Текст книги "17 - Prelude"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Полковник же первым делом предложила мне закурить.

– Спасибо, я не курю. – отказался я.

– Вы не будете против?..

– Нет-нет, что вы.

Лэндлайт вытащила сигарету и прикурила от тотчас протянутой Линдсеем зажигалки. Струйка дыма немедленно потянулась вверх, к вделанной в потолок вытяжке, но слабый табачный запах успел разнестись по помещению.

– Я бы хотела выразить свое восхищение. – начала она, оставив сигарету в пепельнице. – Позавчера, в бою, вы нанесли безоговорочное поражение двум штурмовым комплексам и заставили отступить третий. С четвертым заодно. Поздравляю вас.

– Спасибо.

– Не за что. Хотя честно сказать, стиля у вас нету. Для вас было важнее сражаться, а не победить, не так ли?

– Почему нет? Разве? Главное – победа, разве нет?

– Бортовой самописец утверждает иначе, а ваш анализ крови только подтверждает этот факт. Вы всегда прибегаете к боевым стимуляторам при вождении эш-ка?

– Конечно же, нет! – запротестовал я, а затем торопливо спросил: – А что?

– Ничего особенного. Но мы все-таки отвлеклись. Вы позволите задать вам пару вопросов?

– В зависимости от их содержания. – развел я руками. Люция Лэндлайт вновь затянулась сигаретой и вновь отложила ее.

– Кто вас ранил?

Я оторопел.

– Простите?

– В кабину "Кросс Трайфорса" вы полезли уже раненым, и уже потеряв кровь. Рана открылась заново через двадцать две минуты после того, как вы перевязали ее уже в кабине. Я видела вас сразу когда вас доставили в здешнее медицинское крыло. Порезаться настолько глубоко можно только если очень постараться. Ну или если вам кто-то помог.

– Ага, помог. Помогла, вернее. Это была оператор того эш-ка, класса "Вотан".

– Знаем. Бортовой номер MT045, имя – "Нордлюфтцуг", владелица – Хильда Дорнье, сотрудница ЧВК[24] "Опергруппа "Миллениум"". Это она, значит, вас ранила? Интересно. При каких же обстоятельствах это произошло?

– Ну, вообще-то я ее заметил еще в самолете. Мы летели из Токайдо одним рейсом. Потом – когда мы сошли по трапу. Потом я заметил ее в автобусе, едущем из аэропорта – я тогда шел пешком. Потом уже вечером в Зодиак-Дистрикте я прямо спросил ее, почему она за мной следует.

– И?

– Она ответила что-то о том, что "Синамуре" не надо было вмешиваться в здешние дела, что она пыталась предупредить меня и Сэа… ну, госпожу Темпести, но мол было слишком поздно, и она попыталась меня убить. Я сумел отбиться, но она исчезла.

– Интересно. Представитель "Миллениума" утверждал, к слову, что их отряд должен был взять центральный комплекс Восточного Лифта штурмом. Зачем и по чьему заказу – он не сообщил.

– А это тут причем?

– При том, что да, слова Дорнье имеют какой-то смысл. Хотя скорее всего это был блеф.

– Оператор "Мертвой Головы", – добавил я, – Сигиллайт Инграм Виндикатор, так его звали. Он тоже говорил что-то о том, что они не имеют претензий к "Синамуре". А о их целях не сообщил.

– И между тем "Миллениум", по понятным причинам, не предупреждал "Синамуру" о готовящемся нападении, и "Синамуре" о нем было неизвестно. – закончила Лэндлайт. – Поздравляю, последние подозрения о причастности "Синамура Парамилитарис" к этому делу развеяны.

– А они были?

– Были. Битва могла быть инсценировкой для отвлечения внимания, во время которой сотрудники вашей службы безопастности выбили бы службу безопастности КЭГ из их сети и перехватили над ней контроль. И Подножие было бы в ваших руках. Гипотетический сценарий. Перехват контроля был, но локализованный и исходил из другого источника. И тем не менее, генеральный директор "Кидо Эрэвейта Груп" все равно исчез в неизвестном направлении.

– И это все связано, верно?

– Верно. А если учесть, что на вверенном им сегменте орбитального кольца была установлена боевая лазерная установка – то это только укрепляет наши подозрения по отношению к КЭГ.

– А что "Миллениум"?

– А что "Миллениум"? Они выполняли свою работу. И вы тоже. Вас КЭГ вообще ни о чем не осведомило, как сообщил господин Рюдзи Синамура. Поводом для контракта послужило предположение, что против Подножия и главного офиса КЭГ может быть направлена атака с помощью штурмовых комплексов. Господин Синамура подчеркивал, что представитель КЭГ сообщал об этом уверенно, без доли сомнения.

– Все настолько сложно? И мне действительно стоит об этом знать?

– Прекратите задавать себе подобные вопросы. – оборвала меня полковник. – Если я вам об этом говорю – значит стоит. И это не сложности, а банальная взаимосвязь. Вообще, не понятно даже, кто тогда стоял за террористическим актом на кольце. Но к господину Вану у нас очень много вопросов, таким образом. И мы продолжаем копать. Прочесываем сеть.

– Ну да, у вас длинные руки, а полномочия еще длиннее… – недовольно буркнул я. – Так подождите, а я тут причем? Я помог вашему следствию, полковник Лэндлайт?

– Помогли. Пусть и незначительно. Все подозрения с "Синамуры" сняты, вы только лишний раз это подтвердили. А все, что я вам рассказала, я расскажу сегодня Синамурам. Мы вправе просить сотрудничества. И если "Миллениум" еще не дал однозначного ответа, то Рюдзи Синамура сегодня заявил о сотрудничестве "Синамура Парамилитарис" с нашими ведомствами. Так что не беспокойтесь, вам разрешено владеть такой информацией.

Я печально качнул головой.

– Вы прямо рассыпаетесь в увещеваниях и оправданиях.

– А может, я просто не хочу держать вас в неведении? – неожиданно резко спросила Лэндлайт. – Вы об этом подумали?

– Подумал. Вы неестественно любезны. И я более чем уверен, что вы только что нарушили свой собственный устав. Я с ним не знаком, но что-то про неразглашение важной информации сторонним лицам там точно должно быть…

– А как вы не можете понять, что вы – не стороннее лицо? Или же вы не сражались с эш-ка "Миллениума"? Не защищали Подножие неизвестно по чьей прихоти и из неизвестно чьих соображений?

– А как вы не можете понять, что мне плевать на это?! – мой голос окончательно сорвался на крик. – А ведь мне действительно плевать! Мне все равно. Я делаю свою работу. Я ее сделал? Сделал! Ну так и оставьте меня в покое! Имел я ввиду все ваши расследования и взаимосвязанности, до которых мне нету дела! Да, вы очень любезны, полковник. Но даже вы моего мнения не спросили – хочу я все это знать, не хочу…

Укоризненное молчание повисло в комнате.

– Хотя знаете что? Я уже привык. Никому до моего мнения дела нету. Извините.

– Извинения приняты. – сухо ответила полковник Лэндлайт. – Вы свободны. Чуть позже я принесу вам извинения за то, что не спросила вашего мнения.

– Ой, да право же…

– Вы свободны! – рявкнула она на меня. Уравновешенность и благодушие с нее как ветром сдуло. – Вон!

Я попятился задом и чуть не вывалился в открывшуюся за моей спиной дверь. Мысленно я поздравил сам себя – только что мне удалось вывести из себя командира «Шакал-Фараонов». По пустяковому поводу, что характерно.

Может, я только что и испортил отношения с приятной и любезной полковником Лэндлайт. Плевать, вообще. Зато я пусть по пустяковому поводу, но выговорился.

Меня ведь никто никогда и ни о чем не спрашивал. Да, очасти я был благодарен Синамурам за все, что они для меня сделали, и не в последнюю очередь за то, что они создали меня. Да, я понимал, что никак иначе быть и не могло.

Но что, хоть раз спросить моего мнения было так сложно?

***

На обратном пути, когда я в первый раз за все проведенное на Подножии время сел на горемычный маглев, я рассказал Аоки о беседе с полковником и ее исходе. Его лицо никакого удивления не отразило, но вот под конец, когда я кратко изложил суть моей тирады, он нахмурился и укоризненно сказал:

– Ты повел себя недостойно. Не по-мужски.

– Ну так и что? – тут же переспросил я. – Кого это сейчас интересует? Всем плевать.

– Ошибаешься. Чему я тебя учил?

– Протухшему кодексу чести, идеалы которого не стоят и выеденного яйца, в сотый раз повторяю.

– Еще раз ошибаешься. – менторским тоном повторил Аоки. – С небольшими поправками, принципы бусидо никогда не переставали быть актуальными. То же самое можно сказать о любом кодексе воинской чести вообще.

– Конечно, не переставали. Оправдывать свои действия эфемерными понятиями чести и доблести – это очень удобно, не спорю.

– Понятия чести и доблести не эфемерны, а достаточно четко изложены. – не отступал он.

– Да, но и достаточно растяжимы, чтобы оправдать любой поступок вообще. Вне зависимости от морально-этической стороны, на которую мне тоже плевать.

– Вот именно поэтому идеалы, скажем, бусидо не имеют для тебя никакого значения. И даже если понятия чести и доблести растяжимы, то разве ты не можешь сформулировать их для себя так, чтобы они подходили под все критерии морали и этики?

– Я буду формулировать их для себя. А мои критерии морали и этики могут отличаться от чьих-небудь еще. И я в любом случае начну оправдывать свои поступки этими критериями.

– А так ты оправдываешь их тем, что-де тебе плевать на мораль и этику.

– Прикинь, но мне действительно на них плевать. И я не заявляю, что поступаю так или иначе из-за непринятия доминирующих в обществе морально-этических установок. Я поступаю так, как я поступаю.

– То есть, ты подчинен сиюминутным импульсам, которые диктуют твое поведение. Вывод – ты ничем не отличаешься от животного.

– Пошел ты. – огрызнулся я. – Животные вымирают. А люди – нет. И выродков среди людей куда больше, чем честных и высокоморальных.

– А ты причисляешь себя к аморальным выродкам?

– Конечно же нет! Я – не они! Я просто-напросто привел пример!

– Пример того, что ты не один такой? Несомненно. Только в этом и есть твоя проблема. Ты выбрал себе слишком плохой пример для подражания…

– Я выбрал себе трезвую точку зрения на мир и происходящее в нем!

– Потише, пожалуйста.

– Хорошо. Но мне кажется, даже ты должен понимать, что глупо смотреть на мир через розовые очки морали…

– А я и не смотрю. Мораль – это не розовые очки и не бритва Оккама. Да, мир состоит из несправедливых вещей. Жестокость, зло, бесправие и все такое. И дело тут не в том, чтобы пытаться кардинально изменить мир. Оставь это для мультиков и бульварного чтива. И даже не в том, чтобы хоть как-то его менять, потому как… назовем их "плохими" деяниями… так вот, их больше, чем деяний "хороших", поэтому любая такая перемена поодиночке обречена на провал. И даже когда общественное устройство кардинально изменялось, вспомни хотя бы двадцатый век, благие начинания таких перемен гиперболизируются и извращаются для, тут ты правильно сказал, оправдания каких-либо аморальных, "плохих" действий.

– Ты мне тут прописные истины не пересказывай. – недовольно буркнул я. – Я их и сам знаю. Кстати, нам сейчас выходить.

– Ага-ага… Так вот, – продолжил Аоки, когда мы сошли на перрон станции маглева в Нордстар Хайтс, – ты прописные истины-то знаешь, но вывод сделал из них неправильный: "мир поменять нельзя, так и гори оно ядерным пламенем". Это неправильно.

– Ты это уже говорил.

– И повторю еще раз. Суть морали, Лелуш, заключается в том, чтобы конкретный человек согласовал свое поведение согласно каким-то установкам. "Не убий", "не укради", и так далее. Миру, и тому, что он пытается тебе навязать, надо постоянно бросать вызов и сопротивляться его влиянию и впечатлениям от него.

– Дешевое бунтарство это, короче. Знаем, проходили.

– Да блин, парень, ты вообще меня слушаешь? Пойми уже разницу между просто тупым протестом против всего вокруг и непринятием этого всего. Мир нельзя поменять. Но нельзя дать миру поменять тебя.

– Ну пускай. А причем тут бусидо?

– Да притом же, что эти самые моральные принципы там изложены заранее. Мне их для начала хватило. – завершил Кимэра и умолк.

Вообще говоря, Аоки, бывший японский офицер и самурай до мозга костей, был во многом прав. Свою неправоту, по крайней мере, я осознавал, хотя мне это и было неприятно. Но пытаться что-то менять было еще неприятнее. Мораль и этика, как я считал, не сделают мою жизнь исполненной смысла – или сделают, но само понятие смысла извратится.

С другой стороны, во всем есть плохие и хорошие стороны. И то, что моралью выгораживаются действия зачастую ей противоречащие, не должны заявлять о несостоятельности самого принципа морали.

Я, конечно, осознавал, как идиотски это выглядит, но тогда, пока мы шли по прожаренной солнцем улице в Нордстар Хайтс, я пообещал себе подумать надо всем этим.

В конце концов, что-то надо было менять.

А между тем я и оглянуться не успел, как перед нами открывались автоматические ворота в док по улице Сисайд Авеню, номер 2. Впервые за последние пять дней я сумел лицезреть нашу воздушную баржу, «Манту». Главным преимуществом дирижаблей было то, что они могли перевозить большие грузы на любые дистанции и в любом направлении. И хотя дирижабли считались слишком ненадежными и уязвимыми, в середине двадцать первого века они переродились окончательно.

Теперь уже можно было придать дирижаблю достаточное ускорение. Можно было дать ему прочный и легкий корпус. Миниатюризация термоядерного реактора дала воздушному кораблю мощный и долговременный источник энергии. Гелий, державший дирижабль в воздухе, был укрыт в бронированных и защищенных магнитными полями баках внутри корпуса. Воздушный флот пережил свое второе рождение: становились в строй воздушные корабли, как гражданские, так и военные. Ракетоносцы, баржи, авианосцы, грузовые корабли, пассажирские лайнеры, носители для космических кораблей.

А «Манта» что? «Манта» была списанной китайской баржей класса «Хонгли», слегка модифицированной и с меньшим количеством вооружения, так как она считалась, вообще говоря, гражданским судном. К несчастью, кое-где на Ближнем Востоке и в Африке, да и еще в некоторых местах земного шара, процветало воздушное пиратство, и отбиваться воздушным судам, даже гражданским, как-то да надо было. А сверх этого – ничего, «Манта» была исключительно тыловой машиной, осуществлявшей транспортировку, развертывание и ремонт штурмовых комплексов. Для ускорения развертывания у баржи была паровая катапульта и баллистические ракетные шахты. И ракеты, специально под эш-ка сделанные, были, вот только немного их было.

Люки отсеков эш-ка в гондоле баржи были распахнуты, и оттуда доносилась сейчас вся какофония звуков, присущая ангару эш-ка. Внимание же привлекало другое: на швартовочном трапе, задрав голову кверху, стоял главтех Александер Антонеску.

– Сэа!! Слазь оттудова, хуже будет!! – орал он сидящей на верхней створке люка Сэа Темпести, на что та, болтая ногами, отвечала:

– Доберись сперва!

– Вот и доберусь!! Еще раз повторяю: слазь оттудова, живо!!

– А то что мне будет?

– Упадешь, башку расшибешь!!

– Пошел ты!

– Чего-чего?! Ты, девочка, хоть знаешь, кого посылаешь?!

– Вшивого технаря из вшивой Румынии, а что?

– Чего-о-о?! Да ты… да я тебе… – вскипел Антонеску, не находя слов для гневной отповеди. Попросту обложить Сэа матюгами ему не давала врожденная интеллигентность и правильное воспитание, и несчастный главтех попал в трудное положение: приличные эпитеты уже закончились, а неприличные употребить никак нельзя.

Аоки хихикнул и пожал плечами, широко разведши руки в стороны: мол, c'est la vie.

– Эй, Антонеску! Проблемы?

– А то! – отозвался тот. – Управы на нее нету! Технику безопастности соблюдать положено! А вдруг упадет? Вдруг расшибется? Ты ж пойми меня, Аоки, правильно: девочка – не эш-ка, ее по частям не соберешь, если вдруг что…

– Не беспокойся, я все понял. – заверил его Кимэра и отстранил его в сторону, сам встал на трап и крикнул:

– Сэа!! Угадай, кого я привел?!

– Чего? Ану дай глянуть!.. – Сэа пригляделась и чуть не свалилась с края люка. – Лелуш?! Ты, что ли?!

– Да, я. – наглым тоном заявил я. – А что?

Темпести с верхотуры как ветром сдуло; в мгновение ока она оказалась на трапе, а затем подскочила ко мне – и не успел я опомниться, как ее пальцы сомкнулись у меня на горле и она начала меня душить.

– Сволочь ты!! – заорала она мне в прямо в лицо, не ослабляя хватки и продолжая трясти меня туда-сюда. – Понял?! Сволочь!! Порезали тебя, да?! Думать уже забыл, да?!

В своей праведной ярости она передавила мне горло так сильно, что я и слова-то не мог вымолвить, и был вынужден оглашать воздух хрипением пока, наконец, Сэа не отпустила меня ровно настолько, чтобы обхватить поперек туловища и притиснуть к себе так сильно, что воздух вылетел у меня из легких второй раз подряд.

– Из-из-извини…

– Урод ты бесчувственный. – печально вздохнула Сэа. – Ладно, так и быть, прощаю. Куда ж ты от меня денешься-то…

Отпускать она меня не спешила. Пришлось очень попросить. А Антонеску, тем временем, под шумок отчалил в сторону своего царства, ангаром именуемого, напоследок отпустив комментарий на тему «милым ругаться – только тешиться». Я предпочел эту фразочку пропустить мимо ушей.

В последующей задушевной беседе в носовой кают-компании Сэа, с удовольствием выслушав мой рассказ о сегодняшних событиях, всецело мой поступок одобрила.

– Так ее! – заявила она, сжав руку в победном жесте. – Знай наших!

– Тем не менее, это неприлично. – тут же возразил Аоки. Я уже было подумал, что сейчас лекция о морали начнется заново, но бывалого самурая тут же осадила Темпести.

– А ты войди в его положение. Парень только из филактерия, валялся в симстиме два дня, еще не отошел, а тут на него бац и выливают ведро ненужной ему информации, его при этом не спросив. Что ему было делать?

– Вообще говоря, сжать зубы и терпеть. – вставил я. – Но я этого не сделал. Нет мне прощенья.

– Спокойно, отставить панику. – заверила она. – У тебя на прощения годовой абонемент. А может и полугодовой. Помни мою доброту!

– Припомню, а как же. Только об оплате и подумать боюсь…

Кимэра только руками всплеснул, но решил промолчать. А я же под конец дня чуть ли не был удушен еще один раз, но сумел вовремя скрыться от переизбытка чувств Темпести подальше от дока.

В небе из-за туч выглядывала луна, волны синхронно ударяли об песок на берегу, вода серебрилась от лунного сияния, а я бродил в ночи по побережью, взбивая носками туфель песок, любовался на серебристое море и лишь изредка отхлебывал из заранее захваченной фляжки горьковатой, но согревающей «отвертки». А вернувшись под утро на «Манту», я кое-как добрел до своей каюты, грохнулся спать и проспал весь следующий день.

Остров Подножие я, вместе с Аоки, Сэа и обещанным извинением от полковника Лэндлайт, покинул следующим утром.

Глава V

о. Синамурадзима, учебно-тренировочный плац эш-ка

– Надерешь мне сегодня задницу по первое число? – задорно спросил я.

– Не вопрос! Сейчас ты у меня потанцуешь, братец! – в тон мне ответил Лейдзи.

Кулак ударился об кулак, и мы одновременно, не сговариваясь, побежали к своим машинам, стоявшим в противоположных концах прямоугольного плаца в коленепреклоненной позе. Я быстро добежал до «Кросс Трайфорса», просунул ногу в петлю посадочного троса и дернул за него. Трос поехал вверх, а я еще успел развернуться и увидеть, как точно так же поднимается в кабину своего «Юстикатора» Второй.

Меня обдало горячим воздухом из радиаторов. Я напоследок помахал трибунам и запрыгнул в кабину, приземлившись на тут же надувшиеся подушки ложемента. Поймав меня, они начали немедленно сдуваться.

– Задраить люк, перевести реактор в режим полного функционирования. – скомандовал я, пристегиваясь и надевая нейрошлем. – Мощность реактора?

– Выработка энергии на 30 %, тренировочные ограничители активированы. Люк закрыт.

Я щелкнул переключателем нейроинтерфейса. На пластине шлема, посередине лба, загорелась крошечная зеленая надпись на прямоугольном табло – «ONLINE».

– Внимание: нейроинтерфейс оператора подключен. Передать управление на оператора?

– Да. Держать каналы связи открытыми, это же тренировка. Да и мне хочется немного покричать.

– Принято. Последний запрос не понят. Повторите ввод.

– Заткнись.

– Принято.

– "Юстикатор" вызывает "Кросс Трайфорс". Эй, мироненавистная кляча, ты еще не струсил?

– Удивлен, что ты не убежал обнимать родную пробирку, отчаяние ходячее. – бодро ответил я.

– Пофиг вообще. Отчаянием я упиваюсь, мне это даже нравится, а ты только ходишь и хнычешь сам себе в жилетку. Вон, на груди у Сэа поплачь, ей понравится.

– Пошел ты. Меня не интересует, знаешь же.

– Это, типа, женоненавистник на проводе?

– Я такого не говорил. А ты, – да, ты! – давай-ка подготавливай свою сраку. – в подтверждение моих слов я ударил кулаком "Кросс Трайфорса" об ладонь, уже встав во весь рост.

– Внимание, мальчики! Лелуш, Лейдзи! – раздался по параллельному каналу голос заместительницы Синдзи, Юки Утады. Заместительница, она же одновременно помощница, любовница, страсть всей жизни и правая рука самого младшего Синамуры стояла на трибуне, заботливо отгороженной от плаца двадцатиметровым прозрачным барьером из алмазоплетенного стекла, приложив палец к ушку: – Давайте, у нас мало времени! Оружие к бою и вперед!

– Есь, миледи! – молодцевато рявкнул я в микрофон. Рука "Кросс Трайфорса" сняла, почти сорвала, с пояса тренировочный муляж теплового меча-бастарда. – К бою готов!

– Служу "Синамуре", и катись оно все к черту! – "Юстикатор", массивный канонирский эш-ка класса "Хинду", снял с пояса тренировочный дао[25] и сделал пару пробных замахов, корректируя длину противовесов. – Мой меч – голова вражескому эш-ка с плеч! К бою готов!

– Готовы? Тогда давайте, начинайте! – Юки несерьезно запрыгала на трибуне и замахала в воздухе свободной рукой. Стоявший на почтительной дистанции от нее Кимэра сгреб лицо пятерней. – Ан гард, бокс, не знаю как оно там!

– Пойдет и так! – выкрикнул Лейдзи. Его эш-ка сделал шаг вперед, а затем еще один, набирая скорость. – Ну, держись!

Набирающий скорость «Хинду»-класс, достаточно скоростной для других канонирских эш-ка, занес дао над головой в длинном замахе.

– Мой клинок – Клинок Правосудия! Клинок, который поражает и рассекает зло!! – продолжал комично надсаживаться Второй. Это было нашим с ним небольшим ритуалом.

– Твоя зубочистка даже автомобиль не проткнула бы, а если бы и проткнула, – я встал в боевую стойку, отведя меч в сторону для рубящего удара, – то она все равно не устояла бы перед моей техникой!

– Довольно! Клинок Правосудия – Первый Приговор!! – дико завопил Лейдзи по шипящей рации, резко опуская дао вниз.

– Пылающий Меч Мизантропии, в атаку!! Поверги противника пламенем концентрированой ненависти!! – в тон ему отрывисто выкрикнул я и повел свой меч обратно.

Два нанофибростальных муляжа столкнулись друг с другом. Я чуть было не полетел оземь, но еле-еле устоял, уперевшись одной рукой об землю. Рука, да и вся несущая конструкция «Кросс Трайфорса» скрипела под натиском восьмидесятитонного «Юстикатора».

– Эй, мужик, что это нахер за Пылающий Меч Мизантропии? – Лейдзи даже не думал ослаблять своего натиска.

– А чего тебе не нравиться-то? Буква и дух ритуала соблюдены, так что сиди и не чирикай! – ответил я.

В следующий момент я отдернул руку, которой опирался, сжал в кулак и заехал ею по похожему на капюшон шлему «Юстикатора».

– Затмевающий Взор Оглушающий Кулак!! – рявкнул я и нанес еще один удар, теперь уже мечом. – Стабилизировать положение!

– Принято. – ИИ сам, предоставив мне колбасить(по-другому и не назовешь) горемычный "Хинду"-класс муляжом меча, вернул "Кросс Трайфорс" в прежнее положение.

– Один-один! – я отступил на три шага и отвел меч назад. Если бы лицо "Юстикатора" что-то выражало, то оно выглядело бы озадаченно. – Ударь меня, если сможешь!

– Легко! – "Юстикатор" вновь размахнулся и пошел на меня; я попятился назад. – Итак, кхм-кхм, твои умения довольно неплохи… Но тем не менее!..

Дао опять понесся вниз, намереваясь опуститься на мою кабину.

– Клинок Правосудия – Второй Приговор!!

– Бакенбарды сбрей! – парировал я, отводя дао в сторону и нанося другой удар, метя в лицо сопернику. – Пылающий Меч Мизантропии, вперед!!!

Второй успел парировать удар, и схватка продолжилась. Снаружи, что характерно, наших воплей слышно не было, и все выглядело довольно обычно: спарринг двух эш-ка как он есть, разве что рубятся роботы и их операторы пожестче, чем принято. Натужно гудели реакторы, жужжали сервомоторы, грохотал металл, ударявшийся об металл, звенели пластины юбок и наплечников, во все стороны летели искры и поднималась пыль, хотя покрытию плаца было хоть бы хны.

Прислушаться только к радиопереговорам – и вся чинность-мирность исчезала сама по себе. Два взрослых мужика, уподобившись героям третьесортного аниме про гигантских роботов, самозабвенно дубасили вполне настоящих гигантских роботов друг друга, сопровождая каждый удар насквозь проштампованной и настолько же пронизанной идиотизмом фразой.

Да, Лейдзи очень любил аниме про роботов. Да, это была его идея. Да, мы сознательно занимались порчей корпоративного имущества, хотя и не совсем серьезной; на муляжах стояли фортирезиновые протекторы, так что вмятин на корпусах эш-ка не оставалось. Износ мышц, сервомоторов и вообще всей конструкции был проблемой, но тут уже ничего не поделаешь. Взыскать за выполнение, в общем-то, учебно-подготовительной программы? Да ради бога, мы с Лейдзи были бы и рады, но кроме пары совсем уж серьезных случаев никто с нас не взыскал, а Антонеску может и хмурился, но в конце концов махал рукой.

– Что хотите, то и делайте! – говорил он. – Начальство разрешило? Разрешило. Ну так и все тут. А остальное уже наши проблемы.

А тем временем, мой эш-ка оказался на спине. Второй, при всей показушности, да и при своей специализации как стрелка, мастерски владел холодным оружием – что верхом на эш-ка, что в пешем строю. И тяжеловесный канонирский «Хинду» с ним за штурвалом двигался с поразительной скоростью, хотя его движения все же не отличались изяществом. Зато они были эффективны, а за каждым ударом стоял реактор мощностью в 1024 киловатта, мощные мускулы из биополимеров[26] и прочные нанофибростальные кости. И вот – я не сумел удержать баланс после удара, пришедшегося в среднюю секцию торса, и «Кросс Трайфорс» обрушился на плац. Дао «Юстикатора» застыл в полуметре от люка кабины.

– Докладываю: коварный враг повержен, миледи! – отчитался Второй по внешней связи. – Ваши приказания?

Юки на трибуне зааплодировала.

– Все, брейк! Лейдзи, ты молодец! Хочешь, я тебя расцелую?

– Не, спасибо, а то Синдзи будет очень злиться. – отмахнулся тот. Дао вернулся на пояс, а Лейдзи протянул мне руку "Юстикатора": – Давай, бро, хватайся. Отделал тебя, как Микеланджело Сикстинскую Капеллу, как ты и просил.

– Молодец, хвалю. – я взялся за протянутую руку и вернул эш-ка в вертикальное положение. – Спасибо.

– Что бы ты без меня делал-то? – спросил он.

– Меньше смотрел бы мультиков, наверное. – констатировал я. После громких и драматических воплей, исполненных истинной мужественности и кипящей крови, у меня ощутимо болело горло.

Лейдзи вздохнул, наполнив рацию шипением.

– Заводи свой «Кросс Трайфорс» в ангар и пошли. Ты проставляешься.

Крыть это было особенно нечем.

***

Наноассемблер тихо жужжал в своем гнезде в стене, послушно собирая на молекулярном уровне два стакана кофе. Крошечный дисплей рядом с вставленной в паз карточкой свидетельствовал, что мой «абонемент на созидание» через два-три использования будет исчерпан. Наноассемблеры и нанорепликаторы, равно как и пользование ими, были обложены сотнями тысяч запретов и ограничений, за трудягами-наноботами велось наблюдение, чтобы они вдруг не собрали чего сверх положенного, а все с благой целью – не допустить переизбытка чего-либо. От страха перед серой слизью людей отучили, но возможность создавать что-либо в любых количествах(было бы сырье!) для экономики была поистине страшной.

Отсюда и запреты, ограничения, абонементы… логично.

Дверца наноассемблера поднялась вверх, и наружу выдвинулись два стакана с кофе, как и было заказано. Один я взял себе, а другой вручил Второму и присел рядом с ним на скамейку.

– Спасибо.

– Не за что, ты заслужил.

– Не снисходительствуй тут! – немедленно возопил Лейдзи, поспешно проглотив кофе и только потом завопив: – А-а-а-а! Сучье кофе!

– Обжегся? – желчно спросил я. – Ну так будет тебе уроком. Мементо мори, сиди и не чирикай, все такое.

Нерадивый братец что-то недовольно пробурчал, осторожными, но частыми глотками налегая на кофе. Я, хоть и размереннее, последовал его примеру.

Лейдзи Вольфр-Икаруга, созданный с нуля представитель выдуманного рода. Да какой там род, одна фамилия, и та придумывалась в расчете на красоту и переусложненность. За что он был прозван Вторым – я уже рассказывал. Мы с ним удивительно похожи, по крайней мере внешне, только у него волосы черные, а у меня – пепельно-серые. Но что касается исходного ДНК(носителя которого мы не знали и вряд ли узнаем), да и изначального набора модификаций к нему, а потом и улучшенных и доработанных органов, то тут мы были братьями во всех смыслах.

А вот по характеру и мировоззрению – не очень.

Там, где я мог только раз за разом проклинать злодейку-судьбу, но при этом все еще надеялся на какие-то перемены, Лейдзи уже давно отчаялся что-либо изменить и положил на все с пробором. Своей отчаянностью он упивался, как сам и говорил, и она без зазрения совести стала для него универсальным оправданием и индульгенцией.

Худший человек – человек отчаянный, а Второму было нечего уже терять. Он только рад был подвергать себя неоправданному риску и ставить собственную жизнь на кон, но должность огневой поддержки ему этого нечасто давала. И тем не менее, выход он себе нашел.

Оператор тяжеловесного канонирского эш-ка, он целиком посвятил себя такой сфере боевого искусства, как бой на мечах. Эш-ка и подкупали своей человечностью, вновь позволившей людям за их штурвалами сходиться друг с другом в поединках лицом к лицу, и это обстоятельство оживило полумертвое искусство фехтования. Эш-ка все еще носили, и будут продолжать носить, оружие дальнего боя, и с ним по долгу службы виртуозно обращался и Лейдзи. Но встречи операторов эш-ка на поле боя сводились к сражениям один-на-один, которые нередко доходили до контактного боя. И там уже шли в ход мечи, топоры, кистеня, шестоперы, пики, глефы, бердыши… назовите любой вид холодного оружия, и можете быть уверены, что инженеры-конструкторы эш-ка спроектировали их точные копии – только огромные, по пять метров в длину каждый, из нанофибростали, с мономолекулярной заточкой, со встроенными тепловыми лезвиями, ЭМИ-генераторами, вибрирующими клинками, встроенными автопушками и чем только еще можно.

Второй набросился на контактный бой, как государства мира на Америку во время их второй гражданской войны[27]. Загрузить программы боя в бортовой компьютер эш-ка и раздобыть подходящее оружие – это еще полбеды; без знания хотя бы основ боя оператор не сможет эффективно вести ближний бой. Не сумеет удержать машину в равновесии, вовремя блокировать удар и так далее. Нас обоих обучал фехтованию Аоки, слывший в прошлом если не мастером-мечником, то по крайней мере бойцом не последнего пошиба. И именную катану, которую ему разрешили носить после ухода с военной службы, он носил не для красоты.