Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Охотится.

– Охотится?

– Да, – кивнул Берг, – загонная охота с факелами… Шикарное развлечение… И вся свита с ним… Что он, по-твоему, стал бы до ночи в палатке сидеть? А ни под одну проклятую крышу он, как сказал, не сунется. Ты это куда опять собрался?

Леон обернул лоскутом холста несколько лепешек и кусок вяленого мяса и прихватил из своей палатки теплый плащ.

– Пикник хочешь устроить?

– Пойти с вами, сударь? – тут же подхватился Айльф. Глаза юноши сверкали любопытством.

– Нет.

Он сделал решительный шаг прочь от костра, в темноту.

– Леон, – негромко окликнул Берг, – погоди.

– Потом поговорим, ладно?

– Ты опять, кажется, во что-то ввязался… – Берг не спрашивал, скорее утверждал. – Если не можешь удержаться, постарайся хотя бы не попадаться никому на глаза.

– Не учи ученого. Я только отнесу ей поесть…

– Ей! Калганов, ты уже однажды… Я тогда, на разборе полетов, за тебя заступился – больше не собираюсь. А это уже…

Берг явно собирался говорить и дальше, но Леон повернулся к нему спиной и начал спускаться к озеру, оскальзываясь на влажных от вечерней мороси камнях.

Девушка вновь выглянула из-за валуна. Она походила на зверька – одновременно доверчивого и пугливого.

– Возьми, – сказал он, протягивая ей сверток.

Она схватила его, прижала к груди и опрометью кинулась в гущу леса – заросли можжевельника сомкнулись за ней, и берег вновь стал абсолютно пустым.

– Эй! – растерянно пробормотал он.

Он так и не успел сказать ей, что в лесу охотится маркграф со своими людьми. Как знать, если они наткнутся на беглецов, не воспримут ли они их просто как еще один объект охоты?

Туман уплотнился и теперь стоял над озером зыбкой стеной, из которой внезапно проявлялись и подмигивали пустыми глазницами чудовищные рожи.

Неудивительно, что бедным местным жителям лезет в голову всякая чушь… Места-то и впрямь страшненькие.

Он подождал еще немного, жалея, что не захватил плащ для себя – туман оседал на волосах, на ресницах, превращаясь в мелкую водяную пыль, – потом пожал плечами и вновь направился к лагерю.

– Что-то ты быстро, – подозрительно сказал Берг.

– Не знаю, что ты себе вообразил, – устало ответил Леон, – это просто напуганные дети.

– А… та несчастная семья. И все же, Леон, это их внутренние дела. Если мы будем вести себя неосмотрительно, мы можем навлечь на себя немилость маркграфа. Или святого отца, что в нынешних условиях, пожалуй, еще хуже.

Леон вздохнул.

– Послушай, старик, я понимаю, ты все верно говоришь, но ведь инструкции – это еще не все. Во что мы превратимся, если не будем их жалеть?

– Нет, ты мне скажи, во что мы превратимся, если будем их жалеть! Ни ты, ни я – мы ведь просто не выдержим, Леон… Это же непосильный груз… Ну, одному ты поможешь, другому… Тем, кто тебе больше симпатичен, так? А остальные, значит, пусть мучаются… Господи, Леон, я не понимаю – ну ты же проходил психологическую подготовку, у тебя были вполне приличные результаты. Куда ты ее сейчас дел – в карман спрятал?

И он, безнадежно махнув рукой, прошел мимо Леона в палатку.

После нескольких часов, проведенных в седле, сон сморил Леона быстро, и он не видел, как вернулся со своими людьми маркграф, лишь смутно слышал приглушенные туманом голоса и звон оружия. Потом все стихло. Ему снились выползающие из тумана чудовищные рыла и бродящие меж хижинами белые призрачные фигуры. Весь мир стал призрачным, ненадежным – почему-то это вызвало такой приступ страха, что он, пожалуй, был даже рад, когда его разбудил какой-то шум. Он накинул плащ и вышел из палатки – не столько для того, чтобы узнать, что происходит, сколько для того, чтобы, уцепившись за действительность, скинуть с себя обрывки зловредного сна… Но когда он вышел из палатки и понял, что именно его разбудило, облегчение сменилось неясной тревогой: посреди лагеря на усталой взмыленной лошади восседал такой же усталый человек.

Его добротное платье было изодрано ветками и заляпано конским потом.

– Доложите его светлости, – обратился он к стоящему на пороге палатки часовому, но маркграф уже иозник рядом, кутаясь в плащ.

– Государь… – прошептал гонец.

– Говори.

– Я из Ворлана. Вернее…

– Говори, – повторил маркграф.

– Его больше нет. Замок Ворлан сгорел. В него ударила молния. Среди ясного неба!

– Среди ясного неба… – прошептал маркграф. – А… лорд Ансард?

– Он выехал вашей светлости навстречу, – пояснил гонец, – но, когда увидел столб дыма, вернулся… Застал пепелище… Замка больше нет. Милорд Ансард просил передать вам, что они нуждаются в вашей помощи. Там есть раненые…

– А леди Клария?

– Супруга лорда погибла в огне, упокой Двое ее Душу.

– Если святому отцу и впрямь удалось отвратить отсюда месть Двоих, – тихонько заметил невесть откуда вынырнувший Айльф, – то, похоже, она обратилась на Ворлан.

– Совпадение? – ехидно прошептал Леон сонному Бергу. – Гром среди ясного неба?

– Трубите сбор, – холодно сказал маркграф, – я выступаю немедленно.

По лагерю заметались блуждающие огни факелов.

– Мы поскачем вдесятером – гвардейцы со мной… Остальные сопровождают мурсианцев.

– В Ворлан, государь? – растерянно переспросил Варрен.

– Дурак! В Солер, не в Ворлан… Мы в Ворлане соберем тех, кто выжил…

Он осмотрелся, взгляд его упал на послов.

– Амбассадоры, вам придется ехать в Солер: я не имею права рисковать вашей безопасностью… да к тому же вы, прошу прощения, не блестящие наездники.

«Господи, – подумал Леон, – а этот дурак тренер уверял, что мы будем держаться в седле не хуже заправского воина…»

– Святой отец поедет с вами, – добавил маркграф уже мягче. – Боюсь, силы, поразившие Ворлан, ему не подвластны… А отпеть мертвецов, там, полагаю, все же найдется кому. Старосту ко мне.

Староста появился сразу – сонный и перепуганный.

– Я выезжаю, – отрывисто проговорил маркграф, – а ваши нечестивцы наутро поедут с моими людьми.

– Как будет угодно вашей светлости, – испуганно пробормотал староста, – но…

– Не бойтесь. Я охотился в окрестных лесах – они вполне безопасны.

– Разве что там прячутся эти отродья, – тихонько заметил староста.

– Глупости! Мы наткнулись на их логово. Загнали в сердце горы, в старую штольню. Не думаю, что они выберутся оттуда – во всяком случае, не так скоро. Быть может, Двое удовлетворятся этим и снимут с вас свое проклятье.

«Сорейль, – подумал Леон. – Он затравил их, как дичь».

Он поежился, поскольку всегда полагал маркграфа человеком порядочным и достойным – впрочем, тот и был таким. По-своему.

* * *

На этот раз они отправились не через ущелье, а в обход горы. Дорога шла через лес – заросшая бледным хвощом и нежной бархатистой травой, пробивавшейся сквозь опавшие листья и сухие иглы. Скрипели нагруженные скарбом телеги – единственный звук, который разносился далеко по утреннему лесу: жители бывшей деревни у Мурсианского озера ехали молча – даже дети не плакали. Маркграф поступил со своими подданными более чем милосердно – принял ответственность на себя, не бросил опальных мурсианцев на произвол судьбы, не изгнал из своих владений… Теперь им предстояло поселиться на новом месте – на каких-нибудь запущенных, каменистых землях близ северной границы или же в болотистых южных пределах… Но без помощи они не останутся – скорее всего, Солер ссудит их зерном и орудиями… Поставит над ними какого-нибудь лорда с твердой рукой… свободные кэрлы, возможно, превратятся в крепостных, но уцелеют, и дети их будут если и не сыты, то, по крайней мере, не умрут с голоду.

«Впрочем, – подумал Леон, – так ли уж виновны мурсианцы… Быть может, Двое ополчились вовсе не против них, а против Ворлана – тогда жители деревни чисты, а все их беды – просто отголосок того, что творится сейчас за крепостными стенами замка. Господи, – одернул он себя, – я уже начинаю думать, как они».

Солнце просвечивало меж красноватыми стволами; свет был холодный и четкий, как бывает ранним утром, раза два Леон обрывал раскинувшиеся меж ветвей паучьи сети, усеянные капельками росы, вспыхивающей в солнечных лучах. Скорбное шествие все так же двигалось по лесу, когда мелькнуло среди подлеска бурое, цвета прошлогодней листвы платье – если бы прятавшийся там человек не пошевелился, Леон и не заметил бы ничего. Он придержал лошадь, пропуская двух едущих в арьергарде копейщиков, – дорога делала здесь пологий изгиб, обегая громоздящиеся друг на друга массивные валуны, застрявшие тут со времени последнего ледника.

Стоило только остальной процессии скрыться за поворотом, девушка появилась из-за стволов деревьев с той же внезапностью, что и вчера. Однако Леон заметил, что с прошлого вечера кое-что изменилось: платье изодрано еще сильнее, его собственный плащ, в который она теперь куталась, заляпан красной глиной, в расширенных зрачках колотился страх.

Она бросилась к нему со всех ног – так, что испуганная лошадь заплясала и, возможно, сбросила бы Леона, если бы девушка не повисла на поводе: не столько потому, что пыталась удержать животное, сколько, видимо, боялась, что всадник передумает и пустится вдогонку остальным.

– Добрый господин! – торопливо прошептала девушка.

Он спрыгнул с седла. На твердой земле он чувствовал себя уверенней. Тут только он заметил, что она выше, чем большинство местных женщин: ее глаза были на уровне его глаз.

– Ну что ты? – он положил ей руку на плечо. Она не отодвинулась; кажется, даже не заметила. – Это… из-за людей маркграфа?

– Из-за людей… – она недоуменно поглядела на него, ее серые глаза наполнились слезами, но она не плакала: просто смотрела на него. Она была совсем юной, почти подростком; нежная прозрачная кожа была в чуть заметных голубых прожилках, точно лепесток первоцвета. – Они гнались за нами. Свистели, кричали. Но собак с ними не было, а верхом тут проохать трудно – там, дальше, каменные осыпи; вся земля изрыта.

– Да, знаю, – сказал он. – Маркграф вчера рассказывал. Но теперь тебе нечего бояться. Им не до вас: Ворлан сгорел. Гвардейцы, скорее всего, уже там, остальные переберутся в Солер. Ты можешь идти куда хочешь – никто тебе не помешает, никто не будет свидетельствовать против тебя. Наверняка где-нибудь неподалеку есть еще поселения…

– Я не могу – она тряслась, точно перепуганный зверек; Леон физически ощущал, как она пытается и не может унять дрожь. – Малыши пропали.

– Твои…

– Брат и сестра. В горе. Зачем, ну зачем они это сделали? Они же для них слишком большие. Они берут только маленьких! Только младенчиков!

– Кто – они?

– Ох, сударь! – Теперь ее затрясло сильнее, даже зубы стучали. – Нельзя! Зря я сказала… Я не слышала – наверное, заснула на минуту. Очнулась – их нет рядом. Плошка погасла. Темно… так темно!

– Успокойся, – он прижал ее к себе. – Никто их не забрал… Ты из-за этой байки о пропавших рудокопах? Так это ведь просто суеверие.

– Просто… что?

– Легенда. Предание. Детишки, скорее всего, просто заблудились там, в темноте.

Она безнадежно покачала головой.

– Вы нездешний, сударь, я же вижу – повадка, выговор… Откуда вам знать! Но они пропали. Я искала их до утра – там штольни… темные коридоры…

Он поднял голову. Обоз уже ушел далеко вперед, скрывшись за поворотом. Они были одни в лесу – деревья возносились к небу, точно колонны воздушного храма.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе их искать, – подсказал он.

– Сударь, – прошептала она, – я бы не посмела… но…

Он задумался. Пуститься в такую авантюру… Даже если он и вернется невредим, шею ему собственноручно свернет Берг. С другой стороны… Отчет все равно составлять придется, а эту гору со всеми ее чудесами Первая Комплексная проморгала.

– Ладно, – сказал он, – ты подожди меня здесь, хорошо? Мне нужно переговорить с моим… ну, с другом. Потом я вернусь. Мы вместе займемся поисками.

Она держала лошадь под уздцы, пока он не сел в седло и не разобрал поводья. Потом опустила тоненькую руку и смотрела ему вслед, когда он, дав шенкеля, галопом погнал лошадь по мягкой земле.

Здесь дорога была достаточно широкой: какое-то время он ехал рядом с Бергом, стараясь не привлекать к себе внимания. Потом тихо сказал:

– Отстанем.

Берг придержал лошадь, подозрительно глядя на него.

– Ну, что там опять?

– Помнишь ту семью, которую выгнали из деревни?

– Девушку, – уточнил Берг.

– Охотники вчера наткнулись на них. Травили, загнали в гору.

– Я слышал. Дальше.

– Она остановила меня там, за поворотом. Ее брат и сестричка заблудились в горе, пропали, но, Берг, похоже, она уверена, что они не просто пропали… почему-то она не говорит прямо, но…

– Ты опять за свое… веришь всему подряд…

– Берг, а вдруг там действительно что-то есть такое… Планета плохо изучена. Первая Комплексная работала по стандартной схеме – да и с чего бы им действовать иначе?

– Может быть, но вся беда в том, что тебя не интересуют местные предания, – терпеливо проговорил Берг. – Тебя интересует девушка.

– Почему бы и нет? – с вызовом спросил Леон.

– Потому, Калганов, что ты, извиняюсь, на службе. Заводи интрижки сколько хочешь, если они безопасны и не мешают делу, но ведь ты собираешься отстать от отряда, если я правильно понял? Послушай, инструкции существуют для того, чтобы им следовать. А по инструкции нам нельзя разлучаться. У нас свои обязанности, никакого отношения к спелеологии они не имеют.

– Что с того? Инструкция предписывает по возможности быть при правящей особе, а маркграфа мы и так упустили. Да черт с ней, с инструкцией! – Леон дернул повод, и лошадь под ним вновь заплясала. – Девчонку жалко; с отрядом ехать не может – они же ее на куски разорвут! Мало того, не бросит же она малышей!

– Запросто, – холодно сказал Берг. – Не так уж тут они чадолюбивы…

– Но ведь раньше же не бросила! Да ведь дело даже не в этом… Послушай, а если я узнаю что-то новое? Действительно новое!

– Маловероятно…

– Берг… Мы же еле тащимся. Со всем этим скарбом… Я отстану ненадолго, а потом вас нагоню…

Берг молча смотрел на него серыми глазами, опушенными рыжеватыми ресницами.

– Ладно, – сказал он наконец. – Будь тут маркграф, мне сложнее было бы объяснить твое отсутствие. Святой отец, правда, здесь, но ему, похоже, какое-то время будет не до тебя. Я скажу, что отправил тебя вперед… А дальше уж сам выпутывайся. Передатчик с тобой?

Леон кивнул.

– Ладно, – повторил Берг. – И то хорошо. И, Калганов, поосторожней. До сих пор тут было неопасно, но, похоже, времена меняются… Ты бы подумал…

Но он, заставив лошадь сделать полувольт, уже несся назад по дороге, по направлению к груде валунов, почти неразличимой за мощными стволами сосен.

У камня он остановился. Девушки на дороге не было – она выглянула из укрытия лишь тогда, когда убедилась, что это действительно он. На ее бледном лице вспыхнула такая радость, что ему стало неловко: словно она приняла его за кого-то другого. Лишь спустя какое-то мгновение он осознал, что она до последней минуты не верила в его возвращение.

– Думала, брошу тебя? – мягко спросил он, – Не бойся. Я же обещал. Теперь куда – к той штольне? Тогда садись мне за спину.

Хотя и высокая, она тем не менее была такой хрупкой, что лошадь вполне могла нести их обоих – рысью, по крайней мере. Он наклонился и, убрав ногу из стремени, уже протянул руку, чтобы помочь ей взобраться в седло, как вдруг до них донесся мягкий стук копыт, ударяющих о тропу: кто-то из отряда скакал в их сторону. Она тут же метнулась обратно за валуны – ветер, поднятый ее плащом, ожег ему лицо.

«Чертов Берг, – подумал он, – неужто передумал и отправился вдогонку? Или, что еще хуже, послал за нами кого-нибудь из людей маркграфа».

И тут же расслабил неосознанно напрягшиеся мышцы: из-за поворота на своем мышастом муле выехал Айльф.

– Я вот тут подумал, сударь, – бодро крикнул он на скаку, – без меня вы пропадете. Амбассадор Берг, он ничего, он с людьми его светлости едет, а вас кто в случае нужды защитит, как не я? А где девица? Небось спряталась?

– Ты что, подглядывал за мной, что ли? – удивился Леон.

– Не то чтобы подглядывал, – неуверенно сказал Айльф, – случайно получилось.

И, покосившись в сторону валунов, добавил:

– Жалко девчонку. Хотя, – он перешел на шепот, – ведьма она или кто, но красавицей ее не назовешь. Чистый скелет – пальцем тронь, и переломится.

– А ты вот так поскитайся по лесам, – заступился за девушку Леон, – без еды, без надежды…

– Нет, сударь, не в этом дело. Сколько ее ни корми, она всегда такой будет. В ее возрасте девушка уже расцветает, точно розовый бутон, а у этой все в рост ушло.

Сорейль с обиженным видом выглянула из-за камня.

– Все в порядке, – успокоил ее Леон. – Не обращай внимания. Он тебя не обидит. Садись, сейчас поедем,

Айльф внимательно поглядел на Леона, его подвижное лицо вдруг стало серьезным.

– Вы собрались туда, в гору?

– И откуда ты все знаешь? – устало спросил Леон. Айльф задумчиво кивнул – скорее своим мыслям, чем отвечая собеседнику.

– Это поганое место, сударь, – серьезно сказал он. – Помните, я рассказывал – про рудокопов? Те, кто живет в горе… Уж больно паскудные они твари.

– Рудокопы?

Айльф помотал головой:

– Рудокопы – это так… Им просто глаза отвели, вот они и пропали… Нет, я о других говорю, об этих…

– Значит, там кто-то есть? – кисло сказал Леон, покосившись на Сорейль: ни к чему сейчас пугать девчонку. – Ну-ну… Брось, малый, это легенды… выдумки… Малышей стращать…

Айльф упрямо молчал.

– Ты хоть сам в это веришь?

Теперь Сорейль сидела у него за спиной, держась за пояс, ее дыхание щекотало ему шею.

Айльф, в свою очередь, покосился на нее, потом неохотно сказал:

– Все в них верят, кроме святого отца. Да и он верит, только нипочем в этом не признается. Говорят, живут они в норах хуже выгребных ям, но им доступна всякая подземная магия – могут исцелить, а могут и порчу навести. Или так человеку голову заморочат, что он собьется с дороги и так и будет под землей блуждать, пока не помрет от голода и усталости.

Он понизил голос:

– И что самое страшное, сударь, после – тоже.

– Что – тоже?

– Ну, как помрет, он не падает, как всякому порядочному покойнику положено, а все переставляет ноги, как заводные игрушки часовых мастеров. Так и будет ходить до конца времен.

Сорейль вздрогнула, ее пальцы судорожно впились Леону в бок.

– Глупости все это, – сердито сказал он, – умолкни, слышишь? И нечего людей пугать. Тебя ехать никто не заставляет. Если хочешь – поворачивай назад.

Айльф пожал плечами:

– Мое дело предупредить, сударь. А вы уж решайте сами. Собрались ехать, так поехали.

Леон молча подобрал повод и пустил лошадь шагом. Айльф двинулся следом, осуждающе покачивая головой, но больше не произнес ни слова. Верхушка горы, проглядывающая за деревьями по правую руку, постепенно росла и росла, пока не заслонила полнеба.

Он прикинул, что при таких темпах они доберутся к подножию, когда солнце перевалит за полдень. Впервые он оказался предоставленным самому себе – один, без напарника, но, как ни странно, даже если впереди и грозили какие-то опасности, страха он не ощущал – лишь радостное, чуть тревожное ожидание, словно в детстве перед праздником. Солнце поднималось все выше, бросая на тропу пестрые пятна, от прогретых стволов исходил терпкий смолистый запах, Сорейль сидела у него за спиной, а рядом раздавался мягкий топот Айльфова мула.

Наконец он решился свернуть с тропы, и лошадь, осторожно переступая подкованными копытами, пошла меж узловатых вывороченных корней, присыпанных опавшей хвоей.

Еще час стандартного времени – и лес расступился, открыв поросшую травой поляну, за которой начинались скалистые отроги. Он помнил, что расщелина в скале лежала где-то по левую руку, но отсюда ее видно но было; лишь бурые, заляпанные лишайником камни, меж которыми росли пышные папоротники: старые побеги трепетали на слабом ветру, точно опахала, молодые были свернуты в тугие изумрудные улитки.

Сказывалось отсутствие привычки к долгой верховой езде – мышцы ног начали болеть. Он тяжело впрыгнул на землю и ссадил Сорейль, которая, покачнувшись, слабо уцепилась ему за плечи.

– Отдохнем, – сказал он.

И с ужасом сообразил, что не позаботился забрать из обоза провизию – с непредусмотрительностью человека из цивилизованного мира, которому нет нужды гадать, где он пообедает в следующий раз, а потом и маркграфова гостя, живущего на полном довольствии его светлости.

– Ах ты, черт, – смущенно пробормотал он.

Айльф, который возился с седлом своего мула, подтягивая стремена, деловито подхватил увесистую чересседельную сумку и подошел к ним.

– Надо бы подкрепиться, сударь, – сказал он, – кто знает, что дальше будет, а девица небось со вчерашнего дня не ела.

– А я не взял ничего, – Леон растерянно покачал головой.

Айльф ухмыльнулся:

– Я почему-то так и подумал. – Он похлопал ладонью по туго набитой сумке. – Воды только надо набрать во флягу. – Он поднял голову, прислушиваясь. – Ручей тут где-то течет.

Теперь, когда шелест ветра в кронах стих, Леон услышал отдаленный шум ручья.

– Лучше бы нам устроиться поближе к ручью, сударь, – сказал Айльф, – там и животных можно напоить.

– Ладно, – устало отозвался Леон, – пошли. Сорейль тихонько двинулась за ними. За все время она не проронила ни слова. Леон подумал, что она, скорее всего, предпочла бы сразу отправиться на поиски, но не решалась их торопить – вдруг рассердятся и оставят ее тут одну, а сами уйдут?

Ручей стекал с горы – неширокий, но холодный и чистый. Айльф оглянулся в поисках удобного места, довольно кивнул и повел животных к краю поляны, где росло одинокое дерево. Привязав их и освободив от дел, он оставил животных пастись и вернулся к воде.

– Хорошее место для пикника, – пробормотал Леон.

Место и впрямь было красивым – скальная осыпь, точно обнимавшая поросшую клевером поляну, ручей, в котором играло солнце, и мачтовые сосны на самой опушке леса. Солнце переползло через зенит, тени, отпрошенные валунами, стали чуть длиннее – чересчур четкие и ровные, подумал Леон и лишь тут сообразил, что смотрит на развалины какой-то постройки. Поросшие мхом и оплетенные повиликой тесаные камни уже почти не отличались от своих соседей.

– Айльф, – сказал он, – как ты думаешь, что это такое?

– Развалины, сударь, – жизнерадостно отозвался :парень.

– Сам вижу. Я спрашиваю, развалины чего? Айльф пожал плечами:

– Скорее всего, старое святилище. Когда-то их ставили у подножия гор, на таких вот полянах.

– Двоим?

– Тут и кроме Двоих много кто ошивался, – неопределенно ответил Айльф.

«Видимо – и не так уж давно – этот мир, подобно Земле на заре истории, кишел малыми богами, – подумал Леон, – теми, что потом перешли в свиту Темного на почетные должности демонов и духов, или же вовсе позабылись, вытесненные четкой, логичной, по виду бинарной, а на деле монотеистической религией. Племенной божок… Или тотемный звероподобный родич – да мало ли…»

Он уже сделал несколько шагов по направлению к Развалинам, как вдруг Сорейль, которая неподвижно стояла, с тоской глядя на возносящуюся в небо гору, кинулась к нему и с неожиданной силой схватила за рукав.

– Не надо туда, сударь! – умоляюще произнесла она.

Он осторожно отстранил ее:

– Не надо? Почему?

– Это… нехорошо, – сказала она тихонько.

– Я ничего там не трону. Просто посмотрю.

Она молча отпустила его руку. Он обернулся к Айльфу, но тот не двинулся с места – они оба стояли и смотрели, как он пересек поляну и, отстранив гибкие зеленые плети, нырнул в развалины.

От святилища осталось немного – три обрушившихся стены и какое-то подобие алтарной плиты. Ветер сюда не проникал, солнечный свет – тоже, небо над головой показалось неожиданно синим – почти фиолетовым – и холодным. Пахло плесенью и застарелой сыростью. Ручей бурлил совсем рядом, подмывая заднюю стену.

Он подошел к алтарю. Каким бы заброшенным тот ни выглядел, а кто-то из здешних побывал здесь до них, и не так давно – на камне лежали зачерствевшие лепешки и почему-то нитка ярко-красного стекляруса: чье-то нехитрое подношение. Рельеф на глыбе камня позеленел от сырости, но он все равно разглядел приземистую фигуру с насмешливо высунутым языком.

– Корра, – пробормотал он.

* * *

Горный кряж задерживал облака; они клубились над вершиной, точно потоки мутной воды, тени наползали на поляну, и холод чужого, недружелюбного мира пронизал его до костей.

Он оглянулся. Сорейль стояла у него за спиной, глядя отчаянными глазами. Впереди темнел вход в штольню – наполовину осыпавшийся, черный, точно беззубый рот. Он поднял лампу, подобранную в опустевшем бараке рудокопов, заправил ее загустевшим маслом из найденного тут же кувшинчика и зажег фитиль. Свет был тусклый, колеблющийся, грязное стекло плохо пропускало его.

Айльф сделал было шаг в сторону отверстия, но Леон покачал головой:

– Нет-нет. Ты останешься здесь, с лошадьми. Если… если мы не выйдем до завтрашнего вечера, подожди еще ночь и уезжай. Скажешь амбассадору Бергу…

Айльф пожал плечами. Его лицо ничего не выражало, и Леон вдруг подумал, что со стороны сам он выглядит патетично до глупости.

– Ты слышал, что я сказал? – спросил он как можно строже.

– Сударь, – тихо отозвался юноша, – можно вас на минутку…

– Ну что еще? – Он передал фонарь Сорейль: —

Подержи, я сейчас.

– Видите ли, сударь, – неохотно сказал Айльф, – вы, конечно, вправе лезть в любую вонючую дыру, не мое это дело, но предупредить вас я все же должен… В общем… ничего вы там не найдете.

– Почему?

– Об этом не принято говорить, сударь, не знаю я, что там делается, да и знать не хочу; но не слишком-то полагайтесь на ее слова.

Он кивнул в сторону Сорейль.

Леон, в свою очередь, оглянулся на девушку – она стояла неподвижно, колеблющееся пламя освещало ее тонкое лицо.

– Брось! Не выдумала же она все это!

– Выдумала? Нет-нет, что вы, сударь. Она верит в то, что говорит, это точно. Просто – вы чужак здесь… А потому вы можете увидеть там одно, а она – совсем другое.

Юноша помолчал.

– Она говорит, детишки эти там пропали… Может, и так, кто знает… А только, сударь, детишек-то как следует никто не видел с тех пор, как их из деревни погнали.

– Ну и что?

– Ничего… – пожал плечами юноша.

Леон поглядел в непривычно серьезные глаза Айльфа.

– Послушай, – медленно сказал он, – когда мы только ехали сюда… по плоскогорью… я видел огни. Вся гора была в огнях, точно… точно замок маркграфа, нет… иначе… все равно. И никто, никто их не заметил, только мы с Бергом.

– Очень может быть.

– Ты их видел? – Нет.

– Что там внутри, Айльф?

– Никто не знает, сударь. Это все равно что… Что бывает после того, как мы умираем?

– Воссоединение… – неуверенно отозвался Леон, стараясь ответить, как надо.

– Чушь, – отрезал Айльф. – Вы знаете наши верования, беседовали со святым отцом и все такое, но вы же сами в это не верите! Подыгрываете нам, стараетесь! Пришли из-за моря, верно?

Леон молча смотрел на него.

– Нет никакой страны Терры за морем! – шепотом сказал Айльф. – Там вообще нет населенных земель.

У Леона пересохло в горле.

– Откуда ты…

– Гунтр говорил. Уж он в таких делах разбирался. Я, как узнал про вас, сразу понял – не отсюда вы… Может быть…

Он замялся.

– Ну, что еще?

– Гунтр очень надеялся, что однажды придет кто-то… Может, он как раз вас и ждал? Таких, как вы.

Сорейль нетерпеливо переступила с ноги на ногу – пламя в фонаре качнулось, по отвалам грунта побежали тени. Леон вздохнул.

– Отложим этот разговор, ладно?

– Как хотите, сударь. Но только… если вы увидите там совсем не то, что она, верьте себе, а не ей. Только я почему-то думаю, что вы вообще ничего не увидите.

Он ухмыльнулся; его лицо в пляшущих тенях на миг стало похоже на уродливую маску с храмового барельефа.

Леон растерянно пожал плечами. Ну что он может сказать? Гунтр надеялся, что придет кто-то со стороны, и что? Устроит революцию? Освободит крепостных? Парламент созовет? Поведет местных людей к свету знаний? Кто – два самых заурядных человека, связанных по рукам и ногам инструкциями Корпуса? Но дело даже не в этом: общество приспосабливается к людям не меньше, чем люди к обществу, – глупо было бы полагать, что местные жители, зажатые в жестких кастовых рамках и точно знающие собственное место, нуждаются в мессиях из просвещенного технократического мира. Еретики, вольнодумцы и прекраснодушные строители утопий водились во все времена, но их идеи отнюдь не способствовали всеобщему счастью. Другое дело – помочь одному-единственному человеку. Тому, кто действительно нуждается в помощи. Он отобрал фонарь у Сорейль и решительно шагнул вперед.

Ему пришлось согнуться чуть не пополам – таким низким был укрепленный балками свод. Штольня шла наклонно, углубляясь в сердце горы. Видимо, это был пусть и не ствол шахты, но один из главных ходов. Как они в остальных-то работали, – пронеслась в голове мысль, – лежа?»

Он отцепил от пояса нож и пометил опорную балку, выцарапав стрелу, обращенную наконечником к выходу. На закопченном, почерневшем от времени дереве свежий надрез белел неожиданно ярко, словно светился.

Сорейль шла за ним: он ощущал это по тому, как пригас и без того слабый дневной свет у него за спиной, когда девушка заслонила вход в штольню. «Хорошо бы управиться до темноты, – подумал он, – наверняка есть и другие выходы на поверхность, но увидеть их можно только при свете дня. Впрочем, всегда можно вернуться по собственным следам, нужно просто чаще оставлять направляющие метки».

Из тьмы выплыла какая-то темная куча; он с опаской приблизился к ней, ожидая, что из-под гнилого тряпья блеснут кости, но это была всего-навсего брошенная шахтерами ветошь. За ней громоздилась груда щебня. Он посмотрел вверх – для этого ему пришлось вывернуть шею набок; грунт сыпался с потолка – прогнившие балки в любую минуту грозили обвалиться. Паршиво…

Сорейль по-прежнему шла за ним, не отставая ни на шаг – так что он слышал ее прерывистое частое дыхание, – но за все время не сказала ни слова. Он слышал и еще какой-то звук – глухой, частый, но равномерный, и не сразу сообразил, что это удары его собственного сердца.

«Наверное, это потому, что здесь очень тихо, – подумал он. – Оттого и кажется, будто чужеродное пространство стискивает тебя со всех сторон, обволакивает, не дает дышать…» Его не готовили по горному делу, вот проклятье! Сотрудники Корпуса – люди психически стойкие: страдай он клаустрофобией, его просто не взяли бы в штат, но ему все равно было не по себе.

В колеблющемся тусклом свете фонаря он мог различить путь лишь на несколько шагов вперед; дальше лежали тьма и неизвестность. Женщина за спиной вдруг показалась чужеродным существом – вот-вот прыгнет ему на спину и вцепится когтями в глотку. чушь, игра воображения, но почему она, черт возьми, все время молчит?

– Ты их здесь потеряла, – спросил он, – в этой штольне? Или вы ухитрились забраться в какой-нибудь штрек?