Текст книги "Нулевой потенциал (СИ)"

Автор книги: Макар Ярин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14. Особая водица.

– Матвей? – раздался в ушах голос Аннушки. – С тобой всё в порядке? У меня сигнал сработал!

– АнМихална?

– Я, кто ж ещё. А… так ты, поди, скорофоном ещё не пользовался. Полезная штуковина, можно на расстоянии говорить. Так что с тобой?

– Странные тут дела творятся, Аннушка, – я краем глаза заметил, что дверь приоткрылась на узкую щель, и замялся, перестраиваясь на ходу. – Имение в упадке, конечно. Разбито совсем. За что браться, не знаю. Да вот вчера, говорят, упился я совсем. А я и не помню. Крепкое, должно быть, вино у родителей. А я ж не пьющий.

Последнее я произнёс громче, мстительно повернувшись к двери.

– Слушают тебя, говорить не можешь?

– Да и вы, Анна Михайловна, себя бы поберегли.

– Не волнуйся, – Аннушка сообразила, что я имел в виду. – Меня только ты и слышишь, за пределами шлема ни звука не разносится. Поняла, произошло что-то странное, тебя опоили, видимо.

– Не говорите, любезная Анна Михайловна, дел невпроворот, а я отдыхать взялся. Самому совестно.

– Ты не знаешь, как так вышло. Сам ничего не пил. Правильно?

– Так точно, Анна Михайловна. Видать, по родителям затосковал, вот и учудил…

– Ага, ты выяснил что-то, связанное с Охотниковыми? Что-то странное?

– Как по сердцу читаете, Анна Михайловна, – я устроился в кресле, лицом к двери, стараясь говорить отчётливо. – От тоски по вам сердце сушит, но знаю, что не могу торопить время.

– Ты не хочешь, чтобы я приезжала, – утвердительно произнесла Аннушка. – Считаешь, опасно?

– Истинное дело, Анна Михайловна, мне теперь надо с делами разобраться, а не по балам ездить.

– Поняла тебя. Будь осторожен, Матвей. Если что, Гришку зови. Он, конечно, на сторону брешет, но парень толковый.

– Благодарю за приглашение, любезная моя Анна Михайловна. И прошу покорнейше простить, но ранее, чем через пять дней дела оставить не смогу.

– Встретимся, как договорились, поняла. На твоём кольце следящее заклятье. Если с тобой что-то случится, мне сигнал придёт. Сегодня я занята была, не смогла сразу к скорофону прибыть. Теперь начеку буду. Если от тебя весточки не будет, я приеду сама или пришлю людей!

– Как бы мне хотелось с вами чаще беседовать, Анна Михайловна…

– Так это проще простого. Скорофон активируешь… ну, шлем надеваешь и произносишь имя того, с кем хочешь связаться. Сработает ближайший ко мне аппарат.

– Благодарю вас... от всего сердца!

– Матвей… – дыхание Аннушки замедлилось, но она твёрдо продолжила, – береги себя. Я скучаю.

– Небезответно. И вам всего наилучшего, любезная моя Анна Михайловна.

Скорофон замолчал, и я снял шлем, огладив вспотевшие волосы. Аннушку я не хотел видеть не только потому, что боялся подвергнуть её опасности. Сердце говорило мне, что с секретами Охотниковых я должен разобраться сам.

Взъерошив рукой влажную шевелюру, я зацепился за что-то пальцем. Потянув, с трудом выдрал из прядей запутавшуюся нить и уставился на неё. Тонкий обрывок обработанной паутины. Приснилось, говоришь? Как бы ни так!

Наскоро позавтракав овощами, к которым Прасковья Петровна подала немного яиц и коровьего маслица, я развил имитацию бурной деятельности. Обошёл часть владений в компании бледного, осунувшегося, но вполне оправившегося Григория и неугомонного Антипа, вновь пересыпавшего речь «сиятельствами».

Земля у Охотноковых была не то, чтобы огромная, но пожирнее прежнего моего имения. На грамотно разбитых огородах трудились малочисленные крестьяне. Даже мне, далёкому от сельского хозяйства, как дворовый пёс от околиса, было очевидно, что рук не хватало. Под поля выделили дальние участки, вплотную примыкавшие к Гнили. Меня заинтересовала река, весело нёсшая серебристые воды прямо под вибрировавшую на горизонте Грань.

– Через воду никакая дрянь не проходит, Антип?

– Да куда там, Ваше Сиятельство. Течение-то от имения в Гниль как раз. А из-под Грани давненько ничего не выбиралось. Зато луга Июневка питает. Полноводная, весной разливается – загляденье. Бывает, и дорогу краем подтапливает. Но мы-то люди привычные, Ваше Сиятельство. Павел Александрович, добрая ему память, переправу навёл съёмную. Через эту речку и всё имение прозвали.

– А сколько сёл на моей земле?

Я произнёс и вдруг понял, что даже не запнулся. Не стушевался. Не давил рвущееся «на земле Охотниковых». Я ощущал это место своим. Не то память Матвейкина плотнее с моей сплеталась, не то принял жизнь, как есть. Моя земля. Моя Родина. И защитить её – моё дело.

– Четыре, Ваше Сиятельство. В Июневке у Охотниковых владения обширные. Гниль не смеет сюда лезть.

Конечно, не смеет. Если я в догадках прав, и Евлалия Степановна была магом смерти, значит, в имении должен храниться её артефакт.

Я прошёлся и до скотоводческих построек. Коров было много, навскидку, голов двести только дойных. Овец и коз не наблюдалось вовсе. Зато птичий двор переплюнул мои невесёлые ожидания.

– Антип, а почему мяса на столе так мало? Стадо-то вон какое роскошное.

– Так уговор с Государем же, Матвей Палыч. Вы, видать, в Кроховке-то хозяйством и вовсе не интересовались. Налог берут. Чем жирнее земля, чем богаче выпас, тем большую долю выделяем в казну. В городах-то пасти негде. Вот и жируют…

– В городах производство, – внезапно хмуро вклинился Григорий. – И жировать там некогда. Знати, разве что… Простите великодушно, Ваше Сиятельство. А простой люд работает, не покладая рук, с четырнадцати лет уже принимают. И пайки скромные совсем.

– Да ты не обижайся, Гриш, – с улыбкой остановил я соглядатая. – Каждый кулик своё болото хвалит. Антип в городе-то и не крутился.

– Да что я там забыл-то, среди камней, – пробурчал слуга себе под нос.

– А почему мы мелкий скот не держим? Шерсть наверняка тоже в цене? – перебил я бубнёж Антипа.

– Государь повелел так. Здесь травы хорошие, сочные, удои отличные наши бурёнки дают, мясо жирное. Да и Гниль к нам не лезет. Без шерсти оно всяко обойтись можно, а без пропитания туго…

Я задумчиво кивнул, не выдавая своего замешательства. Впрочем, тут, видимо, и расположение играет роль. До столицы близко, с полсотни километров всего будет. Шерсть-то полежит, а продукты свежими доставить надо…

После краткой обзорной экскурсии я занялся тренировкой. Физическая подготовка Матвейки порадовала, но выносливости парню не хватало. Я, отыскав в запасах одежды простые рабочие брюки, принялся нагружать молодой организм. Антип не без удовольствия подглядывал, шныряя по двору по своим делам. Вот прохвост, а. Чьих же ты будешь…

Едва сдерживая нетерпение, я решил, что к тренировкам неплохо бы пробежки добавить. Бегать в удовольствие будет по утренней заре, когда воздух ещё чистый, свежий, и люди к рабочим местам тянутся. Может, чего и подсмотрю. Но, чтобы убить время, направился лёгкой трусцой маршрут наметить.

Антип моему примеру ожидаемо не последовал. Зато присоединился Гришка. Когда мы, вырвавшись за пределы хозяйственных построек, побежали вдоль кромки луга к ближайшему селу, Григорий неожиданно заговорил:

– Нашли что-нибудь, Матвей Павлович? Вы уж простите, что я наедине без титулов, но мы, в каком-то роде, коллеги.

– Пока ничего, что могло бы свидетельствовать о вине моих родителей, – скупо отозвался я.

– А о невиновности?

– Тоже ничего. Но имение – лакомый кусок. На сравнительно небольшой территории сосредоточился резерв продовольствия. Полагаю, нашлись бы желающие наложить лапу.

Разговор сбивал дыхание. Бежать стало тяжелее. Гришка же ровно держал темп, словно бегать под светские беседы ему было не в новинку. Впрочем, могло и так статься. Магии я в нём не чувствовал из-за кольца, но слабого приглядывать ко мне бы не приставили.

– Маловато для того, чтобы подставить род. Хотя, одно то, что Гниль вашу землю не прибирает, дорого стоит. Вам секрет Охотниковых неведом?

Да чего уж проще, артефакт мага смерти где-нибудь в недрах дома. Или гаража.

– Увы. Я до Гнили прогуляюсь обязательно, вблизи гляну, может, что увижу.

– Много приходилось её видеть?

– В Кроховке-то? Прилично. Подумаю, чем она здесь отличается.

– Внутрь не суйтесь. По крайней мере, без резолюции Анны Михайловны. Без неё сгинете.

Угу, аж десяток раз. Мне без Аннушки-то как раз удобнее будет. Только магию бы раскачать.

– Разумеется, я только вдоль Грани пройдусь.

– Хорошо, Матвей Павлович. Держите меня в курсе.

Да прямо вот после завтрака и стану ежедневно исповедоваться. Раскатал губу.

Не получив от пробежки ожидаемого удовольствия, я повернул назад, едва достигнув сельской околицы. На широком пенёчке сидела девушка, подобрав под себя ноги, и махала мне приветливо. Дуняша.

– Подождите меня здесь, Григорий, будьте любезны, – бросил я и поспешил к Дуняше.

Она склонила голову набок и глянула на меня хитрющими глазами. Ну чисто кошка. Ещё и потянулась сладко.

Наконец, я смог разглядеть её как следует. Простое сельское платье, стянутое поясом, подчёркивало и пышную грудь, и крутые бёдра. Ладная фигурка была у Дуни, что уж и говорить. Анне Михайловне фору дать способна. А гривы похожи у них были. Густые, шёлковые. Только у Аннушки каштановой волной на плечах лежали, а Дуняша лентой перевязала медово-русую волну мелких кудряшек.

– Здоров ли, Ваше Сиятельство? – задорно подмигнула она. Глаза какие задорные. Вроде, и карие, а словно обесцвеченные. Как песок в речке.

– Благодарю, не жалуюсь. Как я тебя встретил вчера?

– Да я к тебе сама пришла, граф Матвей Палыч, – хохотнула девица. – Как Антипка тебя приволок в спальную, так и пришла. Дождалась только, как уйдёт.

– Зачем? Глянулся?

Дуняша томно сощурилась. На щёчках ямочки заиграли.

– Кровь порченная была. Меня притянула. Тебе хорошо, и мне хорошо. А ты цацку-то везде не таскай, Матвей Палыч, загубит она тебя.

Я недоуменно посмотрел на Дуняшу, а она слезла с пенёчка и прильнула к моей груди.

– Хорош ты, граф. Сладкий. Ты когда снова вниз соберёшься, цацку-то не бери. Наверх только через магию родовую можно.

Чмокнула в щёку и убежала в деревню, заливисто хохоча.

Я побрёл обратно, размышляя об услышанном. Выходит, двери изнутри магией отпираются? И какой? Какая в роду у Охотниковых? Но, кажется, ответ на этот вопрос был мне известен.

– На девок потянуло, Матвей Павлович? Дело-то, конечно, молодое, но как бы не помешало…

– Проснулся я с ней нынче утром. Спросить хотел, как встретились.

– А сами не помните? – удивился Григорий.

– Антип говорит, напился я вчера.

– Вот как. Вас опоили, меня внезапно понос пронял… Извините, Матвей Палыч, что без обиняков. Странные дела в вашем имении творятся. Странные.

Едва дождавшись вечера, я поднялся в спальню. Выбор одежды был небогатым, но чёрные брюки и укороченный сюртук меня устроили. Усталость навалилась душным грузом, и я едва поднимал отяжелевшие веки, дожидаясь, пока дом окунётся в сонную тишину.

Конечно, Антип мог и сегодня явиться с приглашением осмотреть мобили. Но на такой подарок судьбы я не рассчитывал. Решил пробиться сам. Идти напролом, конечно, затея так себе, но другого пути в ангар я не знал.

Антип, разумеется, не явился. Но понял я это уже утром, проснувшись в кресле. Вот это сморило меня… Видать, нагрузка непривычная сказалась.

Побегав с утра, я слонялся по имению, прервавшись на обед и тренировку. Антип уже не сопровождал, только приглядывал издали. Работы у него маловато, видать. Надо разобраться с делами и нагрузить моего бдительного опекуна, чтобы головы поднять не мог. После скудного ужина, изнывая от нетерпения, я поднялся в спальню и присел на кровать, вслушиваясь в приглушённые шаги прислуги.

Утром обнаружил себя в кровати, одетым. Вряд ли деревенский воздух так благотворно действует на молодой организм. Скорее всего, меня чем-то опаивали. На пробежке вскользь уточнил у Григория, как ему спалось. В ответ получил удивлённый взгляд. Спалось-то ему хорошо, но ночью собака у кого-то во дворах выла, и Гришка несколько раз поднимался посмотреть, всё ли в порядке.

Следующим днём я объявил голодовку. Сказал расстроенной Прасковье Петровне, что живот крутит от непривычной еды, и не притронулся ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Пил колодезную воду. Поднялся в спальню, переоделся, налил воды из графина, побаловать недовольно ворчавший желудок. И, осушив стакан, уставился на него, прозревая.

Проснулся я с рассветом, на полу. Стакан валялся рядом. Да что ж такое-то?! Меня, лучшего разведчика Артели, как кутёнка носом в лужу? Всё, сволочи, доигрались. Я разозлился.

Изменив привычный маршрут пробежки, я свернул в сторону заливных лугов. Пастухи с интересом поглядывали, пока я ползал по лугу, собирая пригоршню нужных трав и кореньев. Гришка, неизменно сопровождавший меня на пробежках, тоже недоумённо косился, но от комментариев воздержался.

– Вспомнил, как маменька с нянюшкой мне в детстве дивный чай заваривали, – сияя счастливой улыбкой идиота, пояснил я. – Вот, набрал, что помню, хочу попробовать рецепт восстановить.

Гришка вгляделся в моё лицо, ища признаки близкого сумасшествия. Думаю, и в народе о чудаковатом графе молва быстро пойдёт. Но я был зол. Зол по-настоящему. Сколько можно меня безвольной куклой туда-сюда кидать? Гришка присматривает, Антип приглядывает, Прасковья опекает, Анна Михайловна, вон, из Гнили чуть не на закорках вытащила, оказывается... Нет уж. Меня голыми руками не взять.

Запершись до завтрака в своей комнате, я разжёг камин и принялся варить снадобье в стащенном из кухни начищенном котелке. Большая часть добытых в Гнили припасов осталась в штабе у Анны Михайловны. Но чутка я себе отщипнул, тщательно запаковав и припрятав среди вещей.

Процесс шёл небыстро: я с раздражением понял, что начал забывать привычные с отрочества рецепты. Да и инструментов нужных под рукой не было. Работал тем, что есть. Чтобы размять листья и перетолочь кусочек скорлупы, к примеру, я утянул из кабинета пресс-папье.

Через три часа работа моя окончилась. Я устроился в кресле, распахнув окна, чтобы проветрить пропитавшуюся зловонием спальню. Не идеально, конечно. Но выбирать не приходится.

Выпив чашку пахучего отвара, я спустился в столовую и с аппетитом накинулся на нехитрый завтрак.

– Отпустило вас, батюшка? – ласково спросила Прасковья Петровна, с умилением наблюдая мой аппетит. – Вчера ни крошечки не съели, голубчик. Так и заболеть недолго.

– Зато водицы перед сном напился вдосталь, – пробурчал я.

Кухарка ласково покачала головой и удалилась на кухню, за переменой блюд. Антип же, напротив, приблизился, щедро подкладывая мне тушёной в сливках капусты.

– В спальной сожгли что, Ваше Сиятельство? Акулька убрать пришла, так бежала до самого двора, чуть ноги не переломала. Воняет, говорит, как у паршивой ведьмы под юбкой.

– Пищеварение подводит, – с достоинством ответил я. – Матушка в детстве чаёк мне заваривала, от расстройства и беспокойства. Вспомнил вот, решил повторить.

– Не задался, видать, чаёк-то… Да разве ж вы травы ведаете, Ваше Сиятельство? Не потравились бы. Вы ПрасковьПетровне скажите, она и заварит. Ручки-то золотые.

Да уж. Хоть капусту потушит, хоть снотворного сварганит. Чудо-умелица. Или Антип все единолично провернул? Да какая разница. Противоядие я сварил, так что теперь мог за себя не опасаться. А что пахнуть буду душисто весь день, ведь пить снадобье перед каждым приёмом пищи надо, так это не мои проблемы.

День просидел за бумагами, пытаясь разобраться в управлении имением. Отчаянно зевая, поднялся после ужина в спальню, привычно напился из графина, и, побродив по комнате, рухнул в кресло.

Антип вошёл через четверть часа. Оценил мой храп, полупустой стакан, усмехнулся и вышел вон. Вот зараза! Ничего, теперь-то я тебя прижучу.

Убедившись, что дом погрузился в сон, я снял кольцо с пальца, перевесил на шнурок, и выскользнул на улицу.

Магия, родная моя, как же я по тебе скучал! Сила ощущалась внутри бурно, словно тоже истосковалась и просилась проявить себя. Удивился, отметив, что поток внутри стал ровнее. И пропускная способность тела Матвейки, вроде, повысилась. Ещё одна загадка. Может, это и есть Дуняшина работа?..

В имении магия бушевала повсюду. Почти как в моей бывшей земле. Если даже не поболе. Сильный у Евлалии Степановны артефакт. И сама она, выходит, не промах, раз столько скопила. Магия буквально сочилась из почвы. Но непривычная, будто две стихии сошлись. Впрочем, так могло и быть: о Павле Александровиче, отце Матвейки, я покуда не знал ничего. Одно хорошо: распознать в слиянии магию смерти даже мне было затруднительно. А чужим и вовсе ловить нечего.

Без приключений добрался до гаража. Некоторое время потратил на поиск рычага, открывавшего потайной проход. В кольце бы в жизни не нашёл. Но теперь магический след манил меня, как пса душистый мясной ломоть.

Оба кода я набрал безошибочно. И ступил на смотровую площадку с победной улыбкой.

Несколько человек, работавших в своих отсеках, подняли головы. Кто-то ахнул. Четверо дюжих молодцев устремились ко мне. Я сплёл сеть, ложившуюся в пальцы легко и знакомо, спеленал двоих, оглушил третьего уполовиненным заклятьем. Четвёртый, крадучись, обходил сбоку. Он не плёл заклятий, поэтому и я решил обойтись кулачными аргументами. Подпустил ближе, поднырнул под удар, подсёк. Мужик устоял. Я извернулся, не теряя инициативы, качнулся вбок, замахнулся обманкой и тут же засадил в подбородок. Руку пронзило болью. Да уж, Матвей Палыч, с непривычки-то оно не сладко. Противник только головой мотнул. Маловато у меня силёнок.

– Что ж вы, Матвей Палыч, простой люд-то крушите? – раздался зычный голос Антипа. Тот, с закатанными рукавами и в кожаном фартуке поверх комбинезона, бежал по центральному проходу. – Возьмите противника себе по чину!

Ах ты, гролк драный!! Оглушив четвёртого мужика небрежной волной силы, я сконцентрировался и ударил по-настоящему. Тёмный вихрь взвился и устремился к Антипу. Тот хохотнул и развёл руки, принимая мою атаку на крепкий, устойчивый щит.

Полноценный щит опытного мага смерти.

Глава 15. Клятва рода.

Моё заклятие Антип принял на полноценный щит опытного мага смерти. Не отразил, поднатужился и вобрал силу. Вихрь съёжился до размеров волчка, поблёк и рассыпался исчезающей пылью.

Я на волне азарта собрал магию в плотный кулак, выставил купол, чтобы не задеть окружающих, и швырнул тараном. Мозолистые пальцы Антипа замелькали, ловко сплетая заклятие. Он развернул щит, динамичный, пластичный. Закуклил поток и развеял. На его висках выступил пот бусинками.

Я чутка влил магии в купол, передёрнул плечами, чувствуя, как вольготно разливается внутри сила. И упал на колено, планируя пустить «выжженную тропу».

– Матвей Палыч, хватит, – слабо, но с удовольствием попросил Антип. – Что мы с вами, юнцы, что ли, потенциалом меряться? Павел Александрович достраивал ангар полтора десятка лет, разнесём – неудобно выйдет.

Я в последний момент сжал кулак, сдерживая заклятие, и снял купол. Оказывается, рабочие ангара стянулись к побоищу. Смотрели без страха и злобы, с благоговением.

– Вернулся! – удовлетворенно пробасил громила с окуляром. – А я тебе говорил, Антип, свой он, наш! Матвей Палыч вернулся!

Я удивлённо оглядывался. К подобному приёму был не готов. Надумал себе страшных тайн, слуг, предавших род… похоже, дела обстояли иначе.

– Пойдёмте, Матвей Палыч, чаю попьём, поговорим. Ничего, что я без титулов? Вы мальцом-то у меня в гараже чуть не ночевали. Я тогда тоже только учился…

Антип повёл меня в дальнюю часть ангара, рассказывая на ходу. Люди расходились по рабочим местам. Я едва успевал улыбаться, кивать, пожимать руки.

– Меня Павел Александрович подобрал пацаном. Я всегда любил мастерить, навертеть что-нибудь эдакое. О механике тогда и знать не знал, конечно. Так, по наитию. Павел Александрович, бывало, прогуливался вечерком и подолгу стоял у наших ворот, наблюдал. И как-то говорит, мол, пойдёшь ко мне, Антипка, учиться? Будем механизмы делать. А я и знать не знал, что за механизма такая. Батька, конечно, воспротивился, но Павел Александрович сказал, что в подмастерья меня возьмёт. А коли выучусь хорошо, то платить станет. Так что я с тринадцати лет при вашем отце. Мне было двадцать, когда вас увезли, схоронили. А меня Павел Александрович в ангар допустил. И доверил разработки. Магию-то маменька ваша почуяла, Евлалия Степановна. И тоже меня учила. К двадцати годам я умел уже совместить оба своих дара. Так что мобиль этот – моя разработка.

Антип горделиво распахнул передо мной дверь, уже не настаивая на проходе сквозь арку. Я шагнул в залитое неестественным светом помещение, пропитавшееся насквозь запахами технического масла, нагретого железа и едкой химии. Здесь царили чистота и порядок. Что на длинных полках вдоль стены, что на огромном столе с подвижными надстройками.

А в центре стояло громадное нечто, накрытое чехлом.

Кроме нас с Антипом внутри оказались два парня, лет тридцати навскидку. В комбинезонах и кожаных фартуках поверх.

– Прохор, Михаил, – походя представил их Антип и радостно добавил, – мужики, Матвей Палыч нам сейчас представление дал, не хуже Евлалии Степановны. Вернулся, соколик наш! Как ЛяльСтепанна и обещала. Давайте, давайте, расчехляйте!

Механики, вальяжно двинулись расчехлять. Щуплый русый Прохор воодушевленно пожал мне руку. Тяжеловесный и могучий Михаил, заросший тёмной курчавой бородой, лишь уважительно кивнул.

Атмосфера мне всё больше нравилась. Хорошая, правильная, рабочая. Аж тоска по Артели взяла. Мы там тоже достатком и родом не козыряли. Во внимание принимались талант и заслуги.

Втроём механики шустро стащили плотный чехол, и я разинул рот, позабыв закрыть. Да, это был мобиль. Я-то, понятное дело, ничего подобного не видел. Но Матвейка, будь он здесь целиком, а не только остатками памяти, тоже потерял бы дар речи.

Тёмная махина не бликовала в лучах яркого света. Громадная, вытянутая, более всего походившая на каплю, нацеленную ощетинившимся иглами носом в мою сторону.

– Да вы пройдитесь, не стойте, – подбодрил Антип, едва не подпрыгивая от нетерпения. – И вовнутрь пустим!

Я и прошёлся. «Мобиль» представлял собой металлическую каплю метра два с половиной в ширину и шесть, если не больше, в длину. Ряд огромных колёс, тяжёлые бока, узкие оконца. По нижней кромке – иглы, вроде жимедевых.

– Что это, Антип?!

– Гнилемобиль, – заржал тот. – Мы в механике сильны, со словами-то похуже дела обстоят. Ну да придумаем сообща, коли потребуется.

– То есть, на этом вот можно в Гниль?!

– Можно. Пробой, и тот открывать умеет. Не быстро, правда. Но мы и над этим работаем.

– И сколько человек туда влезет?

– В этот – шесть. Тяжёлый, сволочь, надо искать источник магии покрепче. Пока большее, что мы смогли соорудить.

– Так он ещё и на магии? Какой? Его же Гниль выпьет в момент, а дальше и думать страшно…

– Дык вы не думайте, Матвей Палыч, вы проверяйте. На магии смерти, знамо дело. Артефакты ЛяльСтепанна заряжала, над этим полгода потела, прошлый ей за четыре месяца дался.

Так, и артефакты моя «маменька» навострилась заряжать скорее прочих. Тот, что лежал в моём бывшем имении под Ярославлем, я заряжал лет пять. Ну, так он и держал Гниль на порядочном расстоянии до сих пор, судя по карте. Триста лет. Чем не повод для гордости?

А вот по скорости какая-то Ляля меня переплюнула.

– Такая громадина артефакт пережуёт за несколько часов, – усомнился я. – Как её потом из Гнили-то наружу волочь?

– А в этом и состоит базовое открытие. Мобили наземные – они же как ездят?

Я уставился на Антипа, делая вид, что это мне прекрасно известно, и вопрос совершенно риторический. Тот заминки не заметил, с удовольствием севшего на любимого конька специалиста продолжив:

– Магия жизни – она вокруг разлита. Требовалось только понять, как заставить накопитель, артефакт, механики зовут его «ядро», преобразовывать энергию из окружения. Пока мобиль едет – сам себя подзаряжает.

– С жизнью понятно. Но в магию смерти ещё и переработать надо…

– Знамо дело. Так мы с ПалЛяксанычем и дотёмкали, как переработать. А ЛяльСтепанна помогла ядро подобрать. Самолично паучицу угробила, железы достала и экспериментировала. Вы уже в Кроховке были тогда. Умная баба была, ЛяльСтепанна, чтоб её убивцев гролки задрали!

Я ещё раз обошёл по кругу чудо труда механиков, не веря, что оно вообще способно двигаться.

– А к чему такой огромный агрегат в Гнили?

– А как, по-вашему, мы сырьё-то тягаем? На своём горбу много ли унесёшь…

Я недоверчиво окинул взглядом «гнилемобиль». Он сверкал новизной и чистотой. Из ребристых колёс в жизни всю почву не вычистишь.

– Хочешь сказать, он в Гнили был?..

– Это-то? Нет. Пока не запускали. Пилота нет второго. А прошлые образцы уже годков пять как бегают.

Онемев от изумления, я уставился на Антипа. Почему у них тогда Гниль-то бесчинствует? Эх, коли бы нам в Артель такое чудо…

– Прошлые поменьше. На четырёх человек. И грузоподъёмность ниже. Но там одного пилота хватало. Этому красавчику два надобно. Да и пять человек прикрыть – одному непосильно, Матвей Палыч.

– А четверых – посильно?

– Троих. Четвёртый пилот. Да. ЛяльСтепанна бусинки давала экипажу. Защищали.

Я прикинул, мог ли ошибиться с противоядием так, чтобы оно дало побочный эффект в виде галлюцинаций. Нет, вряд ли. Но за реальность принять происходящее у меня не получалось.

– Матвей Палыч, а вы, что, правда ничегошеньки не помните? – вдруг подозрительно спросил Антип.

– Правда, – кивнул я, не отрывая взгляда от мобиля. – И менталисты постарались, и в Приморском порту меня подстрелили. Как выжил – не знаю. Думаю, Шестерня выручила. Но голова дурная, тут помню, тут не помню.

– А как вы магию-то себе раскачали? Когда в Кроховку уезжали, потенциал еле-еле был, ЛяльСтепанна переживала, что пилотировать не сможете, провожатым только ходить если.

– Попался знающий человек, – уклончиво ответил я.

– Дык вы этого знающего к нам тащите! Укроем от сыскарей. Нам маги смерти позарез нужны.

Щедрое предложение я проигнорировал. Вот он я, знающий. Весь перед вами. Только, похоже, и без меня справляются.

– Сколько у вас гнилемобилей? Рабочих?

– Рабочих три, ходило два из них, поочерёдно. Третий про запас стоял, ежели выручать придётся. Этот чистый ещё, не гоняли взаправдошно. Пилотировать-то только я и ЛяльСтепанна могли. Теперь вот вы. С механизмом-то разобраться я вас выучу, не беспокойтесь. Не мудреное дело. А вот магии вашей нам ох как недоставало.

Я ещё раз обошёл мобиль, но внутрь проситься не стал. Железная громадина меня пугала.

– Антип, а ты чай мне предлагал. У тебя он со снотворным али как?

Мужики захохотали добродушно. Миша с Прохором подхватили чехол, а Антип хлопнул меня по плечу и повёл к противоположной стене гаража.

– Да полно вам. Я ж немного околисова секрета в воду накапал. Да вы не промах, справились. Противоядие сварили?

– Сварил.

– Из чего?

– Да были запасы, – вновь уклончиво ответил я, ещё не решив, хочу ли раскрывать подробности нашей с Аннушкой прогулки по Гнили.

– Наш парень! А зачем вы, Матвей Палыч, колечко-то носите?

Антип распахнул передо мной незаметную дверку и пропустил в тускло освещённый коридор. Я старался запомнить путь, на случай, если добродушие механика напускное.

– Так когда за мной в Кроховку явились, Полюшка на меня заклятье навела. Магию заблокировала. А шестерня, значит, сняла. Но до этого сыскари поверили, что у меня магии нет, нулевой потенциал. А доселе никто меня толком не видел, вот и купились. Когда меня в Приморске-то хлопнули, шестерня раскололась, магия восстановилась. Пришлось прятаться.

– А колечко вам кто соорудил? – невзначай поинтересовался Антип.

Мы миновали три двери и вошли в четвёртую. За ней укрылась небольшая комнатёнка с деревянным выскобленным столом. Пахло хлебом и травами. На столе высился огромный пузатый самовар, ведерный, не иначе.

– Сам.

Антип приглашающе махнул в сторону лавки и улыбнулся иронически:

– Магией жизни? Да ну вам заливать, Матвей Палыч. Не чужие же люди.

– Не знаю, о чём рассказать могу, Антип. Погляди моими глазами. Род истреблён, я один чудом спасся. Сыскари мне в спину дышат, соглядатая вон приставили. Я в опале, любой неверный шаг, и поминай Матвейку добрым словом. Возвращаюсь в родовое имение, а тут – на тебе. И ангар подземный, и слуги кой-какие уцелели, и жизнь-то ключом бьёт, разворотили только то, что на поверхности. Меня сначала магией приложили, потом снотворным потчевали. Что я должен думать, Антип?

– Ваша правда, Матвей Палыч. Горькая, но как есть. Мы с Прасковьей вхожи в ангар были. Господам наверху повар готовил, Прасковья, вроде как, на подхвате. А сама людям внизу готовила, дочери её помогали, да ещё две девки из местных. ЛяльСтепанна нас предупредить успела, мы укрылись. Мне велела наружу носа не казать. Нас, магов смерти, всего двое здесь было. Споймали бы меня – тотчас на плаху. Её бы искать стали, ей скрываться проку не было. Да и бой ваша маменька наверху дала – залюбуешься. Из сыскарей половина полегла. А я… да что я… так, шоферил, мобили господам подавал да чинил. Человечишка. Сбежал и полно. Она велела скрыться, дело продолжать и ждать, покуда человек от неё придёт. Вот вы и пришли.

Антип горестно вздохнул, достал две кружки глиняных, наполнил ароматным чаем. Пирожки подал, на блюде под салфеткой накрахмаленной.

– Кушайте, не бойтесь. Еда чистая, да и противоядие ваше ещё действовать должно, коли сомневаетесь.

– Не сомневаюсь, – я отхлебнул чая, прекрасно зная, что противоядие получилось отменное. Хоть запах в ограниченных условиях отбить и не удалось. Но доверие требовалось продемонстрировать. – Меня отпустили после проверки. Не просто так. А на условии, что я помогу изменников поймать. Вроде, даже верят, что на род поклёп навели.

– На живца, значит, хотят… – протянул Антип, шумно прихлёбывая чай. – У вас следячка на кольце, знаете?

– Знаю.

– Вот. На неё арка и среагировала. И защита от сканирования стоит. И соглядатая вы с собой приволокли. Я-то поначалу обрадовался, – Антип доверительно склонился ко мне через стол. – А потом подумал: а ну как завербовали Матвей Палыча-то? Вот и решил проверить.

– А поверил почему?

– Так вы магию смерти выдали по первому классу. Ежели бы в вас её распознали, так вы за маменькой и папенькой сразу пошли бы. Помиловать мага смерти бы не рискнули. Выходит, обманули вы сыскарей.

От чая поднимался густой пар. Я пил, едва не обжигаясь. По телу разливалось тепло, смывая нервную дрожь. Не на что мне было опереться. И кому верить – неясно. Оказался я между двух огней. Измена, то есть, владение магией смерти и пособничество магам – налицо. Но, чуялось мне, не за это Охотниковы на плаху взошли.

– За что родителей могли, Антип?..

– Дык за Гниль и могли, – пожал плечами механик. – Окромя вашего рода туда никто соваться и не смел. Значит, сырьё только Охотниковы и поставляли. Три рода от нас принимали поставки. И любой из них не прочь был лапу наложить. К тому же, все с Гнилью смертным боем бьются, кажную пядь землицы родимой отстаивают. А мы живём, припеваючи. Не суётся к нам зараза. Подозрительно? Вот то-то и оно. Ох, Матвей Палыч… Да что ж это я… Погодите малость.