Текст книги "Сильвия и Бруно. Окончание истории"

Автор книги: Льюис Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА XXV. Снова вместе

Что ни миг, стук делался всё сильнее, и наконец где-то рядом с нами распахнулась дверь.

– Вы ведь сказали «Войдите!», сударь? – робко спросила моя хозяйка.

– Да, да, войдите! – отозвался я. – В чём дело?

– Вам тут принесли записку, сударь, – посыльный нашего булочника. Он сказал, что заходил в Усадьбу, и они попросили его сделать крюк и передать для вас записку.

Записка содержала всего пять слов: «Пожалуйста, сразу же приходите. Мюриел».

Я похолодел от безотчётного страха. Наверно, что-то с графом. Может быть, он при смерти? Я торопливо стал собираться.

– Надеюсь, сударь, не слишком плохие новости? – спросила хозяйка, когда я уходил. – Мальчонка сказал, вроде бы кто-то нежданно приехал...

– Надеюсь, что так! – ответил я на ходу. Но надежда не могла изгнать из сердца страха; правда, войдя в дом, я немного успокоился, увидев у входа чемоданы, подписанные буквами «Э.Л.»

«Всего-то Эрик Линдон! – подумал я с немалым облегчением, но частично и с раздражением. – С этой причины вовсе не стоило за мной посылать».

Леди Мюриел встретила меня в прихожей. Глаза её блестели, но в них читалась скорее радость, чем горе.

– А у меня для вас сюрприз! – шёпотом сообщила она.

– Эрик Линдон, что ли, вернулся? – спросил я, тщетно пытаясь скрыть прозвучавшую в голосе невольную горечь. – «От поминок холодное пошло на брачный стол» [82]82
  «Гамлет», акт I, сцена 2. (Пер. М. Лозинского.)


[Закрыть], – вырвалась у меня цитата. Как жестоко я в ней ошибся!

– Нет, нет! – торопливо заговорила она. – То есть да, Эрик здесь. Но... – её голос дрогнул, – но здесь и другой!

Не задавая других вопросов, я последовал за ней в комнаты. Там на кровати лежал он – бледный и изможденный, тень самого себя, – мой живой друг, вернувшийся с того света!

– Артур! – воскликнул я. И не смог больше ничего сказать.

– Да, дружище, вернулся, как видишь! – пробормотал лежащий и улыбнулся, когда я схватил его руку. – Он, – (то есть Эрик, стоявший рядом), – спас меня по-настоящему – он привёз сюда. Ну и Бог, и Его мы тоже поблагодарим, жена моя Мюриел!

Я молча пожал руку Эрику, а потом графу, и мы, не сговариваясь, отошли в дальний конец комнаты, где могли бы говорить, не беспокоя больного, который лежал, тихий и счастливый, держа руку жены в своей руке, и глядел на неё глазами, светившимися ярким и ровным светом Любви.

– До сегодняшнего дня он находился в бреду, – объяснил Эрик, понизив голос, – и даже сегодня он пару раз начинал заговариваться. Но её присутствие вдохнуло в него новую жизнь.

Затем он принялся рассказывать нам этаким беззаботным тоном – я помнил, что он всегда избегал проявлять свои чувства, – как он настоял на том, чтобы вернуться в поражённый чумой городок и забрать человека, которого врач оставил там как умирающего, но который мог бы, по его убеждению, ещё выкарабкаться, если бы оказался в госпитале; как он не увидел ничего в изнурённых чертах, что хоть отдалённо напоминало бы Артура, и признал его лишь месяц спустя, вновь посетив госпиталь; как врач запретил ему делиться с кем бы то ни было своим открытием, утверждая, что любое потрясение для перенапряжённого мозга способно немедленно убить больного; как он остался при госпитале и ухаживал за больным день и ночь – и всё это Эрик поведал с деланным безразличием, словно всего-навсего передавал друзьям банальнейшие подробности случайного знакомства!

«А ведь это был его соперник! – подумал я. – Человек, завладевший сердцем его любимой девушки!»

– Солнце садится, – сказала леди Мюриел, встав и подходя к раскрытому окну. – Только посмотрите на закат! Какие прекрасные малиновые тона! Завтра нас ожидает великолепный день...

Мы пересекли комнату и столпились у окна, переговариваясь пониженными голосами в сгущающихся сумерках, когда внезапно раздался голос больного, только слишком слабый, чтобы мы могли разобрать слова.

– Он снова бредит, – прошептала леди Мюриел и вернулась к его постели. Мы тоже подошли поближе, но то, что мы услышали, не было бессвязностью горячечного больного. «Что воздам Господу, – произносили дрожащие уста, – за все благодеяния Его ко мне? Чашу спасения приму я и имя Господне призову… призову…» [83]83
  Псалом 115.


[Закрыть] – Но здесь ослабленная память отказалась служить лежавшему, и его голос смолк в тишине. Леди Мюриел опустилась на колени и обвила свою руку вокруг вяло лежащей руки мужа, нежно поцеловав его тонкую бледную ладонь. Минута показалась мне удобной, чтобы ускользнуть, не заставляя её отвлекаться на церемонию прощания, и коротко кивнув графу и Эрику, я тихонько вышел из комнаты. Эрик проводил меня вниз, и мы вместе вышли в ночь.

– Это Жизнь или Смерть? – спросил я его, как только мы достаточно отошли от дома, чтобы говорить не понижая голоса.

– Это Жизнь! – ответил он с несвойственным ему ударением. – Все врачи совершенно согласны друг с другом на этот счёт. Всё, что ему сейчас требуется, сказали они, так это отдых, полный покой и хороший уход. Ну здесь-то он будет обеспечен и отдыхом, и покоем, а что до ухода, гм! Я полагаю возможным… – он изо всех сил постарался придать игривость своему задрожавшему голосу, – ...просто королевский уход для него – на этой новой квартире!

– Я тоже так думаю, – ответил я. – Очень рад, что вы проводили меня, и я это от вас услышал! – И, полагая, что Эрик сказал всё, что имел мне сказать, я протянул руку, чтобы пожелать ему доброй ночи. Он с чувством пожал её и добавил, несколько пряча лицо:

– Кстати говоря, ещё одно мне следует сказать, и мне кажется, вам будет приятно узнать, что… что у меня теперь… иной образ мыслей, чем когда мы виделись с вами в прошлый раз. Это не значит… что я способен принять христианскую веру – по крайней мере, не сейчас. Но произошедшее необыкновенно. Она ведь молилась, знаете ли. И я молился. И… и… – Его голос дрогнул, так что заключительные слова я смог лишь угадать, – есть Бог, отвечающий на молитвы! Теперь мне это точно известно. – Эрик вновь тряхнул мне руку и внезапно пошёл прочь. Никогда ранее не видел я его столь глубоко взволнованным.

В сгущающемся мраке я медленно пошёл домой, охваченный бурным водоворотом радостных мыслей; моё сердце было переполнено и, казалось, вот-вот с весельем и благодарностью вырвется наружу: ведь всё то, чего я так страстно желал и о чём молился, теперь свершилось. И хоть я горько упрекал себя за недостойное подозрение, на один миг затаившееся у меня против преданной леди Мюриел, я утешался тем, что оно оказалось мимолётным.

Сам Бруно не мог бы живее взлететь по лестнице, чем я проделал это в кромешном мраке, не озаботившись зажечь свет при входе; впрочем, я отлично помнил, что оставил у себя наверху зажжённую лампу.

Но комната, в которую я ворвался, была освещена отнюдь не обычным светом от лампы. Во мне сразу же пробудилось незнакомое, новое, нездешнее чувство какого-то едва уловимого волшебства. Свет, богаче и золотистее того, который давала моя лампа, заполнял комнату, изливаясь сквозь окно, которое я почему-то никогда раньше здесь не замечал, и высвечивал группу из трёх призрачных фигур, которые что ни миг, то делались всё более отчётливыми – величественный старик в королевской мантии, откинувшийся в кресле-качалке, и двое детишек, девочка и мальчик, стоящие по обе стороны.

– Твой Медальон всё ещё с тобой, доченька? – спросил старый Король.

– Да! – с необычным для неё жаром ответила Сильвия. – Неужто ты думаешь, что я способна потерять его или забыть о нём! – Говоря это, она сняла с шеи цепочку и положила Медальон на ладонь своему отцу.

Бруно с восхищением смотрел на него.

– Так сияет! – сказал он. – Как маленькая красная звёздочка! Можно мне взять его в руки?

Сильвия кивнула; Бруно взял Медальон, отнёс к окну и подержал в вытянутой руке на фоне неба, чья темнеющая синева уже искрилась звёздами. Потом он возбуждённо побежал назад.

– Сильвия! Погляди-ка! Сквозь него можно смотреть! И он ни капельки не красный – он же голубой! И слова на нём стали другими! Взгляни сама!

Сильвия тоже разволновалась, и двое детишек принялись внимательно разглядывать Медальон, держа его на свету и вслух читая буквы.

– Так это же тот другой Медальон! – воскликнул Бруно. – Помнишь, Сильвия? Который ты не выбрала!

Сильвия с озадаченным видом взяла у него Медальон и повертела его перед глазами.

– Он голубой... с одной стороны, – тихо произнесла она. – А с другой стороны он красный! Словно их здесь сразу два... Отец! – внезапно воскликнула она, вновь кладя Медальон ему на ладонь. – Мне кажется, что Медальон и тогда был всего один!

– Значит, это ты выбрала, сама от себя, – поразмыслив, объявил Бруно. – Папа, а Сильвия может выбирать вещи от себя?

– Правильно, девочка моя, – ответил Король, обращаясь к дочери и пропуская мимо ушей затруднительный вопрос Бруно. – Камень был один и тот же, но ты правильно его тогда выбрала. – И он снова закрепил цепочку на Сильвиной шее.

– Сильвия любит всех – Все любят Сильвию, – пробормотал Бруно, становясь на цыпочки, чтобы ещё раз взглянуть на «маленькую красную звёздочку». – Когда смотришь на неё, она красная и слепит, как солнце, а когда смотришь сквозь неё, она голубая и спокойная, как небо!

– Как небо, где живёт Боженька, – мечтательно проговорила Сильвия.

– Где живёт Боженька… – повторил мальчик, подойдя к Сильвии и встав рядом с ней, спокойно глядящей в ночь. – Скажи, Сильвия, что делает небо таким голубым и прекрасным?

Сильвины губы задвигались, готовясь что-то произнести, но голос зазвучал слабо-слабо и словно издалека. Видение исчезало, как я в него ни всматривался, но на один ошеломляющий миг мне показалось, что не Сильвия, но ангел глядит этими доверчивыми карими глазами, и голос, принадлежащий ангелу, произносит губами Сильвии:

«Это Любовь».