Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

«Берг вроде пил наравне со мной, – думал Леон, – но так, по виду и не скажешь. Черт, у меня еще с института слабая голова на выпивку…»

– …а рядом, надо сказать, жил святой человек, отшельник, со зверьми лесными собеседник, вот и пошла к нему девица. «Ах, – сказала девица, – впору удавиться, я все отдать готова, но своего добиться…» Сказал тогда отшельник: «Хоть я обет нарушу, спасу я твою душу. Возьми вот эту склянку, три дня варил я травы из сердца сей дубравы, три дня варил, три ночи, они нездешней мочи, когда ты выпьешь хоть глоток, заснешь, и будет сон глубок, как смертный сон холодный… Обрядят твое юное тело в тонкое полотно, отнесут в священную рощу и оставят на ночь, проститься с белым светом… Тут-то ты и воспрянешь…»

«Что он такое несет, – тупо думал Леон, – где-то я уже это слышал…»

Капитан дружелюбно хлопнул его огромной лапищей по колену.

– Люблю я слушать всякие печальные истории, – сказал он, – так душу рвет, что прямо плакать хочется… Загрубели мы, парень, заматерели, а в молодости, помню…

Он подпер рукой подбородок и надолго задумался.

– …И увидя, что мертва любимая, он выхватил кинжал, тот самый, коим убил он ее брата любимого в честном поединке, и вонзил себе прямиком в сердце, и упал рядом с ней, бездыханный…

– Эй, Берг, – Леон ткнул напарника, чьи мысли явно витали где-то далеко, локтем в бок.

Берг неохотно вернулся к действительности:

–Да?

– Ты слышишь, что он рассказывает такое?

– А… – Берг прислушался, – да, везде одно и то же…

Он вздохнул и вновь погрузился в молчание.

Айльф тем временем довел свою печальную историю до логического конца, картинно раскланялся и замер. Эрмольд благосклонно кивнул.

– Накорми его, – велел он виночерпию. – И поднеси выпить. У него небось в глотке пересохло.

Айльф, сохраняя скорбную мину, величественно принял из рук виночерпия увесистый кубок и огромный кусок мяса, поклонился и удалился из палатки. Кубок он прихватил с собой.

Капитан вновь хлопнул Леона, на этот раз по плечу.

– Ты уж прости, – сказал он, – не понравился ты мне сначала. А теперь я вижу, славный ты малый.

– Ты тоже, – великодушно отозвался Леон. Он обернулся к Эрмольду. – П-подземелье, – выговорил он, еле ворочая непослушным языком, – у вас под стенами замка просто чудесное подземелье. Ступишь – и ты уже… з-за трите… девите… девять земель, и…

– Опять сказки, – вздохнул Эрмольд, – похоже, ваш менестрель на вас дурно влияет, амбассадор Леон.

– Но это…

– Ну разумеется-разумеется, – успокаивающе произнес Эрмольд, – это чистая правда…

И продолжил, обернувшись к Бергу:

– Оказывается, это заразно – держать у себя менестреля.

– Да уж, – неопределенно отозвался Берг, – ты бы лучше поел как следует, Леон, а то, знаешь…

…Когда они вышли из палатки, совсем стемнело. Роса была такой густой и холодной, что Леон на миг протрезвел, но потом окружающий мир вновь расплылся в какое-то неясное месиво цветных пятен; далекие костры плясали, точно обезумевшие танцоры, а вход в их с Бергом палатку почему-то оказался совсем не там, где ему полагалось находиться.

Почему-то обнаружилось, что Берг давно уже улегся спать: из угла, где располагалось его ложе, доносился мощный храп. Леон икнул, борясь с тошнотой, потом крикнул:

– Айльф!

Айльф вынырнул откуда-то из темноты и деловито начал стаскивать с Леона сапоги – тот отчаянно старался удержать равновесие.

– Кислого молока вам бы с утра попить, сударь, – сказал Айльф, – хорошо помогает.

– Я не доживу до утра, – пробормотал Леон, – что за дрянь вы пьете?

– Почему – дрянь? Вино молоденькое, годовалое… Хорошее вино…

– Что ты за историю такую рассказывал? Откуда ты ее взял?

Айльф усмехнулся:

– Понравилось? Не то чтобы я сам ее выдумал… На самом деле, все это совсем по-другому было. Приходит этот молодой дурень к Гунтру – а за ним уже вся деревня гонится, – тот переодевает его бродячим отшельником и отсылает прочь тайными тропами. Ну а девица рыдает: не жить мне без него – или убегу, или удавлюсь… А куда ей, глупой, бежать – парень-то, если честно, уж такой шалавый был, уж сколько девок он по округе перепортил… Ладно, говорит Гунтр, вот тебе тайное средство – ты, значит, его выпьешь… Она выпила – ну и пронесло же ее! Не то что бежать – от сортира на пять шагов отойти не могла! Неделю она в лежаку лежала, а потом пришла в себя, а этого, хахаля ее, уж и след простыл, станет он ее дожидаться, как же! Ну, она поплакала-поплакала и взялась за ум, замуж ее выдали от греха подальше…

– Ты циник, – устало сказал Леон, – а еще менестрель.

– Кто-кто?

– Продажная твоя душонка…

– Мне платят не за то, чтобы я говорил, как оно на самом деле было, – резонно возразил Айльф.

– Ладно, убирайся отсюда, бард недоделанный. Айльф хихикнул и исчез. Леон закрыл глаза и уже готов был провалиться в какое-то мутное подобие сна, когда рядом раздался тихий шорох. Он подхватился и присел на постели – стоило лишь чуть приподнять веки, как земля совершенно очевидно начала вращаться вокруг своей оси.

– Сударь, – раздался чей-то шепот.

В свете масляной плошки Леон разглядел какую-то девицу. Черноволосая, свеженькая, она стояла на коленях у его постели, ее грудь соблазнительно выглядывала из выреза.

– Откуда ты, прелестное создание? – невнятно пробормотал он.

– Я при обозе… Меня господин Эрмольд прислал. Я как раз у него в палатке прибиралась, а он и говорит – пойди погляди, что послы делают. Может, им нужно чего?

– Пару гран цианистого калия, – сказал Леон. Ему хотелось только одного – лечь и лежать неподвижно, пока организм не выгонит из себя все кетоны и ацетоальдегиды.

– Чего?

– Ничего, это я так… Ты лучше пойди, амбассадору Бергу спинку потри…

– Так его Берг зовут? А он ничего, симпатичный. Она нырнула в темноту. Леон смутно расслышал, как Берг сонно проговорил:

– Сорейль…

– Я не Сорейль, сударь. Я Лана, – возразила девица.

– Какая еще Лана? – Берг явно просыпался.

– Ваш друг сказал…

– Вон отсюда! – взревел Берг. Девица пискнула и убежала.

– Ну и дурак, – вяло пробормотал Леон.

Берг говорил что-то еще, но Леон уже не слышал: он вывалился из палатки головой вперед, с трудом подавляя рвотные спазмы. Наконец земля перестала вращаться; вокруг было прохладно и почти тихо… Лишь теперь он различил пустое звездное небо с редкими клочьями облаков, смутные очертания полевых шатров и совсем рядом – молчаливую черную фигуру…

Он молча вернулся в палатку и рухнул на постель. Берг опять заснул, и Леон не стал его будить лишь для того, чтобы сообщить, что у входа в палатку стоит часовой.

Из полевого дневника Леонарда Калганова, стажера-этнографа. Надиктовано в пятый день месяца медосбора, после битвы на реке Пенне…

События несутся, как обезумевшие лошади. И время летит вместе с ними… Казалось, только что Ансард со своими людьми стоял под стенами Ретры, и вот уже Эрмольд вошел в Солер. И вода в реке спала за какие-то несколько часов, так что ему не составило труда переправиться, а ведь Ансард перед боем трое суток топтался на берегу в поисках брода. И это солнце… На полях блестит жидкая грязь, из оврагов, где гниют трупы, поднимаются удушливые испарения, и над всем этим ослепительное, невероятно голубое небо. И сверхновая погасла… Берг надеется, что все кончилось – нам следует ждать гостей. Прибудет Вторая Комплексная, и мы свалим на нее заботы об этом безумном мире, с которым не сумели совладать. И наконец выберемся отсюда.

Он обманывает себя – нам не выбраться. Эрмольд следит за каждым нашим шагом. Мы пленники, и окружает нас пусть комфортабельная, но тюрьма. Да, верно, из тюрьмы тоже можно бежать, нужно бежать, нужно предупредить их – о том, что миссии предстоит работать в режиме Красного Сигнала. Подумать только, ведь даже маяка на Фембре не осталось… Если бы этот мерзавец ошибся хоть на одну цифру, компьютер бы отменил программу и ему бы пришлось начинать все сначала…

…Берг мне не верит.

Вернее, не верит в то, что это сделал Ансард. Он скорее готов поверить в то, что это я сам, в каком-то помрачении не выдержал психической нагрузки и сорвался… Да, тут, в этом мире, есть что-то глубоко ненормальное, впору сойти с ума, но, черт, я же отлично помню, как эта обезьяна так и кинулась к пульту и давай жать на кнопки, будто кто под руку толкал…

Ладно, по крайней мере Эрмольд не ждет от нас никаких чудес. Он и сам неплохо справляется. А Ансард до сих пор пытается переломить судьбу, бедняга, – Устраивает все эти беспорядочные вылазки, в которых гибнут его люди… На Эрмольда работают два самых страшных союзника – голод и. чума… Говорят, в крепости уже едят трупы. Эрмольд – разумный человек. Никуда не торопится. Ждет.

Небо меркло. Рубиновые полосы облаков стали сизыми, затем растворились в синеве, по городской стене медленно прополз одинокий огонек дозорного.

– И вы по-прежнему уверены, что Двое стоят за Солер? – мрачно спросил Ансард. Выглядел он как человек, пожираемый лихорадкой, – щеки ввалились, под глазами залегли черные тени. – После всего, что случилось? Горожане вопят под стенами, проклинают уже не Ретру – нас…

– Что они могут знать, – прошептал священник, – они не видели Света…

– Я тоже не видел Света, – сухо проговорил Ансард, – я видел лишь Мрак… Мрак и гибель. Если бы это окончательно не подкосило боевой дух моих людей, я бы вздернул вас на самой высокой виселице Солера.

– Вы шли впереди меня, – напомнил священник, – и даже впереди Двоих.

– Да, – согласился Ансард, – кровь на мне… Но если бы вы не были так уверены в победе, не толковали мне часами о том, что Солер призван объединить земли, что победа будет наша, ибо вам было так сказано свыше, я бы… по крайней мере пощадил бы свою бессмертную душу.

– За свою бессмертную душу, – спокойно заметил священник, – отвечает лишь хозяин оной. Поскольку выбор, куда свернуть, всегда остается за ним. Ни я, ни Двое тут ни при чем.

– Да, – согласился Ансард, – но тот брод через Пенну указали мне Двое. На верную гибель.

– Вам было видение, – напомнил священник, – не мне. Сам я ждал знака, но не дождался.

Они стояли на верхней площадке башни. Ветер мял, пластал, вытягивал узкое боевое знамя Солера, часовые расходились на крепостной стене, и отсюда, сверху, люди, повозки и орудия, сгрудившиеся на узких, защищенных укреплениями улочках, казались грудой неопрятного хлама. Дальше, внизу, за городскими стенами дымились черные развалины брошенных домов, а еще дальше на склоне холма, сползая в низину, расположилось войско Эрмольда – солдаты копошились, точно черные муравьи. По небу неслись редкие облака, такие же узкие и вытянутые, как штандарт, багряно-сизые, точно дым от пожарищ…

Ансард передернул плечами, точно от холода.

– Что им от меня нужно, Двоим? Что? Жертва нужна? Славная смерть?

Священник молчал.

– Да… верно, – вновь проговорил Ансард, не дождавшись ответа, – я служил не Двоим… Я служил Солеру.

– Солеру? – медленно переспросил священник. – Вот он, Солер!

Он дрожащей рукой указал на чернеющие в излучине реки развалины, на дальний столб дыма, который, сдуваемый ветром, наискось поднимался в пустое, сияющее, равнодушное небо.

Ансард проследил за ним взглядом.

– Да, – пробормотал он, горько усмехаясь, – это ли процветание? Я хотел открыть Солеру закрома Ретры… Все сокровища Срединных графств…

– Вы хотели власти, – сухо заметил священник, – и славы…

– Я воин, – отрубил Ансард, – чего еще желать воину, как не власти и славы? Вы тоже искали власти и славы, нет?

– Не для себя… И разве я сказал, что Двое вас оставили? Нас оставили? О нет! Они будут с нами…

– Да, – медленно кивнул Ансард, – будут с нами… до самого конца… Что тебе, душа моя?

Леди Герсенда, опираясь на руку Сорейль, стояла на верхней ступеньке винтовой лестницы. Она была бледна так, что ее нежная кожа казалась голубоватой, четкие черты лица расплылись.

– Государь, – сказала она шепотом.

Он подошел к ней, сжал сильными ладонями ее холодные пальцы.

– Перед тобой я виновен, – сквозь зубы проговорил он. – Перед ним пускай, но перед тобою… Да, силы я желал для себя… но ведь для тебя я желал радости.

– Вина не твоя, – сказала она шепотом, – моя… И кара по заслугам нам обоим… но я не жалею… Нет.

Улыбка Ансарда походила скорей на оскал. – И я отвечу за все. Я один.

– Что вы задумали, государь? – неуверенно спросил священник.

– Если он и войдет в Солер, – Ансард встретил ищущий взгляд Герсенды и, не выдержав, отвернулся, – то на моих условиях.

Герсенда вздрогнула, точно от удара, и судорожно схватила его за руки.

– Нет, – проговорила она, – нет!

– О да, – мрачно ответил Ансард, мягко высвобождаясь из ее объятий, – ступай… Мы поговорим потом. У нас еще будет время.

Подозвал взмахом руки оруженосца, почтительно стоявшего в отдаленье.

– Иди, позови секретаря… Или нет, я спущусь сам…

– Господин мой, – пробормотала Герсенда. Глаза ее расширились, огромные зрачки заполнили радужку. Она пошатнулась, положив руку на высокий живот. Гримаса боли исказила лицо Ансарда.

– Уведи ее. Слышишь, ты, – велел он Сорейль. Прищурив глаза на холодном ветру, он глядел, как она спускается по лестнице – осторожно, точно держа в ладонях наполненный вином хрустальный сосуд.

– Я не отдам Солер просто так, – пробормотал он себе под нос. – Чего он хочет, этот сукин сын? Власти? Регентства? Пусть будет регентом при моем сыне. Иначе он еще месяц будет вязнуть в грязи под стенами и пить чумную воду. Я не открою ворота, пока не погибнет последний защитник крепости. Коли не хватит булыжников на мостовых Солера, мертвецов буду сбрасывать ему на голову. Небось не прочь заполучить Солер, пока его люди не передохли от заразы… Да. Только так. На этих условиях.

И, уже обернувшись к священнику:

– Он торгаш, этот Эрмольд. Ну что ж, поторгуемся.

– Вы отказываетесь от борьбы? – в голосе священника звучал ужас. – Уступаете? О нет, не надо… говорю вам, Солер возвысится, если вы проявите твердость.

И добавил, не удержавшись:

– В конце концов она всего лишь женщина…

Ансард схватил его за плечи, встряхнул, поглядел в глаза.

– А ты кто? – с расстановкой спросил он. – Ты кто?

Из полевого дневника Иоганна Берга, этнографа первой категории. Надиктовано в десятый день месяца медосбора.

Айльф донес, что в лагере ходят слухи о близкой капитуляции Солера, и, кажется, слухи эти подтвердились – Ансард действительно прислал парламентера. Причем, как сообщил мне секретарь Эрмольда, на вполне приемлемых условиях – сам он сдается на милость победителя, Эрмольд становится регентом при Ансардовом наследнике, а Солер – вассальным графством. Эрмольд тянет, но, полагаю, согласится. Трудно поверить, что Ансард так легко пошел на попятную, но, опять же по слухам, дела в крепости обстоят хуже некуда. Какой-то несчастный, то ли доведенный до отчаянья горожанин, то ли и впрямь лазутчик, прошлой ночью спустился с городской стены, обвязавшись веревкой. Он рассказывал, что в городе не осталось в живых ни одного младенца и ни одного старика, а из женщин – лишь те, что могут держать лук или таскать корзины с камнями на стены. Самое ужасное в этой истории, что Эрмольд, вытащив из него все, что касалось положения дел в Солере, велел вздернуть несчастного – мол, предал раз, предаст и другой.

Надеюсь, если дело и впрямь дойдет до капитуляции, Ансарда казнят, не унижая его достоинства. Это для него, бедняги, учитывая сложившуюся ситуацию, лучший выход…

* * *

Вид у Эрмольда был довольный – словно у хорошо расторговавшегося бюргера. Он сидел в походном кресле с видом человека, собирающегося преподнести собеседнику приятный сюрприз. Берг вежливо выжидал.

– Вы ведь по натуре человек мирный, амбассадор Берг?

– Ну, – согласился Берг, – в общем-то, да.

– Тогда вам будет приятно узнать, что я решил согласиться на условия Ансарда. Он открывает ворота. Мы входим. Его, разумеется, ждет почетная смерть, но за его родом сохраняется право наследования… Разумеется, вассалитет и все такое, ну, так это лучше, чем ничего… Постараемся представить это как можно с большей помпой, разумеется. Освященный небом брак Солера и Ретры…

«Декорум блюдет, – думал Берг. – Чтит послов далекой Терры. В известность их ставит. А то мало ли как оно дальше повернется – может, и от Терры будет какая-нибудь польза…»

– Рад это слышать, – согласился он вслух, – а… мирные жители? – Не пострадают. Дружину, разумеется, распустим, а уж, поди, и распускать-то нечего, офицеров повесим, не без этого, иначе нельзя, ну, так он знал об том, когда секретарю бумагу диктовал.

– Что ж, – сухо сказал Берг, – жизнь воина ему не принадлежит. – Вы все верно понимаете. – Эрмольд поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. Берг, в свою очередь, встал с низенького табурета.

– Я очень рад, – начал он, – что Ансард принял столь разумное…

Но договорить ему не дал часовой, просунувший голову за полог палатки.

– Ваша милость, господин, тут один человек… Хочет с вами поговорить.

– Кто такой? – недовольно спросил Эрмольд.

– Он говорит, у него есть сообщение. Очень важное.

– Вот как? – Эрмольд снова уселся в кресло. – Хорошо. Ведите.

Он кивнул Бергу, который нерешительно топтался у полога.

– Вы можете остаться, амбассадор Берг.

Берг застыл в дверях. «Это часть какого-то хитрого плана, – подумал он. – Что-то там Эрмольд задумал такое».

Но человек, вошедший в палатку в сопровождении часового, не выглядел частью хитрого плана. В потрепанной, неухоженной одежде, он бы смахивал на пожилого мещанина, если бы не внимательный и одновременно слегка отстраненный взгляд.

– Да, – сказал Эрмольд, – говорите.

– Господин, – сказал тот, поклонившись, – вы, должно быть, меня помните – я состою при вашем войске лекарем. Помощником мэтра Каннабиса. Эрмольд холодно посмотрел на него.

– Вас послал мэтр Каннабис? Что, клистиры растеряли по дороге? Если у вас в чем-то нужда, обращайтесь к коннетаблю.

– Нет, – сказал тот нетерпеливо. Это прозвучало почти дерзко. – Дело не в этом. Видите ли, государь, я на досуге произвожу кое-какие химические опыты…

– А, – сказал Эрмольд, – продолжайте. Неужто вы утверждаете, что получили наконец философский камень?

– О нет! – затряс головой алхимик. – Увы, государь… Но то, что хочу предложить вам я, вас наверняка заинтересует. Это касается Солера.

Он наклонился, согнув тело под прямым углом, и громким шепотом проговорил почти на ухо Эрмольду:

– Вы можете взять Солер хоть завтра.

Эрмольд брезгливо отстранился – от алхимика шел острый, кислый запах пережженных химикалий, но, когда тот поспешно отодвинулся, удержал его движением руки.

– Вы что, поднимете крепостные стены и перенесете их на другое место?

Алхимик покачал головой.

– Я их разрушу, сударь.

Берг открыл рот, потом закрыл, так и не произнеся ни слова.

– Понимаете, – продолжал тем временем алхимик, – это очень просто. На самом деле очень просто. И если я сделаю вам особый порошок, который разрушит стены Солера…

– Я не останусь в долгу, – сказал Эрмольд. – А, простите за любопытство, этот ваш порошок можно изготовить в большом количестве? Какие-нибудь редкие ингредиенты?

– Нет-нет, я же говорю – это очень просто. Мы можем получить его сколь угодно много: нужно лишь смешать в определенных пропорциях древесный уголь, серу и еще одно соединение, залежи которого имеются в изобилии, – неохотно сказал алхимик. Он достал из широкого рукава маленькую стеклянную колбу, на дне которой ровным слоем лежала черная пудра. – Хотите испытать?

– Да, – сказал Эрмольд, – да, пожалуй.

– Тогда нужно выйти из палатки, сударь. Я не успел провести тщательные испытания, но полагаю, что такое количество не произведет сильного разрушения… но для большей безопасности…

– Хорошо, – сказал Эрмольд, – пожалуй, мне и моим капитанам стоит на это посмотреть. Как вам это нравится, амбассадор Берг?

Берг пожал плечами.

– Если он не проводил испытаний, как можно быть уверенным, что оно сработает? – спросил он.

– Оно сработает, – упрямо сказал изобретатель. – я поджег щепотку. Все так, как я и думал.

– Надо же, – Берг вздохнул, обреченно и тяжко, —это ваше собственное открытие? Или вы прочли какой-нибудь старый манускрипт?

– Я увидел это во сне, – сказал алхимик. – Как бы пергамент с символами, а потом и сам порошок. И правда, когда я его приготовил, он получился в точности, как мне приснилось.

– Очень кстати, не правда ли? – подхватил Эрмольд. – Что ж, испытаем ваш взрывчатый порошок. И если все так, как вы говорите…

Он обернулся к Бергу:

– Что скажете, амбассадор? В вашей Терре знают о таком составе?

– Терра, – ответил Берг, – ничего подобного не использует. Ни в военных целях, ни в каких других.

– Надо же, – вежливо заметил Эрмольд. – Ну тогда, полагаю, точный состав порошка мы пока оставим в тайне, а?

– Разумеется, – Берг был не менее вежлив, – на вашем месте я поступил бы так же,

– Ну что ж, – Эрмольд потер руки, – пошли, поглядим… Хотите присутствовать при испытаниях, сударь?

Берг двинулся из палатки. Двое часовых, до сих пор подпиравшие полотняную, устланную коврами стену, отделились от нее и, точно двойная тень, последовали за Бергом.

Берг снова вздохнул.

– Это, – сказал он, – для меня большая честь.

* * *

– Порох? – удивился Леон.

– Почему нет? – Берг ходил по палатке взад-вперед. Это порядком действовало на нервы, но Леон ничего не сказал. – Все они рано или поздно изобретают порох.

– Не вовремя, – Леон прикусил губу, – ох, как не вовремя…

– Да, – Берг был мрачен, – теперь, разумеется, никаких переговоров не будет. Ничего не будет. Только-только, казалось, удалось уладить дело миром, и на тебе – приходит какой-то тип и заявляет, что он может в один миг открыть брешь в городской стене.

– Он что, алхимик?

– Любитель… так, костоправ. Какое-то нехитрое оборудование он, без сомнения, протащил с медицинским обозом, но ведь особой хитрости тут не требуется.

Он хмыкнул.

– Знаешь, что самое забавное? Он утверждает, что рецепт пороха ему приснился. Менделеев чертов.

– Или Кекуле.

– Да… – согласился Берг, – или Кекуле…

А вот Солер теперь падет. Нет нужды ни в каких переговорах, Эрмольд положит графство к ногам юному Автемару… И не только Солер. Против пороха местные твердыни не выстоят. – Забавно, – сказал Леон, – верно? Помнишь, ты говорил, что мы попали в Срединные графства как раз а тот момент, когда центробежные силы начали преобладать над центростремительными. И что мы стоим а пороге новой империи. Только ты тогда думал, что организующим элементом будет не Эрмольд, а Ансард. Солер, а не Ретра.

– Ошибочка вышла, – согласился Берг. – У Ансарда хватало амбиций, но он все-таки слишком воин… тут видишь, как совпало – Ретра совершила технологический рывок, ну, ей и карты в руки… Рыцарский дух уступает место прогрессу.

Он вздохнул, сгорбился над жаровней.

– Все так, все так, – проворчал он, не глядя на Леона, – солерцев вот жалко. Сдайся Ансард на почетных условиях, он сохранил бы город. И жителей – тех, кто еще уцелел, конечно. А при удачном штурме кто их убудет щадить? Никто их щадить не будет…

– Да, – согласился Леон, – никто не будет…

– Старики, дети…

– Нет в Солере стариков и детей. Уже нет.

– Тебе их не жаль, Леон?

Леон ощутил странную тоску – словно стены палатки обступают его так, что уже никогда не выбраться… на миг сделалось трудно дышать. Что с ним сделалось, с его напарником? Они словно и впрямь поменялись ролями, подумал Леон. Прежний Берг никогда бы не стал принимать так близко к сердцу беды аборигенов. Чертов мир…

– Жаль, – согласился он, – конечно. И не только их. Эрмольд пройдет по всем Срединным графствам. Правда, думаю, чтобы подчинить себе остальные, будет достаточно одного-двух наглядных примеров.

– Не будь этого изобретателя…

– Ты уже говорил.

– Ансард сам открыл бы ворота, Ретра ограничилась бы аннексией Солера, жертв было бы несравнимо меньше, в Срединных графствах бы воцарился относительный мир, и равновесие сил продержалось бы до прибытия Второй Комплексной.

– Что за дело Второй Комплексной до… погоди, к чему ты клонишь?

– Я предлагаю устранить этого изобретателя, – сухо сказал Берг.

– Устранить? – Леон недоуменно вытаращился на него.

– Ну да. Что ты так смотришь? Это бы заставило Эрмольда возобновить переговоры. Ведь он же не знает никаких тонкостей… э… порохового дела. Так, в общих чертах.

– Берг, – терпеливо сказал Леон, – сам знаешь, как это бывает – если они что-то изобрели, они изобретут еще раз…

– Но не сейчас. Позже. Так что?

– Берг, – Леон говорил теперь совсем тихо, – это приказ или…

Берг поднял глаза и поглядел на Леона. Глаза его в полумраке палатки казались совсем светлыми.

– Это не приказ, – сказал он наконец, – я не имею права отдавать подобного приказа. Это так… рекомендация.

– Ты что? – медленно сказал Леон. – Это же… Если об этом узнают в Корпусе, нас же дисквалифицируют. Без права восстановления на полевой работе. Карьера рухнет, все рухнет!

– Зато Солер уцелеет. Столько народу, Леон…

– Когда это ты о них пекся? Сам же говорил – объективные исторические процессы, все такое… С каких это пор… Погоди! – Его вдруг осенило. – Это ты из-за нее? Из-за Сорейль?

Берг молчал.

Теперь он не глядел на Леона. Стоял, разглядывая свои пальцы, точно впервые их увидел.

– Точно! – угрюмо проговорил Леон. – Дело вовсе не в бедных беззащитных горожанах! Это ты из-за нее, из-за этой… все позабыл, любимые свои инструкции позабыл, готов пойти на должностное преступление! А я уж надеялся, ты выбросил ее из головы. Послушай, Берг, она совсем не то, что ты… Ведь это она предала нас тогда.

– Нет, – упрямо сказал Берг, – нет. Я не верю.

– Уже успел убедить себя?

– Это случайность, какое-то недоразумение. Если она и сделала это, то по принуждению или по недомыслию, но она не могла…

– Предать тебя сознательно? Такая нежная, такая любящая…

– И вовсе незачем иронизировать. У нее могли быть свои мотивы, в конце концов. Они же совсем другие, Леон. Нам не всегда дано понять, что ими движет.

– Вот именно, – сухо подтвердил Леон.

– Так ты отказываешься? – упавшим голосом спросил Берг. – Не хочешь мне помочь? Леон, послушай…

Вид у него был самый жалкий – всегда спокойный, бесстрастный и беспристрастный, он не привык ни мучиться, ни просить.

«Бедный Берг, – подумал Леон, – вот влип, бедолага…» А вслух произнес:

– Я помогу тебе. Разумеется, помогу. Мы должны держаться друг друга – больше у нас ничего не осталось.

* * *

Айльф сидел у входа в палатку, выстругивая ножиком свистульку. Лицо у него при этом было сосредоточенное, словно он занимался бог весть каким важным делом, но, завидев Леона, он шустро вскочил, возбужденно блестя глазами.

– Ну и дела творятся, сударь! Этот чудной тип напялил на себя черный балахон, соорудил за лагерем пирамидку из камней, высыпал туда свой черный порошок, а потом протянул пеньковую веревку, поджег ее, напыжился весь, воздел кверху руки и говорит: «Во славу Ретры!» Огонек побежал по фитилю, зажег порошок, и он как бахнет! Пирамидка разлетелась, один камень отлетел аж на двадцать шагов. Капитаны начали ворчать, они считают, что это, ну, как нечестный способ воевать и положит конец воинской доблести, а регент Эрмольд был очень доволен. Если возьмем Солер, сказал он, этот алхимик получит столько золота, сколько сможет унести на себе. Он говорит, чем убойней, тем лучше, и нечего заниматься всякими глупостями.

– Да знаю я, – досадливо поморщился Леон. – Ты-то откуда знаешь? Испытания были закрытыми

– Чего?

– Не положено было, говорю, смотреть таким, как ты…

– Я и не смотрел, – тут же возразил Айльф. Солнце, клонясь к закату, все еще заливало лучами заброшенные поля, на которых вновь засверкала буйная зелень, в зените, трепеща крохотными крыльями, заливался жаворонок. Леон взглянул вдаль, туда, где сквозь туманную дымку просвечивала серая громада Солера. Отсюда она казалась вымершей – на городских стенах никого не было видно.

– И что это амбассадор Берг сам не свой? Ходит, бормочет что-то себе под нос, ночью ворочается… – поинтересовался Айльф. И сам себе ответил: – Небось по девице той вашей скучает… Вот она, рукой подать, за стенами, а не ухватишь… Приворожила она его, намертво присушила… Ох и ушлая же девица, скажу я.

– Это да, – неохотно отозвался Леон, – это верно.

– Не нравится она тебе, а?

– С виду-то она хороша, – великодушно признал Айльф, – и держать себя умеет – тиха да кротка, голубка да и только. А только в городе ходили слухи, что это она приложила руку к смерти прежнего маркграфа. Не помри он тогда, все пошло бы по-другому. Он-то в эту крысоловку лезть не собирался! Все тянул до последнего, людей жалел… А госпожа Герсенда положила глаз на лорда Ансарда, вот девушка и решила услужить ей… А теперь что с ней будет, бедняжкой!

– С Сорейль? – удивился Леон.

– Да нет же, с госпожой Герсендой. Говорят, уж так она на милорда Ансарда надышаться не может. Думаю, он потому и пошел на попятную – чтобы ее, дуреху, спасти. А если стены Солера и впрямь падут, я за ее жизнь и гроша ломаного не дам.

Он покачал головой.

– Между нами говоря, сударь, этот порошок не такая уж новинка, как думает регент Эрмольд. Гунтр умел делать такой. Когда подмыло скалу и она перекрыла ,реку у Черного леса, жители деревни, где мы тогда останавливались, попросили его помолиться за них… и! У них там на реке мельница стояла и сукновальня… Он сказал, что от молитв толку мало, а взял древесный уголь и серу и…

– Ага, – сказал Леон.

– …и смешал их – столько-то частей одного, а столько-то другого, а потом велел выдолбить в основании скалы дырку, здоровенную такую дырищу, заложил порошок туда и поджег. Скала разлетелась на куски – с кусками-то жители деревни этой быстро справились.

– Почему же ты не предложил свои услуги регенту Эрмольду, интересно? Получил бы столько золота, сколько смог унести…

– Гунтр говорил, что все, что должно случиться, все равно случается. А чего тогда мне хлопотать?

– Действительно… – Леон покосился на часового, равнодушно полировавшего приклад арбалета. – Зайди-ка в палатку, малый, потолковать надо.

– Секреты у них, все секреты, – бормотал на ходу Айльф, ныряя в душный полумрак палатки. Внутри, точно маятник, сновала смутная тень: Берг никак не мог усидеть на месте, шагая из угла в угол. – А еще он говорил, что если отлить из металла полую трубу да поджечь этот порошок так, чтобы направить его силу, можно метать камни или чугунные ядра. Только, он говорил, мир и без этого открытия пока обойдется.

– Сумасшедший дом, ей-богу, – тихонько пробормотал Леон. – А… где расположился этот лекарь, Айльф?

– В обозе, – сказал всезнающий Айльф, – там есть такая крытая повозка с полотняным верхом.

Он помолчал, потом внимательно поглядел на Берга и сказал:

– Не надо.