Текст книги "Феникс в огне"

Автор книги: М. Дж. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 59

Нью-Йорк. Среда, 02.00

– Я чувствую себя совершенно беспомощной, – сказала Габриэлла, когда они с Джошем вышли из здания аэропорта. – Я ничего не могу сделать, даже помочь тебе в том, что ты задумал.

Такси, вызванное из Нью-Хейвена, уже ждало у выхода. Водитель взял у Габриэллы чемодан, уложил его в багажник и открыл дверь, приглашая ее садиться. Молодая женщина ухватилась за дверь. Джошу показалось, что она была настолько измучена, что еле могла держаться на ногах, не опираясь на машину.

– Ты позвонишь мне завтра, как только что-нибудь узнаешь? – спросила Габриэлла с дрожью в голосе.

– Мне очень не нравится, что ты возвращаешься в пустой дом. На мой взгляд, тебе следовало бы позвонить отцу и попросить его отказаться от лекций.

– Зачем? Чтобы он сидел рядом со мной и умирал от беспокойства?

Габриэлла не спешила садиться в машину, словно ожидая чего-то.

Джош взял ее за руку. От уверенной осанки и мужественного блеска в глазах, которыми она поразила его при первой встрече в Риме, не осталось и следа.

«Почему какая-то фикция, осколок чужого воспоминания, женщина, которую я совершенно не знаю, значит для меня столько же, сколько может значить вот эта женщина? Плоть и кровь против концепции предопределенности. Я веду себя как последний глупец».

– Я приеду к тебе, как только смогу.

– Со мной все будет хорошо. Можешь не беспокоиться.

– Нет. Не могу. Габриэлла, мы с тобой уже перешагнули через это.

Она заморгала, прогоняя слезы, нашла какой-то скрытый запас сил и выпрямилась.

Джош испытал облегчение. Ему нужно было убедиться в том, что с Габриэллой все будет в порядке, что она сможет позаботиться о себе до тех пор, пока он к ней не вернется. Ему настоятельно требовалось разыскать Рейчел и отправиться с ней в путешествие, не связанное ни с самолетами, ни с автомобилями, которое тем не менее могло увести его в неведомые дали.

Вторник, 10.05

Джош поднялся по каменным ступеням главного входа музея «Метрополитен». Там, в кабинете своего дяди, его ждала Рейчел. Судя по всему, она была чем-то взволнована. У нее под глазами нависли темные мешки, она нервно курила.

– Что случилось? – спросил Джош, окинув ее оценивающим взглядом.

– По телефону я вам не стала говорить, – ответила она и отпила из чашки кофе, над которым поднимался пар. – За мной определенно следят, и я…

Джош ее уже не слушал. Он думал о том, не следил ли хвост, приставленный к Рейчел, также и за ним с Габриэллой.

«Нет ли здесь еще какой-то связи, которую я упустил?»

– Нет, – вдруг уверенно сказала Рейчел. – За вами никто не мог следить. Каким образом можно было бы выделить вас из десятков тысяч посетителей, которые приходят в музей каждый день?

«Откуда она узнала, о чем я думаю?»

«Она всегда все знает. Вы оба такие».

Ответ пришел от Перси, сквозь годы. Джош покачал головой, стараясь стряхнуть этот голос.

– В чем дело? – спросила Рейчел.

– Да так, пустяки.

– Я уверена в том, что это дело рук моего дяди, но не понимаю, чем все это вызвано. Почему-то на него произвели огромное впечатление мои провалы в прошлое. Вместо того чтобы встревожиться моим состоянием, он пристает ко мне с расспросами, требует, чтобы я разобралась в своих видениях, хочет показать меня психологу, специалисту по гипнозу. Он уже кого-то нашел. Я обращусь к этому человеку, если вы не согласитесь мне помочь. Но сама я хочу, чтобы всем этим занялись вы. Я вам доверяю. Это еще одно безумие – то, что я вам доверяю. По сути дела, я вас совсем не знаю. Но если вы откажетесь мне помочь… Мне нужно что-то сделать, особенно сейчас.

– Почему именно сейчас? Произошло что-то еще?

– Да, но все это очень странно. Я не могу разобраться, но это важно. Понимаете, Джош, умер один человек.

– Кто?

Рейчел молчала. Райдер ждал. Она смотрела ему в лицо, приковав к нему свои ясные темно-синие глаза.

– Кажется, я сама. По-моему, это я умерла.

ГЛАВА 60

Рим, Италия. 1884 год

После убийства Уоллеса Нили все изменилось.

Игривый возлюбленный, водивший Эсме в полночь купаться, усыпавший ее постель лепестками роз и приводивший солиста театра «Ла Скала» петь для нее серенады, исчез, сменившись возбужденным фанатиком, которого охватила мания скупать произведения искусства. В течение последней недели, проведенной в Риме, они с Блэки побывали в десятках лучших художественных салонов города. Он приобрел полотна кисти Боттичелли, Рембрандта, Тинторетто и Веласкеса.

Сначала Эсме думала, что Блэки покупает все эти сокровища, чтобы возместить потерю того, другого, однако он упорно отказывался говорить с ней о своих новых приобретениях. Ей казалось, что его перестала интересовать история шедевров, отныне принадлежащих ему. Эсме спросила, зачем он тратит целое состояние на произведения искусства, если теперь они не имеют для него никакого значения. Блэки ответил, что это хорошее вложение денег. Она понимала, что он очень переживает по поводу ограбления и убийства, и со страхом думала о том, какой будет реакция членов клуба «Феникс», когда он им все расскажет. В конце концов, Блэки отправился в Рим исключительно для того, чтобы наблюдать за ходом раскопок, и не справился с этой задачей.

Эсме испытала облегчение, когда Блэки наконец сказал, что он собирается заказать билет на пароход, и предложил ей отправиться вместе с ним. Она была рада поскорее покинуть Рим. Пребывание в Италии перестало доставлять ей радость. Эсме тревожилась о брате и скучала по матери. Ночами ее терзали кошмарные сны про убийство археолога. С уроками живописи дело обстояло неважно. Учитель оказался далеко не таким квалифицированным, каким должен был быть. Эсме больше нравился художественный колледж в Нью-Йорке. Но хуже всего было то, что у нее по спине пробегал холодок, ей становилось немного страшно каждый раз, когда Блэки к ней прикасался.

Путешествие через Атлантику было назначено на следующую неделю.

Как только корабль вышел в море, Эсме несколько воспрянула духом. Скоро они будут дома.

Вечером на второй день пути, когда они уходили с ужина, Блэки ее удивил.

– Перед отъездом я купил в Риме для тебя подарок. Хочешь посмотреть?

– Конечно.

Несмотря на все последние тревоги, Эсме почувствовала любопытство.

Они вернулись в каюту. Блэки достал маленький золотой ключик и отпер один из трех чемоданов. Он порылся среди одежды, развешанной на плечиках, отыскал и извлек аккуратно завернутый плоский прямоугольный пакет шириной приблизительно два с половиной фута и высотой почти четыре фута.

Блэки взял перочинный ножик с перламутровой рукояткой, перерезал веревки и вспорол бумажную обертку, под которой оказался другой пакет, уже из хорошей бумаги. Он предложил Эсме развернуть его.

Она с детства страстно увлекалась искусством и знала, что в мире существуют сотни тысяч живописных полотен. Ее учитель как-то сказал, что из всего этого великого множества по-настоящему захватывают дух лишь несколько десятков тысяч. Настоящими же шедеврами можно назвать только несколько тысяч. Редчайший талант, умение простыми кистью и красками воссоздать жизнь можно увидеть всего только в какой-то сотне, максимум в паре сотен картин. Мало кто смог отобразить мгновение человеческого страдания, безумия или бесконечной радости и предложить его в качестве зеркала, показать человеку, каким жестоким, восхитительным, страстным и совершенным он может быть. Лишь нескольким десяткам живописцев удалось заставить зрителя на какое-то время забыть о том, что он видел перед собой не плоть и кровь, что угольно-черные глаза не смогут моргнуть, розовые губы не способны раздвинуться.

Одним из них был Караваджо. Поэтому Эсме решила, что картина, которую она видела перед собой, несомненно должна была принадлежать его кисти.

На ней был изображен молодой и чувственный бог. Эсме узнала его по другим картинам мастера, которые изучала на уроках живописи. Вакх излучал буйное веселье. От него так и веяло сладострастием и развратом, наслаждением и обманом. Кисти винограда, висящие над плечом бога, были такими настоящими, что Эсме показалось, будто одну из них можно сорвать и съесть. Улыбка Вакха была такой похотливой, что у нее не было сомнений в том, что он вот-вот подмигнет с холста.

Все краски каюты моментально втянулись в водоворот энергии, исходящей от полотна. Эсме еще никогда в жизни не приходилось прикасаться к чему-то настолько поразительному. Она ахнула, давая выход своим чувствам, и Блэки одарил ее первой искренней улыбкой с той ночи, когда был убит Нили.

– Какое сокровище!

– Ты, моя драгоценная, даже не представляешь этого.

Глаза Блэки сверкнули, наполнились знакомым хитрым блеском, который затмил собой сюрприз другого рода – приглашение к сексу.

Он взял ее за руку. Это была не ласка, не извинение, а приглашение на вечер похоти и разврата, который пришелся бы по вкусу богу, изображенному на холсте.

Эсме потерялась в собственных чувствах. Она до сих пор никак не могла забыть ту истинную душу Блэки, которую ей удалось мельком увидеть в Риме. Но разве сейчас, возвращаясь домой, он не стал другим, гораздо лучшим?

На глазах у Вакха, написанного рукой Караваджо, Блэки привлек молодую женщину к себе и прошептал ей на ухо, что желает видеть ее обнаженной. Он сказал, что хочет увидеть, как ее кожа покроется от холода мурашками, а потом вспыхнет огнем.

Его затвердевшее достоинство вжалось Эсме в бедро. Она предположила, что они займутся любовью прямо здесь и сейчас, разделась и устроилась в шезлонге так, как хотел Блэки, чуть раздвинув ноги и склонившись набок, лицом к нему. Он вернулся к картине, но то, что произошло дальше, было начисто лишено какого-либо смысла.

Блэки извлек холст из затейливой резной рамы и отставил его в сторону, будто ему не было никакого дела до картины Караваджо! Затем он снова взял перочинный нож, вставил лезвие в один из стыков рамы, освободил соединение, перешел к следующему, затем еще к одному.

– Что ты делаешь?..

– Не суетись. Лежи и смотри.

Блэки разобрал позолоченную раму и принялся тщательно изучать каждую планку, нажимать, постукивать, ощупывать. Наконец ему удалось найти то, что он искал. Блэки прикоснулся к маленькому пазу, затем кончиком ножа выкрутил деревянную заглушку.

Заскрипела пружина, открылся тайник.

Он просунул внутрь два пальца, вытащил белый бумажный пакетик, развернул и раскрыл его.

Изумруд сиял, затмевая своим великолепием позолоченную раму и сочные масляные краски. Блэки снова залез в тайник, вытащил второй пакетик, достал из него сапфир, потом еще один, затем снова два изумруда и наконец рубин.

Это были те самые камни из гробницы, которые Эсме мельком удалось увидеть в окно той ночью, когда Нили был ограблен и убит.

Она боялась дышать.

Блэки не стал собирать раму. Небрежно, словно мальчишка, сжимающий горсть камушков для игры в вышибалки, он взял драгоценные камни, тряхнул ими, не отрывая взгляда от молодой женщины, и они застучали, словно игральные кости.

– А теперь лежи спокойно.

Напевая какую-то мелодию, Блэки нагнулся к Эсме и кончиком пальца нарисовал у нее на теле шесть невидимых крестиков. Затем он стал брать камни по одному и укладывать их в ряд, начиная с впадины в том месте, где встречаются ключицы, по ложбинке между грудями, еще один на пупок и три вниз, следуя за изгибом бедра.

– Не шевелись, – прошептал Блэки.

Он схватил с ночного столика серебряное овальное зеркало и направил его так, чтобы Эсме стало видно собственное тело, украшенное драгоценными камнями.

Теперь она уже окончательно перестала что-либо понимать.

«Откуда у него эти камни? Почему они были спрятаны в раму?»

– Смотри! – приказал Блэки.

В зеркало Эсме видела камни, сверкающие у нее на коже.

Блэки взял рубин и поднес его к свету.

– Сейчас я поднесу этот камень к твоим губам, и мы займемся любовью. Если ты не произнесешь ни звука и сможешь удержать рубин там, куда я его положу, что бы я с тобой ни делал, то он станет твоим. Я уверен в тебе. Как бы приятно тебе ни было, Эсме, но ты должна молчать и не открывать рот. – И он положил рубин на ее губы.

Камень оказался холодным и на удивление легким для своих размеров. Эсме старалась держать голову неподвижно. Она не могла сказать ни слова, но ничто не мешало ей гадать о том, что произошло и как эти камни попали к ее возлюбленному.

«Неужели Блэки разыскал вора и выкупил у него добычу? Но почему он ничего мне не сказал? Сообщил ли он что-нибудь членам клуба „Феникс“? Известно ли о случившемся моему брату?»

Эсме ощутила дыхание Блэки у себя между ног. Затем он надавил пальцами, раздвигая ей бедра еще шире.

«Разумеется, я смогу молчать, – подумала Эсме, чувствуя прикосновение его шелковистых волос к своей коже. – В конце концов, я исцелилась от любви к нему. Может, у него черная душа? Я не стану откликаться на его ласки».

Блэки проник к ней между ног и начал нежно дуть на наружные губы.

«Жаркое, жаркое, очень жаркое дыхание.

Нет! Я ничего не чувствую!»

Блэки повторил то же самое.

Она упорно старалась думать о чем угодно, только не о том, что ощущала.

Он дул и дул, снова и снова.

Эсме выгнула спину.

– Не шевелись, – прошептал Блэки.

Она ощутила дуновение его слов, и это чувство оказалось еще более сладостным. Слова скользили в нее, исчезали в темноте чрева.

– Если рубин упадет, то ты проиграла, – пошутил Блэки и снова принялся за работу.

Он ласкал и возбуждал ее с таким усердием, что Эсме не могла сказать, что им движет.

«Он хочет сохранить рубин или меня?»

ГЛАВА 61

Через какое-то время Эсме проснулась в кровати Блэки. Его самого в спальне не было. Она вышла в гостиную и увидела, как Блэки собирает картину. Он как раз заканчивал соединять последний угол рамы. Все драгоценные камни снова были надежно спрятаны.

– Блэки, откуда у тебя эти камни?

Он вздрогнул и обернулся.

В это мгновение, когда Блэки не ожидал ее увидеть и не натянул ради нее на лицо добродушное выражение, Эсме заметила то же самое, что и в тот вечер на вилле, когда он напоил Нили допьяна. Тогда она не поняла, зачем он так поступил, и спросила его об этом.

Взгляд Блэки был наполнен холодом, злостью, раздражением. В нем не осталось никаких следов недавней страсти.

«Неужели человеческие глаза могут быть настолько пустыми и отчужденными?»

– Откуда у меня что? Картина? Я купил ее в Риме. В один из тех дней, когда ты была у портного на примерке.

– Нет, камни.

– Я тоже купил их у одного ювелира.

В эту ночь море было совершенно спокойным. Легкий плеск волн о борт корабля не мог скрыть неискренность, прозвучавшую в голосе Блэки.

– Это ты все подстроил… напоил Нили. Это ты организовал его убийство, ведь так? Ты пошел на это ради того, чтобы получить камни, скрыть их от членов клуба. Ты собираешься оставить их себе?

– Похоже, я тебя недооценил. Я знал, что ты неплохо соображаешь, но все же не предполагал, что ты до всего додумаешься. Но и умной тебя тоже не назовешь. Тут я тебя переоценил. Я никак не мог предположить, что ты будешь настолько глупа, что ввяжешься не в свое дело.

– На твоей совести убийство!

– Нет. Это произошло случайно. Я собирался лишь ограбить этого беднягу.

– Но он был убит.

– Хватит истерики! Что мне оставалось делать? Я должен был на что-то решиться. Неужели мне нужно было молить провидение, чтобы меня осенило какой-то счастливой догадкой? – Блэки принялся оборачивать картину бумагой. – Дорогая, почему бы тебе не одеться? Сейчас на верхней палубе начнется ужин для полуночников. Ты не хочешь чего-нибудь перекусить? Будь добра, надень синее платье и те сапфиры, которые я тебе подарил. Не принимай все так близко к сердцу. Я никого не убивал. Смерть Нили явилась печальной случайностью.

Это было не приглашение, а приказ, и Эсме не осмелилась его игнорировать.

Они отправились в бар. Там Блэки заказал шампанское и черную икру, которую подали с блинами, мелко нарезанным луком и густой сметаной.

Эсме кусок в горло не лез, но Блэки жадно набросился на еду. Однако с шампанским все обстояло наоборот. Эсме хотелось напиться, перестать думать об этом человеке и своем дяде, беспокоиться о брате.

Блэки не успевал наполнять ее бокал. Она раз за разом выпивала все до дна.

Когда Эсме сообразила, что он спаивает ее так же, как спаивал Нили в тот вечер, когда археолог был убит, было уже слишком поздно. Шампанское уже дало о себе знать.

После того как бутылка опустела и все блины были съедены, Блэки взял Эсме под руку и вывел на палубу. В это позднее время они оказались здесь совсем одни. Небо усеивали сверкающие звезды. Они кружились, уходили все дальше и дальше. На какое-то мгновение Эсме показалось, что она способна рассмотреть всю необъятность космоса.

Волнение заметно усилилось. Высокие водяные валы один за другим ударяли о борт корабля. Ветер набрал силу и зловеще завывал.

– Жаль, что ты обо всем догадалась. – Блэки обвил рукой ее талию.

В лунном свете по небу носились грозовые тучи. Эсме с огорчением подумала о том, что они загораживали часть звезд. Новая волна накатила на борт. Корабль был большой, просто огромный. Насколько же велики оказались эти волны?

Вдруг Блэки удивил ее внезапным порывом страсти. Он крепко обнял Эсме и привлек ее к себе. Она ощутила бедром его твердое естество. Затем еще что-то твердое впилось ей в ребра. Это была не живая плоть, а металл.

Несмотря на шампанское, Эсме сразу поняла, что это такое. Она уже видела эту вещь у Блэки. Ее образ и форма огнем были выжжены в ее сознании.

Но сейчас ее обнимал не возлюбленный. Это был вор. Блэки всегда оставался им.

Эсме обвила его рукой за шею и крепко прижалась к нему, делая вид, будто отвечает на его объятия и не подозревает о том, что сейчас произойдет. Затем она почувствовала, как его палец начал нажимать на спусковой крючок, быстро дернулась в сторону и попыталась вывернуть его руку, чтобы пуля попала в грудь не ей, а ему.

В грохоте волн и завывании ветра Эсме не услышала звука выстрела, но ощутила обжигающую боль. Она рефлекторно изо всех сил вцепилась в своего возлюбленного и прочла в его глазах, что это решение далось ему нелегко.

«Что ж, придется утешиться хоть этим».

Горы воды непрерывно сотрясали корабль, наполняли воздух пеной и брызгами. В ночном небе Эсме увидела глаза бога, написанного кистью Караваджо. Он улыбнулся и подмигнул ей. Может, это была просто звезда, свет которой на мгновение пробился сквозь штормовые тучи?

Все чувства Эсме заполнила боль, расходящаяся от груди.

Блэки сказал, что сожалеет о случившемся. Произошла ошибка. Он отведет ее обратно в каюту, вызовет судового врача и спасет ее. Но его голос доносился откуда-то издалека.

В этот самый момент корабль сильно накренился влево. Блэки не удержался на ногах и сместился к леерному ограждению. Палуба была скользкой то ли от ее крови, то ли от океанской воды? Блэки с трудом удавалось держать Эсме и при этом сохранять равновесие. Последовал удар еще одной огромной волны. Мужчина пошатнулся, попятился назад, затем выпрямился. Эсме тянула его тяжелым мертвым грузом.

«Вот и хорошо! – подумала она. – Очень хорошо».

Она не хотела быть легкой, не хотела, чтобы ему было легко.

Вспышка молнии.

Ослепительный белый свет озарил чужие, злые глаза. Эсме заглянула в них и поняла, что Блэки не собирается вести ее обратно в каюту. Нет, у него и в мыслях не было ее спасать. Это была еще одна, последняя ложь.

Блэки прислонился к ограждению, стараясь сохранить равновесие.

Корабль резко накренился на правый борт, затем качнулся в противоположную сторону.

Блэки удалось найти точку опоры. Он подхватил Эсме на руки, и она все поняла.

«Вода будет холодной, но, по крайней мере, все закончится. Боль прекратится».

Эсме по-прежнему одной рукой обнимала Блэки за шею. Теперь она подняла другую и пригнула его голову к своему лицу с силой, которой у нее не было еще мгновение назад.

– Последний поцелуй, всего один, – прошептала она.

Блэки поцеловал ее. Ей было все равно, почему он это сделал – из жалости, повинуясь страсти или чувству вины. Эти секунды были нужны Эсме лишь для того, чтобы крепче ухватиться за него. Сам он ни о чем не подозревал.

Блэки сделал последнее усилие. Борясь с качкой, стараясь удержаться на ногах, он поднял молодую женщину, шагнул к ограждению и перевалил ее за борт и разжал руки.

Корабль содрогнулся, налетев на особенно большую волну. Порыв ветра обдал обоих дождем холодной соленой воды. Блэки поскользнулся. Эсме крепко держала его за шею.

Они вместе полетели в пустоту, цепляясь друг за друга, не желая расстаться – только не сейчас, только не в смерти, объединенные любовью до самого конца. Мужчина и женщина сорвались с кормы и упали в бушующее море, которое еще недавно было совсем спокойным.