Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Не суйся не в свое дело, – отрезал Берг.

– Вы ничего не измените. Нельзя ничего изменить. Вы так ничего и не поняли, сударь. Все, что должно случиться, случается. А на вашей совести будет еще одна смерть, вот и все.

– Лучше пусть умрет один, чем все жители Солера, – сказал Берг.

– Все так говорят, когда хотят сделать какую-нибудь гадость. Солерцы обречены, хоть так, хоть так…

– Посмотрим, – сухо сказал Берг.

– И смотреть нечего.

– Хорошо, – Берг вздернул подбородок, – я тебя не держу. Убирайся.

– Я не при вас состою, – дерзко ответил Айльф, – я состою при мессире Леоне.

– Ах ты…

Айльф повернулся к Леону, поглядел умоляюще…

– Неужто вы тоже помешались, а, мессир Леон? Я так понимаю, что у амбассадора Берга опять любовная горячка, но вы-то…

– Тебя не спросили, – огрызнулся Леон, – не хочешь помочь, хотя бы не мешай. Слышишь?

Айльф пожал плечами.

– Мне-то что, – сказал он. – Сами все увидите. Леон выглянул наружу. За стенкой палатки переминался с ноги на ногу часовой. Почетный караул… или почетный плен. Если они ввяжутся в это безумство, возврата уже не будет.

Он вновь нырнул внутрь.

– Подождем ночи, – прошептал он. Айльф неопределенно хмыкнул.

– Ты не фыркай, – сухо сказал Леон, – ты вот… пока вещички собери. Потом не до того будет.

– И куда ж это мы собрались?

– Спроси чего полегче…

– Некуда нам будет деваться, – зловеще проговорил Айльф, – в Солер не сунься, на месте Фембры вашей яма вот такой глубины, а теперь еще и против Ретры поперли… Вы что ж думаете, его светлость Эрмольд спустит вам эдакое? По лесам будем скитаться, разбойники, сами хуже разбойников…

– Сказано тебе, – прикрикнул Леон, – сумки!

– Ладно-ладно… Айльф тенью скользнул к задней стенке палатки, бесшумно извлек из сундука две кожаные сумки…

Берг, барабаня пальцами по колену, следил за ним с кажущейся рассеянностью.

«Глаз не спускает, – подумал Леон. – Не доверяет. Боится, что заложит нас Эрмольду – незадаром, понятное дело». Сам Леон был почему-то уверен, что Айльф сделает все, что ему скажут, – поворчит, но сделает. И на убийство пойдет, и себя не пожалеет… Непонятно, чем они, чужаки, заслужили такую преданность, да и преданность ли это? На доброго верного слугу парень явно не тянет. Быть может, он блюдет какую-то свою, непонятную Леону, очень тонкую выгоду? Но какая выгода может окупить такой риск – вторую жизнь он уж точно не купит…

«Изведет же Берг себя – небось и этой ночью не спал. Невыносимо знать, что за стенами, на расстоянии полета стрелы мучается от голода и жажды возлюбленная. Тень, – подумал он, – тень, наваждение, но для Берга – единственная, прекраснейшая, незаменимая… Дурень, ах, дурень». Он вздохнул.

– Ты бы пока поспал, Берг, а?

Берг молча повел глазами в сторону Айльфа.

– Он меня караулит, – охотно пояснил юноша, – думает, я сбегу.

– Он не сбежит, – сказал Леон. Берг поджал губы.

– Ладно, – сказал он наконец, – сам за ним и присматривай, если ты такой доверчивый.

– Присмотрю-присмотрю, – кивнул Леон, – отдыхай. Когда еще удастся.

Берг прикрыл глаза. Умение расслабляться, присущее тренированному агенту Корпуса, сослужило ему службу даже сейчас – уже через несколько минут дыхание его замедлилось, стало ровным. Леон с завистью наблюдал за ним.

– Вы тоже поспите, сударь, – тут же предложил Айльф, – сами знаете – никуда я не денусь…

– Да уж знаю, – проворчал Леон.

Он вытянулся на походной койке, закинул руки за голову и какое-то время лежал так, уставившись в низкий потолок. Потом тоже заснул. Ему снился Менделеев. в профессорской мантии, грозивший могучим волосатым кулаком. Великий химик явно не одобрял их предприятия – Леону было нечем крыть; он и сам чувствовал гложущую безнадежную тоску, не отпускающую даже во сне. Лишить человека жизни защищаясь, в схватке – одно дело, но хладнокровно планировать убийство из-за угла… Убийство беззащитного… Да, разумеется, они с Бергом постараются избежать лишних жертв. Но и одной смерти хватит за глаза – что бы там ни случилось, как бы дальше ни повернулось, он уже не будет прежним…

* * *

Светильник прогорел и погас, за стенами палатки простиралась чужая ночь, источая запахи мокрой земли, свежей травы и конского навоза, – звезд не было видно, хотя небо и оставалось чистым, их неверный (свет забивали отблески горящих тут и там костров; у {огня двигались темные тени, всхрапывали лошади у коновязи, порою до палатки долетал чей-то грубый смех, (резкие возгласы.

«До утра они окончательно не утихомирятся, – подумал Леон, – но больше ждать нельзя».

– Можно начинать, – сказал он. – А то скоро светать начнет. Ночи сейчас короткие. Берг, в напряженной позе сидевший на койке, тут же вскочил.

– Давай, – выдохнул, – как собирались…

– А я? – с интересом спросил Айльф. – Мне-то чего делать?

– Не подворачиваться под руку.

Айльф вновь что-то проворчал себе под нос, но препираться не стал – забился в угол палатки, превратившись в невидимку, как это умел только он.

Леон помолчал немного, потом кивнул Бергу и выбежал наружу, откинув тяжелый полог. Часовой – уже другой, свежий – тут же вскочил; должно быть, он коротал время, вполглаза придремывая у подветренной стены… Но сейчас он был сама бдительность – ноги чуть согнуты в коленях, руки напряжены, арбалет на взводе…

Ишь ты, вздохнул Леон, старается… А вслух выкрикнул, отрывисто и тревожно:

– Скорее! Лекаря! Амбассадор Берг…

Тот не двинулся с места. Даже с ноги на ногу не переступил. «Хорошо проинструктировали», – подумал Леон…

– Упал и не шевелится, – торопливо продолжал Леон. – Должно быть, это чума… Умоляю, позовите лекаря.

– Не велено оставлять пост, – неуверенно ответил часовой.

– Да вы сами поглядите…

– Ну-у…

Наконец часовой решился. Пропустив Леона вперед, он вошел в палатку и настороженно склонился над неподвижно лежащим в полумраке телом.

– Ку-ку! – сказал Берг, и в это время Леон, резко повернувшись, ударил часового ребром ладони по шее. Тот захрипел и упал.

– Прибил? – спросил Берг, поднимаясь.

Леон приложил палец к пульсирующей яремной вене.

– Не насмерть… Веревку!

Берг приблизился, держа моток веревки на растопыренных ладонях, ощущая себя при этом дурак дураком. Вязать человека ему было явно в новинку.

– Давайте я, сударь, – предложил Айльф, – уж мои-то узлы он не распутает. Он быстро и на удивление ловко связал часового и, завязав ему рот полотенцем, оттащил в угол палатки. – Еще неизвестно, когда он оклемается, – деловито сказал он, – пусть покуда полежит… – Ладно, – сказал Леон, – пошли.

Они выскользнули из палатки, миновали коновязи полевую кухню и направились к обозу, который темной громадой высился на фоне звездного неба. – Так какая, ты сказал, повозка? – спросил Леон. – Вон та, – уверенно указал Айльф. – Точно? – Куда уж точней. Мэтр Каннабис, тот в своей палатке спит, а этот в повозке, порошки да тигли сторожит. И потише, сударь. Уж очень вы шумите. Самому Леону казалось, что он двигается бесшумно, как ночная тень. Он осторожно приподнялся и, отодвинув уголок полога, заглянул внутрь. На полке горела, оплывая, одинокая свеча, бросая неверный свет на страшные хирургические инструменты, разложенные на столике, на колбы мутного стекла, на глиняные плошки и кувшины, в которых прело какое-то варево. Все это, вместе с брошенным на пол матрасом, свидетельствовало о том, что тут и впрямь жил помощник ' лекаря, но теперь кровать была пуста.

– Ну что? – шепотом спросил Берг, когда Леон, опустив полог, молча взглянул на него. – Его там нет. – Нет? – Берг подозрительно взглянул на Леона. – Берг, я понятия не имею, где он. Быть может, его вызвали к больному? Во всяком случае, мы можем пошарить у него в хозяйстве.

И он нырнул внутрь.

– Он скоро вернется, сударь, – предостерег Айльф, – свечу, вон, не задул… Небось отлить пошел.

– Ясно, – из глубины повозки голос Леона прозвучал неожиданно глухо. – Укройтесь вон там. Как войдет, хватайте…

Он торопливо осмотрел тесное, провонявшее химикалиями помещение – неуклюжий, но вполне действующий дистиллятор, перегонный куб, фильтры из древесного угля… Из трубки в плошку капала какая-то едкая, маслянистая, пахнущая серой жидкость, на дне кургузой колбы тускло блестел металлический осадок, а из накрытого горшка ударило такой вонью, что он непроизвольно отшатнулся. Гомункулюсов он тут, что ли, пытается выводить?

«Порох, – подумал он, – порох…» Пороха не было нигде. На дне фарфоровой ступки чернели крупицы растертого в порошок угля, на столе рассыпались желтые кристаллики серы… Но этим все и ограничивалось.

Он вновь высунулся наружу.

– Нашел? – шепотом спросил Берг.

– Нет… Погоди…

Огромный сундук громоздился в углу – Леон сбил впопыхах подвернувшимся медным пестиком тяжелый замок, откинул окованную железом крышку.

Почему-то чучело совы, кошачьи шкурки, какой-то неопрятный волосатый комок величиной с кулак – наверняка безоаров камень, кроличья лапка, высохшее жабье тельце; все омерзительные ингредиенты вонючих целительных составов и приворотных зелий…

Бочонок должен быть или кожаный мешок… Эх, если б тот дождь не прекратился – никакого толку бы тогда не было от изобретения помощника мэтра Каннабиса…

Он все еще сосредоточенно рылся в грудах хлама, нетерпеливо расшвыривая подвернувшиеся под руку тряпки и горшки, когда за полотняной стенкой раздался чей-то возмущенный голос:

– Эй! Что ты тут…

Алхимик нырнул в повозку и схватил Леона за плечо – он, видно, был так возмущен, увидев хозяйничающего в его святая святых чужака, что даже не успел испугаться.

Леон вывернулся, взяв в захват тщедушное тело. Костоправ отчаянно извивался, вытаращив глаза, пытаясь укусить зажавшую рот ладонь. Что там Берг медлит? Он выпрыгнул наружу, по-прежнему мертвой хваткой сжимая свою жертву, бьющуюся, точно вытащенная на сушу рыба. Айльфа и след простыл – похоже, парню, невзирая на весь присущий ему цинизм, это их нынешнее предприятие действительно глубоко претило, но Берг был здесь – он перехватил алхимика за ноги и поволок его в растущие поблизости заросли ивняка. Леон автоматически последовал за ними, поддерживая алхимика за плечи. Тот наконец исхитрился укусить его в руку… Леон морщился от боли, чувствуя себя при этом последним дураком.

Почему они его тащат? Зачем? Нужно было сразу…

– Нашел порох? – пропыхтел Берг.

Леон молча покачал головой.

– Ты плохо искал…

– Хорошо я искал… Берг, послушай…

Он чувствовал, что надолго его не хватит – ощущение бьющегося под руками беспомощного тела было невыносимо. Либо нужно кончать беднягу сейчас, либо отпустить…

– Погоди… Пусть он скажет…

Берг деловито извлек кинжал и упер его острием в худую напрягшуюся шею.

– Где он? Куда ты спрятал взрывчатый порошок?

Алхимик лишь мычал и мотал головой.

– Отвечай, сволочь! – рявкнул Берг.

Тот же сдавленный хрип. Лишь теперь Леон сообразил, что все еще зажимает пленнику рот окровавленной, прокушенной ладонью. Он убрал руку, продолжая другой зажимать плечи алхимика, так, что сгиб локтя уперся тому в подбородок. Алхимик всхлипнул.

– У меня нет…

– Что? – недоверчиво переспросил Берг. Нож чуть дрогнул в его руке, и по шее пленника потекла струйка—в предрассветной мгле кровь казалась черной.

– Нет, – торопливо заговорил тот, – я весь… весь использовал. Нужно… сделать новый…

«Это он зря», – подумал Леон.

– Вам нужен? Я сделаю. Только скажите… Только я знаю, как. Я один, – захлебываясь, продолжал алхимик.

– Ясно, – спокойно произнес Берг.

«Господи, ведь бедняга думает, мы пришли за его абсолютным оружием, – я бы и сам так решил, будь я на его месте. Шпионы из враждебного стана, люди Ансарда – будь это так, он бы родился под счастливой звездой; они бы сохранили ему жизнь».

– Без меня… никто… никто не сумеет… это очень тонкое дело… особое… Нужны особые заклинания!

– Это так сложно? – вкрадчиво спросил Берг. – Да! Да!

– Ты врешь! Тут нет никакой хитрости. Никаких заклинаний. Соединение частей, и все. Так?

Он вновь пошевелил лезвием. Алхимик заплакал.

– Берг! – тихонько произнес Леон.

– Молчи, – холодно отозвался Берг, – я сам… Так ты говоришь, заклинания?

– Нет… но… верно, заклинания для невежд, но все равно – я вас не обманул, клянусь! Состав известен только мне. Никому! Ни мэтру Каннабису – только мне… Скажите, сколько вам надо, я сделаю. Я все сделаю. Только… уберите нож… сударь!

– Хорошо, – шепотом сказал Берг.

Еще одно движение рукой, молниеносное, и темная струйка превратилась в поток, хлынула на траву, а тело забилось в руках у Леона и мягко осело. Леон осторожно положил мертвеца на землю. Когда он выпрямился, голова внезапно закружилась, пришлось согнуть колени, чтобы удержать равновесие. Все мышцы болели, точно после тяжелой физической работы.

– Вот и все, – шепотом произнес Берг.

– Да, – выдавил Леон охрипшим горлом, – все. На Берга он смотреть не мог.

– Одна жизнь против многих, – Берг говорил все так же тихо, словно мертвец мог его услышать, – да, я сам знаю, это демагогия, но, Леон…

– Да, – сказал Леон. – Пойдем. Нам нельзя здесь оставаться…

– Да… – как эхо, подтвердил Берг.

– Как ты думаешь? Это было необходимо? Быть может… мы могли бы… просто связать его и забрать с собой?

– Как? – устало возразил Берг, отирая нож о полу плаща. – Он сбежал бы при первой же возможности.

Он помолчал, потом сказал, обращаясь не то к Леону, не то к лежащему в холодной мокрой траве мертвому телу.

– Прости меня…

– Это не… незачем… – Леон вздохнул, – ты прав.

– Я знаю, но…

– Но кто простит нас? – горько подхватил Леон.

* * *

Река была такая тихая, она вновь ушла в свои берега, на ее зеленоватой ровной поверхности проступали отмели и островки, над осокой кружились легкие, точно стеклянные игрушки, стрекозы.

Леон лежал на спине, упираясь затылком в сцепленные ладони, и смотрел, как в выцветшем небе проплывают легкие, почти невидимые облака. Зрелище было умиротворяющим, но на душе у него было гнусно. «Но ведь, – думал он, – что бы там ни двигало Бергом, какой бы обман, какой бы мираж его ни вел, мы откупили у грозного бога войны множество жизней, расплатившись за это ценой одной-единственной. Бедный, бедный алхимик… лучше бы он искал себе свой философский камень… Тоже, впрочем, жук – готов был расплатиться за свою жизнь чужой смертью, смертью своего покровителя, продать свой секрет во вражеский стан, только бы уцелеть… Впрочем, это поганое оправдание для того, что мы с Бергом сотворили… Но Солер устоит…»

Леон чуть повернул голову и поглядел на Берга. Напарник его сидел, обхватив колени руками, и грыз травинку. Лицо у него было мрачным – точь-в-точь как у самого Леона.

«И никуда нам теперь от этого не деться, – подумал Леон. – Как только, нет, – поправил он себя суеверно, сам же внутренне усмехнулся своему суеверию, – если мы выберемся отсюда, подам прошение о переводе в другую группу. На другую планету. Или вообще – уволюсь из Корпуса. Займусь… нет, только не этнографией… черт, да найду чем заняться! Но с Бергом больше работать не смогу. И он со мной не сможет. Словно… мы знаем друг о друге что-то постыдное…»

«Ночью уйдем, – подумал он. – Туда, через горы, к озеру… Деревня покинута, вся местность эта проклята, кто нас там будет искать? Туда даже мародеры не забредут – да и сколько им осталось тут хозяйничать, мародерам… Эрмольд железной рукой будет править новой вотчиной, очистит леса от разбойников, загонит беглых крестьян обратно в деревни, бросит пленных на очистку дорог, и в Срединных графствах вновь надолго воцарится мир». Берг затылком почувствовал его взгляд и обернулся.

– Дождемся темноты и пойдем, – сказал он сухо.

– Да, – коротко отозвался Леон.

Берг поднял голову, провожая глазами Айльфа, который, держа в руках заостренную палку и зайдя по колени в воду, сосредоточенно глядел на снующие в иле смутные тени.

–Сказал ему? Куда мы идем?

– Да.

–А он?

Леон дернул плечом.

– Сказал, что пойдет с нами.

– Почему?

– Не знаю.

– Отошли его.

– Он свободный человек, Берг… Захочет – уйдет, захочет – пойдет с нами. Я больше не могу ему приказывать. Не имею права.

– Какие мы нежные!

– Да. Такие мы нежные.

– По крайней мере утешься тем, что мы спасли кучу народа.

– Я и утешаюсь.

– Они наверняка продолжили переговоры.

– Да. Как ты думаешь, они его уже нашли?

– Какая разница?

– Верно, – согласился Леон, – какая разница.

«Этой ночью будет тихо, – подумал он. – Ансард откроет ворота, Эрмольд войдет в Солер, но не как во вражеский город – в свой. Самому Ансарду, впрочем, это уже не поможет… Да что это я, – одернул он себя, – хватит о них думать. Их больше нет, они – ничто, воспоминание, тень, я больше никого из них не увижу, у них свои пути, у нас – свои. Мы будем сидеть тихо-тихо, тише Урхаса-столпника, и составлять очень внушительные отчеты, а когда прибудет Вторая Комплексная, передадим материалы холодным компетентным парням, которые наверняка установят в секторе карантин и закроют доступ ко всей информации, касающейся планеты, пока не выяснят, что оно такое, чужое, страшное, окопалось тут под землей и на земле… А поскольку на это уйдут даже не годы – столетия, то карантин установят надолго, а возможно – и навсегда. Во всяком случае, меня это уже не будет касаться, – подумал он. – Я не буду работать на этой планете. Я вообще не буду работать в Корпусе».

* * *

– Так вы, значит, утверждаете, – Эрмольд обернулся к секретарю, – что кто-то похитил терранских амбассадоров и убил костоправа?

Носком сапога он поддел труп лекаря, потом брезгливо вытер ногу о траву.

– А что говорит часовой?

– Он утверждает, что ничего не помнит.

– Странно.

– Так бывает, государь мой, – почтительно заметил секретарь, – после удара по голове.

– Странно не то, что он ничего не помнит, – вздохнул Эрмольд, – после удара по голове и впрямь такое бывает. Странно, что он вообще жив. Что его ударили по голове, а не перерезали горло. Прирезали же этого несчастного.

– Быть может, – осторожно предположил секретарь, – те, кто на него напал, ну, вражеские лазутчики, решили, что они его пришибли насмерть?

Эрмольд неопределенно хмыкнул.

– А слуга?

– Простите?

– Этот ушлый малый, слуга мессира Леона. Он-то куда делся? Тоже похитили? – Он покачал головой. – Нет, все было не так. Это они. Они сами…

– Кто, сударь?

– Амбассадоры. Полагаю, если вы пороетесь хорошенько в их палатке, не досчитаетесь походных сумок и кое-каких вещей. Разумеется, это их рук дело. Прирезали костоправа и бежали. Они не убивают зря, вот и пощадили часового. Кстати, часового повесить. За отсутствие бдительности. Огласите приказ перед строем…

– Но зачем? – тупо спросил секретарь.

– Что – зачем?

– Зачем они это сделали? Эрмольд усмехнулся.

– Они – хорошие люди, – горько сказал он. – Будь у меня секрет взрывчатого порошка, стал бы я разве вести переговоры с этим убийцей родственников? Я взял бы Солер к нынешней ночи. А так… Хорошие люди, да. Пошли на убийство, чтобы предотвратить резню. Интересно, как они себя сейчас чувствуют? Полагаю, что паршиво…

– Так переговоры…

– О да. А что нам еще остается? Они своего добились. Составьте ультиматум. Именем герцога нашего Автемара. Что там еще?

Секретарь выглянул наружу.

– Это мэтр Каннабис, государь, – вернувшись, пояснил он. – Он там шумит, у входа. Требует, чтобы его провели к вам. Велеть прогнать?

– Погоди… Он что, только сейчас узнал, что его ассистента прирезали?

– О нет, сударь, он знает. Говорит, у него совсем другое дело. У него дело лично к вам. Очень важное.

Очень секретное.

Эрмольд рассеянно потер переносицу. Взгляд его оживился.

– Быть может, секрет порошка уцелел. Не может быть, чтобы мэтр не знал, чем занимается его помощник. Впусти.

– Хорошо, сударь.

Мэтр Каннабис был настолько же солидным, дородным господином, насколько тщедушен и жалок был его помощник. Он был облачен в бархатную мантию, а на голове возвышалась четырехугольная шапка – знак его профессиональной принадлежности. Явно зная себе цену, он неторопливо поклонился, глядя на Эрмольда почтительно, но без видимого трепета.

– Что там у вас? – благожелательно спросил Эрмольд.

Мэтр огляделся. На какое-то время взгляд его задержался на секретаре, словно он сомневался в необходимости лишнего свидетеля, но потом, все же решившись, обратился к регенту.

– Оружие, государь, – тихо, но внушительно произнес он, – страшное оружие… Я знаю способ разрушить стены Солера. В один миг. Вы сможете взять крепость к ночи…

Эрмольд кивнул – скорее подтверждая собственные свои мысли.

– Так, значит, вы были в курсе работ вашего ассистента? – спросил он.

Мэтр удивленно вытаращился на него.

– Моего ассистента? – переспросил он. – Этого… этого ничтожества? Только и знал, что копаться в каких-то вонючих составах… ни помощи, ни поддержки… бездарность…

– Как? – теперь удивился Эрмольд. – Простите, мэтр, я уж было подумал… Когда он вчера обратился ко мне… что, быть может, он сам ничего и не изобретал… быть может, он присвоил ваше собственное открытие?

Мэтр Каннабис побледнел.

– Мое открытие? – тревожно проговорил он. – Этот… это… Вы хотите сказать, что… он вчера явился к вам и выдал мое изобретение за собственное?

От волнения его голос утратил прежнюю почтительность.

– Весьма вероятно, – Эрмольд потер руки. – Он тоже заявил вчера, что способен разрушить стены Солера. И доказал это. Мы провели испытание…

– О! – только и выговорил мэтр Каннабис.

– Он настаивал на том, что секрет известен только ему. Поэтому, разумеется, мы проделали все без посторонних глаз. Присутствовал лишь терранский амбассадор. Что было, впрочем, ошибкой, как выяснилось впоследствии.

– И это испытание… – пробормотал пересохшими губами мэтр, – прошло успешно?

– Да. Но, как вы знаете, ваш ассистент с лихвой расплатился за свою дерзость. Вражеские лазутчики убили его. Разумеется, – поспешно вставил он, – второй раз это не повторится. Вы будете под истинно королевской охраной. И, разумеется, вас ожидает такая щедрая награда, которой еще не знала история Ретры. Двое знают, кого вознаграждать и карать. Теперь ясно – мерзавец получил по заслугам. Украсть у вас рецепт, надо же!

– Не понимаю, – озадаченно проговорил мэтр Каннабис. – Он бездарь, выскочка. Да и откуда он знал? Я проводил исследования в тайне… никого не допускал…

– Возможно, он оказался лучшим лазутчиком, чем химиком… И все же, как он осмелился? Решиться на такую наглость – прийти и сказать, что это он изобрел взрывчатый порошок, надо же!

Мэтр Каннабис вновь ошеломленно вытаращился на него. Какое-то время он беззвучно открывал и закрывал рот, силясь что-то выговорить. Наконец он вытолкнул:

– Взрывчатый… порошок?

– Нуда. Смесь чего-то и чего-то. Действительно, замечательное изобретение. Если его поджечь, он производит значительные разрушения. Да что с вами, сударь мой?

– Порошок? – вновь недоуменно повторил лекарь. – Простите, государь…

Он попятился, задом, не отрывая изумленных глаз от регента, подошел к лекарскому сундучку с инструментами и осторожно откинул крышку. Потом столь же осторожно, словно хрупкую бабочку, поднял на ладонях колбу мутного стекла. На дне ее вяло шевелилась маслянистая желтоватая жидкость.

– Это какой-то… трюк… – наконец выговорил он, – обман… ибо я не постигаю… это средство – вовсе не порошок. И его не надо поджигать. Оно взрывается от удара. Даже от сильного сотрясения.

* * *

– Ну вот, – Леон закинул дорожный мешок за плечо, в последний раз оглянулся.

Солер возвышался на далеком холме – темная громада на фоне темного неба. Меж зубцами сторожевых башен передвигались тусклые огоньки. Скоро они оставят их за спиной, пламя факелов часовых будет тускнеть, гаснуть, растворится в ночи, скроется за кустами ракитника…

– Пошли…

Берг стоял неподвижно, на лице его читалась глухая, неутоленная тоска.

– Да ладно тебе…

– Я ее больше не увижу? – растерянно сказал Берг. – Никогда?

– Вот и хорошо. Они не для нас, дружище. «Потому что то, что они с нами делают, – подумал он, – то, во что они нас превратили… во что мы превратились…»

Берг вздохнул, отвернулся.

– Что ж, – сказал наконец он, – пошли…

И тут земля вздрогнула.

Вдалеке что-то тяжко, надсадно вздохнуло, и, словно в ответ этому вздоху, в сырой ночи раздался другой грохот – грохот рушащихся стен. И затем, во внезапно наступившей оглушительной тишине – нарастающий гул волны, многоголосый гул идущего на приступ войска – огненной волны, выросшей из пламени множества факелов, которая затопила руины, перевалилась через обломки того, что раньше было стенами Солера… Порыв рукотворного ветра долетел до них, по воде прошла рябь, деревья тяжело качнулись, роняя листья…

– Господи, – изумленно пробормотал Леон.

Все зря, пронеслось в голове, убийство, предательство… все напрасно. Айльф был прав – что ни делай, все напрасно…

Так, значит, алхимик все-таки ухитрился их обмануть, бедняга. Запас пороха был. Эрмольд все же где-то его припрятал… и не так уж мало – такие разрушения…

– Что же это… – Берг, приоткрыв рот, неотрывно глядел на мечущиеся вдалеке огни, словно отказывался верить своим глазам.

Леон потянул его за рукав:

– Пойдем… ничего не поделаешь…

Берг, не глядя, освободился одним резким движением:

– Нет…

– Берг, послушай…

Под ложечкой у него засосало от недоброго предчувствия. И верно, Берг обернулся, поглядел на него, потом вновь обернулся на шум битвы – багряные отсветы плясали в его светлых глазах.

– Я, – холодно сказал он, – не прошу тебя идти со мной.

– Берг, это безумие…

– Быть может. Что с того? Мы с тобой уже пытались поступать разумно. Я пытался.

Он горько усмехнулся.

– Вот они, результаты. Погляди.

– Это не наша вина. Мы сделали все, что могли.

– О да. По крайней мере, старались. Но если она погибнет, Леон… или… не погибнет… я же не буду знать, ты понимаешь? Все время буду думать – а как? Когда? Что она думала – в последнюю минуту? Звала ли меня? Погибла ли сразу? Или стала добычей какого-нибудь пьяного от крови мерзавца… И каждый раз, Леон, каждый раз буду видеть… как это было… всякий раз – иначе… всякий раз… хуже… нет!

«Она – предательница, – хотел сказать Леон, – она вообще – никто, она ведьма, как же ты не понимаешь… Она свистит – и ты бежишь на зов…» Но сказал лишь:

– Ладно. Я пойду с тобой.

– Ты не обязан…

– Верно, – Леон криво усмехнулся. – Не обязан. Но пойду.

– Тогда, – Берг не договорил, махнул рукой и ринулся вверх по холму с такой скоростью, что Леон еле поспевал за ним.

Там, где каменная кладка примыкала к неглубокому рву, городской стены не было. На ее месте лежало беспорядочное месиво камней и обломков дерева, и туда, в пролом, под звуки труб и отчаянные крики, перли отряды Эрмольда. Кто-то уже ставил к стенам лестницы, а у башни замка, возвышаясь тремя этажами над сражающимися, громоздился гелеполь, и стрелки из луков уже натягивали тетивы над первым зубчатым ограждением осадной башни.

– Осторожней, – Леон остановился, хватая горячий воздух ртом, – мы же вне закона… Если нас узнают – все равно кто: люди Эрмольда или люди Ансарда…

Берг молча кивнул. Прищурив слезящиеся от дыма глаза, он напряженно вглядывался в кипящий вокруг хаос.

– Она, скорее всего, в замке… в покоях Герсенды. А там охрана, последние верные Ансарду отряды. Как мы туда…

Берг повернулся, поглядел на него. Так поглядел, точно увидел впервые.

– Не мы, – сказал он наконец, – я. Я один.

– Я же сказал, – терпеливо, точно ребенку, пояснил Леон, – я тебя не оставлю.

– Ты был прав… это слишком большой риск. Если у меня на совести будет еще и твоя смерть…

– Я иду с тобой. И обсуждать тут нечего.

– Это приказ.

– Я больше не слушаю приказов… Берг моргнул.

– Тогда… – проговорил он. И внезапно размахнулся и коротко ударил Леона в челюсть.

Удар был таким сильным и резким, что Леон не успел ни поставить блок, ни даже отклониться. Он бессмысленно вытаращился и медленно осел, судорожно хватая воздух… Берг молча глядел на него, массируя левой рукой разбитые костяшки пальцев, потом схватил напарника за ноги и оттащил его прочь – под укрытие каменной россыпи. Потом отвернулся и, не оглядываясь, побежал прочь.

* * *

Продвигаться по узким улочкам было почти невозможно – камень, которым раньше были мощены улицы, давно разобрали защитники города, ухабы чередовались с выбоинами, черная бесформенная груда на углу, которую Берг первоначально принял за кучу гнилого тряпья, оказалась сваленными друг на друга трупами, распространяющими липкое зловоние, кто-то в спешке опрокинул котел с расплавленной смолой, и на ступеньках разрушенного дома застыла черная маслянистая лужа. Все это, освещенное багровыми отблесками пожара, уже охватившего деревянные постройки города, казалось нереальным до одурения. На крыльце дома с зияющими черными окнами лежал труп молодой женщины – светлые волосы слиплись от крови, которая в темноте казалась черной. Сердце его пропустило несколько ударов, прежде чем он, всмотревшись в искаженные черты незнакомого лица, понял, что никогда прежде не видел убитую. Он осторожно опустил тело на холодные камни крыльца и выпрямился, когда кто-то налетел на него из темноты; Берг даже не понял, кто это был – кто-то из защитников города или же один из нападающих. Боевой топор тускло блеснул, отражая далекое пламя; Берг не задумываясь, механически, как учили на тренировках, выставил блок и перехватил рукоятку. Потом также, не задумываясь, взмахнул топором – лезвие вошло в затылочную кость со странным хрустом, точно ломался колотый сахар, нападающий осел на развороченную мостовую, и Бергу пришлось сделать несколько попыток, прежде чем он сумел высвободить топор, глубоко засевший в черепе. Только теперь он обнаружил, что мимо него пробегают люди – багровые и черные тени, вооруженные топорами, луками и секирами, но были среди них и люди с кольями и дубинами – и вся эта толпа неслась к замку, оскальзываясь в лужах крови и смолы. Берг вскинул топор на плечо и побежал с ними.

* * *

Леди Герсенда выглянула в окно. Людские волны накатывались на замок – здесь, за крепкими стенами крики нападавших сливались в отдаленный шум, похожий на шум прибоя.

– Я… не понимаю, – произнесла она растерянно, – вы же говорили, что ничего подобного случиться не может. Что Солер воссияет во славе и…

Священник поглядел на нее пустыми глазами.

– О да, – прошептал он, – Солер воссияет во славе. Ибо он первый шагнул в бездну времен. Первым быть назначено ему, и поведет он…

Но она уже не слышала его. Отодвинулась от окна, выпрямилась, стояла, прикрывая руками разбухший живот.

– Сорейдь! – крикнула пронзительно. Девушка бесшумно приблизилась к ней, встала рядом.

– Почему никого нет? – в голосе маркграфини слышалось отчаяние. – Где Ансард? Позови Ансарда!

– Он на стене замка, госпожа. Руководит обороной.