Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Что? – Ее голос в замкнутом пространстве, глотающем звуки, казался таким же неестественным, как его собственный.

– А ты уверена, что вы вошли именно в эту штольню

– Да, – наконец отозвалась Сорейль.

– А потом? Куда вы пошли потом?

– Я не помню, сударь, – пролепетала она.

Она держалась так, будто резко поглупела, – бредущая за ним говорящая тень. Он попытался отогнать подспудное раздражение: девочка и сейчас напугана, а вчера напугалась еще больше, проклятый маркграф со своими прихвостнями выбил из нее всякую способность соображать, а где-то там, в путанице штреков, бродят во тьме две крохотные фигурки…

Он на миг застыл, прислушиваясь. Его собственное тело вдруг стало неожиданно громким: шум крови в ушах, дыхание, пульсы в крупных артериях. Где-то капала вода – неожиданно звонко, но так же равномерно. Больше ничего.

– Может, попробуешь позвать их? – предположил он.

– Что вы, сударь, – она пришла в ужас, – нельзя! Нельзя!

– Почему? – Ее внезапная тупость раздражала его, и было еще что-то, чего он не понимал…

– Услышат… Они услышат.

– Кто? – устало спросил он. – Дети?

– Да нет же, сударь! Вовсе не дети.

– Корры?

Она внезапно бросилась на него, зажав ему рот обеими руками. От неожиданности он чуть не выронил лампу.

– Замолчите! – взвизгнула она острым, как нож, голосом. – Умоляю, замолчите!

Он свободной рукой начал отрывать от лица холодные пальцы; наконец ему удалось освободиться, и он с силой оттолкнул – почти отшвырнул ее.

– С ума сошла?

Она упала, потом, молча всхлипывая, вновь встала на ноги.

Все было не так, как он себе представлял, точно в дурном сне, в котором блуждаешь по темным переходам, неожиданно понимая, что твой спутник – вовсе не твой старинный приятель, а ухмыляющийся подменыш, нечто, принявшее человеческий облик.

Он с трудом подавил желание повернуть назад, пока тьма, напиравшая со всех сторон, окончательно не раздавила ему грудную клетку.

Слева – тьма из тьмы – выплыл вход в боковой штрек. Он остановился, выцарапал стрелу на ближайшей опоре.

– Туда? – спросил он. – Или ты опять не помнишь?

Она не ответила: белое лицо, подсвеченное снизу пламенем фонаря и оттого напоминавшее гипсовую маску. Глаза казались темными провалами.

Если представить себе, в какой панике были тогда Сорейль и ее семья, скорее всего, они метнулись в первый попавшийся штрек: сразу, как только его заметили.

– Ты говорила, у вас была плошка, – обернулся он к ней, – когда она погасла? Где?

– Что? – она вздрогнула. Он и сам напрягся – так резко прозвучал его голос. – Я… не помню.

– Ну, как-то же вы тут передвигались?

«Но она лишь беспомощно захлопала ресницами… точно кукла», – подумалось ему.

Ему вдруг стало страшно. Он оказался в черном зеве горы с чуждым существом, которого совсем не знал: перебросился несколькими фразами, и все. Почему, ну почему он поддался на эту авантюру? Пожалел ее? Как, каким образом ей удалось вызвать у него такую жалость, что он бросил Берга, бросил все, помчался по первому ее зову как сумасшедший?

Наваждение…

– Ладно, – выдавил он сквозь зубы, – попробуем. Он боялся, что потолок штрека окажется еще ниже, чем тут, в штольне, и им придется пробираться чуть не ползком, и заранее пригнулся еще сильнее, но в темном коридоре было неожиданно просторно: он даже смог выпрямиться почти в полный рост. На полу в свете фонаря блестели лужицы воды, вода стекала со стен, оставляя на них ржавые подтеки, и он с ужасом понял, что по обе стороны штрека были еще коридоры – темные норы, ведущие неизвестно куда… вся гора была изрыта норами, точно гигантский муравейник. Звуки здесь разносились неожиданно далеко, отражаясь от стен, – плеск воды, шорох их собственной одежды, треск фитиля в лампе…

– Куда теперь? – спросил он.

– Н… не знаю, – она еле сумела выговорить, так у нее стучали зубы.

«Черт, – подумал он, – она же до смерти напугана. Вот еще напасть на мою голову!» Он с удивлением обнаружил, что никак не может сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как они забрались в шахту, – это он-то, всегда умевший определять время с точностью до нескольких минут!

– Погоди, – сказал он, – мне надо передохнуть. Он поставил лампу на пол, сел, привалившись к сырой стене, и попробовал вдохнуть полной грудью. Вероятно, сейчас уже поздний вечер, быть может, ночь… Берг один в палатке. Он отстегнул поясную сумку и извлек передатчик, даже не давая себе труда скрываться.

Она молча наблюдала за ним, в затравленном взгляде мелькнула тень любопытства.

– Что это?

– Устройство, позволяющее переговариваться на расстоянии, – неохотно пояснил он. – Хочу попробовать связаться со своим другом.

– А… где ваш друг?

– Сейчас, наверное, на пути в Солер.

– Вы хотите сказать, сударь, что он услышит вас… так далеко?..

– Надеюсь…

– Вы – могучий чародей, да? – шепотом спросила она.

– Нет, что ты… Я – нет.

И, немного поразмыслив, добавил:

– Но меня этим устройством… механизмом… снабдили могущественные чародеи. Там, в Терре.

«Сигнал может не пройти через толщу, – подумал он. —Ладно, попробуем…» Он набрал код – это далось ему с трудом, пальцы почему-то дрожали, но и верно – вместо того, чтобы выдать тихий писк знакомых ответных позывных, чертов прибор молчал. Он слышал, как с потолка падают в лужу капли воды – и… и все.

– Он молчит! – показалось ему или действительно в ее голосе проскользнули нотки торжества?

– Должно быть, скалы и впрямь экранируют сигнал, – пробормотал он, скорее себе, чем ей. – Выберемся на поверхность, попробую связаться еще раз.

Тем не менее ему было не по себе: теоретически такое возможно, но практически… передатчик был мощным.

Он убрал крохотное устройство обратно в сумку.

– Ладно, – сказал он вслух, – потом поговорю. Зачем ему, собственно, нужен Берг? Сообщить ему, что он, Леон Калганов, застрял невесть в какой дыре – так Бергу это и так известно.

Он вдруг поймал себя на том, что перестал верить девушке. Может, Айльф прав – действительно ли она забралась сюда с детьми? Действительно ли потеряла их? Да, она так говорила, но что произошло на самом деле? Хотя нет, маркграф тоже рассказывал…

Он уже собрался вставать, когда его рука наткнулась на что-то в груде щебня у стены. Он осторожно потянул предмет в круг света – это был детский башмачок… неуклюже сшитый, как все у них… маленький.

– Это… – он обернулся к Сорейль, – кто-то из твоих потерял?

Она тихонько погладила башмачок пальцами и кивнула. Глаза ее наполнились слезами, но она не плакала – просто смотрела на него.

Потом шепотом произнесла:

– Нужно уходить, сударь. Зря я так. Уже ничего не поможет… Они совсем ушли.

– Почему? – устало сказал он. – Наоборот. Ведь они где-то здесь. Пойдем.

Он взял ее за руку, пальцы у нее были холодные.

– Попробуем пройти чуть дальше. Может, там… Он набрал полную грудь воздуха и крикнул:

– Эй!!!

– Эй, – невыразительно откликнулось эхо.

– Я же говорила вам, сударь, – безнадежно произнесла Сорейль, – не нужно было кричать. Ни к чему это.

– Ну, знаешь… – он совсем ее не понимал, не мог понять.

И тут он услышал музыку.

В ней не было ничего человеческого – странные, непривычные слуху созвучия, но все-таки это была именно музыка, холодная, чистая; точно кристаллы кварца, друзы молочного шпата, в которых каждая грань начинает жить самостоятельной жизнью, если на нее направить пучок света.

– Слышишь? – спросил он.

Она подняла голову, закусив губу и напряженно прислушиваясь.

Потом, в свою очередь, спросила: – Что?

– Эти… эти звуки?

– Вода капает, – неуверенно предположила девушка.

Она стояла, прижимая к груди детский башмачок.

– И все? —Да.

Глядела на него прозрачными глазами, в которых играл отблеск фонаря – две ярко-красные точки. Леон не удивился. Почему-то ожидал чего-то в этом роде.

Он потянул девушку за руку туда, где чужой, медлительный, холодный голос – не понять, инструмент или существо, – вел сложную, как математическое уравнение, мелодию – так могла петь сама гора, будь она одушевлена.

Он пошел на зов, и музыка становилась громче. Штрек оборвался внезапно: они оказались в пещере, размеры которой он ощущал даже в темноте. Он поднял фонарь: своды, с которых правильными рядами, точно органные трубы, свешивались сталактиты, уходили вверх, теряясь во тьме, на полу стояла вода – в черном озере, отражаясь от многочисленных каменных граней, играл свет фонаря; странные фигуры стояли там – по колено в воде, по пояс, и ему потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что это всего-навсего наплывы под сталактитами – столбы, каменные грибы и кургузые деревья. Фигуры с крыльями, с лицами, белые, в белых балахонах – слишком совершенные, чтобы состоять из плоти и крови, слишком человечные, чтобы быть просто игрой природы.

Музыка носилась по залу, взлетала вверх к каменным трубам, плескалась в озере. Потом оборвалась – так же внезапно, как и началась.

Вода капала со сталактитов, разбегалась четкими кругами по озеру, блики играли на лицах нерукотворных скульптур, и оттого казалось, что они гримасничают. Сорейль у него за спиной пронзительно завизжала.

В этом странно гармоничном мире ее визг был таким нестерпимым, что он чуть не ударил ее.

– Ты что?

Она судорожно зажала себе рот обеими руками, потом, овладев собой, с трудом произнесла:

– Скорей! Сударь, нужно бежать отсюда. Это же… Она вновь заткнула себе рот, трясясь от страха.

Он лишь сейчас почувствовал, до чего ему холодно; раньше он этого не замечал. Сырой, могильный, липкий холод заполз за шиворот и сейчас развлекался, трогая его беглыми пальцами. Глаза у девушки стали совсем безумными, свет фонаря дергался и плясал в них: точь-в-точь как в черной воде подземного озера. Она схватила его за полу куртки и отчаянно потянула назад – он оступился и чуть не уронил фонарь.

– Да приди же в себя!

Но она, повернув к нему искаженное страхом лицо, которое вдруг утратило человеческие черты, продолжала обеими руками с неожиданной силой тянуть его к выходу из пещеры. Он сделал неуверенный шаг назад, и она, убедившись, что он поддался на ее уговоры, развернулась и побежала по штреку, слепо ударяясь о стены.

Ему не оставалось ничего, как последовать за ней – он нырнул в темное отверстие… показалось ему или нет, что в подземном зале свет с их уходом не померк, а вспыхнул сильнее, казалось, сам тяжелый, влажный воздух пещеры светится. Музыка возникла вновь – теперь в ней звучало холодное торжество. Он бежал за девушкой по темному коридору, а в спину им несся заливистый детский смех…

* * *

Он и сам не помнил, как они выбрались на поверхность. Сорейль рухнула на землю, трясясь и всхлипывая. Он огляделся. Это был тот самый вход в шахту: на фоне рассветного зеленоватого неба темнели очертания разрушенных бараков, на горизонте зубчатой стеной высился лес.

«Господи, – подумал он, – да ведь уже утро! Сколько же мы там пробыли?»

В голову ему закралось чудовищное подозрение, что они пробыли там не ночь – во всяком случае, не одну ночь, – лет сто, не меньше… и он с трудом отогнал его от себя, увидев, как из тумана выплыла бесформенная масса, которая, приблизившись, распалась на шумно дышащих лошадей и темную фигуру Айльфа.

– Это вы, сударь? – в его голосе слышалась непривычная робость. – А я уж думал, что вы и вовсе не вернетесь…

– Я и сам начал так думать, – пробормотал он сквозь зубы.

– Лучше бы нам убраться отсюда, – рассудительно произнес Айльф, – вы небось устали, но отдохнуть лучше где-нибудь подальше от этой проклятой дыры.

Сорейль, пошатываясь, встала на ноги. Он боялся, что ее придется уговаривать, но она покорно взобралась на спину лошади.

Он откашлялся. Никак не мог сообразить, что же произошло, и оттого чувствовал себя полным идиотом.

– Может… подождем еще? – неуверенно предложил он.

– О, нет, – она вздрогнула. – Нет-нет. Зачем?

– Как – зачем? А… дети? Они ведь наверняка там. Она мягко сказала:

– Им уже ничем не поможешь. И удивленно добавила:

– Разве вы их не видели, сударь? —Что?

– Они же были там… среди остальных… стояли, смотрели на меня.

И печально добавила:

– Они были такие… белые…

«Она сошла с ума, – в ужасе подумал он. – Эта игра света…»

Он покосился на едущего с ними бок о бок Айльфа. Тот хмыкнул, но ничего не сказал.

Она, не обращая внимания на его реакцию, продолжала:

– Наверное, они пока им больше не нужны. Вот и поставили их там… Что поделаешь…

«Точно, сошла с ума. Может, – подумал он, – детишки погибли еще раньше – утонули, свалились в яму… может, еще тогда, в первый раз, у нее на глазах. Вот она и вообразила невесть что. Берг был прав – они совсем другие. Я никогда их не пойму. Я обманулся потому, что до сих пор видел лишь внешнюю сторону – приемы, обряды, празднества… А что под этим скрывается – какая бездна? Что проступает, когда сдернут непроницаемый покров формальных приветствий, ритуальных фраз и вежливых поклонов? Зря я поддался на се уговоры. Зря я вообще взялся за эту работу… я не гожусь для нее. Какой из меня этнограф? Да, Берг… нужно связаться с ним. Он небось беспокоится».

В лиловой предрассветной мгле они молча пересекли скальное ущелье; солнце вставало у них за спиной, заставляя туман, лежащий в низине, вспыхивать желтым и красным, точно где-то в самом сердце клубящегося морока горел скрытый костер.

Сейчас, вдали от мрачного лабиринта штолен, ночные приключения показались Леону нереальными – сон во сне… человек наделен воображением, и возможно, именно это и делает его человеком, но как отличить действительность от вымысла, от наваждения – такого яркого, что его можно принять за действительность? Там, в темноте и давящей тишине тупиков и переходов, среди молчаливых горных пород, не строит ли разум на основе недостаточной информации иллюзорные картины – чтобы потом принять их за достоверные? И что видела Сорейль? Как проверить, чье воображение оказалось ближе к реальности – какой бы невероятной эта реальность ни была?

– Остановимся здесь, сударь? – спросил Айльф.

Он кивнул и натянул повод, придерживая лошадь.

* * *

Берг осторожно покрутил шеей, натертой жестким церемониальным воротником. Ему было слегка не по себе – терранский амбассадор работает в одиночку лишь в исключительных случаях. Быть может, хотя он сам и отказывался себе в этом признаваться, он просто привязался к своему простодушному и несколько восторженному напарнику, единственной живой душе, связывавшей его с далекой Землей – в этом огромном зале, в городе, графстве, да и на всей планете.

В зале было полным-полно народу, но, в отличие от давешнего празднества, здесь царила напряженная тишина. Обычай не велел излишне бурно проявлять свои чувства, и разряженные люди, сгрудившись на фоне не менее пестрых гобеленов, тихонько переговаривались между собой.

Берг стоял далеко не в первом ряду.

«Это и понятно, – говорил он сам себе, – первоначальное любопытство, вызванное появлением в Солере амбассадоров неведомой страны, потихоньку начало угасать; точь-в-точь как пламя сверхновой, неразличимое в закатном свете. Послы неведомой Терры (а следовательно, и сама Терра) оказались людьми достойными, но явно безвредными – от неведомой Терры не исходило угрозы, которая заставила бы, по крайней мере, считаться с ее представителями. Выгод же особых тоже пока не предвиделось – тем более что лордов Солера теперь беспокоили совсем иные, насущные дела… Сам же по себе посол не настолько важная птица, чтобы торчать в первом ряду дворцовых церемоний. Хотя нет, – подумал Берг, – вот этот-то в первых рядах».

В первых рядах располагался посол Ретры Эрмольд, прикрываемый со спины секретарем. «Оно и понятно, – уныло подумал Берг, – Терра-то невесть где, а могущественная Ретра – вот она, на расстоянии нескольких дней пути…»

«Не земля, – подумал Берг, – лоскутное одеяло». Когда-то в Срединных землях было несколько независимых государств, яростно сражавшихся друг с другом за господство на материке. Пока Ганед-Основатель, прекрасный стратег и отважный воин, возвысившись, как это обычно бывает, из какой-то боковой ветви (и то сомнительно) правящей династии, не перерезал тех, кто стоял у него на пути, не сел на трон Западного королевства и, буквально за полтора десятка лет, не прибрал под свою руку все мало-мальски достойные внимания графства. Его наследник, Ганед Второй, Продолжатель, достойно продолжил дело отца, и вскоре все Срединные земли стали одним, единым королевством со столицей в Ретре. Яростные битвы (вот когда были проложены военные дороги) постепенно сменились затишьем, сонной одурью, какой-то из наследников династии еще попробовал было отправить войска на завоевание Восточных побережий, но там, на восточных рубежах империи, творилось черт знает что, войско, так и не встретившее достойного сопротивления, поглотила пустыня, вернулись назад единицы, и никаких новых попыток освоения местной ойкумены больше так и не предпринималось.

А всего три поколения назад Ганед очередной – Утешитель, собрав держателей крупных графств и княжеств, объявил о самонизложении. Страна не нуждается в монаршей власти – заявил он, распустил двор и удалился в монастырь в далеких Соколиных горах, не оставив наследника. Претендентов на трон династии Ганедов не нашлось – все держатели графств и княжеств, крохотных, как земное Монако, видимо, прекрасно чувствовали себя в своих родовых гнездах… Пассионарный импульс нации иссяк… по крайней мере, на какое-то время.

С тех пор Срединные графства держались общим кодексом законов, созданным еще в эпоху Основателя, торговлей и дипломатией – той сложной системой противовесов, которая удерживает стабильность государственных образований не хуже любой сильной руки. И еще династические браки, разумеется, – тут все были со всеми в родстве. Порой два каких-то новоявленных родича создавали альянс против близлежащих земель, порой два княжества объединялись под рукой одного наследника двух правящих родов – картина мира все время менялась и все время оставалась на удивление устойчивой.

Маркграф восседал в своем кресле, величественный и неподвижный, а рядом с ним – леди Герсенда, совсем юная, бледная, темноволосая женщина с опушенными глазами – Берг никак не мог рассмотреть, какого они цвета. Ее тонкие пальцы нервно мяли шелковые складки платья… Она-то чего волнуется, удивился Берг.

Где-то далеко, снаружи, тоненько запела труба, раздался шум шагов – слаженный и сильный, словно в зал продвигался небольшой военный отряд, и в образованном расступившимися людьми коридоре появился лорд Ансард со своими не слишком многочисленными спутниками. Берг узнал Варрена, а остальные, видимо, прибыли в Солер прямиком из Ворлана.

В этом мире мелкорослых туземцев Бергу даже не пришлось слишком вытягивать шею, чтобы через головы придворных разглядеть новоприбывшего. Племянник его светлости оказался сравнительно высоким темноволосым человеком с нервным надменным лицом. Одет он был с подобающей пышностью – его расшитый алыми и золотыми листьями тяжелый плащ не уступал по своей роскоши, а то и превосходил одеяние маркграфа. «Возможно, – подумал Берг, – эта пышность – своего рода психическая атака. Что ему еще остается – без замка, без людей».

Камзол под плащом был сплошь черный, без всяких украшений. Небось траур – племянничек-то овдовел, сообразил Берг.

Ансард четкой, выверенной походкой подошел к трону (никто из его собственной свиты за ним не последовал), склонился на одно колено и положил у ног маркграфа церемониальный короткий меч.

Маркграф (на взгляд Берга, поспешней, чем следовало бы) поднялся со своего кресла и, подойдя к племяннику, приподнял его, обняв за плечи. Меч он вернул Ансарду – нервные сильные пальцы лорда сомкнулись на изукрашенной гарде.

Берг взглянул на Герсенду – она продолжала сидеть неподвижно и лишь под пристальным взглядом супруга сделала два крохотных шага и протянула Ансарду обе руки.

– Мы рады приветствовать вас под своим кровом, милорд, – тихо сказала она.

Ансард выразительно поклонился, прижав ее руки к губам. На секунду все замерло, потом маркграфиня отступила назад, а маркграф жестом поднял с мест музыкантов на хорах.

Толпа в зале разделилась совершенно автоматически – кто-то отхлынул назад, кто-то двинулся к выходу, а меньшая часть потянулась за маркграфом, который, под руку с леди Герсендой, проследовал в обеденную залу.

Берг замешкался лишь на секунду – церемониймейстер, поклонившись ему, жестом пригласил его следовать за маркграфом.

«И где этого чертова Леона носит, – подумал Берг, – ему давно бы пора быть здесь. Быть может, попросить маркграфа выслать поисковый отряд? Но, похоже, его светлости сейчас не до того… И передатчик молчит…»

– Прошу вас, амбассадор Берг, – раздался вежливый голос.

Берг вздрогнул, возвращаясь к действительности, – посол Ретры Эрмольд услужливо подвинулся, указав ему на место рядом с собой.

– Нам следует держаться рядом, знаете ли, – любезно сказал Эрмольд, – мы с вами оба тут чужаки, А где, кстати, ваш молодой друг?

Берг едва удержался, чтобы не ответить «понятия не имею».

– Он следовал в Солер другой дорогой, – устало сказал он. – Не представляю, что его задержало.

– Дороги сейчас опасны, – Эрмольд явно был намерен поддерживать беседу, – бродяги, разбойники… Представьте себе, амбассадор Берг, еще год назад Солер можно было пересечь из конца в конец, ничего не опасаясь… Впрочем, Солер такой маленький, что…

– По сравнению с Ретрой, – любезно подсказал Берг.

– О, да… Наш маленький сосед. Неудачно расположено это графство, вы не находите? А по сравнению с Террой?

– Что? – не понял Берг.

– Ну, насколько велика ваша Терра?

Берг мысленно вздохнул. «Посол» и «осведомитель» – синонимы. Для посла естественно работать еще и осведомителем, так что повышенное любопытство Эрмольда к терранцам совершенно в порядке вещей, ну а ему что делать? Первая Комплексная выбрала Солер после долгих консультаций – естественная граница с морем, из-за которого, якобы, и прибыли терранцы, да еще, не всегда, впрочем, строго соблюдавшийся, принцип начинать с малого, чтобы исподволь подготовить умы к своему присутствию… А там, глядишь, наладим контакты, откроем свои посольства и в Ретре… И в других Срединных графствах… Вернее, так бы оно и случилось, не будь этого космического катаклизма. Ибо другие послы далекой Терры могут прибыть далеко не так скоро, как планировалось первоначально. Они с Леоном могут оказаться в довольно сложном положении, подумал он.

И, словно отвечая на его мысли, Эрмольд заметил:

– Вы выбрали неправильного союзника. Слабого.

– Терра, – холодно возразил Берг, – не нуждается в союзниках. Она и без того достаточно сильна. Терра ищет партнеров, деловых партнеров – как и любое государство, впрочем. Та же Ретра, например. Вы-то тоже тут сидите, за этим столом…

– Значит, вы не собираетесь оказывать Солеру никакой помощи?

«Это, – подумал Берг, – уж слишком». А вслух сказал:

– Помилуйте! Да разве Солер нуждается в помощи, амбассадор Эрмольд?

– Да, – виновато согласился Эрмольд, – да… Я, пожалуй, плохой дипломат…

«Как же, – подумал Берг. – Ты просто думаешь, что это я – плохой дипломат…»

Он взглянул на сиятельных особ, сидевших во главе стола, – Ансард от маркграфа по правую руку, леди Герсенда – по левую…

– Простите мое любопытство, сударь, – вновь заговорил Эрмольд, – насколько в Терре осведомлены об истории Срединных земель?

– В общем и в целом, – неопределенно ответил Берг.

Похоже, как следует поесть ему Эрмольд так и не даст. Впрочем, такие обеды затеваются отнюдь не ради еды…

– Ганед Первый, Основатель, – рассеянно сказал Эрмольд, – принадлежал к благородному, но весьма захудалому роду… Его держание было на окраине Срединных земель.

– Об этом, – отозвался Берг, – мне известно.

– Любопытно, знаете ли… Тогдашний владетель его усыновил – своих детей у него не было. А Ганед доводился ему то ли племянником, то ли двоюродным братом… Леди Герсенда выглядит несколько расстроенной, вам не кажется?

Берг пожал плечами.

– Скажите, – настаивал Эрмольд, – а в Терре есть горы?

– Да, – ответил Берг, – да… разумеется.

– Значит, вам доводилось видеть, как сходит лавина… Она часто начинается с одного-единственного камня, амбассадор… Мир меняется… Он всегда меняется – когда постепенно, а когда стремительно… Вы знаете, скольких казнили в Солере за тяжкие преступления нынешней весной? Столько же, сколько за два последних года. Солер неспокоен, амбассадор. Тут назревает смута.

«Ну и ну! – подумал Берг. – Вот это настоящий дипломат. Статистику преступлений ведет».

– Странными вы подсчетами занимаетесь, сударь мой Эрмольд, – сказал он.

– Бросьте, – резонно возразил Эрмольд, – вы же так не думаете. Все следят за всеми – а то вы сюда прохлаждаться прибыли. Осведомленный всегда выигрывает, а Ретре есть от чего тревожиться – она же рядом… А кому охота нежданно-негаданно заполучить чумной барак у себя под боком. Так что вы поразмыслите, амбассадор Берг… как следует поразмыслите…

– Надо мной, – возразил Берг, – есть свои лорды…

– Так свяжитесь со своими лордами, – мягко посоветовал Эрмольд, – уж не знаю, как там вы с ними связывались. С тех пор, как вы сюда прибыли, из вашей Терры так и не пришел ни один корабль.

«Ах ты, – подумал Берг, – ах ты, осведомленный сукин сын».

– Благодарю вас, амбассадор, сударь мой, – ответил он. – Я подумаю.

* * *

Солнце поднималось все выше, разгоняя туман. Теперь оно повисло над гребнем горной гряды, очерчивая ее контуры. Пахло свежестью, зеленью и медом; над вереском лениво перелетали сонные пчелы.

Айльф развел крохотный костерок – скорее тень костерка – из сухой травы и стеблей вереска, поставил на камни котелок.

– Когда это ты успел так основательно собраться? – устало спросил Леон.

– Я привычный, сударь, – серьезно ответил юноша, – никогда не знаешь, когда придется опять сниматься с места.

Он плеснул в оловянную кружку теплого варева и поднес ее Сорейль.

Она покорно взяла кружку – обеими руками, чтобы не расплескать, – но ничего не сказала.

Леон обеспокоено взглянул на нее – она двигалась и вела себя, как сомнамбула.

– Оставьте ее, сударь, – проследив за его взглядом, тихонько сказал Айльф, – она вроде как не в себе. Так иногда бывает с теми, кто попадает туда…

– Куда?

Он пожал плечами.

– Завтра она уже ничего не будет помнить, помяните мое слово.

Он помолчал.

– Я боялся, что и вы будете не лучше, сударь. Но вы, похоже, и впрямь из другого теста слеплены.

Потом робко добавил:

– А это и вправду вы, сударь? Я хочу сказать…

– Что меня там подменили? – догадался Леон. Почему-то в какой-то момент он и сам испытал странную неуверенность – в самом деле, что отличает человека от копии, от подделки? Воспоминания? Уникальные, присущие только ему одному генетические особенности? Неужто он и вправду он лишь только потому, что уверен в этом? Но вслух сказал:

– На что спорим?

Айльф неопределенно хмыкнул.

– Существуют горные породы, – наставительно произнес Леон, – которые могут выделять особые испарения… ядовитые – смертельно или нет, но они вызывают видения. Морок. Человеку мерещится именно то, что он хочет или боится увидеть.

– Ага, – кивнул юноша, – Гунтр то же самое говорил. Он говорил, что самое простое объяснение, скорее всего, и окажется самым верным.

– Он прав, – согласился Леон.

«Берг идиот, – подумал он, – они – это мы… люди… везде, во всех мирах… Если они мыслят, как люди, и выглядят, как люди, значит, они люди… Вот и еще один Оккам выискался, надо же!»

– Скорее всего, а не всегда, заметьте, сударь. Возможно, есть высшая простота, которой мы просто не в состоянии постигнуть…

– Это, – сказал Леон, – для меня слишком мудрено.

Айльф пожал плечами.

– Не будь эта простота непостижима, мы бы ее уже постигли, разве нет? А сейчас отдохнуть бы надо – я этой ночью глаз не сомкнул, а уж вы и подавно.

…Предоставив Айльфу позаботиться о стоянке, Леон отошел в сторону и включил передатчик. Ответа долго не было, и он начал уже опасаться, что пребывание в горе окончательно вывело прибор из строя. Однако страхи его не оправдались – просто Бергу, когда он почувствовал, как нагревается сигнальный браслет на руке, вероятно, понадобилось время, чтобы под каким-то предлогом остаться одному.

– Леон, – наконец раздался знакомый голос, тихий, как комариный писк, – слава богу!

И совершенно нелогично добавил:

– Где тебя черти носили? Я всю ночь пытался с тобой связаться!

– Передатчик сбоил, вот и все. Ты был прав – ничего мы не нашли. Мы уже возвращаемся.

– Поторапливайся, – коротко велел Берг.

– Что-нибудь случилось?

Молчание – он не видел, как Берг пожал плечами, но отлично представлял себе это.

– Потом всегда что-нибудь случается. Ерунда, но все же… нам нужно держаться вместе, Леон.

– Да мы уж выезжаем…

– Все в порядке?

– Нет, – неуверенно произнес Леон, – не совсем. Странная штука, знаешь…

– Ладно-ладно, – отмахнулся Берг, – зафиксируй, потом разберемся. До связи.

Передатчик отключился.

Леон вернулся к лагерю. Айльф и Сорейль спали, завернувшись в плащи, рядом мягко переступали с моги на ногу стреноженные животные. Солнце поднялось высоко, но он не стал тревожить спутников. Берг велел торопиться, но сначала пусть отдохнут – слишком уж тяжелой выдалась эта ночь.

Он отыскал в сумке таблетки стимулятора, проглотил одну и запил водой из фляги. Усталость притупляет реакцию, а ему нужно иметь ясную голову. Путь до Солера казался безопасным – один раз он уже проделал его, правда, в сопровождении вооруженного отряда, – но сейчас окружающий мир вдруг показался ему издевательски ненадежным; сдерни пестрый покров с верескового поля – и увидишь клубок шевелящихся червей.

«Это всего лишь неясные ощущения, – подумал он, – так дело не пойдет, для того, чтобы разобраться, их надо систематизировать». Он вновь отошел в сторону, подальше от спящих, и включил диктофон.

«Говорит этнограф широкого профиля Л. Калганов.

10 травня 1185 года от сотворения мира по местному летоисчислению.

Суеверия местных жителей построены на сложной системе табу и умалчиваемых, но подразумеваемых понятий. А потому трудно иногда понять – либо за невысказанным скрывается нечто важное, либо данный объект просто не представляет интереса. Впервые я столкнулся с этим, исследуя заброшенный рудник в Мурсианских горах. С ним связаны достаточно противоречивые легенды – что, впрочем, типично для мифологических конструкций такого рода, однако, возможно, какое-то рациональное зерно в этих преданиях имеется. Углубившись в шахту, я не обнаружил никаких артефактов, за исключением непосредственно связанных с заброшенными горнорудными разработками, однако тем не менее отметил наличие странных ощущений, как то: потерю ориентации в пространстве и во времени, зрительные и слуховые галлюцинации… Косвенно психогенная природа наблюдаемых мной явлений подтверждается тем, что у меня и у сопровождающей меня местной жительницы описываемые ощущения не совпадали. Все это заставляет предположить наличие каких-то вредоносных испарений или же прежде незарегистрированного излучения, влияющего на психику. Дополнительным подтверждением неких, пока не изученных процессов в недрах служит и однократно наблюдаемый мною и палеопсихологом Бергом феномен свечения горы. То, что упомянутые физико-химические процессы не были зарегистрированы Первой Комплексной, возможно, связано с тем, что явление не поддается регистрации снаружи: горные породы выполняют роль экрана – в частности, это распространяется и на работу передатчика внутри горы.