Текст книги "На свободе (ЛП)"

Автор книги: Макс Аделер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

   – Удивительно, – повторил священник. – Никогда бы не поверил, что такое возможно. Вы уверены, что это был именно Лонгфелло, мистер Баттервик?

   – Разумеется; я часто видел его прежде. Они с Мэгги Митчелл вырвались вперед; через некоторое время он прибавил еще и ухватил ее за шею, причем она задыхалась и едва держалась на ногах. Хорошо, что я не ставил на нее.

   – Ухватил за шею! Это самое скандальное поведение, о каком я когда-либо слышал. Мистер Баттервик, вы, должно быть, шутите.

   – Говорю вам, это правда, это абсолютная правда, и я сам это видел. Что касается Судьи Баллертона и Генерала Харни, они некоторое время держались вместе, и это было очень красиво. Сначала Судья одолевал Генерала, затем Генерал, приложив усилия, одолел Судью, потом некоторое время никто из них не мог одолеть другого, но вдруг Генерал сделал рывок, затем другой, и Судья отстал, и когда Генерал миновал третью четверть, сошел с дистанции. Говорят, он повредил ногу, но я не знаю, так это или нет. В любом случае, он выдохся. Но если бы он одолел эту четверть, возможно, все сложилось бы иначе.

   – Если бы он одолел четверть, все сложилось бы иначе?

   – О, да. Но, по всей видимости, Судья сбил дыхание или что-то в этом роде; когда он свалился, думаю, это было что-то сродни обмороку.

   – Было жестоко разрешить ему участвовать в этом состязании.

   – Ну, я не уверен. Это зависит от точки зрения. Когда он упал, Лонгфелло преследовал Мэтти Эвелин. Он все время пристреливался к ней, это ее беспокоило, она, в конце концов, приняла в сторону, и, – не знаю, что там произошло, – но она споткнулась и грохнулась на землю, по всей видимости, получив увечья, в то время как Лонгфелло промчался мимо.

   – Может, он ее подстрелил?

   – Я вас не понимаю.

   – Вы сказали, что он пристреливался к ней, и я подумал, что, возможно, одна из пуль попала в нее.

   – Пристреливался, значит, прилаживался. Как он мог стрелять в нее?

   – Я подумал, может, у него имелся пистолет... Но я ничего не понимаю. Это самая поразительная вещь, которую я когда-либо слышал.

   – Послушайте, мой дорогой сэр, я хочу спросить вас, как мог Лонгфелло управляться с пистолетом?

   – Точно так же, как любой другой человек.

   – Человек! О, великий Моисей, значит, вы думали, что я говорю о людях? Вовсе нет. Лонгфелло – лошадь! Они сегодня участвовали в скачках, и я пытался вам об этом рассказать.

   – Вот как? – с облегчением выдохнул священник. – Должен признаться, я подумал, что вы говорите о поэте, и не знал, верить вам или нет; было странно, что он вел себя таким образом.

   Мистер Баттервик перешел в вагон для курящих, чтобы рассказать этот случай друзьям, а священник сидел, размышляя над возмутительной наглостью тех, кто дал своим лошадям имена известных людей.

   Пока он размышлял, его внимание было привлечено еще одним поразительным событием.

   Мужчина, сидевший в одном вагоне со священником, положил бутылку с томатным соусом на полочку над своим сиденьем. Через некоторое время пришел его друг, принявшийся обрезать свои ногти ножом, и заговорил о скачках. Дискуссия постепенно становилась все более оживленной, мужчину с ножом охватило волнение, и он, доказывая свою точку зрения, размахивал руками. Между тем, из бутылки над головой его приятеля выскользнула пробка, и соус начал капать ему на голову, пальто и воротник, причем мужчина этого не почувствовал.

   Вскоре нервная пожилая дама на заднем сиденье увидела красное пятно и, подумав, что это кровь, сразу начала кричать громким голосом: «Убийство!» Когда пассажиры, проводник и тормозной кондуктор бросились к ней, она, неистово размахивая зонтиком, воскликнула:

   – Задержите этого человека! Задержите немедленно! Я все видела. Я видела, как он наносил удары другому мужчине ножом, пока у того не пошла кровь. О, негодяй! Чудовище, ты убил человека только потому, что он с тобой спорил! Я видела, как ты бил его ножом, мясник! Я все расскажу в суде, мерзкий негодяй!

   Ее отвели в другой вагон и успокоили, в то время как жертва вытирала соус с пальто. Но эта почтенная леди до самой могилы не расстанется с убеждением, что стала свидетельницей самой кровавой сцены, случившейся в вагоне поезда, со времен Каина и Авеля.

* * * * *

   Доктору Доксу недавно было предложено решить гораздо более серьезный вопрос, чем скачки. Во время религиозного спора между Питером Лэмбом и его друзьями, один из последних утверждал, что Питер не знает, кто была теща Моисея, и не сможет узнать. Питер предложил пари, что сможет это выяснить, и пари было заключено. После тщательного поиска в Священном Писании, мистер Лэмб пришел к выводу, что ему лучше пойти и спросить об этом дьякона Джонса. Дьякон занимал кабинет в офисе газовой компании, в котором имелось много маленьких окошек, за которыми сидели клерки, получавшие деньги. Обратившись к одному из них, мистер Лэмб спросил:

   – Дьякон Джонс здесь?

   – Вы по какому вопросу?

   – Я хочу узнать имя тещи Моисея...

   – Ничего об этом не знаю. Посмотрите в служебнике, – и клерк закрыл окно.

   Питер направился к следующему окну и сказал:

   – Мне бы хотелось на минутку повидать мистера Джонса.

   – По какому вопросу?

   – Мне бы хотелось узнать, знает ли он Моисея...

   – Какого именно Моисея?

   – Ну, Моисея, библейского... Если он знает...

   – Наш отдел не занимается патриархами. Через улицу, в отдел Христианской ассоциации. – Клерк закрыл окно.

   В следующем окошке мистер Лэмб сказал:

   – Мне бы хотелось увидеть дьякона Джонса, на минутку, по поводу вопроса о Моисее.

   – Хотите оплатить счет за газ? Фамилия?

   – Нет. Я имею в виду первого Моисея, самого первого.

   – Какие-то проблемы со счетчиком?

   – Вы меня не поняли. Я имею в виду еврейского пророка. Мне бы хотелось увидеть...

   – Здесь таких нет. Это офис газовой компании. Попробуйте следующий офис.

   В следующем окне мистер Лэмб сказал:

   – Послушайте! Мне нужно увидеть дьякона Джонса на одну минуту относительно пророка Моисея, и я бы хотел, чтобы вы сказали ему об этом.

   – Нет, – ответил клерк. – Он сейчас слишком занят, чтобы его беспокоили подобными вопросами.

   – Но мне необходимо повидаться с ним, – сказал Питер. – Я настаиваю, чтобы обо мне доложили. Дело в том, что я заключил пари относительно Моисея...

   – Это не важно, что вы сделали; сейчас вы не можете его увидеть.

   – Но я должен. Я хочу, чтобы вы пошли к нему, сказали, что я здесь, и что я пришел получить информацию, касающуюся Моисея. Я на вас пожалуюсь, если вы этого не сделаете.

   – Это не важно, хотите ли вы увидеть его по поводу всех сыновей Израиля, фараонов или Навуходоносоров. Говорю вам, вы не можете его увидеть. Он занят. Успокойтесь, и уходите.

   Тогда Питер решил отказаться от попыток увидеться с дьяконом и попробовать поговорить с преподобным доктором Доксом. Когда он пришел в дом приходского священника и позвонил, тот впустил его и проводил в гостиную. Доктор был глуховат, и это служило причиной множества недоразумений. Питер сказал:

   – Я побеспокоил вас, доктор, чтобы узнать, не сможете ли вы сказать мне, кто была теща Моисея.

   – Сложный вопрос, – ответил доктор, – тут у каждого свои предпочтения. Некоторые любят одни сорта роз, некоторые – другие (Moses и roses). Очень хороши разновидности роз Герцог Кембриджский; цветки крупные, распускаются рано, очень тонкий аромат. Геркулес также превосходна, но ее нужно часто унавоживать и поливать.

   – Я спрашиваю вас не о розах, а о Моисее. Вы ошиблись, – поправил его Питер.

   – Разумеется, непременно. Привязывайте их к колышкам. Тогда им не страшен ветер, и они дадут больше побегов.

   – Вы меня неправильно поняли, – крикнул мистер Лэмб. – Я спросил о Моисее, а не о розах. Я хочу знать, кто была теща Моисея.

   – Да, да, конечно. Прошу прощения; я думал, вы спрашиваете о розах. Закон Моисея – основа религии евреев. Вы можете полностью найти его в Пятикнижии. Он замечателен... восхитителен... для времени, когда он был написан. Конечно, времена изменились, но он все еще содержит много полезного для нас, как, например...

   – Был ли Моисей женат? – крикнул мистер Лэмб.

   – Женат? Да, конечно; имя его тестя, как вы знаете, было Иофор, и...

   – Кто была его жена?

   – Она была дочерью Иофора, разумеется. Я сказал, что Иофор был его тестем.

   – Нет, я имел в виду жену Иофора. Мне нужно это узнать, чтобы выиграть пари.

   – Нет, это было не ее имя. Бет – сокращенно от Елизаветы (bet – пари), и это имя, насколько мне помнится, в Ветхом Завете не встречается. Я не помню, чтобы так звали жену Моисея.

   – Мне нужно узнать имя тещи Моисея, чтобы выиграть пари.

   – Молодой человек, – строго сказал старый священник, – вы легкомысленно относитесь к очень серьезным вопросам. Что вы подразумеваете под желанием Моисея выиграть пари?

   Тогда мистер Лэмб схватил ноты, лежавшие на пианино, свернул их в трубку и поднес к уху священника.

   – Я заключил пари, что узнаю имя тещи Моисея. Можете вы мне его назвать?

   – В Библии оно не упоминается, – ответил священник, – и если вам не удастся с помощью какого-нибудь медиума связаться с Моисеем, думаю, вы проиграете.

   Питер ушел и заплатил проигрыш. Он закаялся держать пари на Библию.

* * * * *

   У мистера Лэмба пытливый ум. Он всегда что-то изучает. Как-то раз он где-то прочитал, что если капнуть две капли эфирного масла на язык кошки, она мгновенно умрет. Он не поверил, но решил провести эксперимент, чтобы в этом убедиться. У старого Сквилла, аптекаря, был кот, весом около пятнадцати фунтов, и мистер Лэмб, запершись в задней комнате, открыл коту пасть и капнул туда яд. Спустя мгновение раздался дикий, неземной вопль: «Мя-яу!», и, к ужасу мистера Лэмба, животное, вздыбив шерсть, принялось метаться по комнате с диким воем, подобным туманному горну. Мистер Лэмб не был уверен, но считает близким к истине число кругов по комнате, по стульям и столам, которые проделывал кот – семьдесят четыре раза в минуту, и готов поклясться, что не менее семидесяти раз при этом животное делало остановку, чтобы вцепиться в брюки или волосы мистера Лэмба. Он подумал, что как только кот закончит свои гимнастические упражнения, то непременно сожрет его, но животное выскользнуло через стеклянную створку двери в магазин, разбив стекло, столкнуло с прилавка на пол две банки солодки и зубные щетки, затем банку ипекакуаны и четыре кувшинчика с краской, уничтожило бутылку перуанского бальзама, изодрало в клочья капор женщины, пившей содовую воду, немного побилось в судорогах в ящике с мылом и издохло.

   Мистер Лэмб был бы полностью удовлетворен результатом эксперимента, подтвердившего истину о том, что кота можно убить эфирным маслом, – если бы не старый Сквилл, потребовавший полное возмещение убытков.

* * * * *

   Прошлым летом брат Питера провел у него несколько недель. У него имелась «трость-пистолет», которую он всегда носил заряженной; но когда он уехал, то случайно забыл ее и не объяснил Питеру, чем она отличается от обычной трости.

   Через несколько дней, Питер заявился на ферму Кейзера, чтобы осмотреть какое-то оборудование, и взял трость с собой. Когда он пришел, Кейзер повел его на скотный двор, показать какую-то необычную свинью, выведенную им путем скрещивания.

   – Эта свинья, – заявил Кейзер, – даст сто очков вперед любой свинье по эту сторону Атлантики. С какой точки зрения на нее ни взглянуть. Сало! Потому что она толстая! Она вся не что иное, как сгусток сала. Положите эту свинью возле костра, и через двадцать минут обнаружите ее скелет, плавающий в луже жира. Это очевидный факт. Просто пощупайте ее.

   Питер поднял трость и ткнул свинью. Он ткнул ее два или три раза, после чего заметил: «Это, безусловно, великолепная свинья», ткнул еще раз, – пистолет в трости по неизвестной причине сработал, свинья дернулась и издохла.

   – Что вы натворили? – воскликнул Кейзер, удивленный и возмущенный.

   – Я? Ничего! Эта трость, наверное, была сделана из старого ружья, и в ней оставался заряд. Даю вам слово, я об этом не знал, и у меня не было ни малейшего намерения убивать вашу свинью.

   – Чепуха, – заявил Кейзер, – вы позавидовали, что у вас нет такой свиньи, и нарочно застрелили ее.

   – Это смешно.

   – Пусть так. Но теперь вы должны заплатить мне двести долларов за нее.

   – Сразу после дождичка в четверг.

   * * * * *

   Питер заартачился, и Кейзер побил его. Питер вернулся домой с разбитым носом, и на следующий день был арестован за убийство свиньи. Скоро состоится суд, брат Питера готов дать показания относительно трости. Сам Питер ходит с обыкновенной, из красного дерева.

ГЛАВА XIV. КОЕ-ЧТО ОТНОСИТЕЛЬНО ДИКАРЕЙ

   Когда молодой мистер Спунер, племянник судьи Твиддлера, закончил колледж, он решил посвятить себя служению, то есть стать миссионером. Однажды он встретил капитана Хаббса; и когда упомянул о своем решении отправиться в какую-нибудь миссию, капитан Хаббс уточнил:

   – Куда именно?

   С. На острова Мореплавателей. Я отплываю в октябре.

   Кап. (печально покачивая головой). Бедный молодой человек! Бедный молодой человек! Это плохо – ужасно плохо! Отправиться на острова Мореплавателей! Вы не женаты, я полагаю? Нет? Ну, это уже лучше. Ни жены, ни детей; после вас не останется ни вдовы, ни сирот. Но, в любом случае, это печально. Такой подающий надежды молодой человек, как вы! Мое сердце просто кровью обливается.

   С. Что вы имеете в виду?

   Кап. О, ничего особенного. Я вовсе не намерен вас пугать. Я знаю, что вы поступаете так из чувства долга. Но я был на островах Мореплавателей, и немного знаком с тамошними обитателями... я... я... видите ли, дело в том... хорошо, правду все равно не утаить, и я не стану скрывать от вас, что, когда я был там в последний раз, то лишился одной ноги. Ее съели. Так что вы можете видеть, что вас ожидает. Эти мореплаватели съели мою ногу. Она была похожа на вашу, только упитаннее, я считаю.

   С. Вы меня удивляете!

   Кап. Ничего необычного. Просто они устроили себе праздник. Вождь сказал мне накануне, что они никогда ничего не едят, кроме людей. Он сообщил, что его семья употребляет около трех человек в день круглый год, в том числе по праздникам и воскресеньям. Сам он не очень любит людей, из-за жесткой австралийки, съев которую в 1847 году получил страшное расстройство желудка и теперь вынужден очень тщательно относиться к выбору пищи, в отличие от своих домашних. Его жена, по его словам, предпочитает маленьких детей, по причине плохих зубов, зато дочери способны сожрать самого грязного моряка, когда-либо прибывавшего к ним на острова.

   С. Это отвратительно.

   Кап. Еще вождь сказал, что обилию пищи наступает конец, и в последнее время они все больше и больше зависят от импорта. В этом, правда, есть свой плюс, поскольку мясо белых людей нежнее. Он добавил, что их не оставляют своим вниманием миссионеры, заботясь о том, чтобы не случился голод, и у него на глаза навернулись слезы, когда он рассказывал, насколько полезны миссионеры для бедных дикарей на отдаленных островах. Желательно, чтобы миссионер не был слишком старым или слишком молодым. Кстати, сколько вам лет, вы сказали?

   С. Мне двадцать восемь.

   Кап. Мне кажется, он говорил о двадцатисемилетних; ему нравился этот возраст, поскольку мясо еще не жесткое, как у стариков, и не слишком нежное, как у молодых. Еще он говорил, что миссионеры нравятся ему, поскольку не пьют ром и не курят табак, а потому не имеют плохого привкуса. Я видел одного молодого человека, приплывшего из Бостона. Он отправился в их лесное селение; и, пока пел какой-то гимн, его ударили сзади по голове дубиной, и спустя короткое время он уже жарился на костре. Они развели огонь с помощью его книги гимнов, и сохранили ее остатки на будущее. Он был очень похож на вас – может быть только, несколько ученее. Они таких очень любят. Такие, по их словам, самые нежные.

   С. Я и понятия не имел, что на этих островах существуют такие ужасные вещи.

   Кап. Я не сказал вам и половины, чтобы не отговаривать вас. Я знаю, вы полагаете, что с вами не может случиться ничего подобного. Но я помню, что, когда рассказал вождю о том, как много участия вы принимаете в миссионерской деятельности, он довольно рассмеялся, потер руки и приказал жене в этом году посадить побольше хрена и лука. Для язычника, он очень предусмотрительный человек. Он сказал, что если бы только его племени дали немного времени, и отправляли миссионеров регулярно, в достаточной мере, они без труда могли бы съесть всех священников Соединенных Штатов и половину диаконов. Он говорил это, обгладывая кость очередного миссионера, а его жена делала новую дубинку из другой. Они очень экономичные люди. Все идет в дело.

   С. Это самые ужасные вещи, какие я когда-либо слышал. Если бы я был уверен, что все это правда, я предпочел бы остаться дома.

   Кап. Пусть мои слова не послужат для вас причиной изменить свое решение. Я ничего не рассказал бы вам, если бы вы не расспрашивали меня. Но уж раз вы начали спрашивать, скажу вам, что на днях я получил письмо от человека, только что вернувшегося оттуда, который сообщил, что урожай был скудным, новые миссионеры не прибыли, и дикари голодали в течение нескольких месяцев. Когда он отплывал, они сидели на скалах, голодные, как тигры, и ожидали прибытия корабля миссионерского общества. А теперь я должен идти. Прощайте. Я знаю, мы больше не увидимся. Взглянем друг на друга в последний раз. Прощайте.

   После чего капитан ушел.

   Мистер Спунер предпочел остаться дома и сейчас преподает в школе.

* * * * *

   Еще более восторженным другом дикарей является мистер Додж. Однажды он пришел в редакцию «Патриота» и отыскал стол, за которым писал репортер. Сев сам, он принялся раскачиваться на стуле, пока не зафиксировал его на двух ножках, после чего безмятежно улыбнулся филантропической улыбкой и сказал:

   – Видите ли, я друг бедного индейца; он считает меня своим Великим Белым Братом, и я отвечаю ему на его доверие и привязанность тем, что делаю все возможное, чтобы облегчить его страдания в нынешней непростой ситуации. Молодой человек, вы даже представления не имеете о тех муках, какими наполняет душу краснокожих цивилизация, совершая последовательно набеги на их права. Это святое, и не выставляется напоказ. Они сдерживают свои чувства, и мы, филантропы, замечаем их, наблюдая, как они с тоской взирают на расход пожарной воды, и едва могут заставить себя умыться. Вы полагаете, это единственная печаль, накладывающая свой отпечаток на жизнь преследуемого цивилизацией существа? Что вы об этом думаете?

   – Ничего. Мне все равно.

   – Я вам скажу, что не единственная. Их заботит все возрастающая тенденция белых людей к облысению. Цивилизация увеличивает размер лба, и волосы белого человека отступают. В конце концов, думаю, все белые люди будут лысыми. Я замечаю, что даже у вас волосы образуют бахрому вокруг основания вашего черепа. Но что чувствует индеец, когда видит эту тенденцию? Неудивительно, что будущее кажется ему темным, мрачным и лысым. Скальпирование для него священно. Это одна из самых заветных традиций. И если он видит, к чему все идет, он умирает с тяжелым сердцем. Что же делать?

   – Замолчать и уйти.

   – Есть только одно, что можно сделать для исправления этой чрезвычайной ситуации. Мы не можем позволить аборигенам, когда-то владевшим этим огромным континентом, прозябать в нищете и унынии только из-за недоступности скальпов своих собратьев. Поэтому, моя идея состоит в том, чтобы он по-прежнему мог добывать скальпы, даже с блестящих лысин. Но как?

   – Как угодно. Я не хочу вас больше слушать.

   – Здесь в игру вступает моя изобретательность. Я изобрел простое маленькое приспособление, которое назвал «Патентованный удаляемый скальп». Оно представляет собой тонкий кожаный диск, диаметром около шести дюймов. В центре имеется отверстие, через которое проходит цепочка. Когда индеец имеет дело с лысым человеком, он поступает следующим образом – операция чрезвычайно проста: он смачивает кожу, помещает ее на лысину, тщательно разглаживает, затем дергает за цепочку – и получает прекрасный скальп, такой, какой он мог бы снять с Авессалома. Фактически, мы видим в данном случае гениальное применение присоски, используемое мальчишками для метания камней. Я знаю, что вы скажете, что белый человек, думающий об индейцах, нуждается в помощи не менее чем они. Это старая добрая шутка; но мое желание – принести радость в вигвамы кикапу, и наполнить счастьем сердца арапахо.

   – Заткнитесь. Лестница там.

   – Думаю, идея вам понятна, но, возможно, вы хотите увидеть пантентованный скальп в действии. Подождите, я покажу вам, как он работает.

   Репортер, не обращая на него внимания, продолжил свою работу, уткнув нос в стол, в то время как друг несчастного краснокожего человека внезапно достал влажную присоску, хлопнул ею по лысой голове репортера, а затем, прежде чем возмущенная жертва успела оказать сопротивление, Великий Белый Брат, с цепочкой в руке, пару раз обогнул офис, таща за собой беспомощного репортера. Затем он снял приспособление, улыбнулся и сказал:

   – Элегантно, не правда ли? Вы могли бы таскать за собой конку. Надеюсь, вы не откажетесь поехать со мной в Вашингтон и предоставить вашу голову, чтобы я мог продемонстрировать министру внутренних дел, как работает мой скальп. Это самый лучший скальп из всех, какие я видел.

   Но репортер попросил посыльного позвать полицейского и, похоже, не слышал этого предложения. Поэтому мистер Додж сложил приспособление, убрал его и улыбнулся так, словно его изобретение было воспринято с энтузиазмом, и ему была обещана бесплатная реклама. Он прошел мимо полицейского на лестнице, а затем спокойно покинул здание и, возможно, отправился на поиски другого, более симпатичного лысого человека, на котором мог бы продемонстрировать ценность своего изобретения.

* * * * *

   Заговорив об индейцах, я вспомнил о том, как один из жителей нашего города, мистер Бартоломью, подвергся жестокому обращению со стороны индейцев, с которыми торговал на Западе.

   Год или два назад мистер Бартоломью в течение нескольких месяцев находился в Колорадо, и, перед тем, как отправиться домой, написал своей жене письмо, в котором сообщил о вероятном времени своего возвращения. В качестве постскриптума к письму он добавил следующие строки для своего сына, мальчика восьми лет.

   «Скажи Чарли, что я собираюсь привезти ему милого медвежонка, которого купил у индейцев».

   Чарли обрадовался, теперь его мысли занимал только медвежонок, и он ни о чем ином не говорил в течение следующих двух недель, с нетерпением ожидая, когда его отец привезет ему маленькое домашнее животное. В ночь, когда ожидался приезд Бартоломью, он не прибыл, и вся семья была жутко разочарована. Особенно был разочарован Чарли, которому не терпелось получить медвежонка. На следующий вечер, когда миссис Бартоломью и дети сидели в передней комнате с открытой дверью в холл, они услышали шум во дворе. Парадная дверь внезапно распахнулась, какой-то мужчина ворвался в холл и взлетел вверх по лестнице. Миссис Бартоломью собиралась подняться за ним, чтобы выяснить, кто это был, когда из-за двери выскользнул большой темный комок и с ужасным рычанием покатился вверх по лестнице за мужчиной. В голову миссис Бартоломью пришла мысль, что мужчина был ее мужем, а комком – медвежонок. В тот же самый момент они услышали голос Бартоломью, раздавшийся с верхней площадки.

   – Эллен, ради Бога, уходите из дома так быстро, как только можете, заприте двери и окна.

   Миссис Бартоломью отвела мальчиков к Партриджам, жившим по соседству, закрыла ставни, заперла двери, покинула двор, вышла на улицу и стала дожидаться дальнейших событий. Она увидела Бартоломью на крыше, стоявшего на коленях возле люка и прилагавшего неимоверные усилия, чтобы тот не открылся. Он крикнул, чтобы кто-нибудь помог ему; тогда мистер Партридж взял лестницу, топорик, гвозди и поднялся к нему. Прибив люк, они спустились по лестнице вниз. Когда миссис Бартоломью спросила его, что случилось, он ответил:

   – Ты ведь знаешь о медвежонке, которого я обещал привезти в подарок Чарли? Так вот, я посадил его в ящик, пока не сошел с поезда здесь, думая, что приведу его домой и посажу на цепь. Но первое, что он сделал, это повис у меня на ноге, а когда я высвободился, отпрыгнул и побежал, он погнался за мной. Если бы он догнал меня, то наверняка бы съел. Эти проклятые индейцы меня одурачили. Они сказали, что медвежонку всего пара месяцев, и у него еще нет зубов. Но я думаю, это взрослый медведь.

   Встал вопрос, как им изгнать медведя из дома. Бартоломью полагал, что лучше застрелить зверя, и отправился к соседям с просьбой помочь. Услышав, как медведь царапает окно, они дали залп, но и после этого слышали, как он царапается и рычит. Бартоломью и соседи проникли в подвал, и, когда медведь топал по полу, они стреляли снизу в то место, где, как им казалось, он находился. Но стрельба, по всей видимости, только раздражала зверя, и после каждого залпа они слышали, как он что-то ломает.

   Тогда Партридж сказал, что, может быть, пара хороших собак смогут выгнать его; он попросил у Скотта бульдога и сеттера, и запустил их в дом через входную дверь. Прислушались; в течение получаса они слышали внутри звуки схватки; Скотт заявил, что поставил бы миллион долларов на то, что бульдог способен загрызть двух таких медведей в Скалистых горах. Затем наступила тишина; через несколько минут они услышали, как медведь что-то ест и грызет кости; Бартоломью сказал, что индейцы в Колорадо говорили ему, будто медведи особенно любят мясные блюда из собак, и готовы питаться ими в любое время.

   Наконец, Бартоломью придумал. Он достал огромный железный крюк, привязал его к веревке и наживил тремя или четырьмя фунтами свежей говядины. Затем поднялся по лестнице, открыл люк в крыше и опустил в него приманку. Через несколько мгновений клюнуло, все дружно схватились за веревку и потянули ее; но вытащили не медведя, а бульдога, прятавшегося на чердаке. Бартоломью был разочарован; однако он насадил новую приманку, снова забросил снасть, примерно через час медведь схватил ее, они вытащили его и застрелили.

   Затем они вошли в дом. В коридоре ковер был покрыт останками съеденного сеттера, а в гостиной ковер и мебель выглядели так, словно по ним стреляли из пулемета. Медведь разбил зеркало, сломал шесть или семь стульев, разбил лампу и всю посуду в кладовой. Батоломью в бессильной ярости сжимал кулаки, подсчитывая убытки, а миссис Бартоломью сказала, что ему необходим здравый смысл, по всей видимости, оставленный им в Колорадо. Они привели все в порядок, как могли, после чего миссис Бартоломью отправилась к Партриджам за Чарли и младшей дочерью. Когда пришел Чарли, он бросился к отцу и спросил:

   – Ах, папа! Где же мой медвежонок?

   Бартоломью пристально взглянул на него, огляделся, нет ли поблизости миссис Бартоломью, а затем задал Чарли самую ужасную порку, какую тот когда-либо получал.

   У детей Бартоломью в настоящее время нет никаких домашних животных, кроме петуха с линялым хвостом.

ГЛАВА XV. ЛЮБОВЬ, СТРАДАНИЯ И САМОУБИЙСТВО

   Питер Лэмб, молодой человек, работающий в одном из городских магазинов, некоторое время назад испытывал страсть к своей соседке, мисс Джулии Браун, дочери доктора. Но Судьба, казалось, препятствовала ему всеми способами, поскольку он оказывался в чрезвычайно неприятных ситуациях в присутствии молодой леди, и выказывал себя настолько глупым образом, что даже его привязанность могла показаться смешной. Однажды, летним вечером, когда страсть только начала разгораться, мисс Браун пришла к сестре Питера, и девушки сели на крыльце в сумерках, разговаривая. Питер немного играет на трубе, и ему пришло в голову продемонстрировать свое искусство Джулии. Он отправился в комнату (в ней было очень темно) и взял трубу, лежавшую на пианино. Но случилось так, что его тетушка, из Пенн Гроув, оставила в тот вечер на пианино свою слуховую трубку, и Питер взял ее, не осознав своей ошибки, поскольку формы обеих труб были очень похожи. Он взял ее и вышел на крыльцо, где сидела мисс Браун. Спросив девушку, любил ли она музыку, и, узнав, что обожает, он поинтересовался, не желает ли, чтобы он сыграл ей «Только ты»; она ответила, что эта мелодия ей очень нравится.

   Питер приложил тонкий конец трубы к губам и дунул. Он дул и дул. Подув немного, он набрал побольше воздуху, и снова дунул. Но единственный звук, который ему удалось извлечь, в темноте прозвучал подобно стону, так что мисс Браун спросила, здоров ли он. Он ответил, что у него все в порядке, а она заметила, что он напоминает ей ее двоюродную сестру, у которой астма.

   Питер заметил, что его труба почему-то вышла из строя и не желает играть «Только ты»; но если мисс Браун желает послушать «Как сладостно мечтать о любви», он попытается сыграть ее, и мисс Браун ответила, что с этой мелодией у нее связаны самые романтические воспоминания.

   Питер снова приложил трубу к губам и напряг легкие, как только мог сильно, чтобы извлечь из инструмента обещанную мелодию. Она не извлеклась; вместо этого он произвел такой шум, что мисс Браун спросила, не проснулась ли в конюшне лошадь. Питер заявил, что, по всей видимости, труба засорилась, и попросил сестру зажечь свет, чтобы он мог ее почистить. Когда та это сделала, стало видно, что за инструмент он держит в руках, и девушки рассмеялись. Видя мисс Браун смеющейся, Питер почувствовал в сердце боль, надел шляпу и вышел на улицу, где выразил обуревавшие его чувства подходящими для этого словами.

   Несколькими днями позднее мистер Лэмб был приглашен к Браунам на чай. Он пошел, решив приложить все усилия, чтобы развлечь собравшихся. Улучив момент, мистер Лэмб произнес громким голосом:

   – Между прочим, вы читали на неделе интересную заметку о женщине из Бриджпорта в «Патриоте»? Одна из самых забавных, какие я читал. Эту женщину звали Эмма. За ней ухаживали два молодых человека, и после того, как она выбрала одного из них, другой также сделал ей предложение; а поскольку она подумала, что у первого, несмотря на сделанное им предложение, нет серьезных намерений, то приняла предложение второго. Несколько дней спустя оба явились к ней в одно и то же время, и оба настаивали на том, чтобы она сию секунду вышла за него. Таким образом, она столкнулась лицом к лицу с неприятной... неприятной... хе-хе-хе... позвольте, что я хотел сказать? Неприятной... хе-хе-хе... Простите, кажется, я забыл это слово.