведь ты же понимаешь – это бесполезно.

   Винсент понимал.

   Сначала полиция хватала людей, знавших самого Джантора, или его ближайших подручных – Глейзеров. Потом стали брать родственников, друзей и знакомых тех, кто контактировал с фиомсянином. Знакомых этих знакомых. Круг поисков рос по экспоненте.

   За неделю арестовали свыше тысячи человек. Забиты все камеры и даже несколько помещений для техники. Многих, включая Лору, перевели в отдел дознания, и приказали работать предельно жестко.

   Но как не мучай человека, он не сможет рассказать то, чего не знает. Винсента самого коробила неоправданная жестокость, он предпочитал выведывать информацию хитростью. Но когда получен приказ, и он, и Лора обязаны подчиняться, иначе обрушиться боль намного страшнее.

   – Я не могу так, – прошептала девушка. – Понимаешь, – Лора огляделась вокруг, – когда я их допрашиваю, мне их не жалко. Совсем. Они кажутся мне убогими, никчемными, и в какой-то мере раздражают. А потом я жалею. Потом, уже когда допросы заканчиваются. Когда возвращаюсь к себе, я начинаю сознавать, как ужасно поступаю. Как ужасно поступаем мы все. Я не могу спать. Как только закрою глаза – вижу их лица, слышу крики.

   Винсент не знал, что ответить. Лора не годится в дознаватели – слишком добрая. Ему в этом смысле чуть легче. Избиением подозреваемых в основном занимался Риверс, и кулаков не жалел. Задача остальных членов группы – прикрывать лейтенанта. Хотя и в этой роли Винсент чувствовал себя некомфортно.

   От входа донесся шум, группа полицейских притащила очередную партию задержанных, половина уже в крови. Лора отвернулась.

   – Идем, – он обнял девушку за плечи. – Прогуляемся.

   Винсент всегда гордился своей службой, но сейчас ему впервые не хотелось находиться в этом здании. Где его коллеги творили чудовищную, несправедливую и, что хуже всего, бесполезную жестокость. Какое-то время они с Лорой просто шли по улице.

   – Может, опять пообедаем в ресторане, – предложил он.

   Если прошлый раз официант опасливо косился, то теперь они вообще боялись подходить. Лишь когда Винсент поманил столпившийся у служебного входа персонал, они чуть ли не силой вытолкнули молоденькую девушку. Заметно трясясь, она подошла.

   И обстановка сейчас другая. Музыканты не играли, посетители один за другим выходили. Скоро они остались вдвоем. Какое-то время ели молча.

   – Ты видел его, – внезапно сказала Лора, – стоял лицом к лицу. Как думаешь, он действительно фиомсянин?

   Короткая встреча вспоминалась ему часто. И свое невероятное, шокирующее признание Джантор произнес столь спокойным, даже обыденным тоном, что в тот момент Винсент безоговорочно ему поверил.

   – Возможно.

   – А все остальное? Ну, то, что он писал про ФИОМС в Интернете.

   Хаймены не боятся, но фиомсянская правда звучала пугающе. Джантор утверждал, что там 150 миллионов человек, и у всех нейробуки. Даже с вычетом детей получается минимум в тысячу раз больше, чем в Оклахоме. Да что штат, во всей Америке не наберется и двадцатой части. И если один-единственный человек создал столько проблем, что будет, когда они обрушатся всей мощью?

   – Я не о том, – девушка помотала головой. – Он ведь еще писал, что у них нет денег, оружия, войн и насилия. Как ты думаешь, это правда?

   Винсент не знал. Война с пустами, как и вражда с хайменами других штатов, началась задолго до его рождения. Его готовили к ней с малых лет. Учили, что все пусты враги, а чужие хаймены – вдвойне опасны. Война всегда была и будет.

   – Наверное, тут он врет. Ты не согласна? – спросил он, заметив, что девушка отвела глаза.

   – Не знаю, просто, – Лора вздохнула, какое-то время глядела в свою тарелку. – Я смотрела запись той перестрелки. Понимаешь, там погибли девять бандитов, включая Дугласа. Троих расплющил своим джипом Глейзер, еще шестерых застрелил ты.

   Девушка не укоряла, просто констатировала факт, но на секунду Винсент почувствовал себя виноватым. Потом до него дошло.

   – Хочешь сказать – Джантор никого не убил?

   – Нет. Ранил четверых, но никого насмерть.

   – Может, промахнулся?

   – Не знаю, он...– Лора помедлила, – он ведь действует очень эффективно. Смотри, сначала организовал кражи нашего груза, причем транспортная полиция даже не понимала, что происходит. Потом, когда люди Дугласа напали на их базу, Джантор практически в одиночку отразил атаку, никого не убив. Ту девушку, Айрин, он вывел из логова гангстера, опять же лишь ранив двоих. И он явно не пытался убить тебя либо кого-то из тех шестерых. Знаешь, – Лора вздохнула, – мне кажется, он и правда старается действовать так, чтобы никого не убить.

   Внезапно Винсент понял, чем Джантор отличается от остальных. В его глазах совсем нет злобы и ненависти, присущей в Оклахоме почти всем. Пусты боятся и ненавидят хайменов, которые, в свою очередь, презирают и ненавидят пустов.

   Винсент видел ненависть в глазах задержанной воровки, в Айрин, требовавшей от Джантора убить Винсента. В каждом арестованном, в каждом встречном жителе Оклахома-Сити, даже в официантке, только что принесшей им десерт, за страхом пряталась ненависть. А в сердцах Трауна, Риверса и других коллег огнем пылала злоба и презрение к пустам.

   Ошеломленный открытием, Винсент перестал жевать. Врага надо ненавидеть, и на улицах города каждый день шла война. Хаймены против пустов, бандиты против бизнесменов, не желающих платить дань, различные преступные группировки друг с другом. И каждый испытывает ненависть к врагу.

   А теперь он впервые встретил человека, в котором злобы совсем нет. Неужели он действительно прибыл оттуда, где нет войны?

   Джантор хотел поговорить. Утверждал, что в Оклахоме все устроено неправильно.

   Но это невозможно. Губернатор Стилер – умнейший человек, он никогда не ошибается.

   Винсент помотал головой. В памяти всплыли последние дни, бесконечная череда арестованных и избитых людей. Разве так правильно?

   Внутренний голос шептал, что нет. Но губернатор одобрил, а он всегда прав.

   Он чудесный, замечательный человек. Стоило Винсенту лишь подумать о Стилере, и его словно обдала волна приятного тепла. Запустил на нейробуке последнее выступление губернатора, ощущая нарастающий восторг. Каждая фраза, каждое слово звучало невероятно убедительно, в них ощущалась мудрость и глубокий, пусть и не всегда улавливаемый смысл.

   Наверное, в этом все дело. Винсент далеко не так умен, как Стилер, а потому не до конца понимает гениальных планов и задумок губернатора. Который безусловно прав. А раз он прав – значит, Джантор неправ.

   Фиомсянин определенно лжет. Он чужой хаймен, то есть враг. И его надо поймать.

   * * *

   От старого четырехэтажного дома веяло нищетой. Грязный, с облупившейся краской, окна кое-где закрыты фанерой. Сидевший у входа парнишка на вопрос об Оденлине отвернулся, потирая пальцы.

   Джантор вытащил 50 долларов. Парень с готовностью вскочил, провел в небольшую комнату, указал на кровать:

   – Вот Оденлин, – и протянул руку за деньгами.

   Джантор осмотрел жилище, выглядевшее крайне запущено. На полу сантиметровый слой пыли, покосившийся стол с немытой тарелкой, по углам разбегались бесчисленные тараканы.

   Человек, лежащий с закрытыми глазами на кровати, на представителя развитого общества походил менее всего. Скорее местный, причем опустившийся на самое дно. Старый, долговязый, очень худой, с длинными спутанными волосами. В грязной одежде, и разило от него так, будто не мылся месяца три. Краем глаза Джантор заметил, как Айрин скорчила гримасу.

   И со всем этим убожеством контрастировала улыбка Оденлина. Довольная улыбка бесконечно счастливого человека.

   – Оденлин. Оденлин!

   – Бесполезно, – заявил парень. – Надо кричать в самое ухо, либо водой облить. Может и очнется. Принести чайник?

   – Подожди секунду, – остановил его Джантор, и послал сигнал общей тревоги. В ФИОМСе он применялся для оповещения о чрезвычайных ситуациях, приостанавливал действие всех программ и гарантированно достигал сознания.

   Оденлин вздрогнул, очнулся. Джантор отдал парню 50 долларов. Хоть в это и трудно поверить, но перед ними действительно фиомсянин.

   – Что вам надо? Пришли меня забрать? – старик отодвинулся в угол кровати.

   – Нет, просто поговорить. Я Джантор. Это Айрин, она из местных.

   – О чем ты хочешь говорить?

   – О тебе. Как ты попал сюда? И что произошло потом?

   Подобно Джантору, Оденлин попал сюда случайно. Он летел на самолете из Сиэтла в Хьюстон, во время перелета решил поспать. Но когда проснулся, оказалось, что автопилот сбился с курса. И радиостанция самолета вышла из строя, а мощности вживленной антенны не хватало. Когда закончилась энергия в аккумуляторах, пришлось садиться. В пятистах с лишним километрах к северо-востоку от Оклахома-Сити.

   Оденлин двинулся к ФИОМСу, но по дороге заинтересовался местной жизнью. Стал изучать. А потом внезапно обнаружил, что может запускать нейрокайф сколь угодно долго.

   – Сколько угодно?! – удивился Джантор.

   – Да. Ты никогда не задумывался, почему лишь час? Не два, не три, не час-пятнадцать, а ровно один час?

   Джантор задумывался, но мысли о нейрокайфе всегда навевали скуку. Что само по себе странно. Мысли о приятных вещах должны быть приятны, поскольку в мозгу образуются соответствующие ассоциативные связи.

   – Человек с вживленным компьютером способен наслаждаться нейрокайфом бесконечно долго, принципиальных ограничений нет. Они встроены в операционную систему.

   В памяти всплыли тайные программы. Джантор почти забыл о них, увлеченный новым, удивительным и странным миром.

   – И как ты взломал операционку?

   – Никак. Я просто обнаружил, что могу запускать нейрокайф когда угодно и сколько угодно. Сначала наслаждался по два часа, потом три, четыре. Ну и, в общем, – Оденлин обвел глазами свое жилище, – сейчас я отвлекаюсь лишь по физиологическим причинам.

   – А как же все остальное?

   – Ничто другое не способно дать удовольствия, сравнимого с нейрокайфом. Ты сам знаешь.

   Джантор знал. Но сколь бы восхитительным ни было даруемое нейробуком наслаждение, сводить жизнь только к нему нельзя. Внешний вид и жилище Оденлина это наглядно доказывали.

   – А в твоем нейробуке, значит, ограничения остались, – старик не спрашивал, скорее констатировал. – Наверное, так правильнее. Я тут, еще до того, как скатился в это, – он развел руками, – всерьез занялся историей. Оно ведь не случайно. И ограничения, и самоизоляция ФИОМСа, и местное устройство. Если интересно, могу скинуть файлы.

   Информации оказалось слишком много, чтобы прочитать сразу, Джантор записал все в память нейробука.

   – Послушай, Оденлин, так жить нельзя. Это неправильно. Здесь все устроено криво и неправильно. Мы должны это изменить. А потом вернуться в ФИОМС.

   – Зачем? Там лишь час нейрокайфа, здесь хоть 24. Почитай историю, потом решишь, как поступить. А теперь уходите. Каждая минута разговора – это украденная минута наслаждения, – Оденлин откинулся на кровати и закрыл глаза. Спустя пару секунд на губах его появилась блаженная улыбка.

   Джантор посмотрел на растерянную Айрин, затем направился к двери.

   – Ну и запах, – поморщилась девушка, едва они покинули дом. – Он выглядит как последний наркоман. Неужели нейрокайф настолько силен?

   – Сильнее, чем ты можешь представить. Ладно, давай не будем об этом, – добавил он, видя, как Айрин помрачнела.

   – Что думаешь?

   – Очень странная история. Он говорит, вышли из строя и автопилот, и радиостанция. Но для каждого по отдельности вероятность отказа один на 10 миллиардов. Оба сразу? – Джантор помотал головой. – Вероятность настолько мизерна, что ее можно не принимать в расчет.

   Еще одна загадка. Но не приоритетная, сперва надо изучить полученные файлы. По словам Оденлина, там найдутся кое-какие ответы.

   Почти вся история человечества крутилась вокруг денег и насилия. Веками люди развязывали войны, чтобы захватить земли, золото, рабов. Приостановить гонку вооружений заставила лишь угроза тотального ядерного истребления.

   В 21-й век США вступили самой могущественной, самой влиятельной и богатой страной на планете. С наиболее продвинутой наукой, и первые вживленные компьютеры появились именно в Америке.

   Еще очень слабые и примитивные, они уже обеспечивали наиболее ценимую пользователями функцию – удовольствие. Ярче секса, притягательнее наркотиков, сильнее любого другого доступного ощущения, ибо нейробук отправлял импульсы наслаждения напрямую в мозг. Нулевой риск, никаких последствий для здоровья, наконец – бесконечно долго.

   Очень быстро многие владельцы вживленных компьютеров пристрастились к удовольствию настолько, что предпочитали его всему остальному. Забывали прежние хобби, работу, семью и друзей. Наконец, собственные биологические потребности.

   После серии смертей в результате голода и обезвоживания власти обязали разработчиков операционной системы нейробука встраивать ограничения на длительность нейрокайфа. Почти сразу в суды были поданы иски, требующие признать закон противоречащим Конституции. Истцы утверждали, что вживленный компьютер является неотъемлемой частью человека, используемой как для бизнеса, так и частной жизни. А потому всякое вторжение, ограничение или контроль его извне является нарушением базовых прав личности.

   С обеих сторон выступали первоклассные юристы, тяжба затянулась на годы. Но будущее вживленных компьютеров решалось не в судах.

   Ограничения на использование нейрокайфа породили нейкеров – хакеров, создававших утилиты для обхода запретов. Сначала для себя, потом начали распространять среди других владельцев нейробуков.

   Вскоре появились программы еще более опасные. Совмещая импульсы удовольствия с образом конкретного человека, вживленный компьютер порождал у своего владельца невероятно сильную, фанатичную любовь и преданность. Тайно используя такие программы, нейкеры окружали себя толпой обожающих, готовых выполнить любой приказ людей, обладая абсолютной властью.

   В ответ полиция создала подразделения нейрокопов, боровшихся против нелегального использования вживленных компьютеров. По аналогии с наркоманами попавших в нейкерские сети стали именовать кайфоманами. Но нейробук давал гораздо больше, чем просто удовольствие. Это наглядно показала "мясорубка в Брайнет-Хилс".

   Чарли Хокс работал на Министерство обороны, военные использовали уникальные способности нейробука для подготовки более совершенных солдат. А еще Чарли был нейкером.

   Он первый соединил удовольствие с боевой подготовкой. Все приезжавшие в Брайнет-Хилс любители нейрокайфа несколько часов в день обучались единоборствам, стрельбе, тактике. Все занятия подкреплялись импульсами наслаждения, побуждая людей тренироваться с запредельной самоотдачей. К тому времени, когда агенты ФБР раскрыли деятельность Хокса, у него имелось четыре тысячи отлично подготовленных и фанатично преданных бойцов.

   Первая попытка арестовать его, задействовав более сотни полицейских, провалилась. Вторая, для которой собрали почти все полицейские силы штата, закончилась еще большей кровью. И даже брошенная на Брайнет-Хилс дивизия Национальной гвардии потерпела неудачу.