Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Так не бывает.

– Не бывает? Посмотри сам!

Он подошел к стене и уже собрался было ткнуть пальцем в мерцающую поверхность, но стена была пуста. Просто стена…

– Ну, что? – спросил Берг из-за его плеча.

– Ее нет… – Он недоуменно обернулся. – Как же так, я не понимаю… Айльф тоже ее видел. Сказал, что они иногда встречаются в богатых домах. Глаз Карны, что ли…

– Он ее и взял, – предположил Берг. – Малый неравнодушен ко всему, что плохо лежит.

– Ну… Не знаю. Сейчас спрошу.

– Он во дворе. Укладывает вещи в повозку. Потом спросишь.

Вид у Берга был снисходительный – словно у взрослого, который от нечего делать потакает глупым выдумкам ребенка.

– Он хорошо перенес вакцинацию? – Леон решил на всякий случай сменить тему. Им все равно уезжать – когда тут искать таинственный глаз.

– Нормально, – равнодушно ответил Берг. – Антигистаминная даже не понадобилась. Да с него все как с гуся вода…

– Я вот все думаю… Не пожертвовать ли нам заговоренную воду его светлости? По крайней мере, это было бы красивым жестом – с нашей стороны.

– Может, и было бы. – Берг отвел глаза в сторону, – но у нас больше не осталось ампул.

– Как это – не осталось?

– Я вакцинировал Сорейль…

– Сорейль?

– Она подвергается не меньшей опасности.

– Но… Послушай, Берг… Ты что, спутался с этой девушкой?

– Мне не нравится слово «спутался», – медленно проговорил Берг.

– Это… ни к чему.

– Это ты мне говоришь? – удивился Берг.

– Послушай, – торопливо продолжал Леон, – я же понимаю, она красива, но…

Он запнулся, поскольку и сам как следует не знал, что он хочет сказать. Наконец выпалил:

– Берг, тут что-то нечисто.

Берг молча смотрел на него своими светлыми глазами, и Леон ощущал себя полным дураком. И все же он продолжал:

– Она… Сорейль… словно знает, как к каждому из нас подступиться, – когда я ее впервые увидел, она была такой беззащитной, такой несчастной, ну, точно испуганный ребенок, она нуждалась в помощи, а… я не мог ей отказать… Ты ведь сам говорил, что я веду себя глупо. Потом она стала никакой – просто шла вместе с нами… я решил, она помешалась от горя. И вдруг она опять преображается – Берг, она такая, какой ты ее хочешь видеть. Потому-то ты не устоял – она словно воплощенная мечта, она…

И вдруг, уже совершенно неожиданно для себя, выпалил:

– Она ведьма!

И под неподвижным взглядом Берга почувствовал, как его лицо заливает жаркая волна стыда.

– Ты сошел с ума, – медленно сказал Берг.

– Послушай…

– Ты сошел с ума. Я всегда подозревал, что у тебя неустойчивая психика, я не подавал докладной – не хотел портить тебе карьеру, но я так и думал… Кишка у тебя тонка для этой работы. Вот ты и сорвался – теперь, когда мы заперты на планете. Посреди ночи померещилась какая-то штука – да ты посмотри на эту стену, разве сюда можно что-нибудь вмонтировать… Ты стал суеверен – отождествляешь себя с ними, а это непозволительно.

И холодно добавил:

– Мне наплевать на твои сексуальные пристрастия, но если ты потратил вакцину на этого проходимца, то какое тебе дело, на кого трачу ее я?

Леон онемел. Он только разевал рот, точно певец на экране головидео при выключенном звуке.

– Помилуй, что ты говоришь! – выдавил он наконец.

– Я говорю, чтобы ты не лез в мою постель.

– Берг!

Но его напарник молча развернулся, отшвырнул ногой попавшийся на пути увесистый стул и вышел. Леон устало потер ладонями лицо. Да кто тут сошел с ума? Он сам? Берг? Господи, ведь Берг – его куратор… Что он там наплетет экспертам? И ничего же не докажешь… Да что творится, в самом деле?

Он вздохнул и начал укладывать в сумку полевой набор.

* * *

На границе с Ретрой тучи разошлись. С холма Леон смотрел, как внизу вьется дорога – золотистая, меж зеленых полей, как солнце, пробиваясь сквозь образовавшиеся в облаках синие окна, заливает все медовым сонным светом. Он обернулся – за спиной толпились лиловые тучи, уходя на дальний Солер, и там, где стена дождя обрывалась, точно срезанная ножом, дрожала и переливалась в лучах солнца великолепная двойная радуга.

Город Ретра раскинулся в излучине реки. Белые сахарные стены наверняка были неприступны, но издали казались скорее архитектурным украшением, чем крепостным сооружением. Медь и золото дворцовых и храмовых крыш сверкали, как горящая солома; солома на крышах слободских золотилась на солнце, точно золото.

Всего пять дней пути…

Они выехали из Солера по разбитой дороге; дождь барабанил по крыше повозки – сначала этот шум был почти незаметен, потом стал раздражать… под конец хотелось заткнуть уши и кричать. На привале костры не желали разгораться, сырое дерево трещало и чадило; кони по бабки утопали в раскисшей грязи, и маркграф послал лорда Ансарда с отрядом поискать приюта под крышами ближайшей деревеньки. Однако, когда Ансард вернулся, черный, как тучи над головой, его светлость, перемолвившись с племянником несколькими словами, велел дать сигнал располагаться на ночлег в поле.

– Что там? – спросил Леон у Айльфа; тот сидел на задке повозки, болтая ногами.

– А что там может быть, – голос у Айльфа был тусклый, словно дождь вымыл всю привычную веселость, – трупы. Наверняка сейчас туда похоронная команда поскачет – с факелами да с горючей водой…

От отряда отделились несколько конных и, пришпорив лошадей, помчались, разбрызгивая грязь, в сторону деревни. За ними тянулись по ветру полосы черного дыма.

– Что толку, – заключил Айльф, – кто мог, уже разбежались, а Гунтр говорил, мор на человеке ездит, как блохи на собаке.

Он вопросительно взглянул на Леона.

– Та штука, с иглой, которой мессир Берг меня уколол, это от чего?

– Это не игла, – сказал Леон, – это впрыскиватель.

– Колет, как игла. Это магия такая?

– Нет, – Леон пожалел, что говорит не с Гунтром. – Я же объяснял тебе – это лекарство. Чтобы мор обходил стороной.

– А на всех его не хватит? «Вот оно», – подумал Леон.

– Нет, Айльф, на всех не хватит. Это так… на крайний случай…

– Если это никакая не магия… просто состав… Его можно изготовить?

– Для того чтобы его изготовить в большом количестве, нужна… тонкая алхимия. Ингредиенты и устройства, которых здесь нет. И еще долго не будет.

– Так велите, чтоб из Терры доставили. Раз там у вас есть.

– Терра – медленно сказал Леон, – сейчас для нас недоступна. Может быть, позже…

– Когда – позже? Когда все перемрут? Вам-то наверняка ничего – так Терра и будет смотреть, как мы туг подыхаем?

– Айльф… – Леон помедлил, но все-таки сказал: – Лучше об этом не распространяться, но мы не можем связаться с Террой. Пока.

– А если бы могли?

«Да, – подумал Леон, – это еще вопрос. Ну ладно, – он уже начинал раздражаться: эти обвиняющие нотки в голосе Айльфа… – Терра по крайней мере не ищет выгоды. В отличие от той же Ретры».

– Что с того? Ретру хоть понять можно. А вот вам чего надо?

– Знаний…

– Тьфу на ваши знания, – угрюмо сказал Айльф, – какой от них толк, если… Терра эта ваша – будь она проклята!

– Айльф…

– Ну чего?

– Послушай, – промямлил Леон, – эта штука, глаз Карны. Ее там утром уже не было.

Айльф смотрел на него, словно не верил, что нормальный человек вот прямо сейчас способен интересоваться такой безделицей.

– Ну, не было… Глаз, он всегда так. Возьмет и пропадет.

– Что за чушь ты несешь?

– Лапать его не надо было, ясно? Ему и не понравилось.

Руки Леона непроизвольно дернулись, словно он с трудом подавил желание схватить парня за ворот и хорошенько встряхнуть.

– Пришли, суетесь повсюду, обычаев не знаете. Если лезть не в свои дела, и не такое случится…

– Да мы-то в чем виноваты?

– Откуда я знаю, – Айльф смотрел в землю, в которую уходили, пузырясь и шипя, струи дождя, толстые, точно канаты из стекловолокна, – может, и не виноваты.

Леон покачал головой. «Мы, – сказал он себе, – как и вы, – так же беспомощны, так же смертны… так же уязвимы… да еще и отрезаны от своего мира. Ну что мы можем? Ничего…»

– А когда Терра пришлет еще корабль?

– Не знаю, – честно сказал Леон, – может, через год. А может, и через пять лет.

– Через пять лет Солер станет одним сплошным кладбищем, – безнадежно сказал Айльф, – и что вы тогда будете делать? Встретите своих гонцов на руинах графского замка, почиститесь и отправитесь, куда вы там все отправляетесь?

Он спрыгнул с телеги и, злобно шлепая по лужам, побрел туда, где под дождем крутились у костров кашевары.

Леон вздохнул и нырнул обратно. Берг дремал в темном нутре повозки, устроившись на каком-то подобии диванчика. Но, почувствовав, что Леон на него смотрит, он вздрогнул и открыл глаза.

– Куда мы приехали?

– Никуда, – ответил Леон, – просто привал. Не слишком уютное место, но под крышами останавливаться нельзя… мор…

– Что там за шум? Леон криво усмехнулся.

– Всего-навсего дождь.

Он уселся рядом с Бергом, зажег фонарь. Осветилось тесное нутро повозки, зато снаружи, казалось, сразу стемнело еще больше. Какое-то время они сидели молча. Потом Леон неловко сказал:

– Я, кажется, тогда погорячился… Ты понимаешь…

– Я, кажется, тоже погорячился, – согласился Берг.

Он вздохнул и устало покачал головой.

– Послушай, я же не слепой, я вижу, что делается. Когда сюда прибыла Первая Комплексная, цветущая земля была, а что теперь? Чума границ не знает – при их-то санитарии. Через год полконтинента вымрет, как в Европе при черной смерти… – Черная смерть в Европе сейчас интересует лишь медиевистов. А здесь не прошлое, Берг. Здесь настоящее. Те давно умерли, эти еще живы. Как ты себя будешь чувствовать, наблюдая, как они гибнут? Зная, что принципе можно было бы их спасти? Берг поглядел на язычок пламени в фонаре, замолчал и отвел глаза.

Из полевого дневника Иоганна Берга, палеоэтнографа Первой Категории.

Для внутреннего пользования. Надиктовано по пути следования маршрутом Солер – Ретра.

Ожидание близкого апокалипсиса типично для средневекового сознания. Неудивительно, что вспышку сверхновой местное население восприняло как соответствующее знамение. К сожалению, получившее вполне весомое подтверждение… Нынешние климатические условия существенно расходятся с данными, полученными метеорологами Первой Комплексной, – возможно, мы застали начало какого-то крупномасштабного цикла… Как следствие – недород, голод, мор… Смутное время толкает на отчаянные поступки; отсюда и наблюдаемое усиление геополитической активности… Все это, хотя и явилось полной неожиданностью для нас лично, вполне укладывается в рамки исторической науки. Потому меня беспокоит не столько нынешняя ситуация, сколько реакция на нее стажера Калганова.

Он воспринимает себя не столько наблюдателем, сколько участником событий местной истории – и ведет себя согласно этому восприятию. Неоднократно заводил со мной беседы о допустимом вмешательстве, о нарушении соответствующих пунктов Устава, что более чем странно, учитывая, что мы все равно не способны предпринять какие-либо действенные меры в условиях нынешней изоляции. Во время сегодняшней нашей с ним беседы выяснилось, что абориген – юноша, странствующий бард, которого формально наняли мы оба, но который фактически является слугой Леона, – до какой-то степени осведомлен о наших целях и происхождении и даже отважился просить Леона об оказании гуманитарной помощи в форме медикаментов и продовольствия. Привязанность, которую стажер Калганов явно выказывает к этому юноше, тоже меня беспокоит: либо мы имеем дело с проявлением скрытой доселе гомосексуальной ориентации упомянутого наблюдателя, либо – что в данных условиях несравнимо опасней – с комплексом отцовства, стремлением оказывать покровительство, учить и защищать.

В процессе разговора также выяснилось, что Калганов подверг миссию серьезной опасности, поскольку из его пояснений указанный абориген мог сделать очевидный вывод, что мы совершенно беззащитны, не в состоянии связаться с Террой и не владеем ситуацией. Стажер Калганов уверяет, что юноша, провоцируя его на эти откровения, преследовал свои собственные цели и ни в коем случае не передаст этот разговор местным влиятельным особам, у меня же такой уверенности нет. В связи с этим у меня появились некоторые сомнения в профпригодности стажера, учитывая вдобавок, что он, похоже, подвержен внушению и склонен превратно истолковывать явления окружающей действительности.

* * *

Он выбрался наружу из душной повозки. Наступали сумерки, которые не могли разогнать походные костры; хотя они горели повсюду – на склоне холма, между палаток… «Нашу ставят наверняка ближе к вершине, – подумал Леон. – А маркграфская еще выше».

Дорогу едва можно было различить: она вилась меж деревьями и уходила в холмы, которые постепенно поднимались, превращаясь в низкие горы, в меловые завесы, за которыми на расстоянии уже двух дней пути лежала далекая Ретра.

На юге лениво поднимался столб дыма: пылала чумная деревня. Дальше, в низине, смутно виднелась еще одна деревушка. В крохотных подслеповатых окнах все еще горели огоньки – или это ему показалось? И тут он услышал плач – тонкий, высокий голос ухитрялся пробиваться сквозь пелену дождя. Он ничуть не походил на человеческий – так кричит чайка, носясь над бурыми волнами зимнего моря.

Леон пригляделся – несколько огоньков перемещались в сумраке, направляясь к холмам, то теряясь, то вновь появляясь в зелени густого подлеска.

– Айльф! – окликнул он.

Ему пришлось порядком надорвать глотку, прежде чем паршивец отозвался. Он с трудом подавил глухое раздражение: они не друга нанимали, слугу. Не нравится господин – пусть берет расчет, к чертовой матери. Наконец Айльф неохотно отошел от костра.

– Ну, что там еще?

– Оседлай мне лошадь.

– Вон грязь какая. Мокрые они, лошади. Да и кто же свою-то даст?

– Найди мессира Варрена, он все уладит. Шевелись.

– И куда это вы собрались на ночь глядя? Что мне говорить, коли спросят?

– Хочу посмотреть, что там делается… Видишь, огоньки?

Айльф, прищурившись, поглядел во тьму.

– Ну, вижу. Нечего там делать, сударь. Вам туда ход заказан. Еще и прибить могут.

– Ты, что ли, знаешь, что там делается?

– Ну…

– Не хочешь говорить, сам поеду. Такое у меня поручение от динатов Терры – ежели увижу что необычное…

– Это женщины, сударь, – неохотно сказал Айльф. – Поблизости есть запретное место… вот они и идут туда.

– Зачем?

– Детишек относят. Уж лучше так, чем помирать…

– Ты хочешь сказать, они бросают их там на смерть?

– Почему – на смерть? Их заберут. – Кто?

– Какая вам разница, кто? Заберут, и все.

– Эти ваши корры? – неожиданно сообразил Леон. – Ты о них говоришь?

– Может, и так, – Айльф неприязненно посмотрел на него. – А вам что за дело?

– Айльф, – мягко сказал Леон. – Никто их не заберет. Они же замерзнут там, в роще. Или захлебнутся. Или их разорвут дикие звери.

– О нет, нет. Они просто уснут и родятся заново. Это… так бывает… для детишек, пока они маленькие, все равно. Для взрослых – хуже.

– Почему хуже?

Айльф вздохнул, помедлил, но, видимо, решив, что от прилипчивого амбассадора отделаться не удастся, все-таки сказал:

– Ежели этому понадобится кто из старших, он может их позвать. А потом – отпустить. Но они никогда не возвращаются такими же, как ушли.

– Айльф, – терпеливо проговорил Леон, – это легенда. Суеверие. Никакой нечисти там нет…

– О нет, сударь, – юноша покачал головой. Лицо его в наступивших сумерках было почти неразличимо. – Вы ошибаетесь. И шепотом добавил:

– Это нас нет.

Леон сгорбился, словно впервые заметил, что холод и мрак исподтишка окружают его.

– Почему ты так говоришь, Айльф? Не все так безнадежно. Тяжелые времена проходят. Я понимаю, это слабое утешение, но…

– Ничего вы не понимаете…

Айльф безнадежно махнул рукой и торопливо удалился, словно боялся, что Леон сейчас окликнет его, вновь будет приставать с расспросами…

– Унылое зрелище, верно? – раздался за спиной чей-то насмешливый голос.

Леон обернулся.

Советник Эрмольд неторопливо прохаживался по мокрой траве, заложив руки за спину. Вид у него был до отвращения аккуратный, даже грязь не липла к блестящим сапогам…

– А! – удивился Леон. – Так вы тоже едете в Ретру с его светлостью? Я не заметил вас в свите…

– Я присоединился к отряду лишь две стражи назад. Ехали верхом. Омерзительно – по такой-то погоде… Срочно вызвал герцог, – пояснил Эрмольд. – Странные вещи нынче происходят в Солере – говорят, в Пенне вода сделалась красная. Многие сочли это знамением…

– Вы же сведущий человек, – вздохнул Леон, – неужто и вы в это верите?

«Наверняка, – подумал он, – где-то размыло лесс… красные глины… вода сейчас кишит всякой дрянью…»

– Я не сказал, что я верю, – возразил Эрмольд, – я сказал, что многие верят… А насчет воды… Говорят, вы сказали придворному костоправу его светлости, что для питья и даже для умывания следует кипятить на огне… Тут я с вами согласен – наши шлифовальщики стекол уверяют, что в воде кишат всякие мелкие твари – нужно только уметь их видеть. Да еще, извиняюсь, трупы гниют… Но ведь не только вода переносит губительный мор – вон крысы повсюду так и кишат. Недаром там, в роще, происходит то, что происходит…

– А кстати, что там происходит? – равнодушно спросил Леон.

– Ну… Это старое поверье. Почти позабытое.

– Не столь уж позабытое, – возразил Леон. – Мой слуга поведал мне тут кое-что… правда, путанно, обиняками, но…

– Ваш слуга, извиняюсь, бродячий менестрель и враль каких мало. Если и не знает, то выдумает. А это просто воскресшие суеверия… Да еще искаженные временем… Не будь люди так напуганы… Возможно, они считают, что Двое бросили их на произвол судьбы…

Леон старался, чтобы голос его звучал как можно нейтральнее.

– Человеческие жертвоприношения?

– В каком-то смысле, – проговорил Эрмольд, – в каком-то смысле. Так или иначе, это только нелепые поверья. Настолько нелепые, что я предпочел бы полагать, что ничего этого не существует… Прошу прощения, амбассадор Леон.

Он развернулся и направился к лагерю, скользя гладкими подошвами сапог по мокрой траве. Какое-то время Леон смотрел ему вслед, потом осторожно отстегнул фибулу и стал манипулировать опалово светящимся кабашоном – миниатюрный длиннофокусный объектив, как раз для таких вот целей…

Кто-то сзади неожиданно толкнул его – с такой силой, что он чуть не упал в грязь. Маленький священник, обхватив его руками, отчаянно тянул его назад.

– Убирайтесь отсюда! На это нельзя смотреть! Выглядел он так, словно на него напал очередной приступ безумия, как давеча, на ярмарке, и Леон счел за лучшее подчиниться.

– Да ладно вам, – примирительно сказал он и устало побрел вниз, вслед за священником, который по-прежнему цепко держал его за рукав. – Если я что и нарушил, ваше святейшество, – извинился он, – то исключительно по незнанию… Не хотел вас ничем оскорбить.

– Вы иноземец, – сказал на ходу примас уже мягче. – и по незнанию можете… ошибиться.

Иноземец, иноземец… Вот и Айльф то же толковал… Да что они все, сговорились? Леон помолчал, потом, неожиданно для себя, спросил:

– Кто они такие?

– Никто, – коротко ответил священник. – Тьма. Язык пламени.

«Он боится, – подумал Леон. – Все они боятся. И Эрмольд боится. Врет мне в глаза. Да и Берг хорош – видит только то, что укладывается в его картину мира…»

– Кого вы защищаете, ваше святейшество? Меня от нечисти? Или, может, нечисть от меня?

– Это одно и то же, – угрюмо сказал священник. Он развернулся и пошел прочь, полы его облачения волочились по грязи. Леон растерянно покачал головой и побрел обратно к повозке.

* * *

– Орсон не выехал нам навстречу, – заметил Ансард, недовольно вглядываясь в пыльную даль.

Здесь, в Ретре, уже стояла жара, как это бывает на изломе весны, когда зелень молодых всходов сменяется блеклой ржавчиной выгоревших трав.

– Я это переживу, – коротко ответил маркграф. Он поглядел на лагерь, раскинувшийся неподалеку от стен Ретры: палатки с пестрыми флажками отсюда, с холма, выглядели точно флотилия корабликов на пруду, белая дорога была пуста. Их небольшой отряд скакал по направлению к городским воротам: под охраной дюжины крепких воинов ехал казначей, рядом с терранскими амбассадорами трусил на чалой лошади советник Эрмольд. Вид у него был непроницаемый – если он и получил какие-то наставления от своего господина, то держал их при себе.

– Орсон выставляет войска на границе с Солером, – заметил Ансард. – Каждого, кто попытается проникнуть в Ретру без ведома государя, будут убивать на месте.

– Знаю. – Маркграф дернул поводья, и лошадь затанцевала под ним, выбивая копытами дорожную пыль. – А ты чего хотел? В Солере полно зачумленных голодных оборванцев. Хлынь они все сюда, Ретра не выдержит, какой бы она ни была богатой.

– Мы могли бы поговорить с Ретрой на ином языке…

– Я не стану ввергать Солер в войну, – сухо сказал маркграф. И резонно добавил: – Которую мы наверняка не выиграем.

– У нас есть союзники.

– У нас нет союзников. У неудачников союзников не бывает. Или же ты надеешься, что эта их лукавая Терра все-таки примет нашу сторону? Высадит на побережье корабли с воинами?

– Почему бы нет?

– Что будут потом делать здесь эти воины, Ансард? Возьмут Ретру, посадят меня на герцогство и уплывут обратно? Или останутся здесь – теперь уже навсегда? Не два посла придурковатых – армия! Ты этого хочешь? Ретру они не пожалеют, а Солер пожалеют!

– Кто знает? – угрюмо заметил Ансард. – Никто прежде не слышал про эту Терру.

– Тем более. Не буди лиха, друг мой. Мало нам своего…

– А что, если они блефуют, а, дядюшка? И нет за их спинами никакой мощной державы? Так… вонючее княжество…

– А нет державы – нет и военной помощи, – резонно возразил маркграф, – и, кстати, мы у Терры в долгу. Буквально – в долгу, чем бы мы иначе расплачивались с Орсоном? Ворланским навозом? Проклятым серебром из проклятых рудников?

– Ворлан, – угрюмо сказал Ансард, – еще ни к кому с протянутой рукой не ходил.

– Еще бы, за спиной-то у Солера. Забудь про Ворлан, Ансард… Отстроишь свой манор, хорошо. А пока ты при мне. И люди твои – тоже.

– Это я помню, ваша светлость…

Ансард дернул воротник, словно тот вдруг начал исподтишка стискивать ему шею, и с недоумением взглянул на каплю крови, выступившую на ладони. Он вновь поднес руку к вороту, разжал… Бесценная брошь с рубином переливалась и отбрасывала красные огни в лучах полуденного солнца. Какое-то время Ансард глядел, как она вспыхивает искрами в ладони, потом резко размахнулся и зашвырнул терранский подарок в траву. Искра прочертила воздух, пропала…

– Терранская штучка, – сквозь зубы проговорил Ансард, встретив вопросительный взгляд родича. – Мне их подачки ни к чему. Ежели Солер…

Городские ворота отворились, и на белую дорогу высыпали пестрые нарядные всадники.

– Вот он, Орсон, – сказал маркграф, глядя из-под руки. – Выехал все же.

* * *

В окна дворца били косые лучи солнца, такие яркие, что Леон невольно заморгал и отвел глаза.

– Надеюсь, вы не испытываете никаких неудобств, – сказал герцог Орсон.

– О нет, государь, – маркграф склонил голову (не поклон, тень поклона), – благодарю вас.

Айльф не врал, когда расписывал красоты Ретры, – тронный зал и впрямь выглядел роскошно, даже слишком роскошно – колонны, поддерживающие свод, исполнены в виде золотых деревьев, в кронах сверкают гранатовые плоды, а сам свод являет имитацию звездного неба; именно так стояли звезды в день рождения его светлости герцога, пояснил Эрмольд. Пол выложен малахитовыми плитами, а голова герцога, сидевшего в тяжелом резном кресле, венчалась короной такой тонкой выделки, что казалось, ее можно смять, сжав в руке.

«Нарочно так вырядился, – подумал Леон. – И весь этот пышный прием затеян недаром. Ведь он мог бы поговорить с маркграфом запросто: как его светлость с его светлостью».

За всей этой роскошью трудно было разглядеть самого герцога, немолодого, на первый взгляд добродушного; лишь когда он вежливо приподнялся навстречу новоприбывшим, стало видно, что он крепко сложен и, несмотря на пышное тяжелое облачение, двигается с легкостью человека, проводящего в седле гораздо больше времени, чем в тронном зале.

– Я наслышан о бедах, обрушившихся на Солер, – сказал Орсон. – Это, право, очень грустно. Очень грустно…

Он многозначительно смолк.

– Я о многом не прошу, – сказал маркграф сквозь зубы.

– Разумеется. Кто спорит, кто спорит… Но прошлый год и у нас выдался не слишком урожайным. Что же до скота…

– Торгуется, как лабазник, – тихонько пробормотал лорд Ансард.

– Будь Солер под нашим покровительством…

– Но Солер не под вашим покровительством, – лицо маркграфа ничего не выражало. – А потому готов заплатить вам полную цену.

– Да ладно вам, – добродушно сказал герцог, – какие счеты между соседями! Кстати, я велел отогнать двадцать голов скота вашим людям… Надеюсь, они будут довольны…

– О да, – вежливо ответил маркграф, – вполне. Кстати, вид с холма, который отведен им под место для лагеря, открывается просто великолепный…

– К чему таким бравым молодцам дышать дворцовой пылью? Пускай порезвятся на просторе. Тем более что обратный путь будет нелегким – им придется сопровождать обозы…

– Разумеется.

– И перегонять скот. Сто голов племенного стада, знаете ли, не так просто будет доставить на место. Ну, с коровами ваши молодцы, я полагаю, справятся, а вот мои чудесные быки – драконы, а не быки… Только пару дней назад один из них разнес стойло в щепы. Да и убийство на его совести (если у этой твари есть совесть). Покалеченные не в счет.

– Мои люди затравили несчетное число диких кабанов, – сухо сказал маркграф.

– Но этих вам надо доставить живыми, а это, согласитесь, государь мой, совсем другое дело. Впрочем, – он махнул пышным, отделанным мехом рукавом, – предоставим эти вопросы на усмотрение доверенным лицам. Тем более что они разбираются в этом лучше нашего. Такая скука эти хозяйственные проблемы, между нами говоря… Мы, высокородные, до этого не снисходим. Охоты, пиры, молодецкие забавы… Верно я говорю, друг мой?

В его глубоко посаженных глазках вдруг сверкнул самый живой интерес.

– А это, значит, и есть ваши загадочные друзья? Амбассадоры из далекой Терры… Ну-ну…

Берг выступил вперед, низко склонил голову, приложив руку к груди, где сверкала тяжелая церемониальная цепь.

– Счастлив предстать перед вашей светлостью…

– Мне говорили, что вы внушаете страх одним своим видом, – доброжелательно продолжал Орсон, – великаны… так что я уж подумал, значит, и вправду за морем живут чудовища… А вы вполне…

– Заурядны? – подсказал Берг.

– Приятны с виду, – любезно заключил герцог. – Кстати, эти великолепные самоцветы… В горах Солера таких не встретишь. Серебро там, и верно, имеется, впрочем, что-то там случилось с этой жилой, верно, государь? Казначей мой говорит, им трудно назначить цену – поскольку не с чем сравнивать…

– Назначьте любую, – сквозь зубы произнес маркграф.

Орсон, защищаясь, приподнял ладонь:

– Помилуйте, они бесценны… Это все казначей… – Он ухмыльнулся. – Честнейший человек – так радеет за наше благополучие, что нам самим порою трудно бывает с ним сладить. Ну, формальности улажены, а остальное приятней обсуждать за кубком вина. Буду рад, если вы почтите нас присутствием на вечерней трапезе.

Он чуть повернул голову и уставился на послов. Словно насекомое под лупой разглядывал.

– Что ж, приглашение относится и к вам, господа. Надеюсь, вы расскажете мне о Терре.

Берг молча поклонился.

Из полевого дневника Леонарда Калганова, этнографа-стажера. Надиктовано в Ретре, в день прибытия, за час до парадного приема

Орсон не из тех, кто способен упустить свою выгоду, – как выяснилось – он ясно дал понять, что рассматривает драгоценности, врученные ему нашим венценосным покровителем, лишь как залог в счет будущих выплат. В счет этих выплат, кстати, входят и совершенно грабительские пошлины за провоз товаров через Ретру в соседние княжества. Боюсь, его светлость беззастенчивое вымогательство склонен рассматривать как личное оскорбление – во всяком случае, он вновь попытался прощупать почву на предмет возможного военного альянса с Террой. Для чего вызвал Берга на галерею, где, по его мнению, можно было вести приватный разговор. Берг, разумеется, беседу зафиксировал; запись можно найти в соответствующем приложении. Суть: Солеру следует полагаться лишь на свои силы. Разумеется, Берг прав – Солер обречен, а с Ретрой Терре сейчас ссориться не выгодно. А то, что погибнут сотни, тысячи… ну, так это издержки исторического процесса… По сравнению с перспективами, которые этому миру принесла Терра, судьба какого-то крохотного графства не имеет значения. Похоже, под категорию издержек исторического процесса попадаем и мы с Бергом. И это, как ни странно, служит мне некоторым утешением.

* * *

– Ну и сукины же мы дети, – сказал Леон.

– Само собой, – нехотя откликнулся Берг, – а что делать… таковы правила…

– Конечно! С чего бы? Мы лижем зад тем, кто в силе, и да будет так! Ныне и присно и вовеки веков…

– Во-первых, – скучно произнес Берг, – мы лижем зад во имя прогресса. Во-вторых… Какая помощь? Откуда ты ее рассчитываешь получить? Мы сами нуждаемся в помощи.

– Да, – согласился Леон. – Это ты в самую точку…

– Чертовы разработчики! Надо было с самого начала налаживать связи с Ретрой. Ты ж погляди, продвинутая страна, богатая, процветающая…

– Ну так кто нам сейчас мешает? – бросил пробный камень Леон. Потому что что-то было явно не так… Не похоже на Берга… вообще ни на что не похоже…

– Мешает? Ты о чем?

– Почему бы нам сейчас не переметнуться к Ретре? Орсон был бы рад заполучить в руки такой козырь…

Берг смотрел в пол, на тесно пригнанные друг к другу розовые плиты.

– Сорейль, – сказал он виновато. – Ты понимаешь… Она осталась там… Он мне ясно дал понять… Маркграф Солерский, его светлость… Что ж, сказал он, не хочет Терра помочь – не надо… но мы вернемся с ним… вернемся в Солер… если вообще вернемся…

– Она заложница?

Теперь Берг поднял голову и поглядел Леону в глаза. Лицо его медленно залила краска, но взгляда он так и не отвел.

– Ты должен меня понять… кому, как не тебе… Она говорит, что умрет без меня, обычное дело, они всегда так говорят… но беда в том, что на сей раз это правда – если я не вернусь, она действительно умрет. Он убьет ее, Леон, и не просто убьет… сам знаешь, на что они тут способны.

– Да, – сказал Леон. Ему было невыносимо жаль Берга, жаль себя. Сказать ему, что он гонится за призраком? Он не поверит, уже не поверил. Лишить его последней надежды, чуда любви, которую его напарник, возможно, испытал впервые? Он из тех, кто нелегко раскачивается, Берг, но остановить его еще труднее. – Да. Знаю.

– Послушай, Леон, я же понимаю… я и тебя подвергаю опасности… но ты… нет, не говори…

– Да я и не говорю, – устало сказал Леон.

В трапезной горели не факелы – изящные светильники, и стол был накрыт тяжелой расшитой скатертью. Куда там Солеру… А уж посуда…