Текст книги "Норильск - Затон"
Автор книги: Людмила Сурская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Шпионские страсти «Затона»
Лиза с Лизаветой Александровной тревожились, и было с чего: Илья задержался, не придя на обед, не дождались они его и вечером на ужин. От соседей на крыльце, что служил своего рода радиостанцией новостей по «Затону», узнали, что случайно где-то невдалеке от части, в леске, нашли охотники замаскированное непонятное передающее устройство. Охотник зацепился ногой за кочку, она отвалилась, а там замотанная в целлофан станция, аккуратно уложенная в ямку. А земли от вырытого убежища нигде и нет. Мужик, оглядевшись, заляпал всё, как оно было, и рванул к военным в часть. Попросив у дежурного провести к командиру, выложил всё. Оставив вместо себя на хозяйстве начальника штаба и забрав караул, Седлер выехал на место ЧП. Прибыв с охотником на полянку и осмотрев схрон, Илья принял на свой страх и риск решение: оставить в засаде двух бойцов с автоматами и офицера. Вернувшись в дивизион, доложил по команде о случившемся ЧП вблизи затона. Полк долго отмалчивался. После неоднократных напоминаний, последовала очень мудрая команда – ждать.
– Интересно, чем мы сейчас занимаемся, если не ждём. – Стукнул кулаком перед носом замполита Илья. – Ты мне объяснишь, что у нас так любят все прятаться за долгоиграющие пластинки в государстве. Там где надо действовать, страхуются.
Тот, отшатнувшись, и скривившись на дверь, толкнул его на стул:
– Тихо, не ори. Меры принял, подстраховав ситуацию, и сиди. Не все же такие, как ты от винта.
– Сколько ждать, как ты думаешь? – вздохнув, поднял на него голову Илья.
– Спроси чего полегче, – огрызнулся замполит.
Ждали полночи, беспокоясь за самовольно выставленный караул. К утру полк родил команду: «Выставить охрану».
– Уже выставили, – плюнул в сердцах Илья, как особисты долго чешутся. Вот за какой-нибудь чистый листок из секретной тетради, уже б до Красноярска насвистели, а тут ни пыр, ни мыр, ни кукареку.
Засунув руки в карманы галифе он побегал, скрипя начищенными до блеска, сапогами по кабинету.
Замполит, покрутив головой, разрабатывая уставшую шею, промолчал.
– Что молчишь Юрок? – не выдержал Седлер.
– Думаю! Менять скоро надо будет наших ребят. Затекли у них там, надо думать, конечности и комары заразы сожрали всё, что съедобно.
Илья поднялся:
– Давай так – иди, караул наш проверь, а я пойду на столе с полчасика покимарю, придёшь, разбудишь. Сам поеду к схрону.
Но соснуть не довелось, постучавшись в кабинет, бочком впорхнула Светка. Недовольно протерев закрывающиеся глаза, Илья воззрился на подваливший объект. «Откуда эта стерва чует мою потребность во сне. Ну, непременно мешается под ногами. Какими взглядами она меня испепеляет жуть, – усмехнулся он. – Знает же, не замечать эти буравчики просто невозможно. К тому же совершенно не пробивная. Ты её в окно, а она в трубу. Думал после инцидента на «Рыбаке» отвалит и успокоится. Ан нет! Опять рвётся в бой. Подваливает чертовка непременно в тот момент, когда я спать хочу».
– Тебе кого? – простонал он, вертя в руках для картинки делового образа карандаш.
Та посмотрела на него так, что он сразу понял беспочвенность своего вопроса. И закрепляя позиции быстренько озадачила его ответом:
– Кофе принесла с пирожком, пекла сегодня, попробуй.
Он зевнул и потёр глаза:
– Чего тебе не спится? Не понимаю я твоего мужа.
Телефонистка махнула рукой в непонятным направлении.
– Он шпиона караулит, сам же его там оставил.
Выйдя из терпения, Илья гаркнул:
– Мы на ты не переходили.
– Господи, крику-то, – поправила причёску та и опять воззрилась на него.
А Седлер уже уцепился за другое.
– Информация у нас поставлена не хуже ЦРУ. Вот откуда бабьё всё знает?
Та поковыряла обшивку столешницы и выдала секрет:
– Как получится, в этот раз я на телефоне сидела.
– Уволю всех баб к чёртовой матери, – распалился он.
– Ешь, – пододвинула она ему еду.
– Ещё отравишь, – отпихнул он тарелку.
Она хихикнула и объявила:
– Хочешь, хлебну сама, просто жаль, сидишь, мучаешься.
– Иди, а? Мне точно не до тебя сейчас. Соколов, алло, – крутил он ручку полевого телефона. – Готова смена? Отлично. Давайте людей в лодку. Я иду.
Она недовольно поелозила аппетитным задом о бок стола.
– Что уходишь, что ли?
– Топай отсюда, сейчас привезём тебе милого, – вытеснял он её, напирая грудью на отступающую в коридор женщину, из кабинета. – Глядишь, и пирожки твои пригодятся. Оголодал, поди, там, среди комаров, сокол-то твой. Замёрз, опять же, погреешь.
Сбегая с подоспевшим и провожающим его замполитом к причалу, Илья посмеивался сам себе: «Ловко я её выпер и чихнуть не успела. Какого чёрта пристала, но не пожалуешься же её муженьку. Ситуация смешнее не представить. И в самом деле, не пойдёшь к командиру полка с просьбой перевести старшего лейтенанта в другое место службы, потому что его жена лезет ко мне в штаны и морду стерве этой не набьёшь. Превышение полномочий. Хреновое дело, с какой стороны не глянь. Не хватало ещё бабьи языки, дотянут Лизе сногсшибательную новость. Здесь у всех по три глаза».
– Удачи, командир, – козырнул ему замполит с причала.
– Смотрите здесь в оба, если помощь там будет нужна, я даю сигнал. Ракетницу взяли.
– Счастливо, – помахал Юра лодке рукой.
Замполит стоял на причале до тех пор, пока лодка не скрылась за поворотом. В ночи звук мотора слышан чёрте где. Поэтому шли без адреналина. Остановились задолго до места высадки. Сколько-то протянули, идя вдоль берега на вёслах, потом спрятав лодку пешим ходом осторожно скашивая в сторону схрона. Услышав ответный условный знак, Илья перевёл дух. Значит, все живы и всё пока обошлось без беды. Произведя смену и забрав замёрзших, покусанных мошкарой ребят, отправились в обратный путь. Смена без напоминаний неслась с радостью в моторку.
– Задубели, командир, – стучал зубами муж телефонистки. – Холодно уже становится.
– Жена сейчас согреет, – пробурчал Илья. – Ждёт не дождётся. Пирогами встречает.
– Взялись за вёсла и пошли. Враз, жарко будет. – Ухмыльнулся Никитин.
Следующая замена только в ночь. «За день, может, случиться, что центр, пораскинув мозгами, что-то, да и сочинит», – прикидывал Илья, возвращаясь в дивизион. Но фиг вам, как не скажет замполит. За день так ничего и не изобрели.
– Молчат? – спросил озадаченных, командира с замполитом, вошедший комбат.
– Даже не мяукают, – махнул рассерженный Илья.
– Ничего не понимаю, – забегал по кабинету теперь уже замполит. – Красная шапочка какая-то получается. Они что измываются над нами что ли. У нас своих дел выше крыши.
– Хорошо, если Серый волк нами подавится, на охотников с ружьём надежда маленькая, – проныл Илья.
– Да в мерзком брюхе лежать мне лично, резона нет, – почесал макушку комбат.
– Ответственность на себя никто не хочет брать. Страна закачаешься, а стержня нет. Зачем такая армия мощная нужна, если никто не способен ничего решить, – рычал Седлер.
– Да, ладно тебе, – показал ему одними глазами на комбата замполит. Мол, заткнись. Настучит ещё.
– Понимаешь, не удивлюсь, если вот так лететь самолёт противника будет по нашей территории, дивизионы будут вести, командный пункт сдавать один другому, а никто не решится дать команду посадить эту птичку. Будут футболить от одного к другому, и не найдется, кому команды дать, – стоп! Заметь, внизу мы всё держим под контролем. Тормозит кто? Правильно, верх, – разошёлся, не остановить, Илья. Не обращая на предосторожности замполита, он выталкивал свою боль.
– Что же нам теперь делать? – присоединился к беганью по кабинету замполита с ходьбой и комбат. Теперь они оба, нависнув над командиром, пытались прояснить для себя поле игры.
– Вы от меня рецепта ждёте? А я не знаю… Придётся вечером опять смену везти, новых ребят комарам на пир. Сядьте, чего разбегались, – попросил Илья.
– Почешешь тут яйца, людей самим не хватает кто в отпуске, кто больной. Караул с нарушением заступает, а тут ещё и эта свистопляска. – Присоединился к ним с крамолой и начальник штаба. – Опять говеете? Я чай заказал. Сейчас доставят.
Но чай спокойствия не прибавил и тревог не рассеял. Разговор опять переключился на наболевшее.
– Особистов, как резаных собак развели, не пойму никак, чего им самим там не караулить или спецназ не посадить под кустами. Я нашёл, доложил. По идее, всё, свою задачу выполнил. Дальше будьте добры, сами ройтесь, это ваш хлеб. Стрелять за меня ракетами они не сядут, так почему же я должен там вместо них караулить? – Теперь уже вскочил Илья.
– Ну, вот нас посадил, а сам забегал.
– Слышь, командир, если к тебе сейчас провода подключить экономия соляры большая будет.
– Кто б мычал, – огрызнулся на смеющегося замполита Илья. – Какой толк от обыкновенного солдата будет, если придёт за этой игрушкой профессионал. Что они смогут, ещё и перестреляют со страха друг друга. А отвечать кому?
– Точно не особистам. – Отхлебнул остывший чай комбат, зажёвывая его бутербродом с маслом. – Ешьте лучше. Дембеля опять, суки, масло не едят. Надо придумать что-то.
– Да ну их на хрен, – отмахнулся замполит, – пусть не жрут, нам на чай достанется. Это не мордобой. Не до них сейчас. Голова другим забита.
– Что, там голову ломать, я вас уверяю, виновных они за несколько часов найдут. – Перекривился начальник штаба. – Под топор и хрясь, покатилась…
– Ладно, мужики, хоть постреляйся мы сейчас тут, ничего не изменится. Будем делать, что и делали, то есть менять охрану, – поднялся Седлер, – пойдёмте, снимем пробу с ужина в столовой, меня что-то уже от голода шатает. На бутербродах, да при таких нервных затратах, мы долго не протянем.
Опять сменились по условному знаку. Обрадованные ребята, уплетая привезённые бутерброды с тушёнкой, с удвоенным рвением налегали на вёсла. Отогнав подальше от схрона, пошли на моторах. В дивизионе ждало радостное известие. На рассвете назначил встречу спецназ.
– YES! – обрадовался Седлер. – Отвезу их на место и адью. Колупайтесь сами, это точно ваша работа мальчики. Мне неба хватает караулить, ещё за вас и шпионов ловить, валет вам упал.
К назначенному часу, взяв с собой Никитина, погнали моторку к месту встречи. Подойдя и не найдя никого, растерялись.
– Может место перепутали, – закрутил головой Илья.
– По условному знаку попробуй командир.
Появились тут же, как из-под земли.
– Ну, вы, как с картинки братки, – присвистнул Илья, увидев спецназовцев. – Смотри, прапорщик, косынки, маски, дивные комбинезоны, дайте потрогать. – Ерничал он.
– Да-а, командир, и оружие класс, не наши тебе автоматы. – Цокал языком Никитин в тон Илье. – Красавцы. Только в кино снимать.
Спецназовцы молчали, посматривая на своего командира. Наверное, им очень хотелось поддать этим двум раскукарекавшимся петушкам. Но команды заткнуть их не последовало.
– Остаётся узнать, где вы были до сих пор. – Поймав их взгляды и поняв, что переборщил, сбавил обороты Илья.
– Не куражься, майор, веди. Но не успели пройти и полпути, как убогий лес прорезала автоматная очередь.
– Мать твою… – сорвался на бег Илья.
Неслись, как на беговой дорожке. У схрона шла не равная борьба. Не имеющие навыков в таком деле солдаты, не обученные приёмам борьбы, отбивались из последних сил. Раненый офицер стонал под сосной. Илья махал кулаками на равных со спецназовцами, а подбежавший последним Никитин, бросился к раненному, доставая на ходу «медпакет» и пытаясь помочь. Нелегко дался конец, но двое мужиков были скручены.
– Майор, – отплёвываясь от крови, гудел старший группы, – откуда такие успехи в рукопашной? Я и то удар пропустил.
– С улицы. Чтоб отбиваться, борьбой занимался.
– Крепко видать доставали.
Илья кивнул:
– Подзаборником, безотцовщиной с малолетства дразнили. Защищался.
– Молоток, бьёшься не хуже моих, – похвалил он.
– В жизни всё когда-нибудь пригождается тем более в нашей, – ухмыльнулся Седлер и ткнув в задержанных спросил:– Забираете?
– Да, это наши клиенты. Почему их двое не пойму?
– А сколько их должно, интересно, быть, по-вашему? – удивился Илья.
– Вообще-то один, – хмыкнул он.
Илья, покрутил пальцами вокруг виска, соображая. Предположил:
– Значит, второй шёл за проводника. Один гость. Второй проводник.
Спецназовец согласился, но заметил:
– Может и так, только это уже не наша с тобой головная боль.
– Естественно. Чего ты такой ершистый? – улыбнулся Седлер, посматривая на своих.
– Тебе показалось.
– Нашего раненного с собой возьмёте? – прощупал почву Илья.
Тот объяснил:
– Катер идёт с врачом, мы вызвали.
– Вот почему у вас есть чем вызвать, а я должен в часть мчать. Страна же богатая. Ума у кого-то не хватает. – Ворчал Илья, уязвлённый в самое сердце их экипировкой.
Командир спецназа подал ему руку.
– Бывай майор, может, надумаешь к нам служить, посодействую, такие орлы нужны.
Илья, конечно же, пожал, но от предложения отказался.
– Спасибо, тронут. Только с меня и неба хватит.
Разъезжались не оглядываясь, их дороги, сошедшиеся у схрона, вновь разбегались в разные стороны. Спецназ с «гостями» и раненным шли на Норильск, а ракетчики на «Затон».
– Рули домой Николаевич, устал, как ездовая собака, – махнул рукой Илья в сторону дивизиона. – Потерпите сынки, сейчас придём домой, медички замажут вас зелёнкой, подправят йодом, отлежитесь в санчасти и будет полный порядок.
– Да, капитану хуже. Ещё б они там, – закатил прапорщик глаза к небу, – потянули несколько часов с решением, и было бы точняк три трупа.
Седлер опустил свою тяжёлую руку на его плечо:
– Ты прав, прав. Ребятки держались молодцом. Сейчас отдохнём. Я, так точно упаду в постель и просплю сутки, не меньше.
– Ага, помечтай, командир, – смеялся Никитин. – Сейчас инспекций в связи с такой канителью подвалит вагон не меньше.
Прошлое
Едва его голова коснулась подушки, и по всем законам природы должен был моментально уснуть – звонок. Мечта о сутках отдыха растаяла, как прошлогодний снег, как кусочек сахара под кипятком, помешиваемый серебряной ложечкой. Только помечтал и бац! Злись не злись, а пришлось вставать. Сна уже не было ни в одном глазу. Он шумно вздохнул поворчал и одним рывком поднял своё измученное бессонницей и обглоданное комарами тело с постели. Приехали проверяющие и Лизе, по звонку оперативного, пришлось поднять. Растолкав сладко начинающего посапывать мужа, она подтолкнула его в ванную.
– Не желаешь перезвонить? Уточнить?
– Щас! – сказал он и скрылся за дверью ванной. Откуда до её ушей донеслось. – Тогда последнего удовольствия лишат – воды и еды.
Лиза понимающе улыбнулась. Накормив так и не пришедшего в себя, не смотря на водные процедуры, полусонного Илью и водрузив фуражку на голову, отправила на службу.
– Откуда они свалились, – ворчал он, – вроде бы никакой эпидемии не предвиделось. Ваш бабий телефон ничего по этому поводу не сообщает?
– Я ж не выходила никуда. Ой, совсем забыла тебя предупредить.
– Что ещё случилось? – опешил он.
– Нас вечером пригласили на день рождения. – Расправила она ему под портупеей китель.
Илья закатил от крайнего неудовольствия глаза. Зачем ему сейчас это.
– Могла бы и забыть. Глядишь, я бы отоспался.
– Милый, так нельзя, – подластилась Лиза. – Не красиво так!
Приняв с десяток поцелуев, он проворчал:
– И кто родился на этот раз?
– Жена замполита, – с готовностью сообщила она.
Илья заюлил:
– И что, точно надо идти? Откажусь, он нормальный мужик поймёт. Я спать хочу.
Она разочаровала его:
– Не совсем удобно, дорогой, придётся побыть хоть чуточку.
Теперь к глазам он возвёл ещё и руки к потолку:
– Бог мой, что за день сегодня! Морду набили. Лодка чуть не перевернулась. Сон прервали на самом интересном месте. Проверку на голову спустили. Пьянка на носу.
– О! Если с женщинами, то пьянка, а когда одни мужики, то отдых, – прищурила глазик Лиза.
Он быстренько защитой выставил вперёд руки.
– Так, стоп, это уже политинформация, с меня хватит и замполита. Выпускай меня Лизок, а то я и так безнадёжно опаздываю. Неизвестно, что они уже там нарыли.
Без лёгкого поцелуя он не уходил из дома. Не был исключением и этот торопящийся раз. Тимофей, высунувшись из-за косяка двери, заверещал:
– Ба, они целуются. Целуются они. Тиле, тиле тесто жених и невеста, – дразнился он, показывая отцу язык.
– Шапокляк, – погрозил ему Илья, исчезая за дверью.
Он шёл к штабу и улыбался. А в голову вместо проверки и бродивших по затону проверяющих лезли воспоминания их истории знакомства с Лизой. Ехали с другом после занятий по увольнительной. Последний курс добивал свои золотые денёчки. В троллейбусе к сопливой девчонке прицепились липовые контролёры. Он, бросив на них беглый взгляд, сразу понял, что ряженая шпана. Выбрали жертву послабее и тащили на выход. Парни при теле и наглости не занимать. Илья выкатился за ними следом. Оставшийся в салоне однокурсник кричал ему тогда: «Илюха, не лезь. Илья, дуралей, не твоё это дело. Илюха, вернись». Только Илья не послушал его, какая-то неведомая сила вынесла его из троллейбуса вслед за несчастной девчонкой, крутящей головой ища поддержки в ком угодно. Это «Илюха», она и услышала, как рассказывала потом. А дальше, выйдя следом и закрыв девчонку собой, он принял раздражение бравых хлопцев на себя. Пряча за спиной девчонку, он не отходил, надеясь, что парни поймут, что не отступит и здесь ничего не выгорит – отвалят. Но увы, «контролёры» вероятно пытаясь получить удовольствие хотя бы от стычки задирались и доставали его до тех пор пока не получили в зубы. Бились, естественно, до милиции. Всех погрузили и отвезли в участок. Туда же прибежала и растрёпанная девчонка. И не ушла пока его, Илью не отпустили. Потом ходила объясняться ещё и в училище. Пронесло и там, потом выяснилось почему. Отец девчонки был зав. кафедрой. Вот так у них всё и началось. Лиза, Лизонька, пацанка ещё совсем, заканчивала тогда только десятый класс. Её школьный выпускной бал и его выпуск в училище разбегались всего-то в несколько дней. Она была на его выпуске. Причём напросилась сама и дуром. Вечером Илья уже по собственной инициативе забрал её с собой в ресторан. Потом гуляли всем курсом до рассвета по улицам. Хмельной, от выпитого шампанского, лейтенантских погон и дурманящего запахом цветов лета, он, тогда совсем обнаглев и воспользовавшись, что мать осталась ночевать у знакомых на даче, притащил её домой. Илья усмехнулся, вспомнив, как и чем он грузил её головку. Ох, старался, плёл не хуже Райкина. А она маленькая стояла, вжавшись в стену прихожей и жалобно улыбаясь, смотрела ему в рот. Чего ему именно тогда гормоны в мозги ударили, спроси он и сам не скажет. Давно же не мальчик был, баб навалом перетрахал каких хотел, что взять с безотцовщины, улица растила. Тут же вцепился в этого ребёнка. Она от одной мысли, что они вдвоём в пустой квартире, впала в тряску. Остановись, же сукин сын, видишь, что перед тобой ребёнок, ан, нет, это ещё больше подхлестнуло. До сих пор из памяти не идут её огромные от страха молящие о пощаде глаза. Худенькое детское тельце с прикрывающими два торчащие бугорка груди руками. Пожалел? Да не фига, так и взял не моргнув. К обеду пришла матушка, разглядев, сей компот, взялась за его же новый офицерский ремень и как дала сыночку по всему чему попала, начав с мягкого места. Лиза плачет, он её прикрывает. А мать знай, себе ремнём махает, причитая сквозь слёзы: – «Я тебе покажу, как девок портить, оденешь паразит штаны, и марш в ЗАГС жениться». Вот концерт был. Ремень кровь разогнал, сел подумал, чего, правда, тянуть дальние точки, глухомань ни девок рядом, ни баб свободных, с чужими жёнами путаться резону нет. Не столько удовольствия получишь, сколько неприятностей. К девкам за сотню вёрст бегать пуп на дорогах и бессоннице надорвёшь. Забрал Лизу и расписываться махнул. Они там в той конторе своё талдычат про три месяца и про то, что ей ещё нет восемнадцати. А он им на это направление, на прохождение дальнейшей службы под нос в таёжный дивизион. Расписали, а куда бы они делись, прибежала мать, следом её родители. Такой гвалт устроили, что ценные работники той брачной конторы, рады выпроводить весь этот табор были на улицу. Её отец прочитал над ухмыляющимся Ильёй нотацию, и всё обошлось. Институт она уже заканчивала заочно. Потом Тимофей родился. Обалденная баба, жена и мать для Тимки получились из девчонки. А мать при каждом удобном случае смеётся: «Если б не портупея, счастье своё прохлопал». Точно так и было всё, сейчас он даже не представляет себя без Лизаветы. А ведь могло всё быть по-другому. Мог из троллейбуса не выйти или к себе не затащить, или мать попозже прийти.
– Товарищ майор, поторопитесь вас ждут. – Вывел его из дум, бегущий к нему на встречу посыльный.
– Приду, куда я денусь с «Затона»…
Проводив Илью, Лиза со свекровью выбрались наконец-то к лагерным норам. Рассыпали землю с материка, поставили свечи, прислонили к мёрзлым стенам маленькие иконки. Елизавета Александровна виновато попросила невестку:
– Ты иди, Лизонька, я здесь посижу.
– Может не надо, тяжёлое это место.
– Место, как место, иди, я на реку посмотрю, обзор отсюда хороший, даже за поворот можно заглянуть.
– Вы не правы, здесь все боль свою выплёскивают. Директор комбината, сидевший в этом лагере, на «Затоне», часто сюда приезжает. Как раз на этом месте, говорят, сидит.
– Я помню, ты рассказывала, Тимофей. Иди Лиза, иди.
Лиза, больше не споря, развернулась и ушла. Елизавета Александровна, спустив ноги, села на откос. Закрыла глаза, подставив лицо ветерку с реки. А боль пробила сердце, как будто только и ждала к кому бы ей прицепиться тут. Может статься и так, что она желала сейчас её. Пусть болит. Столько лет держала под запретом, не позволяя боли вырваться, взять верх. А сейчас отпустила вожжи пусть постонет сердечко, поболит, что уж теперь-то, жизнь пронеслась не вернуть. Господи, больше тридцати лет прошло, Илье уже за тридцать катит, а он так и не знает кто его отец. Она унесёт эту тайну с собой в могилу. Никто на этой старой грешной земле не в силах заставить её это сказать. Усмехнулась, вспомнив, как стегала Илью портупеей за Лизу. За дело драла, напомнил отца, один в один, такой же настырный и может за минуту девке зубы заговорить. Тяп, ляп и готово. Трёп у него, как и у отца, на высоте. Не хотела, чтоб девчонка повторила её судьбу, и родная кровь гуляла по стране безотцовщиной. Что с него взять, такой же ухарь уродился, ну всем в отца, надо же случиться такому. Даже повадки все его, Тимофея. «Пречистая дева, прости и пожалей. Моей вины в падении и том грехе нет. Любила со школы. До дрожи и безумия». Сколько себя помнит, всегда любила и, как можно было его не любить. Руки и глаза наглые, губы тёплые, голова умная и бедовая, сам, как с картинки. Любила, даже морщинки на лбу, он так смешно морщил лоб, когда сердился. Любила брови орлиные, хитрые с весёлыми чёртиками глаза. Синякам его и то умилялась. Шебутным, драчливым рос. Одна без отца мать его растила, война проклятущая, пластаясь из смены в смену, тут уж не до воспитания, лишь бы прокормиться. А ей всё равно было, она умирала и от того, как он плевал сквозь зубы и как ножичек между пальцев тусовал, мяч пинал или кулаком махал. Память вопреки желанию вернула во двор большого каменного дома. Они жили в одном дворе. Дома их, три двухэтажных и двух подъездных флигеля стояли позади большого здания школы, выходившего непосредственно на улицу. Рассказывали, что в первую мировую там был госпиталь. Но они жили в домах при школе. Вот между школой и флигелями, где они жили, находился двор. За этими пряничными домами и двором, тянулся неухоженный сад, заросший боярышником и всякой всячиной. Естественно, всё это было пристанищем для ребятни двора и безраздельным владением. Именно там они играли в прятки. А во дворе в «чижика», «лапту», «городки» и, конечно же, футбол. Здесь дрались и расходились «на век», а потом мирились. Во время драк больше всех доставалось Илье. Он был во дворе чужаком и, к тому же, слабее всех. Особенно злопыхал Борька. Дать подзатыльник или больно ущипнуть – любезное дело. И именно Тимка, взяв его под защиту, занимаясь с ним, учил быть сильным. «Тимофей, милый, не судьба видно. Жизнь прошла без тебя, одна отрада сын», – всхлипнула она. А всё началось с влюбившихся в неё двоих друзей его – Ильи и Бориса. Глупая ещё была, зазорно дурочке было, что два не худшего десятка парня толкутся около неё. Ребят отставка только распаляла, ходу не давали. А Тимофею хоть бы хны, даже внимания на неё не обращал. Обидно ей. Знает же, говнюк, что не нужны ей его друзья, по нему неровно дышится Лизе. Но танцевать на школьном вечере и то никогда не пригласил. Со всеми перетанцует, а её как будто и нет совсем. А после выпускного бала, на котором, она танцевала нарочно, то с Ильёй, то с Борисом, вдруг постучал в низкое оконце. Матери дома не было, горбатилась в ночной смене. Шторку отдёрнула, присмотрелась. Тимка! Обрадовалась. В груди что-то ёкнуло, и щемящая горячая волна, словно влившись в неё, заполнила до отказа. И она, без царя в голове девка, открыла. Всё, сгорела! Налетел, как коршун и охнуть не успела, как под ним оказалась. Послевоенные пацаны рано становились мужиками. Бабы использовали всех, кто в руки плыл. Обучались всем премудростям быстро. Она знать ни о чём не знала, а он давно уже готовый мужик был. И с тех пор понеслись их горячие денёчки или у неё, если мать на смене, или у него, если опять же родительница на смене. А потом ещё в голубятне. «Господи, что мы творили, но ведь со своими жизнями и потому не вижу в том большого греха». Борька с Ильёй ухаживают, а он ухмыляется, вроде как бы и ни причём. Вечером же шасть в окно и поплыли в страну розового тумана и любви. Илья тихим парнем был, совершенная противоположность Тимки, что их так связало не понятно. Весь правильный такой мальчик, из интеллигентной семьи. Отец врач, мама учительница. Ухаживал хорошо, стесняясь лишний раз прикоснуться. Портфель из института поднести или мороженого там купить и ничего лишнего. На лавочке под окном часами сидеть мог. А уж, если она согласится пойти с ним в кино, счастье через уши выливается из него. Борька тот не сюсюкал, напирал. Пытался даже насильно, поймав в подъезде поцеловать. – «Фу, слюнявый рот его до сих пор не забыла», – передёрнуло её. Когда эта свинья за грудь схватил, пришлось и по роже двинуть. Не угомонился лешак, на студенческой вечеринке попробовал поймать и притиснуть, затолкав в пустую аудиторию. Хорошо под каким-то предлогом следом нырнул Тимофей, оттёрев его от Лизы. Не известно сколько это всё продолжалось, если б Борис, задавшись целью прибрать её к своим рукам не выследил Тимку, не знавшего другой дороги к ней, как только через окно. Не поленился, дождался, когда тот выберется обратно, а это случилось только под утро. Занятые своей жизнью, разве они знали, что страшное время крутило часы вокруг них. Вдумываться они в это не хотели. Хотя маленькие чемоданчики укомплектованные самым необходимым, стояли в каждой квартире. Тогда не говорили арестовали, а взяли. Взяли с первого этажа, с пятого. Вот так и жили не удивляясь. Потому как, если сегодня взяли у соседей, завтра зайдут к тебе. Чёрный воронок летал, из одного конца города в другой, со скоростью быстрокрылой птицы. Вместо корма, проглатывая в бездонноё железное нутро людей. В каждой семье знали о его хищном брюхе, о понятых у дверей. Они молодые полные надежд и грёз не подозревали тогда, что страшное время неслось по стране. Только тогда когда под эти раскрученные жернова стали попадать их близкие, друзья, любимые, приспособились жить в обнимку со страхом, с ним ложиться и вставать. Шёпотом, передавая друг, другу кого взяли и за что. Спеша по улицам, старались не смотреть в сторону летающих по Москве воронков. Ужасно, если беда происходит с кем-то рядом, но не в какие ворота такая мерзость с тобой. Их взяли обоих Тимку и Илью, с интервалом в одну неделю, Лизе показалось, что ребят увезли на одном и том же воронке. Ей запомнился мордатый побитый оспой водитель. Это сейчас задним умом она поняла, что Борис просто решил перестраховаться и убрать за один раз обоих соперников с дороги. Тимка уходил, как всегда с задранным вверх подбородком, нагло ухмыляясь:– «Вот выйду, Лизка, и всё порешим», – бросил, он, ей тогда, проходя мимо с закинутыми назад руками. Страха не было, Тимка был просто бледен. Илью взяли в институте. Наверное, он ждал, потому что не очень удивился и в портфеле с учебниками носил тёплое бельё и носки. В отличие от кручёного Тимки выглядел несчастным. Такими, они запомнились ей тогда. Больше она друзей не видела никогда. Какая-то подруга её матери узнала у своего хахаля милиционера, где они сидят и за что их взяли. Якобы ими был рассказан анекдот про вождя, что угрожало безопасности страны. Конечно, же, донос. И Лиза догадывалась чей. Борис, не дававший прохода, становился для неё опасен, а тут ещё мать точно узнала через подругу, что это он написал «телегу ту мерзкую» на ребят. Взвесив всё это, она сказала Лизе прямо:
– Лиза, тут думать долго нечего, либо выходи за него замуж и живи той жизнью, что даст тебе этот сундук, либо беги отсюда, от греха подальше.
Лиза стояла возле неё и, зажав лицо между ладонями, покачивалась из стороны в сторону.
– Боже мой… – бормотала она. – Боже мой… А учёба? – вдруг спохватилась Лиза.
– Доучишься потом, жизнь дороже. Решайся, – напирала мама.
– Боже, боже мой… Где скроешься от судьбы? – растерянно гнусавила Лиза.
– Не распускайся. Соберись. Слабые падают первые. Сама я из Красноярска. Сестра моя в Саратове живёт. Выбирай, – опять советовала мать.
– Красноярск, – решила Лиза, подумав, что если Тимку отправят валить лес, то он непременно будет где-то там.
– В Сибири бабка твоя живёт, моя мать. Там разберётесь. Она с головой женщина. Не может же всё время плохо быть. Вся жизнь полосатая, как зебра. Глядишь и пронесёт, если до белой полосы доживёшь. А пока чем дальше от Москвы, тем живее будешь. Они вон там, на верху совсем подурели. Детей, жён своих и тех пересажали, а что уже про нас мелкоту говорить, если они на себя доносы таскают. Собравшись на скорую руку, они побежали с мамой на вокзал. Посадив дочь в вагон, та долго шла за поездом, махая рукой. Так Лиза простилась со столицей. В дороге выяснилось, что беременна. Напугалась страсть, но бабка, к которой добралась, мудрая женщина оказалась. Не пылила, не кричала, а сказала:
– Бабья конструкция такая рожать, на какой ляд мы ещё нужны. Рожай девка. Жизнь давать не убивать, греха в том не вижу. Тем более детей от любимых не убивают. Да и лагерей тут вокруг прорва, поищем твоего соколика. Вдруг повезёт, да, и найдём. Тогда совсем у вас сладится. И ребёночек к месту будет. Сколько ему вкатили?
