Текст книги "Норильск - Затон"
Автор книги: Людмила Сурская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Пять, – прохлюпала носом Лиза.
– Ерунда какая. Разыщем.
– Бабуля, как же его найдёшь? – не поверила она ей.
– Э, не мешайся голубка, самогонка и махорка не к таким тайнам дорожку открывали.
– Там охрана кругом, – растирала слёзы по лицу Лиза.
– Чай служивые-то тоже люди, им как-никак жить охота. А позолотишь ручку, так и улыбку на сведённых скулах увидишь.
Так и ходили от лагеря к лагерю, пока не нашли. Как уж не известно, но оказались они в одном месте и Тимка, и Илья. Обрадовалась, а, что толку-то, побег. И сообщить о себе не успела. Какой чёрт их понёс на такое теперь уже никогда не узнать. Это конец. Расстреляли или так головушку где сложили. Сколько родители Илью не искали так до своей смерти и не нашли. Особенно надеялись на удачу после смерти Сталина. Иногда, правда, очень редко, Лиза наведывалась в Москву. На похороны матери, да так иногда по делам работы. Двора старого и флигелей уже давно нет. Школы тоже. А вместо старых родных домов, высятся холодные многоэтажные, из стекла и бетона. Знакомых и соседей всех раскидали по разным районам. Так получилось, что и с Борисом больше дорожки никогда не пересеклись. О чем, между прочим, она и не жалеет. Иначе, не удержавшись, плюнет в его бесстыжие глаза. Жила в Красноярске пока была жива бабка, а потом переехала к сестре матери в Саратов. Сына назвала именем Ильи, надеялась, что найдётся Тимофей и всё у них наладится. И чтоб не окликать мальчишку Тимофей Тимофеевичем, решила пусть будет Илья. Отчество и фамилию дала своего отца. Жизнь давно повернула к закату, а Тимофей так и не отыскался. Но имя его не затерялось, внук Тимофея, теперь уже сын Ильи, получил это имя. Она настояла. Может когда-нибудь потом, перед смертью, если смелости хватит покаяться перед сыном и открыть всю правду, ещё и благодарить будут за то, что имя деда носит внук. Мёртвую нет, никому, никакого интереса судить. А пока лучше помолчать, нечего ей ему сказать. Не расскажешь же, что отец сгинул в лагерях или устроил где-то на просторах нашей страны жизнь без неё, а она сумасшедшая любилась с ним, где попало и как придётся. Да ещё и ждёт его всю жизнь. Воспоминания болью терзали голову и сердце. Наверное, судьба уж такая, подкинула с самого начала жизни шальную любовь, а потом целая жизнь один большой ноль. Сплошной несущийся мимо неё порожняк. Бабы не верили. – «Не может быть, чтоб никого не хотелось?» А так и было, не врала, как отрезало, словно выпил он её всю, высосал до капельки тогда озорной, шальной и неугомонный Тимофей. Это ж не нормально так любить, как любила она. Ждёт, ждёт, бывало, его, а он пройдёт мимо неё на улице с ребятами или в институте и вроде как бы не знает. Обидно. Тогда Лиза берёт и соглашается с Ильёй идти картину в кинотеатр смотреть. Тимка заявляется вечером, как ни в чём не бывало. Посмеивается себе и любит. Она клятвенно обещающая себе его больше не пускать, распахивает окно. И после сумасшедшей жаркой ноченьки всё повторяется. Она злится и ждёт. Слушая всю ночь его жаркий шёпот, такие желанные сердцу слова любви и верила всему. Так и кувыркались ненасытные всю ночь напролёт. С ума сходили. Словно тела чувствовали разлуку. Душенька горела и подсказывала, что не будет после уже ничего. Так и получилось. Всё сгорело, один пепел ветер носит по дорогам жизни. Никогда больше не хотела и не любила мужчину. Прожила тихо и скучно, одним прошлым. Работая, как вол, чтоб Илюшке на хлеб с маслом хватало.
Потянула холодком. «Надо подниматься, засиделась, Лиза забеспокоится. Всё не вспомнишь, дум вагон, не передумаешь в один раз. Но ведь всякое бывает. Совсем не вероятная история у Лизы. А вдруг и Тимоша где-то живой…»– Колыхнулась забитая с бесплодными годами ожиданий в дальний угол надежда в ней. «Сколько годочков-то прошло, если живой живёт другой своей жизнью, – тут же забила росток реальность. – Жена, дети, внуки». – Вздохнула она. Сказка бывает только раз, и она уже у неё была, а чудо Лизе досталось и хорошо. Что поделаешь на всех чудес не приготовлено. Хоть бы знать, что живой Бог с ним, что не с ней живёт, сердце бы не так болело. «Холодно, – поёжилась она. – Быстротечная осенняя пора здесь». Отряхнув лёгкое пальто, посмотрела на бесконечные просторы тундры. Всё короче осенние дни, остывает земля, нагретая круглосуточным днём. Пришла расплата за солнечную ласку. Росы по ночам стали выпадать, заморозки шалить. Надо готовить Илью к мысли о её отъезде. Пора возвращаться. Там на большой земле ещё тепло. Лиза как раз успеет, если поторопится погреть свои косточки с месяц. Тут же равнины уже утопают в тумане. Не видно в двух шагах почти ничего. Ходи себе по канату влетая друг в друга лбами. Вчера она так напугалась, что ой, ой… Севшие на озеро перед домом гуси в этом молочном тумане чудищами показались. Сердце в пятки вмиг прыгнуло. Думала, конец пришёл. Жаль, оленей не довелось увидеть. Правда, Илья обещал показать их стада, но видно не заладилось что-то у него. Хотя и без них много чего посмотрела. Сегодня даже довелось видеть, как летели на юг гуси. Небо аж чёрное от косяка, где такое ей бы у себя увидеть довелось. Смешных леммингов посмотрела, так и снуют под ногами паршивцы. Мысли переключились на сына, шедшего от штаба с офицерами домой. Рано сегодня идут, это, скорее всего, из-за готовившегося праздника, наверное. На военных «точках» праздники гуляют коллективом. Жить кучками там нельзя. Покоротать придётся вечерок с внуком, пусть сходят. Илье оно не до дела, конечно, устал со шпионами и проверкой, а Лиза развеется. Сидеть в такой дыре бабе в полном соку не лучшее удовольствие. Как не крути, самая сочная пора жизни у них сейчас, а где она проходит, то в тайге, то теперь вот тундра. Экзотика, ничего не скажешь, но это для таких туристов, как она, приехала, посмотрела и домой, к цивилизации. А жить тут, ни за какие коврижки, не согласилась бы. Старой и то тяжело, а как им молодым выживать? Хотя, может быть и так, что молодость их друг к дружке тулит и сближает. Посматривая на ладно сложенного сына, она улыбнулась. Сердце в горячей волне радости колыхнулось. Сколько с ним довелось помаяться, не дай Бог, ещё кому-то через такое пройти. Даже не верилось, что сможет до ума дотянуть. Характер отцовский бедовый. Молчком, бочком и на улицу. Из синяков, ссадин с малолетства не выходил. Потом приводы в милицию за драки начались и бабы нарисовались. Когда раскрыла от забот о хлебе насущном глаза, уже было поздно. Всё отбросила, впряглась. Глаз не спускала, контролем обложила. Проморгалась с одним пока, батюшки другая беда у порога, бабы привечать стали. Рослый, наглый, а что ещё одинокой бабёнке надо. Спасибо знакомые надоумили в сторону военных стопы развернуть. Там ему быстро рога пообломали, согнав спесь. А теперь, что надо мужик получился, загляденье и толковый, и красавчик. Как подруги её не скажут «тот ещё самец».
– Ма, тебе не скучно с нами? – встретил он её, добравшись до «ДОСа» раньше и жуя бегом, на ходу колбасу. Но, вытерев руки о фартук жены перекинутый через спинку стула, он матери помог раздеться и подал тапочки. Чем заработал поцелуй в щёку и благодарность.
– Ребятки милые, что у меня в жизни есть интереснее и важнее вас, – ответила она ему на первый вопрос и перешла к воспитанию. – Сухомятку чего в рот кидаешь, сядь, поешь нормально.
Он тут же проводя мать к столу пить чай, отговорился:
– Успеется. Одно другому не мешает. Я большой, места для всего хватит. Видел я, как ты из береговых круч вылезала. Чего тебя туда понесло, Тимошка не иначе заездил?
– Так, гуляла себе, воспоминания разные кружили, – отговорилась она.
Ооо! Илья мигом сориентировался.
– Ловлю тебя на слове о воспоминаниях. Может, ты расколешься на счёт отца всё-таки. Не маленький я уже. Могу проглотить любую правду.
Большие глаза его взволнованно смотрели на мать. Она же, вероятно боясь их, даже не подняла головы. Так и сидела рассматривая перед собою белоснежную льняную скатерть, словно лишь она занимала её мысли.
– Для тебя это важно? – нехотя обронила она.
Он сидел с поникшей головой, рассматривая ту же скатерть только с другого конца, где на ней был рисунок из клеточек.
– Не то чтобы важно, а правда есть правда. Каждый человек имеет право её знать, – требовательно и жёстко закончил он.
Но мать не спешила открывать тайну.
– Я подумаю, – сказала она.
– Поторопись, – настаивал он.
Она, пытаясь его отпугнуть от этой темы, свела брови и понизила голос:
– Не поднимай меня на вилы.
Но он в этот раз не собирался ей уступать.
– Такого же сюрприза, как у Лизы не может быть? А вдруг я вообще не твой, найдёныш какой-нибудь, на тебя-то ничем не похож или мой отец зек.
Теперь она вынуждена была рассмеяться:
– Успокойся ты точно мой, копия отца, потому и моего ничего нет.
– Скажешь ты о нём когда-нибудь или нет? – сорвался на свистящий шёпот он.
– На смертном ложе, – отрезала она.
Он аж присвистнул:
– Ну, ничего себе перспектива.
– Не напирай, – отгородилась от его настырства она.
Воцарилась тишина. Все молчали. Оказалось ненадолго. Походив туда – сюда, он встал возле матери и спросил в лоб:
– А если не успеешь?
– Значит, не судьба. С собой в могилу унесу, – не изменила своего решения она.
Он сел на стул и грохнул кулаком по столу.
– Круто, что ж там такое?
– Остынь, – произнесла мать и отвернулась к окну.
Но и после этого он не унялся. Встал. Подошёл к ней. Обняв, уткнулся в голову.
– Мать, ты меня заинтриговала, терпения нет.
Но она перевела разговор на другое.
– Сядь, поешь, не могу смотреть на это плямканье.
– В гости же идём? – опешил он.
– Туда голодным как раз и не ходят, не известно, как встретят, чем накормят, – потчевала она его.
– Наши бабы нормально кормят. Готовят все, как в ресторане. Чем им ещё тут заниматься. Вот и снимают пробу друг у друга.
А матушка поторопила:
– Собирайтесь, а то пока нарядитесь, последними в гости попадёте.
– Мать, ты ловко уходишь от разговора, – заметил он.
– Илюша, я всё тебе сказала, – неестественно спокойным голосом обрубила разговор она.
– Мы ещё вернёмся к этому вопросу, – не отмолчался он.
«Затон» гуляет
А у именинницы вешали на потолок хрустальную люстру, подарок дивизиона на день рождение. Сама пожелала получить именно это. И сейчас, мучаясь нетерпением, хотела непременно её водрузить на потолок к началу праздника. А чего тянуть, пусть освещает. За отсутствием мужа, уплыл в Норильск за цветами, эту ответственную работу выполнял сосед. Неуклюжий, похожий на медведя Олег уже битый час торчал под потолком, тормозя накрытие стола. Вокруг бегала его маленькая, вечно ворчащая жена, требуя от мужа немедленного возвращения домой. До праздника она запланировала пожарить рыбы, и он должен мигом был её почистить. Сопение Олега усилилось, когда она начала цепляться ему за ноги, пробуя стащить его вниз принудительно. Поняв, что не отвертеться, командир стартовой батареи тихонько, но так что всё от его веса закачалось, спрыгнул со стола, обескуражив этим всех присутствующих. Хозяйка в панике, люстра не при деле ещё, а жена, онемевшая от радости, не ожидала, что добьётся своего, ныла так на всякий случай, неслась за ним. – «Как же так, что будет со мной?» – всхлипывая нервными криками проводила его хозяйка праздника, протягивая к нему вопрошающие руки. Но через минуту всё встало на свои места. Выбросив, на улицу, на радость котам рыбу. Олег взгромоздился опять на стол, продолжив домучивать люстру.
– Олег, рыбу-то зачем, – сдерживая смех, осведомились готовящие праздник женщины.
Тот как всегда спокойно проговорил:
– Теперь точно всем хорошо, жена не волнуется и для котов удовольствие.
Его жена, ругаясь на чём свет стоит пыталась отобрать у котов рыбу. Те таща в зубах добычу прытко расползались по кустам.
При таком развороте подготовки, пока Илья с Лизой нарядились, столы только успели сбить до кучи, спешно заставляя тарелками с закусками и приборами. Женщины носились, как на моторчиках, натыкаясь друг на друга и поругивая медлительного Олега, причуду хозяйки прицепить моментом люстру.
Вот во что Илья разрешал влезать семье, это в выбор костюма. Участвовали все, внося посильный вклад в его облачение. Илья терпеливо стоял перед зеркалом, позволяя себя крутить, как кому вздумается. Мать, выбирала рубашку и галстук, прикладывая попеременно к его груди и проверяя свой выбор на отражение в зеркале. Костюм раньше был тоже её прерогативой, но позже свекровь потеснила Лиза, закрепив за собой это право. Туфли и носки тащил Тимка. Так, что вся семья на свою радость крутила Илью, как хотела. Он, что-нибудь пожёвывая или посматривая в экран телевизора, отдавался в их руки и их вкусу. «Надо хоть в чём-то уступать, чтоб не лезли на стенку» – Хохотал он, отвечая на вопросы удивляющимся, на такие вольности друзьям. Те, попадая иногда случайно на это семейное шоу, недоумевали такому жесту командира в сторону своей не свободы.
Дивизион гудел, гуляя на полную катушку. Редкие минуты отдыха использовались, военным народом с пользой и размахом не доводя себя до контузии. Каждый знал: он всегда может быть востребован на технике. Боевая готовность в любое время суток стояла во главе угла. Узнав, что Илья неплохо владеет гитарой и поёт, просили погреть душеньку. Отбиться было невозможно, приходилось петь. «Вот дурак, – корил он себя, – спел для Тимофея Егоровича на берегу тогда, вовремя ухи «Чёрного ворона». Николаевич раззвонил. Теперь не отвяжешься». Как только в его руках появлялась гитара, Лиза собиралась в комочек и забивалась в уголок. Женщины, даже те, которые не обращали внимание на его внешность, влюблялись моментально в необычной силы голос. Не давая подняться и опустить гитару, просили новых и новых песен. И уже весь вечер не выпускали его из поля зрения, сверля горящими глазами. Что за наваждение. Подпевая дружно Илье, перекрикивая друг друга и шумя, дивизион гулял по берегу Норилки до тех пор пока командира не вызвали на связь. Илья, выслушав посыльного, заторопился домой. Он не заметил, как в тишину спящей квартиры проскользнула Светка.
– Оп – ля, – обалдел Илья, почувствовав чужие руки на спине и незнакомые духи, наполнившие кухню. – Конечно, кто ещё, если не ты, матрёшка.
– Прогонишь, подниму крик. Раззвоню, что ты принуждаешь меня к сожительству.
– Чего? – оторопел он враз.
– Угрожаешь уволить меня, а мужа отправить на материк… – не моргнув глазом добавила Светка.
Илья стоял молча, проглотив от наглости дамы и её изобретательности язык. «Мало тревожного сообщения оперативного, так ещё и такие коленца на ровном месте получить. Вот так влип, даже не сообразишь, как выпутаться от лап и хватки этой суки. Вымажет, не отмоешься вовек. Рассказывай потом и объясняйся».
Пока это он так-то мозговал и прикидывал, как выкрутится без потерь. Просмотрел, как взяв под руку подвернувшийся хромовый сапог сына, мать налетела на стервозницу сзади, лупя без жалости и даже с остервенением таская за волосы. Очухавшийся Седлер с большим трудом растащил женщин. Вернее оттаскивать пришлось мать, а та только отбивалась, дико вереща и спасая волосы.
– Гоп стоп, мать, угомонись, развоевалась. Ты на вроде как спала.
– Отстань, эта дрянь получит.
– Притормози, тебе говорю. А ты, пошла вон, – шуганул он нахалку. Она выпорхнула, ощипываясь, столкнувшись на входе с Лизой, пропустившей её молчком мимо себя и даже проводившей женщину жалостливым взглядом.
– Как наподпеваются ему, словно дуреют, – покачала головой она, к радости свекрови, сдувающей с раскрасневшегося лица разметавшиеся волосы. Луканув в сердцах не плохо поработавший сапог, та села к столу. – Каждый раз одно и тоже, хоть рот не открывай. От кого у него такой голос?
– Отец пел, тоже весь двор собирался. Ребятня обступит, девчонки рты раскроют, не сводя с него влюблённых глаз. Брёвна, на которых собирались, отполировали и лак не нужен. Из Московских окон бабы выпадали.
Илья застыл у двери.
– Ба, какие новости я узнаю, ты в Москве жила?
– Не помню, я разве так сказала? – опомнилась она, сболтнув лишнее.
Для наглядности он даже побил себя ладонями по ушам.
– Глухотой пока не страдаю, мамуля. Колись уже.
– Какая разница, – идите, веселитесь, потанцуйте. Пользуйтесь молодостью. Жизнь пролетит, не поймаете.
– Скажите, – подвинула Лиза свекрови чашку с чаем, – сколько человек за жизнь может любить?
– Тебе-то зачем? – насторожился Илья. «Нет, надо быть на чеку её спокойствие и молчание ничего не значат, история с удочерением тому доказательство».
– Ты хочешь спросить Лизонька, сколько из того, что нам выпадает, считается любовью?
– Может и так, – согласилась та.
– Нет, тебе это зачем? – опять влез Илья так и не получив ответ.
– Первая и последняя, всё остальное бег жизни, – рассказала Елизавета Александровна.
– Почему? – настаивала Лизонька.
– Человек не врёт и чист перед людьми и собой в начале и конце своей дороги, – объяснила она.
– Но бывает же одна любовь на всю жизнь, – не сдавалась невестка.
– Вот у нас такая, – обрадовался Илья, – закрывайте бестолковую дискуссию и пойдём веселиться, Лизок.
Мать улыбнулась, хорошо понимая его беспокойство, после случившегося только что эпизода.
– Это наложение Лиза первой и последней, божье благословение, великое счастье для обоих. Идите, идите, – вытолкала она их.
Замполит, завидев возвращение командира, поманив, отозвал Илью:
– Зачем вызывали?
Тот почти на ухо сказал:
– Сбежала группа рецидивистов с рудника. Предупреждали. Очень опасны.
– Ну, это постоянное явление в наших местах, с чего они так запаниковали? – перекривился Юра.
Седлер опять прилип к его уху:
– Обычно одиночные побеги. Так мелкота. Больно-то никто и не искал, а это крупная рыбка, много. Волнуются, естественно, и предупреждают, что опасны.
Юра беспечно отмахнулся и предположил:
– К нам не пойдут. Чего они в сторону севера когти рвать будут. Если прорываться, то к аэропорту или в сторону Красноярска. Так что успокойся и веселись.
– Да я и сам так думаю, но на всякий случай караул предупредил, – помахав отплясывающей жене рукой, сказал Илья.
– Вот и порядок. Пойдём, споёшь чего-нибудь, – хлопнул его по крутому плечу, на который только что вешалась отметеленная матерью телефонистка, замполит.
– Пошёл к чёрту, – не поддержал его инициативу Илья. – Танцуй лучше.
– И это неплохо, – натолкнувшись на не настроение командира, не настаивал замполит.
Насидевшись за столом и натанцевавшись, выкатились, прощаясь на площадку перед «ДОСом». Разбегание по домам затянулось на часы. Ещё долго плыли по водам реки весёлые голоса, будя покой вечной мерзлоты и прах погребенных в неё костей, не долюбивших, не доживших, не дорастивших детей, песнями и смехом.
Ох, «Затон», сколько в тебе намешано. Дети и внуки, невольных, замученных здесь строителей его, несут теперь нелёгкую службу на твоих топях и берегах.
Будни «Затона»
Приведя себя в порядок, Седлер отправился под утро, проверять караульную службу. Не торопясь обошёл своё угомонившееся на рассвете от праздника хозяйство. По ходу вспомнил, как по приезду на «Затон» вот так же делая обход своих владений с сопровождавшим его тогда старым прапорщиком Мухиным, старожилом этого дивизиона. На изгибе реки встретили причалившего к берегу на моторке местного узкоглазого с выпирающими скулами парня.
– Беда какая? – подошли к нему офицеры.
– Не-е.
– Зачем же подошёл, запретная ж зона, знаки видел?
– Земля предков, семьи моей корни тут. Иногда приплываем посидеть силы набраться, я дальше не пойду. На берегу духам предков пообщаюсь, – заявил он.
– Ничего не понял, – повернулся к Мухину Илья. – На что я попал?
– Народ местный, командир. Легенда такая есть, поселение здесь было, деревня по-нашему их. Чумы стояли. А купеческий люд пер за пушниной дальше на север. И все мимо «Затона». Летом на лодках, а зимой на санях. Все сюда к ним тулились, завертая и туда, обратно. Экспедиции и сейчас идут к северным широтам через нас. Положение уж видно такое у места этого.
– Понял я, не чего меня уговаривать, ближе к понятному давай, – перебил Илья.
– Я к тому, что тогда сам Бог гнал сюда людей. Гости пришли, хозяин принимает.
– Кров, пищу предлагает, а желание есть то и жену. Обида у него страшная, если от неё отказываются. – Влез парень в рассказ прапорщика.
Илья, переводя взгляд от одного к другому, ничего пока не понимал.
– А тут случилось такое, что один раз воспользовался красавицей хозяйкой молодой купец, да и зачастил. Спустя какое-то время, совсем поселившись тут. – Продолжал рассказывать прапорщик.
– Рассказывают, что красавица была необыкновенная, как тундра весной. – Уточнил рассказ Мухина парень.
– Наверное, так и было, – согласился Мухин. – Отбил он у хозяина жену. Споил деревню огненной водой, заставив работать на себя. И заложил на «Затоне», что-то вроде постоялого двора.
Парень тут же дополнил рассказ прапорщика:
– Духи воспротивились нарушению законов земли и наслали беду. Всё вспыхнуло однажды ночью и сгорело.
А Мухин продолжал:
– А может, и не просто по воли духов вспыхнуло, – усмехнулся прапорщик, – поджёг кто-то. Только купца не напугало это. Отстроился лучше прежнего. Выкарабкался. Только бы жить. Ан нет, мор напал. Люди почти все вымерли остальные, спасаясь, ушли.
– Тяжёлое место, – подтвердил парень, поддакивая легенде.
– Вы прям, как дети, где здесь легко. Тундра, она и есть тундра. Место просто такое, куда не пойди, мимо не пройдёшь. Люд всякий шустрил тут шастая. Все беды от людей. – Вздохнул, сняв фуражку и расстёгивая верхнюю пуговицу кителя, Илья.
– Прав командир, плохой человек, хуже духа болот. Страшнее голодного волка. – Согласился парень. – А место всё одно плохое тут. Люду закопано во мху богато.
– Что ж поделаешь, Министерство обороны не расписывает, к сожалению, для нашей службы только весёлые и хорошие места.
– Это уж точно, – хмыкнул прапорщик, посматривая за командиром.
– Будем служить, где приписаны. Хочешь, пойдём, пообедаем. – Пригласил Илья гостя.
– Командир, ты разрешаешь? – обрадовался, удивившись, парень.
– Давай погнали, солдатских пельменей попробуем. Женщины хором целый день лепили. Вместо свинины и говядины, правда, оленина.
Парень затряс руку Ильи в благодарности. Глаза его сияли радостью и какой-то детской чистотой.
– Мне без разницы. Я пойду. На причал плыть командир?
– Туда и нас доставишь. Моторка-то у тебя быстрая. Чем занимаешься в жизни, когда корни свои не ищешь?
Тот с радостью рассказывал:
– На комбинате работаю, командир, в тундру по выходным хожу.
Парень этот не раз потом привозил зимой в солдатскую столовую мешки рыбы и оленину, благодаря за хлеб-соль и оказанное уважение. Добро не уходит в тундре в мерзлоту. Оно непременно возвращается.
– Добрый, ласковый народ, выносливый и по-детски чист, – обронил тогда замполит, провожая коренастую фигуру парня спускающегося к причалу. – Где ты его надыбал?
– На берегу сидел. Земля это их была когда-то.
Замполит, теребя своё ухо, расхохотался:
– Легенду тебе втравили.
– Что-то вроде этого, – покладисто согласился Илья.
– Да, из старины ещё намешано на «Затоне» бед и крови, – протянул Юра.
Уже давно Илья сам, без сопровождения, обходит территорию. Проходя в стороне от «ДОСовской» помойки, с удивлением заметил копающегося в мусоре замполита и непременно завернул.
– Ты чего Юрок профессию меняешь? – ерничал Илья.
– Не говори, – опёрся на вилы замполит, отдыхая от непривычной работы.
Илья топтался не зная как приступить к разговору.
– Хлеб у особистов отнимаешь, – ухмыльнулся, не удержавшись он.
– Ох, не дави на горло, – фыркнул тот.
Седлер потянул за вилы.
– Что за фигня приключилась?
– Жена на помойку выкинула, – тяжело вздохнул замполит.
– …?
Понаблюдав за выпрыгнувшими глазами командира, принялся объяснять:
– Печатку свою замотал в бумагу и сунул в пустую коробку из-под обуви.
– Ты что обалдел, секретную печать? – выпучил ещё больше глаза Илья.
– Какую секретную, если б её, я уверяю тебя, не сам копался в этом дерьме, – выдал Юрок.
– Что ж тогда? – опешил тот.
– Золотую печатку замотал и угробил, – простонал расстроенный Юра. – Свою. Понимаешь, с пальца. Вот с этого, – выставил он в доказательство пустой палец.
Седлер сдвинул мешающую думать фуражку на лоб.
– Иди ты! Прикалываешься? Хотя чего бы ты копался… Тогда зачем?
Замполит хрюкнул и принялся рассказывать:
– Хороший вопрос. Малой, вытащит цацку из вазочки, на палец напялит и красуется, воображая себя царём. Жена ругалась, проглотит или потеряет. Мать на двадцатипятилетие подарила, а чтоб носить постоянно так нам военным сам знаешь нельзя. Какой-то крендель такое сногсшибательное решение принял, а я без кольца остался.
– Не отвлекайся, – душа смех напомнил Илья. – Продолжай.
Тот продолжил повествовать свою трагическую повесть:
– Жена ныла, я убрал. Спрятал, в общем. Результат на лицо. Убирал мусор после дня её рождения, и коробку забывшись, кинул туда же. Вышибло про печатку совсем из головы, представляешь, ещё и поджёг, чтоб бумаги не разнесло.
Хохот Ильи вспугнул копошившихся в мусоре, не боясь людей, птиц. Они фыр-р! Взлетели и, рассевшись по кустам, принялись наблюдать.
– Хрен ты тут под майонезом чего найдёшь. – До слёз досмеялся он.
– Не гаркай, – отмахнулся замполит. – Помог бы лучше.
– А что это дело, – согласился Илья. Замполит прикидывал уже где искать вторые вилы, для командира, а тот спросил:– Контуры помнишь?
– В общих чертах, – протянул рассеянно Юра.
– Плыви до Норильска. В «ювелирный». Купи новое кольцо. Скажешь своей мегере, что нашёл. Другого, я тебе присоветовать не могу.
Юра опять упёрся на вилы:
– А бабки где взять?
Илья рассказал, где можно прям сейчас взять бабки.
– У дембелей займём, им наслали на целый ювелирный магазин. Потихоньку, до их отъезда отдашь. Жена и не догадается.
Но замполит подумав расканючился:
– Если я заначку буду вкладывать в погашение долга, как же я выживать буду.
– Не ной, я поделюсь с тобой, – обрадовал Седлер.
И тут он заметил движение. От штаба бежали, обгоняя друг друга, посыльный и старший лейтенант стартовик.
– Не иначе инопланетяне сели невдалеке, – предположил Илья.
– Да, похоже на то, – согласился и Юра.
– Хорошо бегут.
– Угу.
Илья выбил из рук замполита вилы и объявил:
– Бросай свои раскопки замполит, разворачивайся к проблемам дивизионного масштаба лицом.
– Ты прав шибко бегут, боюсь, тот масштаб, что их сюда гонит нас задавит, – присмотрелся Юра.
Забросив раскопки вместе с вилами, отправились навстречу, чтоб лейтенанту было короче бежать.
– То – ва – рищ ко – ман – дир, – еле выговорил старшой.
– Рожай уже, – поторопил Илья.
Тот на одном дыхании выдал:
– Тягач с эстакады нырнул.
– Жертвы есть?
– Есть, водитель пострадал, – козырнул лейтенант.
– Живой?
Тот, объясняя, попытался помочь себе руками и ногами. Даже туловищем вильнул.
– Да, но сильно хлопнулся, везти в госпиталь надо.
Всей капеллой поспешили в штаб. По ходу Седлер спросил:
– Санинструктора вызвали?
– На месте, – подпрыгнул рядом вышагивая лейтенант.
А Илья обдумав по ходу всё, рассказывал задачу лейтенанту:
– Лодки готовьте. На двух пойдёте. – и грозно: Не понял лейтенант… Чего стоишь, гони?
Тот дёрнулся было, но встал, как вкопанный.
– Нельзя же на лодках. Засветимся. Нарушение.
– Я тебе приказал, выполняй, – рявкнул Седлер.
– Слушаюсь, – козырнул тот и побежал.
– Стой, – последовал приказ.
– Слушаю, – встал столбом тот.
– Молодой пострадал?
– Да, – выдохнул старшой.
Седлер налился яростью.
– Кто разрешил, ещё и на эстакаду.
– Комбат стартовой батареи приказал, – отчеканил тот.
– Опять Олег своевольничает, – нахмурился Илья. – Беги, готовься к погрузке.
– Что будем с капитаном делать, командир? – спускаясь к причалу, нахмурился замполит.
– Это сейчас не главное, замполит. Госпиталь теперь главное, плывите, потом разберёмся.
– Ты мне денег обещал на кольцо? – напомнил тот.
– Ой, забыл, – схватился Илья, – ты иди к причалу, я в штаб заскочу.
Пока ответил на звонки, дал наказы дежурному, считал деньки выуженные из сейфа, окно держал под прицелом. Увидев, что с горы несли носилки с пострадавшим парнишкой, Илья поспешил, чтоб не заставлять ждать себя. К причалу он подлетел почти вровень с носилками.
– Мне плыть? – посмотрела на него санинструктор.
– Обязательно, на двух лодках пойдёте, места хватит всем. На причале гидроаэропорта будет ждать санитарка, я доложил о ЧП.
– Командир, что говорить о наличии лодок? – забирая деньги спросил замполит.
– Я сказал, что взяли у рыбаков. Придерживайтесь этой версии. Всё, с Богом. Держись сынок, – погладил он мальчишку по плечу, – там помощь.
Проводив лодки, Илья вернулся в кабинет. Надо быть привинченным к месту, чтоб вовремя получать толчки и матюки. Олег, потупясь и ковыряя носком сапога пол, ждал у дверей кабинета. Втолкнув перед собой в кабинет топтавшегося медведем у двери комбата старта, Седлер прошёл за ним сам.
– Чего ты молчишь?
– М-м-м…
Илья пощипал свой нос и походив встал напротив него.
– Ну, помычал и будет тебе. Скажи, сколько можно тормозить?
– Если б в школах учили водителей тормозить, не свалился бы, – мял капитан кулачищи.
Илье очень хотелось постучать кулаком по его голове. Так захотелось, что он аж спрятал свои руки за спину.
– Ох, детинушка, зачем ты его туда посадил? Ты же знаешь, с какой подготовкой они приходят.
– Служба же стоит, – проныл проштрафившийся стартовик.
Илья в бессилии постучал кулаком по стене. В принципе он прав. Уровень подготовки никакая. Но именно поэтому опасно… Чёрт!..
– Ты приказ слышал, не привлекать пока молодых.
– Служить-то когда? Ещё и учить салаг приходится, – бубнил тот.
На стук Седлера в кабинет заглянул дежурный, мол, звали. Тот махнул рукой: «Сгинь!» Обходясь без стука в стену, гаркнул:
– Для кого начальник штаба приказы на читках зачитывает?
А тот, сверля взглядом самый дальний угол, вздыхал:
– Они приказы шлют, а мне ракеты возить.
– Умнее генштаба решил быть?
– Их не переплюнешь. Лучше бы учили как положено, а не использовали их на строительстве дач.
– Иди, – вымотавшись приказал Илья.
– Куда? – не понял Олег.
Седлер махнул рукой в сторону хозяйства стартовиков.
– Машину восстанавливать.
– И всё? – не поверил своим ушам тот.
– Иди.
– Ага, сейчас пойду… – засуетился он. Но от двери спросил:– А со мной что будет?
– А чего бы тебе ещё хотелось? – не удержался от зуботычины Седлер.
– Ну, не знаю я, – мялся тот вытанцовывая неизвестный танец.
– Кругом, – рявкнул Илья. – «Вот Бог послал служивого. Всё, как по барабану ему. Пока повернётся, пока дойдёт до его головы, что надо сделать шаг, все уже добежали. Хорошо хоть старший лейтенант у него шустрый». Смышлёный, быстренький москвич везде успевает. Зимой выдавило задвижку у резервуара с солярой, он на гору вровень с Седлером добежал. Илья, сорвав тогда с него шапку, заткнул ею дыру, остановив утечку. Подтянувшиеся туда офицеры смеялись потом.
