Текст книги "Сильвия и Бруно. Окончание истории"

Автор книги: Льюис Кэрролл

ГЛАВА XXIII. Поросячий Визг

К этому времени все уже насытились, и даже Бруно, когда Профессор предложил ему четвёртый кусок сливового пудинга, имел мужество заявить:

– Мне кажется, трёх порций вполне достаточно.

Профессор вдруг подскочил, как будто его ударило током.

– Вот разиня! Совсем забыл о главнейшей части нашей программы! Второй Профессор обещал исполнить перед нами Историю о Поросёнке – иначе говоря, свой знаменитый «Поросячий Визг»! Вначале там идут Вступительные Куплеты, – добавил он, – и в конце тоже.

– Разве Вступительные Куплеты бывают в конце? – поинтересовалась Сильвия.

– Вы сами скоро убедитесь, – ответил Профессор. – Не помню точно, но мне кажется, что они ещё и в середине есть. – Тут он поднялся из-за стола, и в Пиршественном Зале моментально воцарилась тишина – все подумали, что он собирается произнести речь.

– Господа! – начал Профессор. – Второй Профессор любезно согласился исполнить перед нами одно Стихотворение. Оно называется «Поросячий Визг». До этого дня он ещё ни разу не исполнял этого стихотворения. – Гости оживлённо зашевелились. – И никогда больше не будет его исполнять! – с ударением добавил Профессор. Эти слова вызвали всеобщий восторг, и отовсюду раздались неистовые аплодисменты. Сам Профессор до того распалился, что влез на стол, чтобы возглавить овацию: он принялся дирижировать обеими руками, держа в одной свои очки, а в другой – ложку.

Тут Второй Профессор поднялся из-за стола и начал.

 
«Птички-невелички,
Братья и сестрички,
Ждут во хвое, ждут во мху, —
Обещали им уху.
Поясняю: есть для вас
У меня один рассказ.
 
 
Птички-невелички
У одной лисички
Обучались ровно год
Улыбаться в полный рот.
Поясняю: путь такой —
Выгнуть книзу рот дугой.
 
 
Птички-невелички
Заплели косички.
„Разве их не красит хвост?“ —
Зададите вы вопрос.
Поясняю: им хвосты
Служат не для красоты.
 
 
Птички-невелички,
Сидя у водички,
Ловят мошек, ловят мух,
И зевают во весь дух.
Поясняю: в этот раз
Начинаю свой рассказ.
 
 
У колонки день и ночку
Молодое Порося
Всё сидело в одиночку,
Громким криком голося.
 
 
Этот славный Поросёнок
Как никто и никогда
Был визглив, а также звонок,
И сильна его беда.
 
 
Из другого, верно, края
Мимо шёл Верблюд с горбом.
„Что болит? Беда какая,
Иль тоскуешь ты о ком?“
 
 
„Я не болен, не тоскую, —
Отвечает Порося, —
Только прыгать не могу я,
Вот и песня вся!“
 
 
Оглядел Верблюд сердито
Ряшку, спинку, и бока.
„Ты, наверно, от корыта
Не отводишь пятачка.
 
 
У тебя бока что бочки,
Широка твоя спина,
У тебя не щёки – кочки;
Тут диета, брат, нужна.
 
 
Или вот что: видишь, милый:
Две сосны бросают тень?
Топать, верно, за три мили,
К ним отсюда. Дважды в день
 
 
Дуй туда – и жди прогресса
Не ревя, не голося;
Расстаешься с лишним весом —
Тут и песня вся!“
 
 
Он ушёл – ни толст, ни тонок,
Жвачку жёсткую жуя.
Вновь забился Поросёнок,
Слёзы горькие лия.
 
 
И украдкою в сторонке
Над свинячьею бедой
Даже столб водоколонки
Плакал ржавою водой.
 
 
Лягушонок мимо прыгал —
Мутный глаз, широкий рот.
„О, Свинья! Скажи мне мигом,
Что тебя сейчас гнетёт?“
 
 
Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,
Отвечает Порося:
„Не могу я прыгать, Жаба,
Вот и песня вся!“
 
 
Усмехнулся Лягушонок,
В грудь ударил кулаком:
„О, Свинья! Да я с пелёнок
С той наукою знаком!
 
 
Этот дар у нас с рожденья —
Не хвалюсь и не шучу:
Мигом за вознагражденье
Ловко прыгать научу!
 
 
Хоть побьешься от падений,
Заполучишь синяки,
Но зато без затруднений
Переймёшь мои прыжки.
 
 
Десять футов – не высотка, —
Убеждал он Порося. —
Объясню методу чётко —
Тут и песня вся!“
 
 
„О, геройская Лягушка! —
Порося в ответ кричит.
Попроси, что хочешь, душка,
И скорей меня учи!
 
 
Облегчи мои страданья,
Помоги моим ногам,
Воплоти мои мечтанья,
Обучи меня прыжкам!“
 
 
„Я хочу одну котлетку,
Ту колонку я хочу,
Ты добавь ещё креветку,
И смотри, как я скачу!“
 
 
Подогнул малыш коленки,
Крепко в землю уперся,
Прыг! – и плюх! на четвереньки —
Вот и песня вся!
 
 
Встал на ножки и к колонке
Поросёнок подбежал.
„Перепрыгну, спорим!“ – звонко
На ходу он завизжал.
 
 
Он вознёсся как комета,
Рухнул наземь как мешок;
„Крак!“ – сказало что-то где-то...
Был последним тот прыжок».
 

Напевая эти куплеты, Второй Профессор прошествовал вдоль всего стола к камину, где сунул голову прямиком в дымоход. Но проделав это, он потерял равновесие, рухнул вперёд головой и так крепко застрял в каминной решётке, что понадобилось порядочно времени, чтобы вытащить его оттуда.

Бруно времени даром не терял. Он прошептал Сильвии:

– По-моему, он решил проверить: может, это в дымоходе сказали: «Мрак!»?

– Не «Мрак!», а «Крак!» – ответила Сильвия.

– Если «Крак!», то это была Ворона, – догадался Бруно.

Такой между ними произошёл разговор, пока вытаскивали Второго Профессора.

– У вас всё лицо вымазано чёрным! – озабочено сказала ему Императрица. – Не послать ли за мылом?

– Нет-нет, благодарю вас, – ответил Второй Профессор, старательно отворачиваясь. – Чёрный цвет весьма респектабелен. К тому же от мыла не будет проку без воды.

Всё так же отворачивая лицо от аудитории, он вновь затянул свою песню, опять предварив её Вступительными куплетами.

 
«Птички-невелички
Разъезжают в бричке.
Разъезжают и поют,
Плату малую берут.
Поясняю: грошик в день —
Это, право, дребедень.
 
 
Птички-невелички
Пишут по страничке.
По страничке по одной
Пишут в книжке записной.
Поясняю: всё равно
Чем писать – у них полно.
 
 
Птички-невелички
Завели привычки.
Как найдут кота в мешке —
Искупают в молоке.
Поясняю: не в воде,
А иначе быть беде.
 
 
Мимо той водоколонки
Возвращается Верблюд.
„Что наш бедный? Что наш звонкий?
Всё ли мается он тут?
 
 
Похуданье ли затеял,
Смело к соснам потруся?
Воспарит теперь как фея,
Вот и песня вся!“
 
 
Только смотрит и дивится:
Поросёнок не встаёт,
Не взмахнёт своим копытцем,
Даже глазом не моргнёт.
 
 
Никогда уж не заплачет,
Не подпрыгнет, как хотел.
А ведь было бы иначе,
Если б выдержку имел.
 
 
И сидит темнее ночи
Лягушонок за кустом,
Ничего сказать не хочет,
Только думает о том,
 
 
Что котлетку и креветку
Не подарит Порося,
Перегнули в спешке ветку —
Вот и песня вся!»
 

– Слишком печальная история, – сказал Бруно. – Началась она печально и закончилась печально. Я, наверно, сейчас заплачу. Дай мне, Сильвия, носовой платок.

– У меня с собой нет, – прошептала Сильвия.

– Тогда я не стану плакать, – мужественно сказал Бруно.

– Осталось ещё несколько Вступительных куплетов, – сказал Второй Профессор, – но я проголодался. – Он сел на своё место, отрезал огромный кусок пирога, положил его на тарелку Бруно, а затем в недоумении воззрился на свою собственную – совершенно пустую.

– Откуда у тебя этот пирог? – шёпотом спросила Сильвия у брата.

– Он мне дал, – ответил Бруно.

– А зачем ты просил? Я же тебе сказала, что это нехорошо!

– Я не просил, – сказал Бруно, словно нехотя откусывая от пирога. – Он дал мне, и всё.

Сильвия с минуту размышляла, затем её осенило:

– А ты тогда попроси у него кусочек для меня.

– Ну, что, малыш, удовлетворён? – с улыбкой спросил Профессор.

– Чего он сказал? – шёпотом спросил Бруно у Сильвии.

– Он сказал, что ты сильно чавкаешь, – строго сказал она.

Тогда Бруно, до ушей улыбнувшись Профессору, ответил:

– Да, сударь, пирог мною удовле… давлён!

– Ну а собою ты тоже удовлетворен? – поинтересовался и Другой Профессор в свою очередь.

– Нет, что вы! – воскликнул Бруно.

Второй Профессор выпучил глаза.

– Что ж... – промямлил он. – Тогда выпей чуть-чуть вина. – Он налил в бокал и поставил его перед Бруно. – Выпей, мой мальчик, и ты станешь совсем другим человеком.

– А кем я стану? – спросил Бруно, с опаской глядя на бокал.

– Не задавай так много вопросов! – вмешалась Сильвия, всегда готовая придти на помощь тем бедолагам, которых Бруно вознамеривался запутать. – Лучше попросим Профессора рассказать нам какую-нибудь сказку.

Бруно с радостью ухватился за это предложение.

– Расскажите нам! – нетерпеливо обратился он к Профессору. – Про тигров что-нибудь или про шмелей, или про Робина-красношейку, ну вы сами знаете!

– А почему тебе нравятся только сказки про живых существ? – спросил Профессор. – Почему не про какие-нибудь свойства или обстоятельства?

– Да, да, расскажите, пожалуйста, какую-нибудь сказку про это! – подхватил Бруно.

Профессор довольно уверенно начал.

– Как-то раз одно совпадение совершало прогулку с небольшим несчастным случаем, и они нашли объяснение. Это было очень старое объяснение, такое старое, что всё скрючилось и стало похоже на головоломку...

Тут он внезапно смолк.

– Дальше, дальше! – хором воскликнули дети.

Профессору пришлось искренне признаться:

– Я только что понял, что сочинять такие сказки очень непросто. Может быть, сначала Бруно что-нибудь нам расскажет?

Бруно просиял от удовольствия.

– Жили-были однажды Поросёнок, Аккордеон и две банки Апельсинового варенья...

– Вот так действующие лица, – пробормотал Профессор. – Да, и что же дальше?

– И когда Поросёнок играл на Аккордеоне, – продолжал Бруно, – то одной Банке варенья его песенка не нравилась, а другой Банке нравилась. Ой, Сильвия, я вот-вот перепутаю эти Банки! – в отчаянье прошептал он.

– А теперь я исполню оставшиеся Вступительные Куплеты, – объявил Второй Профессор.

 
«Птички-невелички
По другой привычке
Ловят ёршиком ершей,
Ловят удочкой ужей.
Поясняю: ни лосось
Не клюёт у них, ни лось.
 
 
Птички-невелички
Носят в сумке спички.
Разжигают не костёр,
Разжигают жаркий спор.
Поясняю: спор такой
Не затушите водой.
 
 
„Птички-невелички“
Я возьму в кавычки,
Если кто-то, может быть,
Уж собрался их ловить.
Поясняю: в этот раз
Я закончил свой рассказ».
 

– Ну а теперь, – радостно обратился Профессор к Лорду-Канцлеру, когда затихли аплодисменты, коими было встречено окончание «Поросячьего Визга», – нам предстоит выпить за здоровье Императора, не так ли?

– Именно так! – напыщенно отозвался Лорд-Канцлер, поднимаясь из-за стола, чтобы взять на себя руководство этим мероприятием. – Наполните бокалы! – загремел он. Все немедленно повиновались. – Выпьем же за здоровье Императора! – Последовало повсеместное бульканье. – Трижды ура Императору! – Этому оповещению сопутствовал лишь едва уловимый звук, но Канцлер с замечательным присутствием духа немедленно провозгласил: – Слово Императору!

Император начал говорить ещё до того, как Канцлер сел.

– Как я ни отказывался становиться Императором... а вы все так меня упрашивали... вы же знаете, как дурно вёл дела наш последний Правитель... но то воодушевление, с которым вы... а он подвергал вас гонениям... он обложил вас непосильными податями... вы отлично знали, кто достоин был стать Императором... мой брат не обладал нужным...

Невозможно сказать, сколько длилась бы эта сбивчивая речь, но в эту минуту какой-то ураган потряс дворец от самого основания, распахнул окна, погасил светильники и наполнил воздух клубами дыма, которые приняли странные очертания и обрели облик писанных слов.

Но ураган стих так же внезапно, как и начался – оконные рамы вновь захлопнулись, дым развеялся, и всё осталось таким же, как минуту назад, за исключением Императора и Императрицы, с которыми произошла чудная перемена. Отсутствующий взгляд и бессмысленная улыбка исчезли, и все поняли, что эти двое странных человеческих существ вновь обрели разум.

Император продолжал речь, словно она и не прерывалась.

– А мы повели себя – оба, и моя жена, и я – как два отъявленных негодяя. Лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат уехал, вы потеряли достойнейшего Правителя из всех, кто у вас когда-либо был. А уж я, гнусный лицемер! – сделал всё возможное, чтобы пустить вам пыль в глаза и сделаться Императором. Я! У которого едва ли достанет мозгов исполнять работу чистильщика сапог!

Лорд-Канцлер заломил руки.

– Добрые люди, он же с ума сошёл! – Но тут оба они разом смолкли, и в мёртвой тишине раздался стук молотка о входную дверь.

– Что это?! – единодушно вскрикнули все.

Люди заметались по залу. С каждой секундой возбуждение росло. Лорд-Канцлер, бросив свои обязанности церемониймейстера, выбежал вон, чтобы вернуться спустя минуту – бледным и задыхающимся.

ГЛАВА XXIV. Возвращение Нищего

– Ваше Императорское Величество! – пропыхтел он. – Это снова тот самый Нищий! Прикажете спустить на него собак?

– Приведите его! – велел Император.

Канцлер ушам своим не поверил.

– Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я понял...

– Приведите его сюда! – загремел Император.

Канцлер неуверенно попятился к двери, и спустя минуту столпившиеся посреди зала гости раздались в стороны, чтобы пропустить бедного старика.

Он и впрямь был достоин жалости: свисающие спереди и сзади лохмотья заляпаны грязью, седые волосы и длиннющая борода дико всклокочены – однако вошёл он твёрдым шагом, держась прямо, и в его манерах угадывалась привычка повелевать. Но самым неожиданным было то, что Сильвия и Бруно шли рядом с ним, вцепившись в его руки, и взглядывали ему в лицо с тихой любовью.

Все с любопытством посмотрели на Императора: как-то он примет дерзкого пришельца? Не отшвырнёт ли с ругательствами от ступеней своего помоста? Но нет! К их величайшему изумлению, Император упал перед ним на колени и промямлил, склонив голову: «Прости нас!»

– Прости нас! – тем же униженным тоном повторила Императрица, опускаясь на колени рядом с мужем.

Возвратившийся Изгнанник только улыбнулся.

– Встаньте! Я прощаю вас!

И тут присутствующие сделались свидетелями чудесного превращения, произошедшего со стариком-нищим, едва он произнёс эти слова. То, что все приняли поначалу за перепачканное грязью отвратительное тряпьё, в одно мгновение обернулось королевским одеянием, расшитым золотом и украшенным драгоценными камнями. Теперь все узнали его и в низком поклоне склонились перед Старшим Братом, своим настоящим Правителем.

– Брат мой и Сестра моя! – сказал Правитель звучным голосом, долетевшим до самых отдалённых уголков этого огромного зала. – Я пришёл не для того, чтобы помешать вашему веселью. Правь как Император, и правь мудро. Ибо сам я избран Королём Эльфов. Завтра я возвращаюсь туда, и всё оставляю вам – всё, кроме... кроме... – его голос дрогнул, и с невыразимой нежностью во взоре он молча возложил руки на головки двух уцепившихся за него малышей.

Но в следующий миг он возобладал над своими чувствами и кивком головы предложил Императору занять своё место во главе стола. Остальные гости тоже поспешили к столу, где нашлось даже место для Короля Эльфов. Дети уселись по обе стороны от него. Когда все успокоились, Лорд-Канцлер вновь встал, чтобы предложить следующий тост.

– Мой следующий тост – за виновника торжества! Что такое... Где он? – Вытаращив глаза, Канцлер оглядел стол. – Ну вот вам, пожалуйста! О Принце Уггуге вспомнил кто-нибудь?

– Ему сообщили о начале Банкета? – спросил Император.

– Несомненно! – заверил Канцлер. – Это было поручено Гофмаршалу.

– Выйти Гофмаршалу! – приказал Император.

Гофмаршал вышел из-за стола.

– Я посетил Его Имперскую Тучность, – начал оправдываться дрожащий придворный. – Я напомнил ему о Лекции и о Банкете...

– Дальше, дальше! – не выдержал Император, когда стало ясно, что несчастный не может говорить от страха.

– Его Имперская Тучность милостиво изволили надуться. Его Имперская Тучность милостиво изволили дать мне пощёчину. Его Имперская Тучность милостиво изволили сказать: «Не моя забота!»

– «Не моя забота» плохо кончил, – прошептала Сильвия братцу. – Я не совсем уверена, но его, кажется, повесили. [80]80
  Сильвии припоминается стишок с несколько дидактическим содержанием из корпуса «Рифмы Матушки Гусыни».


[Закрыть]

Так случилось, что эти слова попали Профессору в уши.

– Такой результат, – ласково заметил он, – есть просто следствие ошибочного опознания.

Дети непонимающе воззрились на него.

– Позвольте объяснить. «Не моя забота» и «Забота» были брат и сестра, близнецы. «Забота», как известно, Кошку убила. А по ошибке схвачен был «Не моя забота», и его повесили вместо первой. Так что «Забота» здравствует до сих пор. Но без родного брата ей невесело. Вот почему говорится: «Прочь, хмурая Забота!» [81]81
  Начальные слова одной старинной баллады, ставшей хрестоматийной.


[Закрыть]

– Большое спасибо, – поблагодарила Сильвия с воодушевлением. – Это чрезвычайно интересно. Мне кажется, это объясняет всё!

– Ну, не совсем всё, – скромно отвечал Профессор. – Существуют два или три технических затруднения…

– В каком виде вы нашли Его Имперскую Тучность? – спросил Император Гофмаршала.

– Его Имперская Тучность показался мне немного...

– Что немного?

Все затаили дыхание, стремясь не пропустить следующее слово.

– Немного КОЛЮЧИМ!

– Немедленно послать за ним! – воскликнул Император, и Гофмаршал пулей вылетел из зала.

Король Эльфов печально покачал головой.

– Бесполезно, – пробормотал он. – Бездушие и бесчувственность!

Бледный, дрожащий и потерявший дар речи приковылял назад Гофмаршал.

– Ну? – спросил Император. – Где же Принц?

– Легко догадаться, – сказал Профессор. – Его Имперская Тучность, несомненно, надел какой-то маскарадный костюм и входит в образ.

Бруно наморщил лоб от умственной натуги и поглядел на старичка.

– А что это значит?

Но Профессор пропустил вопрос мимо ушей. Он пристально вслушивался в ответы Гофмаршала.

– Умоляю Ваше Величество! Его Имперская Тучность... – но ничего больше Гофмаршал не в силах был произнести.

Император в сильнейшей тревоге вскочил на ноги.

– Скорее к нему!

Все ринулись вслед за ним к выходу.

Бруно тоже мигом выскочил из-за стола.

– Можно и нам? – нетерпеливо спросил он.

Но Король не отпустил его от себя, так как внимательно слушал объяснение Профессора:

– Входит в образ, Ваше Величество, не извольте беспокоиться.

– А можно мы тоже сбегаем посмотрим? – не отставал Бруно.

На этот раз Король уступил, и дети мигом убежали. Но спустя пару минут они медленно и печально вернулись.

– Ну, как? – спросил Король. – Что Принц?

– Он... он то, что вы и сказали, – ответил Бруно, взглянув на Профессора. – То трудное слово... Скажи, Сильвия!

– Дикобраз, – сказала Сильвия.

– Да нет же, – поправил её Профессор. – В образ, дитя моё, в образ.

– Нет, именно Дикобраз, – не согласилась Сильвия. – Вовсе даже не то слово. Хотите сами посмотреть? Там началась такая беготня по всему коридору!

Не тратя времени, мы поднялись из-за стола и поспешили вслед за детьми на лестницу. Меня совершенно не замечали, но я этому и не удивлялся, так как давно привык, что остаюсь для всех невидимым – даже для Сильвии с Бруно.

В коридоре возбуждённо толпились люди, заполонив проход в покои Принца и став причиной оглушающего гула; а на двери, ведущие в его покои, напирали трое здоровенных детин, изо всех сил стараясь не позволить им открыться, ибо какой-то громадный зверь беспрерывно бился о них с той стороны, и на секунду мы заметили, перед тем как дверь всё же удалось захлопнуть, свирепую морду с огромными налитыми кровью глазами и оскаленной пастью. Исторгаемые зверем звуки являли собой неслыханную смесь львиного рыка и бычьего рёва, а по временам он верещал, словно гигантский попугай.

– По голосу не определишь! – возбуждённо воскликнул Профессор. – Так кто же там? – И он подёргал за рукав детину у дверей.

– Дикобраз! Принц Уггуг превратился в Дикобраза!

– Отличный Образец для моей Лекции! – обрадовался Профессор. – Позвольте пройти. Нужно немедленно наклеить на него бирку!

В ответ здоровяки отпихнули его подальше от дверей.

– Тоже скажете, бирку! – закричали они на него. – Хотите, чтобы вас съели?

– Оставьте ваши Образцы, Профессор! – сказал Император, продираясь сквозь толпу. – Лучше скажите, как нам его сдержать?

– Клетка! Клетка, да побольше! – мигом нашёлся Профессор. – Подайте большую клетку, – обратился он к толпе, – с толстыми стальными прутьями и опускной решёткой – как в мышеловке! Есть у кого-нибудь с собой такая клетка?

Обычно таких вещей люди с собой не носят, однако требуемую клетку ему тут же предоставили; как же странно она выглядела в этом коридоре!

– Разверните её входом к дверям, и поднимите опускную решётку!

Приказ был тотчас выполнен.

– Набросьте на неё мои покрывала! – продолжал командовать Профессор. – Ах, ах! Какой любопытный Эксперимент!

Тотчас появилась груда покрывал, и не успел Профессор дать команду, как ими наглухо занавесили клетку со всех сторон. Затем толпа раздалась в обе стороны от дверей, образовав тёмный проход, ведущий прямиком ко входу в клетку.

– Открыть двери!

Но этого даже не пришлось исполнять – трое детин всего только отскочили от дверей, и она сама распахнулась от удара ужасного чудовища, которое, издав вопль, похожий на свист паровой машины, ринулось в клетку.

– Опустить решётку!

Раз – и готово; общий вздох облегчения, когда засов был надёжно задвинут.

Профессор потёр руки, радуясь, словно ребёнок.

– Эксперимент прошёл успешно! – объявил он. – Теперь нужно только кормить его три раза в день перетёртой морковью и...

– Об этом мы сами позаботимся, – перебил Император. – Прошу всех в Пиршественный зал. Ведите нас, брат. – И старый Король, сопровождаемый детьми, повёл всех вниз по лестнице.

– Такова судьба того, кто никогда никого не любил, – сказал он Бруно, когда все вновь расселись за столом. На что Бруно ответил:

– Я всегда любил Сильвию, поэтому я никогда не сделаюсь таким колючим!

– Да, уж он колючий! – отозвался Профессор, услыхавший последние слова. – Но мы не должны забывать, что хоть он и Дикобраз, но королевских кровей! Как закончится наше пиршество, я сделаю Принцу Уггугу небольшой подарок – просто, знаете ли, чтобы его утешить. Ведь не каждому понравиться жить в клетке.

– А какой вы сделаете ему подарок? – спросил Бруно.

– Блюдечко перетёртой моркови, – ответил Профессор. – Что касается подарков ко Дню рождения, то мой девиз – дешевизна! По моим подсчётам, я экономлю сорок фунтов в год, даря... ой! Вот это приступ!

– Что с вами? – испуганно спросила Сильвия.

– Мой старый враг! – простонал Профессор. – Люмбаго... ревматизм... такого рода. Мне нужно пойти немного полежать. – И он заковылял из зала, с сожалением оглядываясь на детишек.

– Ничего, ему скоро полегчает! – весело сказал Король Эльфов. – Братец! – обратился он к Императору. – Мне ещё нужно решить с тобой одно дело; Императрица присмотрит за детьми. – И два брата направились из зала, взяв друг друга под руку.

Императрица вскоре убедилась, что дети – не слишком весёлая компания. Они ни о чём не могли говорить, кроме как о «милом Профессоре», о том, «как жаль, что он заболел», пока она в конце концов не догадалась предложить им пойти его проведать.

Дети тут же схватили её за руки, стоило ей протянуть их, и мы направились в кабинет Профессора, где нашли его лежащим на диване. Он укрылся своими покрывалами и читал маленькую книжицу.

– Комментарии к Третьему тому, – промямлил он, взглянув на нас. А на столике возле его дивана лежала та самая книга, которую он искал, когда я впервые его увидел.

– Как вы себя чувствуете, Профессор? – спросила Императрица, склоняясь над немощным старцем.

Профессор поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся.

– Как и всегда – преданным слугой Вашего Величества! – тихим голосом произнёс он. – Мной движет не Немощь, но Преданность!

– Как мило! – воскликнула Императрица со слезами в голосе. – Редко от кого услышишь нечто столь же прекрасное – даже на Валентинов день!

– Мы можем взять вас с собой на берег моря, – с чувством сказала ей Сильвия. – Вам это тоже покажется прекрасным! И Море такое огромное!

– Гора ещё огромнее! – сказал Бруно.

– И что в Море такого огромного? – спросил Профессор. – Его запросто можно влить в чайную чашку!

– Что вы, только чуть-чуть! – возразила Сильвия.

– Просто вам понадобится то или иное количество чашек, чтобы влить его целиком. Куда только денется его величие! Теперь что касается Горы: её целиком можно перевезти на тачке в другое место – за то или иное количество лет.

– Да, величия тут нету – в кусочках горы, перевозимых тачкой, – согласилась Сильвия.

– Но ведь потом все эти кусочки всё равно сложат вместе... – начал было Бруно.

– Вот станешь постарше, – сказал ему Профессор, – так поймёшь, что не так-то просто складывать Горы заново! Век живи, век учись!

– А разве это обязательно нужно делать кому-то одному? – спросил Бруно. – Я бы мог жить, а Сильвия – учиться.

– Я не смогу учиться, если не буду жить! – возразила Сильвия.

– Зато я смогу жить, если не буду учиться! – возразил Бруно. – Давай, Сильвия, испытай меня!

– Да нет же, – вмешался сбитый с толку Профессор. – Я имел в виду, что... что... что девизом умного человека должно быть: «Я знаю, что ничего не знаю».

– Но я знаю то, что я знаю! – не унимался маленький сорванец. – А я уже так много всего знаю! Всё, кроме того, чего я не знаю. А Сильвия знает всё остальное.

Профессор вздохнул и отказался от дальнейшего спора.

– Жил однажды на свете один Буджум... – начал он какую-то новую сказку, но сразу же замолчал. – Окончание этой сказки я забыл, – признался он спустя минуту. – А ведь из неё можно было извлечь Урок. Но я, кажется, и его забыл!

– Тогда я расскажу вам сказку! – выпалил Бруно и торопливо начал. – Жили-были Кузнечик, Сорока и Машинист Паровоза. А урок такой: кто рано встаёт...

– Так рассказывать – ни капельки не интересно! – презрительно махнула рукой Сильвия. – Нельзя так быстро извлекать Урок!

– Когда это ты сочинил эту сказку? – спросил Профессор. – На прошлой неделе?

– Не-а. Немножко ближее. Попробуйте снова!

– Не могу догадаться, – сказал Профессор. – Так когда же?

– А она вообще ещё не сочинена! – с торжеством воскликнул Бруно. – Но одну отличную сказку я уже сочинил. Рассказать?

– Только если ты сочинил до конца, – сказала Сильвия. – А Урок в ней пусть будет такой: «Не получается – начни сначала!»

– Нет уж, – решительно заявил Бруно. – Урок будет такой: «Никогда не начинай сначала!» Жил-был один красивый китайский болванчик, который стоял на каминной полке. Стоял он, стоял... И в один прекрасный день свалился. Но он ничего-ничего себе не побил. Ему захотелось попробовать ещё раз. И когда он свалился во второй раз, то крепко пострадал – у него весь лак облупился.

– Но как же он взобрался на каминную полку после первого падения? – спросила Императрица. (Это был первый разумный вопрос в её жизни.)

– Я его туда поставил, – ответил Бруно.

– Мне кажется, я кое-что подозреваю насчёт его падений, – сказал Профессор. – Не ты ли его и столкнул?

На что Бруно со всем достоинством ответил:

– Я несильно его толкнул; он был такой красивый, этот китайский болванчик, – торопливо добавил он, страстно желая сменить тему.

– Дети мои, ко мне! – раздался голос Короля Эльфов, который входил в комнату. – Нам нужно немного поговорить, прежде чем вы отправитесь спать. – И он увёл их за собой, но у самых дверей они выпустили его руки и бросились назад, чтобы проститься с милым Профессором.

– Доброй ночи, Профессор! – Бруно с важным видом пожал Профессору руку, которую тот протянул мальчику, глядя на него с улыбкой, полной любви, а Сильвия в то же самое время наклонилась, чтобы коснуться своими нежными губами старческого лба.

– Доброй ночи, детишки! – сказал Профессор. – Перед сном я ещё кое над чем поразмышляю. Обычно я весь день веселюсь, но иногда мне приходится поразмышлять над каким-нибудь очень трудным вопросом. Мною движет... – пробормотал он, отчаянно зевая, когда мы покидали комнату, – мною движет не Бес-в-ребро, но Рвение Мысли!

– О чём это он, Бруно? – спросила Сильвия, когда мы были вне пределов слышимости.

– Мне кажется, он имел в виду, что у него не Ребро сломано, а Разрыв Мышцы. Ой, это что за стук, Сильвия?

Сильвия замерла и с беспокойством прислушалась. Было похоже, словно кто-то колотит в дверь.

– Только бы не Дикобраз! – воскликнула она. – Вдруг он вырвался на свободу?

– Бежим! – приказал Бруно. – Нечего нам тут ждать!