Текст книги "Норильск - Затон"
Автор книги: Людмила Сурская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Разливай.
Лиза почти не слушала их, погрузившись в переживания и прошлое, которое вдруг захлестнули её с головой. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как они, с подружкой возвращаясь с танцев увидев на углу зловещие тени, спрятались под штабелем досок. Надеясь, что те пройдут мимо, и они благополучно пойдут домой. Но голоса не затихли, а наоборот приблизились вплотную к ним. Девчонки напугались не на шутку. И только когда «злодеи» сели на доски и оторопело, озираясь, заговорили, Лиза поняла свою ошибку, это был Тимка, Илья и Борис. Они возмущались тому обстоятельству, куда могли подеваться девчонки? Маячили же перед глазами и вдруг исчезли, как по волшебству. Лиза захихикала, зажимая рот рукой, но из укрытия не вышла. Стыдно было признаться, что испугалась. И вот сейчас они опять, как и в молодости вместе сидят перед ней. Опять трое.
– Хватит сердце рвать и нервы оголять, допивайте до конца давайте и пора расходиться, – поднялась, стряхнув воспоминания, она. – Поздно. Вечер в окно бьёт.
– Ты права Лиза, – согласился с женой Тимофей.
– Илья Семёнович вызови машину, пусть развезут страдальцев, – прошептал на ухо Дубову зять.
– Цепями к сердцу приковала, – всхлипнул пьяный Борис, не спуская глаз с неё.
– Угореть можно, – отмахнулась презрительно она.
– Правда Лиза, Лизавета, так и есть, – ныл Борис.
– Молчи уж, пока Тимофей тебе бока не намял спьяну, – шикнула та.
Проводив непрошенных гостей до прибывшей к подъезду машины и рассказав адреса пассажиров водителю и охране, Седлер, вернувшись, наехал, не вытерпев на родителей:
– Я с вас балдею! Как так можно? Не понимаю…
– Что тебе не понятно сынок?
– Не врубаюсь. Ко всему я был готов, но чтоб такое… Морду бы вы побили друг другу и то понятно, а так ни в какие ворота.
– Илюша, сядь сынок, – подвинул ему стул рядом с собой Тимофей. – Ты ехал сюда сегодня видел, что творится. Да, и в вашей академии штормует, думаю, не меньше. Рядом с эпицентром находитесь, а через тридцать лет это время так же поднимут на дыбы, и будут судить. И уже твой сын спросит, куда ты профукал мощную державу? Заметь, ни за Брежнева, Сталина, Ленина или царя спрос пойдёт, а за державу… Потому как каждый из них не жалея народ радел о державе. А мы и вы профукали её.
– И как водится, искать виновных тоже будут, – обнял его с другой стороны Дубов.
– Всё просто у вас с Ильёй Семёновичем, отец, получается.
– Сложно только у лживых.
– Крутит, значит, ищи подоплёку.
– Мы сами ещё месяц назад не предполагали, что сядем за один стол с врагами. Но реальность сегодняшняя перевернула всё. Враг не личный взял верх, а развал государства.
– Понимаешь, нас шатало от голода, нашей беды и обиды. Но под ногами всегда была твёрдая почва, даже там на болотах. У нас была Родина.
– Так и было, а сейчас она ушла из-под ног. Эти суки выбили её. Нет страны. Одни шматки остались. И вот перед этим несчастьем и этой опасностью, наше собственное горе меркнет.
– Дружно вы за меня взялись, с двух сторон нажимаете, – усмехнулся Илья.
– А как ты думал. Сначала подсаживаем на пьедестал, потом с энтузиазмом, дружно, виновных ищем и пинком под зад сбрасываем кумира. – Налил ему чаю отец. – Пей, чай не водка ум не отбирает.
– Сколько вы будете чаёвничать? Терпения уже нет, на вас смотреть. Ведро точняк выхлебали? – разворчалась Елизавета Александровна.
– Это уж такое дело, при разговоре либо чай пей, либо водку, – хохотал Тимофей. – Жалко чаю, перейдём на другое. Займитесь внуком лучше, мадам.
– У внука есть мать, закругляйтесь и по койкам.
Мозговой, не принимая шутки, строго глянул на жену.
– Лиза, иди, нам надо поговорить с Илюшкой.
– Хорошо, только, чур, не будить.
– Эй. Так не пойдёт.
Дождавшись ухода Елизаветы Александровной, мужчины возобновили разговор.
– Илья, сынок, ты не лезь в эти заварушки.
– На призывы не покупайся, – вторил Тимофею и Дубов.
– Утрясётся всё, потом разберёмся.
– Твоё дело небо. Вот и храни его.
Илья успевал только поворачивать голову от одного к другому.
– Ответ крикунам должен быть один: «политика не моё дело» и точка. Чья бы шашка над твоей головой не махала со своего пятачка не сходи.
– Отец, Илья Семёнович, а что будет с моим замполитом, например? Это ж много людей под метлу попадёт? Их жизни прахом пойдут?
– Думаю, останутся все живы, к стенке никого не поставят. Поорут, пар выпустят. Назовут как-то по-другому и все пироги.
– Было молоко, станет кефир и вся проблема. Это не основная беда сегодняшнего бардака.
– Что ты имеешь ввиду, Дубов?
Тот пододвинул к себе вазочку с вишнёвым вареньем, кинул пару ложек в рот и, запив чаем, объявил:
– Во главе каждой республики встанет свой хан и хана народу.
– Согласен с тобой. Три прибалтийских хутора старушка Европа прижмёт к себе.
– По уму-то так им на хрен не нужна та нищета, но поближе к границам Российским подобраться страсть, как охота. Белоруссия останется с нами.
– Почему Илья Семёнович?
– Её немец в войну пожёг и вырезал. Там половина народа с Российских просторов.
– Украина точно с нами будет, да пап? – поспешил он и не угадал.
Отец нахмурил брови, пощипал подбородок и выдал совершенно иное, нежели тот ожидал:
– Ни фига. Она наплачется сама, замучает нас и насмешит весь мир.
– Почему? Согласись, что колыбель Руси была в древнем Киеве. Мы один народ! – настаивал сын.
– Националисты колобродить будут. Повылезают из всех щелей. Для них Польша и Румыния и матери, и сёстры. Им они простят всё, да и прощать нечего забыли всё. А вот к «москалям» со списками претензий бегать будут. Так они устроены. Дождались мутной воды шакалы. Вспомните, после войны: Прибалтика угомонилась, а они ещё свой народ долго терзали. А стержня в хребте нет, кровей намешано много.
У парня вытянулось лицо.
– Как это?
– Дубов объясни ему, я ещё за чаем схожу.
– Под татарами были, под поляками были, под австрийцами тоже, румынами, венграми, литовцами и ещё много, много чего намешано. Сурагат. А что с него? Одна изжога и головная боль.
– Кто ещё чаёвничать хочет? – опустил чайник на стол Тимофей. – Заметьте, всё это было могучей страной. И каждый из нас болел своей болью, не помышляя рушить её. И мне не понятно, почему те, кто разрушил её, прикрывается этой нашей бедой, которую, мы никогда не ставили в противовес стране.
– Ты учти Илья встанут заводы.
– С чего?
– Нарушены связи. Кстати, Дубов выруливай на западные рынки и быстрее. Брось все свои резервы. Внутренний рынок на какое-то время будет потерян.
– Ты прав Тимофей, прав. Завтра же займусь только этим.
– Неужели дойдёт до этого, отец?
– Зарплату выплачивать не будут, а людей на улицу начнут выкидывать. Прижмитесь там. Лишние деньги если есть немедленно в валюту и золото.
– Есть немного, в Норильске же жил.
– Завтра без возражений поедешь со мной, предупредил Дубов. Действовать надо быстро и ушами не хлопать.
– А что с нашими накоплениями?
– Что было здесь всё в валюте уже, а что скопилось там, у тебя, пустишь в акции комбината.
– Ты думаешь, дойдёт до этого? – Потёр подбородок Мозговой.
– И очень скоро. По-другому спасти комбинат будет нельзя. Да и «умных» отхрякать его себе много найдётся.
– Понял. Илью после окончания, заберу в Норильск на полк. И не дёргайся, – предупредил отец возражения сына. – А ты Илья Семёнович, если уж тут под дыхалку будет, возвращайся к нам. Квартира твоя стоит законсервированная.
– Это тоже откидывать не будем, – помешал ложечкой чай Дубов, гоняя по чашке лимон.
– Найди мне хороший проект храма. Строить буду. Пусть катится по тундре колокольный звон. Пока эта неразбериха я и осуществлю задуманное.
– Согласен, Тимофей. Много по тундре путников неприкаянных мыкается, будет им приют на «Затоне» и душе их покой.
– Лукьян прав, мужской монастырь заложим. Колокольню поставим на пример Ивана Великого. Пусть гудит над тундрой. Мы что хуже сердца России. Остановится путник или охотник, угомонит на мгновение бег суетной мысли, как бы разбуженный словом вечности и плачущей душой, поспешит на этот призыв. Или, вздохнув и осенив себя крестным знамением, продолжит свой путь.
– О! Ты, отец, уже сложно заговорил. Я вас понял. Разрешите мне отчалить. Лизонька заждалась, и вы бы шли поздно уже. – Попрощался с ними, отправляясь спать, Илья.
– Иди сынок, а мы ещё посидим, чаёк попьём.
– Ох, боюсь тебе этот чай, завтра боком от матушки выйдет.
– Договорюсь, не твоя печаль, топай.
– Тимофей, я пойду Таню посмотрю и вернусь. Быстро провернусь. Пока ты с чайником сбегаешь на кухню, я и подскочу.
– Понял, иду ставить. Будем всю ночь пить чай.
Они долго ещё сидели, планируя, как спасать заводы, рудникам пережить лихую годину, выйти из месива без больших потерь комбинату. А на улицах шумели разъярённые толпы новоиспечённых революционеров, не понимая, что пустили страну и себя на никому не ведомый виток истории.
За советом к Рублёву
Воспользовавшись тем, что ребёнок остаётся под таким мощным присмотром. Лиза потянула мужа посмотреть Андроников монастырь. Когда пришёл в него послушником Рублёв монастырём правил ученик Сергия Радонежского Андроник. А на монастырском кладбище похоронены герои Куликовской Битвы. В памяти монахов-старожилов сохранились воспоминания, как отдыхали победоносные дружины Дмитрия Донского, перед тем, как вступить в ликующую Москву, трезвонившую во все колокола. Всё это наложило отпечаток на его работы. Илья долго сопротивлялся, но вынужден был согласиться. Не отпускать же её в такое не спокойное время одну.
– Там жил, работал и погребён Андрей Рублёв. – Убеждала горячо она его. – Уверена, ты не раскаешься. Я тебе расскажу, что не поймёшь.
Ей очень хотелось посмотреть «Троицу» Рублёва. Она читала, что произведение это он написал «в похвалу святому Сергию». В посвящении был заложен глубокий смысл. Языком художественных образов Рублёв выразил то, чему учил Сергий, что последний почитал важным и нужным для родного народа. Главная мысль картины, – идея мира и согласия, о чём страстно мечтали и не находили в жизни люди пятнадцатого века. Странно, но тот же вопрос беспокоит и нас сейчас. Лизе хотелось всмотреться в те старинные краски, поискать ответ, терзающий в эти безумные дни страну, в Рублёвском прошлом. Рублёв создавал ощущения совершенства. А вдруг он достиг тайны гармонии, совершенства и чистоты ещё тогда и закодировал в «Троице». Особенно большое впечатление произвёл на неё средний ангел, чуть склонивший голову на бок и протянувший руку, чтобы взять и испить смертную чашу. Дерево над его головой плавно склонилось от печали, словно в знак предосторожности и сочувствия. Ох, как Рублёвская мечта о прекрасном человеке, о всеобщей гармонии, о мире, дружбе и согласии актуальна сейчас. Ведь свою бессмертную «Троицу» он вынашивал в сердце, как всеми ожидаемый призыв русских людей к единению. Прошло столько веков, и мы стоим опять у того же корыта. Почему человек по несколько раз наступает на одни и те же грабли? Почему каждому нужен свой удар в лоб?
Возвращались они молчаливые. Илья посмотрел на жену и удивился, даже лица у обоих не такие как всегда, а какие-то добрые, просветлённые. Он другими глазами посмотрел на бушующую толпу подкрученных людей:– «Может, действительно отец с Дубовым правы, если с таким трудом и кровью объединялись, то кто дал право рушить это сейчас. Кто даст гарантию, что так будет правильно и счастливо?»
– Тебе понравилось? – постаралась заглянуть ему в глаза Лиза.
– Да. Вернее мне помогло это кое-что понять.
– В следующий раз я расскажу тебе о Феофане Греке. Они с Рублёвым противостоятели. Феофан весь в драматических противоречиях. Его образы каждую минуту ждут, что раздастся глас труб, зовущий людей на Страшный суд, где ни один грех не будет прощён. Персонажи Рублёва мы только что видели, полны чистоты и согласного мироощущения.
– Уговорила, я согласен. Похоже, в этих двух людях спрятана загадка противостояния нашего народа. Одна часть народа периодически бьёт в набат, поднимая на судилище, а вторая хочет мира и спокойствия. Даже иконы зовут к противоположному оказывается. Вечный вопрос опять повисает в воздухе.
– Кто прав?
– Да. Но уже определился с позицией. Я на стороне Рублёва.
– Я тоже.
– Давай завернём в Лаврушинский переулок.
– Ты хочешь зайти в Третьяковку?
– Раз мы уж так рядом сейчас, то почему бы не посмотреть.
Тайна картины
Лаврушинский, как всегда был многолюден. Они бродили по залам, подолгу задерживаясь у известных с детства полотен: «Утро стрелецкой казни», «Княжна Тараканова» или В. Перова. «Проводы покойника», И. Шишкина, «Рожь», В. Сурикова. «Боярыня Морозова». Особенно Илья крутился около картины Ф. Васильева. «Мокрый луг».
– Тебе понравилось, я вижу, это потрясающая силы вещь. В этом пейзаже, по-моему, сплелись любовь, боль и тоска. Поэтому он так хватает душу. Гений, а они долго не живут. Он умер в Ялте, в 23 года, совсем молодым.
– Откуда ты столько знаешь?
– Должна же я чем-то заниматься в тайге и тундре, вот читаю. Народ гонялся за художественной литературой, а я покупала о звёздах, картинах, Древней Руси.
– Потрясающе, а почему я ничего об этом не знал? Колись теперь, что ты ведаешь о создателях Третьяковки?
– Что и все. Они принадлежат к старинному купеческому роду. Их прадед переселился из Малого Ярославца в Москву, основав дело. Основной доход шёл от костромской текстильной мануфактуры. Если даровитый человек попал в беду, Павел старался помочь. Для вдов и сирот художников он выстроил дом с бесплатными квартирами. Первые картины Павел Третьяков купил в 1856 году у мало кому тогда известных: Худякова и Шильдера. Потом были Верещагин, Пукирев, Флавицкий. На первой выставки передвижников приобрёл «Грачи прилетели». Помнишь, по школьной программе проходили. Дальше, больше.
– А какая картина самая шумная?
– «Явление Христа народу». Самая большая картина. Ей восхищались, о ней спорили.
– Пойдём в зал Репина, всегда хотел посмотреть.
Он несколько раз возвращался к картине «Иван Грозный» внимательно рассматривая её. Лизу это удивило и насторожило. При выходе из зала он вернулся опять к ней. Попросив смотрителя зала рассказать о произведении, что та с удовольствием и сделала. Поведав, что картина производила на умы людей необычное впечатление и на неё, как и на человека было покушение.
– В смысле? – перебил женщину Илья. – Извините.
– На неё напали с финским ножом. Молодой человек бледный с безумными глазами сделал на картине три пореза. Когда его скрутили два служителя, он кричал: «Довольно крови! Долой кровь!» Преступник назвался Абрамом Балашовым, когда его допрашивали, он повторял всё тоже. Было ясно: он сумасшедший. Прямо из галереи его отправили в соответствующую больницу.
– Как же удалось спасти картину? – влез в рассказ опять Илья.
– Из Эрмитажа был приглашён опытный реставратор. Приехал и Илья Репин. Через несколько месяцев картина висела на прежнем месте. От ударов не осталось и следа.
– Да, интересная история, – переминался с ноги на ногу Седлер.
Зная мужа, Лиза понимала, происходит что-то непонятное, но очень серьёзное.
– А вы не могли бы показать, где были эти порезы? – помявшись вдруг попросил он.
– Могу, почему бы и нет. Но почему, это вас, молодой человек, так заинтересовало?
– Мне, кажется, я уже видел эту картину, причём совсем недавно и как раз вот с такими порезами. Их просто заклеили с той стороны и всё, кусочками ткани. Причём работа эта была очень старая, я по ткани это понял. Одна конфигурация пореза, на одной и той же картине, что это?
– Вы ошибаетесь, это вообще какая-то ерунда. Такого просто не может быть.
– А вот это я завтра поеду и узнаю. Обещаю, потом, в благодарность за интересный рассказ и потраченное на нас время, прийти и рассказать о своей поездке.
Лиза еле успевала за ним. Илья был очень взволнован. Шёл, торопясь и о чём-то думая совсем забыв о ней. Когда при переходе улицы чуть не влетели под машину, она, потянула его к скамье.
– Илюша, давай посидим чуток. Ты ничего не перепутал?
– Нет. Я видел именно это произведение и не просто видел, а держал в руках.
– Где это случилось?
– Под Калинином. Нас посылали на несколько дней в колхоз. Разместили, кого в клубе, кого по хатам. Мы трое попали к женщине, такой маленькой, чистенькой, в белом платочке с цветочками по краям. У неё, я и видел эту картину. Спрашиваю: – «Откуда?» Село и вдруг не репродукция какая-нибудь или вышивка кисок и собак, а настоящий холст, ещё и старинный.
– Рассказала?
– В войну у них жил немецкий офицер. Вот у него этим добром вся комната была заставлена. Привозили ему ценные вещи, а он с командой сортировал и отправлял в Германию. А эта картина порченная была, колотая, вот он и выбросил её, а младшая сестра нашей хозяйки подобрала. Девочка умерла, а картина осталась, как память о ней.
– Чудная история. Я вот сейчас подумала. Может, это рабочая версия реставраторов для работы с картиной?
– Может и так, но истину можно установить, только отдав ту картину на экспертизу.
– Что же делать?
– Завтра с утра, запасаемся бутербродами и едем в село.
– Как скажешь, милый.
Оставив Тимку на родителей и прихватив еду, помчались с утра пораньше на Ленинградский вокзал. И успев на раннюю электричку, отправились в Тверь. Оттуда на рейсовом автобусе в село. Но здесь ждало Илью разочарование. Баба Клава неделю уж, как умерла от сердечного приступа. Соседка открыла дом, но картины на прежнем месте не было. Та же соседка сообщила, что забрал её сын старушки, когда приезжал хоронить. За адресом сынка, пришлось идти в сельсовет. Там выяснилось, что проживает он в Твери. Илья с Лизой вернулись в город. Обратившись в справочное бюро на вокзале, быстро нашли нужную улицу и дом. Представившись знакомыми бабы Клавы, были допущены в квартиру. Сына, покойной старушки, дома не оказалось. Жена мужика толком не могла ничего объяснить. Твердила одно, что муж пропал вчера. Она пришла с работы, а его нет. Ночью не вернулся, сегодня тоже. Раньше за ним такого не замечалось. На вопрос Лизы посмотреть по квартире может, что ещё пропало. Развела руками, мол, вроде ничего. Илья настоял проверить. Выяснилось, что исчезла картина и именно та, что он «приволок» от матери. Вешать такое драное барахло на стену она ему не позволила, так он её засунул в пространство между мебелью и стеной. «Но это такое дело, что мог выкинуть на помойку». – Заверила она. Илья с Лизой переглянувшись, попрощались и вышли во двор.
– Что скажешь, детка?
– Даже и не знаю что подумать…
– А, по-моему, дело дрянь. Давай осмотримся и подумаем, кто мог видеть мужика с картиной во дворе?
– Обычно это удел бабок у подъездов и доминошников.
– Но здесь нет ни тех, ни других.
– Зато здесь есть алкаши вон за теми кустами и мальчишки, гоняющие в футбол.
– Возможно, нам это ничего и не даст. Но других вариантов у нас тоже нет. Начнём с алкашей. Придётся купить бутылку и посидеть с ними, а ты побудь пока вон в том магазине. Мужики, обрадовавшись новым вливаниям в виде двух бутылок, поведали, что, кажется, видели, как Константин, который по зарез нужен корешу, заходил в соседний дом к коллекционеру с какой-то трубой. Почему они уверены что к коллекционеру? Так сам сказал, отказавшись от их приглашения. К детям пошла Лиза. Представившись представителем из «спортшколы» занимающейся, подбором дворовых коллективов, она заболтала ребят, выведя разговор на Константина, работающего слесарем и позарез ей нужного. Ребята поведали практически тоже, что и алкаши. Видели, как заходил к коллекционеру с трубой. Почему именно к нему? Видел Сашка бегавший замазывать домой содранную коленку, а он в том же подъезде живёт под ними. Так же выяснилось, что вечером коллекционер, погрузив в машину с сыном ковёр, уехал. Вернулся он уже поздно и без ковра. Играли допоздна, поэтому всё и видели.
– Что мы имеем? – подбил итоги прошедшего дня Илья, возвращаясь на электричке в Москву.
– Если рассматривать под углом детектива, то всё ужасно. – Передёрнула плечиками Лиза. – Константин решил посоветоваться насчёт картины с коллекционером и он, проверив ценность картины, не выпустил его уже из квартиры. Но тогда получается, картина по любому ценна, иначе, он на неё просто не позарился бы. А что если то полотно, что висит в Третьяковке вовсе не реставрировано, а заново переписано Репиным, а первый холст, повреждённый, это тот, что мы ищем?
– Убил или усыпил, вывез в ковре, а потом убил. Труп вон в Волгу кинул или повесил где-нибудь в лесной чаще. А насчёт картины у тебя каждый день по версии. Надо сначала найти её. – Обняв, прижал её к себе Илья.
– Какая жуть. Как же он в квартире его мог кокнуть?
– Топором, молотком, но тогда кровища будет. Зачем ему мараться. Скорее всего, усыпили, а потом удавили верёвкой или плёнкой.
– Но ведь может быть это всё только наши фантазии. И Константин, действительно сделав у коллекционера какую-то там трубу, ушёл пить с дружками или в беду попал и лежит в больнице. А ковёр вывозили в химчистку или на дачу. Картину просто выкинули, как ненужный хлам.
– Может быть, только, похоже, что не так всё обстоит совсем. Сейчас устал, не соображу. Доберёмся, освежусь, поужинаем, подумаем.
Утром Илья позвонил своему замполиту Юре, поступившему в академию и живущему сейчас у тёщи с тестем в Кусково.
– Юрок, Это Илья Седлер, ты очень сейчас занят?
– Очень, валяюсь на диване. А что командир есть идея?
– Есть. Найти машину можешь?
– Без проблем. У тестя возьму «жигулёнок».
– Водить-то можешь?
– А как же.
– Тогда бери завтра свою жену, если у неё парик есть прихватите и его. У тебя тёща по-прежнему реставрацией картин занимается?
– Ты что, решил Эрмитаж грабануть?
– Завтра всё расскажу. Ждём вас утром в восемь у себя.
За дорогу до Твери Илья рассказал о картине, пропавшем Косте и коллекционере.
– Я тащусь от вас. – Присвистнул Юрок. – Наши дальнейшие действия.
– Коллекционер купил соседнюю квартиру на этаже и делает там ремонт. Под ним живут в трёхкомнатной алкоголики, а двухкомнатная закрыта. У алкашей пацаны дома почти не бывают. Думать-то тут практически не о чем. Надо их напоить.
– Это мы запросто сделаем, но зачем?
– Подожжём кое-чего на балконе в тазике. Огня не будет, а дыму навалом.
– Опять ничего не понял.
– Наверху же должны забеспокоиться и начать таскать картины в ремонтирующиеся безопасные комнаты на противоположной стороне.
– Ну.
– Помощники нужны.
– Ими должны стать мы.
– Понял, наконец.
– А если к алкашам приедет пожарная?
– Пусть тушит. Тебе мешает.
– Но как мы попадём в помощники?
– Электриками.
– Но я ничего в этом не смыслю, ты же знаешь.
– Значит, не лезь в розетки и щиток. Будешь заниматься ответственным делом, носить инструмент и держать отвёртку.
– Как мы найдём картину?
– По колотым порезам. Останови, замажем номера. Девчонки маскируйте свои рожицы и напяливайте парики. Мы вчера там уже маячили, нас не должны узнать.
– Командир, а что если не найдём?
– Будем дальше думать.
– А как ты вынесешь картину незаметно мимо хозяйки?
– Выкину в форточку, под окном будут стоять девчонки, поймают.
– Зашибись. Просто, как валенок. Послушай, нам какими-то комбинезонами форменными надо бы разжиться.
– Всё продумано. Сейчас заезжаем ко мне в общагу, берём тёмно синие комбинезоны лётчиков. Кто разберёт. Крылышки срежем. И будет порядок.
– А если кто помешает? – пожала плечиками Тамара, жена Юры. – Что-то мне ребята боязно.
– Это только поначалу так, – заверила Лиза, – а потом даже интересно. Мне вчера страшно понравилось. Илья, под каким предлогом пойдёте к алкашам?
– Пойдут Юра с Тамарой. Потом махнут из окошка мне, когда клиенты будут готовенькие. Позвонят, к ним выйдут. Спросят, что надо. А Юра с Томой скажут, мол, жили в этом подъезде когда-то. У всех закрыто. Хотели бы посидеть вспомнить.
– А с чего ты решил, что в ней менялись хозяева?
– Пацан вчера мельком Лизе сказал, что там, где они жили раньше, спортивной площадки не было такой хорошей, как тут в бабушкином дворе. Вот я и решил, что переехали они в неё только после смерти бабушки. Бабка, если б была жива, не дала спиться. А они до точки, по-моему, дошли уже. Вон их окна видите, не мыты, завешаны кое-как. Забрав пакет с булькающей жидкостью и закусью, ребята двинули на первое задание. Через два часа Тамара помахала рукой с балкона. Илья буркнув: «Порядок» забрав свои пакеты с комбинезоном и дымовыми шашками, пошёл организовывать «пожар». Устроив на балконе «Горит!», переодевшись в комбинезоны и забрав инструмент, пошли наверх к коллекционеру, а Тамара, забрав их одежду, отправилась к машине. Выпив с Лизой кофе и посмеявшись над своими страхами, пошла дежурить под окно, где по плану Ильи должна она находиться в ожидании картины. Это было с другой стороны дома, а под валившим дымом балконом собирались люди, кто-то вызвал пожарную машину. Приехавшие пожарники вскоре со всем разобрались. Почертыхались для порядка. Налили где надо и не надо воды. Тамара наблюдала за этим уже из машины, поймав картину, она забралась в машину и наблюдала за происходящим, уже оттуда ожидая ребят. Вскоре появились и ребята. Юра показал знаком Тамаре, чтоб отъехала к магазину, там они подсели к ним и покатили на Москву. Отъехав подальше, развернули картину. Марина зажала рот, чтоб не вскрикнуть. Илья не ошибся, это была та самая картина.
– Чума болотная, что ж это такое мы имеем, – оторопел Юрок.
– Пока не знаем. Твоя тёща должна нам сказать это.
– Тогда поехали пока она в мастерской.
В Москве из первого же попавшегося автомата позвоним ей, чтоб задержалась.
– Не несись, не хватало ещё ГАИ попасться на глаза. Катись нормально.
– Слушай, командир, ты точно, как и рассказывал ЧПшный малый. Надо же было тебе именно к этой бабке попасть.
– Ребята, если картина у коллекционера, то в ковре был труп, – ужаснулась вдруг Тамара.
– Да, мужику не повезло, а из нас приличная шайка грабителей получилась.
– Вы следов не оставили после себя? – забеспокоилась Лиза. – Во всех детективах ищут по отпечаткам.
– Мы у алкашей всё перемыли, а там действовали в резиновых рабочих перчатках. Детективы тоже читаем.
Раиса Фёдоровна ждала их в мастерской. Когда она увидела картину, у неё затряслись руки: «Откуда?»
– Всё сложно. Хотим знать, что это такое мы имеем на руках…
– Репин, но тогда что висит там…,– она прикусила язычок.
– Не спешите. Может быть так, что и там и тут Репин. Мы оставляем это вам. Только будьте аккуратны, уже есть свежие жертвы и кровь на этой картине. Вы лучше распорядитесь ей, нежели мы. Главное она у сведущих людей и принадлежит России.
Вернувшись домой, Илья с Лизой за ужином рассказали домашним о приключении и найденной картине. Тимофей с Дубовым пыхтели, но ругать не стали.
