Текст книги "Разбитые иллюзии (СИ)"

Автор книги: Любовь Пушкарёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Пойдём, – предложил он, и я увидела прелестный оазис, от которого веяло свежестью и прохладой.

– А многое тут поменялось, – заметила я.

– Ещё бы, – хмыкнул Шон.

Солнце не палило, жара была не удушающей, а расслабляющей, как в хорошей сауне… Через пару шагов мы вдруг оказались в оазисе у шатра. Большого… Половина стен были подняты, чтобы пропускать ласковый свежий ветерок, внутри лежало множество подушек, ковриков, столиков, тюфяков… И во всем этом неуловимо чувствовалась женская рука.

– Ты приводишь сюда Эльвису, – высказала я свою догадку.

– Да, здесь она спит.

– Хотела бы я знать, как она выглядит на самом деле.

– Как и ты, телом она мало отличается от себя настоящей.

От себя настоящей… Я тут же попыталась себя рассмотреть. Укус Стража на ладони оказался подвижным рисунком, не дававшим всмотреться в него. На месте, где гнездился стилет – Убийца Богов – остался шрам. А всё остальное: кожа, пропорции тела, скрытого белым длинным одеянием, оказались привычными и знакомыми. Лицо мне рассмотреть было негде.

– А лицо? – спросила я, обернувшись на Шона. Тот склонил голову, словно любуясь, потом нежно коснулся тыльной стороной ладони моей щеки.

– Почти то же. Глаза больше…

Глава 3

Я оглянулась.

– Хорошо тут…

– Да, теперь хорошо.

– А почему мы вдруг оказались у тебя?

– Ты сама пришла. Не знал, что так можно. Наверное, когда ты в сердце своем признаёшь меня братом, то получаешь доступ сюда. А поскольку мы почти обнимались…

– Я обняла тебя за шею.

Он кивнул и замолчал.

– Я, наверно, пойду… Раз нагрянула без приглашения…

– Мой свет (моя жизнь), я твой и это место (мой дом) – твой.

Мыслеречь соединяла воедино понятия, переводя слова давно умершего языка.

– Спасибо. Жаль, что мне некуда тебя пригласить, – ответила я, смутившись.

Шон засмеялся.

– Тебе есть куда меня пригласить, но в твоём доме царит твой сын. И он (племянник) не будет мне рад.

На мгновение задумавшись, я поняла, что он говорит об утреннем луге…

– Разве это не место Лиана?

– Нет, луг твой. Но хозяйничает там Лиан. Я тоже позволяю Эльвисе здесь хозяйничать. Все эти безделицы мне не нужны, но её они радуют. Хочешь, я поставлю дом (шатер) для тебя, раз ты не хочешь заходить на территорию (жильё) другой женщины? – предложил Шон.

– Шатёр – нет. Беседку вон там, – и я указала на место у озерца.

Шон улыбнулся,

– Я тоже люблю там сидеть…

– Только не сейчас, пойдём уже.

– Пойдём, – согласился он и взял меня за руку.

Я качнулась и оказалась в своём кабинете, сидящей на коленях у Шона. Его руки лежали на моих бёдрах, а я обнимала его за шею – достаточно тесный контакт, чтобы уйти в иную реальность внутреннего мира.

Шон незаметно убрал руки, а я неловко перебралась с его колен на диван.

– Ты пустил Эльвису к себе, – задумчиво произнесла я. – Это много значит.

– Я не уверен в ней, она способна на глупости, – вдруг совершенно спокойно и трезво сказал он. – И пока не буду уверен – свадьбы не будет. Останавливать или наказывать жену я не хочу.

Я поняла, о чём он: Эльвиса может под влиянием эмоций попытаться навредить мне, а Шон, находясь между нами двумя, всегда встанет на мою защиту. Уже сейчас идти против Эльвисы ему было бы больно и тяжело, а если она станет женой, будет в разы тяжелее.

– Поступай, как считаешь нужным, – ответила я.

Шон собирался что-то сказать, но зазвонил телефон. Пришлось встать с дивана и снять трубку. Секретаря я не держала, звонки шли, как правило, на Дениз и звонок перенаправила она.

– Какой-то мистер Фрешит, – сообщила она с нотками подозрения. Хоть Дениз и не демонстрировала этого, но её радовало, что я прекратила водить вереницу мужчин-источников в апартаменты над залом. И вот теперь звонок незнакомца её расстроил и обеспокоил.

– А… – рассеянно отозвалась я, пытаясь угадать, что же понадобилось соправителю города от меня. – Да… Я поговорю с ним.

Дениз положила трубку, и я услышала немного взволнованный голос болотника:

– Пати?

– Да, Фрешит, что-то случилось?

– Мммм… Ещё нет. Ты нам нужна, как третья глава. Как быстро ты сможешь приехать?

– Фрешит, что случилось? Что за паника? – потребовала ответа я. Паника была. У меня.

– Ничего-ничего, – болотник понял, что напугал меня, и поспешил успокоить. – Просто к нам пришёл проситель, а дело оказалось куда серьёзней, чем казалось на первый взгляд.

– Кто проситель? – подозрительно поинтересовалась я.

– Лебедь.

Я вздохнула, прикидывая, как быстро доберусь до офиса Седрика.

– Вы же у Седрика?

– Да.

– Буду через час, в лучшем случае минут через сорок.

– Ждём.

И болотник повесил трубку.

День как будто померк.

– Вот отчего мне кажется, что на нас свалились крупные неприятности? – спросила я саму себя.

– Оттого, что так и есть, – ответил Шон, – Я с тобой. Вызвоню Тони, велю, чтобы подъезжал прямо к Седрику.

Я лишь молча кивнула. Хорошо, когда есть кому о тебе позаботиться.

Кения бесшумно вылез из-под стола и расправил крылья, зевнув при этом. Хороший котик, тихий, спокойный. Птиц, правда, ночью ловит и деревья когтями обдирает, а в остальном – идеальный фамилиар, не то, что его мать. Создавая его из заготовки Кисс, я думала о сервалах меланистах, поэтому Кения – крылатый сервал. Разве что чуть меньше своего прототипа, но всё равно он раза в три больше обычной кошки.

– Мы едем на встречу с Фрешитом, Седриком и Лебедем, – сообщила я фамилиару, Тот согласно сощурился. Кисс ненавидит машины и переезды, она носитель светло-зелёного и розового vis и теряет силы внутри авто от одного запаха бензина. А Кении всё равно, ему, похоже, даже нравится. Я усадила его в большую сумку, они снова стали входить в моду. Хорошо, что фамилиар лёгкий. Таскать с собой живого кота таких размеров было бы непросто, Кения же весил от силы полтора килограмма.

Доехали мы быстро, но Тони нас уже поджидал у центрального входа в здание. Я вошла в холл, как настоящая суперзвезда: охранник впереди, охранник сзади.

Дежурил сегодня опять Руман, а может быть, он всюду сопровождает Седрика. Он смерил всех нас недобрым, подозрительным взглядом и обозначил приветственный кивок мне. Они с Тони так и не помирились. Не удивительно… но, может, не всё ещё потеряно.

У дверей так называемого Второго кабинета, в котором Седрик вёл свои дела с не-людьми Нью-Йорка, Руман веско заявил:

– Только госпожа.

Шон тут же вскинулся. «Нет!» – услышала я его мысль.

– Шон пойдёт со мной, – спокойно сообщила я Руману. Тот впился в меня взглядом, но я не в том возрасте и не в той vis-категории, чтобы бояться волков. Я даже не опустила маскировочные щиты, которыми привыкла оплетаться, скрывая свой настоящий уровень силы; Руман не выдержал банального, вполне человеческого поединка воли. Отступив чуть в сторону, он приблизился к Тони, ясно давая понять, что если я вздумаю выкинуть глупость, то первым пострадает он. Мой пёс-оборотень чуть насмешливо посмотрел мне в глаза, безмолвно обещая, что не даст себя в обиду, и я со спокойным сердцем отвернулась и потянула на себя тяжёлую дверь. Тони уже задавал Руману трепку, так что нет причин волноваться за него.

Кабинет Седрика успел измениться с той злополучной ночи, когда я чуть не умерла и, спасаясь, овеществила свою ненависть, вытянув в наш мир Убийцу Богов. В центре комнаты, рядом с прежним директорским столом, появился ещё один такой же и соответствующее ему кресло. Современный трон, – подумалось мне, – обязательно укомплектовывается массивным столом.

К моему удивлению и облегчению, увидав Седрика, я не испытала практически ничего. Моё гибкое сознание затолкало в самый дальний угол его преступление и вывело на первый план освобождение Шона. Оно и к лучшему: забыть и простить – разные вещи, но я белый универсал и не могу жить с постоянной обидой, ненавистью или жаждой мщения в сердце.

Седрик был явно раздражён и, откинувшись на спинку, покачивался в своем кресле. Фрешит стоял у окна спиной ко всем. А напротив бывшего единоличного главы города сидел испуганный, но полный решимости… Лебедь. На самом деле у него было какое-то человеческое имя, но все его звали только Лебедем. Он был щуплым, невысокого роста и затравленным. Я видела его давно и мельком, и уже тогда вечное ожидание удара бросилось в глаза, но я списала это на его молодость и недавнюю инициацию. Теперь этот страх врос в него. Тем не менее, Лебедь сейчас превозмогал его: ёжился под взглядом Седрика, но не отступал.

– Всем доброго дня, – произнесла я.

Седрик фыркнул, Фрешит отвернулся от окна и молча посмотрел на меня, а Лебедь, пытливо всматриваясь, тихо ответил:

– И вам, леди.

Он явно пытался угадать, чью сторону я займу. Лебедь прятал руки под столом, и я уловила настороженные мысли Шона по этому поводу.

– Вы что-то прячете? – невинным тоном дурочки поинтересовалась я у перевёртыша, тот испугался, потом смутился.

– Ничего, – пробормотал он и показал забинтованные руки, словно в белых варежках.

– Угу, – я тоже смутилась. Не люблю пугать и ставить в неловкое положение.

– Итак, я примчалась по вашему зову, – вспомнила я о деле, – Что случилось?

– Пока ничего, – тут же раздражённо ответил Седрик.

Внезапно Фрешит изо всей силы хлопнул ладонью по столу, заставив меня и Лебедя вздрогнуть. Все без исключения с удивлением уставились на болотника, славившегося своей выдержкой.

– Мохнатый идиот, – прошипел Фрешит, – Ты не понимаешь значения слов?

Седрика перекосило. Я поняла, что магическая связь запрещает ему агрессию против Фрешита и это ещё больше бесит полуволка.

– Какого ты приволокла сюда это розовое дерьмо? – заорал он на меня, – Эту безмозглую тварь!

Я хлопала глазами… Это он о Шоне? Моё удивление дало новый толчок злости.

– Уууу… Розовая идиотка!

Последнее слово он не хотел произносить, но не мог остановиться, оно словно вылезло из него. Лебедь буквально сжался в комок, дико сожалея о том, что оказался свидетелем наших взаимных оскорблений.

Я оглянулась на Шона. «Сможешь вытянуть избыток силы из этого придурка?» – спросила я мысленно.

«Легко», – бросил Шон и тут же метнулся животом на стол. Дотянувшись до Седрика, он ухватил его за одежду и дёрнул на себя. В одно мгновение, пока не успевший сгруппироваться полуволк приближался, Шон перекинул ноги на другую сторону стола. Подлокотники не давали инкубу сесть на колени своей жертве, и он рывком подкатил кресло к себе, запирая Седрика между спинкой кресла и столом. Полуволк попытался вырваться и подскочил именно в тот момент, когда двигалось кресло, чем сделал хуже самому себе. До этого его лицо было ниже и Шону тяжело было дотянуться до губ, он мог не удержать его при этом, а так… Я успела увидеть страх в глазах бывшего главы города до того, как яд инкуба стер все эмоции.

Тут ожил Фрешит и дёрнулся к своему заклятому побратиму.

– Нет! Фрешит, – властно окрикнула я. – Он только угомонит его, – добавила я тише и мягче. Болотник, весь кипя внутри, молча смотрел на меня.

Со щелчком распахнулась дверь, и в комнату попытался ввалиться Руман. Тони висел у него на загривке, как настоящий волкодав. Мой пёс ударил кулаком бывшего друга куда-то в спину, заставив того повалиться на колени. Так они и застыли. Тони виновато глянул на меня. Он мог вообще не подпустить Румана к двери, но тогда волка пришлось бы серьезно покалечить, а Тони этого не хотел.

– Всем успокоиться, – скомандовала я. – Шон?

Жертва вцепилась в подлокотники кресла, а не в инкуба. Значит, всё в порядке. Вот когда еда захочет, чтобы её съели без остатка – тогда дело плохо, а пока…

– Тихо, – и я осмотрела мизансцену перед собой.

Полный боли и ненависти взгляд Румана, виноватый и чуть злорадный Тони; перепуганный до обморока Лебедь прижимал обмотанные руки к лицу, как ребенок, пытающийся закрыться от нас всех, злой Фрешит…

– Пати! Прекрати это! – потребовал он.

– Да, как только Седрик отдаст излишек, – покладисто согласилась я. – Шон? Шон, хватит уже, наверное…

Судорожно сжимающие подлокотник руки расслабились, и я набрала воздуха, чтобы скомандовать отбой, как Шон сам отстранился. Тяжело перевалив ноги обратно на внешнюю сторону стола, он медленно встал с него и сделал шаг ко мне. Бедняга выглядел, как человек, глотнувший касторки или рыбьего жира. Все со страхом и опасением смотрели на инкуба, но когда поняли, что активных действий от него ждать не приходится, уставились на Седрика. Тот имел вид человека, проснувшегося от кошмара.

– Седрик, – позвала я, он заполошно глянул на меня. – Успокой Румана, – мягко попросила я. Он перевёл взгляд на застывших бойцов, посмотрел в глаза волку, затем кивнул.

– Иди… Иди, – добавил он громче и тверже. – Я в по… я цел.

Тони легко спрыгнул с поверженного противника и оказался между ним и мной. Волк тяжело встал и, бросив вопросительный и какой-то жалкий взгляд на хозяина, вышел. Тони тоже оглянулся на меня и, получив согласный кивок, последовал за дверь.

«Как горько и противно, – прорвалась мысль Шона. – Но я столетиями не знал ничего, кроме этого».

«То было раньше, – ответила я. – Выйди, напейся воды и попытайся осадить черноту на неё, а затем вытошни».

В ответ – сомнения и: «Я не хочу оставлять тебя одну с ними».

«Всё равно в таком состоянии от тебя мало толку. Сделай, что я сказала, и возвращайся».

Шон, скрепя сердце, согласился и, сопровождаемый настороженными взглядами, покинул кабинет.

Облегчённо вздохнул почему-то Фрешит. Я обернулась к Седрику, рассматривая его. Порадоваться тому, что он свалился в яму, которую рыл мне, потерял свободу и стал отчасти рабом Фрешита, – не получалось. Я знала, что он сделал то, что сделал, не с холодной головой, а потеряв её. И было просто грустно и тоскливо от того, что он по-прежнему не пытается думать, а лишь злится, как пойманный в капкан зверь.

– Я не буду извиняться за то, что сделала, Седрик. Пусть это послужит тебе уроком. Или ты контролируешь себя – свои мысли, эмоции и силу, или тебя будут контролировать другие. Не сомневайся в этом.

Седрик уже не злился, у него не было на это сил.

– А ты себя контролируешь? – с грустной досадой поинтересовался он.

– Не всегда. Но всегда пытаюсь это делать.

Он хмыкнул и замолчал, закрыв глаза, ну да, будет пытаться задремать, чтобы высвободить резерв.

– Итак, господа, – произнесла я официальным тоном, – давайте всё же попробуем поговорить о том, ради чего вы выдернули меня сюда.

Фрешит набрал воздуху в грудь, настраиваясь на нужный лад.

– Что ты знаешь о таких, как Джерад? – спросил он.

Я посмотрела на Лебедя, тот съёжился ещё больше, будто ожидал удара.

– Ну, оборотень-лебедь? – неуверенно произнесла я и глянула на Фрешита.

– Значит, ничего не знаешь, – сделал он вывод. – Джерад – Проклятый Охотник. Их было четырнадцать таких, егерей. Они были очень удачливы и никогда не возвращались с пустыми руками, били зверя и птицу, несмотря на сезон. Однажды они решили определить, кто из них лучший, и порешили, что лучший тот, кто добудет больше лебедей. Этот спор стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Владычицы леса. Она прокляла их всех. Как только охотник убивал лебедя, он сам становился им. Один, не дойдя до озера, подстрелил барсука. Поэтому проклятых изначально было тринадцать лебедей и барсук. Но любое проклятие имеет обратную силу, и их проклятие – тоже. Если егерь отдаст свою жизнь, спасая взаимно любимого человека, то он освобождается.

– Я не поняла: сколько лет Джераду? И почему при такой лазейке они всё ещё не избавились от проклятия?

– Вот, Пати, потому и не избавились, – не очень-то логично заявил Фрешит, – Джерад родился человеком и до шестнадцати лет был вполне обычным, а потом на его глазах погибли мать и сестра, он не успел ничего сделать. Это инициировало его. Он вспомнил свою самую первую жизнь и все последующие. Проклятые Лебеди долго не живут – слишком это тяжело.

– Всё равно…

– Нам везёт, – вдруг заговорил Джерад, – но это везение оплачивается болью, а иногда и серьезными травмами. А ещё те, кто всё же полюбят нас, – умирают. По несчастливой случайности. Даже если мы их не любим. Поэтому шансов практически нет.

– Но один всё же вырвался, – заметил Фрешит.

– Да, – тихо подтвердил Лебедь, – почти за двадцать жизней один освободился.

– Но это лишь предыстория, – вернулся к деловому тону болотник. – Джерад родился и инициировался в Нью-Йорке. И был вторым Проклятым Лебедем в Новом Свете, насколько мне известно. В Европе его собратьев стараются найти пораньше и потом держать при себе. Несмотря на то, что удача, принесённая Проклятым Лебедем, почти всегда оборачивается несчастьями, местные владыки их используют как магическую палочку в своих делах. Седрик поступил достаточно мудро: он обложил Лебедя налогом, но сам деньгами, полученными от него, не пользовался. Они или накапливались, или шли на поддержание режима секретности.

– Это тоже была предыстория, – вдруг подал голос Седрик.

– Да. Дело таково. Джерад слышит, когда кто-то из его собратьев умирает или инициируется. И он слышал две инициации меньше чем за две недели, и слышал, что «родившиеся» слишком малы. Они дети. В то время как проклятие никогда не запускалось само, покуда воплощению не исполнялось шестнадцать.

– А оно запускалось не само? – спросила я.

– Да, – ответил Джерад, – можно вычислить воплощение и инициировать.

– Убить близких? – уточнила я.

– Да. Такое было со мной раньше, только я плохо помню, потому что быстро умер. Он смог сделать так, что моя воля для удачи была не нужна, и откаты шли беспрестанно… Как-то за мной не уследили, и я убил себя. Я боюсь, что этим детям уготовили нечто подобное. Светлая леди, мы не сразу всё вспоминаем, и чем мы моложе, тем медленнее. Мы говорим именно о детях, а не о Проклятых Егерях.

Глава 4

– Фрешит хочет притащить их сюда, – снова устало заговорил Седрик, – а я считаю, что это гарантированные проблемы. На пустом месте. Если они кому-то так нужны, то он не даст нам их тешить и растить, словно обычных детей. Как минимум – он их выкрадет, как максимум – пойдёт на нас войной.

– А я говорю, – вступил Фрешит, – что мы не должны прятать голову в песок и отдавать такое оружие чёрному выползню. Если кто-то инициировал детей, то он знает, как вытягивать из них удачу.

– Или пытается нажиться на аукционе, сбыв бракованный товар по цене первосортного, – снова вклинился Седрик.

– На аукционе? – переспросила я.

Фрешит застыл, как напуганная птица, а Седрик грустно рассмеялся.

– Роза цвела в саду за оградой, не ведая бури и гроз, – продекламировал он. – Да, Пати, существует Аукцион. Один на всю страну, включая Канаду и Мексику, на котором одни divinitas продают других divinitas. И наш друг Фрешит там частый гость, вечно купит какое-нибудь барахло и тянет в дом.

– Я знаю, что ты говнюк, не надо это так рьяно демонстрировать, – отмахнулась я от Седрика. – Фрешит…

– Да, там продают всё: и знания, и амулеты, и создания, и разумных.

– Флерсов? Оборотней? – спросила я.

Фрешит молча кивнул.

– Вы ведь ждёте, что детей-лебедей выставят на торги, а если нет?

– Я, быть сможет, смогу понять, в какой они местности… приблизительно, – пробормотал Джерад.

– Если их посадят в подвал, то ты никогда не узнаешь этот подвал в Детройте или Орлеане, – выдал Седрик. Лебедь лишь повесил голову.

– Я насобирал денег, купил золото, алмазы – вдруг с жаром заговорил он, – хватит не только на лебедей, а если их не выставят на торги, вы сможете купить очень много и… многих.

– И эта мысль весьма соблазняет нашего Фрешита, – желчно прокомментировал полуволк.

– Седрик, – мягко обратилась я к нему, – ну неужели ты не понимаешь, что победа над Абшойлихом нас больше не защищает? Мы должны снова доказать, что у нас есть зубы. Я не призываю ввязываться в войну из-за этих детей. Но подумай сам: если их превратят в волшебную палочку, то какой лакомый кусок первым захотят положить в рот? Большое Яблоко. Ты отдаешь врагу идеальное оружие или его заготовку, даже не пытаясь ничего предпринять.

– Джерад, – я посмотрела на несколько ошарашенного моей прагматичностью лебедя, – есть граница вашему «везению»?

– Если и есть, то я о ней не знаю.

– Пати, а почему ты вообще считаешь, что у нас есть зубы? – с горьким вызовом спросил Седрик.

– Ты десятилетиями стоял за город в одиночку, ты и твои волки, но теперь есть я и Фрешит со своими доверенными, – говоря последние слова, я смотрела на болотника, прося его подтвердить мои слова, но тот отвел взгляд.

– Прости, Розочка, но такой уж я подонок, что всегда был уверен: если припрёт, то ты поможешь. И я всегда имел тебя в виду. Вот Фрешит молчит и правильно делает, он сам по себе, инородцы сами по себе. Так что зубов у нас нет. Правда, ты сойдешь за целый клык, но шатающийся в десне, а я за крепкий, но обломанный. Вот и все дела. А город наводнён вот такими трясущимися слабаками, – и он кивнул на лебедя, тот уже чуть ли не в плечо носом уткнулся, так прятал лицо и эмоции.

– Тебе опять внешнее застит внутреннее, Седрик, – ответила я. – Что у него с руками?

– Что? – это уже спросила у Джерада.

– Обжёг, – еле слышно отозвался он.

– Почему?

– Потому что девятьсот тысяч за три дня сделал, на практически мёртвых торгах, – так же тихо ответил он. – И лучше самому что-то себе сразу сделать, иначе потом, когда не ждешь… От такого «везения» можно и позвоночник сломать, так что я сам…

– Риск сломать позвоночник, обожжённые руки, близкая перспектива последующих травм, чтобы помочь двум неизвестным детям. Даже не помочь, а получить шанс помочь. Слабаки так поступают?

– Он идиот и психопат, – ответил полуволк.

– В городе много слабых divinitas, ты никогда и ничем не заставишь их вести наступательную войну. Но они будут оборонять свой дом. Потому что мы не пьём их кровь, не трахаем насильно, не заставляем служить себе, унижая при этом…

– И они этого не ценят! – с жаром крикнул Седрик. – Неблагодарные тупые твари!

– А как они должны благодарить, Седрик?

Он промолчал.

– Если, не приведи Свет, будет война, объявим полную мобилизацию. Тот, кто откажется, будет навсегда изгнан из города, и потомки его до третьего колена не будут тут жить.

– Они и так разбегутся при первой же опасности.

– Не все. Кто-то набегался уже. Кого-то остановит невозможность вернуться. А кто-то и не подумает убегать.

– Мне некуда бежать, – еле слышно произнес лебедь. – Я буду сражаться.

– Сражатель, – фыркнул Седрик.

– Именно сражатель. Везение в любой ситуации нужно.

– Ну ладно, его к делу привлечь можно, инкуба твоего, а ещё кого? Девочек твоих, из Плейбоя?

– Да, лечить твоих раненых волков.

Седрик раздражённо отмахнулся.

– Да, ты не приблизишь к себе полное ничтожество, потому те майямские розовые тебя и обходят стороной.

– Балласт есть везде и всегда, главное – правильно его расположить, – брякнула я слышанную где-то умность. – Речь не о том. Ты согласен, что мы должны поехать на торги, присмотреться там к возможным покупателям и перехватить у них лебедей?

– Вот не согласен! Не согласен! О том, чтобы перекупить, ты говоришь в обязательном порядке. А я считаю, что можно присмотреться и не полезть на рожон.

– И тем самым просто оттянуть свое поражение. Передать инициативу, время и ресурсы врагу.

Седрик уставился на меня.

– Кто к нам прокрался под твоей личиной?

– Ты так и не перестал считать её дурой, – раздражённо заметил Фрешит.

Я согласно кивнула:

– Все, кто не волки, – слабаки и идиоты.

Седрик смотрел то на меня, то на Фрешита, попытался что-то сказать, но закрыл рот и задумался.

– Когда состоится аукцион? – спросила я.

– В ночь с пятницы на субботу, – ответил Фрешит.

– Времени немного, надо успеть подготовиться, – буркнула я, роясь в сумке. Разбуженный Кения с укором посмотрел на меня. Я погладила его и мысленно попросила спать дальше – чего уж теперь, и так всё проспал. Ага, вот он, цветочек, сплетённый Пижмой из какой-то травки. Желтоволосый флерс не мог делать сильные амулеты, зато умел делать «вечные»: пока цел материальный носитель, амулет будет источать силу и действовать. Этот притуплял боль, отвлекал от неё. Пижма сплёл его незадолго до того, как мой месяц мучений закончился.

– Держи, – я отдала его ошарашенному Джераду без пояснений, сам поймёт что к чему.

– Завтра созвонимся по поводу подготовки к… аукциону, – вместо прощания произнесла я у двери.

– Пати, – Седрик вдруг снова стал похож на себя обычного. – Не отпускай своего раба-инкуба гулять одного, его могут покусать злые волки.

– Седрик, прояви больше уважения к моему названому брату, розовому filius numinis. Ты меня понял?

Седрик и Фрешит смотрели на меня, открыв рты. Ну да, они же не знают подробностей появления на свет Кении и избавления меня от стилета.

Я поспешила скрыться за дверью.

* * *

Мы вышли из здания Седрика и сели в машину. Настроение оставалось паршивым, и я списала это на пережитую грызню и плохие новости. Ведь то, что у нас существует работорговля, хорошей новостью никак не назвать. Вдруг Шон нахмурился и закусил губу.

– Венди в панике, – мрачно ответил он на мой вопросительный взгляд.

Тони сидел за рулем и без всяких указаний прибавил ходу, опасно лавируя между машинами. Приехав, по пожарной лестнице к окну-двери мы уже буквально вбежали, у всех были нехорошие предчувствия.

– В цветнике чужак, – звенящим от волнения голосом отрапортовал Лиан, как только мы ввалились в квартиру. Нервно распахнутые белые крылья флерса заполошно подёргивались вверх-вниз, в человеческих реакциях это равнялось быстрому и поверхностному дыханию. Ещё не паника, но очень близко к этому.

– Чего он хочет? – спросила я. У Лиана налажена ментальная связь со всеми моими флерсами, и сейчас у нас будет нечто вроде телефонных переговоров.

– Он искал Ландышей. Он их ищет. Знает, что они там. Но мы их спрятали. Оук и Дризл увели их в лес. Пока он не нашёл. Но не уйдёт, пока не найдёт.

– Что делает Венди?

– Она с ним разговаривает, поит чаем.

– Кто этот чужак? Болотник? Грязнуля?

– Он… Он как бы весенний, но он не весенний.

Люблю флерсов, особенно их логичность и связность речи.

Пока я расспрашивала Лиана, мужчины молчаливыми тенями метались по квартире: пистолеты, посеребрённые и железные ножи.

– Мы готовы, – отрапортовал Шон.

– Я с вами! – на грани истерики завопил Лиан, молчаливый Пижма придвинулся к нему, намекая, что едет и он.

– Вы двое останетесь дома, – скомандовала я, и пока флерс не успел возразить, продолжила, – Лиан, будешь поддерживать связь со мной и флерсами. Пижма, будешь подпитывать его. Никакой паники! Вы мои связные. Должны обеспечить связь.

Пижма уверенно кивнул и обнял Лиана. Тот горестно молчал, но крыльями дёргать перестал – значит, почти успокоился.

– Мы быстро… – И я выбралась на улицу. Огляделась…

– Как мы выберемся отсюда? – в отчаянии вскричала я, вспомнив, сколько занял путь по забитым улицам Манхеттена.

– Выберемся, – уверенно ответил Тони, – сейчас на метро, а потом на припасённом джипе. Не боись, хозяйка, – и он подбадривающе мне подмигнул. – Кстати, я от тебя тащусь, командовать ты учишься быстро.

– О-о! Ты ещё не видел, как она построила наших глав – до того, как опять стала мягкой и пушистой, – ответил ему Шон.

– Жаль, – ухмыляясь во весь рот, ответил Тони.

Мы быстрым широким шагом неслись к станции метро.

– Балаболы и сплетники, – буркнула я, чтобы пресечь этот разговор. Самой было удивительно, откуда что берётся. Я ведь не люблю командовать и ответственность за других никогда по своей воле не возьму… Или возьму?

Тони кому-то названивал на ходу. Оборотням сотовый не мешает, в отличие от нас, воспринимающих его как фонящий накопитель чуждой vis. Флерсы шепнут Венди, чтоб дожидалась нас и забалтывала гостя, пусть лучше он не знает, что к слабенькой розовой девочке, пытающейся стать универсалом, спешит помощь. Да ещё такая…

Метро вынесло нас в незнакомый район на окраине, Тони отделился и пошёл к какому-то латиносу, стоявшему на фоне излишне тюнингованного джипа. Развязная хулиганская походочка и странные постукивания вместо рукопожатия враз напомнили, что наш хороший парень не всегда был хорошим и в уличной банде провёл не один год. Латинос отдал ключи и лениво ушёл по своим делам, а мы с Шоном, стоявшие до этого в сторонке, побыстрей забрались в машину.

– Машина хоть не ворованная? – мрачно поинтересовался Шон.

Тони насмешливо осклабился.

– Чери, не задавай глупых вопросов.

Сразу стало ясно, что машина украдена. Но нам лишь бы добраться до фермы, а там уже придумаем, на чём возвращаться.

До цветочной фермы добрались в рекордные сроки: за полтора часа. Всё это время Лиан обеспечивал мне «вести с фронта»: чужак пьёт чай, уничтожает все запасы сладкого и постоянно болтает. Непрестанно. Громко и жестикулируя. Узнав, что мы едем, Венди воспрянула духом и вполне вежливо выслушивает всё это. Почему этот непонятный чужак так напугал всех, выяснить не удалось. Дочка Шона тоже не могла объяснить, отчего этот якобы бело-зелёный так её пугает. «Я думаю, он не весенний», – смогла сообщить она своему отцу, – «и это пугает до дрожи».

Ну, кто бы он ни был, а против нас троих ему не выстоять.

Стивенсон еле-еле успел открыть ворота. Шон выпрыгнул из ещё не остановившейся машины и побежал к заднему входу, я же, оплетясь щитами из лоз, приготовилась к vis-драке и спокойно, вернее медленно, проследовала к главному входу. Тони шёл за мной. Хоть он и был в человеческом обличье, я как никогда раньше ощущала его звериную, собачью натуру: он ненавидел чужаков, а уж чужаков, посягнувших на имущество хозяйки, надлежало порвать на части. Что он и собирался сделать, если я его не остановлю.

Кения, о котором я имела свойство забывать, пошевелился в сумке. И, как только я перестала прижимать её локтем к себе, легко выскочил и пошёл рядом. А ведь в кабинете Седрика он спал беспробудно. Значит, дело действительно плохо и гость опасен.

Зайдя в дом, я пошла на голос, увлечённо и с чувством что-то рассказывающий. Венди первая увидела меня. Хоть она и знала, что мы близко, на её лице отразилось неподдельное облегчение, которое она тут же перевела в вежливую радость.

– А вот и хозяйка этого райского места – Пати, – она встала мне навстречу. Встал и гость, одновременно разворачиваясь.

Он выглядел лет на сорок. Приятное лицо с яркой мимикой, как у актера старой школы, почти чёрные глаза в обрамлении пушистых ресниц, мягкие губы, всегда готовые раскрыться в улыбке. Если бы я была человеком, то испытала бы к нему безотчётное расположение: внешне гость вызвал доверие и приязнь. Но человеком я не была, и поэтому видела странный беспорядок в его vis-системе. Я умею смотреть «двумя глазами»: и в нормальном диапазоне, и в vis. Поверхностно. Но в любом случае было видно, что гость не «весенний». В нём пряталась за щитами красная сила, значит, он как минимум универсал. А ещё… ещё я ясно видела белую и чёрную вены, они высветляли и затеняли виноградные листы его маскировочных щитов. Надо же, тоже питает пристрастие к виноградной лозе. Я решила отложить вопрос о невозможном сочетании вен на потом – представление нас друг другу шло полным ходом.