Текст книги "Меч Севера"

Автор книги: Люк Скалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Одна за другой шлюхи, подцепившие клиентов, удалялись с ними попарно в задние комнаты. К блондинке никто не приближался. Коул нашел это странным с учетом ее очевидных достоинств, хотя, честно говоря, ни одна из этих женщин красотой не блистала.

– Извини, – сказал он, протянув руку, чтобы мягко убрать женщину с дороги, но именно в это мгновение она повернулась, чтобы сказать что–то другой шлюхе, и его рука ненароком наткнулась на ее грудь.

Блондинка сердитым шлепком отбила его руку.

– Сначала заплати, чертово животное! – рявкнула она. Внезапная перемена в ее поведении поразила Коула даже сквозь хмельной туман. – Дай серебряную монету, и оттянешься со мной. Вот и все, что ты получишь, я – не кусок мяса.

– У меня вообще нет денег, – сказал Коул. – Я просто хочу пойти отлить.

Лицо женщины исказилось от ярости.

– Ты уже попробовал товар, – прошипела она. – А теперь плати. Или я позабочусь, чтобы ты получил то же, что и Насмешник.

– Постой, это нечестно! – Коул опять бросил взгляд на свой стол в поисках поддержки.

Свистун, похоже, собирался что–то сказать, но затем опустил взгляд на кружку, которую Коул швырнул на пол, и нахмурился.

– Никто не трахает Корвака, – неожиданно сказал Эд.

– Ты чертовски прав, никто! – выпалила блондинка. Она протянула дрожащий палец к Коулу, надавив ему на нос. – И никто не трахает меня, не заплатив!

– Просто уберись с дороги, – сказал Коул, вконец разозлившись. Оттолкнув ее в сторону, он ринулся к двери. Перед тем как выйти, он обернулся, мелочное раздражение взяло в нем верх. – Платить тебе? – насмешливо изрек он. – Это тебе следует платить мне.

Юноша почувствовал легкий укол вины, увидев по ее лицу, как она возмущена и негодует. Но он устал. В Сонливии его ждала девушка мечты. Даже если бы у него была эта монета, будь он проклят, если бы проявил неуважение к самому себе или к Саше, уплатив проститутке с такой посредственной внешностью.

Ночной воздух оказался приятно свежим после душной жары таверны. То и дело спотыкаясь, Коул обходил таверну, пока не нашел место, куда падал свет из дома напротив. Затем он извлек свой член и, удовлетворенно вздохнув, принялся облегчаться.

Коул подумал о таинственном слепом незнакомце, который явился ему в ночлежке. Не было ли это галлюцинацией, последствием отравления ядом, который лишил его сознания на большую часть месяца и обесцветил кожу. Он так и не понял, как ему удалось выжить. Время от времени ему казалось, что он слышит карканье ворона, но это всегда было еле различимо, так что он не был в этом уверен.

– Вот он!

Этот торжествующий вопль раздался сзади, со стороны таверны. Коул повернулся и нечаянно обдал струей мочи троих мужчин, которые бежали прямо на него. Провозившись со своими штанами, он едва успел убрать свое мужское достоинство, как они налетели. Один из них ударил ему в голову, другой сделал подсечку. Юноша упал возле стены. Ему в грудь въехал сапог и прижал к земле.

– Призрак! – рявкнул Корвак.

– Ты знаешь этого гаденыша? – спросила та блондинка из таверны.

– Еще бы! Не так ли, сука? Сначала ты ставишь меня в неудобное положение перед моими людьми. Затем проявляешь неуважение к моей женщине. Что, она недостаточно хороша для тебя? Моя Голди не подошла могучему Призраку? Или, возможно, ты просто испугался, что не сможешь ее удовлетворить?

– Крошечная пипка, – усмехнулась Голди. – У него – крошечная пипка. Я ее только что видела. Он не настоящий мужчина. Не такой, как ты, милый.

Сердце Коула колотилось в груди. Из–за удара, который обрушил на него один из лакеев Корвака, и алкоголя, который бродил по его венам, у него кружилась голова, и он не мог толком соображать.

– Мы казним его так, как Насмешника? – с надеждой спросила Голди.

Корвак покачал головой.

– Это было бы слишком легко. А это дело – личное. – Он махнул рукой своим головорезам. – Разверните его. Держите за руки. Я сейчас покажу этой суке, что такое настоящий мужчина.

Коул отчаянно замахал руками, когда подручные Корвака схватили его за локти. Они больше и сильнее его. Он не смог вырваться из их железной хватки. Юноша почувствовал, как с него стянули штаны, и неожиданно желчь поднялась к горлу. Он слышал, как Корвак пристраивается к нему сзади.

– Ты не трахаешь Корвака, – прошипел предводитель Бешеных Псов. – Корвак трахает тебя.

Коул ждал, крепко закрыв глаза, стараясь не зарыдать. Он не доставит им такого удовлетворения.

Он ждал. Ждал того ужасного мгновения.

– Черт. Опять. Черт. Бесполезный кусок…

– Я могу помочь, милый, просто позволь мне разогреть тебя…

– Убирайся от него, грязная шлюха! Гэз, передай мне ту дубину, что ты держишь на поясе. Старую рукоятку кирки.

– Эту? Черт, босс. Я не хочу, чтобы ее засунули…

– Да мне насрать, что ты там хочешь! Этой суке нужно указать его место. А теперь заткни ему рот. Я не хочу, чтобы его вопли привлекли внимание. У нас только четверть склянки до комендантского часа.

Как оказалось, осталось значительно меньше. Всего лишь несколько минут. Но для Даваруса Коула они тянулись целую вечность.

ЛУЧШЕЕ МЕСТО

– Это… это больно?

Мать покачала головой, но беззвучно охнула, когда Илландрис нежно стерла мокрой тряпкой кровь с ее брови. Там уже стало припухать. Вскоре появится ужасный синяк, который ничем, не скрыть. Городские женщины примутся судачить: возможно, дескать, она это заслужила – чем–то, должно быть, разочаровала своего мужа. Илландрис однажды услышала нечаянно их разговоры, когда мать послала ее за рыбой на рынок. Они видели только твердо сжатые губы ее отца, знали о его добром имени, с которым он пришел из Западного предела.

Они не видели того мрака, который гнездился в нем с тех пор, как он вернулся с войны. Ярости, которую подпитывал алкоголь, – это она заставляла Илландрис прятаться в своей комнате, в то время как мать принимала на себя главную силу удара его демонов.

– Это всего лишь синяк. Тебе следует лечь в постель. На тот случай, если твой отец вернется.

– Жаль, что он не умер в Красной долине.

Илландрис перехватила руку матери, которая собиралась отвесить ей пощечину. От этого стало только хуже.

– Не смей, – прошептала мать. – Не смей так говорить.

Рука матери в ее собственной казалась маленькой и слабой.

Илландрис опустила взгляд на осколки глиняной посуды, разлетевшиеся по полу, и ее глаза неожиданно наполнились слезами.

– Прости, – сказала она.

Мать поколебалась, но затем обхватила ее руками и притянула к себе.

– Это не твоя вина, дорогая. Ты тут ни при чем.

– Я придумаю, как помочь нам, – прошептала Илландрис. – Я почти взрослая женщина. Я найду место, где мы сможем жить вдвоем, чтобы он больше не смог причинить тебе боль. Просто подожди, и увидишь.

Мать улыбнулась и нежно взяла ее за подбородок.

– Я в этом не сомневаюсь. Ты сильная, и красивая, и умная. Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что вышла замуж за твоего отца. Потому что без него у меня бы не было тебя.

– Ты будешь мной гордиться, – сказала Илландрис.

Она крепко обняла мать, так крепко, что услышала, как бьется ее сердце.

– Я уже горжусь тобой, детка, – ответила мать, нежно проведя пальцами по ее волосам.

Илландрис открыла глаза. Солнечный свет раннего утра пробивался сквозь трещины в крыше высоко над головой, окрашивая золотом танцующие меж толстых деревянных балок пылинки. С минуту она никак не могла сообразить, где находится. Девушка почувствовала, что кто–то тянет ее за волосы, и повернула голову, почти ожидая увидеть улыбку матери.

Вместо этого она уставилась в потное лицо мальчишки. Он неуверенно прищурился.

– Ринни велела разбудить тебя, – пробормотал он.

Поиграв с ее волосами еще немного, он вытер нос грязной рукой и сдержал зевок.

Илландрис села и огляделась по сторонам, неспешно знакомясь с окружающим. Она съежилась на полу литейной мастерской, в одном из многих складских помещений рядом с главной кузницей. Стояла удушающая жара, ее шаль взмокла от пота, а сухая кожа на щеке беспокоила больше обычного.

Она вспомнила, как проснулась ранним утром, охваченная ужасом и чувством одиночества. Ей показалось, что она услышала таинственный громкий удар, который донесся со стороны Великой Резиденции, – звук, похожий на раскат грома. Все еще в полусне она прошла короткое расстояние от своей хижины до гостеприимного света литейной мастерской и пристроилась среди городских сирот. Теперь на нее смотрели, широко раскрыв глаза, несколько детей с сонными лицами.

– Ринни? – медленно повторила Илландрис.

Мальчик кивнул.

– Она – с Йорном и чужаком со странными глазами. Железный человек тоже здесь!

«Железный человек?» Илландрис, пошатываясь, поднялась. Ощутив какое–то беспокойство, минутой позже она осознала, что ее тревожит отсутствие шума. Литейная мастерская неделями сотрясалась от грохота молотов по наковальням и визга кузнечных мехов. Теперь единственным звуком, который она слышала из–за толстых каменных стен, был рев горна.

Отряхнув одежду, она направилась к источнику жара, не обращая внимания на пот, струившийся по лицу и превративший ее черные волосы во влажную копну. Всего лишь два месяца назад одна только мысль о том, чтобы предстать перед людьми в таком виде, привела бы ее в ужас. С тех нор она узрела воочию, что такое истинный ужас, и это лишило ее мелочного тщеславия. Она стала совсем другой.

Приблизившись к двум огромным горнам, которые занимали основное место в кузнице, она замедлила шаг. Горны все так же ярко светились, но у наковален, на которых лежали сваленные в беспорядке молоты и клещи, никого не было. Очевидно, кузнецы оставили инструменты и в спешке покинули литейную. Все, кроме старого Браксуса, которому было поручено надзирать за бесконечным производством нового оружия, заказанного королем. Он сидел с утомленным видом перед левым горном.

С одной стороны от кузнеца стоял Йорн, с другой – северянин с налитыми кровью глазами, лицо которого показалось Илландрис знакомым. Третий королевский гвардеец, воин в доспехах, который принимал участие в умерщвлении чародеек из Черного предела, стоял лицом к Браксусу и, казалось, выражал ему свое недовольство. Коринна робко поджидала поблизости.

– Илландрис, – проворчал Йорн, заметив ее. – Войско Шамана идет на Сердечный Камень. Твои сестры собираются у северных ворот.

У Илландрис внезапно пересохло во рту.

– Шранри послала тебя за мной?

Йорн покачал головой и показал на Коринну.

– Девочка сказала мне, что ты здесь. Решил, что лучше сообщу тебе об этом. – На его лице, похоже, отразилась жалость.

– Спасибо, – проговорила, запинаясь, Илландрис.

Трудно даже представить, что сделает Шранри, опоздай она на этот раз. Девушка глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. «Шранри не имеет значения. Ничто теперь не имеет значения. Я сделала свой выбор. Скоро это закончится». Она надеялась, что у нее хватит мужества осуществить свой план.

Королевский гвардеец в латах поднял руку, чтобы вытереть пот с бровей, а затем, сложив руки на груди, сердито уставился на Браксуса. Эти движения сопровождались слабым бряцанием.

«Железный человек», – осознала Илландрис. Она никогда не видела, чтобы кто–то нацеплял на себя так много стали. Он был упакован с головы до ног.

– Видишь этот меч? – Гвардеец достал свой клинок и показал кузнецу. – Его выковал Дранте, лучший кузнец Тарбонна. Я выиграл его у одного из старых мастеров Круга десять лет назад. С этим оружием я сражался в дюжине войн по всем Раздробленным государствам. Этим оружием я убил сотню людей. – Воин похлопал по клинку и слегка повернул его, показывая безупречное лезвие в красном свете горна, падающем из–за спины. – Этот меч может пробить самую сильную броню. Баланс столь совершенен, что я мог бы поставить его острием вниз на ту наковальню и он не упал бы. Это – произведение искусства, созданное мастером своего дела. – Он вложил свое оружие в ножны и повернулся, чтобы достать что–то со стола позади себя. – Это, – сказал он, поднимая две половинки сломанного длинного меча, – дерьмо, высранное человеком, которого ни в малейшей степени не заботит судьба воина. Скажи мне, кузнец, что произойдет, когда мужчина попытается отразить удар стали экскрементами?

– Экскрементами? – повторил Браксус, его тяжелые брови в замешательстве сморщились.

Королевский гвардеец вздохнул.

– Дерьмом, Браксус. Экскременты означает дерьмо. Но позволь мне самому ответить на свой вопрос. Мужчина с дерьмом в руках умрет. Я знаю это, потому что не меньше семнадцати защитников города погибли в результате использования бракованной стали, которую ты им всучил. – Он отшвырнул сломанный меч. Клинок и эфес упали на землю со злым лязгом.

– Это не наша вина, – сказал Браксус, махнув мясистой рукой на груду мечей в углу кузницы. – Нам не хватает времени, чтобы закалить их как следует. Мы делаем все, что можем.

– Возможно, тебе следует найти мужчин себе в помощь. Мужчин вместо детей.

– Им больше некуда деваться, – возразил Браксус. – Сироты помогают нам, выполняя разные поручения, мы даем им поесть и место, чтобы спать. В этом нет ничего плохого. Мы проявляем к ним доброту.

Гвардеец показал на Коринну. В его глазах с набрякшими веками блеснуло горькое веселье.

– Старики и их доброта… Знаю, как это бывает. На какую только ложь не пойдет человек, чтобы оправдать скрытое в потайных закоулках души.

Лицо Браксуса вспыхнуло, и он шагнул к гвардейцу. Ему было за шестьдесят, но шея – как у быка, а руки могучие и мускулистые – всю жизнь он ковал железо.

– Что ты имеешь в виду?

Королевский гвардеец ухмыльнулся, и его взгляд остановился на Илландрис.

– Нетрудно понять, почему тебе нравятся такие молоденькие, Браксус. Только взгляни на эту. Ей всего лишь двадцать, а она годится уже только для пастбища. В Тарбонне женщина, которая не следила бы за собой и позволила себе так быстро опуститься, осталась бы без мужа: брак был бы расторгнут. Постыдись, женщина.

Илландрис словно иод дых врезали. Она подняла руку, смущенно пытаясь закрыть воспаленное красное пятно на щеке. В руках началась знакомая дрожь.

– У тебя есть то, что заказывал король? – спросил королевский гвардеец с налитыми кровью глазами.

У него был мягкий, бархатистый голос, на шее – цепочка с золотым ключом. Илландрис сосредоточилась на его лице, пытаясь припомнить, откуда она его знает. Все что угодно, лишь бы отвлечься от этой дрожи.

«Вулгрет, – осознала она. – Северянин, пропавший несколько месяцев назад, во время похода на Морозную Твердыню. Он исчез. Считался погибшим. Как он выжил? Почему он здесь?»

Браксус повернулся к нему и протянул крошечный кусок металла, гладкий и округлый, как ствол странного устройства, которое Вулгрет дал Кразке на холме за Сердечным Камнем. Вулгрет с минуту рассматривал его своими странными, налитыми кровью глазами, а затем опустил в сумку, висевшую на поясе.

Йорн откашлялся.

– Здесь у нас – все. Браксус, бери меч. Нам понадобятся у ворот все крепкие мужчины Сердечного Камня, когда придет Шаман. Мередит…

– Сэр Мередит, чертов дикарь! Меня посвятил в рыцари сам король Рэг!

Йорн заскрипел зубами, стараясь не взорваться.

– Мы сейчас – не в Низинах и в ответе только перед одним королем – Королем–Мясником. Человеком, которого мы поклялись защищать.

Сэр Мередит поморщился.

– Тебе не нужно напоминать мне об этом. – Развернувшись на каблуках, он вылетел из литейной.

Илландрис наблюдала за его шумным исходом, переминаясь с ноги на ногу, чтобы унять дрожь.

– Да что с ним такое? – спросил Браксус.

Йорн сплюнул.

– Он провел слишком много времени на юге. Набрался странных идей. Хотя с мечом весьма хорош.

Трое мужчин вышли, оставив Илландрис с Коринной и несколькими сиротами, которые отважились заглянуть в кузню.

– Ты в порядке? – тихо спросила Коринна, ее лицо выражало сострадание.

Илландрис неожиданно устыдилась своей слабости.

– Да, – солгала девушка. Она не была в порядке, хотелось сдаться и расплакаться, но ей нужно оказаться у северных ворот прежде, чем Шранри заметит ее отсутствие, в противном случае ее план рухнет.

Чья–то ручонка сжала ее руку. Опустив глаза, она увидела мальчика, который разбудил ее несколько минут назад. Он робко посмотрел на Илландрис.

– Мне не нравится железный человек. И северянин – тоже. У них противные глаза. Они не такие, как ты: ты красивая и добрая. И ты увела моих друзей в лучшее место. Я тоже хочу пойти туда. Можно?

Едва не разрыдавшись, Илландрис выбежала из мастерской.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД

– Я его чую. Словно мясо, которое слишком долго варилось в котле.

Покрытое морщинами лицо Мошки исказилось от отвращения. Мерцающие демоны – самые редкие из всех. Они очень коварные, могут ускользнуть от самых настойчивых преследователей. Этот демон заставил их гнаться за ним через полстраны, от глубоких долин Восточного предела до великих озер соседнего Озерного предела, а затем на юг – сюда, в Зеленый предел.

На сей раз Бродар Кейн не позволит этому демону уйти.

Трое мужчин пришпорили своих лошадей. Весна в Зеленом пределе являла великолепное зрелище. Мягко сменявшие друг друга холмы, покрытые изумрудной травой, были усеяны маленькими фермами, которые можно было наблюдать до самого горизонта. Именно эти фермы обеспечивали провизией центральную часть страны, когда суровые зимние месяцы превращали ее в белую пустыню. Жителей Зеленого предела часто высмеивали как людей кротких, более искусных в обращении с плугом, нежели с мечом, но на самом деле без них Договор, который действовал последние несколько столетий, ни за что не соблюдался бы так долго. Даже самые смиренные люди напали бы на своих соседей под угрозой надвигающегося голода.

Они неслись во весь опор мимо кукурузных полей, низких изгородей, окружавших грядки с овощами, которые в конце концов окажутся на столах в Сердечном Камне и Йарроу, и даже далеко на севере – в Листере, в Черном пределе. Люди с беспокойством наблюдали за тем, как они проезжали мимо.

У Хранителей редко возникал повод забираться так далеко на запад. Это могло означать лишь дурные вести.

Мошка остановил свою лошадь рядом с конем Кейна. Вероний оставил свой дом в горах, чтобы сопровождать их на этой охоте. Говорили, что ведуны обладают необыкновенным могуществом и проницательностью, за пределами понимания даже Шамана. Это – не магия, коей обладали чародейки, не искра силы, благодаря которой молодые мужчины выходили за пределы обыденного и, достигнув зрелости, принимали образ животных, нет, мудрецы с высокогорья, вероний, обладали связью с духами самой земли.

– Он близко, – прошипел Мошка.

Кейн нахмурился. Они – недалеко от Берегунда. Если демон доберется до столицы прежде, чем его настигнут, трудно даже представить себе, какое побоище он учинит. У воинов Зеленого предела нет опыта борьбы с демонами. Преграждать им путь, не давая выбраться из Приграничья, – обязанность Кейна и его братьев.

– Борун! – крикнул он. – Мы приближаемся.

Его друг повернулся в седле.

– Ты когда–нибудь сражался с мерцающим демоном, Кейн?

– Нет, не сражался. Но думаю, что знаю о них больше, чем другие.

Его руки крепче сжали поводья, он стиснул зубы. Кейн вспомнил вопль Даннарда. Он по–прежнему преследовал его во снах, даже после всех этих лет.

Началась неистовая скачка. Наконец они добрались до маленькой усадьбы рядом с полем, выделенным под пастбище. Кейн сразу заметил, что здесь что–то не так. Поле было покрыто шерстью, здоровенными комьями, словно овцы, которые паслись на этой земле, каким–то образом сбросили шкуры и удрали. Когда всадники подъехали ближе, Кейн увидел, что эта шерсть осталась на коже животных, а та – содрана с костей. Туш животных не было видно.

И вот тут раздался ужасный жалобный вой, который перекрыл ржание лошадей. Он донесся со стороны загона, находившегося возле жилого дома. Кейн повернулся, и его чуть не вывернуло от того зрелища, что предстало его глазам.

Это был пастуший пес – или, по крайней мере, то, что осталось от животного. Задние ноги ниже колен оторваны, морда – жутко изувечена, один глаз свисал из глазницы, а второй – вращался в бессмысленном ужасе. Пес пытался уползти от загона, отчаянно стремясь убраться подальше от того, что находилось внутри. Его разум еще не осознал того, что он, в сущности, уже мертв.

Трое мужчин соскользнули со своих лошадей. Мошка, прихрамывая, подошел к собаке и опустился на колени. Прошептав в утешение несколько слов, старик взял пса за горло. Тот перестал выть и через мгновение застыл. Вероний нежно опустил мертвое животное на траву. Затем он поднялся и отряхнул свое оборванное одеяние, костяные браслеты на его запястьях выстукивали при этом зловещую мелодию под послеполуденным солнцем.

– Демон – в загоне.

Кейн кивнул и вытащил меч.

– Мы оттащим его голову в Цитадель, – прорычал Борун. – Преподнесем старому Калгару как подарок по случаю отставки. А может, Оргрим водрузит ее на стену в зал приемов Командующего, когда вступит в должность.

Хранитель–стажер поднял свой большой боевой топор и взмахнул им. За последние пару лет он стремительно вырос, вымахал, как сорняк. Он был так же высок, как Кейн, и сильнее многих воинов на десяток лет старше его.

– Ты еще не Хранитель. Оставь это мне.

Борун фыркнул.

– А шесть лет разведчиком – это вообще не в счет? Я на равных с любым в Сторожевой Цитадели, кроме тебя, Кейн. Позволь мне помочь убить этого ублюдка.

– Я сказал – нет, брат.

Лицо Боруна вспыхнуло от ярости.

– Зачем тогда брать меня с собой? Я привел тебя сюда. А ты велишь мне стоять и смотреть, как один пойдешь на него? Или ты вот чего хочешь: чтоб о тебе говорили – Великий Бродар Кейн. Первый за пятьдесят лет Хранитель, который в одиночку убил мерцающего демона. Вот дело в чем? В твоей славе?

– Я не делаю этого сам, Борун. У меня есть Мошка.

Дверь фермерского дома, скрипнув, отворилась, и оттуда выглянуло женское лицо. Кейн увидел мельком изумительные серо–стальные глаза, округлившиеся от ужаса. Приложив палец к губам, он другой рукой показал девушке, что ей нужно вернуться в дом.

– Охраняй ту дверь, – сказал он Боруну. – На худой конец, оттянешь время, чтобы те, кто внутри, смогли удрать.

Юный Хранитель–стажер так и остался недовольным, но повернулся и, подойдя к фермерскому дому, встал перед входной дверью.

– Мошка. Думаю, пора, – сказал Кейн.

Вероний, откинув назад голову, начал нараспев произносить слова, которых Кейн не понимал. Глаза старика закатились, так что остались видны только белки. Всклокоченные седые волосы, окружившие лысую макушку, сами по себе поднялись и образовали вокруг его головы дымчатый нимб.

Через минуту земля под загоном задрожала, а затем затряслась, словно по ней снизу било кулаком какое–то злобное божество. На Кейна накатила волна демонического ужаса, но теперь он был знаком с этим ощущением; в нем больше не было той неукротимой мощи, что угрожала лишить его смелости в первые годы в Приграничье.

Овечий загон неистово затрясся. Откуда–то изнутри донесся вой демона, и этот звук, пронзив минувшие годы, разворошил тлеющие угольки его памяти.

Кейн как будто вновь оказался в Речном Доле: в ушах стоят вопли брата, по щекам катятся слезы, он слишком напуган, чтобы вернуться и помочь. Он всегда был старшим братом, к которому Даннард мог обратиться, когда его задразнивали другие мальчишки за то, что он слишком мягкий и робкий. Они оставили его в покое, когда старший брат Даннарда поговорил с ними. Бродар Кейн убил человека, когда ему было восемь. Он ничего не боялся.

По крайней мере, они так думали по своей детской наивности. Как оказалось, в ночь, когда демон опустошил Речной Дол, большой брат Даннарда обделался и спрятался в канаве, где рыдал, распухнув от слез.

Демон снова завыл. Кейн принял этот ужас, как его учили в Сторожевой Цитадели, обратил его в холодную ярость и сделал из нее щит. Воздев свой длинный меч, Бродар зашагал к загону. Он не может изменить прошлое… но отомстит за Даннарда, и отца, и за всю деревню.

Перед ним возникла какая–то рябь, будто завибрировал летним утром после бури горячий воздух. Мгновением позже появился мерцающий демон, материализовавшись из пустоты, словно отдернули невидимый занавес.

Он смахивал на очень поджарого горного кота, не считая того, что мех у него был темно–пурпурного цвета. На его кошачьей морде торчал единственный глаз. Пасть демона внезапно разверзлась, открыв взгляду зазубренные клыки, явно слишком длинные для того, чтобы в ней целиком уместиться. Мерцающие демоны принадлежали этому миру даже в меньшей степени, чем другие монстры из их племени, и не подчинялись законам природы, обязательным и для людей, и для животных.

Язык демона, обоюдоострый, как стальной клинок, которому нипочем ни сухожилия, ни кости, медленно вывернулся из его пасти. С клыков капала кровавая слюна.

– Мошка, давай! – проревел Кейн.

В ответ вероний сжал руку в кулак.

Земля под демоном словно взорвалась. Гигантские пальцы, образовавшиеся из грязи и камня, сомкнулись вокруг монстра, крепко сжав его. Демоны могли незначительным усилием сбрасывать с себя сталь и в большинстве случаев оковы магии, но мудрецы высокогорья, друиды, или ведуны, или как там еще называли их люди, полагались не на магию, но на духов земли, неба и моря. Позже Мошка расплатится за их помощь, но сейчас демон оказался в ловушке.

Бросившись на демона, Кейн обрушил на его мечущуюся голову свой длинный меч. Череп монстра выдержал первый удар, после второго раздался резкий треск. Из трещины в черепе запузырилась черная кровь, но потребовалось еще несколько секунд работы мечом, прежде чем голова демона раскололась надвое и чудовище застыло без движения.

Огромный кулак неожиданно исчез в земле, утащив с собой поверженного демона. Когда пыль окончательно осела, на этом месте остался лишь здоровенный земляной холм.

Кейн бросил взгляд на Мошку, который, похоже, вот–вот рухнет наземь от изнеможения. Древний вероний оказал Хранителям большую услугу, согласившись сопровождать их так далеко на запад – в этом возрасте тело друида могло не выдержать той цены, которой требовали от него духи.

– Кейн! Загон! – Это голос Боруна, полный тревоги.

Бродар посмотрел на ограждение. Оттуда появлялось нечто темное, напоминавшее кота и покрытое кровью. Еще один мерцающий демон.

Он выбрался из загона, его единственный глаз безотрывно смотрел на Мошку. На секунду демон замер, а затем его огромное око со щелчком закрылось.

Мгновением позже демон оказался на полпути к старику.

Кейн предупреждающе крикнул, и Мошка поднял голову. Демон снова моргнул и моментально оказался рядом с ним, его язык–бритва вылетел из пасти, чтобы раскроить череп друида. Одежды Мошки распались надвое, как половинки расколотой скорлупы ореха, но человек, на котором они были, каким–то образом исчез. Изодранную одежду отнесло в сторону, а демон продолжал тыкать языком в землю в поисках своей добычи. Затем он закашлялся, издавая жуткие скрежещущие звуки, и выблевал целого барана, без шкуры и наполовину переваренного.

Улучив момент, Борун бросился к демону, высоко подняв топор.

– Нет! – крикнул Кейн, но было уже поздно.

Хранитель–стажер стал спотыкаться – им овладевал демонический страх. В конце концов он упал на колени, топор вывалился из его трясущихся рук, и он всхлипнул. Еще несколько секунд, и мерцающий демон заметит его.

Кейн исступленно озирался по сторонам. Рядом на траве валялся брошенный пастухом посох. Бродар подобрал его и сосредоточился на демоне, пытаясь определить расстояние между ними. По его прикидкам – ярдов сорок. А сколько мог покрыть мерцающий демон одним прыжком? Тридцать, решил Кейн, судя по скорости, с которой монстр приблизился к Мошке.

Он отступил назад, считая шаги, и, дойдя до нужного по его расчетам места, стал кричать демону, пытаясь привлечь его внимание. На мгновение взгляд чудовища упал на Боруна, и сердце Кейна ушло в пятки. Затем голова демона повернулась в его сторону. Одинокий глаз уставился на него. А потом вновь закрылся.

Демон появился опять именно в том месте, где рассчитывал увидеть его Кейн.

Бродар замер. «Жди его глаза… Жди его глаза…»

В левой руке он держал посох, подняв его и направив чуть вниз. Правой сжимал меч.

Глаз демона снова закрылся. Кейн отступил на два шага назад.

А затем он бросился вперед, направив посох вниз, как только голова демона стала появляться в воздухе прямо перед ним. Поймав крюком посоха шею демона, Бродар резко потянул его вниз, а второй рукой всадил меч в глазеющее на него око демона.

– Это – за Даннарда, – сурово изрек он, когда демон затрясся в конвульсиях, фонтанируя кровью.

Вытерев кровь с клинка, Кейн подошел к Боруну. Юный воин, пошатываясь, поднялся на ноги и уставился со стыда в землю.

– Брат. – Кейн положил руку на плечо Боруна. – Ты сделал больше, чем кто бы то ни было, не имея должной подготовки. Когда я впервые встретился с мерцающим демоном, то просто обделался. В следующий раз ты будешь готов.

Откуда–то сзади долетел звук – тихое хрипение Мошки. Вероний был наг, как в тот день, когда появился на свет, его вялая серая плоть висела на костях, которые, похоже, вот–вот проткнут кожу. Он выглядел еще более хрупким, чем обычно, – казалось, друид сломается при легчайшем прикосновении. Мошка попытался заговорить, по издал лишь едва слышный хрип. По его подбородку стекала тонкая струйка крови.

Сняв плащ, Кейн укрыл им плечи старика и плотно завязал, чтобы прикрыть его мужское достоинство.

– Борун, сходи–ка за хозяином дома. Скажи, чтобы принесли чистую одежду.

Через несколько минут за Боруном вышли из дома три женщины. Самая юная из них несла штаны и шерстяную блузу. На их лицах отразился ужас при виде следов бойни, которая произошла на поле. После нескольких мгновений гробовой тишины заговорила старшая.

– Меня зовут Леллана, – сказала она. – Мы убежали в дом, когда услышали вой. Вы… вы – Хранители?

– Да, это так. Мне жаль, что мы не добрались сюда достаточно быстро, чтобы спасти ваше стадо.

Женщина покачала головой.

– Пусть уж лучше бараны, чем моя сестра или кузина. Отец хотел бы пригласить вас на обед. Он сожалеет, что не смог выйти сам, он болен и прикован к постели.

Самая юная, почти еще девочка, протянула одежду Мошке. Старик не шевельнулся, и Кейн сам взял вещи из ее рук. Встретившись с ней взглядом, он поразился красоте ее глаз. Они были серебристо–серыми, как поверхность озера в солнечном свете раннего утра. Девочка опустила взгляд, и на ее лицо легла тень тревоги.

– Ты ранен, – сказала она, указывая на его ногу. Та кровоточила над голенью, где его, должно быть, достал язык демона. – Я могу перевязать ее, – добавила она робко.

– Это всего лишь царапина, – ответил Кейн, хотя теперь, после ее замечания, рана стала неимоверно саднить.