Текст книги "Разбитые иллюзии (СИ)"

Автор книги: Любовь Пушкарёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Так, может, ты сам тут порядок наведешь? – не унимался Седрик.

Шон холодно глянул на него.

– С умертвиями мне не справиться.

– С умертвиями никто, кроме Пати, не справится, – заметил Арденте. – Идёмте.

Мы нехотя двинулись по лестнице, двери на втором этаже были не заперты, и мы оказались в коридоре с кучей дверей.

– Сдается мне, за каждой дверью по кровососу, и не одному, – заметил Седрик.

– Предлагаю не оставлять их за спиной, – произнес Арденте.

– Мы можем тратить время на вампов, а тем временем чёрная узнает о нашем проникновении…

– Она и так уже знает, – ответил Шон и пояснил. – Смерти привратников.

– Тогда быстренько разбираемся с мертвяками. Не приведи Свет, если она некромант и сможет поднять их средь бела дня, – вклинилась я в разговор. – Приступайте, хватит болтать.

– Розочка – командир, – беззлобно пробурчал Седрик, и оборотни занялись замками на дверях.

Мы все были экипированы серебряным и посеребрённым оружием, так что с окончательным умерщвлением кровососов проблем не возникло.

Вампы жили на этой заброшенной фабрике, как в многоквартирном доме или отеле. Лаборатории были переоборудованы под спальни и гостиные, и, похоже, людей сюда не водили, это была сугубо вампирская территория, этакое гетто наоборот.

Через несколько минут так вышло, что коты-взломщики продвинулись дальше по коридору, остальные прокрались в отпертые комнаты и только я и Фрешит остались в коридоре не у дел. Вдвоем, словно наедине. Мы встретились взглядами, и Фрешит бросил мне вызов. Пока лишь взглядом. Ну вот, карты раскрыты…

– Я не хочу войны, Фрешит, – устало ответила я.

– А чего же ты хочешь?

– Равновесия.

Он, не мигая, смотрел на меня.

– Равновесия хотят Стражи, они за ним следят.

– Равновесие, Фрешит, это синоним мира и покоя. Ты раскачал лодку. Истеришь, как… Я хочу покоя, Фрешит, чтобы вы оба с Седриком занимались каждый своим делом. Он охранял город и нелюдей, ты решал житейские споры. А я занималась своим рестораном и фермой. Я чётко выразилась? Мои слова чисты?

Я говорила то, что думала, и не врала умолчанием.

– Вполне, – ответил Фрешит.

– А чего же хочешь ты?

Мы замерли друг против друга… И выскользнувшие из дверей оборотни избавили болотника от ответа. А через несколько секунд вынырнул и Седрик, цепко ощупал взглядом нас обоих и сделал вид, что ничего не заметил.

Я поймала себя на мысли, что если всё же придётся выбирать между ними двумя, я выберу полуволка. Просто потому, что Фрешит промолчал, и я даже предположить не берусь, что у него на уме.

Коридор кончился стеной и лестницей, хотя здание совершенно точно длилось в направлении коридора.

– Я ж говорю: китайская шкатулка, здание в здании, и вход ещё надо найти, – прокомментировал Шон.

– Наверх или вниз.

– Думаю, наверх.

Мы поднялись на этаж, всё повторилось: коридор и комнаты вампов, только теперь побогаче, и уничтожение прошло не так гладко. Один из мертвяков очнулся и схватил волка за горло, почти ломая шею, но сработал vis-знак, вспыхивая и давая возможность оборотню добить вампа. От смерти мохнатого спас Седрик, вывернув того в животную ипостась. Я никак не привыкну к тому, что волки Седрика стали псами, и появление европейской овчарки в нашем отряде порадовало, наверное, только меня – компания настоящего волка была бы куда хуже, на мой взгляд.

– Я считаю, мы теряем время, – произнес Фрешит. Действительно, прошёл уже час, как вошли в здание, но пройдено всего два этажа и мы понятия не имеем, где искать Гекатиду.

Все посмотрели на меня, считая, что спорить или соглашаться с Фрешитом – моя прерогатива. Ну да, Седрик у него на положении раба, он не может навредить болотнику, а тот ему запросто. Арденте, как всегда, в стороне, Шон мой вассал, а оборотни не в счет.

– Бросать дело на половине – глупо. Проверим четвёртый этаж, там должен быть вход в закрытую зону.

– Он может быть на первом этаже или в подвале, – не унимался Фрешит.

– Может. Но сначала мы проверим четвёртый.

Дверь на четвёртый этаж оказалась не просто заперта, а заколочена. Чтобы открыть её, в ход пошли пистолеты с глушителями и разрывными пулями.

Глава 25

Это была «столовая». Запах крови тошнотворно смешивался с запахом спирта и наркотиков. Коридор был исписан граффити, двери в комнаты по большей части выбиты, всюду валялись пустые бутылки и шприцы. Трупы были не убраны и стыли в лужах коричневеющей крови. Повинуясь тихим командам, оборотни проверили, не вырубился ли какой вамп рядом с жертвой, и таки нашли пару-тройку.

– Значит, в здание есть ещё какой-то ход. Плохо, – озвучил то, что мы и так поняли, Арденте. Никто развивать эту тему не стал.

В противоположном конце коридора наконец-то была дверь. Лифт. Мы собрались возле него – поместиться все за раз не могли. Поэтому первыми спустились Шон и часть оборотней, затем один из мохнатых поднялся и коротко доложил, что лифт ведет в большой зал с цистернами, и явной опасности нет. После этого спустились оставшиеся.

Помещение, в котором мы оказались, было пропитано чёрным vis так, что мне было трудно дышать. Граффити на стенах на самом деле были vis знаками, выкачивающими силу, подавляющими волю.

– Обереги к телу, – скомандовал Седрик своим.

– Уже, – нестройно ответили ему.

– Что скажешь, Пати?

– Хочу убраться отсюда.

– Тут рейвы проводят, – сказал кот и указал на какое-то скопление аппаратуры.

– Люди – придурки, – сплюнув сквозь зубы, ответил другой мохнатый.

Кения, до этого сидевший в сумке, не подавая никаких признаков жизни, вдруг высунул голову и повел ухом. Затем вылез из сумки и пролетел между чанами-цистернами, приземлившись на какой-то люк, возвышающийся в полу.

– И что? – спросил кто-то.

– Он указывает проход на следующий уровень.

– Не хочу я туда, – вырвалось у кого-то.

– Никто не хочет, – ответила я, идя к Кении. – Но есть дело, и его надо довести до конца.

Оборотни последовали за мной, не допуская, что женщина может быть храбрее их. Седрик, превратившийся за последние часы в отчаянного фаталиста, тоже смело пошёл к люку. Арденте явно заставлял себя, а Фрешит плёлся, понимая, что отделяться от отряда нельзя.

На люке стояли какие-то защитные знаки, приближаться к которым никому категорически не хотелось. Кения принялся загребать их лапами, словно кот, собравшийся в туалет по-большому. Чем дольше он их «грёб», тем слабее становилось излучение, но фамилиар, ранее никогда не выказывавший слабости, явно уставал. Минут через пять он сдался, тяжело свалившись на бок и глянув на нас, транслируя: «Я сделал всё, что мог».

– Шон, это наша с тобой задача.

– Я попробую справиться один. Если не выдюжу, тогда подключишься, – ответил мой старший братец. Я затылком почувствовала, как divinitas сделали в уме пометку: «Шон Чери не подчиняется Пати беспрекословно, а имеет собственное мнение».

Сын Солнца тем временем ушёл в себя, наливаясь своим собственным жарким светом пустыни, и вспыхнул, обрушивая его на люк. Это было похоже на то, как безжалостное палящее солнце высушивает мёртвую заразную плоть, делая её безопасной.

Я схватилась за баранку и крутанула её, отпирая. Шон потянул дверь на себя, а я вспыхнула, гася своим белым vis клубы чёрного, вырвавшегося из подвала.

– Ну, кто полезет первым? – неуверенно поинтересовался Седрик.

– Кто, кто? Кения, – буркнула я.

Кот прикинулся бездыханным кусочком меха.

– Кения, засунь туда свой нос и скажи, чего нам ждать!

Фамилиару ничего не оставалось, как выполнить приказ. Он нехотя подошёл к люку и просунул вниз голову, потом оглянулся на меня, транслируя ступеньки, уходящие вниз.

Я разозлилась на вдруг струсившего кота, но ничего не успела сделать – из сумки ярким росчерком вылетела Кисс, в кувырке пнула Кению под зад, так что он упал вниз, и тут же вернулась в сумку, раздражённо фыркнув уже у меня из подмышки.

Все в удивлении замерли, и только Тони пробормотал:

– Я всегда знал, кто настоящее исчадие ада…

Я на него цыкнула, и тут же из люка вылетел Кения, пытаясь передать картинку увиденного внизу. Я смогла понять только то, что там запредельная концентрация чёрного vis и проводится какой-то ритуал.

– Надо спешить, – обречённо произнесла я.

– Да? Чего вдруг? – поинтересовался Арденте, – Я не спорю, просто интересно, что мы там застанем.

– Высушивают какого-то divinitas, – ответила я, – вытягивают силу, напрочь.

– Тебе туда нельзя, – отрезал Шон.

– Да уж нежелательно, – не стала спорить я, потому что была закрыта всеми возможными щитами, но чёрный vis всё же жег мою кожу и забивался в лёгкие при каждом вдохе. Спустившись, я рискую «упасть в обморок», уйдя в свою реальность.

– Ладно, я полез, – мрачно буркнул Седрик и взялся за скобы, ведущие вниз, его псы тут же последовали за ним.

– Что, Фрешит, бросишь побратима? – насмешливо спросил Арденте. Болотника перекосило от этих слов, но, не найдя достойного ответа насмешнику-красному, он с отчаянием схватился за скобы и полез вниз, на прощание бросив на меня взгляд, полный ненависти.

Арденте, подмигнув мне, скатился вниз, как заправский моряк по трапу. Последним последовал Шон, опасавшийся оставлять меня одну.

Мне оставалось лишь прислушиваться. С минуту или около того было тихо, а потом раздались выстрелы, Шон вспыхнул…

Не помня себя, я сорвалась вниз и оказалась в просторном подвале, освещённом настоящими факелами. Мужчины дрались с каким-то многоголовым монстром, а за их спинами в пентаграмме умирал divinitas.

Я не отрицаю того, что часто туплю, не вижу дальше своего носа и так далее и тому подобное, но иногда я совершенно точно понимаю, что происходит и что надо делать. Как сейчас.

Монстр просто отвлекал всех на себя, а вот если этот divinitas умрет, то тот, кто выкачивает его силу, получит неоспоримое преимущество, и нам всем крышка. Из оружия у меня был только кнут и золотой скальпель, если можно назвать оружием медицинский инструмент, прихваченный на случай заражённых укусов.

Я порылась в сумке и наткнулась на полуживую Кисс – концентрация тьмы здесь её просто убивала. Схватив скальпель, я приблизилась к умирающему, не входя в пентаграмму. Он показался мне страшненьким и смутно знакомым, но раздумывать над этим фактом было некогда.

Его руки и ноги были прибиты к полу каменными клиньями, прикасаться к которым я не стала бы ни за что на свете. Вынуть клинья было нельзя, зато можно срезать плоть вокруг них, тем самым разомкнув их контакт с телом. Я начала с ладони. Мне пришлось перенести руки за линии пентаграммы, и это ощущалось так, будто я засунула их в мерзлое болото. Постаравшись не думать ни о чём, я орудовала скальпелем, одновременно дёргая ладонь в попытках снять её с клина. Наконец мне это удалось, и я, схватив умирающего за руку, оббежала пентаграмму. Не просто так я доставила несчастному лишние мучения, надо было изменить положение его тела в рисунке. Со второй рукой вышло быстрее, и полумёртвый инстинктивно скрючился, прижимая руки к себе.

Я занялась его ногой, но здесь возникли сложности – кости при соприкосновении с клином словно оплавились, а золото не тот метал, которым можно что-то сделать с костями.

– Что ты здесь делаешь? – это Шон заметил меня.

– Его надо спасти, иначе его жизнь даст силы Той и нам не уйти…

Шон, почти потерявший человеческое обличье, размашисто подошёл, схватил за ногу и изо всех дёрнул её вверх. Раздался треск, но стопа так и не снялась с клина, Шон не сдавался и тянул вверх. В конце концов в его руках оказалась конечность с почти оторванной стопой.

– Надеюсь, Оптимус оценит наши старания, – произнес он, берясь за вторую ногу.

Оптимус! Ну да, вот почему это страшилище показалось мне знакомым. Именно это обличье принял мой брат по отцу, когда мы все вместе отбивались от него.

Оторвав и вторую ногу, Шон вытащил тело из пентаграммы.

– Пати, марш наверх, или мне придется тебя отнести.

– Раскомандовался! – обиженно крикнула я, тем не менее, спеша к лестнице наверх.

Между прочим, как только тело Оптимуса покинуло пентаграмму, монстр-гидра, с которым бился наш отряд, заметно замедлился и потерял координацию. Досматривать, чем кончится бой, я не рискнула, понимая, что надо убираться отсюда, пока в состоянии двигаться.

Я вылезла наверх и ненадолго отключилась, вновь оказавшись на своем лугу. Он был каким-то тусклым, замершим, словно перед грозой. Я села, потому что ноги не держали, как вдруг появилась чужая собака и принялась облизывать лицо. От этого я и очнулась. Пес Седрика в зверином обличье не спускался в подвал и теперь вот пытался мне помочь.

Только я пришла в себя, пытаясь собрать разбегавшиеся от давления чёрного vis мысли, как один за другим из люка вылезли наши мужчины. Последним шёл Шон, тяжело таща на себе Оптимуса. Один оборотень-кот был при смерти, его товарищ безмолвно положил раненого к моим ногам.

– Фрешит не в силах его перекинуть, – прокомментировал усталый Арденте, возясь со своей раной.

А что я могу сделать? Впрочем, один способ есть всегда. Я вновь достала скальпель и тщательно вытерла его. Полоснув по запястью, я выпустила свою кровь в рану и несколько капель в рот умирающему оборотню, а потом отдала приказ силе заживить тело. Вышло не очень хорошо: неконкретный приказ в лечении – напрасная трата сил. Но у меня не было возможности разбираться в повреждениях, я лишь остановила кровь и подпитала мохнатого, чтобы он смог дотянуть до встречи с Ауэ.

Меня подхватил на руки Фрешит, наверное, как наименее пострадавший. Скальпель незаметно перекочевал к Арденте, и он на ходу срезал рваные куски плоти с руки.

– Не боишься оставлять здесь плоть и кровь? – поинтересовался Седрик неимоверно усталым и надтреснутым голосом.

– Я боюсь, что делаю это слишком поздно. Разберусь с собой и займусь тобой. Потерпи.

Первыми до лифта добрались оборотни, вторая ходка была наша. Кое-как протащившись через «столовую», мы спустились на третий этаж и сделали привал. Тяжело раненного оборотня товарищ понес дальше, на улицу к Ауэ. Арденте, как и обещал, занялся Седриком, а Фрешит пристально уставился на Оптимуса.

– Чери, ты, похоже, знаешь его? Кто это? И интересно, нашли в нём то, что искали, или нет.

– Ты это о чём, Фрешит? – спросила я.

– Да вот же, его словно через хлеборезку пропустили, а грудь и живот истыканы, будто его помещали в «железную деву». Кто это, Пати?

– А что? Симпатий не вызывает?

– Никаких, – честно ответил Фрешит.

Арденте закончил с Седриком, и я снова заполучила свой скальпель. Делать нечего…

«Пати, может не надо? Ну его, выживет так выживет, нет так нет».

«Ты не забыл, что Гекатида всё ещё жива и где-то прячется».

– А разве та гидра не она? – от удивления Шон спросил вслух.

– Нет.

– То не было проклятое существо с душой, – настаивал Шон.

– Не спорю. Скорее всего, это её отпрыск.

– Умеешь ты обрадовать, Розочка, – проскрежетал Седрик.

– Тащите его к Ауэ, – скомандовала я его псам, и самый бодрый послушно двинулся к хозяину.

– Эй, мне не нужна водяная дева, – возмутился наш соправитель. – Дай скальпель.

– На, – и не удержалась. – Кровосос.

– От шлюшки слышу, – огрызнулся Седрик, очень не любивший, когда акцентировали внимание на том, что он пьет кровь своих волков-псов.

Тот самый, бодрый оборотень, взял скальпель из рук своего хозяина и полоснул себя по груди, склонившись над ним. Седрик, обняв его за спину, приник к кровавой дорожке. Это было до странности интимно и как-то неправильно… Может, оттого, что оборотень смотрел на Седрика, как мать, кормящая своё обожаемое дитя… Рана быстро закрылась, и перевёртыш порезал себя ещё, на этот раз глубже. Я отвернулась, не желая больше смотреть на это, и наткнулась на полный зависти и боли взгляд Фрешита. Свет и Тень, что же у него в голове на самом деле?

Забрав из ослабевшей руки мохнатого свой скальпель, я, наконец, сделала то, что намеревалась: снова рассекла запястье и отдала свою кровь Оптимусу, одновременно формируя приказ силе: «Не вредить никому из нашей группы».

Вдруг мой брат раскрыл глаза, они были на удивление ясными.

«Сестрица. Умненькая сестрица», – прозвучал в голове его насмешливый и удивленный голос.

«Отчего умненькая?», – опешила я.

Ответа не последовало, а его тело поплыло, и передо мной вместо монстра вновь лежал мужчина средних лет, с чрезмерно яркой мимикой.

– Сестрица, как я рад тебя видеть, – произнес он, словно мы встретились на прогулке в парке. Все замерли, поражённые как тоном, так и смыслом высказывания.

– Сестрица? – переспросил Фрешит.

– По отцу, – мрачно ответил Шон.

– Так о чём ты говорил, Фрешит? – поспешила я сменить тему, не желая отвечать на дальнейшие вопросы. – Искали? В нём? Оптимус, внутри тебя что-то есть?

– Оружие, – вместо него ответил Шон. – Он хранит в себе оружие.

– Его не отняли? – спросила я.

– Нет, – коротко и настороженно ответил Оптимус.

– Хорошо.

– Что ж хорошего? – вмешался Седрик. – Мы его видим впервые и понятия не имеем, что у него на уме. Может, он добровольно в ту пентаграмму лёг.

– О, уважаемый, – Оптимус пришёл в себя и принялся играть, словно актёр на сцене. – Ваше предположение не выдерживает ни малейшей критики. Я лишь скажу, что отправлю в иной мир чёрную тварь, уложившую меня в эту пентаграмму. И пусть все, кто может слышать, услышат мои слова.

На последнем звуке его голоса воздух дрогнул и пошёл рябью.

– Ого… – тихо проронил Фрешит.

Да уж, серьёзная клятва…

– И всё же, Оптимус, – не унималась я. – Изложи кратко, как ты оказался здесь и что пережил.

– О, сестрица, пережил я самое ужасное разочарование в своей жизни и мерзкие пытки, а также был на волосок от гибели, полной и окончательной. Но ты, драгоценная моя, и твой… побратим, вы спасли меня, да. Хоть это было и несколько травмирующе.

– Хм… Я ж говорил, он оценит наши усилия, – мрачно процедил Шон.

– Оптимус, как и почему ты здесь оказался? – настаивала я.

– Я пришёл предотвратить великое зло, но горе мне, горе! Та, которую я почитал как мать, жестоко обманула меня, разбила моё сердце и пожелала отнять бессмертную жизнь.

– Угу… Знаешь ли, Оптимус, ты не предотвратил великое зло. Оно свершилось.

– О нет! Нет! Сестрица, раз ты тут и твои консорты тоже, значит, оно не свершилось.

– На нас напали! Орды трупаков и мохнатых! А затем и умертвия, твари тьмы!

– Нью-Йорк захвачен⁈ – вскричал Оптимус.

– Нет, но…

– Фух! Зачем же ты так пугаешь меня, жестокосердная сестрица?

– Оптимус! Победа далась нам слишком дорогой ценой. Было пришествие ангела!

– О… Вы и это пережили…

– Пережили! Оказавшись в долгах по уши! Здешняя… Хозяйка должна покинуть этот мир! И подконтрольные ей трупаки тоже! За этим мы пришли. Ты будешь помогать нам⁈

Оптимус серьезно глянул на меня.

– Буду. Я ведь только что поклялся убить её. Не вздумайте встать между ней и мною.

– А ты справишься? – поинтересовался Седрик. – Ведь один раз тебя уже скрутили и уложили на алтарь.

– Меня обманули, – вкрадчиво произнес Оптимус, и за тихим тоном угадывалась ярость. – Этого не повторится.

– А какое у тебя оружие?

Оптимус улыбался странной светлой улыбкой глухого, ушедшего в свои мысли.

– Удавка.

Это слово упало как камень, Фрешит впился взглядом в Оптимуса.

– Ты ведь Ласковый Палач. Ты душишь их удавкой, потому что они не достойны смерти от меча.

– Совершенно верно. Никто из них не был достоин другой смерти. Сестрица, – тут он развернулся ко мне. – Я благодарен тебе, – тут он протянул руку и потрепал меня по щёчке, как ребенка. – С меня ещё одна услуга, всё в тех же рамках, – шепотом добавил он.

– Ну, я пошёл… – он поднялся. Его нагота и тщедушность придавали ему гротескный вид, но сейчас никто не обманулся внешностью.

– Эй, уважаемый, подвиги лучше совершать при свидетелях. Казни, впрочем, тоже, – произнес Арденте.

Оптимус на мгновение замер, удивлённо подняв брови, будто такая мысль никогда не приходила ему в голову, а потом с улыбкой пожал плечами.

– Кто со мной – тот герой! – он с веселой улыбкой выбросил вверх руку, салютуя.

Глава 26

Фрешит поёжился – безумцы с оружием у всех вызывают некоторый дискомфорт, к ним надо привыкнуть, как привыкла я, например.

Арденте встал и последовал за Оптимусом, Шон, бросив на меня извиняющийся взгляд, тоже присоединился к компании «героев». Седрик остался, он был ещё слишком слаб, а Фрешит слаб в принципе. Болотник – не воин.

– Вот видишь, не придётся ждать год, – вдруг произнес Оптимус, обернувшись у дверей, и послал мне одну из своих лучезарных улыбок.

Я замерла, судорожно пытаясь понять, о чём это он.

О нет!!! Свет и Тень! Он говорит о Ландышах! Убьёт Гекатиду, и они умрут!

– Что с тобой, Пати? – я услышала голос, но не услышала слов.

– Пати?

– Я вернусь!!! Без меня не уезжайте отсюда! – крикнула я на бегу. Вслед донеслись удивлённые возгласы Седрика и Фрешита.

Я так неслась, что и не заметила, как проскочила шипастую тушу монстра у выхода.

Чуть в стороне Ауэ, сосредоточившись, лечила оборотня, Отамнел держал её за плечи, поддерживая и подпитывая, Тони с обманчиво скучающим видом прятался в тени, – всё это скользнуло мимо моего разума, оставив лишь мысль «С ними всё в порядке». Я бросилась в противоположную от divinitas сторону, бегом вдоль стены. Мне нужно спрятаться от их взглядов, нельзя, чтобы они видели… Тони последовал за мной, но это даже хорошо.

Всё, я за углом.

– УТУ!!! Явись!!! – я вложила в этот призыв всё: и страх, и надежду, и жажду действия, и непоколебимую уверенность в его помощи.

Древний бог возник передо мной, выражая крайнюю степень удивления.

– Уту! – я бросилась к нему, обнимая. – Отнеси меня на ферму к Ландышам!

Он всё так же удивлённо смотрел на меня.

– Пожалуйста! – я и молила, и требовала одновременно.

Вдруг меня ослепило солнце, я склонила голову, стараясь проморгаться, и увидела траву под ногами, а не серый бетон.

– Спасибо! – я звонко чмокнула его в щеку, раз и ещё раз. – Только не уходи! Мне обязательно надо будет вернуться туда…

И я побежала к домику-сторожке.

Ландыши были там, и они ещё были в порядке. Распахнув сумку, я высадила Кению и достала Кисс. Она уже не умирала, но всё равно была слаба.

– Извини, дорогая, но надо поработать, – с этими словами я положила её себе на голову, как это обычно делал Лиан: голова спереди, хвост висит сзади, а лапы по бокам. Практически тут же я услышала всех своих флерсов – они обрадовались моему возвращению. Я прервала их веселье словами:

– Малыши, мне нужна сила. Ландыши в опасности, и нам придется сегодня, сейчас, превращать их обратно во флерсов, иначе они умрут.

Мгновение было потрясённое молчание, а потом слаженное: «Мы летим».

Они не просто прилетели, они и Уту привели. Восемь флерсов образовали круг со мной в центре. Лиан брал от Уту немножко силы, совсем капельку, и перебрасывал самой слабенькой девочке из новых, она чуть вспыхивала, и уже большая капелька шла к следующей, и так далее. Сила росла, как снежный ком, каждый флерс прибавлял, сколько мог, и Лиан, получив уже хороший глоток vis, вспыхивал и отсылал силу мне, тут же запуская новый круг.

Меня накачивали бело-зелёным vis так быстро, как никогда ранее, я не привыкла только получать, не отдавая, и вскоре мне пришлось абстрагироваться от всего и только усваивать подарки.

Сколько так продлилось, сложно сказать, но вдруг накачка прекратилась и в голове прозвучал звенящий от напряжения голос Лиана: «Свершилось».

Ландыши таяли. Эти глупыши хотели умереть и сейчас совершенно не цеплялись за жизнь.

Недавно я поняла: их чёрная vis-система столь неуязвима оттого, что поддерживается воспоминаниями. Ландышей заставили убивать, и они не могут себя простить, ненавидят себя за содеянное. Именно это поддерживает черноту. Никогда они себя не простят. Никогда… если будут помнить, что сделали. Поэтому-то я и интересовалась у Франса, как они меняют память своим жертвам и высасывают воспоминания.

Отворять флерсам кровь не потребовалось, мне было достаточно прикоснуться к рацио-центру. Чёрный vis покидал их, разрушая тела, и тут Кисс послужила проводником силы, замещая потери зелёным vis, удерживая их от окончательной смерти.

Я скользнула в разум флерсов, Франс очень точно описал это – как надеть перчатку: ты и сам двигаешься, и их двигаешь, полное соприкосновение наступает на середине дистанции…

Я тянула. Тянула вязкую реку серых дней, боли, отчаяния, стараясь не присматриваться, что же именно втаскиваю в себя. Не углублялась, не разворачивала картинки, но всё же некоторые заставляли меня вздрагивать и судорожно тянуть дальше, надеясь, что серость последующих дней вытеснит кошмар. Чем дальше, тем становилось тяжелее, будто, не останавливаясь, пьешь грязную воду, и с каждым глотком перед глазами мелькают сцены одна другой страшней, всё гаже и гаже. Но я держалась. Надо испить это до дна.

Становилось хуже, я уже не понимала, где флерсы, а где я…

Мужество изменило мне. Осталось лишь упрямство.

Надо испить до дна.

Страх! Ужас! Не правильно!!! Не правильно!!! Плохо!!! Нет!!!

И вдруг, я словно проломив стену, упала на свой луг. Несколько мгновений я осознавала, что всё же вырвалась из кошмара. Потом подняла глаза – на меня смотрели два милейших флерса с белоснежными волосами и тёмно-зелёными глазами.

– Матушка? Что случилось?

– Вы уснули и очень долго спали. Очень долго.

– И летом спали?

– И летом. Много лет.

– А почему?

– Меня ждали, – брякнула я, ещё не вполне соображая.

Они с радостными криками бросились мне на шею, я обняла их и вспыхнула, сердце словно разорвалось от любви и боли. Флерсы стали маленькими и закружили по лугу, сверкая своими белыми с тёмно-зелёной каймой крыльями.

Я выпала в реальность, и меня оглушил радостный визг и мельтешение крыльев. Мне было худо. Совсем худо. Повалившись набок, я чуть отползла от веселящихся. Меня вытошнило.

Я избавилась от чёрного vis, но не избавилась от полученных воспоминаний. Теперь эта ноша моя. Ну и хорошо, я достаточно сильна, чтобы тащить её.

Ко мне подошёл Уту и помог подняться.

– Мне надо обратно, – тихо произнесла я.

Он обнял меня, принимая весь мой вес. Я грелась в его объятиях, как в ласковом солнце, и немного всплакнула, шмыгая носом. Видать, не всю черноту вывела. Окрепнув и собравшись с силами, я повторила:

– Мне действительно надо обратно. Там Седрик и Фрешит… Надо их… До ума довести, – пробормотала я, и Уту улыбнулся ласково и понимающе.

– Да, надо их до ума довести.

Фамилиары запрыгнули мне на плечи, и солнце снова ослепило меня.

– Хозяйка! – Тони был рад и рассержен одновременно.

– Спасибо, Уту, – и я снова поцеловала его в щёку. Бог Солнца улыбнулся и пропал.

Тони удивлённо и недовольно фыркнул:

– Телепортаций нам и не хватало.

– Я долго отсутствовала?

– Полтора часа, – хмуро ответил оборотень.

– Ой, только не говори мне, что Фрешит успел убить Седрика.

– Нет.

– Тони! – вскричала я.

– Седрик попытался убить Фрешита, но не смог.

– И?

– Сейчас оба в плачевном состоянии, но Седрику всё же хуже.

– Где они?

– Да тут, за углом.

Я бросилась бежать. Встретили меня неласково. Оборотни как Фрешита, так и Седрика отчего-то дружно решили, что виновата во всём я. Арденте смерил меня взглядом:

– И где ж вы были, уважаемая светлая леди? – осведомился он.

– Спасала своих флерсов. Я, знаете ли, за них в ответе! В отличие от этих двух зелёных идиотов – эти как бы в полном разуме и при своей воле.

Арденте впечатлился отповедью, а я развернулась к Оптимусу. Тот уже где-то разжился одеждой и теперь стоял чуть в стороне.

– Ландыши – настоящие крылатые флерсы!

Оптимус в восхищении развел руками.

– И как же тебе это удалось, сестрица?

– Отняла память, – буркнула я.

Оптимус притих и задумался.

– Я погрузила их обоих в сон, – холодно сообщила Ауэ.

И эта считает меня виноватой. Ну что за день! Сказалось пережитое напряжение, длительное утомление и контакт с чёрным vis, кажется, я впала в истерику. Ну, в принципе, если вы вдруг начинаете орать, удивляя саму себя, и при этом не в состоянии остановиться и замолчать, то, наверное, это истерика.

Не помню, что именно я говорила, но общий смысл сводился к двум вопросам: «Нянька ли я двум идиотам?» – и: «Знают ли они, сколько зла мне причинил и один и второй?». А также к заявлениям типа: «Да пусть оба сдохнут, придурки. Мне плевать!»

Постоянное общение с людьми, а именно с моим шеф-поваром Полем, меня испортило. Я привыкла, что истерики никто всерьёз не воспринимает. Не тут-то было.

И оборотни, и divinitas буквально скукоживались с каждой фразой, с каждым выкриком. Когда один из котов принял позу подчинения, а Отамнел полностью загородил собою Ауэ, я смогла остановиться и замолчала, закрыв глаза, пытаясь окончательно вернуть контроль над собой.

– Может, тебе вернуть должок, сестрица? – как ни в чём не бывало, светским тоном поинтересовался Оптимус.

И только я успела в удивлении распахнуть глаза, как Шон произнес:

– Для такого у неё есть я.

Я не знала, на кого таращиться. Они что, с ума посходили?

– Вы чего? У меня просто истерика. От нервов и утомления… – проронила я.

Оптимус пожал плечами: мол, дело твое, но если надумаешь – обращайся.

Шон же ломился по нашей связи…

– Просим простить нашу непочтительность, – за всех заговорил Арденте. – Мы многого не понимали… – он оглянулся на Отамнела, ища у того поддержки.

Тот кивнул:

– Мы осознали свои ошибки. Больше подобного не повторится.

Видать, мозги в тот момент у меня вообще отключились, потому что я чистосердечно поинтересовалась:

– Да? И в чём ваши ошибки? – мне действительно было интересно, потому что я сама абсолютно не понимала, что происходит и почему.

Отамнел от моего вопроса нервно сжал губы, а потом заговорил скороговоркой:

– Мы забыли о том, что вы сильнейшая среди нас, победительница вампиров. Мы не знали, что эти двое вам навредили… Преклоняемся пред вашей добротой и надеемся, что она не оставит вас.

Тут я сама распахнулся связь с Шоном:

«Что их так напугало?»

Он удивился, а потом собрался с мыслями и ответил:

«Ну, после всего тобой сказанного стало понятно, что ты их обоих уже прощала, давала им шанс. Но они им не воспользовались и не оправдали доверия. И ты их обоих сейчас убьешь…»

«Шон… И ты так подумал?»

Он замялся:

«Я уже так не думаю. Я вспомнил, какая ты на самом деле. Просто слова твои были чисты, и никто не посмел усомниться».

Понятно. Я обвела взглядом присутствующих:

– Я не собираюсь убивать Седрика и Фрешита или лишать их воли и свободы. Но их надо сделать настоящими побратимами, иначе от них обоих не будет никакого толку. Если Фрешит убьет Седрика… Такой глава города нам точно не нужен. Кто-то из вас помогал в ритуале насильственного братания? – спросила я, надеясь, что Фрешит всё же не мог провернуть это в одиночку.

– Я, – отозвался Арденте.