Текст книги "Нулевой потенциал (СИ)"

Автор книги: Макар Ярин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Вспомнили, Ваше Сиятельство? Маменька ваша самолично вышивала. Ужо она мастерица была на все руки. Всем сама заведовала, никому дела не передоверяла, – во взгляде Антипа блеснула хитринка, но я или не распознал намёк, или не понял его содержания.

Складывалось впечатление, что весь малочисленный штат прислуги ожидает от меня неких действий, а я и понятия не имею, о чём речь.

Пища на столе вновь была преимущественно растительной. Рассыпчатая каша, свежие овощи, пареные овощи, тушёные овощи… Разнообразие внесли густые сливки и отварные яйца. Ни мяса, ни рыбы.

– Не обессудьте, батюшка, – пожала плечами кухарка, выставляя на стол огромное блюдо с ароматнейшими пирожками. – Крупный скот наперечёт, мяско теперь на столе редко бывает, по праздникам. С тех пор, как вы уехали в Кроховку, Поволжье Гниль полностью прибрала. В черноземье ещё остались поля и пастбища, но скот теперь берегут. Что уцелело – на развод пустили. Ну да и туда скоро ведьмина зараза доползёт. У вас там, в Кроховке, всё попривольнее было.

– Благодарю за угощение, Прасковья Петровна, – важно произнёс я, и кухарка зарделась от удовольствия.

Антип, прислуживавший мне за столом, склонился над блюдом и тихо произнёс:

– Только вы, Ваше Сиятельство, на вареньице-то не налегайте особо. Тяжёлое оно с непривычки-то будет…

Остатки с господского стола, экономии ради, пошли на обед слугам. И, видимо, запамятовал Антип предупредить Гришку насчёт варенья. Потому что мой всевидящий лакей, едва смерклось, обжил отхожее место у людской. Да так усердно, что прочая прислуга, посмеиваясь, на двор выходила.

Я же занял бывшую детскую, подготовленную к приезду молодого господина, и, не раздеваясь, рухнул на постель. Следовало продумать, как восстановить имение. Получить доступ к деньгам родительским. Нанять людей. И переехать в родительские комнаты. Спальная Охотниковых была смежной с кабинетом, и мне такое устройство пришлось по вкусу. Но наводить новые порядки тем же вечером я не стал. Будем поспешать, не торопясь. Ещё владения надо осмотреть. Понять, чем жили Охотниковы. Судя по порядком поврежденной, но сохранившей отзвуки роскоши обстановки, дела у них шли неплохо.

В дверь поскреблись. Я насторожился, не понимая, просятся ли войти, или же звук донёсся из коридора. С четверть минуты было тихо. Потом поскреблись вновь. Я поднялся, скользнул к двери, прихватив по дороге кочергу от камина. Шальная мысль мелькнула, что кто-то из Прасковьиных девок пришёл счастья с господином попытать. Но кухаркину просьбу я помнил, и нарушать обещания не собирался. У меня слишком мало людей, чтобы их против себя настраивать. Однажды я уже ошибся, пренебрегая преданностью слуг.

Тяжёлые шторы одна из горничных опустила, когда готовила спальню ко сну. Но мне отсутствие света неудобств не доставило. В полутьме я подобрался к двери и приоткрыл её, готовый отскочить. Без магии я чувствовал себя голым. Кочерга в руке уверенности не внушала.

За дверью стоял Антип, выряженный в чёрный комбинезон.

– Тише, Матвей Павлович. Шума не поднимайте. Григорий ваш в отхожее место бегает, не до нас ему, но внимание привлекать не надо.

– Чего тебе, Антип?

– Пойдёмте, Матвей Палыч, мобили посмотрим, – хитро предложил слуга. И куда делись эти его вечные «сиятельства»?.. – Вы мальцом очень уж мобили любили. Поглядите, авось, что вспомните важное.

– Сейчас? До утра не терпит?

– До утра Гришка проср… очистит организм, а нам-то лишние глаза к чему, а, Матвей Палыч?

Нутром почуяв манившую меня тайну, я накинул сюртук и, бесшумно притворив дверь, пошёл за Антипом.

Тот вывел меня странным ходом, не через вестибюль. Людскую тоже миновал. Из комнаты в комнату, мимо кладовой на чёрный ход, а оттуда – прямиком к гаражу. Прислушавшись к тишине, лившейся из открытых окон особняка, Антип толкнул тяжёлую, железом окованную дверь справа от гаражных ворот, и скользнул внутрь, маня за собой. И только там зажёг крохотный огонёк, разлившийся по округлому прозрачному камню.

– И что мы здесь разглядим, Антип? Может, утром посмотрим?

– Терпение, Матвей Палыч. Там, куда мы идём, света будет вдосталь. Не шумите, – прошептал в ответ слуга.

Миновав два мобиля, замерших под чехлами, мы достигли дальней стены, заставленной открытыми полками с наваленным на них хламом. Антип шагнул вбок, что-то покрутил, потянул, и тяжёлый ряд полок отъехал внутрь, открывая взору металлическую дверь. На чёрную панель в две ладони размером были нанесены штрихи и линии.

– Открывайте, – усмехнулся Антип.

Я оторопело перевел взгляд на подсвеченный светом камня бессмысленный узор. И тут меня озарило. Узор. На скатерти. Между бутонами.

Напрягая память, я провел пальцем от линии к линии, повторяя последовательность элементов вышивки. Дверь скрипнула и ушла вниз. Вспыхнул слабый красноватый свет.

Передо мной начиналась лестница, убегавшая куда-то вглубь.

– Смелее, Матвей Павлович, – пригласил Антип и легко подтолкнул в спину.

Я не успел изумиться фамильярности, сделав пару шагов по инерции, как дверь захлопнулась, отсекая нас с Антипом от прочего мира. Выглянув из-за плеча слуги, я обнаружил гладкую металлическую поверхность.

Никаких панелей с узорами с обратной стороны двери не было.

Глава 13. Подземные чудеса.

Никаких панелей с узорами с обратной стороны двери не было.

Ловушка? Неужели даже первый день не прошёл тихо? Я подобрался, соображая, что могу противопоставить Антипу без магии. Мужик-то крепкий, хоть и ниже меня ростом. Плечи вон широченные. Механик, привык, значит, железяками ворочать. А Матвейка, даром, что каланча, жилистый и худощавый.

– Испугались, Матвей Палыч? Неужто вовсе ничего не помните?

– Я маменьки лицо только неделю назад вспомнил, Антип. Волосы льняные и голубые глаза. Папеньку до сих пор смутно припоминаю. Мне такую болтанку в мозгах устроили, я после допросов себя с трудом вспоминал. По дому хожу, какие-то детали узнаю, а остальное всё равно как чужое, – тихо и серьёзно сообщил я. – Перетряхнули до ниточки, всё искали, как Охотниковы бунт собирались поднять. Сволочи. Погоревать даже не дали…

– А как же вы без магии-то оказались, Матвей Павлович?

Вопрос, вроде, сочувственный, а будто с хитринкой. Чей он, Антип? Свой, преданный роду, или чужой? Захаров прихвостень, ядовитая змея? Или сыскарями подослан?..

– Не помню. Когда в Кроховке меня брали, я сознание потерял ненадолго.

– А как папенька вас от дворянских щенков защищал, которые потешались над пустым графским сынком, помните?

Я посмотрел в упор и смолчал. Вопрос был с подвохом, я с подвохом и смотрел. Чтобы по-всякому понять можно было. Если Антип слуга родителей или пособник Захара, он должен знать, что магия у Матвейки была. Значит, и защищать его Павлу не от чего было.

– Ну да что попусту болтать, Матвей Павлович, идёмте. Поглядим, авось, что и вспомните. Не бойтесь, вам ничего не грозит.

Выбора у меня не осталось. Либо самому вниз, либо через Антипа наружу. Стараясь держаться полубоком, пошёл. Антип за спиной насвистывал лихой народный мотивчик, шагая широко и беспечно. Пару раз едва мне на пятки не наступал.

Ступеней я насчитал аж пятьдесят штук. Лестница свивалась улиткой, с каждым десятком заворачивая налево. В конце концов, я упёрся носом в очередную металлическую дверь с панелью.

– Открывайте, Матвей Палыч.

Не задумываясь, я повторил узор. Эффект нулевой. Дверь осталась на месте, даже не дрогнула, зараза. Антип продолжал настырно свистеть над ухом. Разозлившись от того, что чувствую себя дураком, всмотрелся в линии и точки. И вспомнил. Следующий фрагмент вышивки. Набрал, осторожно ведя пальцами линию. Сработало! С едва заметным шипением дверь ушла вниз.

Я переступил порог и замер, не веря своим глазам. Передо мной предстал натуральный ангар. Просторный, с высокими сводами, отделанными металлическими листами. Света и воздуха было много, даром, что глубокое подземелье.

– Проходите, Матвей Павлович. Вы надысь желали владения осмотреть. Осматривайтесь, милости просим.

Я не мог понять, откуда в тоне Антипа столько покровительственности. И почему тогда он так лебезил передо мной во время представления слуг? Но пошёл я молча, не затевая выяснения отношений. Только головой крутил по сторонам, удивляясь каждому увиденному закутку.

А здесь их было много. Дверь выходила на небольшую площадку, с которой открывался отличный вид на всё подземелье. Широкая лестница вела вниз, к рабочим помещениям.

Все немалая площадь была разделена перегородками. Какие повыше, какие пониже, какие и вовсе плотные, на стекло похожие. Но я и с кольцом на пальце распознал, что они напитаны магией: субстанция иногда рябила, размывая картинку перед глазами.

В каждом закутке работали люди. Много. Всего в ангаре под сотню человек, по грубой прикидке.

Вот трое молодых мужчин склонились над огромным чертежом. Один выводил линии, второй в сторонке подсчитывал что-то, изредка бросаясь отрывистыми фразами. Третий заполнял нижний угол чертежа данными под диктовку. А первый сверялся с внесённым, намечая новую линию.

Немного дальше в закутке попросторнее был обустроен мастеровой стол. За ним восседал грузный седобородый мужик. С рылом, с каким только мочёными яблоками на городской ярмарке торговать. На лбу у него гнездилась странная конструкция из двух окуляров. Один, удлинённый окуляр, с рядом выдвижных стёкол, мужик опустил на правый глаз. И виртуозно работал миниатюрными инструментами. Как держал-то их своими ручищами.

На другой стороне, на широкой лавке, сидели три похожих как отражения светловолосые кудрявые девицы. Подоткнув под пояс подолы длинных юбок щебетали, перебирая ловкими пальчиками тягучие серебристые нити с колен. Одни бережно складывали в огромные плетёные корзины перед собой, другие небрежно кидали за спину, в грубо сколоченные ящики.

Я прошёл ещё глубже и обнаружил в одном из отсеков огромный верстак. Перед ним гордо восседал тощий и вихрастый пацан, совсем ещё мальчонка. Стул-то для его росточка низковат вышел, и ножки надставили. Работничек, высунув язык от усердия и смахивая грязной рукой пот со лба, шлифовал тонкую прозрачную пластину.

Над всем ангаром витал дух общности, искренней увлечённости делом. Я не заметил никого, кто работал бы спустя рукава, лишь бы время отсидеть. Кто-то, как пацанёнок или громила с окуляром, работал молча, полностью погрузившись в дело. Кто-то, как румяные девицы, переговаривался тихонько. Звяканье, вжиканье, шорохи и негромкие голоса сливались в единый рабочий гул.

Но при моём приближении труд останавливался. Люди поднимали головы, вставали, чтобы поприветствовать низким поклоном молодого Охотникова. Кто шустро, а кто с промедлением, сперва закончив очередное движение.

– Доброй ночи, Ваше Сиятельство!

– Добро пожаловать домой, Матвей Павлович!

– Ужо мы вас заждалися, – пробасил громила с окуляром.

Я улыбался, кивал и продолжал оставаться в полнейшем неведении.

– Что это, Антип?

– Производство, Матвей Палыч. Смотрите. Вот здесь заготовки на слюдянку делаем. Новые, пробный вариант. Вот Терентий, – Антип ткнул мозолистым пальцем в парнишку, – даром, что сопливый ещё, а придумал, как тройную огранку сделать. Если получится наладить, то в производство пустим, качество повысится.

Я уставился на тонкую полупрозрачную пластину. Мне бы хоть одинарную огранку оценить…

– А тройняшки Кузнецовы, – механик протащил меня за руку по узкому переходу и остановился перед смешливыми девицами, – нити перебирают на мо́тки. Самый ходовой товар сейчас. Большая часть прибыли от них идёт.

Я присмотрелся к охапкам нитей, лежащим в подолах цветастых юбок, и тут меня осенило. Это же паутина! Из Гнили! Только обработана странно. Не липкая, тягучая, но, похоже, такая же прочная. Одна из девушек улыбнулась мне и словно невзначай подвинулась, чтобы заткнутый подол обнажил длинную белую ножку аж до колена.

– Дуняша, не балуй, – погрозил ей Антип, а сестрица, сидевшая по правую руку, укоризненно одернула юбку проказнице. Подол развернулся, охапка не перебранных нитей посыпалась на пол, но Дуняша успела подхватить её и затолкать обратно, вновь сверкнув ладной ножкой.

– Да что ты, Антипка, граф гляди какой молоденький, – звонко усмехнулась она, – и неженатый же. Самое время балова́ть.

– Я тебе побалу́ю, – третья сестра грозно сверкнула глазами и обратилась ко мне: – простите Дуняшу, Ваше Сиятельство. Умочка-то ей мало досталось, но руки ловкие и чуткие. Лучше нас обеих нити чует.

Девушки работали голыми руками. Значит, яда в паутине тоже не осталось. Чудные дела. Выходит, люди приспособились из Гнили пользу извлекать? Кроме снадобий?

– Антип, это же паутина?

Тот удивлённо глянул на меня.

– Конечно. Она, родимая. Через неё и скорофоны сделали. Когда скумекали, как обработать. Теперь мо́тки у нас с руками отрывают. Кроме Охотниковских заводов никто и не производит. Монополисты мы.

– А слюдянка куда идёт?

– Да вам, Матвей Палыч, память-то смотрю совершенно отшибло. В мобили идёт. Вместе с пластинами игольчатыми. Не нагреваются ведь, магию проводят хорошо. В оружие.

– А там что? – я махнул рукой в самое начало ангара, откуда мы начали осмотр владений.

– Чертёжники-то? Да умельцы наши. Диво задумали. Лётомобиль. Да только четвертый год уже бьются, не получается в воздух поднять. Такую махину-то. Там веса тонна будет. Всё вертят чевой-то, но испытания ещё ни один образец не прошёл. Хотя, месяца три назад им удалось мобиль поднять. Минуту провисел. Правда, всего на двадцать сантиметров. Дармоеды. Но ПалЛяксаныч велел им содействовать всячески. Говорил, за лётомобилями будущее. И надо оказаться в первых рядах. Жуковы, князья уральские, тоже чевой-то разрабатывают. Но пока не полетели.

Передо мной постепенно начала вырисовываться общая картина. Выходит, Охотниковы сумели наладить поставки материалов из Гнили и на их основе изобретали новинки…

– А мо̕тки почему никто больше не производит?

– Так откуда же они паутину-то возьмут, Матвей Палыч? – изумлённо вытаращился на меня Антип. – Окромя вашей маменьки-то никто не сподобился экспедиции в Гниль организовать. Только наши и ходили.

Так, становится всё интереснее. Если Евлалия Степановна смогла в Гниль пробиться, людей туда провести и выйти обратно живой, да ещё и с ценной добычей, значит она была магом смерти. И пробой сделать умела, и закрыть могла… Вот откуда магия в Матвейке…

Выходит, под Охотниковыми был лакомый кусок весьма доходного производства. Не удивительно, что кто-то посчитал нужным убрать их с горизонта и потопить род. Но торопиться с выводами я не стал. Единоличное производство, штат изобретателей – это какая же мощь… А если Матвейка ошибался, и его родители таки замахнулись на трон?..

И откуда Евлалия Степановна набрала людей для экспедиций? Даже если «маменька» была сильным магом, положим, сильнее меня, справиться одна с защитой отряда она бы не смогла. Должны быть ещё маги. Или какие приспособления…

– Пойдёмте, Матвей Палыч. До мобиля-то так и не дошли. Вам теперь принимать на себя заботы. Без Евлалии Степановны туго придётся.

Мы дошли почти до конца, когда за прозрачной стеной, искажаемой рябью время от времени, грохнул взрыв. Поверхность перегородки вспучилась, вытянувшись пузырём в нашу сторону, и втянулась обратно. Я присел от неожиданности.

– Полегче там, – рявкнул Антип. – Графа мне угробите. Как вы, Матвей Палыч? Сильно испугались?

– Да нет. Не ожидал. А что там, Антип?

– Да ещё один сброд дармоедов. Пистолеты новые вывести хотят. Чтобы тварей пробивали. Обычные-то на стихийной магии, урон наносят, но не убивают.

Вот она жизнь, а. Я только размечтаться успел, как бы оружие приспособить, а тут всё без меня уже наладили. Надо будет подбодрить как-то изобретателей. Стимулом. Чтобы их скорее осенило правильной идеей.

Антип подвёл меня, оглушённого валом информации, к неприметной дверке в конце ангара. И сразу стушевался как-то, засуетился.

– Вот ужо и моя вотчина, Матвей Палыч. Пойдёмте, посмотрим. Только сначала давайте в арочку пройдём. Она очистит от лишнего, а то вы всё смотрели, хватали. А ну как лишняя магия осела, а нам дальше ни к чему совсем…

Запоздало возникла мысль, что Антип мне зубы заговаривает. Но остановиться я не успел, шагнув под свод плотной арки из коричневого металлического сплава, отблёскивающего переливами золота и зелени. Ослепительно вспыхнуло, кольцо на пальце раскалилось и обожгло кожу, в голове загудело, и я рухнул, как подкошенный.

Сквозь темноту и гул в висках услышал, как Антип переговаривается с неизвестными.

– Следящее на нём. Вот как чуял, а, чуял.

– Зачем притащил?

– А что делать было? ЛяльСтепанна велела…

– Ты не болтай, поднимай давай. Вот приложило, а. Слухай, может, он и взаправду без магии?

– Быть не могёт. Я сам видал мальцом его ещё… Но долбануло знатно, да. Завтрева ничего не вспомнит. Осторожнее, не задень ногами.

– Как мы без графа-то?

– Там поглядим. Не спеши, не спеши, поворачивай. Да куда ж ты!

Голова мотнулась на чьих-то не слишком аккуратных руках, и я вырубился от боли, провалившись в глухую темноту.

Очнулся, чуя, как тонкие девичьи пальцы скользят по обнажённой груди, а к бёдрам прижимается нежная кожа.

– Ох, и горяч ты, Ваше Сиятельство. Саму до беспамятства доведёшь.

– Аня… напиться дай…

– Дуняша я.

Я приоткрыл глаза и увидел лохматую светлую кудрявую гриву, скрывшую лицо. Дуняша скользила губами по моему животу, уже достигнув пупка. Боль прошила голову от виска до виска, и я со стоном откинулся обратно. Дуняша восприняла мой голос, как побуждение к действию, и добралась, наконец, до вожделенной цели.

Боль смешалась с удовольствием. В теле происходило что-то странное. Непривычное. Сила не лилась, Дуняша ощущалась провалом. Но внутри меня магию словно через центрифугу пропускали. Это было приятно и мучительно одновременно. Начало слегка мутить, я вновь страдальчески застонал, пытаясь не дёргать головой, и Дуняша усилила напор.

Тело задрожало от сладкого спазма и расслабилось. Центрифуга отключилась. Я вновь перестал чувствовать магию и машинально пощупал пальцами кольцо. Странно. На месте. А как я тогда магию чую? Какого здесь вообще происходит? Где я?!

– Дуняша…

– Да ты спи, граф, спи. Кровь-то была плохая, порченная. Теперь всяко получше станет. Спи, касатик.

И я провалился в сон как по приказу.

Утро пощекотало ресницы игривым лучом. Я со стоном открыл глаза. Отголоски боли ещё блуждали в голове, но двигаться можно было без опаски.

Антип открывал шторы, закрепляя их широкими подхватами. Я лежал в своей кровати, в детской спальне Матвейки. Мягчайшая перина, тонкое, приятное бельё, ласково льнущее к обнажённому телу… Так, а когда я раздеться-то успел? Последнее, что помню, я в ангаре, в арке… А, нет. С Дуняшей. И, похоже, в этой самой спальной. Я повернулся на бок. От подушки пахло тонким женским ароматом. Да, выходит, с Дуняшей я здесь кувыркался. Вернее, она со мной. И мне ничего не приснилось…

– Антип, что со мной было?

– Проснулись, Ваше Сиятельство? – слуга повернулся и глянул на меня укоризненно. – Что ж вы память родителей-то позорите? Только приехали, а уже упились, девку крестьянскую заловили. А она и рада пойти, дурочка ведь местная.

– Когда же я успел? Я помню, вчера не ложился ещё, ты ко мне пришёл и повёл в гараж…

– В какой гараж? – выпучив глаза, удивился Антип. – Я вчерась допоздна сидел с мужиками, в карты резался. Потом уже увидал, что вы по имению бродите. Выпимши, значит. Хотел увести в спальную, да вам Дуняшка наша подвернулась. Вы меня отослали, а сами с ней и ушли. Вот только наутро к вам решился зайти.

Я озадаченно смотрел на Антипа. Обычно я не пил. Дело моё требовало высокого сосредоточения, и к хмельному я притрагивался лишь тогда, когда в безопасности себя чувствовал. Не мог я вчера напиться. И чтоб всю память отшибло.

Мне доводилось пару раз надираться до ведьминых портков, но я ни разу не терял память о произошедшем. Всё помнил, до мельчайших подробностей. Хотя, иной раз и забыть был не прочь. А тут, выходит, не только забыл, но и сон за явь принял.

Что же, мне это всё приснилось? И ангар, и работники, и чудесные изобретения?

– Умывайтесь, Матвей Палыч. Я скажу Прасковье, что вы проснуться изволили. Пусть накрывает. Или вам сюда принести? Головушка-то болит?

– Побаливает, – неуверенно согласился я.

– Ну так вы умывайтесь, а я вам пока рассолу приготовлю.

Антип, ворча под нос, вышел из спальни. Я поднялся, побродил по комнате, как медведь-шатун. Принадлежностей для умывания не обнаружилось. Выйдя в коридор, я открыл на пробу пару дверей и нашел ванную комнату. Не такую шикарную, как в штабе у АнМихалны, но тоже с горячей водой, бегущей из крана по первому требованию. По соседству обнаружилось отхожее место, с дивным, словно из камня выточенным, креслом с чашей. Всё, что попадало внутрь, хитрым образом отводилось куда-то по трубам. У Аннушки в гостях мне уже приходилось подобным пользоваться, поэтому я справил нужды, вернулся в ванную, умылся и рассмотрел своё лицо.

Вернее, не очень своё. Скулы похожи, да. Подбородок похож. Волосы светлые, как у меня. Глаза голубые, бледные, как чистый лёд. Но сами черты вроде как тоньше, изящнее. Кожа тонкая, молодая. Не огрубевшая в Гнили, не исчерканная шрамами. Фу, одним словом. Немудрено, что бабам нравится. Мне же больше по сердцу прежние черты мои были. Грубее, зато сразу видно, что жизнь не в развлечениях проходит. Мужик мужиком был. А тут пацан изнеженный. Побрившись и обнаружив на крюке у двери мягкий халат, я завернулся в него не без удовольствия.

И только шагнул в коридор, как едва не был сбит с ног горничной, Акулиной.

– Ваше Сиятельство, покорнейше прошу прощения! Вас Её Светлость Анна Михайловна Потапова по скорофону вызывает.

Спустившись вслед за Акулиной на первый этаж, я вошёл в небольшую комнату, которую вчера осмотреть не успел. Из примечательного отметил, что в ней не было окон. Совсем. Но света оказалось вдосталь от странной лапы, сиявшей под потолком без единой свечи. Вся меблировка представлена была резным деревянным столиком и креслом. На столике разместилась стопка бумаги, металлическая палочка вроде пера, объёмный деревянный куб и шлем, тоже из дерева, на половину головы.

Акулина поклонилась и вышла, а я застыл, не понимая, что делать. Потом с любопытством повертел шлем в руках и натянул на голову. Напротив ушей и рта расположились полые трубки, похожие на стволы, что мы с Аннушкой приспособили под сосуды для снадобий.

– И что это за штуковина? – озадаченно пробормотал я.

– Матвей? – раздался в ушах голос Аннушки. – С тобой всё в порядке? У меня сигнал сработал!