Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– И вот вам логичный результат этих загадочных явлений, – продолжал Эрмольд, – Солер собирается просить помощи у Ретры. Терра ведь слишком далеко, чтобы послать сюда корабли с зерном, верно? Но богатая, богатая страна…

Он сочувственно покачал головой и стал пробираться к выходу.

– Что ему нужно? – Берг озабоченно поглядел ему вслед. – Опять что-то вынюхивал?

– Понятия не имею. Но что-то наверняка нужно. Очень неплохо осведомлен, кстати. И неглуп.

– Чего же ты хочешь? Все послы – шпионы, но не все шпионы – послы.

Раздался громкий шорох; маркграфиня проплывала мимо – в движении она напоминала совсем уж причудливую джонку.

– Ах, это вы, молодой человек, – она притормозила и любезно кивнула Леону.

Он поклонился:

– Государыня…

Леди Герсенда обернулась к Сорейль.

– Ступай, милочка. Подожди меня снаружи. – И вновь обратилась к Леону: – Ваш менестрель рассказывал о ваших подвигах. Знаете, я раньше думала, что на рассказы менестрелей полагаться нельзя, но ведь все ваши приключения истинны, не так ли?

Сорейль, опустив глаза, скользнула мимо него, точно серебристая тень.

– Он мог и немного приукрасить истину, ваша светлость… Самую чуточку.

Ее светлость проводила взглядом Сорейль.

– Очень мила, не правда ли? Немножко странная, бедняжка, но очень мила. Что-то в ней есть такое… Я ведь так и не поблагодарила вас – с тех пор, как она мне прислуживает, мне как-то легче на душе. Приятно видеть новое лицо.

«А ведь она несчастлива, – вдруг понял Леон. – Себе не принадлежит… Высокие особы всегда так… Впрочем… Что-то Айльф говорил насчет нее и Ансарда…»

– Я пришлю Айльфа, чтобы он спел вам, – сказал он.

– Будет очень любезно с вашей стороны.

Она вновь милостиво кивнула и проплыла мимо. Проходя мимо Ансарда, на миг задержалась, величественно кивнула ему, он что-то сказал, слов было не слышно, лишь почтительный тон… На ее лице не было улыбки, лишь вежливое внимание.

Леон, надеясь, что не совершил никакой вопиющей грубости, торопливо направился к двери, обогнул высокородную парочку и вышел наружу. Ветер, мягко ударивший его по лицу, принес запах гнили.

Сорейль ждала у входа, прячась от дождя под узким козырьком крыши, – ему вновь показалось, что она вот-вот растворится в наступивших сумерках.

– У тебя все в порядке? – спросил он, мучимый непонятным чувством вины. – Тебя хорошо устроили?

При звуках его голоса она вздрогнула, потом опустила глаза и тихо ответила:

– Благодарю, сударь.

– Если что-нибудь нужно…

– О нет, – ответила она торопливо, – мне ничего не нужно.

И попыталась было ускользнуть назад, в часовню, но он поймал ее за рукав.

– Ты что же, избегаешь меня? Разве я тебя чем-нибудь обидел?

– О, нет…

– Тогда почему?

– Мне надо идти, сударь. Госпожа Герсенда будет недовольна.

– Разве? Мне казалось, она велела тебе подождать здесь.

Она растерянно поглядела на него – в огромных глазах стояли слезы.

– Сорейль!

– Оставьте меня!

Она вырвала руку и метнулась обратно в часовню, недоуменно поглядел ей вслед и покачал головой.

* * *

– Слушай, – недовольно спросил Берг, – чем тебе девчонка не угодила? Зачем ты ее обидел?

– Да не хотел я ее обижать, – Леон досадливо поморщился. – Я не понимаю…

– Ты сплавил ее Герсенде… Дал ясно понять, что она тебе не пара… Теперь-то зачем ее преследовать?

– Я ее не преследую.

– Что ж она убежала вся в слезах?

– Откуда я знаю! Ты пристроил «жучок»?

– Собственноручно приколол на плащ лорду нашему Ансарду. Боюсь только, от этого будет немного пользы. Ансард ничего тут не решает.

– Пока не решает…

– Думаешь, он попробует вертеть дядюшкой через Герсенду? Брось, Леон, он не тянет на интригана. Слишком прямолинеен. Да и чего, собственно, он может добиваться? У Солера никогда не было военной мощи, сейчас тем более.

– И черт нас дернул связаться с нищим Солером. Вот с Ретрой и надо было завязывать контакты… Там и сейчас все спокойно.

– Равновесие сил, милый мой… – назидательно проговорил Берг, – равновесие сил.

Может, аналитики и правы – уж слишком могла обнаглеть и без того могущественная Ретра, заполучив поддержку неведомой Терры.

– Надо полагать, если его светлость все же решит отправиться в Ретру, он и нас с собой прихватит, – заметил Берг. – Мы ведь политический фактор. Послы союзной могущественной державы, личные друзья его светлости.

– То-то он из кожи лез, чтобы меня выручить…

– Забудь. Это всего лишь политика.

Леон поежился. По замку гулял ветер, яркие всадники на гобеленах потускнели, от тканей шел тяжелый дух плесени и мокрой шерсти. И что это они окна не стеклят?

– И как ты себя чувствуешь в роли пугала?

– Нам надо дожить до прибытия Второй Комплексной. Можно и пугалом потрудиться, если надо. Чем плохо, если Орсон будет относиться к нам с должным пиететом? У него, чай, своих шпионов на побережье хватает. Ну что нам может угрожать, Леон?

Ах, как внушительно выглядел причаливший к побережью около рыбацкой деревушки легкий корабль под золотистыми парусами (сплошь маскировка, пластик и синтетика, сборная коробка, неспособная выдержать ни одного серьезного шторма), как величественно сошли по сходням послы, одетые в шелка и бархат (крашеные анилиновыми красителями), как склонилась в поклоне, выстроившись в ряд, команда корабля (отбывающая Первая Комплексная, чья база расположилась на пустынном островке в дельте реки), какие торжественные были у них лица (все исподтишка скалили зубы) и с каким восторгом смотрел на прибывших крохотный дозорный отряд (крохотный, поскольку упомянутое побережье было пусто испокон веку), и Берг, величественно поведя рукой, сказал: «Проводите нас к вашему государю».

– А то, что Ганед-Основатель начинал с горсткой сподвижников… а стал правителем целой империи.

– По-твоему, – нахмурился Берг, – нам надо держаться Ансарда?

– Он именно на это и намекает… Ансард, я имею в ииду. А Эрмольд намекает, что надо держаться Ретры. Мы поставили не на ту лошадь, Берг…

– Погоди, – поморщился Берг, – погоди, не горячись… Ты же верно сказал – мы не связаны вассальной клятвой. Мы вольны выбирать, никто нас за это не осудит. Уж не Терра, во всяком случае. Посмотрим – еще есть время.

– У меня такое чувство, – горько сказал Леон, – что времени совсем нет.

* * *

Айльф проскользнул в дверь так бесшумно, что Леон вздрогнул.

– Что тебе? – недовольно сказал он.

– Сударь, – шепотом сказал юноша, – я хотел, чтобы вы глянули кое на что… Только…

– Да?

– Издали.

– Любопытство тебя погубит, – проворчал Леон, – ну что там еще?

– Это не здесь, – все так же тихо отозвался Айльф, – это в людской…

Леон пожал плечами.

– Ладно, пошли, если хочешь.

Берг, повернувшись к Айльфу спиной, прикрыл ладонью фон.

– Идите-идите, – проворчал он. – Я найду, чем заняться.

В людской было полутемно… как и повсюду… чадил и трещал один-единственный факел, укрепленный на медном кольце. В углу на матрасе спал мальчишка-конюший.

– Ну, и что? – сердито спросил Леон. Пол был холодный – это ощущалось даже сквозь подошвы мягких кожаных сапог.

– Возьмите факел, сударь… – по лицу Айльфа бродили темные тени. – Только не подходите близко.

Почему-то прикрывая рот и нос полой куртки, он подошел к матрасу и перевернул мальчишку на спину. Тот даже не проснулся.

Леон почувствовал, как холод поднимается все выше – теперь мурашки поползли по спине.

– Что? – тоже шепотом спросил он.

– На шее, сударь, – уныло сказал Айльф, – и под мышками… Будете смотреть?

– Нет, – сказал Леон, – не буду. Послушай… Ноги в руки, беги к амбассадору Бергу, скажи ему, Леон велел обработать тебя. Скажи, был у нас такой разговор. И не уходи, пока он не сделает тебе… наговор против заразы. Вообще никуда не уходи, слышишь!

– Леди Герсенда велела прийти попеть ей вечером.

– К леди Герсенде можно. Но учти – ты тут не был. Ничего не видел, ничего не слышал. Ясно?

– Чего тут не понять, сударь.

– Вот и молодец. Ступай.

Леон проводил взглядом своего дурного вестника. «Надеюсь, Берг сообразит вкатить ему антигистаминный препарат – помимо сыворотки… Черт его знает, как они реагируют на чужеродный белок…»

Он подождал еще немного, потом двинулся в покои маркграфа – коридор, лестница, еще коридор. Гвардеец на дверях…

– Доложите его светлости, – сказал он. – Дело срочное.

* * *

– Я ожидал этого, – спокойно произнес маркграф, – но не так быстро… Что побудило вас пойти в людскую, амбассадор Леон?

– Искал своего слугу, – Леон досадливо покачал головой, – а этой твари в людской-то и не было… болтался на кухне, чтоб ему пусто было…

– Он знает? – быстро спросил маркграф.

– Нет, ваша светлость…

Леон хотел сказать, что даже амбассадор Берг не знает, потом передумал.

– Вам не о чем тревожиться – никто ничего не узнает. От нас, во всяком случае.

– Хорошо, – задумчиво проговорил маркграф. – А вы-то сами не боитесь заразиться, мессир Леон?

– Нет, – честно сказал Леон, – лекари Терры – а они великие знахари – предвидели такую возможность.

– Вы заговорены?

– Против мора – да…

– Забавно, – пробормотал маркграф, – а я-то в эти заговоры не верил. Кто стоит на наружной двери? – обратился он к гвардейцу.

– Люди лорда Ансарда, ваша светлость.

– Очень хорошо. Позовите Варрена. А вы погодите минуту, амбассадор.

– Возьмешь двоих, – велел он появившемуся в дверях Варрену, – пусть вынесут это дерьмо за ворота, обольют маслом и сожгут… Потом… сам знаешь… Так что бери кого не жалко.

Варрен молча кивнул.

– И молчи пока. Ясно?

– Ясно, ваша светлость, – коротко ответил Варрен, коротко поклонился и вышел.

– Передайте амбассадору Бергу, что вам обоим предстоит сопровождать меня в Ретру… Выезжаем в полдень. А теперь, мессир Леон, мне нужно побыть одному.

* * *

«Жучок» работал неплохо, только слушать пока было особенно и нечего – плескалась вода в тазу для умывания, Ансард мурлыкал какую-то песенку… Отпустил слугу… Тут стало совсем тихо, тогда Берг и поднял взгляд. Сорейль стояла в дверях – она казалась бы бледным призраком, случайно забредшим сюда из фамильных казематов, если бы не укрепленные по бокам двери факелы, очерчивающие ее силуэт волной жидкого пламени… Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Берг мучительно пытался придумать, что бы такое сказать, чтобы не отпугнуть ее, но не успел – она скользнула в комнату, и точно так же, бесшумно, плавно, соскользнул с ее плеч плащ…

* * *

Сейчас в окне клубилась мокрая тьма, но днем он увидел бы угловую башню, а за ней – бурую взбаламученную реку и раскисшую дорогу… а не зеленые нивы с Дальней кромкой синих гор на горизонте, как из окна своей спальни в Ворлане.

Примас уже сидел в приемной – хрупкий, напряженный, зябко пряча руки в широкие рукава шерстяного балахона.

Слуги в комнате не было – лишь гвардеец, впустивший священника, дежурил у двери, и лорд Ансард сам плеснул себе из стоявшего на решетке жаровни сосуда в тяжелый серебряный кубок.

– Устраивайтесь поудобнее, ваше святейшество, – произнес Ансард, – вина?

Примас покачал головой.

– Я не очень хорошо понимаю, зачем вы меня пригласили.

– Я тут человек новый, – сказал Ансард, усаживаясь в кресло напротив примаса, – посторонний. А государственная политика – дело тонкое… Возможно, я чего-то не понимаю и нуждаюсь в мудрых наставлениях. Кубок в его руке вбирал красноватое пламя жаровни и оттого казался раскаленным.

– Похвальная скромность, – сухо сказал примас, – но почему бы вам не испросить совета у вашего дядюшки, его светлости?

– Ну, всегда имеет смысл знать по меньшей мере две точки зрения…

– Что ж… – неуверенно проговорил примас.

– Вот, например, герцог Орсон… по слухам, не слишком щедрый человек. И говорят, точит зубы на Солер. Пока мы были в силе…

– Может, он и не слишком щедрый, как вы говорите – возразил примас, – но, насколько я знаю, неглупый. Скупость имеет свои положительные стороны – как правило, торговать дешевле, чем воевать.

– Солер слаб. Что стоит герцогу, воспользовавшись моментом, взять его под свою руку?

– И получить голодную провинцию? Смуту и разбой – под самым боком? Тем более что Солер не так уж слаб. Во всяком случае, у него есть союзники…

– Верно, – медленно проговорил Ансард, – терранцы. Эти послы… Странные они, вам не кажется? До меня в Ворлан доходили самые разные слухи.

– Не кажется ли мне? Что именно? – удивился примас.

Ансард помедлил, вертя в руках кубок. Потом неуверенно произнес:

– Скажите… а вы не связываете нынешние… неприятности… с появлением послов? Когда они высадились на берег? В конце зимы? До тех пор Солер процветал…

– Чушь, – устало сказал примас, – кем вы их считаете? Ангелами смерти? Посланцами Темного? Мстителями?

– Это зависит, – заметил Ансард, – от того, кем они являются в действительности.

– Возможно, вам это покажется странным, сударь, – слабо усмехнулся примас, – но я не суеверен.

– Однако кое-какие печальные совпадения имеют место, вы не находите? Этот потоп… голод… Разве вас не тревожит, что люди, не выдержав всех испытаний, могут отвернуться от истинной веры?

Священник моргнул.

– Послушайте, сударь… Я тронут вашим участием, но моя паства – это еще и подданные его светлости. Он отвечает за их тела в той же мере, в коей я – за их души. Почему бы вам не поделиться своими тревогами с ним?

– На его месте я предоставил бы вам широкие полномочия.

– Но вы не на его месте, – сухо заметил примас. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

За окном шумел дождь – словно топот войска на марше. Пламя факела на стене трещало и чадило.

– Когда он был еще ребенком, – голос примаса смягчился, – я обучал его географии и истории. Не могу сказать, что он был блестящим учеником, но справедлив он был уже тогда и умел не поддаваться минутному порыву. Из него должен был получиться хороший правитель. И получился. Разумеется, он может ошибаться – как все мы. И мне жаль, коли он чем-то прогневал Двоих… Если это и впрямь так.

– Мне тоже, – коротко кивнул Ансард, закрывая тему, – и все же я хотел бы больше знать о терранцах. В чем мощь их государства? В оружии?

– Вообще-то они привезли с собой довольно странные вещи, – заметил примас, – частью непонятно, из чего они сделаны, а частью – для чего они нужны…

– А!

– Что поделать, человеческое любопытство – распространенный порок, – вздохнул примас, – и вполне естественный. Но, что бы это ни было, это не оружие. Они мирные люди и переговоры вели дружественные. Никаких угроз…

– Им и нет нужды. Имея за спиной сильную державу…

– Но очень далекую.

– Да. – Лорд Ансард поднялся, и потревоженное пламя метнулось вбок, заставив отпрыгнуть в сторону огромную темную тень. – Очень далекую. Благодарю вас за проявленное терпение, ваше святейшество. Прошу прощения, что отнял у вас время.

– Ничего, – устало ответил священник, – это всего лишь время.

Он тоже поднялся, но вместо того, чтобы направиться к двери, подошел к окну и выглянул наружу. Какое-то время он напряженно вглядывался во тьму, потом отпрянул и устало провел рукой по глазам, вытирая водяную пыль.

– У меня разрывается сердце, – буднично сказал он. – Ибо грядет нечто страшное. Доброй ночи, милорд.

– Да, – медленно отозвался Ансард, – доброй ночи.

* * *

Маркграфиня отложила в сторону вышивание. Слишком сумрачно для этого времени дня, в это время года…

– Мессир Леон говорил, ты умеешь развлекать людей.

– Такова моя профессия, госпожа, – ответил Айльф.

– Раньше порою бывало так весело, – вздохнула леди Герсенда, – особенно весною… В эту пору как раз отцветают деревья… лепестки кружатся на ветру… А теперь идет этот дождь, и сердце гложет тоска. Подай мне плащ, Сорейль. Тот, на меху. Мне холодно.

Девушка неслышной тенью скользнула из угла и, укутав плащом плечи своей госпожи, устроилась на крохотной скамеечке у ее ног.

– Раньше все было по-другому, – задумчиво продолжала леди Герсенда, – жизнь была полна, вечерами мы собирались в парадном зале, менестрели пели… Ты, говорят, учен музыке…

Окна были закрыты ставнями, камин протоплен древесным углем, чтобы прогнать сырость, но светильники горели скудно, и оттого казалось, что комната существует сама по себе, вне чередования дня и ночи.

Айльф вздохнул и, опустившись на одно колено, тронул струны крохотной лютни. Он ненавидел петь на пустой желудок.

– Прекрасная дама, за этот хрустальный фиал, за блеск его чудный и за благовония в нем я отдал торговцу доспехи свои и кинжал, а также в придачу наследный родительский дом; и ныне, как нищий, стою на коленях в пыли… Ах, выйди навстречу и жажду мою утоли.

– К чему благовония, если в саду у меня качаются алые розы, бутоны клоня…

К чему мне, о юноша, тот драгоценный хрусталь – светлее и ярче роса на колючих кустах.

– Прекрасная дама, вот этот парчовый наряд струится, как волны морские, и радует взгляд; я отдал торговцу борзую свою и коня – ах, выйди навстречу и только взгляни на меня!

– Ах, много прекрасней, чем этот парчовый наряд, в моем вертограде бежит со скалы водопад, и радуги в солнечном свете игра мне милей шитья золотого и всех драгоценных камней.

Вышивка упала с колен госпожи Герсенды, но она не заметила этого. «Да она, никак, плачет, – подумал Айльф, – вот уж точно, все бабы с придурью, и эта ничуть не лучше остальных. Не хочет видеть, что вокруг творится, люди вокруг мрут, точно мухи, а чуть ей споешь что-нибудь жалобное, она и пойдет рыдать».

– Прекрасная дама, я продал свой щит и копье, и ныне при мне только бедное сердце мое; никто не польстится на порченый этот товар – снедает его непрестанный и гибельный жар…

– Ах, сколько бы я ни искала в зеленом саду, дороже, чем сердце твое, ничего не найду! Войди же в калитку, где дремлет мой розовый куст и шмель золотистый горячих касается уст…

– Его светлость завтра отправляется в Ретру, – мечтательно проговорила маркграфиня. – Говорят, там красиво… И твои хозяева тоже едут?

– Полагаю, да, сударыня.

– А… лорд Ансард?

– Вам лучше знать, госпожа… Но, думаю, да… его воины теперь при маркграфе, нашем государе. А он при своих воинах.

– Мужчинам, – сказала маркграфиня, – нравится ратное дело.

Точно таким же тоном она бы сказала: «Дети любят играть в игрушки».

– Что поделать, сударыня, – неопределенно отозвался Айльф, – такова уж наша природа.

– Красивые ты поешь песни, – глаза леди Герсенды вновь затуманились, – ты сам их придумываешь? Или слышал где-нибудь?

– Не знаю, сударыня, – Айльф беспомощно пожал плечами. – Они… ну просто существуют, и все.

Леди Герсенда благосклонно кивнула:

– Приятно, что они все еще существуют. Позаботься, чтобы его накормили, не тем, чем кормят в людской. Что-нибудь с господского стола, Сорейль, милочка.

Айльф поклонился как можно ниже. «Что-то она все же в мужчинах понимает», – думал он, бредя вслед за Сорейль в сторону кухни.

* * *

– Где ты, нечисть тебя побери, шляешься? – раздраженно спросил Леон. – Я же велел тебе сидеть здесь…

– Так ее же светлость… – оправдывался Айльф.

– Ладно. Ты ввел ему вакцину, Берг?

– Да, – угрюмо проговорил Берг, – ввел.

– Что ж, – Леон уселся на постель, предоставив Айльфу стягивать с него сапоги, – собирайся, парень, мы завтра едем в Ретру.

– А что мне собираться? – жизнерадостно отозвался Айльф. – Ноги в руки, и…

– Так наши вещи собери. Терранские амбассадоры должны выглядеть пристойно.

– Хлеба небось его светлость надеется прикупить, – заметил парень. – Вот уж герцог потешится вволю. Солер с Мерсией не то чтобы на ножах, но была какая-то давняя распря…

– Что, не продаст герцог Орсон зерно?

– Почему? Продать-то продаст, но поунижаться заставит.

– Ты бывал в Ретры? – спросил Леон.

– И в Ретры. И в самой Ретре.

– На что она похожа? Айльф задумался.

– Ретра? Ну, знатный город. Солеру не чета. А уж дворец – замку его светлости до него… Сам-то я внутри не бывал, понятное дело, но рассказывали – позолота там везде, смальта, даже двор мрамором выстлан… А еще ихний герцог всякие механические игрушки любит – говорят, птички заводные там поют на золотом дереве, а на ветках яблоки из ясписа…

– Ясно, – сказал Леон. Что-то исподтишка грызло его, и он никак не мог понять, с чем связана эта бесформенная, но ощутимая тревога. – Послушай, а как там наша Сорейль?

Айльф покачал головой.

– Госпоже она вроде полюбилась. Из ихних покоев и не выходит. Но она вообще… тихая, держится неприметно.

«Вот оно, – подумал Леон, – я ничего не чувствую… У меня прерывалось дыхание от одного ее вида, а сейчас лишь какое-то странное опустошение, словно… словно ее и не было».

Он заставил себя сказать:

– Ты поговори с дворовыми, чтоб ее не обижали, пока нас не будет.

– Кто же дурочку обидит? – удивился Айльф. – Грех это.

Берг пошевелился, точно хотел что-то сказать, но промолчал.

– Вот и хорошо. Возьми парадные платья, те, шитые золотом, почисть их и уложи. И, не постучавшись, не входи, слышишь?

Оставшись наедине с Бергом, он открыл тяжелый кованый сундук и осторожно провел пальцами по дну в поисках потайного замка. Наконец он нащупал нужный гвоздь – раздался тихий щелчок и снаружи выдвинулась крышка крохотного потайного ящичка. Он запустил руку в образовавшуюся полость.

Прятать вот так драгоценности рискованно – местное ворье в любую щель пролезет, но таскать их с собой еще хуже.

Наконец у него на ладони оказались четыре крупных камня, ограненные правильной розеткой. Свет факелов отражался от граней, разбрасывая по каменному полу, по стенам снопы колючих искр.

– Хватит? – спросил он.

– Надеюсь, – Берг рассеянно поглядел на нетающие кусочки льда, испускающие холодный, чистый свет. – Бриллианты тут в цене, а это – хорошие камни. Половина всей казны его светлости, полагаю. Пусть придворный ювелир их оценит, а мы сдерем с маркграфа, скажем, три процента годовых…

– Не много?

– Меньше – несолидно. А там Терра уж как-нибудь простит ему долг.

– А если они не сторгуются?

– Ну… Что толку беспокоиться раньше времени, Леон. Поглядим…

– Как там Ансард?

– А что – Ансард?

– Но ты ж вроде собирался его прослушать…

– Да он вроде и не говорил ничего, – неохотно проговорил Берг, – так, не по существу…

– Зря мы, выходит, «жучок» сажали?

– Почему ж зря… Вдруг пригодится…

– Ладно, – сказал Леон, – может, и пригодится…

* * *

Ему снилось, что тьма за окном уплотнилась, стала почти материальной – субстанция, нечто вроде старомодного мирового эфира, и эфир этот был насыщен призраками – голосами и расплывчатыми образами, которые, раз появившись, никуда не деваются, никуда не исчезают, а так и продолжают блуждать в сыром воздухе… нужно лишь уметь их разглядеть. А он не умеет. «Это потому, что ты видишь лишь внешнюю сторону», – сказал кто-то. «Простите, – возразил он, – а разве есть что-то еще?» – «Изнанка, – сказал суровый голос, – суть». – «Но суть и изнанка – отнюдь не одно и то же». – «Разве?» – удивился этот кто-то и стал расплываться, пропадать, тьма ползла, точно ожившее покрывало, душила его…

Он проснулся.

Шорох.

– Черт, – произнес Леон, – никак, крыса.

Он был почти рад, что шорох выдернул его из тягучего ночного кошмара, но крыса… Он ненавидел крыс – темное атавистическое чувство, омерзение, выворачивающее желудок наизнанку.

Он откинул подбитое мехом одеяло и осторожно встал, сжимая в руке тяжелый башмак. Уголья на жаровне бросали отблески на пол, на стены, но свет был багровым, муторным. А уж углы комнаты и вовсе тонули во мраке.

Шорох стих. Он аккуратно положил на пол башмак, чувствуя себя полным идиотом, и, подобрав щипцами уголек с жаровни, зажег фитиль масляной лампы. Дрожащий огонек показался ему удивительно ярким.

Это ему, знавшему, что такое электрическое освещение!.. Когда-то…

Он высоко поднял плошку, освещая комнату. В стене что-то блеснуло – мимолетная искра, бледное сверкающее привидение… и это не были глаза крысы.

Он подошел к источнику света. Уже по тому, как тот мигнул, когда светильник в его руке качнулся из стороны в сторону, он понял, что это вовсе не свет – отражение пламени светильника, призрачный хрусталик, непонятно почему вмонтированный в сырой камень.

Подойдя поближе, он потрогал стекляшку пальцами… и не стекло это вовсе… скорее, горный хрусталь или… непонятно. Огранка была, но такая мелкая, что на расстоянии двух шагов поверхность уже казалась гладкой. Вблизи она сверкала и переливалась, как фасеточный глаз насекомого. Украшение? Амулет? Во всяком случае, странная технология.

– Айльф! – крикнул он. Молчание.

– Чертов соня, – пробормотал он и выглянул в прихожую.

Айльф расположился у стенки. Он устроился на брошенном на пол матрасе и натянул на голову одеяло – слегка потерявшая форму мумия, да и только.

Леон опустился на колени и потряс юношу за – предположительно – плечо:

– Эй… проснись. Вынырнула встрепанная голова.

– Что стряслось, сударь? Веши я собрал, не сомневайтесь.

– Какие вещи? – Тут только Леон вспомнил, что поручил Айльфу заняться сборами для завтрашнего путешествия. – Собрал – и ладно. Я хочу, чтобы ты взглянул кое на что.

– А утром нельзя? – зевнул Айльф.

– Можно и утром. Еще раз. Ты ведь все равно проснулся, верно?

Айльф неохотно выполз из-под одеяла.

– Ну что еще, сударь, – пробурчал он.

– Крыса, – сказал Леон. – Там, в моей комнате.

– Ну и ну, сударь! – вытаращил сонные глаза Айльф. – Так прибили бы ее, заразу, и дело с концом!

«Амбассадор-то придурок, – ясно читалось у него на лице, – крысу пришибить не может».

– Пойдем-пойдем, – Леон не отступал.

Они вошли в комнату. Айльф шаркал и ковылял, всячески демонстрируя свое недовольство.

– Возьми плошку, – сказал Леон. – Вон у той стены…

Айльф покорно двинулся к стене, видимо, решив, что с придурком лучше не спорить.

– Будет она тут сидеть, – проворчал он, – вас дожидаться.

Он высоко поднял плошку, поводя ею из стороны в сторону, чтобы лучше осветить углы. Тени от предметов метались по комнате, как десяток гигантских крыс.

– Ну вот, сударь, – проговорил юноша успокаивающе, – она убежала.

– Надо же! – в голосе Леона прозвучало искусственное оживление. – Эй, а это что?

– Где?

– Вот эта блестящая штука.

На миг ему показалось, что Айльф просто не заметит ее – и его охватила странная тоска, словно что-то в этом роде уже было.

– Это? – Айльф смешно, по-птичьи, наклонил голову, рассматривая блестящий предмет. – Глаз Карны.

– Да? А зачем он нужен?

– Ох, сударь, ну, просто украшение. Для красоты. «Нет, он точно решил, что я – идиот».

– Брось, малый. Какое украшение в стене? Ты погляди, стоит лишь отойти на пару шагов, и он почти незаметен!

– А они всегда так, – рассеянно сказал Айльф. Он сонно тер свободной рукой глаза. – Кто знает, почему их раньше в стенки тыкали! Это было еще в такие стародавние времена…

– Теперь их делают?

– Нет, сударь. Видать, утерян секрет. А вам-то эта штука зачем?

– Незачем. Послушай… разбуди амбассадора Берга… – Он представил себе разъяренного Берга, которого Айльф посреди ночи вытаскивает из постели. – Нет, ладно, иди спать. Я сам…

«Нужно бы анализатором», – подумал он. Какая-то странная структура… похоже на горный хрусталь или стекло, но он почему-то чувствовал, что это вовсе не стекло. Какая-то органика? Почему у него такое ощущение, будто эта штука… будто она живая…

Он накинул на плечи куртку и вышел в коридор. Здесь было совсем уж неуютно. Ветер сквозил по верху, залетая в узкие стрельчатые окна, расположенные высоко над головой. В дальнем конце коридора трепетало на ветру пламя одинокого факела – пол и потолок тонули в сумраке, точно в темной воде.

И тут он увидел Сорейль.

Казалось, она возникла ниоткуда – только что коридор был пуст, и вот она, здесь, в колеблющемся свете факела… Застыв у стены, Леон молча смотрел, как она проходит мимо, медленно, плавно; лицо, обычно бледное, сейчас было нежно-розовым, точно лепесток персикового дерева, серые прохладные глаза сияли. Неподвижные, слепые глаза – они смотрели на Леона, не видя его. Молча прошла мимо, ничуть не изменив выражения лица. Плащ, шурша, волочился по каменным плитам.

«Она двигалась, точно механизм, – подумал Леон, – но механизм одушевленный, дышащий и трепетный». Наконец она остановилась и, осторожно приоткрыв дверь, проскользнула внутрь. Плащ медленно сполз с плеч, оставшись лежать у порога, точно пустая оболочка. Сбросив наваждение, Леон двинулся за ней. Он подошел к двери, осторожно отодвинул ногой плащ, но, помедлив, остановился. Дверь, в которую вошла Сорейль, вела в комнату Берга.

Айльф уже спал, вновь превратившись в укутанный с головы до ног человеческий кокон. Леон прошел мимо него в свою комнату, устало вытянулся на постели и заснул. Фитилек в плошке трещал и коптил, пока не прогорел весь и тени медленно не обступили массивную резную кровать.

* * *

Плотное небо висело над холмом, над замком; сочившийся из него свет был не ярче лунного, но без присущей лунному свету холодной ясности. Тяжелый был свет, тусклый…

Во дворе замка шли приготовления к отъезду: хлюпали по грязи, оскальзываясь, лошади, устало переругивались солдаты. «Похоже, – подумал Леон, наблюдая из окна за происходящим, – его светлость намерен отбыть со всей подобающей пышностью; это вам не пикник на Мурсианском озере – человек сто сопровождающих, а то и больше: внушительная делегация».

На душе было муторно. Он никак не мог ухватить причину скрытой тоски – лишь подспудное ощущение надвигающейся угрозы.

В размеренном обустроенном мире на далекой Земле, где не было, да и не могло быть крупных катаклизмов, человек волей-неволей обрел чуткость особого рода, чуткость натянутой струны, отзывающейся на случайные колебания воздуха, на каждое слабое прикосновение, но рвущейся при грубом движении пальцев.

В комнату вошел Берг. Вид у него был вполне благодушный, словно предстоящее путешествие было не более чем досадной, но незначительной помехой…

– Собрался? – спросил он.

Леон кивнул:

– Почти. Спустимся, как только появится его светлость.

Берг, в свою очередь, выглянул в окно, наблюдая за суетой во дворе.

– Похоже, нам с тобой предстоит двигаться в повозке, а не в конном строю…

– Вот и ладно. На таком-то дожде… Почему-то он ощущал усталость – не о чем было разговаривать, а при мысли о предстоящем путешествии он уже не испытывал давешнего радостного предвкушения – лишь раздражение от того, что предстоит шлепать по грязи, продвигаясь к могущественной Ретре – такому же зловонному, перенаселенному городу, как и все здешние города.

Он рассеянно окинул взглядом комнату – сейчас, утром, когда светильники не горели, она казалась еще более темной, чем ночью. Кстати…

– Я нашел кое-какую любопытную штуку. Черт его знает, что такое… Айльф говорит – украшение…

– Значит, украшение, – равнодушно сказал Берг.

– Непонятно только, что оно украшает. Торчит в стене, круглая такая, почти незаметная… странный какой-то материал. Вроде похоже на стекло, но такого стекла они, кажется, и не делают…