Текст книги "Разбитые иллюзии (СИ)"

Автор книги: Любовь Пушкарёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

У меня вышел долгий разговор с внезапно приобретённым братом. Как я и думала, напал он на меня не просто так. Даже хаотику нужны очень веские основания для нападения на не сделавшего ему ничего дурного кровного родственника. Оптимус поклялся обезвредить Ландышей, поклялся, что они никого больше не убьют, и пытался сдержать эту клятву. В результате переговоров я выторговала себе год: если к следующей осени Ландыши не будут полноценными флерсами, Оптимус их казнит. Если за этот год их выкрадут и заставят убить кого-то, то кровь падет на меня. Так что у меня имелись все резоны поторопиться.

Мой брат-хаотик так и не признался, кто изувечил флерсов, и я настолько разозлилась на него, что была готова пытать. Но вмешался Шон. Он спросил, не Оптимус ли их создал. Тот опешил, а потом принялся шумно возмущаться. В конце концов, из него выдавили признание, что это не он. «Твоя мать?» – как ни в чём не бывало, поинтересовался Шон. На этот раз Оптимус промолчал, и это было красноречивее всяких слов. Я не стала предупреждать, что собираюсь осиротить братца при случае, разговор просто свернул на другую тему.

Винье. Его заперли в подземелье в развалинах замка, среди камней и железа, но у него достаточно сырой земли, света и воздуха, чтобы жить. Жить телесно. Разум не выдерживает такого отсутствия vis и уходит, иногда навсегда. «Он безумен, как боггарт в заброшенном доме», – сказал Оптимус.

Лучше бы Винье был полон сил и ума, тогда я бы убивала врага, того, кто убил мою мать и второго отца. Но нет, меня ждет безумная развалина…

Срок заточения Винье истекал через три года, если Оптимус не ошибся в подсчетах. Ну что ж… время ещё есть… наверное.

Собрав с брата все полагающиеся клятвы, – не вредить, не искать, не нанимать, не сообщать и так далее, и тому подобное, – мы, наконец, его отвязали от батареи.

Я и Тони с железной цепью в руках проводили Оптимуса до ворот фермы.

– Мне действительно очень жаль, сестричка, что всё так вышло, – вдруг совершенно серьёзно, не кривляясь, произнёс брат. – Знай, я не держу на тебя зла за эти сутки в цепях. Более того: если тебе понадобится моя помощь – обращайся. Я хотел бы загладить свою вину. Но я действую только в рамках полномочий Конклава, – строго уточнил он. – Впрочем, не думаю, что тебе потребуется убрать кого-то, кто свято блюдёт Скрытность и Конвенцию.

Оптимус заговорщицки мне подмигнул, а я попыталась закрыть рот и поверить в то, что я не ослышалась.

– Но, сестрица, через год пусть рядом с тобой будут крылатые флерсы-близнецы, – предупреждающе произнес он, и я лишь молча кивнула.

Мгновенно потеряв серьезность, он послал нам воздушный поцелуй и лёгкой подтанцовывающей походкой пошёл прочь.

– Думаешь, свалит? – настороженно поинтересовался Тони.

– Угу. На год. До следующей осени.

Словно услышав меня, а может, и услышав, Оптимус поднял руку и не оборачиваясь помахал. Тони лишь зло фыркнул.

Вернувшись в дом, мы застали Венди, с остервенением, иначе и не скажешь, выметавшую комнату. Шторы, салфетки, наволочки с диванных подушек уже были сорваны и отправлены в стирку.

– Я схожу за зелёными и Ландышами, – правильно оценил обстановку Тони и тихо смылся. Я тоже, взяв Кению в охапку, предоставила Венди и Ники самим вычищать дом после присутствия чужака.

Через час мрачная и суетливая Дризл вовсю хозяйничала на кухне и в доме. Все давно привыкли к её дурному нраву и вечному бурчанию – она полностью соответствовала своему имени – и не обращали внимания на её плохое настроение, как коренные англичане не обращают внимания на морось.

Оук ладил изгородь, Ландыши спрятались в оранжерее, флерсы носились по полям или крутились вокруг Венди. Стивенсон обходил дозором территорию, а Тони затащил Ники в заросли рододендронов. Всё как всегда. И это прекрасно.

Жаль, это суетливое счастье ненадолго…

Глава 7

Вечером, после вкуснейшего ужина – Дризл готовила так, что я уволила бы Поля, если б она могла жить в городе – мы все собрались за обеденным столом, за исключением флерсов. Осенью малыши рано ложатся спать, а с наступлением холодов они вообще могут впасть в спячку.

Видя, что я собралась говорить о чём-то серьезном, Дризл шикнула на Оука, выгнав того из-за стола, и сама скрылась в кухне. Стивенсон, заметив, что я их не останавливаю, тоже поднялся и, пробурчав что-то об охране, вышел на свежий воздух.

– Мне уйти? – с детской непосредственностью поинтересовалась Ники.

– Нет. Разговор будет касаться всех оставшихся.

Я рассказала своей семье об Аукционе и о том, кого нам предстоит выкупить, если Джерад не ошибся и детей выставят на продажу. Я хотела, чтоб мы поехали туда все вместе и страховали друг друга, действовали заодно, но так, чтобы враги не заметили согласованности. Никто не должен узнать, что мы увезём купленных лебедей в Нью-Йорк.

Я хотела, чтобы Венди выдала себя за меня и поехала в паре с Фрешитом, Шон – в паре с Эльвисой, а я – с Тони. Ники тоже поедет с нами, но на аукционе присутствовать не будет, её задача – управляться с покупками в дороге. Если там будут флерсы, я не позволю каким-то сомнительным личностям их приобрести. Только весенние divinitas или зелёные пары могут ими владеть. А кроме флерсов, могут быть ещё перевёртыши, ну и сами дети-лебеди. Но за лебедями будем присматривать лично я и Шон.

Венди польстило моё предложение и оказанное доверие, Шон покривился: не хотелось ему подвергать дочь такому риску, но промолчал. И правильно, возражать – значит обидеть её, а присматривать за ней и охранять по мере сил он всё равно будет. Ники согласилась слегка растерянно. Она ещё слабо верила в свои силы и самостоятельность. Ну да мы её надолго одну и не оставим.

А вот кандидатуру Эльвисы как своей возможной напарницы Шон безапелляционно отверг, чем немало меня удивил. Причем какого-либо логичного объяснения не дал и связь нашу закрыл. Мне это совсем не понравилось, но выяснение отношений я отложила на потом.

Наш разговор оказался похожим на совещание штаба перед военной операцией. Я прямо гордилась собой. И откуда только у меня взялась такая деловая хватка? Каждому раздала роли и задачи до поездки, во время и после… Очередь дошла до Шона, и когда он заявил, что вместо Эльвисы с ним поедет Бромиас, перед моим мысленным взором сразу всплыло лицо «старшего грязули», беженца из Майями.

Я вспомнила, что этот хлыщ поначалу пиратствовал, воруя крохи поклонения у стремительно слабеющих богов, а потом стал божком-талисманом племени кочевников, по совместительству разбойников, которым и оставался не одну сотню лет.

Откуда я знаю, кто такой Бромиас?

А откуда я знаю про хаотиков?

Я, наверное, застыла с остекленевшим взглядом, чем напугала своих близких. Шон тут же открыл связь:

«Пати! Пати! Что с тобой?»

«Откуда я столько знаю?»

«От меня», – удивился он.

Уловив бурю эмоций по поводу этого «от меня», Шон тут же принялся пояснять:

«Ты же нас связала. Себя и меня. Крепче и глубже, чем мать дитя. Поскольку я старший, то знаниями наполняешься ты, но я тоже иногда что-то получаю».

«Что?» – испугалась я. Мало того, что я незаметно для себя наполняюсь информацией от кого-то другого, так я и отдаю.

«Пати, – Шон уловил мой страх и агрессию, – я знаю, как ты боишься потерять самостоятельность и контроль над своей жизнью, но мне-то ты можешь доверять. Ведь я весь твой: и мыслью, и словом, и делом».

Усовестил он меня, но извинений даже в мыслях принимать не стал. Уловив моё раскаяние, он тут же вернулся к делу:

«Я знаю о Косте. О том, кем он был для тебя…»

«Даже я не понимаю, кем он был для меня».

«Отцом», – тут же ответил Шон.

«Третьим?» – скептически переспросила я.

«Наставником, если тебе так больше нравится. Но я не разделяю эти понятия. А ещё я понимаю, что значит для тебя Вик, – поспешил добавить он, – и как вести ресторанный бизнес», – в последней фразе я уловила улыбку.

«А то, что я сейчас… руковожу – это тоже пришло от тебя?»

Шон улыбнулся и в мыслях, и в реальности.

«Пати, решения принимаешь ты и только ты. Просто сейчас у тебя больше информации для этих решений. Только и всего. Хотя, если ты не всегда знаешь, где моя память, а где твоя, надо научиться чётко различать. У меня с этим проблем нет: уж слишком чуждо то, что приходит от тебя».

«А у меня есть», – буркнула я.

«С практикой всё образуется».

Придя в себя, я согласилась на замену Эльвисы Бромиасом и вскоре завершила наш разговор. Все расходились из-за стола с разными чувствами и мыслями. Тони, как всегда, был спокоен и готов ко всему, Венди находилась в приподнятом настроении и готовилась доказать, что она взрослая и может быть полезной. Ники сомневалась, предстоящее её скорее угнетало, она искала опору в Тони, как всегда. Шон погрузился в обдумывание частностей предстоящей операции.

А я почувствовала необходимость поговорить с Ландышами. Они прятались от меня весь день, но не ложились спать так рано, как флерсы, поэтому я решила, что вполне могу застать их в оранжерее бодрствующими.

Так и вышло. Они нашлись на куче опилок для мульчирования, неплохое ложе они себе там устроили. Увидев меня, близнецы инстинктивно дёрнулись, будто хотели удрать. Но скрыться было некуда, и они сели рядышком, повесив головы и кутаясь в огромные шарфы-шали.

Меня обидело такое их поведение. Я не сделала им ничего по-настоящему плохого и никогда не была жестока с ними.

– Почему вы избегаете меня? Разве я давала повод бояться себя? – немного раздражённо спросила я.

Мальчик вскинул голову и удивленно глянул на меня.

– Нет, вы не давали повода себя бояться, – ответил он.

Очень информативно.

– Почему вы меня избегаете? – повторила я.

Они поёжились и переглянулись.

– Ваша доброта к нам чрезмерна и почти нестерпима, – тихо промолвил беловолосый.

Я застыла, пытаясь осмыслить эту фразу. Не вышло.

– Почему?

– Мы угроза для вас! Для всех вас! – в отчаянии вскричал мальчик. – Приходил Ласковый Палач… За нами ведь приходил… – тихо прошептал он.

– Ласковый Палач? Оптимус Прайм? Откуда вы его знаете?

Близнецы лишь ещё больше съёжились, втянув головы в плечи.

– Значит, правда, что это его мать вас изуродовала…

Они дёрнулись, будто я их ударила, и задышали часто-часто.

– Всё-всё! – я испугалась такой реакции на свои слова. – Молчу.

Подождав, пока они чуть успокоятся, я продолжила.

– Я смогла договориться с Оптимусом об отсрочке на год. До следующей осени я должна сделать из вас настоящих флерсов.

– Это невозможно, – подала голос девочка. – Это необратимо.

– Необратима только смерть, и то не всегда, – ответила я.

– А убитых нами вы тоже вернёте? – горько кривясь, спросил мальчик.

– Нет. Не верну. Их смерть пала на головы тех, кто отдал вам приказ.

– Без приказа! Мы убили без приказа!!! – завопил беловолосый.

– Угу, – согласилась я. – От опустошённости не соображая, что делаете.

Они лишь сокрушённо покачали головами, мол, со мной бесполезно говорить.

– Отсрочка, – напомнила девочка, – значит, по истечении года он вернется и убьет нас?

– По истечении года он вернется, чтобы засвидетельствовать, что вы вновь стали флерсами, – отчеканила я. – А сейчас я требую от вас полного повиновения мне и моим вассалам, требую беречь свои жизни и всячески сопротивляться попыткам украсть вас или убить. Клянитесь! – грозно закончила я.

Притихшие близнецы поклялись.

– Я действительно знаю, что надо делать, – мягко сказала я. – Осталось уточнить, как.

Ландыши впервые посмотрели на меня нормально, с робкой заинтересованностью. До этого лишь удостаивали взглядами типа «малахольная» и «блаженная дурочка».

Оставив бескрылых, я пошла прогуляться по полям. Сказав, что знаю путь решения проблемы, я не соврала. Пусть не сразу, но я поняла: пока Ландыши не потеряют память, с ними невозможно ничего сделать. Тёмная тварь, изувечившая их, создала гениальную конструкцию: поселив в них черноту, она закрепила её убийствами. Она заставила их быть чёрными, вываляла во тьме, в грязи, погасив память о свете и добре.

Память – вот ключ ко всему.

А из всех знакомых мне нелюдей именно вампы лучше всех работали с памятью: извлекали необходимое, искажали воспоминания, подменяли их. Ведь мне не просто надо лишить близнецов памяти, нужно подменить её. Прочно и чётко. Это помимо того, что нужно уничтожить их vis-систему, не убив при этом, и создать новую. В общем, то, что мне предстояло совершить, очень напоминало операцию по пересадке сердца, совмещённую с сеансом гипноза. Поэтому-то я и не спешила браться за неё: очень сложно, и в случае ошибки второго шанса не будет.

Я сидела и смотрела в густую синеву небес, ожидая появления звёзд, когда меня нашёл Шон.

– Ты не поедешь кормиться? – поинтересовался он.

– Нет.

– Но тебе нужно, – несколько растерянно ответил он.

Я кивнула, мол, нужно, но…

– Не хочу ещё раз встречаться с тем человеком, это может ему навредить. А абы кого не хочу, – ответила я.

Шон кивнул своим мыслям.

– Значит, я наполню тебя сейчас и потом, когда вернусь.

Я не стала спорить. Завернувшись в его объятия, впитывала силу дразнящего жара. Шон изредка целовал-покусывал мою шею, и я словно видела его призрачные клыки, впрыскивающие ярко-красные капли vis, разбегающиеся по телу приятным жидким огнём.

Утром мы впятером выехали в Нью-Йорк. Венди до последнего не могла расстаться с флерсами, как заботливая мать – напоминала и напоминала, что где брать и как себя вести. Шон, не выдержав, сгреб её в охапку и отнес в машину. Во время долгой дороги мы ещё раз обсудили свои роли на Аукционе. Вернувшись в город, я тут же связалась с Фрешитом и рассказала о нашем плане. Болотник, немного подумав, без возражений согласился.

Времени на подготовку осталось совсем мало, по сути одни сутки. В четверг вечером мы выедем и в пятницу днём уже будем на месте. Полдня на то, чтобы осмотреться и подготовиться, а потом решающий бой, то есть собственно Аукцион.

И почему у меня не возникает сомнений, что это будет именно бой?

Все эти сутки Лиан и Пижма с одной стороны и Шон с другой накачивали меня силой. Я с трудом успевала упаковывать vis в резерв, устала страшно и ничего не соображала от напряжения. Когда мы выехали, я радовалась возможности просто поспать, без всяких vis-конвертаций.

Тони вёз меня в огромном «ренджровере». Фрешит и Венди поехали в «мерседесе» болотника. Шофёром у них была Джес: волчица, влюблённая во Фрешита и по-собачьи преданная ему. Шон и Бромиас ехали, как короли, в моем «роллс-ройсе» с переставленными номерами. Вообще-то, в отличие от зелёных пар, где бело-зелёный отлично уживается с чёрно-зелёным, смешанных красных пар практически нет: тому, кто питается радостью, не по пути с тем, кто живет печалью. Но и Шон, и Бромиас максимально нивелировали, скрывали главную силу и выглядели сейчас просто красными, как Арденте или Эльвиса.

Ники ехала отдельно в пассажирском микроавтобусе, выделенном Седриком, и в сопровождении охраны – спокойных, недоминантных волков из стаи нашего соправителя. В последний момент Седрик одумался и решил дистанционно поучаствовать, чтобы минимизировать вред, как он выразился. Ни я, ни Фрешит не возразили против такой инициативы.

Мы не ехали кортежем, но периодически появлялись в поле зрения друг друга, а оборотни ещё и постоянно перезванивались по мобильной связи. Спокойная, свободная дорога и удовольствие Тони от вождения такой махины расслабляли и усыпляли. Кения привычно дрых в сумке у меня на коленях – и я, задремав, тоже благополучно проспала всю дорогу.

Городок, где проходил Аукцион, оказался небольшим, сумрачным и пропахшим мертвечиной. Слишком большая община кровососов на слишком маленьких угодьях. Люди – словно тени: с серыми лицами, ушедшие в себя. Распятия на дверях домов и мрачная, без изысков, церковь кальвинистов в центре города, как цитадель и убежище. Увы, обманчивое и бесполезное. Достаточно было посмотреть в vis-диапазоне, чтобы увидеть отсутствие радужной дымки силы Единого. Не удивлюсь, если даже не старые вампы в состоянии войти в эту мнимую святыню.

– Так и ожидаешь увидеть толпу полуразложившихся трупаков, – хмыкнул Тони, – Чувствую себя статистом трэшевого фильма ужасов.

– Нет-нет, Тони, у тебя одна из главных ролей, – похлопала я его по плечу. – Тебе выносить меня на своем плече на рассвете и смотреть, как догорает этот филиал ада.

Моя шутка подняла настроение нам обоим.

– Без заварушки не обойдется? Да, хозяйка?

– Очень хотелось бы всё провернуть тихо, – серьезно ответила я, – но филейной частью чую, что не выйдет.

Тони опять хмыкнул и остался всё так же спокоен. Похоже, больше всего я в нём люблю это спокойствие, означающее постоянную готовность ко всему.

Покружив по городу и найдя здание заброшенного кинотеатра, в котором, собственно, и проводятся торги, мы увидели хмурых, болезненных, но оттого не менее опасных ренфилдов на страже.

– Мертвячий корм, – зло бросил Тони.

– Только люди, – пробормотала я себе под нос, осматривая vis-зрением охрану, вполне сносно маскирующуюся под праздношатающихся.

– Не думаю, что у них только люди, – ответил Тони, – Я слышал, везде, где есть сильное гнездо трупаков, оборотни становятся их кормом и рабами.

– Седрик тоже пил вашу кровь, – обронила я.

Мы направились за город к месту встречи с Ники.

– Ха! Сравнила, хозяйка. Отдать лорду кровь всегда было большой честью, только сильные удостаивались её.

– А слабых он трахал, – не удержалась от подколки я, но Тони ответил серьёзно.

– Может, кто-то с ним и трахался, но только не слабый. Лорд Седрик настоящий волк, и слабаки его раздражают. Слабаков у нас не было… Я не преступал грани и не хотел знать, кто преступает, – тихо закончил он.

– А соблазн был велик? – не унималась я. Бывают у меня такие опасные приступы острого любопытства.

– Велик, Пати, велик. Оттого и пошёл к тебе с радостью, ты ж помнишь.

– Но я уделяю тебе мало внимания, – с запоздалым раскаянием заметила я.

Тони рассмеялся особым мужским смешком.

– И это хорошо. Главное, чтобы Ники мне его уделяла.

– Интересно, а подтравливал Седрик вас красной силой? – спросила я скорее саму себя.

– Нет. Он никогда не пах так, как ты или Чери. Мы просто преклонялись перед ним, его силой, мощью и властью. Он был для нас всем. Я б даже сказал – слишком многим. Персональное божество.

Мне вдруг вспомнился раненый Руман, вымаливающий прощение у Седрика, хоть ни в чём не был виноват.

– Это гадко, – вырвалось у меня.

Тони ухмыльнулся.

– Хочешь сказать, что для Чери и твоих крылатиков ты не божество? Они ради тебя что угодно сделают.

– Седрик забывает об ответственности. Я надеюсь, что никогда о ней не забуду.

Тони глянул на меня, но промолчал.

До места встречи мы добрались, погружённые в свои мысли. Я думала о предстоящем испытании, а Тони… кто ж знает, что у волкодава на уме?

Ники сразу повеселела, как нас завидела, Тони при встрече придирчиво её обнюхал и остался доволен. Только после этого он вполне благосклонно кивнул волкам-охранникам, скромно стоявшим в сторонке.

Мне нужно было углубиться в лес, найти полянку, где меня никто бы не потревожил. Волки, Ники и Тони сопровождали меня на расстоянии, охраняя.

Наконец, найдя подходящее место, я пристроилась под старым ясенем, а мои провожающие заняли в отдалении посты, окружив меня.

Дело в том, что мы с Кенией, носившим Убийцу Богов, были неразлучны. Стилет не мог находиться вдали от меня, а значит, и Кения тоже. Фамилиар всегда неотступно следовал за мной, пока я не догадалась носить его в сумке. Счастье ещё, что Кения, как и Кисс, очень лёгкий, несмотря на размеры настоящего сервала.

Я не хотела брать с собою кота на Аукцион. Сумки досматриваются и незаметно его пронести я не смогу, а значит, выдам своим врагам яркую примету: белый универсал с чёрным фамилиаром. Кроме того, если всё пойдёт совсем плохо, мне может понадобиться Убийца Богов.

Глава 8

В общем, я решила забрать стилет у Кении. Временно. На один вечер. Я не боялась, что не смогу вернуть артефакт обратно в фамилиара. Нет, я боялась снова почувствовать стилет в себе. Боялась не совладать с ним. Глупый страх, если вдуматься.

Но чтобы решиться на вполне простое действие, мне нужно было внутренне настроиться и собраться. Что я и сделала, удобно устроившись под деревом. В свое время, лет тридцать назад, я потратила несколько месяцев, изучая йогу и разные виды медитации, найдя в этих человеческих заморочках немало полезного и для divinitas. И сейчас я укрепляла свою волю и уверенность в себе: в своей личности и своей силе.

Минул час с небольшим, когда я почувствовала, что готова к встрече с тем, что завладело мной и чуть не убило.

Кения, насмешливо жмурясь, подставил грудь под поглаживания, и стилет вынырнул из всегда прохладной шелковистой шёрстки, как из ножен. Я пристально посмотрела на концентрированную тьму у меня в руке. Артефакт затаился, прикидываясь спящим, но мы оба знали, что это притворство. Когда я аккуратно ввела его в руку, как вводят иглу в вену, он проснулся и сам впрыгнул на уже знакомое место, скрывшись из вида. Руку тут же сковало холодом, словно окунуло в полынью. Убийца Богов сменил тактику: не имея возможности повлиять на моё сознание напрямую, решил ослабить меня пыткой.

Но я не собиралась сдаваться. Вспомнив о жарящем Солнце, раскалённом и равнодушном, я быстро согрелась сама и согрела руку.

«А твое Солнце недоброе», – хихикая, заметил стилет.

«Для тебя – да», – отрезала я.

«Дашь мне крови-жизни? Дай! Как мне надоели эти мыши, птички! Дай мне настоящей крови-жизни!»

«Заткнись и сиди тихо. Иначе я пожертвую фамилиаром, и ты окажешься просто в ловушке. В мёртвом чехле. Понял?»

Слишком разумный артефакт вгляделся в меня, в мои мысли – и понял, что я действительно способна выполнить угрозу, если он не оставит попыток управлять мной. Стилет как будто вздохнул, транслируя вынужденную покорность и слабо прикрытую злую досаду вкупе с готовностью действовать, как только почует мою слабину.

Придя в себя и окончательно восстановив контроль над ситуацией, я осмотрелась. Кения сидел какой-то дезориентированный, словно пьяный, и я, взяв его на руки, окликая свою охрану, пошла прочь с полянки.

Нагнав меня, Тони принюхался, но промолчал.

– Сильно изменился запах? – спросила я.

– Ну… Всё то же, только нотка гнили и увядания.

– Хреново, да? – невесело пошутила я.

– Ты же запихнёшь эту штуку обратно в кота? – с тревогой спросил он.

– Запихну, – отрезала я.

– Это хорошо, – пробормотал под нос оборотень.

Кения пришёл в себя настолько, что попытался провести любимый фокус всех кошек – «вылизывание и закусывание», и, конечно же, избрал для этого руку со стилетом.

– Потерпи, ушастик, – с трудом отдирая его от себя, уговаривала я, – лишь несколько часов, и ты получишь его обратно. С тобой ведь ничего не произойдёт? Правда?

Кения не отвечал мне словами, лишь эмоциями, я ясно слышала-понимала, что ничего с ним не произойдёт, просто ему тяжко вдруг лишиться привычной части себя.

Потратив малую часть vis-резерва, я изменила своё лицо, сделав нос больше и с горбинкой, а брови прямыми и вразлет. Хищная стерва – прокомментировал изменения Тони.

Мы потеряли много времени в лесу: сумерки сгустились, пасмурный день сменился вечером. Я отдала Кению Ники, тот устроился у неё на шее, словно горжетка, а Тони ещё раз проинструктировал волков и подружку. Всё. Приготовления завершены. Мы возвращаемся в город. На Аукцион.

Мы приехали как раз вовремя: не самыми первыми, но и не из последних – и как раз успели занять удобное парковочное место. Никогда это здание в бытность свою кинотеатром не видало столько дорогих машин и столь разношёрстной публики. Чтобы успокоиться и настроиться, я ещё раз пересчитала банковские слитки золота в рюкзачке Тони. Двадцать штук по десять унций – это тысяч двести или около того. Остальное на мне, в алмазах: в маленьком мешочке один камешек на четыреста тысяч, в большом несколько на триста. Надеюсь, что мы потратим не всё. У меня в голове не укладывается, что за вечер можно спустить почти миллион.

Хотя я, наверное, неправильно подхожу к Аукциону: не спустить, а выкупить несчастных детей и флерсов. Но от многолетней привычки к бережливости и накопительству просто так не отмахнёшься, тем более, что ещё лет тридцать назад сумма в девятьсот тысяч была сказочно огромной, а уж столетием раньше – вообще трудно представимой. Деньги дешевеют, в последние годы просто обесцениваются, так что нелюди совершенно правы в том, что игнорируют бумажки и используют для расчетов привычные ценности.

Мы вышли из авто и направились к главному входу. Вместо билетёров нас встречал старый и сильный трупак, похоже, с развитым vis-нюхом. Поскольку я оплелась щитами, а они скрывают уровень и, соответственно, гасят vis-запах, то не опасалась, что привратник узнает обо мне лишнее. Так и вышло: окинув нас цепким взглядом и демонстративно втянув воздух, он с презрительной миной кивнул, дозволяя проход.

В холле было мрачно и многолюдно, если так можно сказать о сборище divinitas. Хозяева постарались придать запустению бывшего кинотеатра намеренную готичность, и у них вышло довольно неплохо. Жаль только, я не смогла это оценить в полной мере. После посещения вампирского логовища в Бронксе вся эта нео-готика вызывает у меня глухую неприязнь.

Мы с Тони – новенькие, да ещё и незнакомцы – сразу привлекли всеобщее внимание. Выяснилось, что оказаться объектом пары десятков vis-взглядов крайне неприятно, чувствуешь, что защита расползается под таким напором. Однако я была достаточно в себе уверена и спокойна, чтобы любопытные не увидели лишнего. К моему облегчению, Тони никого не заинтересовал: либо в нём не распознали собаку, либо не сочли пса-оборотня достойным внимания.

Присмотревшись, я поняла, что покупатели по большей части группируются по цветам. Белые отдельно, чёрные отдельно, и те и другие, в свою очередь, разбивались на зелёных и красных. Похоже, эта дележка происходила неосознанно, потому что меня просто потянуло к светлым, но я вовремя опомнилась, и мы независимо пристроились с краю переговаривавшихся между собой болотников, не спеша заводить знакомства и вступать в беседы.

Фрешит с Венди были уже здесь. Венди держалась молодцом, то есть в рамках роли, мило беседуя с каким-то весенним. Фрешит, как старожил, курсировал между группками, останавливаясь побеседовать то с одним, то с другим. Среди его знакомцев были только зелёные, зато всех оттенков.

Бромиас и Шон пришли одними из последних, причём появление Бромиаса вызвало странное оживление среди грязнуль. Похоже, не так уж прост наш беженец-тихоня.

Самыми последними прибыли вампы – семь мерзких, сильных и опасных чудовищ, не одну сотню лет оскверняющих этот мир. Что характерно, среди divinitas тут же тёмным облаком повисла напряжённость. Слишком мало было тех, кто мог хоть что-то противопоставить этим живым трупам. Пожелай вампы проявить агрессию, большинство оказались бы безоговорочными жертвами.

Всего нас, возможных покупателей и их сопровождающих, было примерно сорок. Не большая компания, но и не маленькая. Ровно в одиннадцать вамп-привратник закрыл входные двери, а другой открыл вход в зал. Какая торжественность…

Зал был небольшим, но не настолько, чтобы мы чувствовали себя запертыми в маленькой комнате. А мы были заперты: в дверях стояли по четыре, а то и по шесть вампов охраны, причем не слабых вампов, старых. Похоже, эта община трупаков давно не плодила птенцов, что по-своему отрадно. Зрительские кресла отсутствовали, вместо них на комфортном расстоянии друг от друга стояли стулья в стиле ампир, причём я затруднялась определить, новодел это или антиквариат.

Все стали рассаживаться, сдвигая стулья, как им удобнее, или, наоборот, отодвигаясь – и тут мы снова оказались поделены на неравные сектора. Причем Бромиас с Шоном вызвали перешёптывание, усевшись с двумя розовыми, а не с более многочисленными грязнулями.

Перед нами находились: занавес, отделяющий какую-то часть зала, небольшая сцена и, естественно, трибуна распорядителя аукциона, на которую взобрался очередной вамп. Люди наверняка видели его красивым до невозможности, он немного походил на нашего Франса: та же лепка черт, только ещё более утончённая, голубые, почти синие глаза и водопад слегка вьющихся светло-золотых волос почти до пояса. При всём этом женственным этого трупака никто бы не назвал. Он привык приказывать, а это незримо ложится на чело, как венец.

– Рад приветствовать дорогих гостей, – сообщил распорядитель, и я поняла, что наш Франс, несмотря на последнее столетие, просто мальчишка-наперсник, брошенный без присмотра.

– Опасная штучка, – пробурчал рядом Тони.

– Да уж.

– Сегодня мы рады вам представить, – тем временем продолжил вамп, – такие лоты…

И с одного конца сцены начали выносить на подушечках амулеты и артефакты, распорядитель называл их и давал справку в несколько слов. Затем вереницей пошли живые лоты в цепях, как и положено рабам. Три флерсы: две в ужасном состоянии, одна ещё бодрая; пять волчат: мальчиков от четырнадцати до шестнадцати. Селки, причем продавали ребенка лет восьми, а его мать, с потерянным и затравленным взглядом, считалась свободной. Две чернокожие девочки-сестрички гиены лет десяти…

– Да тут все дети, – процедил Тони. Я почувствовала, как его охватывает ненависть, и сжала ему руку, напоминая, чтоб не заводился.

Тигр, индус, наверное, – парнишка лет семнадцати, пытающийся сохранить своё достоинство… Рысь – запуганная до полного отупения девочка одиннадцати-двенадцати лет…

– И наконец, господа, главный лот: два инициированных лебедя – проклятых охотника.

С неким облегчением я заметила, что не одна я такая тёмная и не все из присутствующих поняли, почему два несчастных мальчика оказались главным лотом… а вамп объяснять не спешил.

Первыми пошли амулеты и артефакты. Только один какой-то меч кого-то там вызвал оживлённые торги между двумя грязнулями, остальное распродалось быстро. Следующими пошли флерсы, первой выставили бодренькую и запросили десять унций. Две зелёных пары дёрнулись, кто-то из них не сдержал досадного возгласа. Цена немаленькая.

Вамп уже два раза спросил «Господа?», Фрешит что-то прошептал, и Венди вскинула руку.

– Десять унций раз, – указав на неё, произнес распорядитель.

И тут руку вскинул вамп… Светлые буквально подпрыгнули на своих местах, но все промолчали. Все. Своя шкура дороже.

– Двенадцать.

Я почувствовала страх и волнение Венди, оно пришло отголоском через Шона. Я услышала, что он её успокаивает… Венди снова подняла руку:

– Четырнадцать.

Вамп тут же лениво махнул.

– Шестнадцать.

Венди снова вытянула руку

– Восемнадцать.