Текст книги "Глядящие из темноты"

Автор книги: Максим Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

«Строй, – сказали Двое, – но нас там не будет».

И Корра ушел. Он вновь убрался под землю и построил там свой собственный мир, где есть Тьма и Свет, но нет Где и Когда. И с тех пор Двое отвернулись от него, а Корра – от Двоих, и еще он ненавидит Человека, поскольку тот может отличить сон от яви, а потому старается навредить ему чем может, когда Двое засыпают. И так будет до самого Воссоединения, когда Двое вновь сольются в Одного, но Корра не будет участвовать в Воссоединении, ибо из-за того, что в нем всего не поровну, он не может соединиться сам с собой – он останется жить в своем собственном мире, где нет ни Где, ни Когда, пока Один вновь не станет Двумя и не зачнет новую Вселенную.

– Говорю вам, – монотонно произнес Берг, – мне нужно поговорить с советником Эрмольдом.

– Ишь, чего захотел, – охранник был непреклонен.

– Мы пришли из Солера.

– Вы бежали из Солера. Много вас таких.

«Это уже было, – подумал Леон. – Замковые ворота, дождь, толпа беженцев под стенами… События повторяются. Они всегда повторяются…»

– И у меня есть для него сообщение.

– Шпион, что ли? – Охранник задумчиво почесал нос. – Уж будь ты шпион, ты бы со мной сейчас не разговаривал. Еще ни один шпион не спрашивал меня, как пройти.

Берг вздохнул.

– Кто у вас новый герцог?

– Его светлость юный Автемар. Ближайший родственник покойного Орсона. А Эрмольд при нем регентом.

– Это хорошо, – устало сказал Берг, – он-то нам и нужен.

– Ишь ты… приперлись чумные из вонючего Солера, и вынь да положь им регента собственной персоной!

– Мы не чумные…

Разговор приобретал какой-то механический характер. Никто не хотел уступать, но силы обеих сторон истощились, и они продолжали вяло перебрасываться репликами.

– Не велено… Регент Эрмольд…

– Пусть он сам…

– Говорю, не велено…

«Я сейчас сойду с ума», – мелькнуло в голове у Леона.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это препирательство, но вдали раздался звук одинокой трубы. И в ответ на этот звук створки тяжелых ворот дрогнули, заскрипели и стали медленно отворяться.

– Что это? – безнадежно спросил Берг.

– Ну, – неохотно ответил охранник, – регент Эрмольд едет. Он с утра пораньше объезжал войска, а теперь возвращается…

Казалось, он был разочарован – видно, дурацкий спор был для него единственным развлечением за унылые часы вахты. Вдали показались всадники – небольшой отряд на сытых, гладких, хоть и забрызганных грязью конях.

– Вон он, ваш Эрмольд, – сказал Айльф, прищурив глаза, – впереди скачет.

Берг, с досадой отмахнувшись от стражника, который продолжал кричать «Не велено!», оскальзываясь по грязи, кинулся наперерез всадникам:

– Советник Эрмольд! Господин регент!

Леон с затаенным ужасом кинулся вдогонку – кто его знает, как поведет себя Эрмольд, но тот, увидев несущегося навстречу обтрепанного, промокшего и помятого Берга, в изумлении осадил коня так, что задние ноги животного по бабки погрузились в грязную жижу.

– Амбассадоры!

Постепенно он овладел собой, изумление сошло с его лица, и он, оглядев жалкую троицу, спросил с убийственной вежливостью:

– Какими судьбами?

Берг с трудом перевел дыхание и проговорил:

– Мы пришли просить покровительства у Ретры. Лорд Ансард…

– Да-да, – нетерпеливо произнес Эрмольд, сдерживая умелой рукой гарцующего коня, – горячий молодой человек, не так ли?

– Быть может, вы еще не осведомлены… его планы…

Эрмольд удивленно разглядывал его, словно какую-то непонятную диковинку.

– Осведомлен, – сухо сказал Эрмольд, – разумеется. Да вы и сами видите, амбассадоры.

– Но…

– Я ценю ваше участие, сударь мой Берг, – покачал головой Эрмольд, – что же до вашего беспокойства… в этом, право же, нет надобности. У меня хватает информаторов. Ансард вывел войска, они движутся на Ретру.

* * *

– Нам пригодилось бы покровительство Небес, святой отец, – Ансард мрачно озирал окрестности.

Они стояли на берегу Пенны: вздувшиеся от дождей потоки несли красную глину с рухнувших, подмытых берегов и щебень с дальних горных склонов. Еще что-то барахталось на стремнине: то ли вывороченные с корнями пни, то ли разбухшие трупы – и все это, кувыркаясь в мутных струях, неслось к далекому морю, где жирные чайки с криком носились над пенными гребешками волн. Должно быть, сверху им было видно, как в серые воды моря изливается красная струя – точно кто-то сделал кровопускание Срединным графствам, – и она, какое-то время не смешиваясь, расползается по серой воде, а потом мутнеет, бледнеет и теряется в пустынных водах пустынного моря, где замерли и тысячелетнем молчании дальние континенты.

– Двое, – сухо ответил маленький священник, – распоряжаются своей милостью по собственному усмотрению.

– Возможно, мы уже под Их рукой, – Ансард издохнул и отвернулся от реки. – Мерсийцы прекрасные арбалетчики, но что толку от арбалетов – при такой-то сырости… Впрочем, как и от наших лучников… Если Солер и впрямь остро отточенное орудие в руках Двоих, то они должны послать нам знак… чудо… Иначе мы захлебнемся тут, на этой стороне, так и не найдя переправы…

Он окинул взглядом раскинувшийся на прибрежных холмах лагерь. Там кипела обычная походная жизнь: до него и сюда долетали громкие голоса, храп лошадей, лязг оружия…

– Чудеса, – твердо ответил священник, – уже были явлены. Вам мало?

– О, – Ансард похлопал коня меж ушей, успокаивая его, – то были чудеса для простецов. А мне нужно еще одно чудо – лично для меня, понимаете?

– Вы многого просите.

– О нет… Только то, что мне положено… Ведь я – орудие в руке Солера, так же как Солер – орудие в Руках Двоих. Так что постарайтесь, уж будьте любезны…

Он решительным шагом направился к лагерю, оставив за спиной реку, воды которой клубились, казалось, корча исподтишка ехидные рожи. Войско было разномастным; лишь там, где стояла его личная дружина, был хоть какой-то порядок – палатки поставлены правильными рядами, кашевары возятся у костров, выдавая каждому его скудную порцию, но при этом никто не толкался и не забегал вперед. В остальном же лагере царила обычная для такого вот сброда суматоха: кто-то дрался из-за лишнего куска, отчаянно хохотали обозные девки, подводы брошены в беспорядке, вонь, ругань, шум, возня… Ансард, брезгливо сморщив нос, быстрыми шагами обходил лагерь.

– Чья это лошадь? – он остановился у коновязи, подзывая караульного.

– Его, ваше сиятельство, – караульный указал на дюжего мужика у костра.

– Непонятно, откуда у такого скота такое благородное животное, – Ансард потрепал лошадь по холке, потом обернулся к хозяину: – Эй ты, иди сюда!

Тот вразвалку двинулся к ним.

– Почему лошадь не чищена? Почему хвост в грязи? – Ансард раздраженно ткнул пальцем в спутанные пряди. – Я же распорядился, чтобы подвязывали лошадям хвосты. Ты разве не слышал?

– Сейчас я ее вымою, сударь, – равнодушно ответил детина.

– Немедленно, – Ансард отряхнул руки от конской шерсти и грязи. – Эй, погоди, а это что?

–Где?

– Что в кормушке?

– Сено, сударь, – мужик смерил Ансарда наглым взглядом.

– Где ты его раздобыл?

– Ну, на постое повезло… – Он ухмыльнулся.

– Я же велел не брать ничего, кроме травы и воды, – спокойно сказал Ансард, – пока не пересечем границу Солера…

– Так это и есть трава, – мужик снисходительно поглядел на глупого лорда.

– Об этом судить не мне, – так же спокойно сказал Ансард, – а Двоим. Они следят за исполнением клятвы.

Его собеседник побледнел так, что глаза на белом лице стали черными.

– Государь…

Меч тускло блеснул в вечернем свете. Ансард поглядел на дымящееся лезвие, выдернул из кормушки клок сена и отер клинок. Потом повернулся к караульному.

– Уберите эту падаль, – сказал он, брезгливо пнув труп носком сапога. – И найдите кого-то, чтобы позаботиться о лошади.

– Да, государь, – тихо сказал караульный.

– И помилуй нас Двое. – Ансард отвернулся.

На лагерь опустились сумерки, и огни у палаток и в палатках мерцали все сильнее, отчего суровое полотно просвечивало, напоминая издали горстку в беспорядке расставленных бумажных фонариков. Ансард поморщился – не таким должен быть доблестный воинский поход; войско не должно вязнуть в грязи, в стане должно царить суровое молчание, а не этот истеричный хохот, женское повизгивание и возбужденные перебранки, доносящиеся отовсюду, а из котлов на поляне не должно нести тухлой кониной… Что-то было не так, и он никак не мог понять что.

– Мне нужно знамение, – пробормотал он, поднимая лицо к тяжелым струям, хлещущим, точно небесные плети, – определенное знамение. Иначе…

И вдруг вздрогнул, уставившись в темноту: палатка, где стоял походный алтарь, вдруг вспыхнула изнутри чистейшим белым огнем, но огнем милосердным, поскольку полотняные стены не почернели и не обуглились – лишь на миг растворились в этом всепоглощающем сиянии. Потом свет отделился от палатки – огненный столб, вершиной уходящий в низкие тучи, – и двинулся к Ансарду. Через все поле, блуждая меж шатров и обозных телег. Смотреть на него было невыносимо, но Ансард смотрел и смотрел, непрерывно шепча что-то, пока ослепленные глаза не выдержали и он не смигнул. Когда он вновь открыл глаза, света не было – кругом царила тьма, такая густая, что мерцавшие костры казались оскорблением в сравнении с этим чистейшим белым пламенем.

– Да, – сказал Ансард в полный голос, – да…

И решительным шагом направился к своей палатке.

* * *

– …Зачем вы меня поднимаете, государь, – пробормотал маленький примас, протирая глаза кулаком, – я молился всю прошлую ночь… на коленях, во власянице…

– Поднимаю, поскольку у меня есть нужда в вас, – Ансард был непреклонен. – Пойдемте, святой отец. Я хочу вам кое-что показать.

– Что?

– Сам не знаю. Я видел странный сон… Или не сон…

– Вам был знак?

– Голос. Голос позвал меня к реке… Сегодня исчерпается до дна время нашего ожидания.

Он решительным шагом двинулся к реке, разбрызгивая жидкую грязь и увлекая священника за собой.

Туман клубился над водой – тяжелый и непроницаемый. Потом он поднимется выше и уйдет, растворится в сером небе, сольется с серыми облаками, но пока противоположного берега не было видно. Не было видно и палаток на лугу – туман съел их, оставив лишь тусклые багровые пятна там, где горели костры часовых. Они остановились над обрывом. Река внизу тоже клубилась и бурлила, точно состояла не из воды, а из uiro же тумана, только жидкого.

– Чего мы ждем? – недоверчиво спросил священник.

– Вашего знамения, – ответил Ансард, – чуда. Ибо вы были правы – я избран Небом. И оно послало мне знак. Погодите. Он обернулся туда, где чуть ниже по течению лес подходил к самому берегу: черные сосны плавали в тумане, точно призраки павших воинов, ели склонялись над водой, точно приспущенные знамена. Потом туман дрогнул и поднялся вверх, открыв подмытый песчаный порег.

– Вот, – сказал Ансард.

Кто-то двигался в тумане, выбираясь из леса, – светлое пятно на темном фоне.

– Воистину чудо, – пробормотал священник. Огромный олень с широко раскинутыми рогами вышел на обрыв и затрубил, закинув гордую голову. Он был невероятной, неестественной величины и того же невероятного, неестественного бело-золотого оттенка. В редеющем тумане шкура его сияла, точно пятно сторожевого костра в ночи.

– Это… – Священник, сам того не замечая, схватил Ансарда за руку.

– Погодите, – повторил тот.

Олень постоял еще миг, потом спрыгнул с обрыва, так легко и плавно, что казалось, его поддерживает невидимые крылья, – и оказался в реке. Он грациозно ступил в воду, но не откинул голову на спину, как обычно делают его собратья, переправляясь вплавь, Он неторопливо шел, подняв ноздри над водой. Лишь один раз он сделал несколько плавных, гребущих движений и вновь пошел. Оказавшись на другом берегу, он выбрался из воды, на миг застыл в неподвижности, потом отряхнулся – брызги, разлетаясь от шкуры, сверкали, точно отражали невидимое солнце, – и в два прыжка пропал в сгустившемся тумане.

– Да, – сказал Ансард, – вот оно.

И обернулся к оруженосцу, который топтался в отдалении, не решаясь подойти ближе:

– Трубите подъем. Мы выступаем немедленно. Солер и впрямь избран. Ибо вот он – брод через реку.

* * *

– Если я правильно понял ваш рассказ, – произнес Эрмольд, – его сиятельство, прежний властитель Солера, умер не своей смертью? Мне искренне жаль – он был достойным правителем. Что ж… в любом случае соглашение меж Солером и Ретрой нарушено. Мне донесли, что Ансард со своим сбродом уже переправился через Пенну, скоро он подойдет к стенам Ретры… Тут мы его и встретим. Они передвигаются быстро и не оставляют ничего живого на своем пути. Видите ли, они полагают, что просто берут то, что им недодали, – Ретра благоденствовала, когда Солер корчился в муках… Правда, теперь и Ретра уже не благоденствует, но как раз это, по их мнению, справедливая кара за прежние роскошества. Что ж, они правы в одном. Ретра – богатая страна; по крайней мере, была богатой страной, и у нас достанет силы встретить врага.

– Ими движет отчаянье, – тихонько произнес Леон.

– На странные поступки оно их толкает, если так, вы не находите? – спросил Эрмольд. – Там, где они проходят, женщины валяются в грязи со вспоротыми животами, а тела их мужей украшают собой ветки деревьев. Ретре такие плоды внове… А тем, кто пробовал защитить свое добро, они сначала выкалывали глаза, потом…

– Хватит, прошу вас, – не удержался Леон.

– Смотрите-ка, какой вы чувствительный. А вот ваш друг молчит – он, похоже, покрепче будет. Откуда у вас такие шрамы, амбассадор Берг?

– Неудачно упал, – сухо ответил Берг.

– Похоже, многие сейчас неудачно падают. Сначала герцог Орсон, потом его сиятельство покойный маркграф…

– Этот не падал…

– Должно быть, съел или выпил что-то не то. А теперь, после того, как вас угораздило так неудачно упасть, вы просите защиты у Ретры…

– Только до прибытия корабля.

– Ну да, ну да… И, разумеется, вы точно не знаете, когда он прибудет.

– Нет, – подтвердил Берг, – не знаем. Мало того, У нас имелось некое убежище, которое…

– Тоже пострадало по несчастливому стечению обстоятельств. Говорят, над островом Фембра стоял огненный столб…

– Да, – невыразительно подтвердил Берг, – говорят,

– Ну что ж, – Эрмольд прошелся по кабинету. – Разумеется, вы можете рассчитывать на наше покровительство, амбассадоры. По крайней мере, это доставит несколько неприятных минут молодому Ансарду.

– Благодарю вас, – все так же невыразительно произнес Берг.

– Вас удобно разместят и накормят. Не стесняйтесь, спрашивайте все, что вам нужно, – вам ни в чем не будет отказа. Кстати, вы меня удивили, господа…

– Да?

– Послы столь могущественной державы – и позволили так с собой обращаться! Простите, господа, мне просто любопытно – неужто вы не в силах были как-то остановить этого выскочку? Он же ведет своих людей на смерть.

– Остановить? Как?

– Когда вы прибыли сюда впервые, – сказал Эрмольд, вертя в руках яшмовый перстень с печаткой, – мы, разумеется, очень тщательно обыскали ваши вещи. И пришли к выводу, что вашим мастерам доступно очень многое из того, что для нас кажется чудом. У вас не нашли ничего, что могло бы использоваться как оружие, – я полагаю, что именно эта сторона вашей загадочной биографии и заинтересовала господина Ансарда… Нет-нет, не волнуйтесь, если он от вас ничего не добился, то я не добьюсь и подавно. К чему повторять неудачный опыт. Но ведь оружие – это еще не все; любое знание можно использовать в качестве оружия. Ансард это, вероятно, все же сообразил. Потому вы и оказались здесь. Неужто вы не нашли бы способа устранить господина Ансарда – пристойно и незаметно?

– Это – внутренние дела Солера, – сказал Берг. – Терра никогда не будет вмешиваться во внутреннюю политику.

– Ах, вот как? Я так и думал. То есть вы видели, к чему все шло, и пальцем не пошевелили. Вплоть до того, что позволили измываться над собой этому пыточному мастеру – он же палач по призванию, ваш Ансард! Почему не помешали этому безумию?

– Как? – вспыхнул Леон. – После всех этих знамений, когда статуи в соборах начали двигаться и чуть не вещать всякую чушь? Да ведь все точно с ума посходили…

– Ах, да, – протянул Эрмольд, – знамения… Ходячие мощи святого Лотара, все такое… Очень впечатляет. А почему бы и вам было не устроить парочку знамений, господа?

Берг молча уставился на него. – Знамения, знаете, такая вещь… Они редко случаются сами по себе. Придворный алхимик покойного герцога Орсона – помните, он о нем рассказывал? – мог организовать несколько вполне приличных знамений. Не таких изысканных, как получились бы, скажем, у вас, но все-таки вполне, вполне приличных…

– Я… не понимаю, – медленно сказал Берг.

– Да, вы не понимаете. Видите ли, сначала я думал… когда вы появились в Срединных графствах… Что это зачем-то понадобилось… ну, кое-кому. Ведь, судите сами, ни о какой Терре до сих пор никто и слыхом не слыхивал, корабль ваш возник чудесным образом и таким же чудесным образом испарился, мало того, стоило лишь вам появиться, как в Солере началось такое… Но потом, наблюдая за вами, я понял, что вы – сами по себе. Такая, знаете, потрясающая наивность, что она даже не способна вызвать сочувствия. Он зябко потер руки.

– И все равно, это непростительно… то, как вы себя ведете. Ибо обычное человеческое милосердие вам чуждо. Вы способны проявлять жалость лишь на словах – не на деле. Способны лишь наблюдать. Что там у вас вместо сердца, господа амбассадоры? Леон насторожился. Что-то тут было… он вот-вот поймет, вот-вот ухватит то, что вертится у него в голове, что-то неразличимое, но очень важное. Очень важное

– Вы хотите сказать…

– Да ничего я не хочу сказать, – с досадой прервал егo Эрмольд. – И прошу не истолковывать мои слова превратно. Я и так уделил вам достаточно времени, господа амбассадоры. Располагайтесь, как вам удобно, отдыхайте.

Уже когда они были у двери, он добавил:

– Тем более что отдых ваш будет короток – завтра Ансард подойдет достаточно близко, чтобы я смог его встретить со всеми почестями. Вам придется присутствовать при встрече.

– Мы предпочли бы… – начал было Берг.

– О нет, у вас нет выхода. Иначе – зачем все это? Как вы полагаете? Нет-нет, не отвечайте, а то вы опять скажете, что ничего не понимаете, верно, амбассадор Берг? Вот амбассадор Леон, кажется, понимает. А если нет, то вскорости поймет – не так ли, амбассадор Леон? Да, прошу прощения, что не смогу разделить с вами трапезу – ужин принесут вам в комнаты.

Он кивнул головой и сделал знак секретарю подойти ближе.

– Вот они, собаки, – произнес Ансард.

С холма ему было отлично видно выстроившееся неподалеку от белых стен Ретры войско противника: трехтысячная пехота, вооруженная щитами и обоюдоострыми топорами, стояла, сблизив щиты и образуя непроницаемую стену, конница во главе с регентом Эрмольдом и молчаливые отряды стрелков из лука, широкой цепью растянувшиеся по равнине.

И, словно в ответ ему, над полем пронесся звук рога, тоскующий и печальный.

Он нетерпеливо сжал коленями коня, и тот загарцевал под ним, роняя на грудь белые хлопья пены.

– Это грозная сила, – тихо сказал примас.

Сидя на невысоком муле, он рядом с Ансардом, возвышающимся на боевом жеребце, казался совсем маленьким.

– О да, – согласился Ансард, – и как по-вашему – нам суждена славная смерть? Или славная жизнь?

– Все зависит от того, насколько крепка ваша вера…

Ансард поднял руку, словно намереваясь похлопать священника по плечу, но потом передумал, видимо, решив, что для этого ему придется чересчур низко склониться в седле.

– Помолитесь за нас, – тихо сказал он, – хорошо помолитесь!

И повернулся к ординарцу:

– Пехотинцев вперед, пусть начинают. Во имя Двоих!

Тот повернул коня и поскакал по зеленому полю, разбрызгивая воду.

– Да, во имя Двоих, – по-прежнему негромко отозвался примас. – А что это там, вдалеке?

В темных тучах появилось темное пятно – точно одна туча рождала другую, более оформленную, с четкими краями, и эта туча, оторвавшись от остальных, стремительно понеслась вперед, разрастаясь и отделяя от себя рукава и завихрения. Ансард поднял голову: стая ворон заслонила небо – точно все вороны Солера и Ретры собрались вместе. Хлопанье крыльев перекрыло гул многочисленного войска, выстроившегося на равнине, а крики заставили многих заткнуть уши. Они летели над равниной, растянувшись цепью, – черное небесное воинство, более неуязвимое, чем любое воинство земное. Какой-то лучник положил стрелу на тетину и нацелил ее в небо, но тетива отсырела – стрела, пролетев несколько шагов, упала в грязь.

– Дурной знак, – произнес Ансард. Священник скорее увидел, как шевельнулись его губы, нежели в действительности расслышал слова.

– Да! – прокричал он. – Но для кого?

Стая пронеслась над равниной и исчезла за белыми башнями Ретры – редкий арьергард, взмахивая крыльями и отчаянно крича, поспешил за остальным крылатым воинством.

Ансард кинул взгляд на войско Ретры: люди стояли молча, не двигаясь ни на шаг, но в этой неподвижности ощущалась угроза.

– Ваше сиятельство, – раздалось за спиной у Ансарда.

– Да? – раздраженно произнес Ансард.

Он не обернулся, но в этом не было нужды – он узнал коннетабля по голосу.

Его собственное войско горланило, гудело и волновалось, но тоже не сдвинулось с места. Ни на шаг.

– Эти птицы. Они говорят, это не к добру. Им страшно.

Ноздри у Ансарда побелели.

– Очень-то надо было обременять себя этой швалью, которая выбывает из строя в самый нужный момент! Сброд, падаль… После победы повесить каждого десятого ублюдка… Мою дружину вперед! Пусть покажут этим мерзавцам, что такое воинский дух!

Коннетабль развернул лошадь и коротким галопом поскакал по полю, поднимая столбы водяной пыли.

Дождь припустил еще сильнее, ветвистые молнии били в землю между двумя армиями, выстроившимися на продуваемой всеми ветрами равнине.

Конники двинулись в наступление – при этом они отчаянно вопили, их крики были слышны даже сквозь раскаты низкого грома. Должно быть, они подбадривали себя таким образом – молчание противника пугало их. Люди Эрмольда продолжали стоять, не двигаясь ни на шаг.

– Почему они не выступают? – пробормотал Ансард.

– Глядите, – примас вновь задрал голову, в голосе его слышался суеверный страх.

Гроза как-то незаметно сошла на нет, тучи разошлись, и над равниной, на которой лицом к лицу стояли две армии, впервые за несколько месяцев засияло солнце. Его лучи отражались на золоченых щитах и железных панцирях, расцвечивали знамена и привязанные к пикам значки алым, зеленым и пурпурным и заставляли нестерпимо сверкать драгоценные камни на доспехах и медные бляшки на конской сбруе.

– Солнце, – тихо сказал ординарец. – Как я давно его не видел!

– Да, но оно светит нам в глаза, – сквозь зубы отоспался Ансард, – в глаза! А этим мерзавцам – в спину!

Конники вновь завопили, громко и пронзительно, наклонили копья и пошли в атаку.

И тут молчаливая цепь мерсийских арбалетчиков сделала свой первый шаг вперед и одновременно отпустила тетивы. Стрелы падали густо, точно снег, но снег смертоносный – дружина Ансарда, отборные рыцари на отборных конях, оказалась зажата в клещи собственной армии и не могла продвинуться ни на шаг.

Ансард в раздражении натянул поводья, и жеребец мед ним заплясал, присев на круп.

– Проклятье, – пробормотал он, – из чего они вьют свои тетивы…

Стрелы пробивали стальные доспехи, и вскоре от великолепного отряда осталось лишь несколько всадников, отчаянно пытавшихся выбраться из ловушки…

– Отступление, – Ансард обернулся к ординарцу – трубите отступление…

С холма было видно, как рыцари беспорядочно отступают, не дождавшись сигнала, топча лошадьми пешее войско – те спотыкались и падали между ними, не будучи более в состоянии подняться. А мерсийцы все продолжали стрелять в самую гущу толпы, и ни один выстрел не пропадал даром, поскольку стрелы вонзались и падали или среди напирающих рыцарей, или же среди тех, кто спотыкался там и падал в самом плачевном состоянии.

Вдруг со стороны вражеского войска раздался далекий звук рога.

– Они отходят? – удивленно спросил примас.

– Вряд ли, – сквозь зубы ответил Ансард.

Тем временем сплошной строй мерсийских арбалетчиков распался, образуя два крыла, и туда, в пространство меж ними, ринулись конники, за которыми хлынула многочисленная пехота.

Ординарец на взмыленном коне подскакал к Ансарду. Он задыхался.

– Сударь! – сказал он. – Мы отступаем! Солерцы отступают. Коннетабль ранен в голову, а…

Ансард поглядел в небо – во взгляде его была тоска и какая-то странная угроза.

– Будь прокляты ваши знамения! – обернулся он к священнику.

Он пришпорил коня, выхватил меч и помчался по равнине, к белым стенам Ретры, навстречу беспорядочной схватке.

– Вперед! – кричал он на скаку. – Во имя Двоих, вперед!

* * *

– Выпьете еще, господа? – Эрмольд кивнул виночерпию, и тот вновь наполнил тяжелые кубки. – Ибо нам есть что праздновать.

«Это и есть походная обстановка?» – думал Леон, с любопытством оглядываясь. Эрмольд со своими капитанами восседал за обильной трапезой; на траву под тентом были брошены ковры – не слишком роскошные мерсийские ковры, потому что Эрмольд был все-таки регент, а не государь, но все вместе производило впечатление. Заходящее солнце теплым багрянцем расцвечивало флажки на палатках, лошади у коновязи храпели и фыркали, а вдали шумело раскинувшееся на привале многочисленное войско Эрмольда.

– А я полагал, вы постараетесь закрепить победу, – заметил Берг.

– Зачем? – удивился Эрмольд. – Остатки Ансардова войска отступают, если вода не спадет, мы зажмем их у реки, ну а если они переправятся – что ж, их счастье. А пока что мы можем позволить себе кратковременную передышку. Войско Ансарда вымотано многодневным переходом, а я веду свежих людей. Мы войдем в Солер на плечах у Ансарда. Хотелось бы услышать ваше мнение об утренней битве. Надеюсь, у вас в Терре умеют ценить военное искусство.

Леон отчаянно попытался сосредоточиться – в голове звенело так, что он едва различал слова Эрмольда. Пожалуй, третий кубок был явно лишним.

– Я почему-то представлял себе, – сказал он наконец, стараясь выговаривать слова как можно отчетливей, – сражение совсем по-другому… красочнее, что ли… организованнее. А это был какой-то хаос.

– Почему – хаос? – удивился Эрмольд. – Точный расчет, во всяком случае с нашей стороны. Ансард попался в самую распространенную ловушку, вот и все. Нужно сказать, что он сделал все ошибки, которые только можно было сделать, – я же говорил, он слишком нетерпелив. Дружина у него, и верно, неплоха, но тут главное – численность и скорость, численность и скорость. И вооружение, разумеется… Эти новые тетивы… Ансарду следовало бы получше вас использовать, уж извините, господа… А он решил, что ему нужно большое чудо – маленькие чудеса его не устраивали… В результате он повел на Ретру в основном необученный сброд, который спасовал в самый критический момент. Да вы угощайтесь.

Леон попробовал отхватить ножом кусок от бараньего бока, но промахнулся.

– Если вы так будете орудовать мечом в битве… – неодобрительно заметил красномордый капитан, сидевший по левую руку от Леона.

«Сколько еще ждать, пока они изобретут вилки?» – раздраженно подумал Леон, вытирая руки о полотняную скатерть.

– И в седле держитесь, как мешок с… ну, в общем, как мешок, – продолжал капитан. – Словно чернокнижник какой. Или лекарь. Есть тут у нас один – помощник мэтра Каннабиса, так он алк… алхимией какой-то занимается, у него из палатки воняет так, что порой и мимо пройти страшно. Вонючка, одним словом.

Леон покосился на Берга, но тот сидел с отсутствующим видом, явно предпочитая не вмешиваться.

– А ведь я и по морде могу, – задумчиво произнес Леон, разглядывая капитана.

– Успокойтесь, амбассадор Леон, – примирительно произнес Эрмольд. – И ты, капитан, тоже. Им не придется ехать верхом. Амбассадоры поедут в повозке.

Капитан, казалось, не слышал.

– Говорю вам, они чернокнижники…

– Помилуй тебя Двое, – вновь возразил Эрмольд, – да разве чернокнижники так пьют?

Капитан подумал, почесал в затылке.

– И верно, – сказал он, – сколько я ни встречал лекаришку этого, он всегда трезвый, зараза.

Он помолчал, потом великодушно признал:

– А крепкое он хорошо гнать умеет.

– Ну и ладно, – миролюбиво произнес Эрмольд, – к чему воевать со своими… А забавно, что он вас за чернокнижников принял, верно, амбассадоры?

Леон кивнул – стоило лишь ему чуть двинуть головой, вокруг все поплыло, да еще почему-то в двойном экземпляре.

«Какую же дрянь они гонят, – подумал он, – вроде слабенькое, а с ног валит хуже гидролизата…»

Табурет под ним сделался подозрительно неустойчивым, он осторожно пошевелился, покрепче расставив ноги…

– Жаль, что я не позаботился прихватить с собой менестрелей, – сокрушенно сказал Эрмольд. – Сейчас бы в самый раз послушать что-нибудь этакое…

– Наш слуга был бродячим менестрелем до того, как мы его наняли, – вмешался Берг. – Если вам угодно…

– Охотно, – вежливо сказал Эрмольд. – Я, кажется, слышал про него. Способный юноша.

– Айльф! – заревел Берг, высовывая голову из-за полога.

– И чего орать? – недовольно произнес Айльф, поднимаясь на ноги. – А то я не слышу. Менестреля они послушать захотели, ишь ты… Сидят там, мясо жрут, а я тут кости глодай…

– Ладно-ладно, – примирительно произнес Берг, – не ворчи… будет тебе мясо.

– Вы бы попели на пустой желудок… – продолжал бормотать Айльф. Куртка у него на груди подозрительно оттопыривалась – там появилась выпуклость точь-в-точь с каравай местного хлеба.

– А это что? – спросил Берг.

– Где? – Айльф поглядел на него невинными глазами.

– Что-то ты опять спер…

– Вы меня петь просите? Или обыскивать будете? Потому что если обыскивать, то у меня еще дел много – вон конюх просил ему с лошадьми его светлости регента подсобить… Захромала его верховая… Потом…

– Ох, – устало сказал Берг, – да уймись ты…

Айльф усмехнулся и нырнул в палатку.

– А, – кивнул Эрмольд, – вспоминаю. Я, кажется, видел его при самых разнообразных обстоятельствах, этого вашего барда. Ну что ж, – он поудобней откинулся в кресле – единственном на всю палатку.

– Прошу…

– Давным-давно, еще когда отец нынешнего юного Автемара Мерсийского не встретился с матушкой юного Автемара, – затянул Айльф высоким, чистым голосом профессионального сказителя, – на границе Ретры и Солера стояли две деревни. Одна, значит, по одну сторону моста через Пенну – бурную реку, чьи воды тяжелы, как свинец, другая – по другую сторону этого самого моста. И невзлюбили солерцы мерсийцев, потому как те, кто ехал из Ретры в Солер, платили жителям мерсийской деревни пошлины за переправу через мост, и те, кто ехал из Солера в Ретру, – тоже, потому как так испокон веку было заведено меж Ретрой и Со-лером. И так враждовали они – что ни день, то стычки, что ни год, то смертоубийства, и случилось так, что встретились как-то юноша из солерской деревни, а девушка из мерсийской – и так полюбили друг друга, что жизни друг без друга не мыслили…