Текст книги "На свободе (ЛП)"

Автор книги: Макс Аделер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

   Это отчасти то, почему я хотел поговорить с вами, миссис МакФа... Бэнджер, я хотел сказать. Дело в том, что у меня есть счет, который я должен оплатить сегодня утром, и мой кредитор сильно на меня давит; но я ничего не могу поделать. У меня нет ни цента. Мне пришло в голову, что, может быть, вы оплатите мне вперед похороны мистера Бэнджера, если я предложу вам выгодные условия? Пятнадцать процентов скидки вас устроит? А если он проживет шесть-семь лет, то двадцать. Заметьте, я предлагаю лучшей выделки гроб, самый прекрасный катафалк в графстве, с восьмеркой лошадей, и необходимое количество льда в случае даже самой жаркой погоды. Кроме того, я... – ну да, думаю, я могу пойти даже на это, – незамысловатый надгробный камень. Если вы захотите похоронить друга, я... Нет? Не хотите даже думать об этом? Что ж, мне очень жаль, потому что вы, вне всякого сомнения, остались бы довольны тем, как я все устроил. Думаю, я смогу одолжить деньги в другом месте на тех же условиях. Всего хорошего; но вы в любое время можете зайти, и я покажу вам гроб.

   Выходя, Тумбс столкнулся в дверях с мистером Бэнджером. Когда тот ушел, последний спросил:

   – Дорогая, кто этот странный человек?

   Миссис Бэнджер замешкалась, покраснела и ответила:

   – Этот человек... э-э-э... он, я полагаю... в некотором роде... э-э-э... гробовщик.

   Мистер Бэнджер помрачнел и с задумчивым видом поднялся по лестнице. А миссис Бэнджер, чувствуя, что ей необходимо проявить заботу о могилах, на что указал мистер Тумбс, решила позвать мистера Микса, изготавливавшего памятники из мрамора, и поговорить с ним. Мистер Микс не знал ни ее, ни истории ее жизни, и это оказалось очень некстати. Между ними произошел следующий разговор.

   Миссис Бэнджер. Мистер Микс, я хочу, чтобы на кладбище все было приведено в порядок – положены новые могильные плиты и вновь установлены ограды; я позвала вас для того, чтобы обговорить условия.

   Мистер Микс. Конечно, мадам, скажите мне, что именно вы хотите, чтобы я сделал.

   Миссис Бэнджер. Я хотела бы, чтобы на могиле Джона был установлен новый надгробный камень, – это мой муж, как вы знаете, – и чтобы на нем была сделана надпись: «Здесь лежит Джон Смит (Smyth)» и т.д. Ну, вы понимаете, о чем я; разумеется, можно сделать дополнительно какой-нибудь рисунок: сломанная ветка розы или что-нибудь в этом роде.

   Мистер Микс. Понимаю.

   Миссис Бэнджер. Далее. Можете ли вы сделать памятник из хорошего белого мрамора, с вырезанным угасшим факелом или плачущим ангелом, и именем Томаса Смита (Smith)?

   Мистер Микс. Джона Смита, вы хотели сказать.

   Миссис Бэнджер. Нет, я имела в виду Томаса.

   Мистер Микс. Но перед этим речь шла о Джоне.

   Миссис Бэнджер. Я знаю, но это был мой первый муж, а Томас был моим вторым мужем, и я хочу новые надгробия каждому из них. Кстати, мне кажется, мистер Микс, что если кто-то покупает больше одного надгробия, ему положена скидка – так что надеюсь, вы ее сделаете. Хотя, разумеется, плиты должны быть очень хорошими. Не нужно излишнего великолепия; аккуратные, со вкусом, радующие глаз. Мистер Смит (Smyth) не любил пышности. Удобство – вот к чему он всегда стремился. Теперь, как вы думаете, что красивее: имя выпуклыми буквами, расположенное в ряд вверху камня, или вырезать «Александр Ф. Смит (Smyth)» углубленными буквами, расположенными полукругом?

   Мистер Микс. Кажется, вы сказали Александр Ф.? Вы имели в виду Джона или Томаса?

   Миссис Бэнджер. Разумеется, ни того, ни другого. Алекс был моим третьим мужем. Я не собираюсь оставлять его могилу в забвении, пока привожу в порядок остальные. Я хочу сделать все возможное, мистер Микс, сразу для всех, понимаете? Сколько вы спросите за те надгробия, которые я описала, простые, но со вкусом, которые нужно установить в головах каждой могилы, каждый из которых стоит, должно полагать, около двух фунтов? Сколько вы спросите с меня за все четыре?

   Мистер Микс. Значит, за три надгробия я спрошу с вас...

   Миссис Бэнджер. За четыре надгробия, мистер Микс, а не за три.

   Мистер Микс. Почему четыре? Нет; Джон, Томас и Александр П. Это все, кого вы назвали. Только три.

   Миссис Бэнджер. Еще Адольф. Я думала, вы знали Адольфа; он был похож на Джона, только носил другое имя. Адольф был моим четвертым мужем. Он умер примерно через три года после того, как я похоронила Филиппа, и с тех пор оплакиваю его. А теперь, пожалуйста, скажите окончательную цену.

   Мистер Микс. Мадам, я не хочу брать с вас лишнего, и вот что я сделаю. Вы заказываете мне всю работу; я сделаю для вас пять надгробий, и...

   Миссис Бэнджер. Четыре надгробия, не пять.

   Мистер Микс. Мне показалось, речь шла о пяти.

   Миссис Бэнджер. Нет, только о четырех.

   Мистер Микс. Давайте посмотрим: Джон, Томас и Алекс, Адольф и Филипп.

   Миссис Бэнджер. Да, но Алек и Филипп – один человек. Второе имя Александра было Филипп, и я всегда называла его так.

   Мистер Микс. Миссис Бэнджер, я буду вам очень признателен, если вы скажете мне, сколько мужей у вас закопано на этом кладбище. Я немного сбился со счета.

   Миссис Бэнджер. Что вы имеете в виду, сэр, под словом «закопано»? Я никого не закапывала. Это позор – использовать подобные выражения.

   Мистер Микс. Всего лишь технический термин, мадам. Мы часто пользуемся им, и я не вижу, чем оно может повредить ряду ваших Смитов. Если оно не оскорбляет других, то не должно оскорблять и вас.

   Миссис Бэнджер. Ряд ваших... Что вы имеете в виду, наглый бродяга? Я не позволю вам поставить ни одного надгробия, даже если вы захотите сделать это бесплатно.

   И миссис Бэнджер направилась к выходу из магазина, а мистер Микс сказал ей вслед, когда она выходила:

   – Как только вы снова выйдете замуж, я подарю вашему мужу надгробие. Оно ему очень скоро понадобится.

   Миссис Бэнджер заказала надгробия у другого продавца, а мистера Микса считает с тех пор отвратительным грубияном.

   Впрочем, миссис Бэнджер тоже любят далеко не все. Полковник Коффин знает одну женщину, которая терпеть ее не может. Спустя короткое время после избрания полковника в законодательное собрание, эта женщина пришла в его адвокатскую контору. Закрыв за собой дверь, она села и сказала:

   – Полковник, меня зовут Муни. Я одинока, не замужем. Я пришла к вам, чтобы предложить законопроект на благо таких женщин, как я. Позвольте мне обратить ваше внимание на некоторые факты. Статистика утверждает, что женщин в мире на четверть больше, чем мужчин. В нашем государстве на каждого мужчину приходится две и одная восьмая женщины. Такое состояние дела поистине возмутительно...

   – Прошу прощения, мадам, – сказал полковник. – Но Законодательное собрание ничего не может сделать для улучшения ситуации. Оно не может регулировать законодательным образом соотношение полов.

   – Я знаю, – ответила мисс Муни. – И это не то, зачем я пришла. Я утверждаю, что подобное состояние дел является вопиющей несправедливостью. Если бы у меня была такая возможность, я бы организовала все так, что если уж женщин больше, чем мужчин, то, по крайней мере, никаких дробей быть не должно. На каждого мужчину приходится не только две женщины, но и одна восьмая, как если бы одна женщина принадлежала восьми разным мужчинам, если статистика верна. Откуда, в таком случае, мне знать, кому принадлежит одна восьмая меня? Может быть, вам? Я этого не знаю; и это ужасно.

   – Если дело только в этом, мадам, – ответил полковник, – я отказываюсь от всех притязаний на вас, не дожидаясь принятия закона.

   – Прошу прощения, – ответила мисс Муни, – но вы не улавливаете сути моего замечания. Конечно, хотя законы против двоеженства существуют, некоторые из женщин не могут выйти замуж, в то время как мужчина имеет две жены и еще одну восьмую, – это я называю многоженством. Так вот, я хотела бы предложить следующее: если половина женщин не может выйти замуж, другая половина должна получить счастливый шанс. Поскольку мужчин не хватает на всех, нужно сделать так, чтобы они были распределены честно. Но как нам это сделать? Как нам разделить их по справедливости?

   – Пусть меня повесят, если я это знаю, мадам. Законодательное собрание никогда не занималось подобными вещами.

   – Я вам подскажу. Послушайте меня. Исключите вдов. Вы меня слышите? Исключите вдов. Запретите любой вдове под страхом смертной казни снова выходить замуж. Таково мое предложение; и справедливость не восторжествует, пока оно не будет оформлено законодательно. Взгляните внимательно! Если женщина уже была замужем, то она владела не только своей долей мужского населения, но и долей другой женщины, и еще одной восьмой. Правильно ли это, чтобы, снова выйдя замуж, она присвоила себе долю еще двух женщин и одной восьмой? Правильно, я вас спрашиваю?

   – Что ж, на первый взгляд, выглядит несколько нечестно.

   – Нечестно – не то слово. Полковник Коффин, я знаю таких вдов. Я видела их своими собственными глазами. Они знают способы проникнуть в душу мужчины и завладеть его чувствами, что наполняет такую скромную женщину как я обидой и горечью. Вы знаете миссис Бэнджер? Нет? Возьмем для примера ее. Сначала она вышла замуж за мистера Смита, хотя что он нашел в ней такого, чтобы восхищаться ею, не могу себе представить. Это была ее доля. Заполучив Смита, она должна была успокоиться и дать шанс в отношении других мужчин другим женщинам – не так ли?

   – На самом деле, мадам, мне тяжело об этом судить.

   – Но нет. Спустя некоторое время Смит скончался. Умер. Она вела себя так, как будто он был единственным, что связывало ее с этим миром; и когда он умер, она также хотела умереть и присоединиться к Смиту в могиле и в раю. Но едва время траура прошло, она начала флиртовать с другим мистером Смитом, и что же случилось? Он уступил ее домогательствам и женился на ней.

   Вы думаете, она удовлетворилась тем, что ей досталась доля четырех женщин с четвертью? Вскоре этот мистер Смит также умер; она свела его в могилу. И я была поражена, когда по прошествии года услышала, что она собирается выйти замуж за следующего Смита. Я была удивлена так, как никогда в жизни. За короткий промежуток времени, она собиралась забрать третьего мужчину. Вы когда-нибудь слышали о подобной наглости? Признайтесь, слышали?

   – Думаю, что и в самом деле не могу припомнить...

   – Тогда я подумала, что эта женщина успокоится, и даст остальным хоть какой-то шанс; когда этот мистер Смит умер от холеры и был похоронен, мне даже в голову не могло прийти, что эта вдова снова выйдет замуж. Но ничуть не бывало! Она еще не успела снять траур, как начала преследовать мистера МакФаддена, и заполучила его. Теперь, взгляните на нее. Она ничуть не лучше меня, но заполучила долю восьми с половиной женщин, а я живу одна, и с каждым годом мои шансы выйти замуж становятся все более призрачными. Ни одно цивилизованное общество не должно такое терпеть. Это хуже, чем пиратство. Вы можете покинуть корабль, взорвать его, разбить о скалы, и большого вреда в этом нет, поскольку дерева много, и вы способны построить еще один. Но если одна женщина, лишившись троих мужчин, заполучает четвертого, что вы собираетесь с этим поделать? Вы ведь не можете пойти в лес, нарубить деревьев и создать из них мужчину? Не так ли?

   – По крайней мере, это общепринятое мнение.

   – Вот именно. Поэтому я и хочу, чтобы вы представили законопроект в законодательном собрании и приняли закон, который бы считал преступлением для вдовы выходить замуж повторно. Я набросала черновик закона и оставляю его вам. Он должен иметь обратную силу, и эта женщина, Бэнджер, станет преступницей с того самого момента, как умер первый мистер Смит. Я не собираюсь замуж, но я требую справедливости. Вы женаты?

   – Мадам, оставьте проект закона, я внимательно его изучу.

   – Я спрашиваю, вы женаты?

   – Я... Я... женат ли я? Да. Я женат уже десять лет.

   – В таком случае, всего хорошего, – и мисс Муни удалилась.

   – Черт побери! – воскликнул полковник, закрывая за ней дверь. – Если бы я был одиноким, полагаю, она сделала бы мне предложение.

   Скорее всего, законопроект о вдовах, разработанный мисс Муни, будет встречен весьма неодобрительно на следующей сессии законодательного собрания.

ГЛАВА XII. МИССИС ТУДЛС. – СЛУЧАЙ С ПОТТСАМИ

   Как-то вечером я встретил мистера Поттса на главной улице, он гулял; я присоединился к нему. Внезапно он стал конфиденциальным и задал вопрос о том, как я отношусь к собиранию разных безделушек. Услышав мое мнение по данному вопросу, мистер Поттс поведал о любви его жены к подобным вещицам. Он сказал:

   – Моя жена – самый увлеченный охотник за безделушками, о котором я когда-либо слышал. Конечно, она прекрасная женщина, любит детей, печет замечательные пироги; она не из тех легкомысленных дам, все свое время тратящих на свою внешность; она просто ангел во плоти. Но она превзошла даже миссис Тудлс в посещении аукционов. Она наполнила дом самыми невероятными безделицами и такими вещами, которые вряд ли встретишь вне стен музея природных диковинок. Она потратила на них больше денег, чем хватило бы на безбедное содержание семьи в течение многих лет.

   Вы знаете Скадмора, устроившего на днях распродажу? Она была на ней, и торговалась, как миллионерша. Она принесла домой целый ворох вещей – четыре заварных чайника без крышек или ручек; два кроватных столбика и три планки; пару масленок и четырнадцать подержанных шляпок от солнца; и тому подобный хлам. Она сказала, что ничего покупать не собиралась, она собиралась просто поднять цену, чтобы помочь миссис Скадмор, но ее подвел аукционист. Он тут же заявил, что «лот 47 продан», и ей пришлось все это взять. Еще она сказала, что могла бы использовать шляпы от солнца как нагруднички для ребенка, а чайники – для консервирования. Ей казалось, что она может сделать красивую кровать, использовав в качестве недостающих частей кресла; а также, что ей повезло с масленками, поскольку теперь осталось только приобрести корову, и тогда они смогут сами изготавливать масло. Так что, не исключено, что во время следующего похода за барахлом, она вернется домой с каким-нибудь старым быком.

   Когда в январе была распродажа у Пакстонов, она, конечно, была там, и вернулась домой после обеда с разобранными агрегатами; я спросил ее: «Эмма, во имя Неба, зачем ты купила землечерпалку и колбасный шприц?» Она ответила, что, по ее мнению, колбасный шприц подойдет для мальчиков для изготовления пушки к Четвертому июня, а кроме того, нельзя быть уверенным, что когда Чарли подрастет, то не захочет стать инженером-строителем; в таком случае он может получить контракт на углубление дна реки и возблагодарит предусмотрительность матери, заранее позаботившейся о землечерпалке, и тем самым обеспечившей его будущее всего за два доллара.

   Я продал этот хлам в среду как старое железо за пятнадцать центов и оторву Чарли голову, если он когда-нибудь попробует сделать пушку из колбасного шприца или займется дноуглубительными работами. Я не хочу, чтобы мои мальчики стали посмешищем.

   Она проявила интерес к распродаже у Робинсонов, и заявила, что отправится туда, даже если я не пойду. Она и в самом деле пошла, купила барометр-анероид, три дюжины шампуров, матерчатое дно раскладушки и четыре тома стихов Элизы Кук. Ей показалось, что эти тома – кулинарные книги, иначе она ни за что не купила бы их, а барометр очень полезен, чтобы знать, где север. Заметьте – север! Она полагает, что барометр и компас, это одно и то же. А ведь кто-то хочет, чтобы женщинам дали право голоса! Я бросил шампуры к землечерпалке, а из матерчатого дна она вырезала два куска на заплаты штанов Чарли; к счастью, это все, что она купила на этом аукционе.

   Она нисколько не заботится о полезности; у нее просто мания делать покупки. У нас в доме нет печи, и, тем не менее, на распродаже у Мерфи она покупает ржавый железный дымоход и привозит его домой вместе с четырьмя сломанными зонтами. Ей сказали, что если к зонтикам приделать ручки, ребра в некоторых местах и заново обтянуть, они прекрасно послужат в качестве подарков тетушкам на день рождения. Дымоход же можно отправить на ферму, распилить и обернуть вокруг персиковых деревьев, для отпугивания коров. Мысль о подобном использовании дымохода для защиты персиковых деревьев никогда не приходила ей в голову. Она непрактична, как ребенок.

   Когда Бэйли устроил распродажу в своем страховом офисе, она была там, и, конечно же, вернулась с покупками: говорящим попугаем и циркулярной пилой. Меня это позабавило. Она собиралась использовать пилу в качестве гонга, призывающего к обеду, но та оказалась сломана, поэтому она приспособила ее для выпечки кексов. Бэйли научил попугая ругаться, я испугался, что Чарли нахватается от него дурного, и нисколько не жалею, отравив птицу.

   В пятницу распродажу устраивает Питерс; у него имеется пирамида из старых томатных банок и прочий тому подобный хлам на заднем дворе. Моя жена не успокоится, пока не купит эти банки не менее чем по доллару за штуку, после чего доставит к нам домой с экстравагантной идеей набить их порохом и продать правительству во время следующей войны как бомбы. Если она это сделает, я подам на развод. Я покладистый человек, но ни одна женщина не может рассчитывать на то, что принесет в дом триста ржавых консервных банок и сохранит при этом претензию на мои чувства. Я уйду от нее.

   По моим ощущениям, он несколько помешался на хламе, но, следует признать, его жалоба далеко не беспочвенна.

* * * * *

   Мистер Поттс рассказал мне, что недавно вернулся домой поздно вечером, и, когда поднимался по лестнице, жена и дети уже спали. Он разделся так тихо, как только мог, а потому, почувствовав жажду, решил выпить воды. К счастью, он увидел стоящий возле умывальника стакан, очевидно, поставленный туда специально для него миссис Поттс. Он схватил его, выпил содержавшуюся в нем жидкость двумя-тремя огромными глотками, после чего заткнул рот, бросил стакан на пол, так что тот разлетелся на тысячу мелких осколков, а затем выплюнул то, что оказалось у него во рту. Он был почти уверен, что в воде находилось что-то живое, и он это живое почти проглотил. Это предположение подтвердилось, когда он увидел объект, перемещающийся по полу. Он стал преследовать его, повалив пару стульев, придавил, наконец, ногой, и удержал. Разумеется, в этот момент проснулась миссис Поттс и испугалась едва не до смерти, а ребенок закричал во всю силу своих легких. Миссис Поттс поднялась с постели, включила свет и спросила:

   – О Господи, Поттс, что происходит?

   – Мышь! – взволнованно воскликнул мистер Поттс. – Мышь в стакане. Я чуть не проглотил ее, выплюнул и придавил ногой. Возьми поскорее палку и убей ее!

   Миссис Поттс поначалу была склонна запрыгнуть на кресло и закричать, поскольку, подобно всем женщинам, боялась мышей гораздо больше, чем тигра. Но, тем не менее, исполняя распоряжение мистера Поттс, схватила метлу и была готова нанести удар, как только ее муж поднимет ногу. Он отступил назад, она нанесла удар. После чего замерла и внимательно посмотрела на объект, который не двигался. После чего, отбросив метлу, взглянув на Поттса, сказала:

   – Иди спать, старый дурак! Это не мышь.

   – Что же это?

   – Это, простофиля, резиновая соска на детскую бутылочку, которую я положила в стакан, чтобы она была мягкой. Тебе должно быть стыдно, что ты так ведешь себя в час ночи.

   Поттс лег в постель. Но после этого случая спускается пить к насосу.

* * * * *

   В процессе разговора, я заметил, что видел недавно нескольких мужчин, ремонтировавших крышу его дома; я спросил Поттса, в чем проблема, и он ответил.

   – Крыша моего дома изначально была покрыта гонтом; но когда она стала протекать, я снял гонт и уложил войлок и гравий. В первую же ночь по окончании работы, был очень сильный ветер, сдувавший гравий с такой силой, что разбил им все стекла в доме Баттервика по соседству. Ветер также порвал войлок и сдул его по краям, так что он лохмотьями свисал на фасад, закрывая окна. В комнатах было темно, и я не вставал до часу дня, удивляясь, как долго длится ночь.

   Тогда я покрыл крышу жестью, и остался этим доволен. Однако, каждый раз, когда шел ливень или поднимался сильный ветер, крыша шумела всю ночь, словно на ней происходила битва при Геттисберге. В конце концов, она также стала протекать, и мой приятель прислал человека, чтобы найти дыру. Он провел на крыше неделю, истратил полтонны олова, но она все равно продолжала протекать. Наконец, когда выпал снег, вода начала стекать по стене и скапливаться в пианино, ценой в восемьсот долларов, которое пришло в негодность и может быть продано любому, нуждающемуся в красном дереве. Тогда жесть сняли, а крышу покрыли шифером, но его куски сваливались вниз и один угодил по голове служанке, когда та развешивала белье. Пришедший сменить шифер человек упал с крыши, сломал ногу и четыре ребра, после чего подал меня в суд за причиненные ему увечья. Пока дело рассматривалось в суде, разыгралась снежная буря. Снег разметал шифер, и мой старший сын со своими товарищами катались на чердаке на санках и играли в снежки. Затем снег растаял, стек водой вниз, и пропитал весь дом, так что нам пришлось на пару недель перебраться в отель.

   Тогда я попробовал крышу «Патентованная огнестойкая», поскольку меня заверили, что она не только огнестойкая, но и противостоит любому ливню. Через неделю после этого загорелась конюшня Баттервика, искры летели во все стороны. Однако дома, расположенные по соседству, не пострадали, кроме моего. Моя крыша была охвачена огнем, даже прежде чем сгорела конюшня, а когда приехали пожарные, тушить ее, они разнесли вдребезги перила на передней лестнице. Гостиная в течение пятнадцати минут была полностью скрыта водой, а шеф пожарных Джонсон уничтожил наш лучший ковер.

   Сейчас я установил «Непроницаемую цементную крышу», и, похоже, она довольно удачна, за исключением того, что не является непроницаемой. Она пропускает воду в восьми местах, и всякий раз, когда начинается дождь, я должен взбираться на крышу и закрывать эти места зонтиками. Я не удивлюсь, если однажды ночью она обрушится, или что-то в этом роде. Я собираюсь выставить дом на аукцион, и переселиться в цирковой шатер.

* * * * *

   На днях у Поттсов случилась суматоха по поводу их кота. Они слышали, как животное завывает и мяукает где-то возле дома в течение двух или трех дней, но не могли его найти. Поттс вставал по ночам, ошалев от шума, и бросал из окна разные предметы, надеясь отогнать кота. Но тот не обращал на них внимания; и хотя, в конце концов, в доме не осталось ничего, кроме пианино, кот продолжал кричать, доводя Поттсов едва не до сумасшествия. Наконец, когда Поттс принялся за поиски, руководствуясь звуком, он, наконец, отыскал кота в водосточной трубе, спускавшейся вдоль северной стены дома. Он полагает, что кот, по всей видимости, гуляя по крыше темной ночью, случайно угодил в раструб.

   Поттс попытался вытряхнуть кота, стуча по трубе палкой; но чем больше он стучал, тем громче орал кот; этот двойной шум разбудил соседей и привлек внимание полиции. Тогда он взял подпорку для веревки, на которой сушится белье и, поднявшись на крышу, попытался протолкнуть животное. Но палка оказалась недостаточно длинной и до него не доставала. Все, что удалось Поттсу, это заставить кота орать еще громче. Наконец, Поттс решил снять трубу и попытаться достать кота на земле. Он снял ее, заглянул в конец и увидел в темноте горящие огнем глаза животного. Некоторое время он успокаивал кота, и понял, что тот застрял и не может двигаться. Он подумал разрезать трубу, но Баттервик сказал, что было бы жаль испортить такую прекрасную трубу ради простого кота.

   Поэтому Поттс решил применить порох. Он изготовил небольшой заряд; затолкав его палкой как можно глубже, он замазал один конец трубы глиной и поджег порох. Через пару минут произошел взрыв, глиняная пробка вылетела и угодила Баттервику в грудь, от чего тот растянулся на траве. Переведя дыхание, он встал и сказал:

   – Чтоб его разорвало, этого вашего чертова кота! Это возмутительно, что вы подвергаете опасности жизнь людей своими дьявольскими изобретениями, чтобы добыть животное, которое уже давным-давно должно было сдохнуть!

   После чего с угрюмым видом перелез через забор и отправился домой, а кот тем временем продолжал орать так, что волосы дыбом вставали.

   Поттс сказал, что допустил ошибку, не приставив торец трубы к чему-нибудь твердому. Поэтому, заложив новый заряд, он прижал торец трубы к насосу. Затем зажег спичку; наблюдатели отошли подальше. Раздался оглушительный взрыв, по двору разлетелись осколки жести, а из верхнего конца трубы вылетело что-то черное. Оно поднималось все выше и выше, пока не превратилось в едва различимое пятнышко; затем устремилось к земле, пока не шлепнулось. Это был кот, обожженный до хрустящей корочки, выглядевший так, словно побывал в кратере Везувия, но, по всей видимости, живой и активный; ударившись о землю, он издал дикий, неземной визг и бросился в лес, где продолжал выть, пока Поттс не отыскал его и не пристрелил из дробовика. Новый водосток обошелся ему в сорок долларов, но он утверждал, что ему не жаль этих денег, поскольку он наконец-то избавился от шума.

* * * * *

   Как-то, прошлой зимой, часы Поттса сломались и принялись бить. Это каждую ночь производило в доме страшное волнение. Полночь, все в доме спят, и вдруг часы неожиданно бьют пять раз. Новая служанка, проснувшись, посчитала удары и вскочила с кровати, полагая, что уже наступило утро. А так как в это время года в пять утра еще темно, она не заметила своей ошибки и, спустившись на кухню, начала готовить завтрак.

   Она шумела, в своей обычной манере, и Поттс проснулся. Осторожно открыв дверь своей комнаты, он тихонько выбрался на лестницу и прислушался. Он отчетливо слышал, как кто-то двигается по кухне и столовой, собирая фарфор. Вернувшись в комнату, он разбудил миссис Поттс и дал ей указание открыть окно и кричать, как только она услышит выстрел. После чего взял свое охотничье ружье; спустившись к двери в столовую, он услышал грабителей, поднял ружье, толкнул дверь и выстрелил. В то же мгновение миссис Поттс распахнула окно и принялась кричать, и прежде, чем Поттс успел поднять с пола лишившуюся чувств служанку, парадная дверь распахнулась, и в столовую вошли двое полицейских.

   Увидев Поттса с ружьем в руках и окровавленную девушку на полу, они вообразили, что произошло убийство, и один из них отправил Поттса в участок, а другой остался, чтобы прояснить ситуацию. В это время часы пробили шесть. Девушка, которой попало в ногу несколько дробинок, рассказала, что случилось, и полицейский ушел, чтобы отпустить Поттса домой. Он вернулся примерно в три часа ночи, поскольку часы пробили восемь. Когда ситуация для него стала ясной, он первым делом разбил прикладом ружья часы, которые немедленно принялись отбивать удары без остановки, а затем выбросил их через забор. Сейчас у него новые часы, отсчитывающие время правильно.

* * * * *

   Прошлой зимой Поттсы праздновали «железную свадьбу» и пригласили около сотни гостей. Разумеется, каждый из приглашенных должен был принести с собой какой-то подарок, и каждый это сделал. Когда пришли мистер и миссис Смит, они вручили Поттсу пару утюгов. Мистер и миссис Джонс преподнесли то же самое. Совпадение выглядело очень смешно. Еще большее веселье вызвал подарок Браунсов, также принесших утюги. Но когда утюги вручили мистер и миссис Робинсон, стало не до смеха.

   Совсем не забавным был подарок Томпсонов – четыре утюга, завернутые в коричневую бумагу. Лицо Поттса выглядело хмурым, когда в гостиной появились три дочери Джонсонов с утюгами. Каждый из гостей приносил утюги, и им не было видно конца и края, пока, наконец, старый мистер Карри не прибыл из Филадельфии с чугунным колокольчиком для коровы. Поттсу совершенно не был нужен этот колокольчик, и в любой другой момент он взглянул бы на такой подарок с презрением. Но сейчас он был безмерно благодарен мистеру Карри, и уже собирался обнять его, когда пришли Уолсингэмы с очередной порцией утюгов с деревянными ручками. Последовавшие за ними гости опять несли утюги, за исключением мистера Рагби, вручившего патентованную подставку для утюга. Поттс сходил с ума, и к тому времен, когда собрались все приглашенные, почти обезумел от ярости; он отправился спать, предоставив жене развлекать гостей. Утром, занявшись подсчетом, они обнаружил, что стали владельцами двухсот тринадцати утюгов, одной подставки и колокольчика. И теперь отношения между Поттсами и Смитами, Браунсами, Джонсонами, Томпсонами и прочими значительно охладели, поскольку первые убеждены, что гости сговорились и сыграли с ними дурную шутку.

   Дело, однако, заключалось в том, что в хозяйственном магазине образовалось избыточное количество утюгов, и их продавали по абсурдно низкой цене; гости Поттсов, естественно, закупили самые дешевые вещи, какие смогли найти, поскольку все люди поступают аналогичным образом в подобных случаях. Поттс решил, что праздновать «серебряную» свадьбу он не будет.

ГЛАВА XIII. СКАЧКИ И КОЕ-ЧТО ДРУГОЕ

   Прошлой осенью состоялись скачки, и Баттервик на них присутствовал. Возвращаясь домой на поезде, он встретил преподобного доктора Докса, священника, понимающего в скачках не больше, чем индеец пауни в психологии. Однако Баттервик, как обычно, считал само собой разумеющимся, что священник прекрасно знаком с этим предметом; сев рядом с ним, он громко заметил, поскольку тот был глуховат:

   – Сегодня я был в Бланке, чтобы взглянуть на Лонгфелло.

   – Удивительно! Он и в самом деле там был?

   – Разумеется. Я видел его, и Генерала Харни, и многих других. Он выступал против Генерала Харни, и это вызвало большое волнение; он побил Генерала, и то, как толпа приветствовала его победу, было замечательно. Говорят, многие нагрели на этом руки. Но дело в том, что я поставил небольшую сумму на Генерала.

   – Вы сказали, что Лонгфелло побил генерала Харни, я не ослышался?

   – Нет, я именно так и сказал! Побил, не оставив ни единого шанса. Это трудно себе представить, не так ли? Никогда в жизни я не был так удивлен. Странно, что он после окончания схватки казался таким же свежим, как и перед ее началом. Он совершенно не устал. Вместо того чтобы отдохнуть, он продолжал прыгать; а когда вокруг него собралась толпа, он нанес двойной удар в спину мальчика – и чуть не убил его. О, он злой! От него нужно держаться подальше.