Текст книги "Феникс в огне"

Автор книги: М. Дж. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 21

Серый седан неотступно следовал за машиной Габриэллы по лабиринту римских улиц от самой церкви. Джош обратил на него внимание на первом же повороте.

Он высунулся из окна, быстро повернулся назад, навел фотоаппарат прямо на седан и сделал снимок. Машина не сбросила скорость и не перестроилась в другой ряд.

Любому журналисту известно, что фотоаппарат может напугать кого угодно. Он может стать и причиной гибели фотографа. Джош однажды испытал это на себе на Гаити. Он разъезжал по районам, где ему не рекомендовалось появляться, фиксировал на фотопленку сюжеты абсолютной нищеты и заметил, что за ним следят. Когда Райдер навел фотоаппарат на водителя, тот тоже навел на него кое-что. Пистолет.

Однако тому человеку, который находился в седане и следил за машиной Габриэллы, похоже, было наплевать на то, что его обнаружили. Джош заключил, что это, вероятно, полиция, а не преступник, охотившийся на него. Он решил ничего не говорить Габриэлле. У нее и так хватало причин для расстройства.

Джош остался внизу, в кафетерии, а Габриэлла поднялась в палату профессора Рудольфо. Райдеру хотелось увидеться с профессором, но он не имел ни малейшего желания расстраивать его жену и детей. Ведь именно Джош находился рядом с их мужем и отцом, когда тот был ранен, но сам остался невредим, не говоря уж про то, что он по-прежнему считался хоть и не главным, но все равно потенциальным подозреваемым.

Фотограф разыскал телефон-автомат и позвонил Малахаю, но ни в номере гостиницы, ни по сотовому телефону ему никто не ответил. Джош оставил сообщение, в котором объяснил, что произошло и где он сейчас находится, и возвратился в кафетерий. Там он купил чашку кофе, оказавшегося гораздо лучше того пойла, на которое можно рассчитывать в любой американской больнице, и стал ждать.

Через несколько минут в кафетерий вошел мужчина с маленьким мальчиком. Они сели за соседний столик. У Джоша мелькнула мысль, должен ли он отнестись к ним с подозрением. Не причастен ли этот мужчина к слежке, которую установили за ним полиция или преступник, укравший камни из гробницы?

Мужчина открыл бутылку молока и пакетик печенья и поставил все перед мальчиком, но тот покачал головой и отодвинул еду от себя. Отец вздохнул, затем заметил, что Джош смотрит на них, улыбнулся и произнес какую-то фразу по-итальянски, в которой Джош разобрал только «bambino». [4]4
  Младенец (ит.).


[Закрыть]Сообразив, что у матери мальчика роды и он напуган происходящим, Джон достал из кармана простой картонный коробок и высыпал из него на стол дюжину спичек с красными головками. Потом он показал ребенку фокус, которому научился у Малахая. Правда, в этом ему было далеко до директора фонда «Феникс», однако Джош постоянно занимался и сейчас не сомневался в том, что сможет занять мальчика и хотя бы на несколько минут отвлечь его, а также свое собственное внимание от тех драм, которые происходили в их жизни.

Во время первой беседы в фонде Джош поймал себя на том, что не может ответить на многие вопросы, заданные Малахаем. Ни один врач, ни один психолог не копал так глубоко. Райдер испытывал отчаянную потребность узнать, что с ним происходит, но чувствовал себя очень неуютно, обнажая свою душу.

Именно тогда Малахай вдруг достал коробок спичек и попросил у собеседника монетку. Эта необычная просьба его очень удивила, но Джош послушно сунул руку в карман, нашел монетку в двадцать пять центов и протянул ее Малахаю.

Тот взял монету своими тонкими пальцами, опустил руку под стол и постучал снизу по крышке. Раздался глухой звук. Малахай постучал еще раз, а потом показал Джошу свою ладонь – пусто! После чего он открыл коробок. Монетка лежала внутри.

– Я не увидел, как это произошло.

– В этом вся суть любого фокуса. Зритель знает, что сейчас что-то произойдет, но крайне редко смотрит в нужное место и поэтому ничего не замечает.

– Ни за что бы не подумал, что директор фонда «Феникс» будет развлекать меня фокусами, – сказал Джош.

– Отец считал это мое увлечение совершенно бесполезным. Зато сейчас оно оказывается очень кстати, когда мы работаем с детьми. Фокусы за считаные минуты позволяют детям расслабиться, открыться. Нам не приходится тратить на это долгие часы. В конце концов, не так-то просто описать свои кошмарные сновидения незнакомому человеку. Это с трудом делают даже дети, для которых воспоминания о прошлой жизни не являются чем-то необычным.

Затем Малахай попросил Джоша рассказать ему в мельчайших подробностях о тех эпизодах, которые его мучили.

– Есть какая-нибудь закономерность в том, когда именно появляются эти истории?

– А должна быть?

– На самом деле никаких строгих правил здесь нет, однако порой встречаются любопытные моменты, на которые стоит обратить внимание.

Джош покачал головой.

– Я ничего такого не замечал.

– В них есть какой-либо хронологический порядок, последовательность?

– Это воспоминания о событиях, которые я никогда не переживал, фантазии, сны. Не знаю, можно ли говорить о какой-либо последовательности.

– А какова ваша эмоциональная реакция на эти воспоминания? Как вы себя чувствуете потом?

Этот вопрос заставил Джоша умолкнуть. Ему было очень непросто рассказать кому бы то ни было, тем более совершенно чужому человеку, о той переплескивающейся через край скорби по отношению к женщине, чьего имени он даже не знал. При этом у него не было никаких сомнений в том, что он очень ее подвел.

– Я фотограф. Я запечатлеваю действительность. Фотографирую то, что вижу перед собой. Я не могу иметь дело с образами, которые нельзя запечатлеть на фотопленке.

– Я прекрасно вас понимаю, – согласился Малахай. – Чувствую, как тяжело для вас все это, поэтому задам вам еще всего несколько вопросов. Вы не возражаете?

– Нисколько. Я очень признателен вам за все, что вы делаете. Просто я…

Райдер испытал невероятное облегчение, когда понял, что его здесь принимают, что наконец нашелся человек, который его слушает, не качая головой и не торопясь поставить ему градусник.

– Вы хотели сказать, что опустошены. Я знаю, Джош, это очень мучительно. Вы можете оценить, сколько времени продолжаются эти эпизоды?

– Секунд по двадцать, по тридцать. Один продолжался несколько минут.

– А вы можете сами их вызывать?

– Зачем мне это нужно? – с искренним негодованием спросил Джош, и Малахай улыбнулся, услышав отвращение, прозвучавшее в его голосе.

– Хорошо, в таком случае я спрошу, можете ли вы их предотвращать?

– Иногда. Слава богу.

– А вы можете обрывать их, если они уже начались?

– Не всегда. Это требует колоссальных усилий.

– Но иногда вы все же пробуете это сделать?

Джош кивнул.

– На протяжении такого эпизода вы испытываете физический или моральный дискомфорт? Вы можете описать свои чувства?

На этот вопрос Джош тоже не ответил. Он не знал, как объяснить это словами.

Голос Малахая был полон сочувствия:

– Вы смотрите на меня так, словно я хирург-маньяк, приближающийся к вам со скальпелем в руке. Сожалею, если у вас возникло ощущение, будто я пытаюсь проникнуть в самое сокровенное, но все это необходимо проделать.

– Просто я чувствую себя так, словно покинул собственное тело. – Джош устремил взгляд в окно, на деревья, терзаемые сильными порывами ветра. – У меня такое ощущение, будто я полностью оторвался от действительности и свободно плыву в другом измерении.

Каждое слово он проговаривал так, словно оно было горьким, даже ядовитым. За это время мальчик собрал все спички и вернул их Джошу.

– Prego? [5]5
  Пожалуйста? (ит.)


[Закрыть]– попросил он.

Джошу не надо было гадать. Он знал, что ребенку нужно новое волшебство. Мальчик хотел отвлечься, и Райдер не упрекал его за это.

ГЛАВА 22

Габриэлла сидела у кровати профессора и смотрела, как ее наставник боролся за каждый вдох. Эта внезапная беспомощность казалась ей какой-то нелепой. Всего два дня назад они, облепленные грязью, вспотевшие, находились под землей и занимались тем, что было главным в их жизни. Если не считать Куинн, трехлетней дочурки, по которой Габриэлла очень скучала, ничто не привлекало ее так сильно, как поиски древних секретов. За последние несколько лет в ее жизни произошло слишком много неприятных перемен. Только поездки в Рим, раскопки за городскими воротами помогали ей сохранить рассудок.

Ничто не могло сравниться со сладостным мгновением нового открытия. За последний сезон их было сделано особенно много. Возможно, самым волнующим за всю ее карьеру было то мгновение, когда она три недели назад на глазах профессора Рудольфо, стоявшего рядом, осторожно смахнула толстый слой пыли и увидела деревянную шкатулку, сжатую в руках мумии. Еще одно движение кисточки обнажило затейливый резной узор на ее крышке.

– Вы только посмотрите на это, – зачарованно прошептал Рудольфо. – По-моему…

Он наклонился к шкатулке и принялся внимательно рассматривать изображение, вырезанное на ней.

– Да, это феникс. – Профессор узнал птицу, которая во многих древних культурах символизировала возрождение.

Ученые переглянулись. Им была хорошо известна древнеегипетская легенда, восходящая к временам правления фараона Рамсеса Третьего, о деревянной шкатулке, очень похожей на эту. В ней якобы хранилось сокровище, бесценные камни, которые охранял феникс, изображенный на крышке.

Ни Габриэлла, ни Рудольфо не смели произнести вслух то, о чем подумали. Неужели это та самая шкатулка из Древнего Египта? Здесь, в Риме, в гробнице четвертого века нашей эры?

Габриэлла продолжала терпеливо сметать пыль и мелкий мусор из глубоких вырезов на деревянной крышке, однако то, что она чувствовала, никак нельзя было назвать терпением. Как правило, археолог сам уничтожает свои собственные находки, однако сейчас, впервые за всю карьеру Габриэллы, это было не так. Одних только предыдущих открытий было достаточно для того, чтобы считать эти раскопки значительным событием. Но содержимое шкатулки могло стать самой важной находкой в ее жизни.

Иногда раскопки могут продолжаться десятилетиями, однако это был не тот случай. Гробница не обрушилась. Над ней никогда не было возведено ни одного здания. Это была одна из загадок, поразивших Габриэллу и профессора Рудольфо. Почему именно эта территория осталась нетронутой? Каким чудом в мире, даже в непосредственной близости с крупными городами, остаются места, где прошлое находится так близко к поверхности?

В этих раскопках тайной было окутано все, даже то, как именно было обнаружено это место.

С тех пор прошло уже четыре года. В то воскресное утро шел снег, и старый студенческий городок Йельского университета был окутан толстым белым покрывалом. Габриэлла пересекала площадь и радовалась тому, что из дома вышла рано. Стояло чудесное зимнее утро, тихое и искрящееся. Она почти наслаждалась им.

Габриэлла с самого детства посещала службы в так называемой Боевой часовне, где ее мать была хормейстером Общества любителей Бетховена. После смерти матери часовня осталась единственным местом, где Габриэлла по-прежнему чувствовала ее присутствие и не так остро переживала боль утраты. Может, все дело было в том, что здесь она всегда сидела одна, без матери. Может быть, только здесь Господь милостиво даровал ей хоть немного утешения.

Габриэлла впоследствии прочитала в «Йельских новостях», что необычный акустический эффект, наблюдавшийся в часовне в тот день, своим появлением был обязан толстому покрывалу снега. Оно приглушило звуки окружающего мира, изолировало здание. Голоса певчих звенели словно колокольчики, кристально чисто. Женщине казалось, что низкие тона органа вибрируют не только в басовых трубах, но и в ее теле.

Из-за вьюги многие побоялись выходить из дома. Народу в часовне было мало, и все же Габриэлла не сразу заметила священника, сидевшего перед ней в соседнем ряду. В Боевую часовню нередко захаживали представители духовенства, чтобы провести службу или просто помолиться. Все шло своим чередом, но вот после окончания богослужения священник подошел к Габриэлле, когда та надевала пальто, и поздоровался с ней, назвав по имени. Она удивилась, но священник объяснил, что приехал в университет именно для того, чтобы встретиться с ней. Капеллан указал ему на нее, когда она зашла в часовню.

Священник назвался отцом Даэрти и попросил уделить ему несколько минут. Габриэлла согласилась. Все прихожане покинули часовню, и они остались одни.

Габриэлла до сих пор отчетливо помнила, какая же тогда стояла тишина. Снег изменил и ее звучание.

Из-за бурана в часовне во время богослужения было темно, но теперь выглянуло солнце. Его лучи озарили яркие мозаичные окна и покрыли скамьи тенями, окрашенными всеми оттенками драгоценных камней. Такие же пестрые блики упали на Габриэллу и отца Даэрти.

Боевая часовня представляла собой очаровательное строение. Интерьер был отделан резным дубом, стены украшены затейливыми узорами. Все это так притягивало взор Габриэллы, что она даже не очень старалась сосредоточить внимание на лице священника.

Внешность отца Даэрти была самая обыкновенная. Слишком обыкновенная, если в этом выражении есть какой-то смысл. Даже возраст его не поддавался точному определению, так, где-то между пятьюдесятью и семьюдесятью. Он носил очки в тонкой металлической оправе. Должно быть, стекла в них были толстыми или слегка тонированными, потому что Габриэлла не смогла вспомнить цвет его глаз. Может быть, глаза у него были просто карие. Священник изъяснялся с едва заметным бостонским акцентом.

Отец Даэрти сказал, что приехал специально для того, чтобы передать Габриэлле один документ, составленный в конце девятнадцатого столетия.

– Он запятнан кровью, но вы сможете его очистить. – Он протянул ей конверт, склеенный из плотной бумаги.

В нем лежали несколько листков дорогой веленевой бумаги, исписанных мелким неразборчивым почерком. Габриэлла бегло осмотрела их в полумраке часовни и поняла, что они выдраны из чьего-то дневника.

– Дневник, из которого вырваны эти страницы, ныне находится в безопасном месте, – объяснил священник. – В восьмидесятых годах девятнадцатого века некий прихожанин передал его своему духовнику во время исповеди. Тайна исповеди является священной, поэтому больше я ничего не могу сказать. Я понимаю, что говорю загадочно, и очень сожалею об этом. Однако вам не нужно знать всю эту историю и знакомиться с остальной частью дневника. Здесь вы найдете все, что вам понадобится.

– Понадобится для чего?

Священник сосредоточился, задумался, устремил взор в апсиду часовни и ответил не сразу:

– Если то, что здесь написано, правда, то вы станете знаменитой.

– А что получите вы?

– Я простой посланник. Все это произошло очень давно. Мой епископ уверен в том, что мы больше не имеем права хранить в тайне эту часть дневника.

Отец Даэрти вдруг встал и надел пальто.

– Просто прочитайте этот документ, профессор Чейз, и поступите так, как нужно.

– А как нужно?

– Пролейте свет во мраке.

Священник не стал дожидаться Габриэллы и быстро ушел. Когда она поспешно схватила свои вещи и выбежала на улицу, фигуры, облаченной в черное, уже нигде не было видно. Везде, куда ни кинь взгляд, белел снег. Какая-то женщина в ярко-красной куртке с капюшоном быстро уходила вдаль.

На листках из дневника были сделаны примечания, поясняющие, что здесь обозначены пять мест, содержащих археологические ценности. Через несколько дней Габриэлле удалось установить, что все эти места находятся в Риме. Она немедленно связалась с профессором Альдо Рудольфо, своим наставником, с которым недавно вела раскопки в Салерно. Тот также сразу же загорелся интересом. Разумеется, ему была в общих чертах знакома та местность, о которой шла речь. Он сказал Габриэлле, что всего два года назад неподалеку от одного из указанных мест велись раскопки, не давшие никаких результатов.

Через несколько недель профессор Рудольфо сообщил Габриэлле по электронной почте, что все эти участки принадлежат потомкам одного археолога, умершего в самом конце девятнадцатого века, и он сейчас ведет с ними переговоры, надеясь получить разрешение на проведение раскопок.

На это потребовался целый год, но в конце концов Рудольфо подписал контракт с наследниками археолога, и можно было приступать к работе.

Ничто не может заменить лопаты и совки, когда дело доходит до самого сердца раскопок, и все же самые совершенные лазерные и инфракрасные детекторы, имевшиеся в распоряжении профессора Рудольфо и Габриэллы, позволили им с небывалой точностью определить район поисков. Первые две попытки не принесли ничего значительного. Были найдены лишь остатки древних стен, осколки старинной керамики и стекла. Культурный слой был типичным для любой территории Вечного города, расположенной неподалеку от городских ворот.

Но вот это место, третье по счету, оказалось невероятно богатым.

Профессор открыл шкатулку, извлек из нее мешочек из высохшей кожи и развязал его.

Он посветил внутрь фонариком и немедленно издал то ли крик, то ли вопль:

– Смотрите, Габриэлла, что держит в руках наша Белла! Похоже, вы наконец-то нашли свое сокровище!

Сейчас профессор лежал в больнице с огнестрельным ранением, обессиленный потерей крови и сильной инфекцией.

У Габриэллы не было никаких сомнений в том, что нашелся человек, который ради этого сокровища пошел на убийство.

ГЛАВА 23

Рим, Италия. Среда, 15.10

На светофоре загорелся зеленый свет, прозвучал пронзительный сигнал клаксона. Священник пересек улицу и пошел вдоль ряда торговцев, бегло осматривая их товар. Если он и встретился взглядом с кем-то из них, то это осталось бы не замеченным случайным наблюдателем, который следил бы за этим излишне полным священником средних лет. Священник прошел еще двадцать ярдов и оказался в самом конце Витторио Венето, у площади Барберини. Он с одышкой поднялся по короткой лестнице и вошел в грязную, убогую церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе.

Никто из посетителей уличных кафе, расположенных на противоположной стороне улицы, не обратил внимания на то, как он скрылся за деревянной дверью. Эта церковь не была так популярна, как Ватикан или Пантеон. В сравнении с величественными и славными римскими храмами церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе казалась бедной родственницей, и все же ее угрюмый склеп притягивал отдельных туристов. Так что не было ничего необычного в том, что в церковь зашел какой-то человек, тем более священник.

Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы освоиться в полумраке после яркого солнечного дня. В храме было сыро, уныло и убого. Позолотой сверкал лишь крест, установленный над нефом.

Священник взглянул на часы, подошел к купели, окунул пальцы в святую воду, перекрестился, прошел по центральному проходу, опустился на колени и какое-то время молился, точнее сказать, притворялся, что молится. На самом деле этот человек постоянно посматривал на часы. Он знал, что экскурсия должна начаться с минуты на минуту. Его сердце бешено колотилось.

Так прошло шесть минут. Наконец священник поднял голову, посмотрел на алтарь, встал и прошел в дальнюю часть церкви, где уже собрались любопытные.

Здесь чувствовался запах древней пыли и плесени, который вовсе не был таким уж неприятным.

«Аромат старины», – мысленно усмехнулся он.

Монах с угрюмым лицом проводил шестерых посетителей вниз по узкому коридору. Через чугунную калитку они вошли на территорию подземного кладбища. В пяти помещениях находились останки четырех тысяч монахов-капуцинов, умерших, но не погребенных.

Все стены и потолок помещений были покрыты вычурными украшениями из высушенных и отбеленных костей давно умерших монахов. Алтарь, светильники и часы – все было сделано из человеческих останков.

Священник лишь краем уха слушал бубнящий голос монаха, объясняющего, что la macabra composiziones [6]6
  Жуткие композиции (ит.).


[Закрыть]были составлены из костей усопших монахов, живших еще в семнадцатом и восемнадцатом столетиях. Это зрелище должно не вызывать страх, а побуждать к молитве и размышлению о вечном.

Этот человек посещал склеп не впервые, однако он с какой-то страстью разглядывал тысячи черепов, ребер, челюстей, костей ног и рук, позвонков и костей таза, потерявших всякое сходство с человеческими останками и превратившихся в материал, который художники использовали для создания своих произведений.

Когда экскурсия завершилась, священник послушно поднялся наверх вместе с остальными посетителями и вышел из церкви. Он немного постоял на улице, дожидаясь, когда все разойдутся. Наконец на лестнице никого не осталось.

Священник убедился в этом, неспешно завернул за угол и прошел мимо тех же самых уличных торговцев. На этот раз он замедлил шаг и повнимательнее присмотрелся к выставленному товару.

Первый продавец сидел за столиком с дешевыми итальянскими сувенирами. Здесь были наклонные Пизанские башни, бронзовые соборы Святого Петра, магнитики на холодильник с изображениями восхитительных фресок Сикстинской капеллы. Следующий столик был забит сумками, портмоне и прочими товарами из кожи всех мыслимых цветов и размеров. Дела у торговца шли бойко. Третий продавец предлагал дешевые копии очень дорогих украшений. Он выставил великое множество толстых золотых цепочек с копиями древнеримских монет, золотых и серебряных браслетов, усыпанных жемчугом, и серег с фальшивыми бриллиантами. Для уличного лотка качество товара было поразительно высоким.

Священник потрогал серебряное ожерелье. На нем висели шесть массивных кулонов со стеклянными рубинами, изумрудами и сапфирами.

– От Гуччи, – сказал продавец, заметив его внимание.

Священник кивнул. Его губы тронула легкая улыбка.

– Правда?

– Хорошая копия. – Торговец говорил по-итальянски с сильным акцентом. – Совсем недорого.

– У вас есть три таких? Абсолютно одинаковых?

Продавец кивнул, нагнулся и достал из-под стола сначала одну, затем другую и наконец третью коробку с тисненым словом «Гуччи», выполненным шрифтом, очень напоминающим тот, которым маркировались изделия известного дома моделей, и все же не совсем таким. Мало кто заметил бы разницу, не имея под рукой оригинала, необходимого для сравнения.

Цена была обговорена и заплачена. Торговец спрятал купюры в карман фартука. Священник убрал ожерелья в чемоданчик и ушел.

Через квартал он завернул за угол и зашел в первое попавшееся кафе, где заказал капучино в память об умерших монахах. Священник положил чемоданчик на стойку и поставил на него локти.

У него практически не было никаких сомнений в том, что по пути в церковь за ним никто не следил. Он об этом позаботился. Никто не наблюдал за ним и в склепе. Когда этот человек покупал бижутерию, поблизости не было никаких праздношатающихся прохожих, глазевших на него.

Кофе оказался крепким и горячим, но священник быстро допил его и направился в туалет. Там он убрал все украшения в карман, а коробочки оставил в чемоданчике.

Обладатель драгоценностей от Гуччи вышел на улицу и направился дальше. Он то и дело останавливался и смотрел в витрины магазинов. По отражениям в стекле было ясно, что за ним никто не следил.

Священник знал, что если кто-то попытается отнять у него чемоданчик, то он окажет сопротивление, но в конце концов отдаст его. Но он ни за что на свете не отдал бы то, что лежало сейчас у него в кармане.